***
У Гермионы сдавали нервы. Уже через час она пожалела о своём решении. Стоило Малфою уйти, как гриффиндорка тут же ринулась искать книгу с любой информацией о Непреложных обетах. Но, только прочитав вступление, она уже не была уверена, что хочет довести дело до конца. Это безумие — давать Обет ради какого-то пари. Если Гермиона проиграет, то потеряет всё. Между смертью и возвращением в мир маглов по собственной вине она, наверное, предпочла бы первое. Грейнджер не могла даже представить, каково это — сломать свою палочку; такое чувство, что её просили отрезать себе руки. Но… Но это случится только в том случае, если она проиграет. А ведь у неё были все шансы победить. Её сердце бешено заколотилось при этой мысли. Она, наконец, получит знания, в которых так отчаянно нуждалась. Получит ответы на вопросы, волновавшие её годами. Гермиона и так уже рисковала своей жизнью на Турнире. Как и Малфой. Непреложный обет лишь повышал ставки — делал вкус победы более сладким. Однако Малфой выглядел слишком уверенным, и такое его поведение заставляло Гермиону сомневаться в себе. Если Грейнджер хотела выиграть, то ей недостаточно было просто иметь такой же уровень подготовки, как и у Малфоя. Ей нужно было быть лучше его. Ей нужно было быть безупречной — чтобы даже самые коррумпированные и предвзятые судьи не смогли отрицать способностей девушки. Чтобы они не смогли отобрать её победу. Чем дольше тянулся день, тем сильнее к горлу подступала нервозная тошнота — Гермионе не было так страшно и плохо, даже когда она сражалась с Китайским огненным шаром. Гриффиндорка повторяла себе, кусая ногти чуть ли не до крови, — ей необязательно выигрывать Турнир. Она могла бы просто сдаться и принять реальность такой, как есть. В конце концов, Рон был прав — она всё ещё могла найти какую-нибудь работу. Вакансия в лавке Косого переулка была бы лучше, чем жизнь в магловском мире с ощущением едва теплющейся магии внутри. Изгнание из Волшебного мира казалось пыткой похуже самой смерти. У Гермионы больно сжималось сердце лишь при одной мысли о таком будущем. Ей следовало остановиться и прекратить гнаться за несбыточным. Перестать высовываться. Всё то внимание, которое Грейнджер привлекала к себе, её непокорность и излишняя откровенность не приносили ничего хорошего — это лишь превращало её в мишень. Но она не могла. Не могла. Не собиралась провести жизнь взаперти и позволить остальным пользоваться собой. Сама мысль об этом сковывала всё тело — гриффиндорку словно закрыли в подвале, а она без устали колотила кулаками по каменному потолку в попытках выбраться наружу. Не в её характере было принимать всё как есть. Гермиона не умела мириться с происходящим. Но её сердце колотилось в груди от страха и постоянной тревоги. Правда ли она сможет победить? Эти мысли давили на неё, не давали дышать. Какая-то часть её верила в победу. Грейнджер обладала огромным потенциалом, который просто нужно было раскрыть. Но она прекрасно понимала, что этого недостаточно; что, даже несмотря на её выдающиеся способности, у Малфоя всё равно было преимущество. «Просто засунь свою гордость куда подальше», — убеждала она себя. — «Остановись, пока ещё можешь». Но она не могла. Она не доставит Малфою такого удовольствия. Еда на ужине в этот вечер ощущалась как песок. Гарри и Рон сидели за столом напротив неё, разговаривая с Лавандой и Парвати: мальчики собирались идти на Рождественский бал вместе с близняшками Патил. Весь вечер Рон не прекращал украдкой кидать взгляды на Гермиону, словно проверяя, заметила ли она, что её намеренно игнорируют. Но Грейнджер не было до них никакого дела — у неё оставались проблемы поважнее глупой болтовни за ужином. Малфой же совершенно невозмутимо сидел в противоположном конце Большого зала — даже если внутри блондина сейчас гремела буря эмоций, внешне это было совершенно невозможно понять. Он снова играл свою роль. Гермиона не переставала удивляться: как люди из его окружения не замечали, сколько же в нём фальши? Хотя, возможно, замечали, но им было наплевать.***
— Гермиона. Она медленно направлялась к пристани, когда Гарри позвал её. Девушка остановилась и, обернувшись, поняла, что Поттер следовал за ней с тех самых пор, как она покинула Большой зал. При виде него ее сердце заколотилось быстрым стаккато. Как будто она надеялась, что друг убережёт её от неверного шага и она будет спасена. — Чего тебе, Гарри? — спросила она и тут же поморщилась, поскольку это прозвучало более нетерпеливо, чем ей бы хотелось. Парень пожал плечами и подошёл ближе. — Ты сидела там совсем одна. И выглядела… расстроенной. Грейнджер сдавленно засмеялась. — Ну, знаешь, в моей жизни сейчас много всего происходит, так что… Она бросила взгляд в сторону вестибюля замка. Дверь во внутренний двор была открыта, поэтому девушка могла видеть тёмное ночное небо. Затем она снова повернулась к Гарри, который стоял перед ней, засунув руки в карманы. Это был тот самый решающий момент. Гермиона чувствовала. Непроглядная тьма и неизвестность с одной стороны и всё, что было ей знакомо и понятно, — с другой. Малфой с минуты на минуту будет на пристани. Если она простоит тут слишком долго, то точно опоздает и потеряет свой единственный шанс научиться Тёмным искусствам. Грейнджер знала, что ей следовало бы поторопиться, но всё равно задерживалась. Колебалась. Она ненавидела ссориться с Поттером и в глубине души надеялась, что друг заставит её передумать. Даст ей повод отказаться от сделки с Малфоем. Сделает что-то, что обесценит предложение блондина. Гермиона и сама не понимала, чего ждёт, но знала одно — только Гарри мог заставить её изменить решение. — Извини, — сказал он, шаркая носком ботинка по каменной плитке, — за тот случай с Роном. Мне не следовало продолжать ту тему. Это было глупо. Гермиона же, поглощённая мыслями о Турнире, почти не думала о Святочном бале. — О… Эм, всё в порядке, — ответила она, неловко пожав плечами. — Рон очень расстроился из-за твоих слов. Грудь словно сдавило. — Я тоже очень расстроилась. Гарри скривился, а затем запустил руку в волосы. — Да уж. Мне не нравится находиться между двух огней. Этот разговор ни к чему не вёл. Слова Гарри не заставили её поменять своё решение. Но она всё равно чувствовала неуверенность по поводу предстоящей сделки. Она снова взглянула на дверь, и биение её сердца участилось — то ли от предвкушения, то ли от страха. — В тот раз… По поводу старостата… — продолжил Гарри, возвращая внимание девушки к своей персоне. — Ну, ты же знаешь, каким бывает Рон. У него тоже есть мечты. Стать Главным старостой. Капитаном команды по квиддичу. Профессиональным игроком. Он постоянно болтал о том, как обойдёт своих братьев, станет гордостью семьи, и всё такое. Но он прекрасно понимает, что, скорее всего, это никогда не случится. Всё, что он наговорил тебе, — несерьёзно, ты же понимаешь? Поттер неуклюже почесал затылок. — Я знаю, что тогда ты разозлилась на его слова о том, что неважно, получишь ты должность старосты или нет. Думаю, он просто размышлял, как бы поступил на твоём месте. Он ведь не бездушный и тоже переживает. И… — Гарри медлил, будто неуверенный в том, что следует сказать дальше, — мне кажется, Рон считает, что, если ты откажешься от своих грандиозных планов, то у него будет больше шансов на… Гермиона нахмурила брови и в замешательстве посмотрела на Гарри. — Больше шансов на что? Старостат никогда не был реален для Рона: для этого ему не хватало ни отличных оценок, ни лидерских качеств. Какие бы сказки Уизли ни рассказывал, он никогда и не пытался претендовать на этот пост — а если даже бы и попытался, то Гермиона уж точно не стала бы для него преградой, поскольку Главные старосты легко могли быть представителями одного факультета. — Что… — Грейнджер всё ещё не понимала. — Больше шансов у него на что? Гарри смотрел на неё выжидающе, словно не мог поверить, что она заставляет его произносить это вслух. Гриффиндорка же просто пялилась на друга в ответ, пока он не сдался. — На тебя, Гермиона. Девушка непонимающе уставилась на Поттера. — Меня? Эта новость, конечно, её удивила. Но, откровенно говоря, не стала для Гермионы таким уж большим открытием. В отношениях с Роном всегда присутствовала напряжённость. К Гарри Грейнджер относилась как к брату, а вот к Уизли у неё были иные чувства. Их столько раз дразнили, называя старой супружеской парой, что и не сосчитать. Гриффиндорка всегда знала, что романтические отношения между ней и Роном были возможны. Просто пока отношения в принципе не были для неё в приоритете — она намеревалась вернуться к этому вопросу позже. Когда она станет считать себя достаточно взрослой и разберётся, что дальше делать со своей жизнью, тогда и можно будет подумать о парнях. Рон всегда был наиболее вероятным для Гермионы вариантом — единственным, на самом деле, если не брать во внимание Гарри. Когда она не ссорилась с Уизли, то их отношения получилось бы даже назвать уютными. Гриффиндорке было приятно размышлять о совместной жизни с ним. Грейнджер до сих пор помнила своё удивление и жгучую ревность, когда Рон начал встречаться с Лавандой в прошлом году. Это случилось вскоре после встречи Гермионы с профессором Макгонагалл, на которой они обсуждали будущее девушки. Раньше Уизли всегда принадлежал только ей и Гарри. Грейнджер была единственной девушкой в жизни Рона, не считая его матери и младшей сестры Джинни. Когда с кем-то встречался Гарри, его новые отношения никак не влияли на трио, но когда в их с мальчиками дружбу ворвалась Лаванда, то Гермиона почувствовала себя лишней, как будто её столкнули со сцены. В окружении Рона не было места для двух девушек одновременно, поэтому всё его внимание сконцентрировалось на той, с кем он встречался, и лучшем друге. И всё, что оставалось Гермионе в этой ситуации, так это изо дня в день наблюдать за беспрестанно хихикающей Лавандой, словно клеем прилепленной к Уизли. И за одобрительными возгласами толпы в адрес новообразовавшейся парочки, от которых Рон каждый раз краснел и сразу же куда-то исчезал вместе с Браун. Грейнджер не была до конца уверена, хотелось ли ей быть на месте Лаванды и заниматься подобным на глазах у всех однокурсников. Но Гермионе всё равно казалось, словно та её обокрала. Когда Рон и Браун расстались, Гермиона вернулась на законное место. Именно тогда гриффиндорка и осознала — в Золотом трио ей отводилась совсем другая роль, нежели, например, тому же Гарри. Но сейчас девушка вообще плохо понимала, как всё это было связано с постом Главной старосты. — Рон думал, что у него будет больше шансов встречаться со мной, если я не получу должность? — приподняла брови Гермиона. Нахмурившись, Гарри неловким движением поправил свои очки. — Просто… Ты всегда так озабочена своим будущим. Ты никогда не сбавляешь оборотов, а оттого не замечаешь, что не живёшь здесь и сейчас. Рон думал, что если ты не станешь Главной старостой, то перестанешь так много внимания уделять другим вещам и наконец-то заметишь его. Гарри обнадеживающе улыбнулся, видимо ожидая, что подруга обрадуется такому откровению. Гермиона же молча стояла и смотрела Поттеру в глаза, пытаясь понять, что делать с волной нахлынувших противоречивых эмоций. Новость о том, что она нравится Рону, должна была, судя по всему, её осчастливить. Но девушка не испытывала этого. Да, ей нравился Рон — ну, или он мог бы понравиться ей в будущем, — но она не скрывала, что образ жизни Уизли никогда её не устраивал. Гермиона не готова была променять своё блестящее будущее на возможность встречаться с Роном. Это был неравноценный обмен. Грейнджер было бы этого мало. Она не хотела бы оказаться на месте Лаванды, которая только и делала, что хихикала и хвасталась отношениями с парнями. Загнав себя в эти рамки, Гермиона всё равно чувствовала бы себя в клетке. Она бы медленно умирала внутри этого замкнутого круга, ведя скучную, монотонную жизнь. Спокойную. Но у неё бы осталась магия. Это единственное ощутимое преимущество, которое она видела. — Может быть, я всё не так объяснил тебе… — нарушил затянувшееся молчание Гарри. — Нет, — прервала друга Гермиона; теперь она точно была уверена в своём решении. — Я поняла тебя. Просто… Мне нужно кое-что сделать. Я должна идти. — Стой, Гермиона, — он схватил её за руку. — Не уходи. Ненавижу, когда у вас с Роном всё так. Гарри положил ладони Гермионе на плечи, мягко сжимая их. — Вспомни, что вместе мы такая классная команда, — усмехнулся он. — Вспомни, сколько всего мы преодолели вместе, как было весело! Я знаю, что должность старосты для тебя очень важна, но разве это важнее нашей дружбы? Раньше Гермиона бы без колебаний ответила «нет», но теперь она не была так уверена. — Прости, мне правда нужно идти, Гарри, — отстранилась Грейнджер. — Я поговорю с Роном, но большего обещать не могу. Ладно? — Ладно, — вздохнул в ответ Поттер. Девушка выдавила слабую улыбку и скрылась за дверью, окунаясь в темноту наступившего вечера.***
Несмотря на свои опасения, Гермиона пришла к пристани даже раньше. Её немного потряхивало, поэтому она плотнее закуталась в плащ и произнесла согревающее заклинание. И только тогда поняла, что дрожала не от холода, а от волнения. Разговор с Гарри отвлёк гриффиндорку от переживаний. Однако сейчас её начали душить сомнения. На гладкой поверхности озера отражался едва видимый на небе полумесяц. Гермиона до сих пор не смогла выяснить, что ей понадобится для того, чтобы пройти Второй тур, и что именно у неё отнимут в рамках испытания. Грейнджер услышала шорох гравия и тут же развернулась. К ней навстречу шёл Малфой. Как и договаривались, он привёл с собой будущего свидетеля их Непреложного обета. Завидев Гермиону, незнакомый парень из Дурмстранга резко остановился и повернулся к блондину. — Hún? — Þú ert ekki hér til þess að spyrja spurninga, — криво ухмыляясь, ответил Малфой. Гриффиндорка сжала челюсть. Да, она не раз слышала, как Каркаров, Малфой и другие ученики Дурмстранга разговаривали между собой на другом языке, но это ощущалось иначе, чем когда они говорили о ней в её же присутствии. Незнакомец окинул Гермиону оценивающим взглядом. — Er þetta nýja kisulóran þín? В его тоне и в том, как он смотрел на неё, было что-то непристойное. Гермиона, краснея, ещё плотнее запахнула плащ. Малфой только насмешливо фыркнул, едва взглянув на Гермиону. — Она больше похожа на… — он ухмыльнулся ей, — villiköttur. Она не сомневалась — Малфой точно её оскорбил. — Это Петр, — блондин жестом указал на незнакомца. — У него хреновый английский, но он проиграл мне в карты, поэтому трепаться не станет. Гермиона посмотрела на парня. У него были густые, насупленные брови, но при этом он выглядел довольно расслабленным. Он мог сойти за кузена Малфоя. Петр ухмыльнулся, когда услышал своё имя. — Привет, villiköttur, — обратился парень к Гермионе, будто это было чем-то очень смешным. — Миленько… — произнёс он, усмехаясь и потирая подбородок. — Тебе нравятся… drekanns? Он кивнул головой в сторону Малфоя, и Гермиона уловила намёк. Она могла только представить, что Петр, должно быть, подумал о ней и Драко. — Не совсем, — ответила она напряжённым голосом. Брови Петра взлетели в изумлении, и он, кажется, хотел сказать что-то ещё, но Гермиона не собиралась вступать с ним в диалог. Она хотела как можно скорее покончить с Обетом, прежде чем начнёт сомневаться в своем решении. — Будет две клятвы от тебя и одна от меня, — сообщила она Малфою. Блондин холодно посмотрел на девушку, удивлённо приподняв пораненную бровь, где красовался шрам. — Две? — Да, — твёрдо сказала она, решив не отступать в этом вопросе. — Прежде чем я дам какие-либо обещания сломать свою палочку, я хочу, чтобы ты поклялся, что научишь меня Тёмным искусствам. Малфой сверкнул на Гермиону глазами, и было непонятно, чего в его взгляде больше — обиды, раздражения или же, возможно, разочарования. Блондин выдохнул, выпуская изо рта облачко пара. — Ладно. Сердце колотилось в её груди, выдавая зловещий ритм, а тело покрылось холодной испариной. Но гриффиндорка старалась скрыть, что её руки сильно дрожали. Она медленно вдохнула и заговорила с решимостью, которой не ощущала на самом деле: — Во-первых, ты поклянёшься научить меня Тёмным искусствам. Во-вторых, пообещаешь, что если ты проиграешь Турнир Трёх Волшебников, то откажешься от своей фамилии и наследства, а если проиграю я, — вдохнула она, — то сломаю свою палочку и покину магический мир. Последние слова прозвучали скомканно, практически вынужденно, потому что ей было сложно сказать это вслух. — Тогда давай покончим с этим, — отрезал Малфой, снимая перчатку с правой руки и подходя к Гермионе так, чтобы они стояли лицом друг к другу на этом пляже. — Петр! Сюда иди. Драко указал на пространство между собой и Грейнджер. Петр подошёл и встал между ними. Поначалу казалось, он не знал, что делать дальше. Но потом парень посмотрел на Малфоя и Гермиону, довольно усмехаясь. — Женитесь? — Þegiðu, — произнёс блондин сквозь стиснутые зубы, и Гермиона была уверена, что это означает «закрой рот» или что-то вроде этого. Петр ничуть не стушевался. Он театрально положил руку на сердце, а другой указал на «парочку». — Frá mínum bæjardyrum séð virðist þetta sem hjónavígsla… Ég mun stoltur bera vitni um leynda ást ykkar. Гриффиндорка не сомневалась: Петр настаивал на своём, потому что Малфой выглядел так, словно был готов придушить его на месте. — Þegiðu, — снова отрезал Драко, протягивая ладонь Гермионе с таким лицом, будто ему всё ещё не верилось, что он должен прикоснуться к ней. Грейнджер колебалась. Она не была до конца уверена, что на самом деле сможет решиться и сделать этот шаг, поэтому просто смотрела на вытянутую руку парня. Неужели она на самом деле сможет рискнуть своей палочкой и жизнью в Волшебном мире, только чтобы выиграть Турнир? — Сомневаешься? — издевательски усмехнулся Малфой. Блондин подал ей ладонь, словно приглашая на танец. Гермиона уставилась на тонкие бледные пальцы Драко — он был похож на змея из Книги Бытия, предлагающего девушке знания о добре и зле. Только нужно было заплатить определённую цену. Такие истории никогда не заканчиваются хорошо. В условиях всегда есть подвох, а плата непомерно высока. Сделка — это всегда ложь. У Гермионы пересохло во рту от волнения; её тело сотрясала мелкая дрожь. Стоило ли ей рискнуть всем, что она имела, чтобы получить желаемое? Или же лучше было отступить и прожить свою маленькую никчёмную жизнь, так ничего и не добившись? Если гриффиндорка сейчас откажется и убежит, то всё, что ей останется, так это медленно и мучительно умирать. Её, словно деревянную фигурку, будут стачивать и подгонять под стандарты до тех пор, пока она идеально не впишется в привычный шаблон и её яркий потенциал не угаснет; пока она не станет той, которой её хотело видеть общество. Гермиона приняла руку Малфоя — его ладонь была намного теплее, чем она ожидала. Блондин всегда был таким холодным и отстранённым, что Грейнджер казалось, будто и его кожа на ощупь тоже будет прохладной. Малфой обхватил ладонь Гермионы, стискивая её, словно капкан. Парень сжал её руку не настолько сильно, чтобы причинить боль, но достаточно крепко, чтобы девушка поняла — назад дороги нет. — Sproti, — произнёс Малфой, обращаясь к Петру, который уже не выглядел таким же весёлым, как несколько минут назад. Петр полез в карман коричневой формы, что носили представители из Дурмстранга, и достал свою палочку. Крепко обхватив древко, помедлил, неуверенно глядя на Малфоя. — Ertu alveg viss? — Sprotii, — повторил Малфой. — Þetta er þín bálför, — вздохнул Петр, касаясь кончиком палочки сцепленных рук. Сердце в груди Гермионы стучало так громко, что она практически ничего не слышала вокруг. Когда девушка взяла Малфоя за руку, магия разлилась по её венам, как будто почувствовав, что должно произойти дальше. Блондин неотрывно смотрел на Гермиону светящимися от предвкушения глазами, явно наслаждаясь своим положением. — Обещаешь ли ты, Драко Малфой, научить меня всему, что знаешь о Тёмных искусствах? — начала Грейнджер. Между ними сразу же завибрировала магия, наполняя энергией воздух и посылая рябь по поверхности озера. — Обещаю. Как только Малфой произнёс эти слова, маленький огонёк вырвался из палочки Петра, обвивая сцепленные руки. Гермиона едва слышно ахнула, когда пламя коснулось кожи; её обожгло холодом. И хотя блондин не издал ни звука, его пальцы дрогнули под воздействием чужеродной магии, а в серебристых глазах отразился золотой отсвет данной девушке клятвы. — Грейнджер, — произнёс Малфой почти насмешливо, — обещаешь ли ты сломать свою палочку, покинуть Хогвартс и вернуться туда, где тебе самое место, если проиграешь Турнир? Гермиона сглотнула, прежде чем выдавить: — Обещаю. Из палочки Петра вырвался ещё один язычок пламени, и очередная волна магии растеклась по телу Гермионы, обжигая нестерпимым жаром, словно клеймо. Ощущения были настолько сильны, что она почти не почувствовала магическую нить, которая обвила её запястье. Теперь её судьба предрешена. У неё остался только один путь — вперёд. Гермиона рвано выдохнула и сжала руку Малфоя ещё сильнее, боясь, что тот отдёрнет её до произнесения своей второй клятвы. — Обещаешь ли ты отказаться от своей фамилии и наследства, — снова заговорила Грейнджер, — если проиграешь Турнир? В воздухе повисла короткая пауза. Непробиваемая холодность блондина дала трещину. Было видно, что он колебался и в последний раз тщательно взвешивал правильность своего решения. — Обещаю. Последний язычок пламени вырвался из палочки Петра и окутал сомкнутые руки Гермионы и Малфоя. Их ладони и запястья полностью утонули в переплетениях золотых нитей — от кончиков пальцев до самого предплечья. Всё это походило на жуткий вариант магической помолвки. Малфой первым отпустил её руку, и Гермиона вздрогнула, когда золотые нити Обета сильнее впились ей в кожу и тут же исчезли, оставляя красноватые следы, которые тоже быстро побледнели. Дело сделано. Гриффиндорка принялась пристально рассматривать свою руку. Вокруг было так спокойно, словно ничего и не случилось. Драко тоже стоял и внимательно изучал исчезающие нити, и по его лицу было сложно понять, о чём он думал. — Мы начинаем завтра. Можешь идти, мне нужно кое-что закончить, — наконец, произнёс блондин, опуская руку. Закончив с Гермионой, Малфой сразу же переключил своё внимание на Петра — тот уже, похоже, смирился с тем, что последует за этим, хотя и выглядел немного нервным. Грейнджер хотела остаться и посмотреть, что Малфой собирался сделать, но блондин не двигался и терпеливо ждал, пока она уйдёт. Гриффиндорка раздражённо развернулась и зашагала прочь. Она уже начала подниматься по ступенькам, но потом решила тайком укрыться за поворотом, чтобы понаблюдать за происходящим сверху. Драко вытащил свою палочку, и Петр тут же выставил перед собой ладонь, словно пытаясь отгородиться от него. Парень пытался что-то объяснить Малфою, но Гермиона находилась слишком далеко, чтобы разобрать слова. Малфой отвечал резко и раздражённо, так что Петр сдался и опустил руку. Он даже не пытался увернуться, когда Драко направил на него древко. — Обливиэйт. Блондин произнёс заклинание чётко и уверенно, без малейших колебаний. Его голос пронзил холодный ночной воздух. Гермиона вздрогнула, когда сине-зелёный луч ударил парню прямо в лицо. Всё тело Петра обмякло, а голова наклонилась вперёд. Казалось, что он вот-вот упадёт, но парень смог устоять на ногах. Через мгновение он выпрямился, пытаясь прийти в себя, словно только что проснулся. Петр озирался по сторонам в полном замешательстве, пока Малфой, вероятно, пытался объяснить ему, что случилось. Парень рассеянно кивал, постепенно приходя в себя. Гермиона никогда раньше не видела, как кому-то стирали память, однако, судя по тому, как легко и хладнокровно делал это Малфой, ему было не впервой. Это вызвало тошнотворное чувство неуверенности внизу живота. Затем Малфой достал какую-то маленькую вещицу из кармана. Ключ. Ключ от хранилища в «Гринготтсе». Лицо Петра засветилось, и он нетерпеливо протянул руку навстречу Драко. Блондин на секунду помедлил, будто продолжая сомневаться, отдавать ли тому желанную награду, и перекинулся с ним ещё парой фраз. Как только парень с энтузиазмом кивнул, Малфой бросил ему ключ. Петр поймал его в воздухе и, тут же засунув в карман, сжал металл сквозь ткань школьной формы, словно пытаясь убедиться, что ценная вещица действительно у него. Он начал спешно отступать в сторону корабля, как будто боялся, что Драко передумает и отберёт у него ключ обратно. Гермиона проводила Петра взглядом, чувствуя, как следы от призрачных волшебных нитей до сих пор горели на её руке.