Первое, что Гермиона заметила, проснувшись на следующее утро, — это что её кот стал больше. Маленький шарик тёмной энергии, похожий на мяч для гольфа, увеличился практически до размеров настоящего котёнка.
Одновременно с этим она осознала, что тот лежит на спине Малфоя. Очевидно, ночью он пересмотрел свои взгляды и решил использовать Драко в качестве личного источника тепла.
Малфой же крепко спал на животе. Уткнувшись лицом в подушку, он раскинулся поперёк кровати в позе морской звезды. Одной рукой он крепко удерживал Гермиону за талию, а его лодыжка покоилась прямо на её ноге, не давая отодвинуться.
Это была не самая удобная поза, но в данный момент Грейнджер больше беспокоил её кот, чем возможное искривление позвоночника. А всё потому, что
её кот сейчас по-хозяйски устроился между лопатками даже не подозревающего о его существовании Драко Малфоя, в то время как к ней за лаской не подошёл ни разу.
Это откровенно задевало.
Гермиона бросила на кота неприязненный взгляд, но он в ответ лишь устроился поудобнее и закрыл свои пылающие волшебным огнём глаза.
— Уходи, — шикнула Грейнджер резче, чем это было необходимо.
И дело не в том, что она ревновала или что-то в этом роде. Просто Малфой наверняка будет недоволен, если проснётся и обнаружит, что фамильяр, которого Гермиона создала ему назло, использует его в качестве кошачьей подстилки. Несмотря на свою моральную и физическую стойкость, она не готова была начинать утро со ссоры. Тем более в голом виде и в гостинице, где они представились братом и сестрой.
Кот её просто проигнорировал.
— Он не твой. Кыш отсюда, — угрожающе произнесла Грейнджер одними губами, опасаясь, что если будет шевелиться, то разбудит Малфоя.
Котёнок даже глаз не открыл.
Тогда Гермиона пришла к выводу, что он не воспринимает словесные команды. На самом деле у неё не было времени сесть и поэкспериментировать и понять, как «работает» фамильяр.
Девушка сделала глубокий вдох и, окунувшись в свою магию, сосредоточилась на возникшей между ними связи. Она сформулировала в голове чёткое желание, чтобы кот убрался подальше, и с удивлением увидела, как тот исчез и тут же материализовался на столе. Судя по выражению его морды, он был явно недоволен таким бесцеремонным перемещением.
В отместку фамильяр скинул на пол все её ручки.
Наплевав на этот протест, Гермиона вернула своё внимание Малфою. Она медленно перекатилась на бок, чтобы посмотреть на его спящее лицо. Густые светлые ресницы веером лежали на его высоких скулах, отбрасывая пепельную тень. Глаз со шрамом был скрыт подушкой.
Грейнджер слегка наклонила голову, вжавшись щекой в мягкую ткань наволочки. Ей захотелось протянуть руку и проследить пальцами угловатые черты лица Малфоя.
Обычно она всегда просыпалась с чувством беспокойства, с ощущением, будто ей срочно нужно было спланировать, обдумать и переделать целую кучу дел, будто она должна была быть готова к работе в любое время дня и ночи.
Но пока она лежала здесь, взглядом изучая Малфоя, тревожная потребность занять себя чем-то полезным отошла на второй план, уступив место желанию просто существовать в моменте, продлить эти мгновения спокойствия, чтобы не упустить ни одной детали.
Мирное созерцание продлилось всего минуту, прежде чем её сознание заполонили вопросы и тревоги. Постепенно приходило понимание, что в том, что она натворила, не было абсолютно ничего простого.
С какой стати она решила, что переспать с Малфоем будет просто?
Что это не будет ничего значить. Ни для неё, ни для него.
Потому что это значило. Она знала это, чувствовала, словно на грудь лёг дополнительный груз. Она была почти уверена, что и для него это тоже что-то значило, потому что он всё ещё был здесь.
Он
хотел остаться с ней.
Одна мысль об этом заставила её сердце биться быстрее. Это пугало, будоражило и вызывало ещё целый фонтан других эмоций, с которыми она была не совсем готова столкнуться лицом к лицу.
Ей больше не хотелось, чтобы всё было просто. Её не волновало, что то, что между ними сейчас, настолько запутанно, что потребуется целая жизнь, чтобы со всем этим разобраться. Она хотела, чтобы их отношения были сложными и длились вечно.
Но Гермиона понимала, что это иррационально.
Она выдохнула и попыталась собраться с мыслями.
Это был просто секс. Люди занимаются сексом постоянно. Это ничего не значит. Это не обязательство.
Он ей не принадлежит.
Она не хотела Малфоя. По крайней мере, так утверждала её рациональная часть. Он приводил ее в неописуемую ярость, иногда злил так, что ей казалось, она может буквально взорваться, что было вполне вероятно, учитывая всю ту магию, пульсирующую в её венах. Он обладал уникальным талантом в одну минуту смертельно раздражать, а в другую — становиться одновременно услужливым, предупредительным и вместе с тем таким жалким, что она не могла понять, что должна чувствовать к нему. Кто захотел бы связаться с таким человеком?
Конечно, не Гермиона.
По крайней мере… не её рациональная часть.
Но было что-то до боли успокаивающее в мысли о том, чтобы никогда его от себя не отпускать и держаться за него. Ей казалось, она была рождена, чтобы держаться за него.
Грейнджер зажмурилась, пытаясь сосредоточиться и не отвлекаться на какофонию захлёстывающих её эмоций, на присутствие Малфоя рядом. Она всеми силами старалась игнорировать тепло его руки на талии, ритм его дыхания, даже косточку на его лодыжке, впивающуюся ей в ногу. Но чем больше Гермиона прилагала усилий, тем яснее осознавала. Он сейчас с ней. Здесь.
Он хотел остаться с ней.
В груди что-то сжалось, а голова стала лёгкой.
Что ей делать?
Скоро состоится финальный тур. Она
не может проиграть. От одной мысли о проигрыше внутри поднималась паника.
Она не могла проиграть только для того, чтобы Малфой её не возненавидел. Даже сейчас, в этот момент она не будет даже рассматривать этот вариант, хоть и понимает, что в этом случае потеряет его.
Горло сжалось, а тело налилось свинцом, словно она могла провалиться сквозь матрас и задохнуться там.
Но... может быть, ей и не придётся. Может быть, он бы
захотел, чтобы она выиграла.
Её победа могла бы стать лучшим выходом для них обоих.
Гермиона всегда приравнивала идею своей победы к наказанию Малфоя. Считала, что сделает с ним то же, что и он хотел сделать с ней; лишит его всего, что делало его тем, кто он есть. Но что, если она видела всё в неправильном свете?
Теперь зная о его семье многое, она могла сказать, что потеря, вероятно, не будет такой уж катастрофической. Он сказал, что никогда не простит своих родителей за то, что они солгали ему. Поэтому, возможно, он захочет получить шанс освободиться от них.
Тогда он принадлежал бы ей. Только ей.
Всё начинало вставать на свои места.
Если она станет чемпионом Турнира Трёх Волшебников, то после школы ей почти гарантирована работа у Барти Крауча. И от выигрыша будут деньги. Не крупное наследство, конечно, но всё равно приличная сумма. И пока она училась бы на седьмом курсе, она могла отдать эти деньги Малфою. А тот пожил бы в Хогсмиде, пока разбирается с делами. Он достаточно образован, чтобы у него не возникло никаких проблем с получением работы. Затем, когда она окончит Хогвартс, они смогут…
Гермиона оборвала ход своих мыслей, понимая, что слишком забегает вперёд.
Она прижала ладони к глазам, пытаясь пробудить здравый смысл. Они всего лишь один раз переспали, а она уже распланировала целое совместное будущее, представляя, как навещает его по выходным в Хогсмиде и как они вместе ведут хозяйство.
Оказалось, что она так же ужасна, как Лаванда и Парвати, когда им кто-то нравится. Не успеет она моргнуть, как уже будет гадать на чайных листьях.
Нет, уверяла себя Гермиона. Она не вела себя глупо. Она должна была победить, несмотря ни на что. В конце концов, этот полёт фантазии можно было легко объяснить. Она просто надеялась, что когда всё-таки победит, он не возненавидит её до конца своей жизни.
Грейнджер начала грызть ноготь на большом пальце.
Когда она перескажет Малфою свой план, у него наверняка будет своё мнение на этот счёт. Зная его, она уверена — он по умолчанию не согласится, но если она продумает всю последовательность и сможет ему подробно всё изложить, то, возможно, он поймёт её точку зрения.
Первое, что нужно сделать, — это провести дополнительные исследования. Она проработает все детали, прежде чем упомянет об этом или даже намекнёт на то, о чём думает.
Признаться, это была не самая её амбициозная мечта. Но став победителем турнира, получив место в министерстве и работу у Барти Крауча, она продвинется далеко — дальше, чем любой другой маглорождённый. И даже если это максимум, чего ей удастся достигнуть, если ей придётся всю жизнь хранить секрет о своих способностях к чёрной магии, то она сможет смириться с этим, если не будет одинока.
Возможно, ей будет этого достаточно, если Малфой останется рядом.
Конечно, все эти мечты подпитывались только надеждой, что эти планы не рухнут после того, как он проснётся.
Словно чувствуя её растущий страх, Малфой заворочался во сне.
Она смотрела на него, наблюдая, как меняется ритм его дыхания и как сходятся у переносицы его брови.
Малфой приоткрыл глаза, показав лишь тонкую полоску серебристых радужек. Его взгляд тут же остановился на её лице.
На краткий миг Грейнджер охватила паника. Её сердце замерло, пока она всматривалась в бледное лицо, отслеживая каждое движение Малфоя, замечая, как нахмурились его брови и дёрнулся уголок рта.
— Привет, — его голос звучал хрипло со сна.
Гермиона неровно выдохнула.
— Привет, — ответила она с нервной улыбкой, ожидая любого продолжения. Но парень молчал.
Грейнджер чувствовала, что должна что-то сказать, но понятия не имела, с чего начать.
Она несколько раз сглотнула, надеясь, что нужные слова сами придут на ум, но так и не успела ничего произнести. Малфой подался вперёд, коснувшись лбом лица Гермионы, и мягко поцеловал её.
Это был медленный, ленивый поцелуй. Нежное соприкосновение губ, носов. Он приподнял руку и, казалось, накрыл половину её лица.
Поцелуй был таким же медленным и тёплым, как и само пробуждение.
Малфой не закрыл глаза — вместо этого он наблюдал за Гермионой сквозь полуопущенные ресницы. Наконец он отстранился ровно настолько, чтобы прервать поцелуй.
— Привет, — снова произнёс он.
Она никогда в жизни не чувствовала себя такой глупо счастливой.
С облегчением выдохнув, Грейнджер прижалась к нему теснее и продолжила прерванный поцелуй. Тем временем её руки скользили по его лицу, исследуя заострённые черты.
Не отрываясь от девушки, Малфой спустился руками по её телу и обхватил ладонями её обнажённую грудь, согревая полушария своим теплом.
Всё происходило очень неторопливо. В этот раз не было никакой спешки, никакой конкретной конечной точки, которую они должны достичь в установленный срок. Сейчас Гермиона позволила себе расслабиться и обратить внимание на детали, которые упустила прошлой ночью.
Малфою шёл утренний свет. Хрупкие лучи ранней весны подчёркивали его аристократичную бледность. Кончиками пальцев Грейнджер старалась сохранить в памяти всё — форму его ключиц и выступы рёбер, ритм его дыхания при её прикосновениях. Она невесомо провела рукой по его плечу до самой кисти, наблюдая, как сгибаются его длинные пальцы, когда она скользит по внутренней стороне запястья и ладони. Она считала голубые вены и шрамы от Обета, обвивающие его руку.
Малфой вздрогнул, когда Гермиона коснулась его торса, а кончик его носа слегка покраснел от смущения.
У неё бывали моменты, когда она испытывала смятение и замешательство; когда хотелось встать и запереться в ванной, чтобы успокоить своё переполненное противоречивыми эмоциями сознание. И проблема заключалась вовсе не в магии. Тогда подобное состояние было бы легче контролировать. Чувства просто захлёстывали её с головой, настолько сильные, что она не могла в них разобраться. У неё бывали моменты, когда ей хотелось плакать даже тогда, когда не было грустно.
А сейчас Гермиона ощущала счастье, которое, как она представляла, должны обычно ощущать люди.
Когда она наблюдала за окружающими, их жизни всегда выглядели такими наполненными, их счастье казалось интуитивно понятным, как будто они просто
знали, как его создать. Это счастье не вызывало беспокойства, его не нужно было анализировать, чтобы проверить на достоверность. Казалось, люди просто знали, что делать. Но когда Гермиона чувствовала себя счастливой, её постоянно преследовало ощущение, что это всего лишь притворство; что она изображает счастье в попытке подражать остальным; что стоит только остановиться, позволить себе об этом поразмышлять — и всё это без следа исчезнет, как сделанный мелом рисунок во время ливня.
Она думала, что никогда не будет счастлива так, как другие люди; что никогда не сможет почувствовать настоящее счастье.
Но пока Малфой чертил губами неровную дорожку вниз по её шее, пока вжимал её своими сильными руками в мятые простыни, пока их тела страстно переплетались друг с другом, она была счастлива. И это казалось совершенно реальным.
***
— Расскажи мне о себе то, чего никто не знает, — попросил он.
Это была их первая попытка завязать разговор, и это оказался не тот вопрос, который Гермиона ожидала услышать. Она старательно держала рот на замке, потому что боялась, что, если скажет что-то не то, это вернёт её в реальность — и тогда всё будет кончено.
Она продолжала делать вид, что раздумывает над ответом.
Хотя бы ещё пару мгновений.
Вопрос застыл в воздухе — на самом краю, балансируя между реальностью и маленьким островком, где внешний мир не существовал.
Малфой задал этот вопрос, накручивая на палец локон её волос. Лишь несколько прядей пережили эту ночь и не растрепались. Он изучал завиток с нескрываемым любопытством, дёргая и наблюдая, как тот пружинит.
Грейнджер неловко поёрзала и подняла взгляд на его лицо.
— Наверное, ты уже знаешь о моих секретах больше, чем кто-либо другой сейчас.
Она сказала это в шутку, но как только слова прозвучали, поняла, что это на самом деле являлось правдой. Каким-то образом вышло, что Драко Малфой знал больше о её самых тщательно хранимых секретах, чем даже Гарри и Рон, её лучшие друзья с самого первого курса.
Как такое могло случиться?
Его глаза блестели, и он не выглядел обескураженным. Скорее он казался довольным таким ответом.
— Расскажи мне что-нибудь ещё.
Гермиона на мгновение задумалась, пытаясь вспомнить что-нибудь интересное, не связанное со школой, Турниром или чёрной магией. Наверное, он хотел, чтобы она поделилась с ним каким-нибудь забавным случаем из жизни, но во всех подобных историях не в лучшем свете фигурировали Гарри и Рон. Поэтому она решила рассказать о том, о чём никто в Волшебном мире не знал.
— Когда я была маленькой, — медленно начала Грейнджер, — моим родителям не нравилось, когда незнакомые люди за мной присматривали. Они переживали, что я... что я сделаю что-нибудь. — Она бросила на Малфоя взгляд, проверяя, понимает ли он, о чём идёт речь. — Однажды, когда родители собрались вместе поужинать, они отвезли меня к дяде. Он жил в Лондоне. Гораздо ближе, чем моя бабушка. Он был очень тихим и спокойным. Я никогда не теряла контроль рядом с ним. Дядя коллекционировал различные головоломки. У него был целый стеллаж на всю стену. Обычно он одалживал мне одну из них каждый раз, когда я его навещала, чтобы я могла решить её дома. Он говорил, что я достаточно умна и смогу разобраться с загадкой сама, если приложу к этому достаточно усилий; что я сама похожа на головоломку; что внутри меня скрыта тайна и мы просто обязаны её разгадать. — Горло перехватило от волны эмоций. — Он умер до того, как я узнала, что я ведьма. Жаль, я не смогла поделиться с ним. Держу пари, ему бы понравился мой рассказ.
— Сколько тебе было лет, когда он скончался?
Гермиона вдохнула так глубоко, что у неё заныли лёгкие.
— Одиннадцать, но моё письмо пришло только следующим летом. Уже после похорон. Он не умер внезапно, или что-то в этом роде. Мы все знали, что это произойдёт.
Выражение лица Малфоя смягчилось.
— И всё же мне жаль.
Гермиона выдохнула, избегая его взгляда.
Она привыкла избегать разговоров о своей семье, потому что многие скептически относились к маглам, как будто не верили, что у тех могла быть своя обычная жизнь, свои заботы и важные дела. К ним редко когда относились как к обычным людям.
— Спасибо, — ответила Грейнджер после неловкого молчания.
Она знала, что они напрасно тратят время, просто лёжа в кровати. Чтобы выиграть Турнир, ей нужно было ещё многое обдумать. Но она не хотела позволять этому утру заканчиваться. Малфой же внимательно за ней наблюдал и тоже явно не спешил вставать.
— Теперь ты должен рассказать мне то, чего никто не знает, — произнесла Гермиона.
Он моргнул.
— То, чего никто не знает?
Она кивнула с наигранной серьёзностью.
Малфой на мгновение задумался, а затем уголок его рта слегка приподнялся в улыбке.
— Хочешь услышать кое-что ужасное?
— Даже не знаю, — ответила Грейнджер, бросив на него косой взгляд. Она не была уверена, шутит Малфой или говорит всерьёз. — Насколько ужасное?
Он перекатился на бок так, чтобы они оказались лицом к лицу, и, тяжело вздохнув, опустил глаза. Выражение его лица стало мрачным, словно он и правда хотел сказать что-то поистине кошмарное.
— Я впервые осознал, что ты симпатичная, когда ты пригрозила меня проклясть.
Гермиона открыла рот от изумления.
— Что?
Малфой кивнул, всё ещё сохраняя серьёзность.
— Это было ужасно. Мне пришлось закрыть глаза, потому что я боялся, что ты заметишь моё состояние.
Грейнджер недоверчиво покачала головой, пытаясь точно вспомнить ту их ссору. Она думала, что заставила его тогда замереть от страха, а он на самом деле просто пришёл в ужас оттого, что посчитал её симпатичной?
— Но…я угрожала тебе своей палочкой!
Малфой упал обратно на кровать и закрыл глаза. Он был похож на ангела, лёжа так среди белых простыней.
— Да, знаю. Похоже, у меня странные вкусы.
В груди у нее что-то болезненно сжалось при виде его нахмуренного взгляда.
— Да, похоже, — ответила Гермиона, хотя и не была уверена, что она сама думает по этому поводу.
Она столько времени потратила на то, чтобы понравиться другим, и при этом постоянно чувствовала, словно не соответствует каким-то неписаным стандартам. И вот внезапно в её жизни появился Малфой. Человек, который знал её худшую часть и всё равно хотел остаться рядом.
Если бы Гермиона знала, что симпатии возникают настолько просто и непроизвольно, то сэкономила бы себе кучу времени и нервов.
— Должен признать, — снова заговорил Малфой, прерывая поток её мыслей; его взгляд был ясным, но за этой пеленой невинности поблескивали тёмные огоньки чего-то опасного, — возможно, когда ты не угрожаешь мне тяжкими телесными, то нравишься мне немного больше. Хотя… — его губы изогнулись в хитрой ухмылке, — я всё ещё окончательно не решил.
***
Через какое-то время Малфой первым принял решение, что им пора подниматься с постели.
Он ужасно проголодался.
Парень практически был на грани смерти.
Иногда он и правда вёл себя как настоящая королева драмы, что было очень сложно распознать под его неизменной маской твёрдой непоколебимости.
Гермиона не стала с ним спорить. Кроме того, ей действительно необходимо было вернуться в архив. Она принялась составлять в уме список того, с чем ей надо свериться в книгах. А вдобавок к этому нужно было подумать над возможными сложностями, чтобы Малфой, выслушав её план, как выиграть Турнир, счёл её аргументацию убедительной и согласился.
Когда они вышли из комнаты Грейнджер, между ними повисло неловкое молчание.
Вся лёгкость вмиг испарилась, и они вернулись к своему обычному поведению: сдержанному и немногословному. Малфой заглянул к себе, чтобы переодеться, и, когда он вернулся, первое, что заметила Гермиона, — это фамильное кольцо. Прошлой ночью она даже не обратила внимание, что печатки не было на его пальце. Конечно, она знала, что кольцо необходимо ему, чтобы провести их в архив, но тем не менее, когда Грейнджер увидела его снова, внутри неё будто что-то сломалось. Всё вернулось на круги своя…
Весь завтрак они избегали даже смотреть друг на друга и практически не разговаривали. Они молча подошли к нужной аллее, и Гермиона тут же схватила его за рукав пальто. Она не хотела стоять там и гадать, захочет ли Малфой в этот раз взяться за руки, потому что если нет, то она будет выглядеть круглой дурой.
Малфой, по обыкновению, разрезал свою ладонь для гаргульи, и в тот момент Грейнджер наконец-то решила нарушить их утреннее молчание. Она развернулась к нему, когда за ними уже затворилась дверь, и принялась наблюдать, как он надевает своё кольцо обратно на палец.
— Для… — начала она, но тут же осеклась. Она так ненавидела просить объяснения у людей, когда чего-то не знала.
Малфой пристально уставился на нёе. Его взгляд был до боли пронзительным, а радужка поблескивала в тусклом свете лампы. Сам он был занят своим порезом, на месте которого после заживляющих чар остался небольшой шрам.
Сердце Гермионы забилось быстрее, пока она наблюдала, как он вытирает свою кровь.
— Для чистокровных имеет большое значение, когда они используют свою кровь для другого человека?
Он ответил не сразу. Лицо Гермионы залилось краской от смущения, а её руки сжались в кулаки. Она едва сдержала порыв тут же начать защищаться, чтобы не выглядеть такой невежественной.
—Да, — наконец произнёс Малфой.
Всё внутри Грейнджер оборвалось. Сердце рухнуло вниз и, казалось, провалилось до самого ядра земли.
— П-правда? — спросила она, надеясь, что он говорит с сарказмом.
Но парень лишь кивнул и пожал плечами, как будто это была общеизвестная информация.
— Как правило, такое делается только для семьи.
Конечно. Ей хотелось пнуть себя за то, что не догадалась сразу. У остальных чистокровных не было нужды просить кого-то пролить для них кровь. У них же была своя.
С горящими щеками Гермиона уставилась в район груди Малфоя, слишком смущённая, чтобы поднять глаза и встретиться с ним взглядом.
— Оу. — Её руки свело судорогой. — Я этого не знала, — сказала она напряжённым тоном. — Тогда спасибо тебе, Малфой. За… за то, что ты сделал это для меня.
Повисло тягостное молчание.
Он промолчал. Грейнджер была уверена, что Малфой просто наслаждается этим моментом. Моментом, когда она вынуждена наконец признать, что была забывчивой и неблагодарной настолько, что даже не знала элементарных правил этикета; что она слишком далека от мира волшебников, чтобы понять, как здесь всё устроено.
— Тогда тебе следует называть меня Драко.
Гермиона взволнованно подняла на парня глаза.
— Что?
Он не злорадствовал, как она предполагала, хоть и выглядел весьма удивлённым.
— Чтобы поблагодарить меня, можешь называть меня Драко. — Малфой склонил голову набок, изогнув губы в ухмылке. — Мы занимались с тобой сексом — уже дважды. Так что, — он пожал плечами, — думаю, это будет уместно.
— Драко? — повторила Грейнджер.
Его имя ощущалось на языке очень странно.
— Да, просто Драко, — снова ухмыльнулся он — хотя в этот раз ухмылка больше напоминала лёгкую улыбку — и обошёл Гермиону, чтобы открыть следующую дверь.
***
Это, безусловно, был их наименее продуктивный поход в архив, потому что вместо того, чтобы разделиться и вести поиски по отдельности, Малфой везде следовал за ней. Он не спрашивал, просто шёл рядом, словно так и предполагалось изначально.
Раньше Гермиона мечтала иметь напарника. Идея о том, что кто-то может интересоваться теми же вещами, что и она, являлось пределом её фантазии. Но хотя Малфой, то есть Драко, технически соответствовал заданным критериям, в данной ситуации он её
безумно отвлекал.
Он склонялся над ней так низко, что она и предложения не могла нормально прочитать, сбиваясь по несколько раз. А когда она всё-таки его отталкивала локтём и одаривала свирепым взглядом, Малфой расценивал это как предложение заняться вещами, далёкими от их исследований. Вещами, предполагавшими совсем другие намерения, в которые входило прижать её к пыльным стенам архива и зарыться в её волосы своими длинными пальцами.
Но Гермионе всё же удалось найти немного сведений о том, как контролировать свою магию. Выяснилось, что фамильяры особенно важны, потому что они помогают владельцу высвободить излишек своей силы вместо того, чтобы выплёскивать его вовне, создавая волшебство там, где это было неуместно.
Вероятно… это объясняло то, почему за прошлую ночь её котёнок увеличился вдвое.
К тому моменту, как она нашла эти крохи информации, её губы уже слегка опухли, а волосы сильно распушились, образовав ореол вокруг головы. Не осталось ни одного нетронутого локона. Кроме того, Гермиона была почти уверена, что на шее у неё остался засос.
Грейнджер одолевало искушение рассказать Драко о своём открытии, чтобы доказать, что она была абсолютно права, создавая свою кошку. Но девушка сдержалась, потому что поняла — ей нравилось, что Малфой беспокоился о ней.
Они покинули архив ранним вечером. Не успела Гермиона схватить Драко за рукав, чтобы вернуться вместе в деревню, как тот сам обнял её за талию и, поцеловав прямо в кончик носа, аппарировал.
Она была настолько удивлена, что нисколько не возражала против такого жеста. Переместившись, они так и остались стоять рядом. Глядя на него, Грейнджер чувствовала ещё более сильное головокружение, чем после огневиски.
— Вот ты где, — раздался в тишине голос, который они меньше всего ожидали услышать.
Гермиона вздрогнула и попыталась отпрыгнуть, но Драко только сильнее сжал руку на её талии и притянул девушку ближе к себе.
Они оба обернулись и обнаружили Снейпа, стоящего в начале переулка. Он смотрел на них так, будто каждый из них вместе и по отдельности был виноват в крушении всей его жизни.
Мужчина окинул их с ног до головы злобным взглядом своих угольно черных глаз.
— Что ж, — произнёс он ледяным тоном, — по крайней мере, нетрудно догадаться, чем вы тут занимались.
