Let The Dark In / Поддайся тьме

Февраль выдался настолько не по сезону тёплым, что Гермиона вышла из замка на сдвоенное занятие по Травологии, даже не накинув на плечи плащ. Гарри и Рон плелись рядом, жалуясь на последнее задание по Истории магии — Бинс попросил подготовить эссе о восстаниях гоблинов. Грейнджер всё не могла определиться, сосредоточиться ли ей в докладе на стороне волшебников или гоблинов и получится ли у неё уложиться в необходимый объём, который не должен превышать пятнадцати футов. Гарри в это время сетовал на то, что не может понять причин, побудивших гоблинов так сильно бунтовать, а Рон просто хотел, чтобы их имена было легче запомнить. Троица уже была на полпути к теплицам, когда краем глаза Гермиона заметила движение. Что-то пронеслось мимо, просвистев рядом с её ухом, и с громким треском ударилось о землю. Едва девушка успела разглядеть, куда приземлилось это нечто, как в них полетел ещё один снаряд. — Что за чертовщина? — недоумённо пробормотал Рон, уклонившись и использовав заклинание щита до того, как эта штука попала бы ему в голову. Теперь все смогли рассмотреть то, что же их атаковало. Это был коричневый шарик размером с грецкий орех. Когда он упал, то раскололся на части, и воздух наполнился ужасным гнилостным запахом, разъедающим ноздри. Чтобы не задохнуться от вони, Грейнджер зажала рукой рот и нос. Навозные бомбы. Не успели гриффиндорцы отреагировать, как в них полетело ещё несколько таких же. Рон послал несколько проклятий в сторону живой изгороди, из которой их обстреливали. — Выходите, трусы, или будете есть слизняков! За шесть лет обучения в Хогвартсе это была далеко не первая засада, которую им устроили. Между Слизерином и Гриффиндором существовала так называемая тысячелетняя вражда. И несмотря на то, что факультеты пытались направить эту свою энергию на зарабатывание очков и попытку заполучить Кубок по квиддичу, каждый год ситуация неизменно обострялась настолько, что всё перерастало в открытую войну. Учащались случаи изощрённых розыгрышей, магических дуэлей и просто метаний заклятий в коридорах. С боевым кличем Гарри и Рон бросились вперёд, поочерёдно посылая заклятия и защищаясь от града навозных бомб. Гермиона же стояла в стороне и раздумывала, присоединиться ли к ним или использовать свой статус старосты, чтобы немедленно положить конец этому безобразию. Гриффиндорка брезгливо поморщилась, когда Гарри выкрикнул явно запрещенное заклинание, вызывающее зубастые щупальца. В основном навозные бомбы не попадали в цель, но, падая на землю, они взрывались и источали отвратительный запах, становившийся всё более концентрированным. Поттер бросил какое-то проклятие в живую изгородь, но оно срикошетило и чуть не попало Гермионе в лицо. С изумленным вскриком девушка отпрыгнула назад и, источая раздражение и злость, достала свою волшебную палочку. Не хватало ещё попасть в больницу прямо перед вторым заданием из-за такой ерунды. — Конфринго! — произнесла Грейнджер, целясь прямо между Гарри и Роном. Куст взорвался, и вечнозелёные листья разлетелись во все стороны. В том месте, куда попало заклинание, образовался небольшой кратер. Позади стояли четыре шокированные студентки в форме Дурмстранга, каждая из которых сжимала в руках сумку с навозными бомбами. Одна из девушек, защищаясь, направляла на троицу свою палочку. Рон с Гарри резко остановились в недоумении. Они ожидали увидеть кого-то из слизеринцев и теперь понятия не имели, что делать с представительницами Дурмстранга. Все три школы держались на достаточно длинной дистанции друг от друга, и сейчас никто не хотел брать на себя ответственность за международный инцидент. Даже Гермиона не знала, как поступить в сложившейся ситуации, и просто смотрела на студенток с приоткрытым ртом. — Что, чёрт возьми, это было? — воскликнул Рон, первым приходя в себя. Вместо ответа девушки развернулись и, бросившись наутёк, вверх по холму, оказались вне зоны досягаемости заклинаний. На вершине они остановились и сбросили на троицу ещё горсть навозных бомб, от которых Гарри защитил друзей эффективным «Протего». — Ты — обманщица! — прокричала одна из студенток, обвиняюще указывая пальцем прямо на Грейнджер. Теперь Гермиона узнала в ней спутницу Петра, с которой тот пришёл на бал. Это была младшая сестра друга Виктора. — Что? — гриффиндорка с возмущением посмотрела на девушку. — Когда я обманывала? Как кто-то посмел обвинить её в подобном? Она единственный человек, который ни разу не жульничал на Турнире. — Шлюха! — одновременно выкрикнули остальные. Гермиона растерянно моргала, не понимая, к чему они клонят. — Справедливость для Виктора! Ты воняешь! — продолжила та, что стояла впереди всех. Они сбросили оставшиеся навозные бомбы вниз по склону и исчезли за холмом. Гермиона смотрела им вслед, слишком возмущённая, чтобы что-то ответить. Из-за ужасного запаха их выгнали с Травологии, и троица была вынуждена вернуться в замок. Грейнджер пришлось наложить на всех заклинание головного пузыря, чтобы не вдыхать по пути эту отвратительную вонь, которая исходила от их мантий. Гарри с Роном находили эту ситуацию смешной. Всю дорогу они рассуждали, какие же девушки сумасшедшие и как они рады, что подруга не такая и отличается благоразумием. Гермиона молчала. В неё посылали проклятья множество раз до этого, но подвергнуться нападению, даже если это просто навозные бомбы, было совсем другим делом. В основном она игнорировала статьи Риты, так как всё равно не знала, что с ними делать. Гриффиндорка старалась доверять заверениям Джинни, которая утверждала, что только идиоты могли поверить написанной в журнале ереси. Возможно, младшая Уизли и была права, но теперь Гермиона пыталась сосчитать, сколько именно идиотов всё-таки поверили. Неприятно было осознавать, что есть люди, которых она не знает, но которые думают, что знают её. У которых сложилось мнение о том, какой она человек, лишь потому, что они прочитали что-то в газете. Грейнджер даже забыла о своём беспокойстве по поводу того, что она является представителем всех маглорождённых. Теперь ей хватало волнений за саму себя. Её откровенно очерняли, и в конечном счёте это могло повлиять на других маглорождённых. Такое отношение уже делало девушке больно. Ей оставался год до окончания школы. И если Рита Скитер добьётся своего, то, когда Гермиона начнёт искать работу, любую работу, будущие работодатели не обратят внимания на её имя и не будут знать, что она была отличницей и чемпионкой Хогвартса в Турнире Трёх Волшебников. Вместо этого они вспомнят все те гнусные вещи, которые печатали в «Ведьмином досуге» и «Ежедневном Пророке». Рита Скитер стремилась разрушить её будущее с того самого момента, как они остались вдвоём в кабинете Макгонагалл. Как будто Грейнджер должна была быть наказана даже за то, что заслужила признание. В ду́ше гриффиндорка не стала снимать чары головного пузыря, решив для начала отмыть все следы слизи. Она обдумывала возникшую проблему, пытаясь понять, что ей делать дальше. Хотя, вероятно, у неё не осталось времени волноваться. Если она проиграет Турнир, то уже будет неважно, что станет с её личностью, ведь она окажется запертой в магловском мире. Но если слишком сильно сосредоточиться на победе, то к концу пути у неё ничего не останется. Тогда вообще не было смысла участвовать и заключать сделку с Малфоем. Что же она может предпринять по поводу Риты? Гермиона передёрнула плечами и выпрямилась. Сейчас не было времени на подобные размышления. До Второго задания остались считаные дни. Она подняла руку, чтобы отменить заклинание пузыря, обволакивающего её лицо, но остановилась, заметив, что вода, стекающая по щекам, не проникает за его границы. Пузырь был водонепроницаем. Странно, но, кажется, в книгах об этом не упоминалось. Девушка опустила взгляд, наблюдая, как вода барабанит по поверхности пузыря, и сделала глубокий пробный вдох. Возможно, она нашла идеальную альтернативу аквалангу.

***

— На что это похоже, когда ты соединяешь свою магию со стихией воды? — спросила Гермиона у Малфоя, когда они стояли плечом к плечу на берегу озера. Смыв с себя запах навозных бомб, она потратила весь час, который должна была провести на Травологии, на проверку действия чар головного пузыря. Девушка даже готова была нырнуть в озеро, чтобы протестировать заклинания, но там весь день находились представители министерства, которые готовились к следующему заданию. Грейнджер хватило огромной ванной старост. Наполнив бассейн холодной водой, она проверила пузырь на прочность и уровень кислорода, а также попрактиковала всплытие, необходимое для пополнения запаса воздуха. Гриффиндорка убедилась, что пузырь точно не лопнет и в нём не возникнет протечек под влиянием давления. Удостоверившись, что она действительно нашла способ, который поможет ей без проблем продержаться под водой в течение часа, Гермиона наконец-то смогла немного расслабиться. После своих экспериментов она спустилась к заброшенному берегу озера, полная решимости овладеть магией элементалей или умереть в попытке это сделать. Малфой вздохнул, протягивая руку к воде. В его голосе прозвучало нетерпение. Он явно был раздражён тем, что ему приходится здесь находиться и снова ей всё объяснять. — Моя магия — это продолжение меня самого. Когда я тянусь своей магией к стихии, то как будто протягиваю руку и касаюсь ей поверхности озера. Гермиона пожевала губу, уставившись на воду. Она никогда не считала свою магию продолжением себя, своей сущности. Думала о ней, как о чём-то, что можно использовать… и никак не отождествляла её со своей личностью. — Я просто… — Девушка резко остановилась, протягивая руку к озеру. — Меня не учили тянуться к чему бы то ни было своей магией. Мы не занимаемся этим в Хогвартсе. Раньше, когда я была младше, — Грейнджер начала слегка заикаться и внезапно почувствовала на себе тяжёлый взгляд Малфоя, — мне всегда приходилось удерживать её внутри, контролировать, чтобы она не вырвалась наружу. Гриффиндорка сделала глоток воздуха, чувствуя необъяснимое напряжение от одной только мысли о прошлом. — Я не понимаю, как можно просто взять и дотянуться. Наступила пауза. Гермиона сжала пальцы в кулак и опустила руку. — Это чувство, — наконец вымолвил блондин. Как всегда, его комментарии были удивительно полезны. Грейнджер разочарованно вздохнула. — Ты не пытаешься. Малфой усмехнулся и, согнув руку в локте, положил её себе на талию. — Ты — маглорождённая, — произнес он напряжённым тоном. — Ты в корне отличаешься от меня. Очень большое влияние на магию оказывает источник, из которого она происходит. Чистокровные развивают отношения с магией. На протяжении многих поколений. Поэтому мы уже стали олицетворением магии. Её поддержание определяет всё в нашей жизни. Гермиона уже открыла рот, чтобы возразить, но Малфой не дал ей вставить и слова. — Это не моё мнение, а факт. Нас на этом воспитывают. Откуда бы ты ни черпала магию, она не будет такой чистой, как у нас. Именно поэтому мой способ тебе не подходит. Грейнджер хотелось посмеяться над Малфоем вслух. Он сам открыто признавал, что его вывели, как сорт садовой розы. Но вместо этого она посмотрела ему прямо в глаза и вежливо улыбнулась. — Знаешь, обычно, когда что-то разводят по какому-то определённому признаку, это делается для того, чтобы это «что-то» было удобнее использовать. Блондин, потеряв дар речи от такого заявления, возмущённо уставился на Гермиону. Но Грейнджер только закатила глаза и проигнорировала его взгляд, уже порядком устав от этого разговора. — Но хорошо, предположим, что это тысячелетнее выведение чистокровных волшебников в твоей семье дало тебе исключительные способности в стихийной магии и ты в этом намного лучше, чем я смогу когда-либо стать, и мне остаётся только в благоговении смотреть на твои великолепные навыки. Это всё ещё не объясняет, почему у меня вообще нет к ней доступа. Это противоречит теории, которой ты меня научил. Если магия — это просто магия и мы сейчас не будем спорить, обладаю ли я вообще магической силой, тогда я обязана суметь сделать хоть что-то. Почувствовать хотя бы малейшую связь. — Она сделала глубокий вдох. — Так что хоть на минуту перестань говорить о превосходстве своей родословной, о своём утончённом магическом пламени души и прочей чепухе и дай мне реальное объяснение, почему это не работает. Гриффиндорка с вызовом смотрела на Малфоя, ожидая его ответа. Он сложил руки на груди и покачал головой. — Предположения и домыслы не являются частью моей клятвы. Ей захотелось ударить блондина. Конечно, он не станет помогать, если его не вынудить. По выдвинутым Гермионой условиям, он обязан был научить её тому, что знает сам, не больше и не меньше. Если у Малфоя не будет дополнительных причин, он точно не будет делать ничего выходящего за рамки их Обета. Грейнджер сделала глубокий вдох. — Если ты потренируешься со мной сегодня, я больше не буду просить тебя о помощи с магией воды. Эта уступка принесла почти физическую боль, но у неё не осталось выбора. Почти два месяца попыток не принесли результатов. Может быть, ей нужно было просто смириться с поражением и двигаться дальше. Ещё нужно было так многому научиться, а времени почти совсем не осталось. Выражение его лица стало самодовольным. Змея. — Ну, в таком случае, — протянул он, — полагаю, я могу найти в себе силы сделать парочку предположений сегодня. Но вместо того, чтобы начать, Малфой посмотрел на озеро, колеблясь, прежде чем заговорить, и тщательно подбирая слова. — Чистокровные никогда не сдерживают свою магию, — осторожно начал он. — Это то, с помощью чего мы взаимодействуем с местом, где живём; то, что заставляет наши игрушки двигаться, а наши игровые метлы летать; то, что позволяет нам безопасно взаимодействовать с семейными артефактами и реликвиями. Вот почему домовые эльфы слушаются нас, а двери открываются, когда мы прикасаемся к ним. Гермиона изо всех сил попыталась представить, на что это было бы похоже. Она знала, что такие вещи обычны в магических семьях; в конце концов, волшебники тоже обладали магическими свойствами. Их дома и дети — не исключение. Гарри как-то упоминал, что у него была игрушечная метла с тех пор, как ему исполнился год. Летние хлопоты, на которые жалуются Уизли, — такие мелкие обязанности, как выдворение гномов из сада и борьба с назойливыми пикси, мытье посуды, вытирание пыли, даже рождественские джемперы Молли Уизли, — всё это делалось с помощью заклинаний. Малфой глубоко вздохнул, словно ему было ненавистно то, что он собирался сказать дальше. — Если... — он сделал ударение на этом слове, будто это действительно было лишь условное предположение, — если ты подавляла магию большую часть своего детства, то, вероятно, ты всё ещё продолжаешь это делать. Наверное, ты слишком к этому привыкла. Вероятно, это может быть ещё одним объяснением, почему маглорождённые не могут использовать магию элементалей и остальные формы Тёмных искусств. Блондин говорил с горечью в голосе, словно озвучивание этой идеи дорого ему обходилось. Возможно, так оно и было. И если сказанное им является правдой, то это означало бы, что между ними нет такой фундаментальной разницы. Просто другое воспитание. Не что-то врождённое. Гермиона коротко выдохнула — частично от раздражения, частично от облегчения. — Недавно у меня тоже возникла похожая теория. Малфой закатил глаза. — Ну, теперь, когда мы пришли к каким-то общим выводам, не тратя на споры целый час, Ад может замёрзнуть. Он повернулся, чтобы уйти. — Подожди, — резко произнесла гриффиндорка. — То, что я согласилась с тобой по поводу причин, почему у меня не получается, не означает, что я готова сдаться. Ты всё ещё должен помочь мне. Особенно теперь, когда мы знаем, в чём кроется проблема. Его плечи опустились, но он не стал возражать. — Установи связь, — попросила Гермиона, жестом показывая на озеро. — Я хочу посмотреть, смогу ли почувствовать поток, когда ты будешь это делать. Может быть, у меня получится, если я буду знать, какое ощущение нужно воссоздать. Он даже не удосужился взглянуть в сторону озера. Просто сердито смотрел ей в глаза, направляя на себя волну и затем посылая её вверх, в спиралевидный столб, который в итоге взорвался мелкими брызгами, осевшими вокруг них с тихим шорохом. Грейнджер стояла рядом с ним и чувствовала холодок. То же самое ощущение появилось у неё, когда в замок прибыла делегация Дурмстранга и ещё один раз, когда они с Малфоем столкнулись в Запретной секции. Гермиона боролась со своим желанием подойти ближе и протянуть к нему руку, чтобы восприятие стало более отчётливым. Как будто магия Малфоя была настолько приближена к магии стихии воды, насколько это вообще возможно. И когда озеро откликнулось на его действия, силы стихии и человека слились в один поток, объединились. Вот почему он так чувствует. Между ним и его магией не было никакой границы. Он не запирал её, не сдерживал, не хоронил внутри себя. Он и был магией. И если она хотела установить связь со стихийной магией, ей нужно было сделать то же самое. Она задушила свой потенциал, потому что так её научили в детстве — держать силу под контролем, чтобы избежать «несчастных случаев». Если магия — это то, кто она есть, то ей не нужно продолжать сдерживать её. Она не должна чувствовать, что делает что-то не так, когда не контролирует её полностью. Она должна была помнить, что было совершенно нормально чувствовать свою магию. Гермиона не могла припомнить, когда в последний раз у неё был такой волнительный момент. Она нахмурила брови и направила палочку на озеро, глядя на воду и пытаясь представить, что магия являлась продолжением её сущности, как это было в случае с Малфоем. Девушка вздрогнула от прикосновения к своему плечу. Блондин стоял позади. Указательным пальцем он приподнял её локоть, показывая, что рука должна быть вытянута, а не согнута. После этого он немного отстранился, но остался стоять за спиной. — Почувствуй свою магию, — произнёс он. Его теплое дыхание коснулось уха Гермионы, заставив мурашки побежать по её спине. Грейнджер сглотнула, нервничая оттого, что в этот раз Малфой помог ей, а не стал сомневаться в её способностях. Гриффиндорка хотела добиться успеха, доказать ему, что может творить волшебство так же, как и он, что он ошибался на её счёт, что все ошибались. Но в то же время она была безумно напугана и не могла понять почему. Её протянутая рука задрожала, и Гермиона судорожно сглотнула, пытаясь ослабить тотальный контроль над своей магией. Она так сильно привыкла сдерживать её, что та высвобождалась только по команде. Сердце беспорядочно колотилось в груди. И было непонятно, это от страха или от предвкушения. Грейнджер неприятно затошнило от одной лишь мысли о потере контроля. Что, если она сделает что-то не так? Девушка попыталась затолкнуть рвущуюся наружу магию как можно дальше. Это было слишком опасно. Она могла причинить кому-то вред. — Не сдерживайся, — сказал Малфой, будто почувствовав её нерешительность. Его голос был низким, почти шёпот. Он словно дьявол на плече — то и дело толкал её переступить грань. — Не сковывай свою магию. Так странно было теперь слышать подобное из его уст. В прошлый раз Малфой был так доволен её феноменальным провалом, а теперь ему словно хотелось знать: сможет ли она? Потому что Гермиона заставила его сомневаться в своей правоте на её счёт. Она была просто обязана преуспеть. Если сегодня она снова потерпит неудачу, то это лишь подтвердит слова Малфоя о том, что она ничтожество. Грейнджер с силой зажмурилась. «Ты заслуживаешь быть волшебницей, — твердила она себе. — Заслуживаешь быть такой же, как и он». Гермиона распахнула глаза и позволила магии в полную силу вырваться наружу. Она чувствовала, как волшебство разливается по венам. Этой силе, казалось, не было конца. Вместо того, чтобы остановить магию, пульсирующую в такт её участившемуся сердцебиению и выстроить внутри что-то наподобие плотины, Гермиона расслабилась и позволила ей достигнуть своей палочки. Она постаралась представить, как сила проходила через Малфоя, и неуклюже попыталась проделать то же самое. Гермиона изумлённо охнула, когда у неё наконец-то получилось. Всего на мгновение. Ощущение того, как магия покидает тело, было ужасно неприятным. Как вдох, который уже не получится забрать назад. Гриффиндорка снова напряглась и, крепче сжав палочку в ладони, остановила поток. Магия немного болезненно потрескивала под пальцами, а рукоятка грозилась прожечь девушке кожу. — Не останавливайся, — резко произнёс Малфой. Не останавливайся. Потому что она уже делала это. Потому что она уже смогла это сделать. Грейнджер вздохнула и расслабилась. Её магия завихрилась в воздухе: жгучая и чистая; такая сильная, что, казалось, она могла бы заполнить всю долину. Гермиона услышала, как Малфой охнул где-то позади неё. Она сконцентрировалась и направила поток магии к воде. Озеро задрожало в ответ — Гермиона могла чувствовать вибрации воды сквозь свою магию. Могла чувствовать, как по венам расползается холод. Она наклонила палочку немного назад, и вода вдоль берега тут же поднялась. Вибрации магии лишь усилились, когда девушка призвала воду ближе, заставляя волны кружить у её ног. Грейнджер тихо усмехнулась и заставила водяной поток подняться спиралью. Гриффиндорке очень хотелось обернуться и посмотреть на реакцию Малфоя, но она не могла отвести взгляд от танцующих в воздухе волн. Магия била из неё, как из прорвавшейся плотины. Гермиону охватила эйфория, как тогда, когда она кружила в танце с Виктором на балу. Она ощущала прилив облегчения: что она не другая, что она не менее значимая. У неё получилось это сделать. Она не была лишней в этом мире. Это и был её мир. Гермионе казалось, что её попросту скоро разорвёт от плескающейся в ней магии, однако, прежде чем она успела сообразить, озеро начало тянуть её к себе. Она явно не была готова к такой резкой перемене. Толчок воды был настолько неожиданным, что Грейнджер с испуганным вскриком упала вперёд — словно это вода всё время удерживала её, а не наоборот. — Грейнджер, — раздалось сзади, но гриффиндорка не расслышала конец фразы: вся вода, которую она контролировала, обрушилась на неё сверху, будто цунами. Озеро забурлило, увлекая девушку за собой в стремительный неуправляемый поток. Вода начала доходить ей до колен, а затем — до талии. Ей не за что было ухватиться, чтобы удержать себя на месте. Её нога зацепилась за какую-то палку или корень, зарытый в грязь, и Гермиона начала тонуть. Озёрная вода заполнила её рот и нос, а руки пытались найти, за что можно ухватиться. Стремительное течение тянуло её всё глубже. Грейнджер барахталась в воде, пытаясь хоть как-то освободиться от течения, которое увлекало её вниз, подобно цунами. Она едва успела вынырнуть, чтобы сделать глоток воздуха, прежде чем её снова затянуло на глубину. Гермиона не видела ничего, кроме пузырей и кромешной темноты. Её магия, озеро и её тело смешались в едином водовороте силы, из которого она не могла выбраться. Озеро словно ожило. Оно полностью захватило её. Гриффиндорка с отчаянием смотрела, как водная поверхность всё сильнее и сильнее отдаляется от неё. Грейнджер потеряла всякое чувство ориентации; всё, что она могла ощущать, — это нечеловеческое давление воды. Воды вперемешку с её магией. Она пыталась выбраться, но была слишком дезориентирована, чтобы понимать, где находятся её руки и ноги. Почему это происходило? Грейнджер выпустила свою магию и снова установила связь с озером. Её разум искал ответ. Шум воды в ушах стихал, паника в груди растворялась, и даже судорожно требующие воздуха лёгкие успокаивались. Была только вода и магия. Так много магии. Это была её магия. Она использовала слишком много. Озеро было наполнено силой. Она пульсировала в самой воде, наполняя тело бесконечным потоком. Гермиона сфокусировалась на своем внутреннем источнике магии, игнорируя диссонанс вокруг. Грейнджер собралась с силами и сосредоточилась: ей необходимо было остановить поток. Ей нужно было впитать бурлящую магию обратно в себя; втянуть её так глубоко внутрь, насколько это вообще было возможно. Магический поток, который всё это время словно фонтаном бил из неё и заполнял всё вокруг, начал стихать и вскоре и вовсе остановился. Озеро успокоилось. Гермиона открыла глаза и, вновь обретя контроль, оттолкнулась ногами и принялась плыть к поверхности. Её лёгкие разрывались от боли, когда она наконец-то втянула воздух. Девушка принялась плыть к берегу. Вскоре она почувствовала под ногами грязь со дна озера, и ей едва хватило сил, чтобы не упасть на землю от облегчения. В следующее мгновение кто-то схватил её за мантию и потянул вверх. Малфой стоял по пояс в воде и ругался по меньшей мере на трёх языках, пока пытался вытащить её на берег. — Ну и какого чёрта ты делаешь? — возмущённо закричал Малфой, словно это была её вина. С неё текла вода. Гермионе казалось, что она и сама наполовину превратилась в озеро. Гриффиндорка подошла к первому поваленному дереву и присела на ствол. — Я не специально, — стуча зубами, ответила она. Теперь, на берегу, ей внезапно стало очень холодно. — Вода сама затянула меня на дно. Малфой молча стоял над ней и смотрел в упор, почти настолько же промокший, как и она сама. — Ты должна контролировать, сколько магии ты используешь, идиотка, — грубо произнёс парень; весь его вид кричал о том, что он еле сдерживается, чтобы хорошенько не встряхнуть её. Его ярость казалась необоснованной, учитывая, что Грейнджер следовала его инструкциям. Возможно, это было и к лучшему, потому что ответный гнев заставил её сердце биться достаточно сильно, чтобы разогнать заледеневшую кровь по венам. — Ну, ты забыл об этом упомянуть, — огрызнулась Гермиона, глядя ему прямо в глаза. — Это ты мне сказал, что магия воды любит сотрудничать и прощает небольшие промахи. Ты сам мне сказал не сдерживаться. Я не помню, чтобы ты хоть словом обмолвился о том, что меня может утянуть на дно! — Я предполагал, что ты сама в состоянии догадаться, что всё, чем мы тут занимаемся, опасно. — Его тон был холодным, словно лёд. — Тёмная магия опасна. Именно поэтому мы не обучаем ей идиотов, которые не способны контролировать свою же силу. Гермиона просто опешила от такой наглости. Не будь она полностью мокрой, её щёки бы залились краской от полыхавшей в ней ярости. — Если я и идиотка, то только потому, что поверила тебе. Поверила в то, что ты хоть раз способен объяснить мне что-то нормально. — На её лице появился оскал. — Если бы я утонула, это была бы твоя вина. Малфой побледнел. Невероятное достижение для человека, у которого и без того мертвенный цвет лица. — Я учу тебя ровно так же, как учился сам. — Поздравляю, твои учителя — такое же дерьмо, как и ты, — выплюнула Грейнджер. Она хотела добавить что-то ещё, но её горло сковал жуткий холод. Всё, о чем она могла сейчас думать, — это насколько ей холодно. До замка нужно было идти минут двадцать. В таком состоянии это казалось вечностью. Гермиона взглянула на свои колени. Это было чудо, что она не потеряла свою палочку, пока находилась под водой. Всё это время она так сильно сжимала рукоятку, что узор лозы врезался в её ладонь. Девушку окатила волна облегчения; сложно было представить, что бы она делала, если бы пришлось покупать новую. Грейнджер попыталась высушить одежду с помощью заклинания, но из-за дрожи в руках у неё ничего не получалось. Гриффиндорка опустила подбородок и обняла себя руками в попытках сохранить хоть немного оставшегося тепла. Она старалась восстановить дыхание и унять дрожь во всём теле, чтобы справиться с согревающими чарами. Или наколдовать немного синего пламени. Да что угодно, что помогло бы ей согреться. В следующий момент холод резко исчез, а с волос перестала капать вода. Вся её одежда стала сухой. Гермиона подняла взгляд и увидела, как Малфой направил свою палочку в сторону корабля Дурмстранга, бормоча что-то себе под нос. Мгновение спустя что-то тёмно-красное подлетело к ним по воздуху и упало ему в руку. Его красная мантия. Малфой резким движением набросил её Гермионе на плечи, даже не взглянув в сторону девушки. Грейнджер ещё сильнее съёжилась под тяжестью ткани. Мантия оказалась намного более увесистой, чем ожидала гриффиндорка. Ткань была тёплой, словно всё это время накидка висела у камина. Она была окантована мехом, а подкладка была сделана из чего-то мягкого и крайне приятного на ощупь. Тело Гермионы почти сразу же окутало облаком тепла, и она не смогла сдержаться, чтобы не издать сдавленного вздоха удовольствия. Снова оказаться в тепле было таким облегчением. Гриффиндорка была близка к тому, чтобы свернуться калачиком прямо на этом дереве и заснуть. Она была измотана. Её не тошнило, как после использования магии крови. На этот раз Грейнджер казалось, словно озеро буквально протекло через неё, словно её кровь и кости разбавили. Мертвенная усталость. Тем не менее она всё ещё злилась на Малфоя. На то, что он не предупредил её об опасности, а после ещё имел наглости обвинять. Видите ли, она не догадалась, что озеро попытается её утопить. Он даже словом об этом не обмолвился, и поэтому Гермиона отказывалась спускать ему это с рук только потому, что он произнёс пару согревающих заклинаний и дал ей свою мантию. Грейнджер выпрямила спину, и накидка соскользнула с её плеч. Девушка вздрогнула, когда ночной воздух коснулся её кожи. — Мне не нужны от тебя подачки, — сложив руки, сказала Гермиона. Малфой ничего не ответил. Он отвернулся, накладывая согревающее и на себя, и одним движением зачесал волосы назад. Видимо, близость к воде каким-то образом прививает иммунитет к холоду. Или, может, в его венах течёт сплошной холод? Гермиона съёжилась, пытаясь прогнать вновь подступившую дрожь. Она уйдёт. Сразу же, как только приведёт в порядок дыхание. Шорох гравия заставил её открыть глаза. Малфой стоял прямо перед ней и смотрел на неё в упор. Он был раздражён. Гермиона показательно выпрямилась ещё сильнее, когда парень наклонился, чтобы поднять свою мантию. Но вместо того, чтобы огрызнуться (чего она и ожидала от него), он снова положил накидку ей на плечи, закутал её и застегнул на горле ремешок. Кончики его пальцев едва касались нежной кожи на её шее. — Оставь её, — резко произнёс Малфой. Он не отпускал её плечи, словно боясь, что Гермиона опять снимет мантию. И ей бы следовало. Он ей не указ. По-хорошему, ей полагалось бы шлёпнуть его по руке прежде, чем он сам сообразит отпустить её, но она была так ошеломлена, что забыла обо всём. Они и раньше стояли вот так близко. Но сейчас это было по-другому. Сейчас это не было похоже на какую-то извращённую тактику запугивания. Малфой сжал челюсть. Его взгляд был пронзительным, почти нечитаемым. Он так внимательно смотрел на неё, что Гермиона задумалась, не испачкала ли она лицо. Это выражение у Малфоя обычно сразу же исчезало, как только она ловила на себе его взгляд, — неуверенное, но до жути расчётливое. В их самую первую встречу блондин завороженно разглядывал её, будто она была какой-то диковинкой. Экспонатом на выставке. Ему было любопытно. Но сейчас… сейчас взгляд Малфоя был интригующим, взволнованным. Это ощущалось так странно, когда кто-то считал её интересной. Чаще всего люди считали Гермиону занудой и не было никого, кто бы разделял её интересы. У Гарри с Роном даже сформировался фирменный стон, который они издавали всякий раз, когда она цитировала «Историю Хогвартса». Словно этими фактами и информацией она портила им всё веселье. Их никогда не интересовали ни её позиция в отношении прав домовых эльфов, ни её новое увлечение — восстание гоблинов. Иногда Грейнджер казалось, что она выполняла роль энциклопедии: что-то, что было необходимо иметь в коллекции, но чем обычно не дорожили. Надёжная, полезная, но совсем не интересная. В чём не было ничего особенного. Но Малфой смотрел на неё так, словно она была единственным интригующим аспектом его невероятно скучных будней. Даже несмотря на то, как сильно она его раздражала и разочаровывала. Двойственное ощущение. Иронично, что, когда она действительно старалась понравиться окружающим, её едва терпели. С Малфоем же она не прилагала никаких усилий, чтобы даже с натяжкой казаться приятной или интересной. Рядом с ним она позволяла проявиться своим худшим чертам: навязчивому любопытству и склонности к критике. Она показывала ему все свои уродливые и острые грани, позволяла эмоциям брать верх. Рядом с ним она горела гневом, наслаждаясь жаром полыхающей в ней ярости. Рядом с ним она была оголённым нервом. Умом Гермиона понимала, что для Малфоя она — соперник. Она та, кого он может изучить вдоль и поперёк, чтобы использовать эту информацию в своих целях. Но иногда этот его расчётливый исподлобья взгляд, который он всегда так умело маскировал, заставлял сердце девушки биться чаще, чем хотелось бы. Не от страха, нет. От предвкушения. Грейнджер чувствовала то же самое и сейчас. Она до сих пор немного дрожала от холода, и её сердце колотилось как ненормальное. В груди растекалось тепло, словно вода в озере вымыла из гриффиндорки всё, кроме тлеющего уголька. Гермиона тоже принялась изучать Малфоя с нескрываемым восхищением. Он был таким бледным, а его лицо — угловатым, словно он был высечен из мрамора. Несмотря на свою резкость, его черты казались аккуратными, тем не менее достаточно острыми, чтобы ранить. В ней горело необъяснимое желание дотронуться до него. Её снедало любопытство: что произойдёт, если она всё же это сделает? Порежет ли она ладонь, проведя ею по его скулам? Насколько тёплой была его кожа? Какой была на ощупь его магия? Ей вдруг стало очень и очень любопытно. Гермиона потянулась вперёд, ведомая, как мотылёк на пламя свечи. Она понимала, что это было не лучшим решением, но всё равно это делала. Всё происходящее было окутано какой-то дрёмой. Гриффиндорка осознавала все разумные причины этого не делать, но ей было наплевать. Ей нужно было знать. От одного прикосновения ничего не случится. Девушка едва дотронулась ткани его коричневой униформы. Когда она находилась так близко, то магия Малфоя ощущалась намного теплее, спокойнее. Всё это казалось таким нереальным. Веки Гермионы оставались прикрытыми, однако сердце в её груди билось с неистовой силой. Грейнджер чувствовала его тёплое дыхание на своих холодных губах. Ласкающее. И в этот момент, словно молния, её ударило осознание — Драко Малфой, её соперник, склонился над ней, а она добровольно тянулась к нему; их лица находились в миллиметре друг от друга. От неожиданности Гермиона резко вздохнула. Малфой тоже вздрогнул. Опешив от удивления, парень тут же отвернулся, будто она дала ему пощёчину. Отпустив её плечи, он отшатнулся. Грейнджер потрясла головой, пытаясь сбросить нахлынувшую пелену. Её сердце билось так сильно, как будто она только что избежала падения с обрыва скалы. Её щеки горели. Холод мгновенно отступил, а мантия Малфоя теперь попросту душила. Парень показательно кашлянул, уставившись на озеро. Большим пальцем правой руки он поглаживал поверхность перстня на левой — бессознательная привычка. Он вновь обратился к Гермионе, заметив, как она судорожно пытается найти застёжку на ремешке мантии: — Оставь её. Гриффиндорка чуть ли не подпрыгнула от резкости в его голосе. Малфой в упор смотрел на неё — ядовитым и разъярённым взглядом; его грудь тяжело вздымалась. — Не хочу, чтобы у тебя были отговорки про то, что ты заболела, когда я обойду тебя на Втором задании.