Сублимируй, выдыхай, иди

Сны снятся тем, у кого жизнь пролетает мгновением, заполняя человека по кусочкам. Макарову тоже снятся. Красочные замки, живописные пейзажи, тусклые подворотни, тоскливые хрущевки. Всё до мельчайших детали пронизывало его мозг оккупируя каждую клеточку. А ещё ему снился Кирилл. В разных обстоятельствах и позах. Дело доходило до того, что соседу по жилплощади приходилось кидаться в того тем, что попадётся под руку. Подросток скидывал всё на то, что кроме Кирилла он и не видит белого света и не потому что не хочет (лишь от части), а потому что не может. Гречкин жёстко и радикально выбил место сначала у него в голове, а затем и в жизни. Лёгким «па» выстраивая себе маршруты всё глубже и глубже. В первую неделю Кирилл звонил раза два. Первый был глубокой ночью, так напугав мальчишку, что тот даже сонный, начал выпрашивать всё ли у Гречкина в порядке и куда надо приехать. Но всё было в относительной норме. — Я проверяю не сменил ли ты номер, — Лёша отчего-то уверен, что тот лыбиться хитро и без зазрения совести говорит. — У меня нет времени и лишних денег для этого, — отзывается, и думает возможно ли врезать мажору, да посильнее. Надавать бы пинков, да отправить спать, и не на шикарную перину, а на койку с соломой вместо матраса и глумиться сто часов. Иногда Лёша не мог узнать себя в ночи от таких ужасных размышлений, но в глубине души надеялся, что мысли материальны. — Сегодня уже пятница и хоть бы раз позвонил, узнал как я… — трубку он кладёт, так и не узнав окончание фразы и надеясь, что этого не повторится. Ведь, если тот сам звонит, внятно говорит и не всхлипывает, то дела у него вполне нормально идут. Следующий звонок был в выходные. Некоторых старших позвали накрывать столы, а Макаров филонил, вновь проводя время с сестрой. Они с Лизой собирали пазлы. Девочка очень любила яркие эпизоды из мультиков, что служили картинками для игры. Она с особым усердием старалась найти каждую детальку, то и дело рассказывая что-то для неё важное. Кто дразнится, кто какую игрушку принёс, с кем дружит и даже кто нравится. — Лёшенька, — заговорщически бормочет Лиза, — а кто тебе нравится? Он почему-то задумывается, хотя ответ ведь давно знает, он прямой и рубящий, как самое острое оружие самураев. Такой ответ, что отрезает все пути к отступлению и обыгрывая противника. В кармане вибрирует телефон, Лёша глубоко вздыхает, будто бы зная чей номер светится на дисплеи. Этот номер он успел выучить наизусть, опасаясь любых нюансов и сложностей. — Кирилл… — в тишине комнаты даже его шёпот кажется таким громким, словно его разнесли по комнате и не раз и не два. — Малы-ы-ыш, ка-а-ак дела-а? — он тянул каждую гласную, голос его был развязнее обычного, в конце тот даже похихикал. Лёша нахмурился, почувствов огромную тяжесть где-то в груди. Захотелось сжать всё в ладони, дробя рёбра на мелкое крошево. Сестра смотрит на Лёшу заинтересованно, разглядывает сменяющиеся эмоции, повторяя изгиб бровей, маленький носик морщится, — Можешь приехать, малы-ы-ыш? Мне та-а-ак пло-о-охо-о-о. В трубке слышится сухой вдох, а следом кашель. Кирилл, кажется, пытается юзать как можно тише, отодвигая телефон всё дальше на вытянутой руке. Макаров быстро извиняется, смотрит на Лизу с грустью, может с тоской. А у девочки взгляд такой выразительный, такой понимающий, она коротко улыбается и кивает, как бы отпуская. И тот без задней мысли выбегает из комнаты, торопясь на нижний этаж, быстрее к выходу. — Ты где, говноед? — понимание того, что Кирилла одного он больше не оставит проникло не сразу. — На хате тусуюсь, друзей зову, тебе первым звоню, малы-ы-ыш, — снова слышатся ехидные смешки. Голос Кирилла в какой-то момент выбешивает, что выкинуть телефон не кажется такой уж и бредовой идеей. Он ведь обещал, сказал, что такого не повторится, ведь чувство беспомощности — самое отвратительное ощущение, что Гречкин испытывал. По крайней мере, он сказал это словами через рот, а звучало это так правдоподобно, что Лёша повёлся как дурак. Добрался до места Макаров на такси, думая, что изымет с мажора часть его сбережений за вызов на дом. Ощущалось все как визит врача к пациенту, а на деле как цирк. Сама богодельня уехала, только клоуна оставила. Гречкин выглядит как будто съел сотню склизких слизней, состояние его напоминает полуобморочное. Долбоёбу сейчас хочется лишь врезать, а приходиться сопли и слюни подтирать. Лёша решительно подходит ближе, хмурится, разглядывая красные белки и расширенные зрачки. — Чего раскис, малыш, а? — снова глупый смех, — кто грустит тот трансвистит! Наверное, тупые шутки в неуместны ситуациях это было первое и последнее, что их объединяло. У Леши от этого крышу сносит так, что пар сыпет как из дракона, а по ощущениям, как из вскипевшивого чайника, с таким же неуместны визгом на Гречкина хочется наброситься и всю дурь выбить. — Аппер ты недоделанный, ты же обещал! Обещал, что позвонишь, когда тебе приспичит! — Лёша в ярости хватает того за грудки несомненно богатой олимпийки, выравнивая Гречкина так, чтобы в глаза смотрел, — Лапшу мне на уши вешал, что больше не хочешь, чтоб тебя слабым видели, что беспомощность тебя убивает. Кирил молчит, но смотрит взглядом бессовестным, будто слова ненароком мимо пропустил. И дыхание томное, слегка учащенное. Волнение с лихвой накатывает на Макарова. Думает: «Всё. Передоз». Но не успев и звука издать слышит голос, тот чуть приглушенный, с хрипотцой: — В последний раз когда я звонил, ты сбросил, — лицо Кирилла находилось в непозволительной близости от Лёшиного и до него доходило дыхание горячие, с привкусом перегара, — Я пытался быть сильным. Всем нужны сильные. А тебе почему-то нет. Вот я и подумал: показывать свою слабость тебе не страшно. Потому что ты придёшь. Руки мальчишки слабеют, отчего на ткани появляются мятые полосы. Он не понимает и рот сам собой открывается и закрывается, ощущения словно Лёша стал безмозглой рыбкой. Пока тот пытается до конца проанализировать, Кирилл не мешкает, вводя и так шокированного мальчишку в недоумение. Правую руку Кир заводит за спину мальчишки, пытаясь сквозь толстовку нащупать и сосчитать позвонки, не получив желаемое, с легкостью проводит рукой вверх, касаясь светлых волос на затылке, а затем пятернёй зарываясь. Они почти касаются носами, теперь зрачки расширены не только у Гречкина. Ему нравится как малец теряется от этих касаний, как не знает куда деть руки, как отводит глаза и снова смотрит в душу, как размыкает губы, выдавливая нечленораздельные звуки. И Кириллу интересно, какая будет реакция, когда он зайдёт ещё дальше? Кир продолжает свою игру. Прижимает мальчишку к итальянскому дивану с разномастными узорами, толкает того прямо в подушки, слыша тихое «ой». Ладонь ведёт по красной толстовке быстрыми движениями достигая паха. Лёша — натянутая струна, сыграй ещё песню и порвется в начале, безжалостно хлеща по щеке. — Я несовершеннолетний, — голос его дрогнул, пока на чужих губах блуждала ухмылка. «Нет, ты гребаный моралфаг!» — Кирилл давится смешком. Он сыпет поцелуями шею, щекоча носом кожу рядом с сонной артерией, пока у самого в голове рой мыслей о своей непрезентабельности. — Шестнадцать — возраст согласия, — продолжает Кир, пытаясь ухватиться за член сквозь плотную ткань. — А кто сказал, что я согласен? — после слов мальчишки, хочется раздавить себя как новозного клопа, такой динамы он с класса восьмого не получал. — Восемь это всего лишь цифра?.. — голос наигранно тонкий, а взгляд такой, словно Гречкина прям сейчас отведут в суд. Но будь то авария, убийство, изнасилование, он всегда знает, что выберется, что петля закона обойдёт его стороной при любом раскладе. — А тюрьма всего лишь комната, — со вздохом отмечает мальчик, точно так же понимая, но ни слова не произнося в слух. — Никто не может быть абсолютно сильным и слабым, Кирилл, — рокочущий шёпот настигает жадного до чужого тела Гречкина, когда тот растегивал чужую ширинку. Лёша взял его лицо в руки, притягивая ближе, с лёгким треском разрывая последнию дистанцию. Прикрыв глаза мальчишка целует Кира в уголок губ. Это хватает, чтобы сбавить напор, притормазить и ослабить, потому что Гречкин убирает руку с брюк мальчишки, ничком ввалясь на тело юноши сверху. — Я устал, — бормочет куда-то в красную толстовку, пытаясь впитать её химический запах, хочется отражать его, оставить щекоткой в носу. Руки сами собой ложатся параллельно чужого тела. Рассыпаться бы пылью и не чувствовать ни холода, ни жара. Тело пробивает лёгкий озноб, вот бы вся эта глупость стала ещё одним никчёмный сном. А потом он чувствует дрожащие касания, те с бархатным трепетом ощущаются на волосах сальных и грязных, кажется, шевельнись и всё исчезнет, как испугавшаяся бабочка в мгновение ока упорхнет. Лёша — был паноптикумом, изучение которого для Кирилла стало в приоритете. Было что-то в этом из правил «смотри, но не трогай». Но Гречкин грешин, от того и хочется больше, от того и жар в глазах, что лихорадочно бегают, от того и руки тянутся, лишь бы докоснуться, придвинуть ближе, слиться воедино. Действия доведенные до автоматизма сейчас казались омерзительными, в который раз захотелось стать кем-то другим. Человеком чистым, праведным, благоразумным. Таким существовать сложно, в представление Кирилла даже невозможно. Это аксиома. В сердце у всех разливается червоточина, собираясь по каплям в огромное месиво сосудов и канифоли. Лёша для Кирилла невозможен, поэтому ему кажется, что в его сердце нет ни черноты, ни затвердевших кристаллов смолы. И ритм этот ровный-ровный, без заминок и острот кажется ему почти ангельским. Кирилл не привык засыпать у кого-то на груди, оставаясь не в комфортной комнате с метровым матросом в ширину и двух в длинну, а сейчас просто множество факторов сыграли на руку, — думает он. Кириллу даже начало казаться, что его окутывает небывалое тепло. Он хочет, чтобы так было всегда и он постарается сделать так, чтобы это было не единоразовой акцией.

***

Маленькая Лиза начала что-то подозревать уже в тот день, когда её брат внезапно сорвался с места, впопыхах повторяясь о каком-то важном деле. Имя «Кирилл», тихо произнесенное всего раз, ничего ей не давало, но породило множество вопросов в смышленной головке. Прочитанные ещё недавно детективы, подсказывают, что за этим именем скрывается какая-то тайна! Поняв это, малышка жутко расстроилась, ведь у них с братом никогда не было секретов и ей начало казаться, что один секрет — это уже глубочайшая пропасть. Поэтому, она решила взяться за это дело, раскрыть тайну, во что бы то ни стало! Первым делом девочка пошла в комнату к брату. Та, конечно же, постучала, а то был разок пренебрежения к двери, когда Лиза открыла ту на распашку, а там сосед Лёшин с какой-то голой девочкой что-то делает. Вышло не очень красиво. Та девочка раскричалась совсем уж как свинка. И Лизе пришлось убежать, прячась в своей комнате и закрывая глаза и уши. Тот крик иногда до сих пор отдавался в голове. Не услышав ни звука, она аккуратно протискивается в приоткрытую щёлку. Никого не было. Она мельком оглядывается, будто боясь что её сейчас же застукают. В спешке брат часто забывал телефон, а пороль она и так знала, уж очень любила играть на его мобильнике. Залезть в книжку с контактами и обнаружить там самый частый номер «Мажор» и связать его с неким Кириллом труда тоже не составляет. Девочка ещё раз недовольно хмурится, ведь как брат может скрывать от неё своих друзей? Тем более таких, к которым мчишься по первому зову. В соцсети она зайти не решается, не уверенна что есть смысл лезть во «Вместе». «Это же чужое» — робко подсказывает совестливый голосок. Когда "угадай-ка" затянулась, ведь брат решил играть в молчанку, Лиза не выдержала, и насупившись девочка ринулась в бой. Лёша будто во все перестал смыкать глаза, пропадая по ночам где-то вне детдома. Нянечки шептались, что мальчик связался с не той компанией. Глаза у него были красные с тонкой нитью полоповшихся капиляров внутри белка, видно было, как же ему хотелось всё бросить и проспаться как следует, но вместо этого он упорно заучивал формулы по физике. Лиза тихонько подкрадывалась, стараясь не тревожить и так потрепанного брата. Она села куда-то ему в ноги, смотря на бледнеющие веснушки, мельком считая насколько меньше их стало этой осенью. Маленькие ладошки мечутся, чтобы закрыть учебник и получить строгий взгляд, но вместо этого Лёша лишь устало улыбается, готовясь слушать. — Мне кажется, что я тебе надоела, — светлые бровки съежают к переносице. — Почему ты так решила? — он очень удивлён, эмоции тут же сменяются, но так и не разобрав девочка продолжает. — Ты больше не играешь со мной! — светлое личико в одночасье темнеет от обиды. — Разве? — Лёша тут же улыбается, хватая своими большими руками девочку за талию и щекоча. Она дёргается, хрюкает от смеха и просит чтоб тот перестал. Живой румянец спелой вишней распускается на щечках, — что случилось, кроха? — Ты все время пропадаешь где-то и с кем-то. Воспитательницы шушукаются, что ты связался с плохой компанией! — она тут же съеживается вспоминая, как Марьиванна устроила ей допрос с пристрастием. — Кроха, поверь, всё хорошо! — брат берет её за руки и она подходит ближе, — я обещал быть рядом с этим человеком, когда ему будет плохо. — Обещал? — Девочка не понимает, наивно хлопает глазками. Обещают же то что выполнить легко, у чего срок годности истекает. А такая просьба выматывает, её и сравнить можно с обещанием достать звезду с неба. — Да, — маленькие пальчики крепче вжимаются в ладони брата, кажется, что по комнате бродит звук шестеренок и других механизмов. А потом Лиза вырывает кисти из чужих рук и убегает не оборачиваясь. Лиза думает, что тот человек стал ему дороже. Он проводит с ним больше времени, наверное они вместе и в кафе ходят, и мультики смотрят! Это же так несправедливо! Лиза тоже хочет и мультики, и мороженое в кафешке, и в игрушки играть! Ей ведь тоже предлагали подружиться, раз в месяц всегда кто-то да приходит, иногда люди кажутся ей милыми, но она так не хотела оставлять брата… А теперь она, кажется, ему и не нужна, у него есть кто-то по интереснее и по старше. Может он даже влюблен в этого человека?.. Нет, ну точно влюблен! Кому ещё можно давать такие обещания на право и налево? К ним в детдом часто заходят семьи. Они то ярко светятся, смотря на самых маленьких деток, то избирательно вглядываются в лица к старшим. К Лизе тоже такие приходили. Спрашивали про неё, узнавали про брата, говорили про «дом». А у Лизы на уме только то, что «дома» без Лёши и не бывает. А у него, видимо, без неё бывает. Теперь он спешит не к ней, не играет в чаепитие, не хочет переигрываться и в настолки. Теперь он бегает из точки А в точку Б к кому-то ещё. Поэтому когда к девочке в очередной раз подходят люди, спрашивая о «доме», а строгая воспитательница умоляющим взглядом просит вести себя прилично, Лиза только грустно улыбается и отвечает: — Мне здесь очень нравится. Здесь есть всё, что мне нравится. Друзья, игрушки, брат. Но я здесь ничего не люблю. Я не знаю что такое дом. Может покажите? И я постараюсь его полюбить.