Мне не больно

— Если со мной что-то случится… Орловский накрыл Ромину ладонь своей, перекрывая дыхание. Рома сглотнул, заставляя себя вспомнить, что кислород в легкие поступает через нос, а не через пальцы левой руки. Время тянулось вязкой бесконечностью, а Блаженный молчал. — Рома, обещай мне… — Стоп! — взвыл Блаженный. Орловский отдернул руку, стащил с себя очки, совершенно по-оленьи взмахнул ресницами и пробормотал, обращаясь, кажется, ко всем сразу: — Извините. Блаженный закатил глаза и жестом велел начать сначала. На этот раз рука Орловского ощутимо подрагивала. — Если со мной что-то случится… Боря, обещай мне… — Что угодно, — выдавил из себя Рома, отлепив язык от гортани. — Позаботься о Ксюше и о маме, — шепнул Орловский, и звукачи старательно громыхнули за дверью листом жести, а Гурген и Гиви принялись изрыгать проклятия. — Мы отсюда выберемся, — пообещал Рома, чувствуя, как рука Орловского стискивает ему коленку. — И уедем. — Обещаешь? — спросил Орловский. — Что за отсебятина! — воскликнул Блаженный. Орловский сжал коленку еще раз — или показалось? — и отпустил. Рома нервно сглотнул и шепнул: — Что происходит? Орловский пожал плечами: — Бесится. — Заново! — нетерпеливо крикнул Блаженный. — Возьмите себя в руки, в конце-то концов! Они добили сцену еще через полтора десятка дублей. Рома сумел убедить себя, что всё придумал, выдохнул и успокоился. Больше ему томные взгляды и стискивания коленок не мерещились. — Пошли? — сказал Орловский, когда их наконец выпустили из проклятущей фуры. Рома задумчиво кивнул. Орловский сдернул с носа Сёмины очки, красивым жестом растрепал прилизанные волосы и зашагал в сторону гримерок. Рома завороженно наблюдал за удаляющейся задницей, которая сегодня выглядела какой-то особенно заманчивой, будто специально старалась понравиться. — Кого-то клеят, — вполголоса сказал Плясковский. Рома тряхнул головой, принялся отколупывать от зуба фиксу, чтобы отвлечься. Да ну, не может такого быть! С чего бы Орловскому… Он же даже не гей! Или что? Рома почти бегом кинулся в гримерку и принялся сдирать с себя малиновый пиджак и украшения из дутого золота. Спешил он напрасно: Орловский никуда не сбежал, а ждал его у выхода. — Давай ко мне? Рома мысленно прокрутил фразу еще и еще раз. Просто дружеское приглашение. Никаких намеков. Они же уже пили кофе у Ромы, всё логично. Никто никого не уложит в постель, как бы ни хотелось. И эту замечательную упругую задницу Роме никогда не выпороть, не стоит и мечтать. — Давай. Орловский болтал всю дорогу. Рома не слушал, только и успевая ловить разбегающиеся мысли. А вдруг Орловский хотя бы гей? Вдруг Рома ему нравится? Нормально будет сойтись с ним, трахать его, мечтая о порке? А вдруг такая близость окажется еще более невыносимой? — Это Вьюнок, вы вроде как знакомы, — объявил Орловский, запуская Рому в свой пентхаус. Рома кивнул, повторяя себе, что наличие у Орловского голого андроида из цветочной линейки еще ни о чем не говорит. — Добрый вечер, Станислав. Вы не говорили, что мы ждем гостей, — сказал Вьюнок, стеснительно потупившись. — Это Рома, мой коллега, — сказал Орловский, и Рому это немножко царапнуло. Коллега. Даже не друг. — Добрый вечер. Как к вам обращаться? — спросил Вьюнок, надевая прямо на голое тело кружевной передник. — Рома, — быстро сказал Рома. — Не мой властелин? — спросил Орловский, и в газах его загорелись шкодливые искорки. — Я просто сейчас трезвый, — буркнул Рома. — Хотите выпить, Рома? — с готовностью предложил Вьюнок. — Я могу сходить и купить вам алкоголь на ваш выбор. Вы предпочитаете вино, водку, пиво, виски?.. — Заткнись, — велел Орловский. — Сделай нам кофе. — Да, конечно. Сию минуту, Станислав. Вьюнок удалился. — Ну, вот как-то так я живу, — сказал Орловский и окинул неуютную гостиную смущенным взглядом. — Слишком, да? — Дело вкуса, — деликатно ответил Рома, осматривая пентхаус в поисках признаков гомосексуальности хозяина. — Жарко, — объявил Орловский. — Я сейчас. Он убежал наверх, оставив растерянного Рому посреди гостиной. — Рома, вам кофе со сливками, с корицей, с сахаром, с солью, с молоком, с маслом, с лимоном? — спросил Вьюнок, возникая за стойкой, отделявшей кухню от гостиной. — Просто черный, — ответил Рома. — Желаете крекер с дыней и ломтиком лосося? — Нет, спасибо. Рома сел на высокий табурет и принял из рук Вьюнка кофейную чашку. — Вьюнок, куда ты подевал мои шелковые шорты? — спросил Орловский, вприпрыжку спускаясь по лестнице. Рома обернулся и поперхнулся кофе, обнаружив, что из одежды на Орловском только белоснежные трусы. — Прошу прощения, Станислав, я их выстирал и повесил сушиться. Сейчас принесу. — Да ладно, я сам, — отмахнулся Орловский. Он развернулся и стал медленно, неторопливо подниматься по лестнице. Рома залпом допил горячий кофе, разглядывая упругий и покрытый недвусмысленными синяками зад, торчащий из-под куцых трусов.