Две стрелки страсти

Вик открыла глаза. Впервые за последние несколько недель она почувствовала то, что взгляд проясняется. Даже в этих скучных бело-серых обоях словно была видна каждая клеточка, и ей, как маленькому ребёнку, захотелось встать и изучить их со всем интересом, будто в первый раз. На её лице что-то заиграло заново, вмиг пропала бледность и щёки налились краснотой. Губы сами расплылись в короткой, но широкой улыбке, а воспоминания не сковывали тело и не вызывали постоянной ноющей боли. Они были, да, и их образы вставали очень ясно, но в душе было светло, и они готовы были в любой момент стереться из памяти навсегда. Фронтмен сидел совсем рядом, все ещё постоянно открывая ту вкладку на телефоне и впиваться взглядом в сообщение. Поначалу он ничего не заметил. То волнение, что было перед отправкой, не покидало его и связывало всё внутри в большой и непонятный узел. Он не поднимал глаза, не решаясь видеть и миллиметра палаты и показать хоть тень своих слёз, давно высохших, но оставшихся на щеках странным и, как ему казалось, заметным пятном. В воздухе висело напряжение, периодически разбавленное блеском от сверкающих глаз Вик. Она бесшумно подняла голову, оглядела потолок и уставилась вдаль. Она чувствовала какую-то новую энергию и не знала, как реагировать. Ей нравилось, но за последнюю неделю испытывать такое тихое, светлое счастье было более чем необычно. Прошло несколько минут. Не было слышно ничего, кроме их периодического приглушённого дыхания, пока из угла наконец не послышалось шевеление. Дамиано поднял голову, старательно смахнул невидимую слезу и нервно огляделся. Он шумно вздохнул и неуклюже поднялся, чуть не упав. Шаркая подошвой по полу, приблизился к кровати. Очередные несколько секунд молчания. Дамиано не шелохнулся, задержав взгляд на её зрачках и продолжая вглядываться, бесшумно молить обо всём, что ему хотелось. Хотелось так много. Хотелось забыть о всяких правилах и прикоснуться к её губам, хотелось больше никогда не волноваться, что с ней что-то случилось. Хотелось всегда иметь её рядом с собой. Хотелось никогда не думать о том, что ей причиняют боль. Хотелось навсегда защитить её от всего плохого. Сделать этот грёбаный мир хоть на миг идеальным лишь для неё. Хотелось знать, что она с ним. Хотелось с ней близости во всех смыслах и пониманиях. Хотелось всего, что было хоть как-то связано с ней. Виктория… Но он стоял. Не шелохнувшись. Ни движением не выдавая бури у себя внутри. Не проронив ни одной слезинки. Ни одна мысль не задерживалась надолго. Бесконечный их поток было не остановить, пока…что? Что надо было сделать? Не думая об этом, он резко навалился на неё и прижался к губам. Одной рукой поглаживал по спине, другой опустился на талию и чуть сжал. По коже забегали мурашки, и ясность мыслей окончательно вернулась к Виктории. От неожиданности её тело сковала лёгкая судорога. Она почувствовала его тёплые руки и насколько ей было до этого холодно. Постепенно возвещала себе вкус его сухих губ, которые так нежно проходились по щекам, скулам, уголкам глаз. Спускались на шею и оставляли чуть влажные дорожки. Периодически она дёргалась и тяжело дышала, не в силах понять, хочется ли ей большего. Дамиано, однозначно, хотелось. Он стал аккуратно расстёгивать оставшиеся пуговицы бархатного пиджака, и плавно освобождать от него Вик. Первый элемент одежды оказался на полу. Вик не сопротивлялась. Откуда-то изнутри в ней бушевало море эмоций, желание, даже…возбуждение, пробудившееся поцелуем. Возможно, ей действительно этого хотелось… Она оказалась без одежды в ту же минуту. За окном полил дождь, одаривая стекло приглушённым звуком и размытым видом на город. Их постепенно скрывал дождь, а в палате с каждой секундой чуть повышалась температура.