Мне не больно

— Мы ведь не такие разные с тобой, правда? — Правда, — кивнул Рома. — Мне иногда кажется, что ты один меня понимаешь. Не мама, не Ксюха, а ты. Если что-то случится… — Ничего не случится. Рома придвинулся ближе, обнял Одуванчика за плечи. — В сценарии этого нет, мой властелин, — немедленно среагировал тот. Рома убрал руку. Роль игралась как-то неправильно, он видел динамику, которой в сценарии не было. Специально отрабатывал реплики с деревянным Одуванчиком, чтобы держать расстояние и не проваливаться, но проклятое воображение пририсовывало на место андроида Орловского. — Понимаешь, Одуванчик, хороший актер должен додумывать, играть за рамками. — Понимаю, мой властелин. Я плохой актер, — равнодушно сказал Одуванчик. Рома вздохнул. И зачем он выбрал своим пьяным мозгом именно эту модель? Взял бы лучше брюнета. Будто это бы помогло. — Хотите почитать другой сценарий, мой властелин? — Нет, не сейчас. Другой сценарий Рома написал сам. Сюжет был нагло стырен из нехороших роликов, логика отсутствовала, от качества реплик Блаженный бы трижды поймал инфаркт, но что-то заставляло Рому снова и снова отыгрывать этот сценарий с Одуванчиком, не утоляя голод, а только распаляя его. Одуванчик ни разу не усомнился в необходимости таких репетиций и одинаково безучастно читал реплики интеллигента Сёмы из боевика и мазохиста Станислава из порнографических фантазий. Он без лишних вопросов подставлял задницу под ремень, трость, всевозможные ложки, мухобойки, плетки и хлысты, позволял пихать в нее посторонние предметы и безучастно ждал, пока Рома уходил в ванную и сбрасывал напряжение. Употребить андроида для секса у Ромы не хватало духу. — Прикажете встать в угол, мой властелин? — спросил Одуванчик, пока Рома одевался. Это начинало казаться хорошей идеей. Не угол, а вообще вся эта ситуация. Может, изобилие голой поротой задницы наконец набьет оскомину, очистит, оставив Рому опустошенным и относительно нормальным? Всё когда-то приедается. — Сними штаны и перегнись через кресло, — сказал Рома. — Да, мой властелин. Рома запросто представил, как эту же реплику произносит Орловский, попробовал подставить на его место Цыбку, не смог. Видимо, переболел блондинами. Рома отмахнулся от лишних мыслей, пошел на кухню, вынул из холодильника корешок имбиря, привычным движением очистил кончик от кожуры, вернулся в гостиную. Одуванчик стоял у кресла, красиво отставив голый зад и уперев локти в мягкую обивку. Рома аккуратно вставил имбирь, додумав, как Орловский вздрагивает и ойкает, нежно провел пальцами по следам вчерашней порки и велел: — А вот теперь встань в угол. — Да, мой властелин. Одуванчик грациозно распрямился, осторожно, чтобы не выронить имбирь, пересек комнату и встал у стены, заложив руки за голову. Рома вздохнул, любуясь прекрасным видом. Большего счастья в его жизни уже не будет, почему бы не понять и не принять этот факт? — Оставайся в углу до моего возвращения. — Да, мой властелин. Ну и что, что Одуванчику это не в кайф. Ему вообще ничто не доставляет ни радости, ни грусти. Он — машина. Почему же так тошно? Потому что он сам пойдет сейчас к живым людям, а Одуванчик останется? Рома подошел к Одуванчику, тронул его за плечо. — Я передумал. Оденься и… Ну, я не знаю. Приберись, приготовь ужин. — Хорошо, мой властелин. Рома чмокнул андроида в щеку и почти бегом покинул свое жилище.