***
Едва ажиотаж немного стих, как сокурсники в шутливой форме стали угрожать Гермионе: если она когда-нибудь снова откроет яйцо в башне факультета — они её проклянут. Например, Симус активно жаловался на то, что его уши кровоточили, а Парвати постоянно сетовала на мигрень. Грейнджер старалась не открывать яйцо слишком часто, но совсем оставить его в покое она тоже не могла. Именно этот волшебный предмет был важной подсказкой и ключом к успешному прохождению следующего испытания. И ответственность за решение данной проблемы целиком и полностью лежала на плечах чемпионки. Девушка накладывала заглушающие чары и проводила часы, вслушиваясь в истошный вой и пытаясь расшифровать хоть какие-нибудь исходящие из яйца звуки. Гермиона таскалась с ним повсюду. Она изучала различные кодировки, звуковые паттерны и всё остальное, что приходило в голову. Однажды девушка проснулась в два часа ночи от внезапной мысли — что, если это язык каких-либо существ? В ту же ночь Гермиона, тайком проникнув в комнату мальчиков, стащила у Гарри мантию-невидимку, а после направилась прямиком в библиотеку. И только пролистав книги, посвященные гарпиям, вейлам и ведьмам, она наткнулась на информацию о языке водяного народа. Русалок можно было понять только находясь под водой. Девушка мигом вернулась в башню Гриффиндора и положила яйцо в ванну. Гриффиндорка, с головой погрузившись в воду, успела послушать половину русалочьей песни, как вдруг кто-то вытащил её из воды. Это оказалась Лаванда. Она, всхлипывая, трясла Гермиону за плечи, вероятно спросонья решив, что та решила утопиться. Утешив и выпроводив однокурсницу из ванной, Грейнджер, оставшаяся в полном одиночестве, вновь погрузила голову под воду и наконец прослушала послание от начала и до конца. Радовало хотя бы то, что само сообщение оказалось довольно понятным. В конце концов, задача состояла лишь в том, чтобы расшифровать послание, а не подвергать его литературному анализу. Гермиона была готова взорваться от истерического смеха при осознании того, что именно ей предстояло сделать. Предположительно, Второе задание пройдёт на Чёрном озере и каким-то образом будет связано с его обитателями. Участникам дадут час, чтобы вернуть что-то важное, что у них отняли. Если Гермионе не удастся возвратить это нечто во время испытания, то оно будет безвозвратно утеряно. Грейнджер старалась сильно не переживать по этому поводу. По слухам, обитавшие в озере русалки не были агрессивны, а Гигантский кальмар даже проявлял дружелюбие к некоторым студентам. Однако слабо верилось, что испытание предполагалось быть таким простым. Гриффиндорка попыталась спокойно и беспристрастно поразмышлять о предстоящем задании. Но все мысли девушки сводились лишь к ожогу на её спине и ужасу перед тем, что могло бы стать равноценной заменой драконьего пламени под водой. И вместо того, чтобы праздновать победу, её дух соперничества заглушался прагматизмом. Час в озере. В феврале. Даже просто пережить Турнир стало казаться крайне амбициозной целью. Она не сомневалась, что Второе задание будет ещё хуже, справиться будет ещё труднее. Гермиона боялась, что уже израсходовала весь запас своей удачи и единственную помощь, которую она могла получить на турнире. И хотя девушке очень хотелось верить в собственные силы, она не могла игнорировать некоторые свои неоспоримые недостатки в сравнении с другими чемпионами. Маловероятно, что в дальнейшем на её пути будут попадаться «случайно» забытые на подоконнике книги. Независимо от того, как много девушка читала, она вела нелёгкую борьбу за собственную жизнь. И Грейнджер не сможет использовать тёмную магию, если будет загнана в угол. Шансы на выживание казались просто ничтожными. Гермиона уже проштудировала множество справочников по волшебной флоре, фауне и различных водных чарах, однако, складывая книги в сумку, она не ощущала и толики желания победить, чтобы победить. Она чувствовала отчаяние, чтобы просто выжить.***
Малфоя не было видно в Хогвартсе несколько дней после Первого задания. Если верить слухам, которые, похоже, никогда не закончатся, родители отправили Драко в больницу Святого Мунго, чтобы ему оказали квалифицированную помощь в связи с его травмами. Через два дня Биссету должны были снять бинты. На его руке остались несколько рубцов, и он ими то хвастал на каждом углу, то беспрестанно на них жаловался — медаль за отвагу, не иначе. Мадам Максим проявляла необычайную заботу и внимание к своему ученику, и Гермиона видела, как вокруг него постоянно толпились студенты с Рейвенкло. Грейнджер тоже окружало достаточное количество однокурсников — с некоторыми из них она вообще разговаривала впервые. Когда Гермиона пришла в теплицы на травологию, профессор Спраут, тут же заметив ученицу, воскликнула: — Десять очков Гриффиндору за мою самую замечательную маглорождённую студентку — мисс Грейнджер. Ваше упорство по преодолению своих недостатков не перестаёт впечатлять. За исключением Слизерина, уже практически никто не носил на своих мантиях значки с фразой «Хогвартс за Малфоя». В «Ежедневном Пророке» успела выйти статья о Турнире: на первой полосе красовалась фотография Малфоя на метле. И хотя Гермиону упомянули в свежем выпуске, её победа в задании даже близко не была освещена так же подробно, как успех Малфоя и Биссета. Гриффиндорку лишь называли «неожиданным выбором» и «потрясающе красивой маглорождённой», «лучшей ученицей Хогвартса». А вот в статьях про двух других чемпионов фигурировали более детальные и шокирующие подробности о полученных травмах и о том, насколько опасными были драконы; факт того, что агрессия была обоснована, а драконы всего лишь защищали свои гнёзда, умалчивался. Когда блондин всё-таки вернулся в школу, Гермиона видела его только издалека. Платиновые волосы парня было так же легко распознать в толпе, как и вездесущий голос Паркинсон, верещавший что-то вроде: «Драко был таким смелым», «Ни у кого, кроме Малфоя, не было бы ни единого шанса против хвостороги». Гермиону невероятно бесил тот факт, что Паркинсон права. Гриффиндорка относилась к парню так же противоречиво, как и практически ко всему происходящему на Турнире. Грейнджер не могла отрицать, что была обязана ему. Малфой намекнул ей о драконах. Девушка снова и снова прокручивала в голове их встречу в Запретной секции и была уверена, что он намеренно оставил книгу на виду и сделал всё возможное, чтобы предупредить её, дать ей возможность подготовиться. Но Грейнджер не могла понять почему. Они были соперниками. Врагами. Незнакомыми людьми. И даже если бы не всё вышеперечисленное, Гермиона оставалась маглорождённой. А такие люди, как Малфой, не помогают таким, как она. Ни из благородства, ни из справедливости, ни из-за чего-либо ещё. Гриффиндорку беспокоило, как легко он догадался о её неосведомлённости о драконах. И он, и Биссет уже знали о задании ещё до того, как вошли в палатку в день испытания. С этим сложно было поспорить — особенно если учесть реакцию парней, когда Грейнджер вытащила миниатюрную копию дракона. Гермиона была уверена: он оставил ту книгу именно потому, что знал — она не знала. Девушку приводила в замешательство сама мысль, что Малфой в принципе заметил её. Однако ещё более тревожно было осознавать тот факт, что если бы он этого не сделал, то, скорее всего, гриффиндорка бы умерла. Гермиона не знала, каков официальный протокол действий в случае, когда ты обязан своей жизнью врагу, но совершенно точно была уверена — во всём этом был какой-то подвох. Люди вроде Малфоя не помогали кому-либо бескорыстно, если только не преследовали цели сделать кого-то обязанным себе. Это казалось более реальной причиной его так называемой «помощи». Малфой определённо слизеринец. Если не буквально, то по негласной традиции семьи. Сейчас он, вероятно, накапливает должников, чтобы те в нужное время вернули обещанное. Гермиона даже и не предполагала, что из-за одной оставленной книги может оказаться в долгу перед ним на всю жизнь. И её чертовски пугал уже тот факт, что она в принципе задумалась о такой возможности. Совершенно неважно, из каких побуждений он сделал это. Гермиона не была намерена оставаться его должницей. Она подумывала о том, чтобы спросить мнения Гарри и Рона по поводу данной ситуации. Парни знали все тонкости волшебных традиций, которые ускользали от Грейнджер, но её беспокоило, что друзья могут упустить суть и отвлечься на детали, не относящиеся к делу. Например, что она делала одна в Закрытой секции с Малфоем. После Первого задания Гарри и Рон стали с ещё большим отвращением относиться к Малфою. Старший брат Рона — Чарли (Гермиона много слышала о нём, но никогда его не встречала) — был драконоведом в Румынии. И хотя он присутствовал на Первом испытании (для которого драконов привезли со всей Европы), всё же поклялся держать это в секрете. Вот почему о его прибытии в Хогвартс не знал даже Рон. Согласно письму от матери Рона, после Первого задания венгерскую хвосторогу усыпили из-за невозможности размножаться, будучи слепой. И Чарли, одного из главных смотрителей дракона для Малфоя, такой исход событий очень сильно расстроил. Эта новость лишь ещё больше убедила Гарри и Рона в том, что Драко Малфой, как и вся его семья, является абсолютным злом. У Гермионы же до сих пор не сложилось какого-то определённого мнения по поводу дурмстрангца, однако она была уверена, что парень не настолько ужасен. Он мог бы использовать свои знания и ослепить зверя в любое мгновение, ударив того по самому уязвимому месту, однако не стал. Малфой прибегнул к отчаянным мерам в самый последний момент, когда другого выхода просто не оставалось, а это о чём-то да говорило. Гриффиндорка потратила несколько дней, раздумывая над тем, как же следует поступить и что делать, если вдруг они столкнутся лицом к лицу. Как только Малфой покидал корабль Дурмстранга, его тотчас окружал верный фан-клуб, либо же он был в сопровождении Каркарова или студентов. Драко находился недалеко от пристани, куда причаливают лодки с будущими первокурсниками; корабль Дурмстранга же располагался буквально в сотне метров от этого места — уединённого, тихого, скрытого от глаз студентов и невидимого из большинства окон замка. Гермиона случайно наткнулась на него только потому, что хотела исследовать Чёрное озеро и окрестности для следующего испытания. Малфой же был здесь не из-за подготовки к Турниру. Он пускал блинчики по воде: беспалочковой магией делил идеально гладкий и ровный камень пополам, а затем поочерёдно бросал в воду, наблюдая за кругами на почти зеркальной поверхности озера. Гермиона неслышно спустилась по ступенькам и принялась наблюдать за Малфоем. Он выглядел расслабленным — совсем как тогда в Запретной секции. Сегодняшний вечер был тихим, безветренным и слишком холодным для птиц. Оставалось всего несколько недель до того, как на смену осени придёт зима, отчего воздух бодрил и пах послеполуденным дождём. Случайные волны с мягким звуком разбивались о скалистый берег, вынуждая мелкие камешки стучать друг о друга. Гермиона никогда не пробовала играть в блинчики. Ей как-то это никогда не приходило в голову. Девушка могла придумать миллион других занятий для досуга, которые бы были более интересными и менее интроспективными. Но судя по тому, как непринуждённо Малфой разламывал камни в своей руке, и по тому, как он мог заставить их проскочить больше половины пути через озеро, казалось, что для него это было своего рода привычкой. Чем-то уединённым и медитативным. Наконец, когда ей надоело наблюдать, она тяжело ступила на гравий, и вновь послышался стук камней друг о друга. Малфой мгновенно напрягся, расправил плечи и вздёрнул подбородок, заставляя всё тело принять защитную и крайне воинственную позу. Блондин резко развернулся на звук шагов, заставляя Гермиону замереть на полпути. На его идеальном лице был шрам. Впервые девушка находилась так близко к Малфою и теперь могла рассмотреть порез: он начинался на лбу, рассекал правую бровь, веко и исчезал где-то в районе скулы. Должно быть, шип хвостороги задел лицо, когда расколол метлу. Какое-то мгновение они стояли, наблюдая друг за другом, и Гермиона, пользуясь моментом, разглядывала, как шрам менял почти идеальную симметрию лица Малфоя. Драко больше не выглядел утончённым — теперь его внешность не была похожа на фигурку солдатика, найденную на полке антикварного шкафа. Он выглядел как человек. Не жуткий, нет, а отстранённо идеальный. Как только он понял, что это Гермиона, то расслабился и закатил глаза. Рот Малфоя скривился в раздражённой усмешке, и он повернулся обратно к озеру. Похоже, победа над ним в Первом испытании погасила его искру доброжелательности. Грейнджер подошла к краю берега, тем самым поравнявшись с Малфоем и позволяя озёрной воде плескаться у самых ботинок. Они не смотрели друг на друга, однако Гермиона остро ощущала его присутствие и не сомневалась, что он так же внимательно следит за ней. Это было мучительно неловко. Ей пришлось бороться с инстинктивным желанием вернуться в тепло замка, не говоря ни слова. Малфой завёл руку назад и с сильным рывком закинул очередной камешек, позволяя тому плавно проскользить по водной глади. Гриффиндорка заметила, как что-то серебряное сверкнуло в тусклом свете. На мизинце парня виднелся перстень с выгравированной на нём буквой «М», которая мерцала, словно свет маяка. Гермиона не помнила, чтобы видела драгоценность на его руке, когда они столкнулись друг с другом в библиотеке. Хотя кто сказал, что она бы вообще придала этому значение. — Спасибо, — сказала девушка после нескольких секунд молчания. Он не ответил. Вместо этого расколол ещё один камень в ладони и бросил его, повторяя действие снова и снова. — За что? — наконец спросил Малфой тоном, полным безразличия. — За книгу, — произнесла Гермиона; её голос звучал напряжённо, пока она наблюдала за парнем краем глаза. — Я понятия не имею, о чём ты, — выражение лица Малфоя было раздражающе пустым; не то чтобы она думала, будто блондин ждёт от неё благодарственных речей, однако такое поведение почему-то выводило из себя. Ей хотелось растормошить Малфоя. Взломать этот фасад. Парень становился намного интереснее, когда его наигранное безразличие ломалось. Когда что-то привлекало внимание Драко, его маска приспускалась, и можно было словно заглянуть внутрь и тайком понаблюдать за работой механизмов какого-то очень сложного и секретного изобретения. Малфой являлся еще более интригующей головоломкой, нежели золотое яйцо. Он входил в роль сразу же, как только оказывался с кем-либо рядом. Даже с так называемыми друзьями вроде Паркинсон или же своими сокурсниками, которых он знал уже много лет. Парень так тщательно старался никого к себе не подпускать. И Гермионе было дико интересно — почему? Как и с любой другой неразрешимой загадкой, разум девушки сразу же жаждал ответов. Что Малфой считал необходимым так тщательно скрывать? Её дядя любил собирать пазлы. Обычно он развешивал уже готовые картинки вдоль стены своей гостиной. Хитрые маленькие коробочки, которые он находил везде: в магазинах новинок, на ярмарках и в антикварных лавках. Он тратил на решение одной из таких головоломок недели или даже месяцы, обдумывая их, пытаясь найти к ним ключ. Когда Гермиона навещала его, дядя имел привычку давать ей одну из таких коробочек, а после она тратила много времени на разгадку хитроумной тайны маленьких деталек. Иногда даже удавалось собрать картинку полностью, но чаще всего гриффиндорка возвращала пазлы обратно дяде, принимая поражение. Он просил племянницу взглянуть на полусобранную головоломку в последний раз, прежде чем полностью разобрать и сложить перемешанные кусочки у себя в ладони. Вот и Малфой был именно таким. В нём таился соблазн неизведанного; он манил, заставлял искать правильную комбинацию, подбирать к ней ключ. И если Гермиона найдёт её, поймёт, каким образом он устроен, то сможет разгадать путь к тому, чем — или кем — он был внутри. Это не было чувством, которое она когда-либо прежде испытывала по отношению к другому человеку. Гермиона даже не знала, как это объяснить. Так же, как и никогда не могла объяснить, почему Запретная секция всегда притягивала её, словно ловушка. Девушка понимала, что должна видеть в Малфое соперника и только соперника. Рон и Гарри, несомненно, сослались бы на годы игры в квиддич, чтобы предостеречь её. Они назвали бы его «врагом», противником для нее, как гриффиндорки, ученицы Хогвартса и маглорождённой. И Гермиона знала, что друзья были бы правы… но Малфой ощущался по-другому. Она не могла понять почему, но эта тайна увлекала. — Ты уже разгадал секрет яйца? — спросила Грейнджер. Он усмехнулся и окинул девушку высокомерным взглядом. От той лёгкой уверенности, что исходила от него в библиотеке, сейчас не осталось и следа. Парень выглядел ещё более угрюмым. — Ты думаешь, я тебе расскажу? — мрачно поинтересовался Малфой, поворачиваясь к девушке и смотря на неё сверху вниз. Его глаза были наполнены злобой и холодной суровостью, что, впрочем, уже не особо удивляло. — Тогда я сочту это за «нет», — проговорила она фальшиво ровным тоном. Малфой определённо не ожидал такого ответа, и Гермиона догадалась: он интерпретировал её вопрос как очередную просьбу о помощи. Из-за отсутствия ветра поверхность озера казалась практически стеклянной, и только круги, появлявшиеся из-за камней в руке Малфоя, нарушали идиллию, оставляя на воде паутинообразные волны. Парень вновь перевёл взгляд на гладь воды и запустил очередной камень, который прыгающими движениями преодолел почти половину озера. Идеальный бросок. Но в самый последний момент из глубины возникло щупальце и откинуло камешек назад. Повисла странная пауза. — Чёрт, — наконец выругался Малфой, кинув единственный оставшийся камень вдаль, и тот утонул в чёрной толще воды. Очевидно, закончив со своим «хобби», блондин развернулся, чтобы уйти. Сейчас или никогда. Каковы шансы, что ей ещё хотя бы раз выпадет такая возможность? Гермиона немного повысила голос: — Если будешь принимать ванну или же где-либо плавать, возьми с собой яйцо. Малфой резко остановился и, сощурившись, развернулся к гриффиндорке: — Что? — Если будешь принимать ванну или же где-либо плавать, возьми с собой яйцо, — повторила Грейнджер. Повисла тишина, и Гермиона, пользуясь моментом, наблюдала за его реакцией. Она видела, как приподнялся уголок его рта в едкой усмешке, как неуместное веселье заблестело в серебряных глазах, когда парень слегка наклонил голову вбок. — Это… подсказка? — нахмурив брови, поинтересовался Малфой. Он шагнул к ней навстречу, отчего пульс гриффиндорки резко участился. Он сделал ещё один шаг, пристально всматриваясь в её черты. — Ты что, даёшь мне подсказку? — его голос сочился нотками опасности, но без враждебности. Он звучал скорее обольстительно. Почти насмешливо. В нём было всё и сразу. Гермиона никогда раньше не слышала, чтобы кто-то так говорил. Девушка не могла разобрать, был ли то холод причиной её мурашек или же его тон. Малфой сделал ещё один шаг ей навстречу, сохраняя лишь небольшую дистанцию между ними. Он находился до неприличия близко. Слишком близко для неё. Для него. Для них обоих. — Ты думаешь, мне нужны подсказки? — приглушённо спросил Драко. Девушка встретилась с ним взглядом. Не моргая, Гермиона чувствовала, как бешено колотится сердце внутри. Её словно обдало волной жара. — Ты помог мне с драконами. Я лишь отвечаю тем же. Блондин выдохнул. Это было похоже на что-то вроде беззвучного смешка. Малфой наклонил голову вниз, как будто Гермиона была слишком мала, чтобы разглядеть его как следует с высоты собственного роста. — Мне не нужна помощь от кого-то вроде тебя, — прошептал Драко. За этим «ты» скрывалось столько смысла. Многовековая история, сказки, законы. То, что он говорил. И то, чего не говорил. Гермиона давно привыкла к тому, что представители старинных чистокровных семей считают её грязью. Как будто её существование заразно. Опасно. Грязнокровка. Гриффиндорка несколько раз обращала внимание, как люди шептались за её спиной — слишком тихо, чтобы указать на кого-то конкретного, но достаточно громко для того, чтобы она услышала. Чтобы она не смогла убедить себя, будто ей просто показалось или же это было адресовано кому-то другому. Никто не осмеливался произносить данный термин открыто, но люди всё равно шептались. Значение этого слова было видно по выражению их лиц. В том, как они шарахались от неё. В том, как морщили носы лишь при одном взгляде на её персону. Словно девушка была настолько грязной, что они могли учуять неприятный запах, исходящий от неё. Малфой же не был таким. Чистокровный. В самом худшем смысле этого слова. Но всё равно другой. Из-за своего тепличного воспитания такие, как Гермиона, были для него не более, чем абстрактной идеей. Он не испытывал ни ненависти, ни презрения к ней как к личности, которые бы он заботливо взращивал в себе все эти шесть лет в школе, будучи вынужденным посещать те же уроки, что и она. Делить пространство с такой, как она. Постоянно занимать второе место на экзаменах — вслед за ней. Парень был изолирован всю свою жизнь, и его представление о таких, как Гермиона, являлось теоретическим. Она — это нечто странное, о чём он мог только слышать. И это восхищало его. Гермиона ни у кого раньше не вызывала подобных чувств. — У тебя нет шансов против меня, — сказал блондин. В Гриффиндоре девушка повидала различные формы напускной смелости, однако Малфой говорил уверенно, будто констатировал факт. Он не пытался навязать ей своё мнение или же убедить её в своей правоте. Он говорил так, словно это было так же неизбежно, как и рассвет. Никакого показушничества. Становилось очевидным, что он не из Хогвартса. Малфой, возможно, умом и понимал, как функционирует школа, однако не провёл в ней семь лет, чтобы мастерски ориентироваться в разнообразии личностей, которые переступали порог замка. Он не мог разделить чувств, что зарождались в тот момент, когда Распределяющая Шляпа объявляла будущий факультет первокурсника. Не знал, каково это — слушать одобрительные возгласы или неодобрительные освистывания; каково видеть мгновенно угасающий интерес со стороны студентов, которые всего несколько минут назад были потенциальными друзьями. Распределение являлось важным моментом в судьбе каждого одиннадцатилетнего волшебника, а принятие своей принадлежности к факультету — механизмом выживания. Гермиона была гриффиндоркой на протяжении шести лет. Она заслужила своё место там и скорее умерла бы, чем спасовала перед брошенным вызовом. Даже если это был вызов, которого она себе не желала. Малфой считал, что статус школы, чистокровность и деньги способны её запугать; что она знала своё место и даже не посмела бы попытаться достичь его уровня. Грейнджер вздёрнула подбородок и встретилась с ним взглядом: — А что, если выиграю я? Он моргнул так, словно такое развитие событий никогда даже не приходило ему в голову. Зрачки парня расширились, наполняя радужку чёрным цветом. Холодное серебро, плескавшееся в его глазах, когда он только шагнул к ней навстречу, теперь заволокли грозовые тучи. — Ты не сможешь. — Но что, если всё-таки смогу? — спросила девушка, расправив плечи и вскинув бровь, как бы насмехаясь над его угрожающей позой. — Кубок выбрал меня так же, как выбрал тебя. Он отступил назад, качая головой. — Ты не сможешь обыграть меня. — И почему же? — Гермиона упёрла руки в бока и приподняла подбородок. — Чем ты лучше меня? Грейнджер было любопытно, что же Малфой ответит на это. Конечно, парень не выскажет свои мысли напрямую, но ей было интересно, как он извернётся. Блондин улыбнулся, и его глаза заблестели. Он знал, какую игру они вели. — Школа лучше. Умно. Ведь разве не в этом заключалась вся суть Турнира? Три школы выдвигали по одному лучшему ученику, чтобы те соревновались за Кубок огня. И пусть лучшая школа победит! Но, конечно же, Малфой имел в виду совсем не это. Всё внутри сжалось от такой издёвки. Дурмстранг был для неё недосягаем. Совсем как книжные магазины и лавки с запертыми дверями и маленькими табличками с надписью «Только по предварительной записи. Требуются рекомендации». — У меня нет выбора, в какой магической школе учиться, — сказала Гермиона, в её интонации слышались неприкрытое напряжение и злость. Голос почти вибрировал от бессильного разочарования, горевшего в её груди и отказывающегося угасать, как бы она ни пыталась подавить его. — Нет. Смею предположить, что нет. И именно поэтому, — шрам поперёк глаза придавал какую-то звериную грацию его чертам, когда Малфой ухмыльнулся ей, — мне не нужны никакие подсказки от тебя, маглорождённая. У тебя нет ни единого шанса против меня. Ты и понятия не имеешь, на что я способен.