***
Гермиона думала, что Малфой вернётся, как только хозяин гостиницы заберёт полотенца и вёдра, за которыми приходил. Но тот так и не появился. Она некоторое время топталась у своей двери, ожидая услышать звук приближающихся шагов. Ей хотелось подойти к его комнате, но для этого не было веских причин. За стенкой послышался шум воды. Отлично. Фыркнув, Грейнджер закрылась на засов и сама пошла в душ смывать с себя слой архивной пыли. Весь оставшийся вечер она провела со своим котёнком, вливая в него больше магии и пытаясь придумать ему подходящее имя. Из-за Малфоя, который снова заставил её нервничать и переживать, весь недельный запас силы, который она только что потратила на создание фамильяра, снова восполнился. И кот с удовольствием впитывал эту энергию, с каждой каплей становясь всё более материальным и осязаемым. Полностью придя в себя, Гермиона сразу же попыталась разобраться, как снова творить заклинания с помощью палочки. Оказалось, что её отработанная техника по поиску источника подходит и для выявления своей ассимилированной магии. Девушка закрыла глаза и начала водить пальцем вдоль древка, пока не почувствовала притяжение — связь между палочкой и магией, которая существовала уже на протяжении многих лет. Как будто стоило только снова захотеть её восстановить. Появилась искра. Канал. Грейнджер ухватилась за рукоятку и произнесла короткое «Люмос» прежде, чем чёрная магия устремилась вперёд и заблокировала поток энергии. Когда свет превратился во тьму, котёнок ярко вспыхнул. Гермиона сделала глубокий вдох и продолжила тренироваться до поздней ночи. Со следующей недели у неё начнутся занятия, поэтому будет действительно заметно, если она не сможет практиковать заклинания вместе со всеми.***
Следующим утром ни свет ни заря раздался громкий стук. И на этот раз именно ей пришлось, спотыкаясь, вставать с постели и всё ещё в полусне открывать дверь. На пороге стоял полностью одетый Малфой, который сжал губы в тонкую линию и окинул её с ног до головы строгим взглядом. Но этот суровый вид быстро померк под натиском румянца, залившего его щёки. Он отвёл глаза и несколько раз сглотнул. — Мне нужно сегодня вернуться в архив, — произнёс парень напряжённо. — Если я снова проведу тебя, пообещаешь не использовать полученную информацию, не предупредив меня? Гермиону подмывало спросить, что он будет делать, если она откажется, но ей слишком хотелось вернуться. Малфой же не заставлял её пообещать ничего не делать. Просто нужно его предупредить. Вероятно, так он представлял себе компромисс. Грейнджер вздохнула. — Обещаю. Когда они добрались до архива, Гермиона решительно полезла наверх. Она подготовилась, взяла с собой блокнот, карандаш, полный карман закусок, бутерброд и заранее предупредила Малфоя о своём намерении остаться тут до ужина. На этот раз Грейнджер дала светящемуся шару более конкретную задачу, попросив его найти записи о запрете чёрной магии. Сфера полетела в совершенно другую секцию. Записи Совета волшебников. Сначала смысл написанного от неё ускользал — какие-то ссылки на предыдущие встречи, неопределённые мнения, которых придерживались различные члены Совета волшебников, обсуждения несущественных тем вроде состояния чьего-то желудка. Но чем больше она узнавала, тем легче было сформулировать для шаров, что ей нужно. Постепенно в записях перешли к другим вопросам, и всё начало обретать смысл. Страшный смысл. Гермиона присела на корточки на одном из лестничных пролётов, разложив поперёк прохода длинный свиток. Вокруг неё аккуратными стопками лежали пустые обёртки от еды. Внезапно пергамент слегка сдвинулся, дав девушке понять, что Малфой поднялся в эту секцию и встал рядом с ней. Она понятия не имела, сколько времени они уже провели в архиве, но подозревала, что очень много, потому что её глаза горели, а голова раскалывалась оттого, что приходилось щуриться, чтобы разобрать корявый почерк. Малфой сохранял молчание, ожидая, пока Гермиона дойдёт до конца раздела. Грейнджер села на пятки. Сердце колотилось о рёбра, а по телу расползался неприятный холодок, будто температура в помещении неуклонно снижалась. Гермиона медленно впадала в состояние шока. — Что ж, я выяснила, что произошло, — пробормотала она. Вокруг словно стало пусто. Осталась только тишина. — Они попросили места в Визенгамоте. Маглорождённые, обладающие чёрной магией, — Грейнджер посмотрела вдаль, словно представив эту картинку у себя в голове. — Знаешь, во время Великого прогресса чёрная магия становилась всё более распространённой. Тёмные искусства широко использовались, и, как только маглорожённые узнали, что это возможно… — она прокашлялась, — сначала все подумали, что это следующий этап развития магических способностей. Например, как в случае открытия волшебной палочки. Чистокровные пробовали всевозможными способами овладеть этой силой. Некоторые даже отдавали своих детей в магловские семьи, но это не сработало. Магию необходимо было интенсивно подавлять в раннем возрасте. Поэтому в конечном счёте эту способность стали считать присущей только для маглорождённых. Голос девушки затих. Она представила себя в то время, когда было так много возможностей. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с силами и продолжить: — Но как только стало ясно, что чистокровные не смогут использовать чёрную магию, Визенгамот предложил её запретить. Они принялись утверждать, что она слишком опасна и её применение не должно поощряться. Тогда несколько выдающихся маглорождённых подали петицию с требованием предоставить им места в совете. Они утверждали, что имеют право участвовать в голосовании, так как внесли существенный вклад в развитие общества и что они должны участвовать в написании закона, так как он в первую очередь затронет именно их. Малфой по-прежнему не проронил ни слова. Гермиона попыталась заставить свой голос звучать более жизнерадостно, но вместо этого он стал ещё резче. — Визенгамот тогда принимал много новых законов из-за бурного развития во время Великого прогресса. Причём большинство из них ограничивало возможность использования магии нелюдьми. Визенгамот хотел сам регулировать ковку гоблинского серебра, ратифицировать запрет на волшебные палочки, свести к минимуму применение алхимии среди волшебников… и всё в этом духе. Поэтому гоблины в то же время тоже подали петицию на предоставление им мест в совете. Совет волшебников забеспокоился, что, если они отклонят обе петиции, то гоблины и маглорождённые могут объединиться. Мысль о том, что гоблинское серебро будет использовано в тандеме с чёрной магией, привела их в ужас, но, конечно, они и не подумали о том, чтобы одобрить петиции или перестать принимать подобные законы. Грейнджер сжала руки в кулаки. Ногти чуть ли не до крови впились в кожу. — У них тут есть строчка. — Гермиона попыталась найти её, но быстро сдалась, потому что вокруг валялось слишком много свитков, а почерк был слишком корявым. — Там была строчка о том, что, если бы они капитулировали, это бы полностью разрушило границы, сдерживающие права низших классов. Это бы позволило маглорождённым и гоблинам жить бок о бок с волшебниками. Чистокровным семьям пришлось бы покинуть свои земли, освободить эльфов и принять союз с низшими существами как с равными по статусу. Будто это худшее, что они могли себе представить. — Голос Гермионы дрожал от гнева. — Они постоянно твердят о необходимости поддерживать порядок и о важности существующей иерархии, на вершине которой оказались. Угадай, что они в итоге сделали? Она не ожидала услышать ответ, но Малфой наконец заговорил: — Они спровоцировали охоту на ведьм. Он не предполагал, а утверждал. Словно уже знал об этом. Но Грейнджер не позволила себе задуматься об этом. Ей нужно было выговориться, сказать всё вслух, потому что тогда это станет реальностью, а не просто ужасной выдуманной историей, в которую никто и никогда не поверит. — Да, — её голос сорвался. — Именно так и поступил Совет волшебников. Из-за «угрозы» от чёрной магии они решили, что иметь дело с маглорождёнными напрямую слишком опасно и что гражданская война не лучший вариант, потому что они не могли гарантировать победу. Поэтому они приостановили действие закона о чёрной магии и сделали вид, что рассматривают петицию. А сами в это время пустили слухи в мире маглов о том, что ведьмы опасны, что они сажают детей в печи и потом съедают их. Оказывается, магия крови вообще не имела к этому никакого отношения, и эти истории рассказывали в Волшебном мире, чтобы всё выглядело так, будто маглорождённые сами навлекли на себя беду. Будто они это заслужили и им не следует помогать. Совет даже сообщал инквизиции, где живут маглорождённые, подсказывал, как их лучше поймать, предупреждал о летучем порохе и о том, что таких колдунов лучше топить. Как только охота началась, Совет волшебников объявил о растущей напряжённости из-за восстания гоблинов и для общего блага волшебников принял решение его немедленно подавить в связи с нестабильной ситуацией, вызванной маглорождёнными. Девушка несколько раз сглотнула, чтобы избавиться от кома в горле. — Знаешь, во времена охоты на ведьм был период продолжительностью более ста лет, когда в Хогвартсе не было зарегистрировано ни одного маглорождённого ученика, который бы посещал школу на протяжении всех семи лет. Их всех поймали. — Голос Гермионы затих. — Так вот почему маглорождённые никогда не передавали свои знания о чёрной магии. Нигде не было никакой секретной школы чёрной магии просто потому, что некому было преподавать. После такого можно было спокойно принять закон, запрещающий чёрную магию. Большинство людей к тому времени даже не знали о её существовании. Грейнджер наконец подняла взгляд на Малфоя. Он выглядел скорее смирившимся со всей этой информацией, чем шокированным. Она хотела, чтобы он был шокирован, обиделся на обвинения и заявил, что это не может быть правдой. Какая-то часть её хотела, чтобы он доказал, что она не права. Она хотела бы ошибиться на этот раз. Но он смотрел на неё так, будто сожалел, что теперь она знает правду. Гермионе стало ненавистно это выражение его лица. — Ты знал? Ты уже всё это знал? — Она встала и повернулась к нему. Малфой медленно кивнул. Его застывшее лицо больше напоминало маску. — Я понял после того, как Снейп упомянул временные рамки этих событий. После того вечера, когда мы обсуждали магию крови, я занялся исследованиями в попытках… — он покраснел, — в попытках доказать, что ты ошибалась насчёт охоты на ведьм. Мои родители всегда использовали охоту на ведьм как один из самых ярких проступков маглорождённых, который привёл к ужасным последствиям и заставил страдать чистокровных. И я никогда не сомневался в правдивости их слов. Но ты оказалась права. История не сходилась. Невозможно, чтобы всем так долго было наплевать. Я собрал все факты воедино только после разговора со Снейпом. Только тогда я понял. Гермиона была опустошена, но вместе с тем её настолько переполнял гнев, что она еле сдерживалась. — Ты собирался рассказать мне? — резко спросила Грейнджер тоном, в котором сквозило подозрение. Она вспомнила, как Малфой проверял её, наблюдал за ней, всегда обладал большим количеством информации, чем она сама. Магия пульсировала внутри. Он протянул к ней руки в успокаивающем жесте. — Это была всего лишь теория. Я не знал наверняка, это просто… — он посмотрел вниз, избегая её взгляда, — так бы поступила моя семья, чтобы обеспечить себе место на верхушке. Моя тётя… она думает, что её превосходство над остальными даёт ей право вытворять всё что угодно с теми, кто перешёл ей дорогу. Гермиона отвернулась, пытаясь справиться с эмоциями и мыслями, мельтешащими в голове. Конец первой эры чёрной магии оказался трагически бесславным. Они могли бы перевернуть весь мир, начать революцию, но вместо этого были просто стёрты из памяти. Хотя это могла быть просто ошибка в архиве, потому что у неё не получилось найти никаких записей, указывающих на то, что маглорождённые узнали, что произошло и как их обыграли. Дураки, такие глупые — все, кто считал, что с маглорождёнными поступили справедливо. Какой идиот в это поверит? Грейнджер совершенно не понимала, что ей теперь делать с этим открытием. У Волшебного мира были сотни лет, чтобы уравнять шансы против неё. Она проиграла даже раньше, чем начала играть. До самого первого проблеска своей магии. Ещё до своего рождения. Они намеренно вынудили её существовать на задворках общества. Изучение Тёмных искусств — незаконно. Занятия чёрной магией — смертный приговор. Информацию о том, что произошло, можно было получить только в архиве, к которому у неё никогда не должно было быть доступа. Места, которое ей оставили, хватало лишь на то, чтобы быть маленькой и несущественной. Ещё одна маглорождённая, которую никогда не будут брать в расчёт, потому что её лишили малейшего шанса проявить себя. Как сказал Малфой, они уже знали, на что она способна, какие возможности в ней сокрыты, но предпочли позволить Волшебному миру остановиться в развитии на уровне четырнадцатого века. Их главной задачей было не позволить никому другому в магическом мире посягнуть на чувство превосходства, которое они приберегли исключительно для себя. Магия Грейнджер горела внутри, как клеймо, пульсируя в такт биению сердца. Воздух вокруг неё начал рябить. Она согнула руки в попытках удержать рвущуюся наружу силу. Дыхание перехватило. — Пора выбираться отсюда, — произнёс Малфой, вторгаясь в её мысли. Он выглядел напряжённым, словно понимал, что Гермиона балансирует на краю. Парень осторожно приблизился. — Если хочешь, мы вернёмся позже. Думаю, нам следует сделать перерыв. В умиротворяющем голосе Малфоя не было обычно присущих ему требовательных ноток. Он говорил «мы», но она знала, что он имел в виду «ты». Гермиона хотела отказаться — тут можно найти гораздо больше. Она была уверена, что обнаружила лишь крохи той информации, что здесь хранилась. Но ей больше не хотелось находиться в архиве. Доступ ко всем этим записям, содержащим откровенные признания в преступлениях, был открыт только для тех, кто кровно заинтересован в сокрытии тайны. В Грейнджер начало просыпаться чувство ненависти ко всему этому. Может быть, теперь, когда она поняла причину, почему её не пускали внутрь, она возненавидит все библиотеки, в которые когда-либо стремилась попасть. Ей хотелось кричать. Если она останется здесь, то будет злиться больше и больше и, вполне вероятно, совершит что-то непоправимое. Гермиона не стала спорить и позволила Малфою молча проводить себя вниз по ступенькам к выходу. Они вернулись в тот же паб и заняли отдельную кабинку. Вместо того, чтобы расположиться напротив, Малфой сел рядом с Грейнджер, заблокировав ей путь к отступлению. Довольно очевидная попытка помешать ей сбежать посреди трапезы. Грейнджер притворилась, что не заметила хитрого манёвра. Это оказалось нетрудно, так как она всё ещё находилась в шоке и была невероятно зла из-за несправедливости всего произошедшего. Маглорождённые следовали всем правилам. Они могли бы угрожать Визенгамоту, отказаться соблюдать их законы, но они попытались сделать всё правильно. Какой вообще смысл следовать правилам, если каждый, кто находится наверху, может их нарушать? Все возможности — это иллюзии. Поэтому когда кто-то вроде неё жаловался на несправедливость, люди, рождённые в элитном обществе, могли просто посмотреть сверху вниз и сказать: «У тебя просто нет того, что для этого требуется». Ярость в груди подогревалась этими мыслями. — Перестань пялиться, иначе прожжёшь дыру в сиденье, — пробормотал Малфой ей на ухо. Девушка перевела свой свирепый взгляд на него. — Если бы я хотела тут всё поджечь, я бы так и сделала. Парень вздохнул и позволил ей вернуться к своему соку. Но через минуту заговорил снова: — Мне жаль. Грейнджер дёрнулась всем телом и издала резкий смешок: — На самом деле это ничего не меняет. Она сказала это самым злобным тоном, на какой была только способна, потому что хотела разозлиться на Малфоя. Потому что если она сейчас не направит ярость на одного человека, ей придется направить её на целый мир. А это бесполезно. Как кричать на ветру. Но вместе с тем у неё не было намерения вымещать гнев на Малфое, так как он всё ещё находился здесь, рядом с ней. Он позволил ей отправиться за ответами, хотя знал, что именно она могла найти. Если она прогонит его, а он действительно уйдёт, то она развалится на части. Гермиона поёрзала. Она совершенно не горела желанием сейчас находиться в публичном месте, отчего стремление залезть под стол лишь усилилось. Ей хотелось кричать. Она и правда думала, что вот-вот сорвётся, если ей и дальше придётся тихо сидеть здесь и делать вид, словно ничего не происходит. Хотя это было совсем не так. — Ты решил, что от этих слов мне полегчает? — натянуто спросила Гермиона. Её голос звучал напряжённо и язвительно, а тело так сильно сковало от нервозности, что левую ногу свело судорогой. Вместо того, чтобы и дальше разжигать спор, Малфой просто покачал головой. Он явно не собирался ссориться с ней сейчас, хотя Грейнджер умирала, как хотела с кем-нибудь поругаться. — Нет. Мне просто нужно было убедиться, что ты об этом знаешь. Она отвела взгляд и краем уха услышала, как он тяжело вздохнул. — Я всю свою жизнь ненавидел маглорождённых, — после затянувшейся паузы снова начал Малфой; Гермиона не понимала, как на это реагировать. — Я думал, что злился на тебя. Мне всегда говорили: в том, что наш мир такой, каким мы видим его сейчас, вина таких, как ты. Что вы разрушили всё хорошее, что у нас могло бы быть, и поэтому не заслужили и капли того, что у нас в итоге осталось. Теперь я понял, что всё совсем наоборот… — Он внезапно замолчал, а через мгновение, прочистив горло, продолжил: — Если ты ненавидишь меня, я не стану с этим спорить. Это вполне справедливая реакция. Похоже, парень не ожидал на это никакого ответа. Он отвернулся и принялся нервно барабанить пальцами по столу, ища глазами официанта. Гермиона была поражена его словами и, замерев, молча сидела и пыталась это переварить. Она чувствовала себя абсолютно опустошённой. Забытой и одинокой. Она хотела было что-то ответить, но слова застряли запутанным узлом эмоций в её груди. Его пальцы всё ещё барабанили по столу, нарушая её хрупкое чувство равновесия. Девушка накрыла ладонью его руку, отчего Малфой заметно напрягся и тут же замер. Его фамильное кольцо почти обжигало своим холодом, но Гермиону это не спугнуло, и она только сильнее сжала его пальцы. Грейнджер и сама не до конца понимала, что желала показать этим жестом. Она всего лишь пыталась заглушить надоедливый звук, но теперь почему-то не могла отпустить чужую руку. Гермиона не смогла бы этого сделать, даже если бы захотела. Металл кольца постепенно стал нагреваться от тепла её кожи, а она продолжала держать ладонь парня. Прикосновение успокаивало её: Малфой казался таким близким и реальным в этот момент. В момент, когда всё остальное, о чём она всегда мечтала, безжалостно ускользало от неё, словно она и сама была лишь эфемерной частью настоящего.***
— Хочешь вернуться в архив? — спросил он, когда они покинули паб. Малфой вёл себя весьма непринуждённо, будто не она только что сидела и сжимала его руку так сильно, словно от этого зависела ее жизнь. Грейнджер чувствовала какую-то необъяснимую пустоту в руках. Она сжала ладонь в кулак и принялась теребить край рукава пальто. Она знала, что ей следовало бы вернуться в архив, но сама мысль об этом физически наполняла её чувством отвращения. Не сильно помогало и то, что она сверху донизу была покрыта многовековой пылью. Гермиона чувствовала этот затхлый запах везде: на руках, одежде, волосах; казалось, грязь въелась даже в витиеватый узор на подушечках её пальцев. — Думаю, мне нужно в душ, — произнесла Грейнджер. Он кивнул, осторожно повернув своё запястье несколько раз, словно его предплечье свело судорогой. Так они молча вернулись в гостиницу. Гермиона чувствовала, что Малфой наблюдал за ней, пытаясь угадать её настроение, но предпочла сделать вид, что не замечает этого. Потихоньку девушка уже даже начала отходить от первоначального шока. Она и так знала, чем всё закончится. Снейп, несмотря на свою недружелюбность, ясно дал понять, что ей не понравятся ответы на её вопросы. Но, хотя Гермионе до ужаса хотелось раскопать какую-нибудь важную и переворачивающую с ног на голову мир информацию, она никогда до конца не верила, что на самом деле где-то там была какая-то другая тайная школа. Где её бы приняли такой, какая она есть. Где она бы была как дома. Девушка ощущала опустошающую безнадёжную скорбь: словно она потеряла что-то, чего у неё никогда и не было. Теперь она точно знала, что и не будет. Приняв душ и завернувшись в полотенце, Грейнджер легла на кровать и приподняла руку, позволяя переливам своей магии мерцать вдоль пальцев. Котёнок, который до сих пор выглядел как обычное чернильное пятно на подушке, легонько подкрался к ней сбоку. Его форма всё ещё была расплывчатой, но на голове уже можно было разглядеть ушки. Гермиона провела ладонью по спине котёнка, вливая в него магию. Она начинала понимать, почему у тех, кто пользовался чёрной магией, обычно были фамильяры. Кот служил в качестве маленького напорного клапана, куда можно было направить избыток своей накопленной силы вместо того, чтобы постоянно сдерживать эту магию внутри себя. Теперь же, когда энергии становилось слишком много, Гермиона просто делилась лишней с этим котёнком. Она чувствовала вибрацию тихого мурлыканья через магический канал. Девушка свернулась калачиком и прижалась своим лицом к пушистому тельцу рядом. Оно было мягким и тёплым, а его чёрный, напоминающий языки пламени мех пах озоном и чем-то жжёным. Этот аромат приятно покалывал её обоняние. Котёнок внезапно хлопнул Грейнджер по носу крошечной лапкой. Магия внутри неё теперь казалась более стабильной и менее похожей на незаживающую рану, но Гермиона всё равно чувствовала себя очень потерянной. Словно блуждающая планета, у которой нет гравитации, способной удержать её на орбите. Теперь у неё была власть. Возможно, даже больше власти, чем у кого-либо во всём Волшебном мире. Но вместо того, чтобы указать ей правильное направление в жизни, о котором она всегда мечтала, эта сила безжалостно подводила её к обрыву. Мир, в котором она жила сейчас, построен на таком количестве лжи и потерянных жизнях, что настоящее теперь казалось наполовину выдумкой. Искусной и самостоятельно существующей выдумкой. Маглорождённые подавляли свои природные ресурсы, которые можно было бы превратить в невероятную силу. Но их лишили этой возможности. В результате им было довольно сложно обучаться магии в школе, и это рассматривалось обществом как доказательство их неполноценности. Они не могли практиковаться летом, а потому сильно отставали от сверстников. Недостаток практических знаний влиял на итоговые оценки экзаменов. У них не было репетиторов, поэтому они заканчивали школу без рекомендательных писем. При устройстве на работу маглорождённых считали недостаточно квалифицированными для получения важной или хотя бы едва заметной должности. Конечно, существовали антидискриминационные законы, но на них мало кто обращал внимание. Если повторять эту схему снова и снова, то в конце концов все поверят в выдумки и начнут принимать как факт — маглорождённые попросту ниже остальных, потому что таковыми их создала природа. Единственный способ для Гермионы освободиться от этой круговой поруки — стать преступницей и открыто практиковать магию, запрещенную законом. В любом из этих случаев она обречена закончить плохо. Проблема была не в том, чтобы пробить этот стеклянный потолок и доказать всем, что маглорожденные действительно чего-то стоят. Министерство и так это знало и сделало всё, чтобы таким, как Гермиона, никогда больше не выпало возможности это показать. Для Гермионы никогда не найдется места в этом мире, если она и дальше будет играть по их правилам. Перед ней было два варианта: подчиниться или бунтовать. Она не собиралась подчиняться, но, как правильно восстать против укоренившегося порядка, она тоже не знала. Она боялась, как бы непослушание в итоге не оказалось безрезультатным. Но Грейнджер хотела изменить хоть что-то. Должна была. Её разум, эмоции и магия не давали ей расслабиться. Девушку не отпускало напряжение и острое желание действовать. Она яростно хотела отомстить всему Волшебному миру за то, что он отнял у нее так много. Всё, о чём она когда-либо мечтала, — это быть значимой и нужной. Теперь внутри неё горел огонь. Ей хотелось сделать что-то, что приведёт их в ярость. Ударить в самое больное место. Внезапно кто-то тихо постучал в дверь.