Иными словами

У Кевина невероятно теплые руки. Большие, жилистые и теплые. Покрытые маленькими бледными шрамами, как молчаливое, едва ощущаемое напоминание об Эверморе; усеянные мозолями от частых тренировок и невесомыми поцелуями от капризных губ. У Кевина удивительно сильные руки, на накаченные, подтянутые мышцы в которых не грех заглядеться. Результат труда в зале, сбалансированного питания и, безусловно, ежедневного доставания вещей с верхних полок. Аарон сравнивает их с бесконечным обогревателем, ведь независимо от погоды: будь-то морозный зимний день или жаркое летнее пекло; независимо от настроения или состояния здоровья — о них всегда можно погреться, потереться носом, что Аарон лично любит практиковать. Руки Кевина всегда могут приласкать, утешить, спрятать в своем кольце, защитить. И, несмотря на свою температуру, они никогда не обжигают. Кевин любит класть свои ладони на щеки Миньярда, когда они целуются или когда он пересчитывает всю россыпь веснушек на носу и под глазами, отчего и без того порозовевшее лицо Аарона пылает пуще прежнего. Кевин любит обхватывать ими бедра, ягодицы, талию — все, до чего может дотянутся. Дэй теряется от нахлынувшего счастья, когда Аарон просовывает свою руку в его карманы, чтобы погреться о родные ладони. Это целый обряд: вечно холодный Миньярд и пожизненно теплые ладони Кевина.       

***

Аарон уже десять минут отчаянно пытается устроиться на кровати так, чтобы было удобно. Живот ноет, как проклятый, отчего Миньярд постоянно сгибается напополам, в безрезультатных попытках устранить боль. Пить таблетку на пустой желудок — гиблое дело, но поесть все никак не получается. Будь она проклята гребаная тошнота. Все, чего ему сейчас хочется — провалиться в сон. Проснуться с утра и начать день, как нормальный человек, с завтрака. Иногда Аарону даже кажется, что студентов медицинского к «людям» не причисляют. Среди кучи конспектов, лекций, видеоуроков и практик — едва можно выделить время хотя бы на то, чтобы сходить в туалет, не говоря уже о еде. Он не спал уже нормально дня три, так точно, но сейчас, закрывая глаза, сознание концентрируется на тупой боли в животе, отчего становится еще хуже. Как морально, так и физически. Аарон, кривясь от безысходности, продолжает крутится между объемных, пуховых одеял, все чаще задумываясь о том, что, возможно, идея Джостена «заплати, чтобы тебя вырубили нахрен» не такая бредовая, какой кажется на первый взгляд. — Не знал, что ты решил заняться йогой, — Миньярд на секунду вздрогнул, не ожидая услышать этот до боли знакомый насмешливый тон так близко. — Свали, откуда пришел, Дэй, — шикает в ответ, недовольно поджимая губы в тонкую полоску. Потому что лежачих не бьют. Да и вообще — он тут страдает, так что этот хмырь лыбится? — Все-таки третий энергетик был лишним? — о нет. Вот теперь Аарон с стопроцентной вероятностью может сказать, что попал. Это не просто насмешливый тон, это тон я-был-прав-а-ты-нет-так-что-просто-признай-это-если-хочешь-чтобы-я-отстал. Самый ужасный из всех тонов, по мнению Миньярда. Лучшим же все еще остается хриплый утренний тон, от которого, Аарон убежден, встает не только солнышко за окном. — Я говорю: сгинь, нечистая сила, — взмаливается Миньярд, натягивая подушку на голову, чтобы не видеть эту довольную собой ухмылку прямо перед лицом. — Если ты сейчас не отойдешь, я оболью тебя святой водой. Или меня вырвет. Выбери, что больше по душе. Кевин устало выдыхает, и Аарон уверен, что на его лице сейчас теплая полуулыбка. Потому что злиться на Миньярда за промахи, тупизну и дебилизм он может только на поле — таково правило номер шесть в их отношениях. Дэй осторожно ложится рядом, стараясь не задеть, Аарон чувствует это по тому, как прогибается матрас, а затем Кев перехватывает парня за талию, подтягивая на себя, чтобы тот мог удобно устроиться полулежа. Миньярд негромко вскрикивает, испугавшись неожиданных полетов через кровать, но, когда за спиной чувствуется крепкое тело, а на животе, слегка массируя, покоятся две большие, теплые ладони — становится так легко, что хочется урчать от удовольствия. — Будешь занудствовать, я натравлю на тебя Рафаэля, — почти шепотом произносит Аарон, прикрывая глаза. Уютно. — По-моему, мы уже обсуждали, что Рафаэль — не лучшее прозвище для Эндрю, — фыркает Кевин, проходясь указательными пальцами рядом с пупком. — Я просто уверен, что его не взяли бы в банду черепашек-ниндзя. Он скорее самурай-одиночка. — Что я говорил про занудство? — Сьто я ховорил про сянутство, — передразнивает Кев, продолжая любовно оглаживать худые бока. Аарон чувствует, как ноющая боль в животе постепенно успокаивается, и пока Кевин не понял, что сегодня играет роль подушки, решает провалиться в сон, спасающий от непроходящей тошноты. Дэй, улыбаясь, укладывает свой подбородок на блондинистую макушку, перед этим мазнув губами по скуле. Задирает футболку повыше, чтобы было удобнее вырисовывать одному ему известные символы, а затем накрывает их обоих одеялом, потому что Аарон и так постоянно мерзнет. Завтра Аарон проснется с фразой: «Я был прав», написанной перманентным маркером прямо на животе. И даже любезно приготовленный завтрак не спасет Кевина от члена, что в скором времени будет красоваться у него прямо посреди лба. Джостен, зайдя на кухню, пошутит что-то о второй татуировке, после королевы на скуле, и Аарон, конечно, в тайне от Нила, счастливо улыбнется. Их личный обряд: заноза-в-заднице-Миньярд и теплые ладони Кевина, которыми он пропишет Джостену подзатыльник.