***
Его дернуло во сне, что чуть не упал с кушетки. Чуток оклемавшись, Антон поставил на пол еще слегка трясущиеся стопы. Ему было гораздо лучше, и голова не пухла от яркого света и громких звуков, лоб уже не был настолько горяч. Мальчик смог наконец рассмотреть кабинет, в который приволок его Позов в прямом смысле на своей спине из квартиры убийцы. За окном так сильно стемнело, что были видны лишь силуэты мебели: рабочий стол, отвернутый к окну офисный стул на колесиках, лабораторные шкафы. Неужели он настолько долго проспал, что за окном день сменился ночью? Дорожку света оставляла лишь щелочка внизу двери. В коридоре за дверью кто-то топал, бежал, разговаривал, кричал. А когда Шастун подошел и дернул за ручку, то тут же все замолкло, будто парень в момент утерял слух. Дверь распахнулась и пригласила мальчика войти в больничный яркий коридор. Этот бескрайне длинный коридор вел глубоко вперед, уводя все дальше в сон. Антон по нему шел, оглядываясь на прохожих. Они пугали своими расплывчатыми силуэтами, они оставляли плавные полоски, как ленты, после себя. Их лица были размазаны. Вместо глаз — темные пятна и черные следы-дорожки от слез. Не поймешь их пола, не узнаешь их имен, не услышишь от них ни слова. Антон шел среди кошмара, пока в его глазах не заблестела алая надпись «Реанимация». Она как кровь окутала парня своим светом, указывая на палату впереди. Там собралось куча народа. Все они тени, все силуэты, не одного четкого лица, ни единой эмоции, только черные слезы по щекам. Антон протиснулся сквозь народ, стоящей у двери и выжидающих что-то. Парень толкнул с опаской дверь и та открыла вид на сосредоточенных врачей. Лица их были скрыты голубыми хирургическими масками, руки плотно обволокли белые перчатки. Будто хирургический блок, а сверху яркая лампа, ослепляющая неприглашенного парня, а посреди стоял холодный железный стол — на нем накрытый белой тканью труп. Шастун прошел глубже. Кажись, никто не видел мальчика, он был будто прозрачен, невидимым. Рукой Антон вцепился за край простыни и резко сдернул. После чего закричал и взмолился. На столе лежал Арсений. Бледен как первый выпавший снег, холоднее айсберга в океане, спокоен как роза, накрытая колбой. На крик обернулись все: врачи, толпа. Они замерли и уставились лишь на одного мальчика своими раскаляканными глазами. Будто клубок чернил нить тянулась по лицам, обвивая по цепочке следующего. — Нет, — крикнул трупу в лицо Шастун. — Я не успел сказать тебе! — зарыдал парень, хватаясь за собственные пряди. — Ты не можешь умереть… — Мертв не я, а ты, — зашевелил губами Попов. Он резко распахнул прозрачные помутневшие глаза и сел так ровно, будто к телу были приделаны веревочки, как к марионетке, а где-то сверху сидел кукловод. — Это ты мертв. Ты мертв, а не я, Антон, — вновь заговорил ужасающим голосом труп. — Ты уйдешь. Через два месяца. Засекай, малыш. Зачеркивай дни, считай часы, готовься к встрече с… — губы резко перестали шевелиться и замерли в прежнем виде. Он остался как статуя, смотрящая не в глаза своему мальчику, а вглубь — в душу. — Ты кровью истечешь, — сказал кто-то сбоку. Антон дернулся, разыскивая того, кто это произнес. Он оббежал стол с сидящим застывшим трупом, боясь того, кто вдруг заговорил за его спиной. Он увидел сразу несколько размыленных силуэтов, но все они молчали. — В собственной крови будешь лежать, — крикнули уже с противоположной стороны. Шастун вновь подорвался с места и оббежал стол вновь, крутя головой и всматриваясь в исказившиеся лица врачей. — Кто? Кто это сказал? — закричал парень. — Захлебнешься. — Кровь. — В сердце. — Из пистолета. Все разом загалдели, и в панике мальчишка закружился вокруг своей оси. И только медсестра четко подняла свою руку на шатена и произнесла: — Загляни под кофту. Антон оголил перед всеми свой живот и дернулся от вида собственно продырявленного тела. Парень зашатался, расставляя тонкие ноги пошире, боясь потерять равновесие со своей крутящейся головой. Кратеры на его груди и животе не болели и не кровоточили, и лишь из одной текли сгустки, похожие на кусочки разбитого сердца. Под пристальным взглядом безликих людей в белых халатах, парень осел на колени. Крови становилось все больше в его ладони, и лицо также побелело, также замерли губы, запенились глаза, как у Попова.***
Антон вскочил с кушетки, все еще с закрытыми глазами в страхе ощупывая свои живот и грудь, в особенности место, где располагалось все еще бьющееся сердце. То, чего ему обещали во сне, затянулось без следа на коже. И мальчик выдохнул, не обнаружив мясных кратеров в своем теле. С оставшейся паникой в глазах Шастун принялся более внимательно осматривать кабинет, где и уснул. Ничего не было видно, темнота за окном поглотила все на своем пути, что парень еле нашел выключатель наощупь. Пальцы ударили по пластиковой кнопке, и в миг юношу ослепило ярко-белым светом от типичной больничной лампы. Антон схватился от резкой боли за глаза, закрывая их потными ладонями, пока они медленно привыкали к свету. Теперь кабинет был не пустым и ничуть не пугающим, если только легким запахом лекарств и спирта, к которому Шастун начинал привыкать за последние недели, посещая коридоры реанимации. Мальчик проспал так долго или солнце принципиально не собиралось выходить из-за горизонта? Тоже боялось этого мира? Антон с мутной головой поплелся к рабочему столу, рядом с которым одиноко стояло офисное кресло на колесиках. Но главное не это, а что на столе лежали весьма ценные бумаги, которые звались анализами и диагнозами. И будто специально, будто кто-то оставил неспроста, посреди всех листов ненужного и лишнего лежала папка истории больного. На главном листе было написано:Лимонов Леонид Сергеевич 29 лет ИБС: Субэндокардиальный инфаркт миокарда в задне-диафрагмальной области левого желудочка (13.02. 20**). Рецидивирующий крупноочаговый инфаркт миокарда нижней стенки с вовлечением боковой стенки и верхушки левого желудочка (21.02.20**). Атеросклероз аорты. Стенозирующий атеросклероз коронарных артерий.
Чужие фамилия и имя, остальное — правда. Попова скрывали как могли, прикрывали собственные друзья, так же трясущиеся за свои жизни, жизни близких и родных. Боялись, но закрывали спинами того, перед кем клялись больше не называть «другом». Антон взял в руки увесистую папку, читая страшные слова на медицинском языке. Каждое слово в диагнозе выкрикивало «Смерть». Глаза бегали по листу бумаги, надеясь не увидеть слов похожих на «Скорая кончина», «Отключения от аппаратов жизнеобеспечения».Появление нового патологического зубца Q на нескольких ЭКГ.
Шастун выхватывал фразы.Биохимические маркеры некроза миокарда…
…болевой синдром часто сопровождается возбуждением, чувством страха, двигательным беспокойством и вегетативными реакциями, потливостью, гипотензией, тошнотой, рвотой, не купируется нитроглицерином.
Антон досадно отложил бумаги и обессиленно начал оседать на пол по ножке стола. Руки потекли по шее, хватаясь за голову. Мальчик свернулся калачиком в кабинете врача, выдумывая будущее, где нет того убийцы-Арсения. И если от этих мыслей раньше бы нахлынуло неприглядное количество радости, то сейчас все это было несоизмеримо с жизнью. Почему так произошло, Антон не смог бы ответить никогда. Почему в определенный момент мальчик почувствовал себя без преступника таким опустошенным и брошенным? И что это за боль, которая в груди искусывала в слезах сердце, украденное взрослым жестоким мужчиной-убийцей? Обливаясь холодным потом от болезни, Шастун сидел у ножки рабочего стола. Из-за кружащейся головы он боялся встать, а из-за адской боли в голове, которая больше давила на виски, чувствовал как рвется его черепная коробка. И только волшебными движущими силами мальчика толкнули в больничный коридор, по которому на автопилоте, заплетаясь в собственных вялых ногах, он шел в палату к нему — мужчине, укравшему сердце и душевное спокойствие. Температура сильно подкосила мальчика, и он брел с серо-зеленым лицом, будто укачало от жизни. Сальные, давно не стриженные кудри свисали на лоб и шторкой закрывали пустые глаза. Руки опустились ниже колен от нехватки сил, а сам парень согнулся в знак вопроса, и все же цель он знал. Антон облокотился о дверь лбом и тут же через небольшую щелочку прошмыгнул во внутрь. Он наблюдал всю ту же картину, которая не сменялась днями и неделями. Трубки, капельницы, снова трубки, кислородная маска, опять трубки. Юноша, захотев подставить стул, стоящий в противоположном самом дальнем углу, к койке больного, не смог сделать даже шагу, как тут же тряпичной куклой шмякнулся на колени и щекой уперся об матрас. Преданным зверьком с мокрыми глазками он посмотрел на Арсения в глубоком сне и подтянул больное тело ближе к кровати. По полу гулял сквозняк, от этого сознание приходило в реальность. Щека лежала так близко к кисти убийцы, что невольно Шастун начал рассматривать их неприлично внимательно и долго. Кожа была потрескана на костяшках, из мелких ран сочились и тут же припекались кровавые капельки. Под ногтями спряталась грязь — земля вперемешку с уличной пылью. За этими руками не ухаживали, не жалели, не гладили. Антон с лаской и осторожностью накрыл ладонью длинные холодные пальцы своего похитителя. Мальчишка чувствовал в этом потребность. Нездоровое желание отдать свои силы и почувствовать тепло киллера, игравшегося все эти месяцы на нервах пленного. Антон пустил слезу, когда даже после такого горячего прикосновения Арсений не открыл глаза и не посмотрел на своего мальчика. А парень так надеялся. От разочарования Шастун прилег нездорово горячей щекой на кисть мужчины и преданно ждал его пробуждения. Но прождал юноша не долго, температура укутала своим жаром тело, вследствие чего мальчик уснул на руке мужчины, пытаясь быть к нему ближе и усмирить Бесов, появляющихся в его нездоровом уме.***
Сидя в своем же холле, не подпуская к своему отдельному столику никого из чужаков и даже обслуживающий персонал, Сергей разглядывал украденную вещь. Она никогда не принадлежала и не будет принадлежать армянину, если только радовать своим присутствием глаз мужчины. Или наоборот — мучить и кусать, напоминая о том, что уже никогда не случится. Линзы очков переливались то зеленым, то розовым, то голубым. Это казалось странным, ведь стеклышки были прозрачны, и только слегка в них можно было увидеть отражения самого себя. Матвиенко вертел эти очки в своей ладони, то раскладывая металлические заушники, то складывая их обратно. Все думал и вспоминал о том моменте. Рука врача грубо схватила давно забытого любовника за хвостик на затылке и потянула с силой назад от своих губ. Позов предпочитал любоваться тем, как жадно партнер пытался впиться в его губы вновь, и сладко закатывал глаза, когда боль с макушки текла к паху. Матвиенко уронил украденную вещь на стол, забывшись в мыслях. От такого вновь заныло внизу и тянуло под ремнем. Мужчина от ужасных ощущений поерзал на диванчике и подтянул очки Позова ближе. Он помнил их так давно — с первой встречи с врачом. Они шли Диме лучше остальных. Цвет металла, форма линз, оправа. Все шло к лицу, тут и соврать нельзя. И от того Сергею было так хорошо, вспоминая Диму лишь взглянув на очки. Но моментами вина глотала целиком, как удав заглатывала кролика. Что-то явно в этой истории было не так. Она строилась не по правилам. Ломалась с годами и доломалась до конца. Сергей чувствовал несправедливость, будто небеса прокляли его за такую наивную любовь к своему же полу. — Сергей! — крикнул кто-то с конца холла, быстрым топотом подходя со спины к столику хозяина отеля. От неожиданности армянин подскочил, подбросив очки от испуга, и быстрым движением спрятал личную вещицу в карман. Он старался после не шевелиться, боясь сломать хрупкие очки. — Матвиенко, — выкрикнул знакомый голос с хрипотцой. — Я тебя весь ужин искал в коридорах твоего отеля. Трубки не берешь, — мужчина приземлился беспардонно на диванчик напротив, требуя к себе незамедлительного внимания. Увидев лишь Льва Марковича Матвиенко тут же вспомнил по какой причине он не брал от него трубки. — Сергей, мне кажется, что в последнее время вы избегаете меня. То прячетесь, то уезжаете по делам, — с некой подозрительностью прокряхтел Лев. — Много работы, — умело заменил армянин слово «проблемы». Лев Маркович неодобрительно оглядел Сергея. Хмыкнул, будто не веря, и продолжил дальше: — Я давно не видел здесь вашего друга. Арсения кажись. С ним все в порядке? — с иной подозрительной интонацией протянул спонсор. — У него тоже много дел, — ответил, лишь бы отстали, армянин. — Он случаем не заболел? — все продолжал допрос мужчина. — … — Сергей, сместив брови к переносице, взглянул на Льва. Сегодня тот выглядел сомнительной личностью. — Вам до него какое дело? — опасливо спросил хозяин отеля. — … — Маркович промолчал, думая чтобы ответить. — Мне нужно видеть твоего киллера. Не вытерпев странного поведения собственного спонсора, Матвиенко резко поднялся с дивана и без предупреждения зашагал к лифтам. У него сегодня то же настроение на грани суицидального. Но такого отношения к себе не мог простить Лев — он грубо зашагал к армянину. Маркович зло развернул оппонента за плечо и припечатал к дверям лифта, что поставило в ступор всех находящихся в холле и обслуживающий персонал. Только охранники сделали один шаг навстречу к Боссу, но тут же остановились, не зная кого именно хватать, ведь Босса два. — Я не могу Арсения найти месяц. Как увидишь его, передай, что я его жду. Заказов у меня много, а людей мало, — Лев Маркович наклонился к уху владельца и прошептал: — Скажи, чтобы мальчика берег, а то убьют еще. Как прошлую, — добавил спонсор и выпрямился с хитрыми глазюками на лице всматриваясь в армянина. От такого заявления по спине Матвиенко прошлась орда мурашек, но вида он не подал. Лифт тут же протянулся звуком, что прибыл на первый этаж и готов принять гостя, открыв двери. — Дай скидочку на своих девочек на шестом этаже. Хочу пар снять, а то боле разгорячился я с тобой, — потребовал Лев Маркович. — Они сегодня на проверке. По врачам ходят, — соврал Матвиенко, защищая своих курочек-шлюшек от подозрительного мужика. — Посетите клуб «Черная Роза». Там вам помогут с вашей проблемой лучше. На этом двери лифта закрылись, отгораживая сомнительного спонсора и настороженного владельца.***
Его кто-то легонько побил по плечу. Темнота рассеялась перед глазами, и вновь Антон очутился в палате. Он проснулся в той же позе, в которой его унесло в сон, но далеко не все было на прежних местах. Шастун обернулся за свою спину, рассматривая того, кто гладил его по плечу в попытках добудиться. Там стоял Дима, а в руках он держал смятый белый халат. Впервые мальчик увидел врача в обычной человеческой одежде: теплый свитер с горлом и темные джинсы. — Поехали, — предложил Позов, махнув головой в сторону выхода из палаты. — Куда? — без интереса спросил Антон, вновь с желанием тянясь щекой на прежнее место — на ладонь Арсения. — Домой. Ты же не можешь остаться в больнице на всю ночь. Антон промолчал. Была бы его воля, он бы свернулся калачиком около койки Попова и преданно ждал бы его пробуждения. Он уложил подбородок на матрас, еще раз взглянул на длинные холодные пальцы убийцы и… Парень слегка содрогнулся, когда, наконец, почувствовал, что руки и сам Арсений поменяли положение, пока этого не видел мальчишка. Теперь уже ладонь мужчины лежала сверху, слегка поджав ее. Шастун круглыми глазами уставился на Арсения под трубками, будто выжидая, когда тот наконец откроет глаза. Но он же уже открывал, пока мальчишка спал. Но он же гладил Антона по голове, поэтому у того волосы были взъерошены. Но он же сжал в ответ ладонь. Так почему же он не может проснуться сейчас и хотя бы посмотреть? — Пойдем, мне еще халат нужно сдать, — поторапливал Антона Позов, слегка тягая за шкирку, а мальчик, будто непокорный котенок, лип в противоположность. Он в последний раз рванул к койке, оперся о нее двумя руками и прямо в отвернутое спящее лицо прошептал: — Я рядом. И я верю.***
Огоньки ночного Петербурга потухали, пока машина ехала по автомагистрали вокруг города. Приложившись горячим лбом о стекло, Антон наблюдал за звездочками в окнах, которые одна за другой исчезали. На фоне играло радио, какое-то популярное на Питерских просторах, а на заднем сиденье, где полулежа расположился парень, стояло детское кресло. Это Шастуну дало понять, что врач был не одинок и имел целую семью с ребенком, может даже и не одним. А сам Дима за рулем выглядел вменяемым человеком, какого сложно было представить в роли преступника и друга убийцы. На вид умен и по-домашнему уютен даже в тишине. Не успев посмотреть по косой на врача, Антону вдруг задали вопрос: — Как сейчас чувствуешь себя? — … — Шастун долго подумал про себя, грустно опустил глаза и вновь лбом облокотился о стекло. — Плохо, — огорченно своим состоянием буркнул мальчишка. — У Арсения в квартире ты будешь один. Не боишься? Может на период твоей болезни мне отвезти тебя к Матвиенко? Туда хоть помощь прибудет быстрей, — рассудительно предложил Позов, не отрываясь от дороги. — Матвиенко меня ненавидит, — сознался Антон, высматривая в дали такое красивое здание, как Лахта центр. Оно светило ярче прожектора. Столько мелких огоньков по спирали. — Он ненавидит всех. Можно сказать, что в этом виноват я. Ну большую часть этой ненависти, — проговорился врач. — Поэтому мне будет спокойней у Арсения дома. — Ладно, — спокойно врач кивнул головой и свернул с магистрали на мост. На этом моменте Антон запутался во всех дорогах Питера и уснул на двери автомобиля. Жар вновь подкрался с тыла и замотал в холодный пот.***
Два стука в железную дверь. — Кто? — грубо ответили за ней. — Гость пришел в ваше заведение. Откройте. — Имя, — прорычали сквозь окошечко-решетку. — Лев, — гордо произнес свое имя охраннику. — Нет таких в списках. Окошечко резко и громко задвинули, не желая пускать не вписанного в составленные Натальей списки на клиентов сегодняшнего дня. Лев Маркович еще минуту помялся у холодной темной двери, куда не доходил свет и вновь громко постучал кулаком по жесткому металлу. — Что надо? — по-хамски выплюнул охранник сквозь толщу надежной двери. — Сделки не интересуют? — плутовато послышалось с улицы. Окошечко вновь открылось и глаза высокого широкого охранника встретились с Львом Марковичем, будто ментально они договаривались о чем-то незаконном. — Проверьте списки еще раз, — зашуршал гость за дверью. — Мне кажется, что вы пропустили мое имя. Не так ли? — сквозь решетку пролезло несколько красных купюр, смотанных в рулончик. — Да, — начал охранник, — и правда, пропустил. Мужик плохо справлялся с ролью актера и неестественно говорил свои реплики, но зато он мигом черканул в список имя «Лев» и спрятал ручку в карман. — Проходите. Перед Львом Марковичем отворилась дверь в мир грехов и похоти. Завеяло запахом клубники с бананом, в глаза хлынули красные оттенки. Костюм спонсора заливало светом неоновых ламп: розовый, фиолетовый, алый — сумасшедшие цвета играли в коридоре, заводя гостя вглубь клуба «Черная Роза».***
Дверь автомобиля громко хлопнула, что сильно испугало спящего парня. Он подскочил во сне, тут же разлепил глаза и вытянул руки вперед, готовясь нападать и отбиваться. Но машина пустовала, и только детское кресло в темноте слегка испугало, на что Шастун пяткой его даже пнул. Пятка заныла болью — юноша зашипел. После в окне он увидел двор. Не свой, чужой. И Дмитрия, курящего около своей припаркованной ласточки. Он задумчиво долго затягивался и рассматривал колеса машины, даже иногда носочком пиная по шинам. Ждал, пока мальчик проснется сам, а то мужчине не сильно хотелось будить паренька самому, наверное от того, что не знал как. И по голове погладить страшно и по плечу постучать нельзя. Задняя дверь открылась и оттуда, чуть ли не выкатываясь, вышел обессиленный Антон, недовольно рассматривающий двор. Высокие жилые здания обложили вокруг, и все выстроены темным и светлым красным кирпичом. — Если тебе станет хуже, то меня за это не простит сам знаешь кто, — выпуская табачный дым с легких в холодный ночной воздух, произнес Позов. — У меня дома есть все необходимое, что нужно тебе сейчас. А станет лучше, я завтра же отвезу тебя в квартиру Арсения. Антон помялся слегка, вновь оглядел округу и уставился в свои ботинки. — Мне все же нужно в другое место, — намекнул Шастун на квартиру, где без убийцы стало еще холоднее, темнее и одиноко. — Не переживай, — Дима хлопнул мальца по плечу, ища к нему подход к налаживанию хотя бы доверительных отношений, не говоря уже о дружеских. — Мне есть куда тебя положить. На потолке спать точно не будешь. Мужчина слегка приобнял за спину Антона, двигая в сторону подъезда, зная, что сам юноша никогда не подойдет к чужой территории бывшего преступника. Ведь по словам Попова бывших преступников не существует. Тем не менее Шастуна пропихнули в подъезд, провели по лестнице на первый этаж и потянули за локоть в сторону лифтов. Через минуту двое вышли на нужном этаже, который выглядел вполне пугающе. Длинный коридор, покрашенный в светлую аль в белую краску, и только у стен стояли некоторые вещи соседей: детские коляски, трехколесные самокаты, детские велосипеды в цвете цирка и ужасающих клоунов. Перед тем, как вставить ключ в замочную скважину, Позов нажал на звонок, после чего раздался один короткий свист внутри, привлекая всех домашних. Дверь в чужую квартиру отворилась и оттуда запахло семейным уютом. Внутрь после тяжелой работы зашел врач и тут же принялся снимать с себя зимнюю куртку, в то же время докрикиваясь до кого-то для сообщения важной новости. Но сам Антон заходить опасался и стоял за порогом. — Папочка пришел, — закричал резкий детский девичий голосок, что парня, мнущегося за порогом, передернуло от неожиданности. — Привет, зайчик мой, — мужчина подхватил темноволосую девчушку на руки и потянул к себе в объятья. Она хихикнула пару раз, пока ей не захотелось повернуть голову в сторону открытой нараспашку двери и не увидела чужака. — Пап, а кто это? — она пальцем указала прямо на Антона, от чего юноша растерялся и хотел было помчаться на всех парах по лестнице вниз и выбежать на улицу, вот только так и продолжал истуканом стоять на месте с округлыми глазами. — Савина, это мой друг с работы, — соврал Позов. — Он к нам в гости. — Круто, — заулыбалась та, и, как только ее поставили на ноги, она убежала в детскую. Видимо застеснялась чужого дядю и решила скрыться с глаз. Заметив, что парень так и не решался заходить на чужую территорию, Дмитрий дернул Шастуна внутрь и захлопнул за ним дверь, закрыв ее на несколько оборотов. На парня напала небольшая паника и ему пришлось опереться о стенку, чтобы не шататься из стороны в сторону. — Дима, ты голоден? Я там суп сварила, еще теплый, тебе налить? — из самой дальней комнаты этой квартиры вышла девушка в домашней одежде и с прибранными на голове волосами. Она сначала уверенно пошла встречать мужа, а как только заметила у входа еще одну незнакомую ей тень, замедлилась и неодобрительно свела брови. — У нас гости? — с прикрытой паникой в голосе спросила Катя Позова. — Не поздно? — У меня были веские причины позвать к нам гостей, — начал оправдываться муж. — Извини, что не предупредил заранее, — Дима повесил куртку на крючок и самостоятельно стянул куртку с парня, чтобы тот не истекал потом. — Я думал дети уже спят. Им завтра в детский сад рано. — Они уже ложатся, — быстро ответила жена, возвращаясь к теме. — А что за гость? Как зовут? Почему такой… молодой? Катя тщательно осмотрела парня с ног до головы слегка осуждающим взглядом, в котором читалось «Зачем ты сюда приперся?». Видно было, что именно она сторожила домашний очаг, что в своей квартире она была и альфой, и омегой. — Я как раз хотел с тобой об этом сейчас поговорить.***
Кровать тонула в кромешной темноте, внутри которой Сергей захлебывался бессонницей. Он изо дня в день делал одно и тоже движение с одним и тем же предметом — крутил очки между пальцев и впадал в транс с прошлым. Его воспоминания его же губили и ломали, но Матвиенко продолжал уходить глубоко в прошлое с любимым до сих пор человеком. А украденные очки только усугубляли состояние армянина, сцепив руки на его горле.Он вошел в него не сразу, но с особой грубостью и резкостью, что у Сережи покосились ноги. Ему пришлось подавить крик в своей груди, не понимая это ли крик блаженства или боли.
Мужчина каждую ночь прокручивал в своих мыслях одно и то же, как Дима берет его прямо в больнице в собственном кабинете на столе, как берет после стольких лет разрыва, как страстно стонет в спину, входя все глубже.Позов врезался в него сильнее предыдущего, насаживая любовника все глубже на себя, сильными потными от страсти ладонями хватаясь за его бедра, чтобы не выскользнул. И как от этого стонал под ним армянин. Только и мог шептать в стол: «Возьми меня грубее. Еще! Еще грубее!».
По телу Матвиенко пронеслась орда мурашек, стремясь вниз, под живот, и под одеялом сразу стало горячо. Мужчина задышал еще интенсивнее, когда вновь прошелся подушечками пальцев по оправе очков, а после, из-за нахлынувшего желания, облизал шершавым языком хрупкую вещь, чувствуя от нее запах того самого самца. В трусах от этого стало мокрей, и очки тут же полетели на другую половину кровати, освобождая руки для собственного удовлетворения. Ладони скользнули по груди, вызывая собственными касаниями еще одну порцию мурашек, и, поддев края, нырнул под одеяло, приближаясь к эрегированному члену. Он уже немного побаливал и требовал перерыва, но все эти дни Сергей не мог остановить порыв своих чувств, льющихся потоком из головы и сердца. Его член набухал сильнее и становился бордовее, пока через ткань нижнего белья Матвиенко не схватился за половой орган. Мужчина заныл и опрокинул голову на подушку, ведь схватил себя слишком сильно и грубо, но от того и приятно. Не имея сил терпеть более, спустил с себя боксеры и тут же от начала до самого конца провел вспотевшей ладонью. Еще через два движения кулаком полилось что-то достаточно горячее и склизкое — это была смазка, которая перепачкала не одно белье, когда мысли были о Позове. Со смазкой Сергею было приятней и легче, поэтому постепенно он начал набирать скорость, как только что-то тяжелое начало течь прямо по ногам наверх. От сжимающихся мышц армянина начало потряхивать, и он попытался усмирить себя пятками, которыми оперся об матрас. Это чувство блаженства быстро подкатывало, что мужчина начал задыхаться в стонах. — Да… Сейчас-сейчас, — шипел он в подушку, работая кулаком интенсивнее. Не выдержав, Сергей перевернулся на живот, резко убирая с себя руки. Эрегированным членом он уперся об матрас и зажал себя между кроватью и торсом. Стало теплее, и принял Матвиенко решение не останавливаться в движениях и начать двигать бедрами — толкать половой мокрый орган в матрас, чувствуя трения, сильно задевающее по уздечке. — Вот оно. Вот! — замычал он, прикусывая зубами наволочку подушки. Движения его становились быстрее, что кровать поскрипывала в темноте. Ладони помогали, начали наглаживать свое тело, цепляться за ягодицы, будто их держал сам Дима, стоящий сзади, и смотрел на это все. Армянин дернулся в последний раз, и его сковало в жуткой боли, где сводило все мышцы. Он изо всех сил двинул бедрами вперед, прижался членом к матрасу сильней, и боль стала нестерпимой. Последнее движение пахом, уже более сильное, чувствительной головкой проходя по намокшей от страсти ткани, и тело содрогнулось. Боль вышла со спермой, которая вылилась на простыню и испачкала живот. Казалось, что этот оргазм был самым длинным в его жизни, и армянин задыхался в хрипах все это время, пока тело тряслось в конвульсиях. А когда начало попускать, то громко вздохнул и промычал: — Да… да! Сергей обмяк, распластавшись на своей половине кровати потный и перепачканный в сперме. Только через пять минут пришел в сознание и подскочил, почувствовав, что живот как никогда горяч. Он ринулся за салфетками, которые стояли не так далеко на столе, вытер все, что осталось на его теле и продолжало стекать, а взглянув на кровать, сдернул с нее мокрую простыню. — Черт, — скрыл свои глаза Сережа ладонью, стыдясь себя перед самим собой. — Что же ты творишь, Матвиенко? Что же ты творишь?***
— Он болеет. Куда мне нужно было его везти? — Давай теперь всех своих пациентов с больницы сюда свозить. Отвез бы его в любое другое место, у него что, своего дома нет? — А может и нет, Катя. Он один остался, некому помочь. — Так, Позов, я понять не могу, ты что, матерью Терезе заделался? Кто этот мальчик, что ты за него так горой и грудью сейчас стоишь? Что-то я не припомню, чтобы у тебя были такие молодые друзья. Сознавайся, кто он такой? Сидя в полной тишине и одиночестве на чужой кухне, Антон сцепил руки в замок и облокотился об обеденный стол. Он слышал весь разговор хозяев этой квартиры за стенкой, хотя сам не хотел подслушивать. Муж с женой говорили на повышенных тонах, иногда переходя на шепот, но все равно это не помогало — стены были тонки в этом доме, сделаны будто из картона. Антон слышал, как был неприятен хозяйке и от этого он вжимался в стул, лишь бы спрятаться как ежик в комок из иголок. — Катя, я бы не пригласил бы сюда никого, будь я не уверен в человеке. Этому мальчику помощь нужна, присмотр. — Почему ты у нас один такой сострадательный? Может ты пойдешь еще бездомных животных подбирать с улицы. Вот у подъезда кот безглазый и бесхвостый ходит, орет, чего ты его домой не заберешь? — Да как ты понять меня не можешь? Я не могу оставить этого мальчика. Он пока один. — Что значит «пока»? — Арсений в больнице, — сознался Дима. — Я… я ничего не пойму. А при чем здесь Арсений? — было слышно, что паника проскочила в голосе. — Кать, ты только меня сейчас послушай… — Нет-нет, Позов, ты не мог меня так подставить. Не говори… — Арсений в реанимации, и этот мальчик… — Не говори, — девушка в испуге закрыла ладонью рот и замахала головой в стороны. — Выгоняй его. Выгоняй сейчас же, — заскулила та, подрагивая отходя к дивану. — Антон важен ему. Я видел, — но не успел Позов договорить, как тут же по всей квартире раздался звонкий шлепок — жена легкой ладонью ударила Диму по щеке, от чего после по лицу разлилась жгущая боль. — Ты привел сюда парня, который знает преступника в лицо. Этот пацан важен убийце и ты привел его в мой дом… к детям, — в слезах заикалась она. — Ты же обещал, что больше никогда, Дима. Ты же клялся мне, когда вставал передо мной на одно колено. Почему вновь в нашей жизни Арсений? Зачем ты привел мальчика сюда? — разрыдалась Катя. — Ты хочешь, чтобы нас убили, как и Алену? Ты хочешь убить наших детей? — Да что ты такое говоришь? — А что мне говорить, если в нашем доме убийца, которого привел ты? Если узнают, нас всех убьют, и полиции будет плевать на наши смерти, потому что тел наших не найдут, — Катя подтерла лицо руками, покрываясь красными пятнами. — Твой друг Арсений хуже монстра. Он маньяк, Дима, а ты все понять этого не можешь. — Он не был таким. — Я клянусь тебе, Дима, — жена подошла к мужу вплотную и посмотрела заплаканным красным лицом прямо в глаза. — Я клянусь, что сдам в полицию и Арсения, и Сережу… и тебя заодно. Расскажу им все то, что ты рассказывал мне. Я буду вынуждена это сделать, если ты так и продолжишь водить сюда незнакомых больных людей, которые связаны с Поповым, — она шмыгнула носом и со стеклянных глаз полились горячие слезы. — Я не хочу быть второй Аленой. Я не хочу, чтобы мои дети были как бедные Алисочка и Пашенька. Жена развернулась, уткнулась лицом в ткань, подрагивая в плечах и спине, и вышла из спальни.°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°
Дима вошел на кухню каким-то опечаленным, скорее подавленным. Он молча обогнул стол, успев шлепнуть парня по плечу, поддерживая, и подошел к плите, на которой стоял теплый домашнесваренный суп. — Будешь? — спросил мужчина, набирая плошку фрикаделькового супа. — Наши дети любят эти… мясные шарики, — на выдохе еще добавил: — вкусный суп. — Дмитрий… — Антон остановился, задумавшись. — Тимурович, — подсказал врач, накладывая себе ужин. — Можно просто Дима. — Д-Дима, — как-то неловко начал парень, — Дмитрий Тимурович, — продолжил тогда. — Мне стало лучше. Правда, — соврал парень. — Я наверное пойду, спасибо. Шастун встал из-за стола, кивнул головой, прощаясь, и сделал шаг в прихожую, как ладонь врача накрыла лоб парня. — «Лучше» говоришь? — зло профырчал мужчина. — Садись, поешь для начала, а потом я дам тебе жаропонижающее. Суп на столе. Позов не дал мальчику уйти и усадил обратно. Поставил молча тарелку супа с фрикадельками, окунул туда столовую ложку, положил рядом хлеб: черный и белый, на выбор. Сам он сел рядом, взял горбушку, надломил в своей тарелке картошку, зачерпнул жижи и отправил все это в рот. Антон не мог сделать также — с аппетитом накинуться на пищу, но отказаться от этого было стыдно. Через силу парень повторил за врачом, так же надломил картошку, прикусил белый хлеб и направил зачерпанную гущу в открытый рот. Как только ложка соприкоснулась с языком, желудок сократился — Антона чуть не вырвало на стол. Шастун подскочил со стула, кинул ложку в суп и панически схватился за рот, успокаивая свои рефлексы. Следом от страха подорвался Позов. — Извините, — пытаясь отдышаться, прошептал юноша. Дима погладил того по шее, давая понять, что бывает со всеми. — Ешь маленькими ложками, — дал совет мужчина и аккуратно усадил шатена обратно. Единственное, что понял парень — это то, что поесть ему придется и из-за стола с пустым желудком его не выпустят.***
Десять знойных красоток. Все длинноногие стервы с осиной талией и пышными грудями. Каждая при параде, в нижнем белье, готовые к обслуживанию нового клиента. Они сексуально покусывали напомаженные губки, подмигивали пышными длинными ресничками, игриво теребя рюшечки на себе. — Выстроены по цене, — командным голосом диктовала Наталья, вышагивая по линии, где были построены шлюшки. — От дорогих, — главная показала в начало, где в дорогих кружевных нарядах стояли опытные, знающие свою работу девушки. — До самых дешевых, — нежным взмахом она дернула в конец, где стояла Оксана. В шеренге лишь одна она стояла с кислым выражением лица, не улыбаясь и опуская глаза в пол. Она по своему была замучена судьбой, что насильно держала в этом клубе за гроши. — У вас есть время, Лев Маркович, — развязно произнесла Наталья имя гостя. Спонсор оглядывал всех по очереди, но когда к нему обращалась хозяйка, то взгляд падал на ее прелести. Она с хитрецой на губах, с кошачьими дерзкими глазами вилась у ног, хотя была выше мужчины на полголовы. Она будто дьявол, сидящий на плече, уговаривала на совершение греха — на похотливые игрища. Кожаные облегающие штаны на высокой талии удлиняли и без того неимоверно длинные ноги. Куда выше она казалась на пятнадцатисантиметровых шпильках. А глубокое декольте? Казалось, Лев Маркович только туда и смотрел. Но время пришло выбирать, и Наталья стала жестче. — Ответ! — крикнула она, гуляя туда-сюда, оглаживая своих шлюх, от чего в штанах мужчины стало теснее обычного. Взгляд упал на странную особу категории низшего класса. Он поплелся к ней, держа замок за своей спиной, как важный папочка. Спонсор мерзостно улыбнулся в лицо Оксаны, в голове представляя то, что он будет вытворять с этой дешевкой и простушкой. Почему-то от этого он завелся сильнее и нагло схватил толстыми пальцами товар за подбородок, направляя ее неодобрительный взгляд на себя. — Хочешь мне отсосать? — вдруг спросил Лев, облизывая склизким языком нижнюю губу. — А вы похожи на мужчину, который имеет деньги, — фыркнула Наталья, стуча своими шпильками по полу. — Имею не только деньги, но и твоих рабынь, — выплюнул взведено Маркович. — Так что же вас не устроил товар побогаче? — провоцировала хозяйка на большее. Ее кошачьи глаза расплылись в линию, от чего она стала еще опаснее. Ей пришлось наклониться к уху гостя и прошептать сексуальным и в то же время жестким голосом: — Мелковато для вас. Лев Маркович встрепенулся, расправил плечи и схватил выбранную им недовольную девчонку за шею, вытаскивая из строя. Не устояв на высоких каблуках, Оксана упала на колени, проехавшись на них и стерев молочную кожу на ногах. Она как послушный щенок не по своей воле уселась у ног нового хозяина и опустила голову. — Мелковато?! — обидчиво закряхтел Лев Маркович. — Оплачу ее на пять суток. С выездом из этого клуба, а то у вас тут… — спонсор скорчил рожу, пытаясь обидеть ответом. — … а то у вас тут пахнет грязью от ушедших клиентов. — С выездом? — задирчиво переспросила хозяйка «Черной Розы». — С выездом дороже. Тридцать процентов от всей суммы, — по-сучьи улыбнулась она во все тридцать два клыка. — Еще чаевые тебе оставлю — купишь мороженное на папкины деньги, — съязвил Лев и потащил арендованную девчонку за собой.***
Свободное место, куда можно было уложить гостя, оказалось только одно, и находилось оно в детской комнате. Пока Дима раздвигал кресло, стоящее около окна и задевало штору, Антон неловко изучал детскую. У стенки стояла двухэтажная кровать: внизу спал еще маленький мальчик, обнимающий плюшевую собаку, а наверху пряталась под одеялом Савина, стесняясь незнакомца, но подглядывала через маленькую щелочку. В углу стоял детский разрисованный стол и два разноцветных низких стульчика. Валялись листы с каракулями: человечек с тремя парами рук, солнышко с улыбочкой, собака, похожая на кошку и домик с треугольной крышей. Антон осмотрелся вокруг, а когда повернул голову в сторону прихожей, куда была открыта дверь, то слегка отскочил вглубь комнаты, неожиданно увидев ее. Катя черным очертанием стояла в коридоре, недовольно прожигая юношу неморгающими глазами. Как только поняла, что гость ее заметил, она скрылась за стенкой. Но Антону было не по себе еще долгое время. — Тут всю ночь горит ночник. У нас Теодор боится темноты, — предупредил Позов. — Выпей сейчас жаропонижающее и ложись. Дима кивнул, договорив все, что хотел, развернулся и вышел вон. — Да, и еще, — вдруг подал голос у двери врач. — Футболку, которую я тебе дал, ты это… Можешь не возвращать, в общем-то. Я все равно новую хотел покупать. Шастун кивнул с благодарностью. По такому мужчине он сразу мог сказать, что тот опрятен и излишне чистоплотен, и носить футболку, которую надевал на ночь чужой человек, даже после стирки Позов не станет. — Будет плохо ночью, я за соседней стенкой. Дима аккуратно поцеловал на ночь спящих детей, поправил им одеялко и вышел, закрыв дверь. Комната засветилась синим цветом от ночника. Чтобы попробовать уснуть, Антон улегся на подушку. В этой квартире даже пахло по-другому. Тем не менее, выпив таблетки, которые принес Позов, парень уснул на удивление быстро.***
В темноте в коридоре сверкнуло чем-то холодным. Оно просунулось в приоткрытую дверь детской и заплыло внутрь. Очертание на носочках шмыгнуло мимо двухэтажной кровати и замедлилось, когда почти подошло к креслу. Тень нависла над подрагивающим телом парня, скрученный в позу эмбриона. Узкая ладонь поплыла по воздуху и начала боязливо оседать, а затем замерла. Еще пару секунд прошло в раздумьях, но после пальцы распушились. Рука бросилась на юношу, резким движением сорвала с плеч одеяло и кинула на пол. От этого Антон тут же проснулся, поморгал пару раз, прогоняя пелену с глаз и попытался развернуться лицом к опасности, что ему не дали. Тень враз приставила к горлу лезвие большого кухонного ножа для разделки мяса, толкнула свободной рукой юношу в плечи и тот вновь улегся на подушку, перестав дергаться и дышать. В синем свете ночника Шастун встретился лицом к лицу с девушкой, она же хозяйка квартиры, она же жена врача. Катя стояла над ним с покосившимся от страха и опаски лицом. Все вжимала лезвие в шею, всматриваясь в больные стеклянные глаза некого молодого человека, который был знаком с Поповым. — Кто ты такой? — подрагивающим злым голосом шепотом спросила она. — Антон, — тут же шикнул шатен. — «Антон», кто тебя сюда прислал? — Никто. — Не ври мне! — уже громче прошипела Катя, надавив ножом в горло. Антон почувствовал жгучую боль под подбородком, пока наточенное лезвие резало кожу на горле до появления первых капелек крови. — Тебе Арсений дал задание сюда прийти? — шипела девушка под освещением синего ночника, пока спали дети. — Чтобы детей убить? Или меня? Это все его зависть, желание, чтобы не он был один такой несчастливый. Я его знаю, и я вас раскусила. Казалось, что от страха за свою семью Катя Позова начала бредить. — Арсений умирает. Он в реанимации, — вполголоса сказал юноша. — Я не убью ваших детей. Я не убийца, — прохрипел Антон вновь. Лезвие давило с прежней силой, пока Позова не вгляделась в потное худощавое лицо парня, который сам был на грани. От его тела перло жаром и неприятным запахом болезни. Его неприкрытые одеялом ноги, похожие на кости, обтянутые лишь кожей, острые плечи и вылезающие ключицы из-под Диминой футболки вселяли ужас. От этого вида девушке стало хуже и нож теперь невесомо приставляли к шее. Катя молчаливо изучала Шастуна, в особенности его нездоровое белесое лицо и пустые мертвые глаза, откуда текли слезы. Этот мальчик был похож на мученика, а не на преступника, поэтому девушка убрала кухонный нож и молча ушла. Только всю оставшуюся ночь Антон не мог даже прикрыть глаза и смотрел на синий ночник. Шея ныла, а когда по ней аккуратно проходились подушечки пальцев еще и щипала неистово сильно. «Будь Арсений как прежде живой, то обработал бы мои раны», — подумал мальчишка, ладонью прикрывая на горле порез.