***
Несомненно, Турнир Трёх Волшебников изменил Гермиону. Ещё месяц назад гриффиндорка бы сделала всё, чтобы вернуть благосклонность Дамблдора, упрекни её тот в чем-либо. Но не сейчас. Она почувствовала такой жар, словно её коснулся огонь дракона. Директор совершенно не беспокоился о её самочувствии, однако времени читать лекции по поводу её литературных предпочтений у него, судя по всему, было предостаточно. Гермиона сидела ошеломлённая, обдумывая своё положение с учётом новых обстоятельств. Лишённая иллюзий, она ощущала себя опустошённой и совершенно неспособной на какие-либо эмоции — на их месте возникло вновь обретённое и кристально чистое чувство ясности. Создавалось впечатление, будто даже после шести лет обучения Грейнджер всё ещё носила розовые очки, линзы которых застилали реальность. Она верила, что, несмотря на трудности и преграды, справедливость существует. Что для людей вроде Дамблдора справедливость всё ещё важна. Что если она будет усердно и долго работать, то в конце концов окружающие просто больше не смогут игнорировать её заслуг и станут ей восхищаться. Что она получит равные со всеми права благодаря своему труду. Что, каким бы узким и тернистым ни был путь, она сможет его пройти. Но не сейчас. Она больше в это не верила. Гермиона больше не считала, что хоть кого-то заботит справедливость. Дамблдор испытывал амбиции девушки, прекрасно зная: он контролирует её единственную возможность добиться успеха. Директор намекал на небольшую вероятность того, что Гермионе всё же разрешат сдать экзамены, если она изменит свои привычки. Станет ближе к другим студентам и сосредоточится на их проблемах. Но она ему не верила. Ни капли. Между ними не было тёплых взаимоотношений. Гермиона никогда не была настолько важна для директора, как остальные студенты. Когда он разговаривал с ней, его глаза не светились добротой и заботой, как во время общения с другими гриффиндорцами — например, с Гарри и Роном. Девушка не помнила, когда ушла из библиотеки. Весь окружающий её мир будто остался снаружи. Замёрз. Остановился. Все звуки смешались в один, пока она блуждала по замку. Будто призрак. Гермиона ходила по тем же коридорам, что и остальные студенты, но была совершенно отрезана от их мира. Мира, в котором для них возможно что угодно, но в котором для неё не доступно совершенно ничего. Словно её и не существовало вовсе. Возможно, она всегда и была призраком. — Гермиона, всё в порядке? Моргнув, девушка осознала, что забрела в гриффиндорскую гостиную. Гарри и Рон сидели возле камина и играли во взрывающиеся карты, пока за окном шёл жуткий ливень. Грейнджер настолько была поглощена учёбой в последние дни, что даже и не помнила, когда в последний раз разговаривала с друзьями. Она взглянула на них, всё ещё не понимая, как реагировать на пустоту внутри. — Я… — Гермиона попыталась ответить, но разум противился. В какой-то мере ей казалось, что если этого не произносить вслух, то оно не воплотится в реальность. Всё происходящее напоминало один бесконечный ночной кошмар. Она надеялась: если притвориться, что это неправда, то так оно и будет. Дамблдор так с ней не поступит. Он передумает, должен передумать. Если она никому не расскажет, то можно считать, что ничего и не произошло. — Что-то случилось? — забыв об игре, поднялся с пола Гарри, изучающе смотря на подругу. Гермионе хотелось бы сказать, что всё в порядке. Однако, как только она решилась заговорить, грудь больно сжало, и все подавляемые эмоции разом нахлынули, сметая её, словно цунами. Гриффиндорка лишь издала тихий всхлип и с такой силой стиснула кулаки, что на внутренней стороне ладоней остались лунки от ногтей. — Дамблдор… Дамблдор сказал, что я не подхожу на должность Главной старосты, — её голос всё же надломился. Наступила абсолютная тишина, пока парни пытались переварить новость. — Что? Почему не подходишь? — тоже поднявшись на ноги, озадаченно спросил Рон. — Ты же лучшая ученица школы, к тому же староста факультета. Гермионе не хотелось рассказывать реальную причину. Мальчики всегда предупреждали её, что чрезмерный интерес к Тёмной магии до добра не доведёт. Их слова гулким эхом раздавались в голове. «Только слизеринцы интересуются подобным волшебством». «Коррумпированные люди, жаждущие власти». «Ничем хорошим это не кончится». Если бы девушка рассказала им правду, то они, конечно, посочувствовали бы ей, но непременно упрекнули. Сказали бы, что предупреждали. Гермиона была слишком расстроена, чтобы выслушивать ещё и это. Она жутко устала. Устала расплачиваться за несоблюдение правил, которые ни к кому больше не применялись. Грейнджер бы никогда не простила, скажи они: «А мы тебе говорили». Поэтому она решила не давать им такой возможности. И солгала. — Он сказал, что из-за Турнира. Я, как и другие чемпионы, была освобождена от годовых экзаменов, а как вы знаете, оценки очень важны. Это один из критериев, по которым назначают Главных старост. Гарри и Рон взглянули друг на друга. Семьи обоих парней давно дружили с Дамблдором. Отец Гарри утверждал, что он бы не женился на Лили, не будь он старостой. Артур и Молли полюбили друг друга, занимая эту должность. А карьерный путь Билла и Перси, которые тоже носили значки лучших учеников Хогвартса, начался с рекомендаций директора. Поттер и Уизли считали Дамблдора одним из величайших и добрейших волшебников на свете. Гермиона видела их внутреннюю борьбу между «это несправедливо» и «он бы так никогда не поступил». Для неё же Дамблдор стал человеком, разрушившим её жизнь. Потому что мог. Внутри неё бурлила ярость, замаскированная слоем горя. — Мне жаль, Гермиона, — сказал Гарри через мгновение. — Я даже не подумал об этом. — Я не знаю, что мне делать, — её голос дрожал. Девушка боролась с подступающими слезами. — Я так старалась, чтобы добиться этой должности. Рон обхватил Гермиону рукой. Она тут же утонула в тёплых объятиях, чувствуя странное облегчение от решения солгать. По крайней мере, это гарантировало ей хоть немного временного спокойствия. Парень глубоко вздохнул и сильнее обнял её за плечи, пока ведьма продолжала тихонько всхлипывать у него на груди. — Всё в порядке, Гермиона, — произнёс Уизли. — Это не так уж и важно. От этих слов Грейнджер замерла. Тело напряглось, словно её только что окатили ледяной водой. Но прежде чем девушка успела ответить, Рон продолжил: — Знаю, тебе этого так хотелось, но, по сути, это не так уж и важно, — повторил он, поглаживая её по голове. Гермиона резко вырвалась из объятий друга и посмотрела на него широко распахнутыми глазами. — В каком смысле «не так уж и важно»?! — возмущённо воскликнула гриффиндорка. Резкость, с которой она вырвалась из его объятий, сбила Рона с толку, отчего он неуклюже почесал затылок. — Я просто имею в виду… — парень махнул рукой куда-то в сторону Хогсмида и Лондона, — есть и другие вещи, которыми ты бы всё ещё могла заняться. — А я не хочу заниматься другими вещами, — ответила Грейнджер, не веря собственным ушам. — У меня были планы. Мечты. Я усердно работала ради них. Я сделала всё необходимое, чтобы заслужить это. Не могу поверить, что ты действительно сейчас говоришь мне, будто это неважно. — Я думаю, Рон просто имел в виду, что это не конец света, — вмешался Гарри, будто такой ответ был хоть чем-то лучше предыдущего. — Что бы ни случилось, мы всё равно будем рядом. Присмотрим за тобой точно так же, как мой отец и его семья присматривали за Сириусом. Гермиона знала — это не было концом всего света, но это было концом её света. Она столько лет трудилась ради своих целей. Как они могли этого не видеть? Как могли так долго быть её друзьями и при этом так плохо её понимать? — Не в этом дело, — произнесла Грейнджер. — Я… расстроена не из-за того, что это «конец света», а из-за того, что моя мечта теперь разрушена и я ничего не могу с этим поделать. И Дамблдор не передумает… — несмотря на все усилия, голос девушки всё же надломился. — Знаю, Миона, — в его тоне отчётливо слышалось нетерпение. — Но ты ведь сама решила участвовать в Турнире… — Но я не предполагала, что это лишит меня возможности стать Главной старостой! — огрызнулась Гермиона. Гнев девушки ощутимо нарастал, пока она переводила взгляд с Гарри на Рона и обратно. — Директор никогда об этом раньше не упоминал. А ведь это довольно важная информация для тех, кому нужна эта должность. Хорошо, что гриффиндорка оставила свою сумку с книгами в библиотеке. Будь у неё что-нибудь под рукой, она бы непременно стукнула этим Рона. — Ну, как ты сама и говорила, шестикурсники не могут участвовать, а тебе удалось только из-за своего дня рождения. Дамблдор, скорее всего, не подумал об этом, — произнес Гарри, задумчиво потирая подбородок. Видимо, это и был предел их сочувствия — признать, что Дамблдор не прав. В происходящем было что-то ужасно ироничное. Всё, о чём просила Гермиона, — это несколько минут искреннего сочувствия. На деле же ей пришлось отстаивать своё мнение даже в той ситуации, где причина отстранения её от экзаменов — абсолютно надуманная. Ей не выказывали ни малейшего участия, даже когда она ради этого врала. — Ты всё равно найдешь работу. Есть много вакансий, куда не требуются рекомендательные письма, — предложил Рон, слегка улыбнувшись, будто нашёл решение её проблемы. Разочарование и бессилие внутри неё ощущались словно едкий яд. — В магазине! — усмехнулась Гермиона, скривив губы. — Ты думаешь, я хочу работать в магазине? — съязвила она. От этих слов Гарри вздрогнул, а щёки и кончики ушей Рона покраснели. — Что плохого в том, чтобы работать в магазине? — спросил Уизли через мгновение. Он заметно напрягся, выпрямляясь. Тогда Гермиона вспомнила, что Рон после окончания Хогвартса планировал работать в лавке своих братьев. При мысли об этом гриффиндорка разозлилась ещё больше. Не было ли это причиной его чёрствости? Не оттого ли он так себя вёл, потому что понимал — у неё с ним одинаковые возможности в будущем? С ним? Человеком, который в жизни и книги не открыл! Ни одного эссе не написал без её помощи! В любой другой день — в другом настроении — она бы стушевалась, сказала бы, что в работе в магазине нет ничего плохого. Но в данную секунду ведьма буквально сгорала от негодования, а на Рона было так легко злиться. — Я заслуживаю лучшего! Я достойна… лучшего, — Грейнджер хотелось встряхнуть парня, причинить ему боль. Девушка никогда в жизни так не злилась. Гермиона топнула ногой — так глупо и по-детски. Но если она хоть как-нибудь не выпустит пар, то просто взорвётся. Гриффиндорка посмотрела на Гарри. Парень выглядел так, словно готов был что-то сказать, но отнюдь не в её защиту; он больше походил на родителя, застрявшего в самом эпицентре спора. А когда Поттер встретился с ней взглядом, то тут же неловко отвёл глаза. — Я сделала всё, что от меня требовалось! — воскликнула Грейнджер сквозь стиснутые зубы. Она снова повернулась к Рону и наткнулась на его сердитое лицо: голубые глаза парня сверкали, пока красный румянец медленно разливался по веснушчатым щекам. — А вам всё равно, вы даже не видите этого! Потому что думаете, будто я должна быть счастлива от того же, что и вы. Её губы скривились в отвращении, и Рон шагнул ей навстречу. Когда высокая фигура друга нависла над ней, девушка не стушевалась. Наоборот — вдруг почувствовала, что была лучше, целеустремлённее, яростнее. В её груди полыхала жгучая решимость погубить всех, кто продолжит её недооценивать. — Ты ждёшь, что я буду счастлива от той же жизни, что и ты? Жизни, которая не требует от тебя никаких усилий и поэтому ничего не стоит? — вздёрнула подбородок Гермиона. — Знаешь что? Я лучше, чем та жалкая жизнь, которой довольствуешься ты. Мне этого недостаточно! Разъярённая, она бросилась прочь, даже не прислушиваясь к тому, что Рон кричал ей вслед.***
Гриффиндорка поднялась в свою комнату и легла на кровать, уставившись на балдахин кровати. Она чувствовала себя опустошённой, а неуёмная злость теперь едва теплилась где-то вдалеке. Её чувство самоидентификации исчезло в один миг, словно сгоревшее дотла здание. Все эти годы она так старалась стать той, кем ей, казалось, она должна была стать. Кем она сама хотела быть. Всё напрасно. Шесть лет были потрачены зря. Всё, что осталось от заветной мечты стать Главной старостой, — это пустая оболочка. Её дружба — и та, казалось, превратилась в пепел. Странно, но даже не всё вышеперечисленное расстраивало Гермиону больше всего. А её туманное будущее. Гермиона — планировщик по своей натуре. У девушки всегда был стабильный прогресс. Она всегда всё планировала, прежде чем сделать какой-либо шаг; изучала материалы, чтобы убедиться — она на все сто знает, с чем ей придётся столкнуться. Грейнджер просчитывала каждый ход, расписывала учебный год наперёд, разрабатывала детальную стратегию на будущее. Планы планов с микропланами внутри. Теперь всё было стёрто. Тот предсказуемо тернистый путь с множеством преград исчез. Дальнейшая её жизнь окутана пеленой. Гриффиндорка могла чётко разглядеть лишь своё настоящее, в котором кто-то удерживал её мертвой хваткой. Пост Главного старосты на седьмом курсе являлся чем-то вроде трамплина во взрослую успешную жизнь. Для Гермионы же это было мечтой ещё до того, как она осознала, насколько необходимым было получение этой должности для неё. А что, если она действительно последует «советам» Дамблдора? Что, если перестанет выделяться, посещать Запретную секцию и вместо этого сфокусируется на студенческой жизни в Хогвартсе? Изменится ли тогда его мнение по поводу её пригодности на роль старосты? И что, если директор и правда передумает? Сможет ли она тогда выжить на Турнире, если продолжит столько времени уделять учёбе? Верилось с трудом. С экзаменами — она обречена погибнуть на Турнире. Без них — у неё нет будущего. Грейнджер чувствовала себя загнанной, бессильной, прикованной к месту — словно бабочка, пойманная лепидоптерологом. Ей было некуда идти. И никто не мог ей помочь.***
Весь следующий день Гермиона была настолько сильно погружена в свои мысли, что на уроке Трансфигурации решила, будто они обсуждают теорию Чар, и ответила невпопад. Девушка записывала лишь какую-то общую информацию, не особо вслушиваясь в лекцию профессора. После занятия все тут же принялись собирать свои вещи, однако Макгонагалл остановила студентов, для того чтобы сделать объявление. Она рассказывала о наступающем Рождестве и о чём-то, что заставляло девочек тихонько хихикать, а мальчиков — страдальчески стонать. Грейнджер не особо заостряла внимание на происходящем вокруг. Её мозг целиком и полностью был занят размышлениями об ужасающем будущем. Будущем, в котором она бы работала продавцом или же уборщицей при Министерстве, молча смахивала пыль с портретов и выносила мусор, пока в кабинетах и залах принимались важнейшие решения мирового масштаба. А она никто. Призрак. От промелькнувших перед глазами картинок у Гермионы всё внутри сжалось, а сердце заколотилось, как у загнанного в клетку зверя. — Мисс Грейнджер, на пару слов, пожалуйста. Гриффиндорка оторвала взгляд от своих практически пустых записей и заметила, как пристально Макгонагалл, стоявшая у учительского стола, смотрела на неё. Вероятно, дело было в её неудачном ответе. Или, возможно, Дамблдор рассказал профессору, что девушка больше не подходит на пост старосты, и Минерва захотела лично выразить свое разочарование в своей студентке. Всё внутри Гермионы заледенело. Остальные уже покидали класс, а она всё продолжала сидеть, словно прикованная к месту, и молча смотреть в стол. Вероятно, Макгонагалл решила предложить ей какую-то помощь. Уизли никогда не имели возможности нанимать летних репетиторов для своих детей, однако Перси с шестого по седьмой курс проходил практику, прежде чем заполучить должность Главного старосты. Гермиона уже достигла совершеннолетия, поэтому по всем правилам ей будет позволено остаться в магическом мире на лето перед последним годом обучения. Возможно, ей даже удастся найти какую-нибудь стажировку и для себя, как это сделал Перси. Это, конечно, не сравнится с рекомендательным письмом, но всё лучше, чем совсем ничего. Поток мыслей с каждым разом больше и больше давил на гриффиндорку. Девушка встала и, подойдя к столу Макгонагалл, нервно сглотнула. — Профессор. — Чемпионы и их партнёры традиционно открывают бал, — сухо произнесла Макгонагалл. — Бал? — нахмурилась Гермиона. — Святочный бал, — женщина вскинула бровь, не понимая замешательства своей студентки. И тогда Грейнджер вспомнила, что Святочный бал являлся частью Турнира Трёх Волшебников и проводился в канун Рождества. Если верить теории, то традиции бала были настолько устаревшими и средневековыми, как, в принципе, и весь Турнир, что девушка отчаянно надеялась — от них отказались. Очевидно, что нет. — О, — всё, что она смогла ответить; теперь-то гриффиндорка понимала внезапную радость девушек и недовольство парней. Однако Гермиона всё равно не имела ни малейшего представления, почему профессор решила обсудить это с ней наедине. — Вы, как чемпион Хогвартса, представляете честь школы, — продолжила Макгонагалл, оценивающе оглядывая её с ног до головы. — Я очень надеюсь, что в этот раз вы будете выглядеть поприличнее, чем на колдографиях для «Ежедневного Пророка». Гермиона неосознанно стиснула зубы при упоминании того отвратительного дня. — Я понимаю, — добавила женщина через мгновение, — что тогда Вас не предупредили, поэтому впредь буду стараться заранее информировать о подобных вещах. Убедитесь, что в Вашем распоряжении имеется соответствующий мероприятию наряд. Я могу предоставить письменное разрешение, если вам будет необходимо покинуть школу для примерки. От вашего партнера ожидается то же самое. Проконтролируйте, чтобы ему было об этом известно. Гермиона сжалась при мысли о партнере. До бала ещё оставалось три недели — достаточно времени, чтобы наладить отношения с Гарри и Роном и убедить одного из них сопровождать её. Хотя девушка вообще сомневалась, что мальчики пойдут. Разве что если у них не останется никаких других вариантов. — Конечно, профессор, — это всё, что ей удалось выдавить из себя. — Тогда можете идти, — Макгонагалл уже отвернулась, однако Гермиона не спешила покидать класс. — Профессор, — вновь начала она, замешкавшись; её голос слегка дрожал. — Ради любопытства: если студент не подходит на должность Главного старосты, существуют ли иные способы получить рекомендательное письмо по окончании школы? Я знаю, что Перси Уизли проходил летнюю практику перед последним курсом. Как думаете, есть ли у меня шанс претендовать на что-то похожее? — Насколько я знаю, мистер Уизли стажировался у своего дяди. Брата миссис Уизли, — с неким подозрением посмотрела на неё декан факультета. — О, да, конечно, — хрупкое чувство надежды растворилось так же быстро, как и возникло. Для таких, как она, других вариантов даже и не подразумевалось. Гермиона пыталась выжить за счет своих заслуг в мире, что построен на кумовстве. — Мисс Грейнджер, — Макгонагалл наклонила голову, и её голос прозвучал резко, даже немного задорно. — Вы — чемпион Хогвартса. Если выиграете Турнир, то станете первым человеком, завоевавшим этот титул за последние двести лет, — на её лице промелькнула улыбка. — Помимо вечной славы, Вам будут доступны любые возможности. Даже те, которые Вы себе не можете вообразить. Гермиона уставилась на женщину, чувствуя себя полной идиоткой. Она даже не задумывалась о том, что победа в Турнире может открыть ей двери для любой карьеры. — Конечно. Спасибо, профессор, — расплывшись в улыбке, проговорила гриффиндорка. Девушку переполняло воодушевление. Она почти выбежала из класса, охваченная безумной радостью, когда до неё дошла причина такого странного отношения Дамблдора к ней как чемпиону. Он думал, что судьба Гермионы находилась в его руках, но, будучи участником Турнира, она могла самостоятельно строить своё будущее. Быть вне его контроля. У Грейнджер закружилась голова. Она либо выиграет Турнир, либо погибнет, пытаясь победить. Чего бы это ей ни стоило. Она найдёт способ. Гермиона вошла в гостиную Гриффиндора, полная неконтролируемой решимости. Гарри, Рон и некоторые другие студенты с ослабленными галстуками на форме лениво развалились на диванах, подле которых были скинуты сумки, полные книг. Гриффиндорка уже строила планы: она собиралась оставить домашнее задание по Трансфигурации и направиться прямиком в библиотеку. — Гермиона, — начал Рон, прерывая её мысли. Девушка подняла взгляд: Уизли смотрел на неё с холодным выражением лица, как и всегда, когда они ссорились. — На случай, если ты вдруг ждёшь, что я или Гарри пойдем с тобой на бал, то у нас обоих уже есть пары, — его тон звучал насмешливо, будто он надеялся добить подругу такой новостью. Она уставилась на него, а затем растерянно оглядела гостиную. Каждый в комнате, казалось, наблюдал за их разговором. Настроение публики варьировалось между жалостью к ней и интересом. За все годы это была далеко не первая ссора между ней и Уизли. Они были подобны огню и спичкам. Их конфликты всегда были быстро воспламеняющимися, горячими, взрывоопасными; никто не мог им помочь — оставалось лишь ждать, когда они сами сожгут себя дотла. Для Рона не существовало понятие компромисса. Ты либо с ним, либо против него. Гарри же обычно вставал на сторону лучшего друга, и этот случай не стал исключением. Раньше их отстранённость съедала Гермиону изнутри. Грейнджер наблюдала, как мальчики продолжали вести себя, будто её отсутствие ничего и не меняло. Жизнь в Хогвартсе становилась крайне одинокой, когда даже те немногочисленные места, в которых гриффиндорку принимали в свой круг, могли так же спокойно функционировать и в её отсутствие. Теперь на кону стояло будущее Гермионы, надвигавшееся на неё с устрашающей скоростью. Оно требовало к себе всего её внимания. И в конечном счёте это её либо вознесёт на Олимп, либо сломает окончательно. Дружба всегда была важной частью жизни девушки. Но сейчас, когда она стояла в гостиной родного факультета и смотрела на Рона в упор, этой дружбы явно не хватало. Грейнджер никогда не являлась важной частью их мира. Никогда. Ни единого раза. Казалось, что ни одна из возведённых ею колонн не была для неё опорой. Она ошиблась. И сейчас был лишь один шанс всё исправить. Гермиона создаст свой собственный остров, который не будет нуждаться в чужой помощи и подспорье. Она должна взять всё в свои руки. — Серьёзно? — девушка притворно наморщилась, словно подобная идея никогда раньше и не посещала её. — Рон, ты и правда думал, что я пойду с тобой?