***
В Большом зале послышался шелест крыльев — время утренней почты. Совы вразнобой роняли письма, посылки и газеты на столы внизу, а затем, подхватывая с блюд кусочки сосисок или омлета с копчёной селёдкой, тут же улетали прочь. Копия «Ежедневного Пророка» упала на стол перед Гермионой. Багмэн скрылся из-за скандала со взяточничеством. Ведётся расследование. Она рывком подхватила газету и принялась бегать глазами по тексту. Людо Багмэн сбежал из страны после того, как министерское расследование обнаружило ранее неизвестные долги и множественные доказательства взяточничества. Согласно «Пророку», у Багмэна были какие-то долги из-за азартных игр. Некоторые из них возникли ещё во время чемпионата мира по квиддичу, проводившегося два года назад. В прошлом году мистер Багмэн занял значительную сумму у гоблинов в попытке расплатиться с давними долгами. Следственный комитет министерства обнаружил, что новый долг был полностью погашен в начале этого года. Вскоре после этого мистер Багмэн без одобрения вышестоящего руководства перенаправил значительные суммы из других отделов в Отдел магических игр и спорта. Обнаружив несоответствия в счетах, следственный комитет решил опросить вовлечённых в скандал лиц и позже расширил расследование. Выяснилось, что Багмэн оплатил траление Чёрного озера за неделю до Второго испытания Турнира. Загон и заточение гигантского кальмара в пещере и отлов гриндилоу тоже были выполнены без ведома Отдела регулирования магических существ. Такие действия привели к нарушению уже согласованных условий Второго испытания, что, в свою очередь, привело к нарушению международного договора в дополнение к коррупционному скандалу. На данный момент министерство пыталось отследить источник дохода Багмэна, но, как утверждала редакция «Пророка», это всё ещё не принесло никаких результатов. Средства переводились через множество скрытых каналов и международных банков. Гоблинов, уже получивших плату за свои займы, не особо заботили проблемы волшебников, и они наотрез отказались сотрудничать. В своём последнем интервью перед побегом Багмэн неоднократно утверждал, что все его действия были направлены на обеспечение безопасности и принятие разумных мер предосторожности после происшествий на Первом задании. Гермиона вспомнила быстрые перешёптывания Малфоя с Багмэном перед Заданием; комментарии Люциуса о том, что всё уже улажено; небрежно брошенное Виктором замечание про то, как Малфои платили Каркарову, чтобы тот оберегал их сына во время опасных испытаний Турнира. Вот ублюдок. Знал ли Малфой, что его родители подкупили одного из организаторов и тем самым обеспечили ему лёгкую победу? Не потому ли он всё это время так самоуверенно себя вёл? Гермиона дочитала до последнего абзаца. В нём говорилось о назначении Тиверия Маклаггена на пост главы Отдела магических игр и спорта, а также о том, что отныне он занимается всеми делами Турнира.***
Гермиона шагала в сторону кабинета Слизнорта; она была в приподнятом настроении и чувствовала себя очень красивой в этом голубом платье. Ей даже худо-бедно удалось уложить свои непослушные волосы благодаря «Простоблеску» и без помощи Джинни. По дороге она встретилась с Джастином Финч-Флетчли, который как раз собирался патрулировать. Его значок старосты был отполирован до блеска, а сам Флетчли промаршировал мимо Гермионы с выражением особой важности на лице. Он ужасно напоминал ей саму себя, когда она только получила должность. Грейнджер стало любопытно, каковы его планы на жизнь после Хогвартса. Что рассказала ему профессор Спраут во время их консультации по вопросам карьеры. Гермиона кивнула Джастину в знак приветствия, но тот вместо ответного кивка лишь закатил глаза и сделал вид, что не заметил её. Она резко остановилась и развернулась к нему: — Что это было? — Ничего, — удивлённо ответил он и продолжил идти в противоположном направлении. К несчастью для него, у Гермионы на сегодня не осталось ни капли терпения. Она схватила его за руку: — Серьёзно? Ты на всех людей глаза закатываешь? — Я смотрел на гобелен, — слабо махнув рукой влево, произнёс Джастин. Одна из самых худших отговорок, которые она слышала в жизни. Он вздохнул и попытался вырваться из её захвата: — Отпусти, Грейнджер, мне пора на обход. Гермиона и бровью не повела. — Отпущу сразу же, как только скажешь, в чём твоя проблема. Джастин глубоко вздохнул. — Ладно. Если ты так хочешь знать, то пожалуйста. Ты ведёшь себя просто отвратительно и даже не стыдишься этого. Гермиона почему-то даже не удивилась, но всё же такое обвинение задело её. — Это потому, что я ничего не делаю, идиот, — язвительно произнесла она. Она отпустила Джастина и уже ожидала, что он тут же убежит прочь, но он, видимо, решил довести дело до конца и высказать ей все, что он о ней думает. — Ну да. Ты даже не осознаёшь сколько проблем создаёшь всем остальным, — усмехнулся парень и задрал нос. — Знаешь, я ведь решил поступить сюда вместо Итона. Итона! Уверен, ты слышала о нём. Очень долго пришлось убеждать родителей, что волшебник в семье пригодится намного больше, но я прекрасно сам со всем справлялся. Но… знаешь, из-за кого сейчас мне просто невозможно спокойно жить? Не из-за чистокровных. С ними я разберусь. Из-за тебя. Каждый раз, когда ты что-то делаешь и твоё идиотское лицо попадает в газеты, отвечать приходится мне. Потому что все вокруг думают, что мы с тобой одинаковые. Ты хоть представляешь, как со мной обращаются из-за тебя? Гермиона смотрела на него в недоумении. — И ты считаешь, что это моя вина? А почему ты не обвиняешь чистокровных, которым не хватает мозгов понять, что мы разные? — усмехнулась она. — Я-то думала, студенты Итона будут поумнее. Джастин покраснел и, глубоко вздохнув, явно собирался что-то ответить, но Гермиона ещё не закончила: — Ты думаешь, что если ты будешь потакать им и соглашаться, будто я отвратительная распутница, то это поможет тебе влиться в их круг? — Натянутая улыбка коснулась её губ. — Не поможет. Окинув его напоследок взглядом, Гермиона отступила. — Забавно, как ты упомянул, что быть похожим на меня является для тебя неподъёмной ношей. Не помню, чтобы тебя это беспокоило последние лет шесть, когда речь шла о моих оценках. Ты ведь так и рвался объявить всем вокруг, что ум — это отличительное качество маглорождённых. Его щеки из розовых превратились в пятнисто-красные. Гермиона усмехнулась. — В таком случае, может, не стоит и моими достижениями хвалиться, если тебе настолько противно ассоциироваться со мной, а, Джастин? — Она снова посмотрела на него презрительно. — Наслаждайся своим дежурством. Грейнджер двинулась дальше по коридору, но в голове все ещё крутился их разговор. Да как он вообще посмел? Она всегда гордилась тем, что является маглорождённой. Даже когда ей хотелось иметь доступ к тем же возможностям и преимуществам, что и другие, она всё равно гордилась собой и всем, чего смогла добиться. Она никогда не пыталась скрыть своё происхождение, никогда не выдавала себя за полукровку или же притворялась, будто у неё есть какие-то родственные связи с одной из чистокровных семей. Но в такие моменты, как во время этого разговора с Джастином, её ужасно злило, что ей позволено было быть только маглорождённой. И никем иным. Она никогда не будет просто Гермионой Грейнджер. «Маглорождённая», словно клеймо, всегда неразлучно стоит рядом с её именем. Как будто это самое важное, что нужно о ней знать. Иногда Гермиона даже не возражала. Ей нравилась идея того, что однажды именно она покажет всему миру, на что способны маглорождённые. Но иногда ей казалось, что по пути она теряет всю человечность. Что вскоре она вообще перестанет быть личностью и превратится в бесчувственный монолит. По её успехам и провалам судили всех маглорождённых. Все поступки подавались публике под тем или иным углом в зависимости от мировоззрения рассказчика. И это продолжалось до тех пор, пока у неё не остались лишь те качества, с которыми никто не хотел иметь дел. Вот их как раз и приписывали лишь ей — и никому другому. И это заставляло Гермиону ощущать себя невероятно одинокой. Она не понимала, как можно чувствовать себя настолько изолированно, когда ты постоянно в центре внимания. Даже те, от кого она ожидала получить хоть каплю понимания и сострадания, отвернулись. Глаза начало жечь, и Гермиона, сморгнув подступающие слёзы, принялась спускаться по лестнице. И почему ей всегда хотелось плакать, когда она накрашена?***
Эта вечеринка Слизнорта отличалась от той, что была на День Святого Валентина, разве что количеством алкоголя — его было очень много. Гермиона понятия не имела, как профессору удавалось избегать проблем со школой из-за этого. Когда она вошла в комнату, к ней тут же приблизился официант и предложил сливочного пива. Девушка мгновенно отказалась: она все ещё кипела от злости после разговора с Джастином. Хаффлпаффец немного смутился и жестом указал в сторону стола, полностью уставленного различными видами спиртного — там было огневиски, эльфийское вино, херес от троллей и ещё несколько различных графинов с непонятной жидкостью, включая один, наполненный чем-то зелёным и сверкающий золотыми блёстками. — Мисс Грейнджер! — задорно воскликнул Слизнорт, скорее всего, уже немного пьяный. — Наша ненаглядная маглорождённая пришла! Гермиона немного вздрогнула, но заставила себя улыбнуться. — Теперь, — обратился к гостям профессор, — с нами сегодня двое чемпионов! Как прекрасно начался вечер! Грейнджер, принявшись медленно разворачиваться, с ужасом ожидала увидеть перед собой Малфоя, но, к счастью, вторым чемпионом оказался Биссет. Он присутствовал на вечеринке вместе с Чжоу, но похоже, что отношения между ними всё же заметно испортились после Второго задания. Биссет в последнее время казался очень отстранённым и мало с кем общался, включая учеников Хогвартса. — Знаете, — рассмеялся Слизнорт, и Гермиона почувствовала исходящий от него резкий болотистый запах спиртного, — а вы, по-моему, первая маглорождённая, присоединившаяся к Клубу Слизней, после Лили Эванс, — снова хихикнул он. — Теперь Лили Поттер. Она уже замужняя женщина! Она была выдающейся ученицей. У неё был природный дар к Зельеварению, я всегда это говорил. Она должна была родиться чистокровной. Такая досада, не правда ли? Он несколько раз похлопал Гермиону по плечу и продолжил свои рассказы о Лили. Грейнджер пришлось на ходу придумывать нелепую отмазку, лишь бы побыстрее убежать в самый дальний от профессора конец комнаты. Пили абсолютно все. Гермиона пожалела, что не взяла тогда себе сливочного пива — так она могла бы занять руки. Она и без того чувствовала себя тут крайне неуютно. Она нервно оглядывалась по сторонам в надежде, что Слизнорт уже нашёл себе новую жертву. Остальные кочевали от одного собеседника к другому. Гермиона была единственной шестикурсницей на вечеринке, поэтому её в основном все просто игнорировали. — Огневиски? — Буквально из воздуха перед ней вырос Биссет, в руках он держал два стакана с янтарной жидкостью. Парень выглядел подавленным. Под глазами у него залегли тёмные круги, что делало его похожим на енота. Гермиона внимательно посмотрела на оба стакана и всё-таки взяла один: она не знала, стоит ли ей на самом деле пить или же лучше просто притвориться. Она никогда не пробовала алкоголь, потому что в Хогвартсе распитие было запрещено. Как префект, Грейнджер всегда очень строго соблюдала школьные правила, даже если остальные студенты осмеливались их нарушать. Но она никогда не слышала, чтобы у кого-то были неприятности из-за вечеринок Слизнорта. — Кажется, кто-то очень рад новому координатору Турнира, — начал Биссет и слегка кивнул в сторону Кормака, который, естественно, уже рассказывал кому-то, как хорошо он знает своего дядю. Гермиона поднесла стакан ко рту и сделала глоток. Огневиски обжёг горло, отчего у неё моментально начали слезиться глаза. Она закашлялась, едва сдерживаясь, чтобы жидкость не полилась через нос. Грейнджер казалось, что она проглотила осколки, которые теперь больно резали по лицу. Но несколько мгновений спустя жжение спало, и вместо этого по всему телу расползлось приятное тепло. Девушка озадаченно взглянула на содержимое стакана. Теперь понятно, почему алкоголь так любят. Гермиона отпила ещё глоток и на этот раз даже умудрилась не закашляться. Она уже чувствовала себя намного лучше. Все недавние тревоги и переживания теперь казались такими глупыми. Она ведь может справиться с чем угодно! Ей и правда следовало почаще выкидывать все мысли из своей головы. — Ты хор’ошо знаешь Маклаггена? — спросил Биссет, бросив презрительный взгляд в сторону Кормака. Гермиона, сморщив нос, покачала головой. — Мы не так часто пересекаемся. Он был фаворитом Хогвартса на роль чемпиона Турнира. Биссет очень по-французски фыркнул: словно даже идея того, что Кормак смог бы однажды стать победителем Турнира, казалась полным абсурдом. Гермиона не могла не улыбнуться на это и снова сделала глоток — на этот раз достаточно большой. Теперь, когда она знала, чего ожидать, пить стало легче. Жжение привычно разлилось по груди, и напряжение внутри неё таяло всё больше и больше. — Как поживает Кадо? — спросила Гермиона, опускаясь на один из диванов. — Все ещё скучает в карете? Биссет скривился, а затем, тоже отпив своего виски, сел рядом с ней. — Хуже. Он всё вр’емя убегает. Вчер’а вечер’ом я несколько часов искал его. Его нигде не было, и я уже начал пер’еживать, что его съели какие-то звер’и в лесу. Когда я вер’нулся в кар’ету, он р’азвалился поср’еди моей кр’овати, а когда я пытался его р’азбудить, обзывал меня мокр’ой блядью. — Биссет оскорблённо покачал головой, словно не веря в произошедшее. — Я даже не знаю, что это значит. Гермиона не смогла подавить смех. — А остальным оскорблениям он научился у тебя? — Теперь она уже вовсю улыбалась. Биссет немного покраснел. — Мне кажется забавным, что у него получилось их выучить. — Он взмахнул рукой. — Откуда мне было знать, что это всё, чему он сможет научиться. Большую часть вечеринки Грейнджер провела за разговорами с Биссетом, рассказывая различные истории о Хогвартсе в обмен на его истории о Шармбатоне. Биссет был намного более приятным собеседником, нежели все остальные. В какой-то момент Гермионе захотелось поведать ему, что он был прав тогда насчёт участия Малфоя в Турнире, но в то же время она не желала раскрывать свои источники. Поэтому Гермиона продолжила слушать про академические дисциплины в Шармбатоне. Она была рада узнать, что в Шармбатоне гораздо больше внимания уделяли так называемой l'intégrité de la magie. . В Министерстве магии Франции даже существовал соответствующий отдел, работа которого была направлена на поддержание культуры магии и предотвращение её деградации. Théorie Magique Pratique — это обязательный для всех предмет, который был введён в программу из-за уверенности, что превосходное использование волшебства начинается с полного понимания его основ. В свою очередь, Биссет удивился, услышав, что в учебном плане Хогвартса из года в год заклинания преподаются в зависимости от сложности, а не от «уровня» магической теории. — Но тогда… — он беспомощно вскинул руки и почти разлил весь свой огневиски прямо на Гермиону, — тогда откуда ты знаешь, как это р’аботает? Грейнджер снова засмеялась и отпила ещё немного — на этот раз не огневиски, а крепкое сиропообразное эльфийское вино. Оно пилось намного проще и к тому же заставляло все огни вокруг сиять ещё ярче. Комната находилась вне фокуса Гермионы, она плыла и качалась вокруг них с Биссетом, в то время как они, словно два облачка, кружились внутри. Грейнджер снова хихикнула: даже для неё самой собственный голос звучал где-то очень далеко. — На четвёртом курсе мы… — она остановилась, словно забыла, что они вообще делают, — мы… Эм, прости… — Гермиона снова осеклась, пытаясь вспомнить свою мысль. — Мы пишем эссе по основам магии: призывающие чары, закон Гэмпа, межвидовая трансфигурация и… Биссет смотрел на неё с ужасом и недоверием на лице. — Ты пр’актикуешь магию на пр’отяжении четырёх лет и даже не знаешь, как она р’аботает? Гермиона нахмурила брови. Ей не понравился его тон. Возможно, Биссет и был способен накладывать сложные сонные чары и единым слитным движением превращаться из человека в животное, что говорило о его непревзойдённом мастерстве в трансфигурации, но Гермиона опередила его и в Первом, и во Втором заданиях, используя гораздо более простые заклинания и смекалку. — В Хогвартсе другой метод преподавания, — защищаясь, ответила Грейнджер. — Мы тоже сдаём экзамены. Просто наша школа другая. Комната начала вращаться быстрее. — Но что будет после школы? Как можно импр’овизир’овать и р’азвиваться, если ты не знаешь, как это р’аботает? Гермиона открыла рот, чтобы привести свои аргументы, но впала в ступор, уже не уверенная в том, что хотела сказать. Она нахмурилась, глядя на свой напиток, и сделала ещё один глоток. Её веки отяжелели. — Думаю, дальше ты обучаешься этому сам. Биссет недоверчиво вздохнул и, кажется, хотел сказать что-то ещё, но его прервал резкий звон вилки о бокал, раздавшийся в комнате. Гермиона подняла глаза и увидела, что всё помещение наполнилось мерцающим сиянием — все лампочки и отражающие поверхности засветились, словно под воздействием чар пикси. Слизнорт с раскрасневшимся от выпивки лицом стоял в дальнем конце своего кабинета, держа в руках графин, наполненный светящейся зелёной жидкостью. Он обвёл взглядом комнату. — Настал момент, которого вы все ждали, — произнёс профессор. Все студенты зашевелились и встали полукругом. — Вы знаете, что это такое? — Гермиона хотела прошептать ответ Биссету, но её голос прозвучал слишком громко. — Хо-хо, — громко рассмеялся Слизнорт. — У нас есть несколько неосведомлённых. Тогда позвольте мне рассказать. Он поднял графин к свету, и золотые блики начали сверкать и переливаться ещё ярче. Гермиона старалась уследить за всеми мелькающими огоньками, еле улавливая, о чём говорил профессор. — Ду́хи зелёных фей — самый мощный магический напиток… Его даже запретили в девятнадцатом веке. Кто-то расхохотался, и Гермиона тоже улыбнулась, хотя не понимала, что такого смешного в сказанном. Слизнорт приподнял брови. — Когда запрет был отменён, я получил лицензию на его варку. Я приготовил эту порцию шесть лет назад. Гермиона медленно моргнула, всё ещё стараясь не отвлекаться от блеска в бутыли. — Выдержанный в бочке, посыпанный крыльями зелёных фей и настоянный на парах Феликса Фелициса, — голос Слизнорта становился всё громче. — Всего одна капля этого зелья усилит способности любой ведьмы или волшебника и даст толчок к свершениям, которые они так хотят достичь. В комнате раздались возбуждённые шепотки. Слизнорт, кажется, наслаждался охватившим студентов предвкушением. Все постарались подойти поближе, и Гермиону, словно приливной волной, увлекло вперёд. — Беспалочковая магия! — произнёс профессор, восторженно размахивая рукой в воздухе. — Полная трансфигурация анимага. Всего один глоток заставил провидцев войти в транс и дать самые точные предсказания. Говорят, что Дамокл пил «Духов фей» в ту самую ночь, когда ему удалось усовершенствовать волчье противоядие. Так что выстройтесь все в линию. Я дам вам его попробовать. Кто-то справа от Гермионы что-то сказал, поэтому она не расслышала следующие слова Слизнорта. Повсюду царило заразительное возбуждение, комната бурлила, словно бокал с шампанским. У Гермионы покалывало кончики пальцев от волнения, когда она пыталась рассмотреть, что происходит впереди. Стоящий рядом со Слизнортом парень разразился громким пьяным смехом и, опрокинув в себя маленькую рюмку с зельем, предложенную профессором, поражённо пошатнулся. Его глаза приобрели жутковатый зелёный отблеск. Подняв руку, он разжал пальцы, и с его ладони сорвался клубок трепещущих крыльев. — Чёрт! У меня даже с палочкой не получалось правильно выполнить это заклинание, — недоверчиво усмехнулся он. — Следите за речью, мистер Белби, — хихикнул Слизнорт. Один слизеринец упал на пол, перекатился и поднялся уже в виде большого зайца с длинными лапами и огромными ушами. — Поздравляю, мистер Розье! — похвалил Слизнорт, явно довольный результатом. «Конечно, он доволен», — подумала Гермиона, когда её волной вместе со всеми унесло в первые ряды. Он позволил студентам овладеть магией, над которой те работали, вероятно, месяцами. Каждый, кто сегодня совершит магический прорыв, будет помнить, что это произошло благодаря Слизнорту. Наверное, именно поэтому профессор пригласил её и Биссета — возможность прорыва, который поможет одному из них выиграть Турнир, несомненно, пойдёт на пользу его репутации. Гермиона продвигалась вперёд, пока не оказалась рядом со Слизнортом. Он протянул ей небольшую рюмку с мерцающим внутри зелёным зельем. — Держите, мисс Грейнджер. Гермиона приняла напиток. Её сердце замерло от предвкушения, когда она поднесла его к губам. Жидкость обожгла язык, и всё её тело содрогнулось. На вкус зелье напоминало аккумуляторную кислоту, поэтому Гермиона еле сдержалась, чтобы не выплюнуть его обратно. Глаза слезились от жжения, распространившегося по всей внутренней полости рта. Лицо онемело. Она заставила себя проглотить напиток, и, когда тот прокатился вниз по горлу, в голове Грейнджер взорвалась ослепительная зелёная вспышка. Ощущение было словно каждую клеточку её тела жестоко сжали. Что-то врезалось в Гермиону, и боль была такая, как если бы её хорошенько отпинали. Она споткнулась и начала размахивать руками. На затылок пришелся сильный удар. Цвета мельтешили перед глазами, будто ей выстрелили в голову прямиком из её собственного сознания. Гермиона задыхалась, часто моргая, и пыталась сфокусировать взгляд. Оказалось, что она лежит на полу, привлекая всеобщие взгляды. Ей казалось, что она всё ещё падает вниз головой, ниже и ниже, хотя спиной чувствовала каменную плитку. Боль в затылке прокладывала себе путь через её тело, чтобы достичь всех нервных окончаний. Лица над головой плыли, словно в дымке. Но несмотря на все неприятные ощущения, она осознала один очень важный факт. Магия, которую она так упорно пыталась контролировать, вдруг замерла. Грейнджер почувствовала такую лёгкость, что ей казалось, она может оторваться от пола и улететь под потолок. Гриффиндорка усмехнулась и подняла руку. — Мисс Грейнджер, — голос Слизнорта исказился, будто он говорил сквозь толщу воды. Гермиона попыталась оттолкнуться от пола, не взмыв при этом в воздух, но тело слушалось плохо. Кто-то обхватил её запястье и помог ей встать на ноги. Девушка подняла взгляд и увидела перед собой Биссета. Его лицо расплывалось перед глазами, и теперь, когда она больше не лежала на полу, на неё накатила тошнота. Горло сжалось в спазме, и Грейнджер согнулась пополам, закрывая рот рукой. — Всё в пор’ядке? — спросил Тимоти. Гермиона покачала головой. Ей пришлось немного облокотиться на него, чтобы не потерять равновесие. — Слишком много алкоголя… Я так думаю, — прикрыв глаза, на грани слышимости пробормотала Грейнджер. Она отстранилась от Биссета и, моргая, прижалась к стене в надежде, что комната перестанет кружиться. Гермиона попыталась выпрямиться, но её всё ещё шатало из стороны в сторону. — Я должна идти, — произнесла она. — Конечно-конечно, — согласился Слизнорт. Грейнджер не обратила на его бормотание никакого внимания, полностью сосредоточившись на двери, которая раскачивалась перед её глазами то влево, то вправо. То влево. То вправо. Гермиона предприняла попытку приблизиться и поймать её, двигаясь из стороны в сторону. Никогда раньше Грейнджер не чувствовала такой диссонанс со своим телом. По крайней мере, её магия не устроила тут взрыв. Похоже, в отличие от остальных, у Гермионы не получилось совершить никакого прорыва. Произошло как раз наоборот. С того момента, как она проглотила зелье, вся её внутренняя сила, циркулировавшая по телу, будто сжалась. Словно её закрыли в коробке. Это ощущение нельзя было назвать неприятным. Ей понравилось снова чувствовать себя хозяйкой положения. Хотя стоило признать, что Грейнджер ожидала получить что-то поинтереснее усиленного самоконтроля. Гермиона вышла из кабинета Слизнорта и со скоростью улитки поплелась вдоль по коридору. Дойдя до конца, она остановилась и огляделась, пытаясь понять, есть ли определённый ритм в том, как раскачивались вокруг неё предметы. Вдруг тяжёлая рука обхватила её плечи. — Давай-ка вернём тебя в гриффиндорскую башню, пока ты не попалась Филчу, — услышала Грейнджер голос Кормака, который помог ей отойти от стены. — Спасибо, — пробормотала Гермиона и, закрыв глаза, позволила себе пойти рядом с Маклаггеном, прижавшись к его боку, несмотря на удушающе тяжёлый запах его одеколона, который забивал ей нос. Рука Кормака всё ещё давила ей на плечи. — Гриффиндорцы должны держаться вместе, — произнёс парень. Его голос звучал громко, но как будто издалека. — Этот французский гад выглядел так, будто собирался последовать за тобой, поэтому я его отшил и попросил Слизнорта присмотреть за ним. Всё время, пока они шли, Кормак продолжал болтать. Казалось, что они уже три раза обошли весь замок, прежде чем головокружение прошло. Гермиона остановилась и оттолкнулась от парня, устав от ходьбы. Ей нужно было понять, сможет ли она стоять самостоятельно. В этот момент он внимательно за ней наблюдал. — Тебе не станет плохо? Грейнджер покачала головой, смотря на каменные плиты и стараясь не шататься. — Нет. — Девушка выпрямилась, умудрившись не упасть. — Мне уже лучше, — слабо улыбнулась она. — Спасибо. — Это замечательно, — сказал Кормак. Она ожидала, что он развернётся и пойдёт обратно на вечеринку, но вместо этого парень положил ладони на её руки и окинул Гермиону тяжёлым взглядом. Она вопросительно посмотрела на него в ответ. Кормак медленно подталкивал её назад, пока девушка не упёрлась в стену. Сердце Гермионы забилось чаще. Она открыла рот, но, прежде чем успела спросить, что он делает, Кормак наклонился вперёд, пальцами приподнял её подбородок и медленно поцеловал в губы. Грейнджер была настолько поражена его поступком, что несколько секунд не могла пошевелиться. Её затуманенный алкоголем мозг пытался осознать происходящее. Кормак Маклагген целовал её. Кормак. Он с силой впивался в её губы, своим телом вдавливая Гермиону в каменную стену так, что девушка спиной чувствовала все неровности. Его язык проник глубже, а руки переместились на грудь, сжимая её через платье. Должно быть, у неё галлюцинации. Это не могло происходить взаправду. Но ощущения были очень даже реальными. У Маклаггена были пухлые губы. Он целовал её крепко, без колебаний, не показывая отвращения или неприязни. Она чувствовала его горячее дыхание. Кормак провёл своим влажным языком по её губам, и Гермиона не отвернулась. Какая-то часть Грейнджер была довольна происходящим. Голова кружилась от того, что её ласкали вот так, не прерывая поцелуй комментариями по поводу того, какая она надоедливая и что хотеть её было ужасным желанием. Даже если ласкал её Кормак. Гермиона вряд ли бы сама выбрала Маклаггена, но не то чтобы у неё были ещё какие-то варианты. Кроме того, у него достаточно респектабельная семья. И если бы они публично заступились за неё, это могло бы отпугнуть кого-то вроде Риты. Да, нужно это сделать. Большие руки Кормака поднялись по её груди и легли на плечи, согревая обнажённую кожу там, где начинался вырез. Эти прикосновения понравились Грейнджер больше, хотя ладони парня действительно были довольно крупными и давили на неё слишком сильно. Гермиона не испытывала трепета или волнения, когда Кормак прижался к ней ближе, целуя в губы, или когда его язык проник глубже в её рот. Но это не имело никакого значения. Было неважным. Кормак предпочёл быть здесь, с ней, а не на вечеринке. Грейнджер закрыла глаза и поцеловала Маклаггена в ответ, осторожно положив одну руку ему на плечо и пальцами впиваясь в ткань его мантии. Он застонал ей в губы. Его дыхание стало прерывистым, тяжёлым, и Гермиона почувствовала в нём привкус огневиски. Сердце девушки забилось быстрее. Она не обращала внимания, что её тело сковал холод, хотя ладони Кормака были очень тёплыми и всё сильнее нажимали ей на плечи. Грейнджер попыталась стряхнуть их с себя, не прерывая поцелуй, потому что ей начало казаться, что от такого давления она скоро упадёт на пол. Тогда Маклагген перестал впиваться ей в губы. Он только жёстче сжал руки, вдавливая пальцы в кожу, и толкнул Гермиону вниз. Её ноги подогнулись, и она рухнула на пол, ощутимо ударившись левой коленкой о каменные плиты. Коридор снова начал вращаться, а к горлу подкатила тошнота. Грейнджер находилась в шоке и не могла понять, что только что произошло. Должно быть, она действительно была пьяна. — Ой, — всхлипнула она и по непонятной причине неловко захихикала, хотя в глазах стояли слёзы от пульсирующей боли в колене. — Все хорошо, — пробормотал Кормак над её головой. Гермиона потёрла колено и попыталась подняться, но вместо того, чтобы помочь ей, Маклагген зафиксировал локти по обе стороны от её головы и руками снова надавил ей на плечи. Из горла Грейнджер вырвался ещё один нервный смешок. Она не могла себе объяснить, почему продолжала смеяться. Её сердце колотилось неестественно быстро, мозг пытался обработать происходящее, но перед глазами всё расплывалось. Она боялась, что её вырвет, если она ещё раз подумает об этом тошнотворном падении. У Гермионы болело колено, но Кормак даже не спросил, всё ли с ней в порядке. Её мысли блуждали где-то далеко. Отвлекали только покачивающийся коридор, отдающая в ногу боль, звук собственного смеха и дыхание Кормака. Теперь только одна его рука лежала на её плече, но этого было достаточно, чтобы удерживать Грейнджер на месте. Вторую он переместил ей на живот. — Не волнуйся, это будет стоить того, — произнёс он, почти задыхаясь. Гермиона услышала щелчок пряжки ремня. Он же не мог серьёзно иметь это в виду. Грейнджер покачала головой и попробовала его оттолкнуть. — Нет, — раздался в тишине её голос. Она снова сделала попытку встать. — Я не хочу. — Всё в порядке, — ответил Кормак уверенным успокаивающим тоном, будто Гермиона отказывала лишь потому, что стеснялась. Маклагген тяжело дышал ртом, отчего по её коже побежали мурашки. — Я заплачу тебе. Он заплатит ей? Но сейчас девушка беспокоилась не об этом. Она никогда не хотела быть зажатой кем-то в коридоре. Кормак просто плохо соображал, так как был парнем. Тем более он возбудился. А Грейнджер упала и дала ему повод подумать, что она предлагает ему себя. Боже правый. Он пальцами опёрся на пол, стараясь сохранить равновесие, пока Гермиона пыталась высвободиться из его хватки. — Нет… Кормак, я не… Но Маклагген только сильнее прижал Грейнджер к стене, не давая ей отодвинуться. Его пальцы проникли под вырез платья, до синяков впиваясь в ключицы. Большим пальцем он вырисовывал круги на её коже. Гермиона вздрогнула. Перед глазами всё плыло, и её попытки выбраться казались неуклюжими. — Всё будет хорошо. Его настойчивость начала раздражать. Почему парни всегда думают, что своим отказом девушки намекают на то, что их просто нужно поуговаривать, чтобы они согласились? Гермиона зажмурилась, чтобы собраться с мыслями, и толкнула Маклаггена в бедро в попытке освободить для себя немного пространства. Когда она открыла глаза, то с ужасом увидела, что Кормак уже приспустил брюки. — Ну же, не стесняйся, Грейнджер, — произнёс он. В его голосе по-прежнему сквозила непомерная уверенность. — Я ведь проводил тебя обратно. Все знают, что ты любишь члены чистокровных. Просто засунь его себе в рот, а я дам тебе информацию о следующем задании от моего дяди. Сообщу тебе что угодно. На мгновение мир для Грейнджер замер. «Все знают». Все знают? Они знают? Желудок скрутился в тугой узел, а в горле, кажется, что-то застряло. Информация о следующем задании? Вопросы крутились в голове, как игральные кости в банке. Тот парень, который на прошлой неделе попытался заманить её в запретную секцию. Потому что «все знают», что она любит проводить время в этой части библиотеки. Потому что… Мысли в голове остановили свой бег и замерли. Мозг словно пытался оградить Гермиону от осознания ситуации даже несмотря на то, что она уже поняла, что имел в виду Кормак. Ей просто хотелось, чтобы это означало что-то другое, что-то хорошее. Что она действительно нравилась парню и он считал её красивой и интересной. Но это не означало ничего хорошего. Никогда не означало. Маклагген был здесь, потому что он рассчитывал на то, что она сделает ему минет в обмен на информацию о Турнире. Ведь «все знают», на что готова пойти Грейнджер ради оценок. Очевидно, что она сделает это с ещё большей охотой, если будет знать, что сможет заполучить закрытые сведения о Турнире. У Гермионы изнутри поднималось что-то ледяное и вместе с тем обжигающе горячее. Оно кипело и бурлило. Кормак знал её уже шесть лет. Они были с одного факультета. Он видел её книги, разложенные в общей комнате; её значок старосты; очереди из сокурсников, жаждущих получить помощь с домашним заданием от неё. И он сбросил всё со счетов, поверив слухам, и был уверен, что она отсосёт у него. Желудок скрутило. Было ощущение, что все её органы начали гнить. Шок приглушил все остальные чувства. Она отпихнула Маклаггена, попытавшись выбраться из его хватки, но её положение было не слишком удобным для такого манёвра. А Кормак всё продолжал болтать что-то о том, какую информацию сообщит ему дядя. Он высунул красную набухшую головку своего члена из трусов, спустив брюки ещё ниже по бёдрам, и, слегка передёрнув, направил ствол ко рту Гермионы. Что-то внутри Грейнджер оборвалось. Ей никогда не нравился Кормак, но в этот момент она с ослепляющей ясностью поняла, что ненавидит его. Ненавидит. Она ненавидит его. Она ненавидит всех. Её глаза горели. Она едва не плакала от злости, шаря рукой под платьем в попытке найти маленький кармашек, в котором лежала её волшебная палочка. Где он? Да где же он? Гермиона собиралась убить Кормака. Она с яростью и горечью осознала, что, как бы ни хотела полюбить Волшебный мир, ей никогда не удастся этого сделать. Она готова была отдать душу за этот мир, если бы её приняли здесь. Но они не примут. Они хотели получить пешку, которая выполняет то, что ей говорят, не задает вопросов и не занимает много пространства. Но Грейнджер не отвечала ни одному из этих требований. Поэтому они никогда не захотят, чтобы она стала частью их общества. Никогда не признают её. Ей здесь никогда не будет места. Какой смысл быть осторожной? Все эти годы ей твердили, что она останется хорошей, только если будет держать себя в руках и не создаст проблем. Её предупреждали снова и снова, что она может навредить кому-нибудь, если выпустит свою силу из-под контроля. Почему? Почему она должна тратить столько энергии на то, чтобы сдерживать себя? Почему должна беспокоиться о других, в то время как о ней позаботиться некому? Всем на неё наплевать. Они никогда не поймут. Просто не захотят. Даже не попытаются. Она должна причинить им боль. Она хотела причинить им боль. И это желание сломало что-то внутри Гермионы. Чувство лёгкого неестественного подавления магии, которое она испытывала с того момента, как ушла с вечеринки, внезапно исчезло. Грейнджер ощутила, как всё волшебство, снова запертое внутри её тела, ещё более жёстко, чем когда-либо прежде, подпитывалось её гневом. Ярость закручивалась спиралью, устремляясь внутрь и вонзаясь в грудную клетку глубже и глубже, пока не столкнулась с той самой силой, сокрушая её и, наконец, достигая того места, через которое раньше никогда не могла прорваться. Девушка издала рваный вздох, перешедший в крик. Магия прорвалась сквозь все барьеры, взорвалась в её сознании, как световая бомба. Гермиону окутала тьма, которая и не собиралась рассеиваться. Чёрная дымка магии гудела в её крови, расползаясь по всему телу. Всё произошло так быстро. Грейнджер всё ещё чувствовала руку Кормака на своём плече. Она ощущала его магию, кожу, кости, мозоли, сухожилия, нервы и все мышцы, из которых состояло его тело, вплоть до клеток и атомов. Как он смел прикасаться к ней? Она выкрутила руку и сжала пальцы в кулак. Раздался сухой треск, будто сломались ветки в вязанке с хворостом. Маклагген отпустил её. Магия ревела в голове Грейнджер. Девушка неуверенно поднялась на ноги. Сила всё ещё растекалась по венам и нервам, оседая в костях. Поглощала её изнутри. Тени, похожие на языки чёрного пламени, ползли по полу и мерцали на её руках, там, где магия жгла интенсивнее всего. Кормак просто стоял там и кричал, уставившись на свою искалеченную руку, как будто не мог осознать произошедшее. Конечность безжизненно болталась сбоку, запястье было сломано под неестественным углом, а пальцы — растопырены в немыслимые стороны. Маклагген взглянул на Гермиону. Его лицо приобрело тошнотворно-серый оттенок, будто вся кровь отхлынула от щёк и так больше и не прилила обратно. Брюки и трусы сбились у колен, так что парень подтянул их здоровой рукой, пятясь назад. Грейнджер наклонила голову в сторону, наблюдая за ним. В глазах стоял туман, словно она смотрела сквозь тени. Казалось, что парень стоял одновременно и близко, и далеко. — Грейнджер, — Кормак не мог справиться с дрожью в голосе. Он произнёс её имя так, будто хотел образумить. Будто она вела себя неразумно. Зато раньше она была такой благоразумной. Она сжала пальцы в кулак, и рот Маклаггена захлопнулся. Магия больше не была заперта и не сжигала её изнутри. Она была повсюду. Словно весь мир вокруг Гермионы стал марионеткой в её руках. Никаких заклинаний. Она просто чего-то хотела, а магия ей это давала. Магия — бушующая буря желания и силы, острая и жгучая, словно проявление её души. — Замолчи. Я ненавижу, когда ты говоришь, — произнесла Грейнджер и улыбнулась Кормаку.