take me back to a time

      --------              Ранней весной Облачные Глубины прекрасны.              Небо пушисто-голубое, белые облака смягчают яркое солнце, свет рассеивается, смягчая края мира.              Зелень пробивается, как тайна, сквозь редкие коричневые пальцы деревьев, проглядывая из-под земли сквозь водянистый снег, как вопрос. Холодные источники полны до краёв, к ним стекают талые снежные шапки, пробиваясь сквозь трескающую, как стекло, поверхность льда.              Лань Ванцзи стоит на холме. Ветер треплет его волосы, холодный, принесённый с места, где легко и ласково коснулся родниковой воды.              Глаза заклинателя закрыты, и только перемена в дуновении ветра — то, как он меняется с пыльного, продуваемого травой и согреваемого солнцем до влажного, холодного, знакомого касания дома — говорит ему о том, что перемещение сработало.              Он истосковался по дому. Для него он жаждет открыть глаза.              Но есть и более глубокое желание. То, которое, когда он откроет глаза, примется пожирать по частям.              Несколько долгих минут он позволяет себе постоять на месте с закрытыми глазами, удерживая в голове образ мужчины, стоящего в высокой траве: спиной к Лань Ванцзи, плечи выгнуты вперёд, смуглая веснушчатая кожа на шее, черные выгоревшие на солнце волосы. Лань Ванцзи позволяет себе представить, как он идёт вперёд, берёт мужчину на руки и говорит ему: «Пойдём в Гусу».              Он позволяет себе представить, что на этот раз Вэй Ин говорит: «Да».              Он отмахивается от этой мысли.              И открывает глаза.              Лань Ванцзи больше не на травяном поле с Вэй Ином.              Он в Облачных Глубинах.              Мужчина делает глубокий вдох через нос. Холод обжигает, заставляя глаза слезиться. Его кулак сжимается вокруг рукояти меча, когда он выпрямляется во весь рост. Заклинатель берёт маленький серебряный колокольчик, который держит в правой руке, и прячет его в рукав, отправляясь на поиски старшего брата.              --------              В Облачных Глубинах оживлённо, но тихо. Здесь нет суеты, как в мире Вэй Ина, где жизнь была наполнена шумом и граничащей с безумной скоростью. Когда Лань Ванцзи проходит в центр Облачных Глубин, его спокойно приветствуют. На приветствие он отвечает соответствующим образом, но, возможно, частичка его нетерпения всё-таки просачивается наружу.              — Второй господин Лань, — говорит ему адепт, низко кланяясь. — Может ли этот человек быть Вам полезен?              Лань Ванцзи думает, не отпустить ли их, но он так устал.              — Я ищу Цзэу-цзюня, — вместо этого объявляет он.              — Цзэу-цзюнь в своём ханьши.              — Спасибо.              Они снова кланяются, и адепт спешит на несколько шагов впереди Лань Ванцзи — несомненно, чтобы сообщить о его прибытии брату. Лань Ванцзи слегка замедляет шаг, чтобы дать им время.              Когда Лань Ванцзи прибывает в ханьши, брат уже стоит и приветствует его, улыбаясь брату так, что на сердце Лань Ванцзи становится легче от близких отношений.              — Ванцзи, — приветствует Лань Сичэнь, проходя вперёд, чтобы взять брата за руки, — рад тебя видеть. Когда ты вернулся? Мне не сообщили о твоём возвращении.              — Я зашёл не через ворота, — объясняет Лань Ванцзи. — Только что вернулся. Мне нужно тебе кое-что рассказать.              Лань Сичэнь ведёт его к столу, и братья садятся друг напротив друга. Лань Сичэнь ожидает его рассказа, терпеливо наблюдая за молодым человеком, пока Лань Ванцзи перебирает в уме события последних нескольких недель, решая, с чего начать.              — Ванцзи, — в конце концов подаёт голос Лань Сичэнь, видя, что у его брата возникли трудности. — Почему бы тебе не начать с самого начала?              Лань Ванцзи пытается об этом задуматься. Что было в начале?              — Кажется, кто-то пытался от меня избавиться.              Лань Сичэнь напрягается при этом заявлении, и на его лице проскальзывает какая-то эмоция.              — Ты ранен?              — Со мной всё в порядке, — успокаивает его Лань Ванцзи, но реакция брата нервирует. — Брат. Как отец? А дядя?              Лань Сичэнь не вздыхает и не опускает руки. Их воспитывали так, чтобы они всегда сидели правильно, не издавали лишних звуков и не давали выход эмоциям. Но язык его тела слегка меняется, и Лань Ванцзи видит на лице брата отражение усталости, которую тот чувствует.              — Я рад, что ты здесь, Ванцзи. Отец… тебе будет полезно его увидеть.              Он не произносит этих слов, но Лань Ванцзи всё равно их слышит. Несказанное и всё равно присутствующее «в последний раз».              — А дядя? — спрашивает Лань Ванцзи.              — Дядя сильный, — отвечает Лань Сичэнь. — Его ядро сильное. Ему ничего не угрожает.              — Когда он заболел?              — Примерно шесть недель назад, — предполагает Лань Сичэнь.              Шесть недель назад. Приблизительно в то же время, когда Лань Ванцзи отправили в мир Вэй Ина.              — Это болезнь, разрушающая ци? — задаёт вопрос, чувствуя, что знает ответ.              Лань Сичэнь кивает. Кожа вокруг глаз тонкая, напряжённая.              — Ты так и не ответил на моё последнее письмо, — говорит Лань Сичэнь, осматривая его. — Говоришь, кто-то пытается тебе навредить?              — Мне неизвестно, является ли их целью мне навредить, — осторожно поправляет Лань Ванцзи.              — Что ты пытаешься сказать, Ванцзи?              Он смотрит на брата, чьи глаза полны беспокойства, чьи плечи расправлены, спина прямая и который по-прежнему выглядит хрупким из-за усталости.              — Шесть недель назад, — доносит свою мысль Лань Ванцзи. — Я был на постоялом дворе в Ланьлине. Я направлялся к Башне Карпа, чтобы поговорить с Цзинь Гуанъяо по поводу болезни лидера ордена Цзинь.              Лань Сичэнь кивает. Ему известно, что значит: Цзинь Гуанъяо ему об этом сообщил. Лань Ванцзи старается не допускать недобрых мыслей об этом мужчине в присутствии брата.              — Когда я зашёл в свои покои, я обнаружил себя, — секунду он пытается подобрать слово, — перемещённым. В другое место.              Между ними возникла пауза. Лань Сичэнь даёт брату подумать о том, что он скажет дальше, прежде чем спросить: «Где?»              Лань Ванцзи хотелось бы, чтобы он сейчас пил чай, чтобы чем-нибудь занять руки. Он чувствует беспокойство, потребность двигаться незнакомым способом зудит под кожей. Заклинатель заставляет себя оставаться неподвижным, стиснув руки на коленях, когда отвечает:              — В другой мир.              Он рассказывает Лань Сичэню. О ярком, шумном мире, в котором он оказался. Мире без заклинательства. Он рассказывает ему о магическом поле, о книге с поэзией Лань Аня, об упорной работе для того, чтобы отыскать путь домой.              Но по большей части. По большей части он ловит себя на том, что говорит о Вэй Ине. Лань Сичэнь слушает, его лицо мягкое и обеспокоенное, когда Лань Ванцзи рассказывает о замечательном человеке, принявшем его и заботившемся о нём без вопросов, когда он оказался в затруднительном положении на чужбине.              Потому что Лань Сичэнь — его брат, потому что он всегда рассказывал Лань Сичэню о разных вещах, он рассказывает ему о совместном полёте. Он рассказывает ему, как играл музыку для Вэнь Нина и резидентов Саутфилда. Он говорит ему обо всём.              — Надеюсь, однажды я найду способ поблагодарить этого Вэй Ина, — заявляет Лань Сичэнь. — За то, что помог тебе найти путь домой. Я удивлён, что вы так быстро разобрались с полем. Счастлив. И благодарен. Но удивлён.              — Да, — осторожно соглашается Лань Ванцзи. На мгновение он задумывается. Колокольчик, спрятанный в его рукаве, тихо звенит, предательский фантом. Он хочет сохранить его при себе, эту маленькую частичку Вэй Ина, которую принёс с собой. А затем поднимает взгляд на брата и чувствует вину. Эгоистичный порыв, неподобающим Ланям, — скрывать вещь.              Заклинатель достаёт серебряный колокольчик из кармана и кладёт его на стол между ними.              — Нам не нужно было создавать поле полностью заново.              Глаза брата расширяются, когда он протягивает руку и берёт колокольчик в руку, подносит его близко к лицу, вертит в своих длинных пальцах.              — Ванцзи, — выдыхает он, — где ты его взял?              — Он Вэй Ина.              Лань Сичэнь резко вскидывает голову.              — Как? — спрашивает он с резкостью, которая заставляет Лань Ванцзи нервничать, в голосе. В нём звучит подозрение, и Лань Ванцзи не хочется, чтобы брат подозревал Вэй Ина.              — У него он был с детства, — растолковывает Лань Ванцзи. — Он не знал, что это за вещь. Колокольчик ему дала его мама. Цансэ Саньжэнь.              — Цансэ Саньжэнь? — переспрашивает Лань Сичэнь, слишком громко из-за шока. — Последовательница Баошань Саньжэнь?              Лань Ванцзи кивает.              — М-м, — выдаёт Лань Сичэнь, кладя колокольчик обратно на стол между ними. — Вэй Ин кажется очень умным, Ванцзи.              Это звучит совсем не как комплимент.              — Брат…              — Я знаю, что ты с ним очень сблизился, — мягко говорит Лань Сичэнь. — Но, Ванцзи. Кто-то отправил тебя в тот мир. И сделали они это, чтобы от тебя избавиться, и ты совершенно случайно пересекаешься с этим Вэй Ином, человеком, у которого есть предмет из нашего мира, который позволяет другим пользователям путешествовать между мирами? Человеком, которому известно, как создавать магические поля? Ты должен понимать, как это выглядит.              Лань Ванцзи понимает. Он всё время понимал, что всё это было слишком идеальным, чтобы быть простым совпадением, однако он также видел Вэй Ина. То, как Вэй Ин брал в руки частички себя и предлагал их любому нуждающемуся. То, как Вэй Ин улыбался так ярко, что мир вокруг него согревался. То, как Вэй Ин был хорош, так хорош. Вэй Ина он видел яснее, чем кого-либо в своей жизни.              — Вэй Ин здесь ни при чём, — твёрдо говорит Лань Ванцзи, стараясь, чтобы лицо при этих словах оставалось спокойным.              Лань Сичэнь тихо вздыхает.              — Ты этого не знаешь наверняка, Ванцзи. Тебе нужно быть осторожным.              — Я всегда осторожен.              Братья пристально смотрят друг на друга через стол, выражение лица Лань Ванцзи суровое и бескомпромиссное. Лань Сичэнь делает размашистое движение, встряхивая один из своих длинных рукавов, как будто отмахиваясь от конфликта.              — Расскажи о своём расследовании до того, как тебя перенесли в другой мир, — говорит он, откладывая спор на потом.              Лань Ванцзи не обманывается, думая, что всё кончено. Вскользь приходит мысль, что он не позволит брату это сделать. Он представляет себе, как берёт разговор под контроль, затягивает спор, обнажает правду и продолжает беседу между ними за столом.              Но он устал.              Лань Сичэнь устал.              — Прежде чем отправиться в Башню Карпа, я отслеживал случаи заболевания. По пути я разговаривал с другими людьми.              — И что ты нашёл?              Лань Ванцзи хмурится.              — Крайне мало. Что странно.              — В каком смысле?              Тяжело выразить словами, почему ему кажется странным, что болезнь затронула такое небольшое количество людей. Он пытается, говоря не спеша.              — Это странно, — повторяет он, — что между заболевшими нет никакой связи. Болезнь сразила Цзинь Гуаншаня совершенно неожиданно. После него –орден Юэян Чан. Ходят слухи о нескольких случаях в Куйчжоу. А теперь… отец. Дядя… — он прерывается.              — И, боюсь, здесь даже больше, с тех пор как ты пропал.              — Кто?              — Около месяца назад Цзинь Гуаншань скончался, — говорит Лань Сичэнь, — а также маленький сын Цзинь Гуанъяо, Цзинь Жусун. Он заболел примерно в то же время и скоропостижно скончался.              В животе Лань Ванцзи что-то зашевелилось. Он чувствует порыв двигаться, сильное желание что-либо делать. Он остаётся неподвижным.              — Брат. Я бы хотел продолжить своё расследование в Ланьлине.              Однако Лань Сичэнь качает головой.              — Мы не можем. Я знаю, что ты хочешь расследовать это дело, я понимаю. Но сейчас ты нужен нам здесь.              Лань Ванцзи всегда был спокойным. Носил спокойствие с гордостью, чудные одежды свисали с его плеч. Сегодня же это цепи.              Ему хочется разорвать их своими руками, вскочить на ноги, отказаться. Но.              Его дом всегда был здесь для него, и он нужен Облачным Глубинам. Он нужен брату. На протяжении многих поколений они жили в мире, а теперь мир вокруг них перевернулся.              — Я понимаю, — говорит он. Цепи гремят в его груди.              --------              Жизнь в Облачных Глубинах во многом такая же, какой её всегда знал Лань Ванцзи, несмотря на то, что его здесь не было последние несколько месяцев. Ему известен их ритм, даже если в его жизни теперь имеются обязанности, которых раньше не было.              Его отрывают от учеников, чтобы он помог брату нести бремя управления орденом. Длинные дни, заполненные требованиями, предъявляемыми с низкими поклонами и резкими улыбками. Лань Сичэнь не заставляет его говорить, и Лань Ванцзи за это благодарен. Тем не менее бесконечный посторонний шум голосов не даёт ему покоя, и в конце каждого дня он вынужден медитировать, когда головная боль звёздным блеском пульсирует за глазами. Однако и тишина не приносит утешения. Вместо этого она тяжело нависает над ним, и заклинатель почти сгибается под её весом.              Он пытается отыскать путь в общество своего дома, но это тяжело. Он чувствует, как стены Облачных Глубин неприятно давят на него, причиняя страдания и придавливая, когда он пытается заставить себя приспособиться к обществу. Словно он изменил форму. Он старается. Ему известна эта жизнь, он способен двигаться в таком темпе, он может делать то, что от него ожидают. Но каждое недовольство и давление, каждый острый угол напоминают ему о том, какие изменения в него внёс Вэй Ин, что он сделал его другим, залатал его в местах, где раньше были дыры.              Дело не в том, что Лань Чжань не терпит свой дом. Есть и частички дня, которыми он действительно наслаждается. Несмотря на его новые обязанности, он старается находить время для общения с учениками Лань. В настоящий момент он преподаёт в одном из самых младших классов — рядах детей с серьёзными лицами и слишком длинными лентами, без сомнения, повязанными туда любящими родительскими руками.              То есть в основном его ученики сидят на своих местах в аккуратных рядах. Они работают над своей каллиграфией, руки детей сжимают кисти, когда они рисуют неуклюжие иероглифы на своих свитках, языки зажаты между зубами, маленькие лбы сосредоточенно наморщены. В заднем ряду на своём месте ёрзает ученик, лента на его лбу сдвинута набок, когда он оглядывает своих одноклассников, не обращая ни малейшего внимания на смазанные полосы на странице перед собой.              Лань Ванцзи поднимается со своего места в передней части класса, проходит между рядами учеников, кивает их работам, вносит небольшие исправления, поправляет кисти рук, пока не доходит до непоседливого студента в последнем ряду.              — Лань Цзинъи, — тихим голос привлекает его внимание Лань Ванцзи, — ты отвлекаешься. Учись прилежно.              Несмотря на то что Лань Ванцзи подходил к нему медленно, Лань Цзинъи всё равно застигнут врасплох, подпрыгивает в шоке, глядя на него широко раскрытыми тёмными глазами.              — Прошу прощения, Ханьгуан-цзюнь! — щебечет он высоким голосом, едва уловимым следом юношеской шепелявости.              Лань Ванцзи заставляет себя не улыбаться пронизывающему его приливу нежности. Он вспоминает Вэнь Юаня, в глазах которого такое же умоляющее выражение.              — Ты что-то ищешь? — задаёт вопрос Лань Ванцзи, правильно распознавая отвлечённый язык тела мальчика.              Вокруг них другие ученики пытаются заниматься делом и терпят неудачу, оставаясь сосредоточенными на своих задачах. Однако Лань Ванцзи видит, как замерли их кисти, а головы наклонены в его сторону. Ему хочется собрать их вокруг себя, сесть полукругом, рассказывать истории, слушать, как они смеются, и смотреть, как они играют, как это сделал бы Вэнь Юань.              Но это ученики ордена Лань, какими бы молодыми они ни были.              — Да, Ханьгуан-цзюнь! — подтверждает Лань Цзинъи, говоря совсем не как Лани, удивляя Лань Ванцзи. — Я искал панцирь! Мы слышали, что Ханьгуан-цзюнь в одиночку сражался с Сюань У! — теперь глаза мальчика стали огромными, круглые луны повернулись к Лань Ванцзи. Мальчишка почти дрожит от воодушевления.              — Я этого не делал, — честно отвечает Лань Ванцзи, хотя он не может не почувствовать себя виноватым, когда на лице Лань Цзинъи появляется разочарование.              — Я тебе говорил, — шипит другой ученик, — что Сюань У не существует!              — Это слишком! — очень громко огрызается в ответ Лань Цзинъи.              — Не кричи, — предостерегает Лань Ванцзи.              — Да, Ханьгуан-цзюнь, — повинуется Лань Цзинъи, низко опустив голову.              Лань Ванцзи ничего не может с этим поделать. Он протягивает руку и ласково кладёт её на плечо мальчика.              — Сосредоточься на своём задании, — инструктирует он мягким голосом, возвращаясь на своё место в передней части комнаты.              --------              Вот так проходит день Лань Ванцзи:              Утром он встаёт в маоши*.              Начинает он с упражнений — физических и медитативных, чтобы сохранить сильными и тело, и ядро.              Он моется. И одевается.              Он поглощает принесённый ему завтрак. Это простая, незамысловатая еда, которой он питался всю свою жизнь. Впервые он находит её пресной.              Он отвечает на письма. Как лидеры кланов, так и простой народ отправляют письма в Облачные Глубины, прося рассмотреть их дело, умоляя заклинателей о помощи по множеству проблем, начиная тревожными и заканчивая пустяковыми.              В дискуссиях об экономике и праве, а также в делах о личных обидах, замаскированных под правосудие, он консультируется с Лань Сичэнем.              Он ест поздний ужин. День тяжёлый, полон мелкими раздорами.              Перед отходом ко сну он медитирует.              Он спит.              Иногда, в хорошие дни, у него есть время присоединиться к старшим ученикам, когда те практикуются с мечами.              Раз в неделю он проводит урок с младшими учениками.              Это его любимые дни: дни, когда слышен смех, даже тихий смех Ланей, который рикошетом отдаётся в его пустой эхо-камере.              Есть ещё кое-что:              Иногда по ночам Лань Ванцзи тайком покидает свой цзинши под звёздами, возможно, руководствуясь лунным светом, возможно, в темноте, слепой к пустому небу, и сидит в высокой траве на задней горе.              Некоторыми ночами он сидит в открытом поле, расположив гуцинь под руками, и думает о полёте с руками, обхватившими его за талию, парне, смехе, который собрал в своём сердце, словно драгоценные ракушки, звенящие в нём, когда он играет.              Песня кружится под его руками, новая и знакомая. Ноты, которые он начал писать несколько недель назад, ещё не зная, что они значат, теперь поглощены пустым миром, где их некому услышать.              --------              Спустя полгода после своего возвращения Лань Ванцзи срочно вызывают в ханьши брата во время завтрака.              — Пожалуйста, сообщите Цзэу-цзюню, что я приду к нему в скором времени, — просит Лань Ванцзи. Адепт спешит исполнить его просьбу.              Вызов брата беспокоит его, и он быстро собирается. Лань Сичэнь всегда с уважением относился к распорядку дня Лань Ванцзи, зная, что тот не любит, когда его прерывают. В эти дни Лань Ванцзи кажется, что он бы не был против вторжения, но эти чувства держит при себе.              Когда он приходит в ханьши, заклинатель видит стоящего брата и маленького мужчину в серо-жёлтых одеждах, нервно обмахивающегося веером, с неуместно мрачным выражением лица.              — Цзэу-цзюнь, — приветствует Лань Ванцзи, заходя в покои. — Господин Не.              — Ханьгуан-цзюнь, — приветствует Лань Сичэнь — в присутствии других брат всегда использует титул, особенно во время обсуждения вопросов ордена, — спасибо, что так быстро пришёл. У Господина Не есть новости.              — Да, — говорит Не Хуайсан, нервно открывая и закрывая веер, его глаза влажные, нижняя губа напряжена, дрожит. Мужчина издаёт резкий, громкий всхлип и закрывает лицо руками.              Братья обмениваются изумлёнными взглядами поверх его головы, Лань Сичэнь внезапно бросается вперёд, кладёт руку на плечо мужчины и ведёт его к подушке.              — Господин Не, почему бы тебе не присесть? Я распоряжусь, чтобы принесли чаю.              — Спасибо, эр-гэ, — благодарит Не Хуайсан, хлюпая носом. — Простите, простите. Мне стоило написать, но я—              Икота сопровождает отрывистые паузы между его словами, когда тот пытается говорить.              — Не спеши, — любезно говорит Лань Сичэнь.              Перед ними ставят чайный сервиз, и Лань Ванцзи, пока Лань Сичэнь отпускает слугу, успевает налить им три кружки чая. Не Хуайсан дрожащими руками берёт чашку и немного проливает, поднося её ко рту. Однако это, похоже, немного его успокоило, и после нескольких глотков и глубоких вдохов он тихо произносит: «Спасибо».              — Хуайсан, ты прилетел сюда в таком состоянии? — полным беспокойства голосом спрашивает Лань Сичэнь. — Минцзюэ известно, что ты здесь?              Не Хуайсан вздрагивает, ставя пустую чашку на стол.              — Нет, он не знает, — отвечает Не Хуайсан. — Он… дагэ… он… прямо сейчас он не в том состоянии, чтобы что-то знать. Он-              У него снова перехватывает дыхание. Лань Ванцзи изо всех сил старается терпеливо ждать, но он чувствует напряжение в теле брата, наблюдая за Не Хуайсаном. Не Минцзюэ и Лань Сичэнь всегда были близки, даже до того, как стали назваными братьями. Лань Ванцзи не известна точная глубина их отношений — он никогда не спрашивал, а брат никогда не рассказывал. Однако, видя тревогу, пробивающуюся под кожей Лань Сичэня, Лань Ванцзи кажется, что он чувствует что-то знакомое.              — Дагэ болен, — наконец выдыхает Не Хуайсан. — Это-- заболевание ци, это- он не просыпался в течение трёх дней.              Рука Лань Сичэня делает прерывистое движение, прежде чем он протягивает руку Не Хуайсану, кладя пальцы на тыльную сторону ладони.              — Как долго он болен?              Не Хуайсан качает головой, между ними на низкий столик капают слёзы.              — Не знаю, я не знаю, — говорит он хриплым голосом. — Ты же знаешь дагэ. Он бы никогда мне не сказал, что болен. Я узнал о болезни только тогда, когда он уже был прикован к постели. Он был… он выглядит так… — мужчина сглатывает. — Я не знаю, что делать. Я подумал, может быть… названый брат дагэ. Пожалуйста, эр-гэ, — он поворачивает руку, чтобы ухватиться за пальцы Лань Сичэня, — пожалуйста.              Лань Ванцзи наблюдает за тем, как извивается Не Хуайсан, не понимая, о чём просят. Но горло Лань Сичэня подрагивает, когда тот тяжело сглатывает и отвечает.              — Конечно, Господин Не. Я вернусь вместе с тобой в Нечистую Юдоль и лично этим займусь.              Лань Ванцзи переводит взгляд на брата, который на него не смотрит.              — Спасибо! — благодарит срывающимся голосом Не Хуайсан. — Спасибо, Цзэу-цзюнь.              Не Хуайсан пытается встать, несколько раз кивнув головой, его веер раскрыт и прижат к груди. Вещица украшена тремя птицами — пустельгой и канарейкой, стоящими у подножия дерева, в то время как сорока наблюдает за ними с высокой ветки. Веер красиво разрисован, но он странный. Не Хуайсан ловит взгляд заклинателя и захлопывает веер, небрежно прощаясь, прежде чем выбежать из комнаты.              Лань Сичэнь изящно поднимается на ноги, чтобы последовать за убежавшим заклинателем, когда подаёт голос Лань Ванцзи.              — Брат. Я бы хотел поговорить с тобой наедине.              — Ванцзи, — Лань Сичэнь переводит на младшего отстранённый взгляд, — мне нужно идти.              Ему нужно. Лань Ванцзи понимает, что тот должен идти.              Но.              Отец на смертном одре. Облачным Глубинам нужен глава ордена.              Но.              — Ты нужен здесь, — говорит Лань Ванцзи, подавляя своё желание — желание отдать это брату. — Не смешивай общественные и личные интересы, — произносит он. Слова отдают кислотой в его устах.              Из Лань Сичэня вырывается тихий задыхающийся звук, словно Лань Ванцзи его ударил. Он несколько раз моргает, глядя на брата, переводит взгляд на дверь, а затем снова на него:       — Отправишься ты?              Лань Ванцзи стоит поинтересоваться для чего. Стоит напомнить брату, что его присутствие не может остановить болезнь. Но он только кивает.              — Спасибо, Ванцзи. Я верю, что ты со всем справишься.              — Я напишу.              Лань Сичэнь выглядит так, словно хочет протянуть к нему руку. В этот момент Лань Ванцзи хочется, чтобы он так и сделал. Воспоминания о том, как он был маленьким, как его обнимал старший брат, как утешал, как ласковые руки разглаживали его шероховатости, сладкие, и от них тяжело в груди.              Они не обнимаются. Братья не обнимали друг друга много-много лет. Их любовь друг к другу глубже, чем костный мозг, но неосязаема.              — Я пойду готовиться к своему отбытию, — оповещает Лань Ванцзи, и Лань Сичэнь ему улыбается — водянистое солнце любви сквозь серое небо.              Лань Ванцзи кланяется и покидает покои. Ему придётся найти кого-то, кто будет вести его занятия, кого-то, кто будет заниматься письмами. Заклинатель возвращается в цзинши, чтобы начать договариваться, всё время игнорируя предательский всплеск адреналина в венах. Его дни тянулись долго и напряжённо, а перед ним всё то же самое, жёстко обхватывающее кости. Вот нож, чтобы освободиться, вырванный из сердца брата.              Он присаживается за низкий столик, скрестив руки, проводит большим пальцем по колокольчику, спрятанному в ткани рукава, и принимается писать.              --------              Лань Ванцзи и Не Хуайсан вылетают в Цинхэ Не и Нечистую Юдоль в тот же день. Лань Сичэню удаётся убедить Не Хуайсана остаться на достаточно долгое время для того, чтобы вместе с ними перекусить перед отправлением, настаивая на том, что в его нынешнем состоянии слишком опасно вылетать без приёма пищи. Не Хуайсан, который никогда не был сильным заклинателем и который, безусловно, истощён после своего долгого одиночного путешествия, соглашается с его доводами и присоединяется к трапезе. Во время медленного приёма пищи мужчина суетится, обводит глазами комнату, словно ожидает увидеть что-то или кого-то затаившегося. Он замечает, что за ним наблюдает Лань Ванцзи, и его губы дёргаются в попытке улыбнуться, но улыбка гаснет, как умирающая свеча.              Вина чувствуется как глубокий синяк, старый и зудящий, когда Лань Ванцзи поднимает меч и его захватывает запылённое воспоминание о руках и солнце.              Он убеждает себя, что не сбегает. Брат не может отправиться помочь, поэтому Лань Ванцзи сделает это вместо него. Он убеждает себя, брат не должен познать ту же потерю, что и он. Ему также известно, что это будет не то же самое. Вэй Ин живёт вне пределов досягаемости, если бы не колокольчик, который с собой носит Лань Ванцзи и которым он пообещал себе никогда не пользоваться. Но он жив.              Путешествие до Цинхэ Не медленное. Если бы Лань Ванцзи отправился один, он бы смог справиться с этим путешествием за день. Однако Не Хуайсан не может поспевать за его привычным темпом даже в самых благоприятных условиях, а сейчас он далеко не в лучшем состоянии.              Солнце только-только начинает мрачно светиться на западном горизонте, одинокая красная капля проливается через водяную чашу неба, когда Не Хуайсан наклоняется в сторону на своей сабле.              Лань Ванцзи бросается вперёд, хватая маленького мужчину за руку, прежде чем тот полностью упадёт.              — Прошу прощения! — извиняется Не Хуайсан, схватив его за локоть и тяжело на него опираясь, когда под ним дрогнул менее мощный клинок. — Простите, я не думаю, что смогу продолжить путь. Я не… Мне нужно отдохнуть.              Лань Ванцзи кивает.              — Поблизости есть город, — говорит он. — До него можно добраться за пять минут на мече или за двадцать — пешком. Вы справитесь?              Не Хуайсан хнычет, издавая высокий свистящий звук, однако кивает.              — Я справлюсь, если Вы поможете, — говорит он.              Лань Ванцзи хмурится, но сплетает их руки вместе, изо всех сил стараясь не думать о прикосновении, и направляет их в город так быстро, как только осмеливается.              Город не такой маленький, как ожидал Лань Ванцзи, когда они приближались к нему сверху. Улицы полны людей, выполняющих поручения до наступления темноты, торговцы кричат о сделках в шуме рынка в конце дня, дети бегут под ногами, пробиваясь сквозь взрослых, как через препятствия в пешеходной гонке.              — Сюда, — говорит Не Хуайсан, убирая свой клинок в ножны и дёргая Лань Ванцзи за рукав. Лань Ванцзи рефлекторно отдёргивает руку. — Ах, простите, простите! — извиняется Не Хуайсан, держа руки перед собой. Это просто-- постоялый двор. В ту сторону. — он машет в сторону большого, слегка обветшалого здания в конце ряда.              На постоялом дворе так же многолюдно, как и на улице, столы заняты группками покупателей и путешественников, поедающих пищу до наступления ночи. Лань Ванцзи сомневается, что они смогут найти здесь ночлег.              Он обнаруживает, что недооценил Не Хуайсана.              Ванцзи отступает назад и наблюдает, как мужчина подходит к владельцу, машет веером, хлопает ресницами, смеётся глупым, звенящим смехом — скорее жеманным, чем весёлым. Владелец кажется уже достаточно благосклонным по отношению к Не Хуайсану к тому времени, когда тот достаёт из своего рукава полный кошелёк и бросает небольшую стопку монет — которых слишком много — на деревянную поверхность стола перед ними. Глаза владельца постоялого двора становятся почти такими же широкими, как и его улыбка, когда он бестактно хватает монеты, низко кланяется и спешит выпроводить со стола пьяных, начавших буянить, торговцев.              — Я не совсем бесполезен, — уверяет у его локтя Не Хуайсан, улыбаясь из-за веера.              Лань Ванцзи ничего на это не говорит, но это не значит, что он не согласен.              Несмотря на то, что компаньон в путешествии упал на него, когда они проделали последний этап своего полёта в город, едва удерживаясь на сабле, Лань Ванцзи поражает, что сейчас он, кажется, совершенно оправился. Возможно, это эффект алкоголя и незнакомых людей, теснящихся вокруг них, с которыми Не Хуайсан вступает в разговор и так же его завершает, чем больше он пьёт. Это определённо не тот сценарий, который Лань Ванцзи считает оживляющим, но щёки Не Хуайсана раскраснелись, и молодой человек кажется почти счастливым, всё больше и больше разваливаясь на столе. Лань Ванцзи любопытно, сколько времени ещё пройдёт, когда Не Хуайсан будет готов подняться в их комнату. Лань Ванцзи не хочется спать, но он устал. Он жаждет уединения в своей комнате, может быть, чтобы сыграть музыку и попытаться заглушить шум окружающего трактира. Однако он также не хочет оставлять Не Хуайсана на произвол судьбы, ведь всего несколько часов назад он спас его от почти смертельного падения, и знает, что тот ещё не отдохнул.              Не Хуайсан легонько похлопывает незнакомца по локтю и снова сосредотачивает своё внимание на Лань Ванцзи.              — Второй господин Лань, — говорит он, слегка невнятно, — знаете ли Вы, что последнее перед болезнью сказал мне брат?              Не Хуайсан наклоняется вперёд над столом, его остекленевшие глаза внезапно увлажнились. Лань Ванцзи качает головой, достаточно сильно для того, чтобы показать, что он слушает, неуверенный, хочет ли продолжать этот разговор.              — Он назвал меня позором, — икает Не Хуайсан.              Лань Ванцзи заставляет себя не отводить взгляд от Не Хуайсана, который крутит веер удивительно ловкими пальцами.              — Дагэ и я очень разные, — немного мечтательно продолжает Не Хуайсан, его публика, по-видимому, забыта. — Я разглядывал свои веера, восхищаясь ими, когда он меня нашёл. Он никогда не понимал моей любви к красивым вещам. Он спросил, где моя сабля, почему я не тренируюсь. Но я этого не знал. Он приказал мне сжечь веера. Брат и впрямь заставил бы меня это сделать, если бы не появился а-Яо и не остановил его. Они повздорили, и дагэ заявил, что главе ордена такие вещи не нужны. Я же сказал, что не собираюсь быть главой.              Веер, изящно покачивающийся в пальцах Не Хуайсана, внезапно падает на стол с тихим стуком. Не Хуайсан смотрит на падение, но не хватается за вещь. Лужица пролитого вина просачивается в бумагу, чернила текут.              Лань Ванцзи, понятия не имеющий, что сказать, не говорит ничего. В этот момент ему думается, что он и Не Хуайсан могут понять друг друга лучше, чем когда-либо. Они оба вперили взгляд в веер, где расплываются чернила, тонко прорисованные линии пустельги расплываются в пятно.              Рука Не Хуайсана внезапно вырывается, хватает веер со стола, складывает его и засовывает в рукав.              — Я пойду поищу прислугу. Больше вина, — оповещает он, отталкиваясь от стола и слегка спотыкаясь, когда поднимается на ноги.              Шум постоялого двора давит на Лань Ванцзи. Это странно. В течение последних нескольких месяцев в Облачных Глубинах он находил тишину сдерживающей. Теперь, когда он наконец окружён шумом, он обнаруживает, что дышать так же тяжело, как и всегда, звуки вливаются в его нос и рот, заполняя лёгкие, словно вода.              Долгое время он сидит за столом, дыша сквозь шум. Не Хуайсан не вернулся. Толпа на постоялом дворе начала несколько редеть, хотя она всё ещё более оживлённая, чем обычно. Заклинатель вглядывается в неё, пытаясь разглядеть Не Хуайсана, проклиная себя за то, что упустил его из виду — тот был довольно пьян и богато одет, — когда мужчина в чёрных одеждах внезапно сталкивается с Лань Ванцзи, падая, растянувшись на ногах.              — Ах, простите! — восклицает мужчина, пытаясь высвободиться от Лань Ванцзи, но только ещё больше запутывая их своими усилиями. Лань Ванцзи, стряхивая с себя оцепенение от внезапного обнаружения человека у себя на коленях, хватает мужчину за плечи и стаскивает с себя сопротивляющуюся фигуру.              — Простите! — снова извиняется мужчина, склонив голову и неуверенно отдавая честь, его руки спрятаны в пустоте его очень широких рукавах. Лань Ванцзи сужает глаза и со скоростью хлыста хватает запястья мужчины в свои руки, вытаскивая их в поле зрения. Мужчина вскрикивает от удивления, а затем от стыда, когда Лань Ванцзи прожигает взглядом белый шёлковый кошелёк с деньгами в его руке, расшитый голубыми облаками.              — Второй господин Лань! Что здесь происходит? — Не Хуайсан бросается вперёд, взволнованный, видя разыгрывающуюся перед собой сцену.              — Воровство запрещено, — сухо говорит он мужчине. Последний вспыхивает, пальцы разжимаются вокруг кошелька, который с тяжёлым стуком падает на пол.              — Пожалуйста, пожалуйста, простите меня! — умоляет мужчина, его взгляд дикий от страха, когда он мечется вокруг, ища место, где можно приземлиться, где нет Лань Ванцзи.              — Ах, Ханьгуан-цзюнь, — с тревогой в голосе говорит Не Хуайсан рядом с ним, — Вы не можете быть с ним помягче? Взгляните на него: он явно голоден. Будьте снисходительны к другим. Будьте великодушным.              Он бросает взгляд вниз на Не Хуайсана, рот которого спрятан за веером, когда он наблюдает за Лань Ванцзи сверху. Судя по всему, многие недели обучения Не Хуайсана в Облачных Глубинах всё-таки имели на него какое-то влияние, раз ему удалось процитировать принципы стены послушания Лань Ванцзи       .       Лань Ванцзи колеблется. Не Хуайсан не ошибается, и, кроме того, другие посетители начали обращать внимание на беспорядки, владелец с тревогой смотрит на них, крутя тряпку в руках, деловито управляя другой группой. Но ничто из этого не заставляет Лань Ванцзи отпустить запястья мужчины.              Он осматривает голодного мужчину — молодого, темноволосого, сероглазого, смотрит на его впалые щёки, и его сердце болит от воспоминаний.              Освободившись, мужчина собирается убежать, однако Лань Ванцзи его останавливает.              — Садись, — повелительно приказывает он.              Мужчина выглядит неуверенно. Он бросает вопросительный взгляд на Не Хуайсана, который слегка пожимает плечами.              — Ах, молодые господа, у вас какие-то проблемы? — хозяин постоялого двора спешит к их столику, наконец-то освободившись от группы посетителей, несколько раз извиняюще опускает головой, прежде чем повернуться к мужчине. — Мо Сюаньюй, кто тебя выпустил! Убирайся отсюда, пока я не отправил весточку Мо Фужэню!              — У нас всё в порядке, — быстро вмешивается Лань Ванцзи.              — В порядке, в порядке! — эхом отзывается Не Хуайсан. — На самом деле не совсем понимаю, что всё это значит! Но мы голодны. Три блюда--, — он оценивает взглядом Лань Ванцзи, наблюдающего за Мо Сюаньюем, — и два кувшина вина.              — О, — выдаёт с отвисшим ртом хозяин гостиницы, прежде чем спохватывается. — Да! Да, конечно, сию минуту. — Он спешит прочь, немного ошарашенный, однако щедрые посетители важнее любопытства.              Мо Сюаньюй по-прежнему стоит на месте, переводя взгляд со стола на дверь, как будто прикидывая, может ли он сбежать.              — Садись, — во второй раз повторяет Лань Ванцзи и затем, поскольку ситуация явно требует большего, — ты голоден. Скоро принесут еду.              Бросив один тоскливый взгляд в направлении двери, явно придя к выводу, что он никогда этого не сделает, Мо Сюаньюй присаживается напротив них. Тишина окутывает стол, Лань Ванцзи наблюдает за обвисшим, сгорбленным, отражающимся на его конечностях языком тела молодого мужчины, сидящего напротив. Он примерно их возраста, хотя из-за того, как его одежды, слишком большие для его худого тела, обвисают на нём, он выглядит моложе. На лице едва заметен пожелтевший синяк, идущий от правого виска, над глазами и до трещины на верхней губе, которая недавно снова открылась, когда он зажал её между зубами. Мужчина пытается прикрыть это пудрой для лица, неумело нанесённой на травму. У него дикие глаза с расширенными зрачками, как у пойманного в ловушку животного.              — Мо Сюаньюй, — привлекает его внимание Не Хуайсан, — меня зовут Не Хуайсан. А это — Лань Ванцзи.              Мо Сюаньюй прикрывает глаза.              — Прошу прощения, — выдыхает он. Теперь, когда паника улеглась, его голос звучит глубже, чем ожидал Лань Ванцзи, учитывая слабость незнакомца. — Пожалуйста, простите меня, я всего лишь--, — но в этом момент подходит прислуга, и Мо Сюаньюй замолкает, намеренно отводя взгляд.              На стол ставится несколько мисок с едой, а также два кувшина вина, как и просилось. Лань Ванцзи кивает в знак благодарности, и слуги спешат прочь, чтобы обслужить другую группу посетителей.              — Ешь, — говорит Лань Ванцзи.              Мо Сюаньюй открывает рот, чтобы продолжить извиняться, однако Лань Ванцзи не предоставляет ему такой возможности.              — Никаких разговоров во время еды, — произносит он, беря миску и ставя её перед голодным мужчиной.              Мо Сюаньюй ест как человек, который много дней не видел настоящей еды. Может, как думается Лань Ванцзи, недель, отмечая бугристые выступы его запястий. Его рот сжимается в тонкую линию. Он думает, что, возможно, ему нужно будет посетить деревню Мо. Если дела обстоят настолько плохо, если еды так мало, то, возможно, это требующий рассмотрения вопрос.              Лань Ванцзи ложится спать незадолго до хайши*, его усталость наконец-то берёт верх над страхом за кошелёк Не Хуайсана. После их трапезы Мо Сюаньюй унёсся прочь — без всяких сомнений, назад в свою деревню. Глаза Не Хуайсана проследили за ним, тёплые от вина и хихикающие.              В комнате Лань Ванцзи чересчур тепло, огонь разожжён высоко, впитывая тепло в каменный пол, как в духовку. На столе горят благовония, приторные и ароматные. Голова Лань Ванцзи кружится от этого запаха, когда он раздевается, его кожа блестит под множеством слоёв шёлка. Вечерняя медитация проходит поверхностно; Лань Ванцзи обнаруживает, что внимание отвлекают разрознённые воспоминания — длинное хохочущее горло, пара ярких любопытных глаз, водопад чёрных волос поверх рыжих. Энергия бурлит внутри него, ускользая от его обладания, скользкая и необузданная.              Он бросает медитацию как плохую работу и, чувствуя, как внутри него грохочет буря, заваливается на грубые простыни гостиничной кровати и гонится, как звук на ветру, за сном.              --------              Солнце всё ещё низко стоит на востоке неба, когда на следующее утро Не Хуайсан и Лань Ванцзи отправляются в путь, чтобы завершить своё путешествие. Это приходится по душе Лань Ванцзи, потому что прохладное влажное дыхание утра шепчет сквозь его одежду, пока не прилипает к коже. Рядышком, дрожа, Не Хуайсан обхватывает себя руками вокруг груди. Лань Ванцзи удивился, увидев своего компаньона проснувшегося так рано, и ещё сильнее удивился, когда заметил красные сосуды от головной боли в белках глаз, бледность его лица. Без сомнений, это последствия слишком большого влитого в себя количества вина прошлой ночью.              Однако Не Хуайсан стремился вернуться в Нечистую Юдоль. Он мало говорил до того, как они начали своё путешествие, сказав лишь: «Давай поторопимся», — его голова уже повернулась в сторону Цинхэ.              Прошло много времени с последнего визита Лань Ванцзи Нечистой Юдоли. В то время он всё ещё был младшим учеником, сопровождая своего брата и небольшую группу в поездке на ночную охоту с адептами Не. Лань Сичэнь сказал, что адептам из других орденов полезно встречаться и работать вместе, поскольку это «взаимовыгодная возможность обучения». Лань Ванцзи позволил этому объяснению остаться без вопросов, потому что это не было ложью. Однако ему было известно, что у брата были и другие причины для визита в Нечистую Юдоль. Он уверен, что Лань Сичэнь был в курсе, что Лань Ванцзи об этом знал, но… что ж. Это непростой вопрос. Если Лань Сичэнь не захотел с ним об этом говорить, то Лань Ванцзи не стал бы настаивать на обсуждении этого вопроса.              Тогда Нечистая Юдоль не произвела на Лань Ванцзи большого впечатления. Резиденция была бесплодной, каменистой, холодной, с чудовищными лицами, вырезанными в камне, уродливыми взглядами со стен. Жильё он нашёл таким же безвкусным и перенасыщенным, как и людей, населяющих его внутри, — нахальных и шумных, с резкими манерами и вспыльчивым характером. Наблюдая за громким, вспыльчивым человеком, который был другом его брата на всю жизнь, Лань Ванцзи удивлялся странности сердец.              После его последнего визита в Нечистую Юдоль мнение о ней не совсем изменилось — гримасничающие звери, выглядывающие из каждой стены, теперь не более приятны, чем были тогда. Но на этот раз Лань Ванцзи не может отмахнуться ни от каменистого ландшафта, ни от каменных людей, как раньше. Он осознаёт, что в обветренной коже Цинхэ есть что-то прекрасное. Заклинатель задаётся вопросом, изменилась ли это Нечистая Юдоль или вместо этого что-то изменилось в нём.              Как только они приземляются, их уводят в комнату, спрятанную в глубине коридора. Та тесная, без окон, горстка мерцающих свечей, сотрясаясь, освещает темноту. Лань Ванцзи хмурится, когда его ведут внутрь, к кровати, на которой на спине лежит крупный мужчина с закрытыми глазами и сцепленными на груди руками, словно он лежит в могиле, а не на кровати — не хватает только лишь его клинка. Женщина склонилась над ним, сжав его запястье, и нахмурила брови.              Не Хуайсан опережает Лань Ванцзи, на тяжёлых ногах пересекает комнату и опускается на колени рядом с братом, руками вцепившись в простыни. Женщина отодвигается, давая ему пространство.              — Как давно он болен? — спрашивает её Лань Ванцзи.              Её взгляд скользит по кровати, прежде чем вернуться к нему, останавливаясь где-то в районе его ключицы.              — Около недели, — отвечает она, убирая свои серебристые волосы с глаз. — Его ци и раньше была в плохом состоянии, но это никогда не было проблемой недостатка энергии. Боюсь, что лечение, которое мы использовали, чтобы контролировать избыток энергии ян, возможно, лишь усугубило его состояние.              — Вы его постоянный лекарь? — интересуется Лань Ванцзи.              Та кивает.              — Я заботилась о трёх поколениях семьи Не, — говорит она, поджав губы. — К сожалению, это крайне непродолжительные поколения.              С кровати доносится громкий испуганный вздох. Лань Ванцзи и лекарь поворачиваются на звук. Они обнаруживают Не Хуайсана, склонившегося над Не Минцзюэ, пытающегося поднять мужчину.              — Помогите! — отчаянно пищит он.              Лань Ванцзи пересекает комнату в три шага, поднимая неуклюжую фигуру Не Минцзюэ за плечи. Глаза мужчины открыты, сосуды лопаются на их белках, вены давят на кожу, дыхание вырывается из горла удушливым, хриплым кашлем. В груди у него спазмы от усилия дышать вопреки чему-либо, его руки слабо сжимают переднюю часть одежд.              Лань Ванцзи не раздумывает. Он действует инстинктивно, подтягивая тело Не Минцзюэ к краю кровати, наклоняя его вперёд.              — Контролируй, — приказывает он, сильная рука крепко прижимается к его спине для демонстрации. — Вдохни сейчас. — под его рукой спина Не Минцзюэ расширяется от содрогающегося дыхания. Лань Ванцзи чувствует, как он напрягается, задыхается. — Кашляй, сейчас же, — приказывает он и одновременно с этим ударяет твёрдой ладонью в центр спины мужчины.              Раздаётся влажный звук, когда изо рта Не Минцзюэ мрачными брызгами вылетает кровь. Мужчина делает один глубокий, чистый вдох через рот, а затем падает без сил, и только быстрые руки Лань Ванцзи не дают ему удариться головой о каменный пол.              С помощью Не Хуайсана и лекаря он укладывает Не Минцзюэ обратно на кровать.              — Такое уже случалось? — спрашивает Лань Ванцзи, наклоняясь и беря запястье мужчины, кладя пальцы на точку пульса между крепкими сухожилиями.              Он поднимает глаза на глаза лекаря. В них видна обречённость.              — Нет, — даёт ответ лекарь, Не Хуайсан слишком потрясён, чтобы говорить. — До сих пор болезнь протекала тихо. Медленное угасание. Ничего такого агрессивного.              — Медленное? –лоб Лань Ванцзи морщится. — Разве он не заболел всего неделю назад?              — Ох! О, да, неделю назад, — исправляется она. — Вы меня извините. Для этой болезни дни казались очень долгими.              Лань Ванцзи кивает, возвращая внимание к ощущениям вдоль меридианов Не Минцзюэ, к пульсу вокруг его золотого ядра. Это совсем не похоже на то пламя, которое он ощущает в своём теле, полное и сияющее в своём нижнем даньтяне. Золотое ядро Не Минцзюэ задыхается, словно золотой чешуйчатый кои вытащенный на поверхность. Заклинатель пытается передать ему частицу своей духовной силы, но она становится сиропообразной, медленно вливаясь в него, то ли не желая, то ли не в силах в него проникнуть. Лань Ванцзи хмурится и снова складывает руки мужчины на груди. Не Хуайсан и лекарь выжидающе смотрят на Ханьгуан-цзюня. Лань Ванцзи хотелось бы, чтобы ему было что им сказать.              — Я хотел бы осмотреть покои Чифэн-Цзуня, — говорит он.              Не Хуайсан икает и кивает лекарю, снова опускаясь на колени у постели брата, низко опустив голову, лицо мужчины искажено болью.              --------              Лань Ванцзи остаётся обыскать покои Не Минцзюэ наедине. Слуга, который привёл его сюда, поспешно выходит. Он удивляется, что ему позволили привилегированно посетить покои лидера ордена, однако после часа поисков чего-нибудь необычного и полезного, в голову приходит мысль. Их не волнует, что он здесь, потому что в комнате уже не было ничего интересного.              Дело не в том, что он ожидал обнаружить гору подсказок. Он даже не знает, что ищет. Болезнь, истощающая ци, странна, но у него нет доказательств, что это что-то иное, а не злосчастная болезнь. Только подозрения.              В отсутствие хозяина комната покрыта толстым слоем пыли и, похоже, не содержит никаких ответов. Здесь нет ни бумаг, ни писем, ни бухгалтерских книг, ни свитков. Никому бы вообще в голову не пришло, что это комната главы ордена, если бы не серебряные украшения для волос, разложенные на столе. Серебро и отблеск золота.              Лань Ванцзи подходит к столу, чтобы ещё раз взглянуть. Он поднимает одно из украшений и рассматривает золотой носовой платок под ним, осторожно беря его в руки.              Это тонкий шёлк, украшенный вышивкой кои, расшитыми тонкой золотой нитью. Но интересует его не сам платок.              Заклинатель поднимает ещё одно украшение для волос и подтверждает своё подозрение.              В пыли на столе, где лежало украшение, есть прореха, силуэтный рельеф, где она осела на серебро, оставив дерево под ним нетронутым. Там, где лежал платок, такого рельефа нет. Стол под платком покрыт пылью.              Лань Ванцзи подумывает забрать золотую примету с собой, но решает этого не делать. Это всего лишь платок, и он уже знает, кому он принадлежит.              Вопрос лишь в том, кто и зачем положил его сюда.              --------              В гостевых покоях, при всей каменности и аскетизме Нечистой Юдоли, тепло и приятно. Каждую ночь, когда он заходит в покои, его ждёт ванна, горят благовония сандалового дерева, — приятное воспоминание о доме.              Он позволяет себе роскошь понежиться в тёплой воде. Согревающие талисманы трепещут на сквозняке, проникающем в комнату под щеколдой двери.              Он смывает мрак и тяжесть дня, крошечный водоворот уносит с водой пыль и разочарование. За последние полторы недели он переговорил со всеми жителями Нечистой Юдоли, с кем только мог, расспрашивая о делах Не Минцзюэ в неделю, когда тот заболел, — о посетителях, письмах, о чём-нибудь странном, о странности в поведении. Ничего не было.              Ничего, когда что-то должно было быть.              Не Минцзюэ — глава одного из великих орденов. Его неделя не должна быть такой пустой. Это не жизнь главы ордена. Но, как бы он ни старался, Лань Ванцзи никого не может убедить в обратном. Все — советники, слуги, адепты, все — говорят ему одно и то же.              Лань Ванцзи провёл достаточно расследований, чтобы понять, что это само по себе странно.              Уже не в первый раз он жалеет о том, что у него нет более простых манер. Чтобы он был сердечным, приглашал людей поделиться доверием. Это упростило бы ситуацию. Лань Ванцзи знает, что он отстранённый, пугающий — его присутствие заставляет людей напрягаться, закрываться от пронизывающего ветра Лань Ванцзи.              Вэй Ин бы лучше справился с этой задачей. Он был добросердечным, люди обращались к нему, как цветы в погоне за солнцем.              Как всегда, мысль о Вэй Ине опасна. Сердце полыхает, врезаясь в грудную клетку.              Лань Ванцзи рассеянно перегибается через край бочонка, засовывает руку в рукав своих одежд, пальцы ищут спрятанный там маленький колокольчик.              Он старается этого не делать. Он установил для себя правило не разыскивать его, не теряться в тоске. Это правило заклинатель нарушает чаще, чем любое другое. Сегодняшней ночью его разум — блестящая кисть, раскрашивающая завитки смеха Вэй Ина в буйство красок.              Пальцы смыкаются только на ткани.              Он хмурится, переворачиваясь в бочке. Молодой человек разглаживает руками одежды, ощупывая карманы рукавов в поисках прикосновения твёрдого металла.              Там ничего нет.              Он встаёт, от внезапного движения вода обрушивается на пол вокруг мужчины. Его это не волнует. Заклинатель выходит из бочонка, не потрудившись вытереться или одеться, руки в отчаянии пробегают по каждому стежку, не находя ничего, кроме мягкого податливого шёлка.              Его сердце издаёт сокрушительный, полный горя вопль, бьётся о грудную клетку и разбивается вдребезги.              Колокольчик пропал.              --------              Несмотря на всё его ледяное самообладание, есть что-то ужасное в громе на лице Лань Ванцзи, когда он открывает дверь под несмелый скрежет костяшек пальцев. Мужчина, стоящий с другой стороны, с бледным и осунувшимся лицом, делает несколько шагов назад, прижимая руку к груди, прежде чем берёт себя в руки и отдаёт честь, кланяясь намного ниже, чем необходимо, как будто он готов упасть на пол в мольбу, если Лань Ванцзи будет двигаться слишком быстро.              — Ханьгуан-цзюнь, — слышится голос мужчины, всё ещё с опущенной к полу головой. — Вы должны прийти. Господин Не—              Голос мужчины срывается. Лань Ванцзи собирает бурю своего разбитого сердца, дикую и огромную, и сжимает её в алмаз, запечатывая в своей сердцевине.              — Показывайте дорогу, — указывает он, следуя к постели больного Не Минцзюэ.              Дверь открывается, и Не Хуайсан врезается в него, Лань Ванцзи ловит младшего брата Не, прежде чем тот рухнет на пол.              — Он… он-, — задыхается, удерживаемый только руками Лань Ванцзи на локтях, Не Хуайсан.              Из комнаты выходит лекарь, мрачная, с мокрыми щеками. Лань Ванцзи задаёт ей безмолвный вопрос, и та качает головой. Руки Лань Ванцзи на мгновение сжимаются вокруг Не Хуайсана, прежде чем два человека бросаются вперёд, просовывая руки ему под плечи и утаскивая его прочь.              — Что случилось? — спрашивает Лань Ванцзи, стоя на краю комнаты.              Целительница вытирает своё лицо, но, когда она говорит, её голос твёрд.              — Всё закончилось. Его ядро просто… опустошалось, пока не исчезло. Тело не принимало никакой духовной силы, которую мы пытались ему передавать. Я никак не ожидала--, — её голос срывается, и она сдерживает эмоции, — я никогда не думала, что всё закончится вот так.              — Я должен написать моему брату, — говорит Лань Ванцзи. — Прошу меня простить.              --------              В Облачных Глубинах горе заперто в укромные пещеры сердца. Не менее глубокое, не менее настоящее, но всегда личное. И всегда одинокое.              Открытая скорбь в Нечистой Юдоли — избитая грудь, разрывающаяся на части от муки. Сказать, что орден любил Не Минцзюэ, было бы одновременно и правдой, и ужасной ложью. Любовь не стала бы покрывать масштабы преданности и восхищения, глубокой душевной потери, которая пробила дыры в его клане.              Только Не Хуайсан остаётся без слёз, сухим, как письма, брошенные в огонь, превратившиеся в пепел и оставленные в серых кучках, которые унесёт в ничто ветер. Глядя на него, Лань Ванцзи распознаёт горе, которому уже нечего дать, не говоря уже о слезах.              Лань Ванцзи пишет Лань Сичэню, его кисть медленно и прерывисто рисует штрихи, которые его брат прочтёт с тихой грацией, когда крыло его сердца резко упадёт в руины. Он также подумывает написать Цзинь Гуанъяо. Может, ему и не нравится этот мужчина — его короткая улыбка, успокоительные слова слишком прилизанные, сам мужчина слишком скользкий для того, чтобы он мог понравиться Лань Ванцзи, — но ему известно, что теперь Цзинь Гуанъяо — единственная опора сердца его брата. В конечном счёте, однако, он решает этого не делать. Он предоставит другим, тем, кто знает его лучше, найти нужные слова для Цзинь Гуанъяо. Он надеется, что они сделают это быстро, ради Лань Сичэня.              Приготовления начинаются быстро. На стены Нечистой Юдоли накинута ткань в траурных тонах. Лань Ванцзи тратит время на сбор своих вещей и составление планов. Заклинатель добавляет постскриптум к своему письму для Лань Сичэня, информируя брата о дальнейших шагах. Ради него он хочет остаться, но в нынешних обстоятельствах его расследование в Нечистой Юдоли было бы неуместным, и Лань Ванцзи не может не чувствовать, что ему нужно продолжать двигаться, действовать быстро.              По правде говоря, не только расследование и смутные подозрения заставляют Лань Ванцзи стремиться двигаться дальше. Пропавший колокольчик — звон, беззвучная дрожь, взывающая к нему, в крови. Он уверен, что знает, где его найти.              Он натыкается на Не Хуайсана, который прячется среди живой изгороди каменного павильона, просовывая семена сквозь прутья птичьей клетки маленькой канарейке с жёлтым и серым оперением. Мужчина вздрагивает, когда приближается Лань Ванцзи, рассыпая семена у себя на коленях по земле.              — Второй господин Лань! — восклицает он. — Я Вас не слышал! Вы пришли, чтобы затащить меня обратно внутрь? У остальных всё под контролем, уверен, что я там буду только мешать! — он наклоняется, сгребая птичий корм обратно в руки, вместе с ним захватывая камни и опилки.              — Господин Не, — начинает Лань Ванцзи; Не Хуайсан вздрагивает так сильно, что у него вырывается лёгкий вздох. — Я ухожу, чтобы продолжить своё расследование.              — Расследование? Так Вы действительно думаете, что что-то происходит?              Лань Ванцзи выдерживает паузу, всегда осторожно подбирая слова.              — Есть ещё кое-что, что мне хотелось бы знать.              Не Хуайсан отворачивается, возвращаясь к птице, просовывая между прутьями больше семян. Птица прыгает вперёд и проколупывает подношение, выплёвывая маленький камешек.              — Мне всегда нравились красивые вещи, — наблюдая за птицей, говорит Не Хуайсан. — Я никогда не был хорош в саблях, сражениях и совершенствовании. Дагэ так старался заставить меня отнестись к этому серьёзно. Во многих отношениях он был тяжёлым человеком. Люди говорят, что мы совсем не похожи. Он помог мне поймать эту птицу, — Не Хуайсан приостанавливается, искоса поглядывая на Лань Ванцзи. Лань Ванцзи хмыкает, не совсем понимая, чего от него ждут. — У них должны быть красивые песни, но эта птица никогда для меня не пела, — он насвистывает канарейке мелодичную, мягкую песню. Та склоняет голову набок, любопытная и тихая. Не Хуайсан вздыхает.              Лань Ванцзи ждёт, чтобы узнать, произойдёт ли что-нибудь ещё, но, когда Не Хуайсан не говорит ничего, в конце концов подаёт голос.              — Что Вы знаете о Мо Сюаньюе?              Не Хуайсан встаёт, снова роняя на землю семена, отряхивает пыль со своих одежд. Крылатые плечи и широкий пояс со звериными головами, который был властным и сильным на Не Минцзюэ, заставляют его выглядеть юным и хрупким.              — Не спрашивайте меня: я уверен, что ничего не знаю, — говорит он, сцепляя руки.              — Думаю, у него моя вещь, — продолжает Лань Ванцзи. — Я хотел бы её вернуть.              Руки маленького мужчины снова сплетаются, плечи ещё больше наклоняются вперёд.              — Он живёт в деревне Мо, — в конце концов отвечает он. — И он племянник Мо Фужэня. Они говорят, он сумасшедший, не должен был уходить, но в ту ночь, должно быть, улизнул. Я, правда, не знаю.              Лань Ванцзи показалось, что, несмотря на то что он говорит о незнании, Не Хуайсану, похоже, известно многое. Возможно, так было принято у большинства людей — в Облачных Глубинах сплетни запрещены, но за пределами его ордена другие говорили так часто. О чём-то они должны были поговорить.              — Спасибо, — благодарит Лань Ванцзи, а затем сухо добавляет: — Я сожалею о кончине Чифэн-Цзуня. Мой брат очень его уважал.              — Да, — отвечает Не Хуайсан, глядя на что-то вдалеке в небе.              Лань Ванцзи кланяется, достаточно низко, чтобы соответствовать новому положению Не Хуайсана, а затем немного ниже, чтобы выразить свои соболезнования, прежде чем уйти.              Он передаёт письмо слуге с указанием срочно доставить его в Облачные Глубины. Затем, не желая больше ждать, заклинатель поворачивает к деревне Мо и становится на Бичэнь, оставляя позади Нечистую Юдоль, камень которой траурно сияет в лучах полуденного солнца.              --------              Ранним вечером он приближается к деревне Мо, у ворот его приветствует небольшая группка встречающих, которые с явным нетерпением наблюдали за его приближением.              — Господин Лань! — обращается к нему женщина с надменным лицом в нарядных одеждах, украшенных не в меру аляповато, окидывая взглядом его белые одежды и налобную ленту. — Добро пожаловать! Мы не знали, что ожидаем столь знатную особу.              — Мо Фужэнь, — догадывается, отдавая честь, Лань Ванцзи. Возможно, это не самое вежливое приветствие, однако он устал, и у него не хватает слов и терпения.              — Вы голодны? Может, Вы хотите отдохнуть? — она поворачивается к женщине, стоящей у её локтя, и вытягивает руку. — Ты чем занимаешься? Иди подготовь комнату! Приготовь еду, о чём ты думаешь, стоя здесь? И вина!              Женщина убегает выполнять приказ, несколько раз быстро кланяясь.              — Нет необходимости, — пытается сказать Лань Ванцзи. — Я не останусь.              — Вы должны позволить нам принять Вас у себя! — жеманно улыбается Мо Фужэнь, протягивая руку, чтобы схватиться за его руку. Лань Ванцзи делает шаг назад, слишком быстро, чтобы не оскорбить. В глазах Мо Фужэнь мелькает что-то металлическое, но в следующий момент она улыбается, как будто этого не было. — Что привело заклинателя в нашу деревню?              — Я прибыл сюда, чтобы поговорить с Мо Сюаньюем, — говорит он.              Теперь на лице Мо Фужэнь безошибочно можно увидеть железную гримасу.              — С ним? Какое у Вас к нему может быть дело? Разве вам, заклинателям, он ещё не надоел?              Лань Ванцзи ничего не говорит, стоя неподвижно на месте, и ждёт.              — У моего сына такой большой потенциал, — рассказывает она. — Я уверена, что Вы со мной согласитесь, когда встретитесь с ним. Я всегда говорила, что у него всё получится в таком ордене заклинателей, как Гусу Лань, — её взгляд метнулся на налобную ленту.              Хорошо, что Лань Ванцзи столько лет потратил на то, чтобы его лицо оставалось пассивным, нечитаемым.              — Мо Сюаньюй, — повторяет он.              Мо Фужэнь хмыкает, а затем машет рукой человеку из своей свиты.              — Проводи его, — произносит она тоном, в котором так и сквозит разочарование. Лань Ванцзи коротко кланяется и степенным шагом следует в комнату Мо Сюаньюя.              Комната, как кажется Лань Ванцзи, слишком щедрое слово. Это небольшая лачуга, отделённая от остальной части комплекса, окна которой заколочены досками, а дверь снаружи закрыта на засов.              — Его всегда так запирают? — интересуется Лань Ванцзи, не сумев полностью скрыть своего отвращения.              — Ах, нет, молодой господин, — отрицает сопровождающий, отпирая засов. — Но он недавно сбежал, и мы должны были принять меры предосторожности. Понимаете ли, он сумасшедший и опасен для других…              Лань Ванцзи скептически хмыкает.              — Уходите, — говорит он. — Я с ним разберусь.              Мужчина выглядит ошеломлённым тем, что его так внезапно отослали, однако явно не считает нужным спорить, поспешно удаляясь, чтобы доложить хозяйке.              Засов хрупкий, с сухим гниением, когда он снимает его с двери, — плохой замок для удержания кого-либо опасного. Куски засова рассыпаются под его пальцами, и у него возникает искушение рассыпать его в пыль. Но он этого не делает.              Он освобождает дверь, подпирает её сбоку, и она начинает открываться наружу. Заклинатель останавливает её рукой, не желая пугать находящегося внутри человека, и трижды стучит по дверному косяку.              Из комнаты доносится шокированный вздох, звук торопливых шагов и шорох ткани.              Лань Ванцзи ждёт, радуясь, что не вошёл раньше, чем мужчина успел одеться, удивляясь, что застал его в таком состоянии в этот час. Через несколько минут в комнате воцаряется тишина — неподвижность кролика, которого увидел ястреб. Он снова стучит — на этот раз, чтобы сообщить о том, что заходит. Прежде чем он успевает открыть дверь, та распахивается в его сторону, и заклинатель просто отступает в сторону.              Перед ним стоит высокий худой мужчина в помятых красных нижних одеждах, чёрные волосы распущены по плечам, на лице закрывающая его верхнюю половину серебряная маска.              Лань Ванцзи моргает, сбитый с толку, не понимая, что видит.              И мужчина улыбается.              Он улыбается, и в душе Лань Ванцзи наступает весна, лёд его тает, превращаясь в зелень и цветы.              Он улыбается, и Лань Ванцзи не нужно его слышать, не нужно слышать изумлённое «Лань Чжань!» — слова, которые тихим шёпотом срываются с его широких губ.              Он улыбается, и Лань Ванцзи знает эту улыбку.              Алмаз — самый твёрдый природный элемент на земле, но ему не сравнится с клинком улыбки, которая вскрывает погребённый в нём камень тоски.              Нет в мире силы, которая могла бы сравниться с этой улыбкой.              — Вэй Ин.