В воскресенье они снова пошли в архив Фоули. В Хогвартс нужно было вернуться в понедельник рано утром, чтобы успеть на занятия. Когда Гермиона собирала вещи, она изначально предполагала, что они уедут в воскресенье вечером, но, даже не сговариваясь, оба приняли решение переночевать в гостинице.
— Я хочу посмотреть исследования Отдела тайн по чёрной магии, — произнесла Грейнджер, когда они зашли в просторный круглый зал архива.
После этих слов на лице Драко появилось выражение напряжённой осторожности. Немного помолчав, он всё-таки ответил:
— Ты уверена?
Гермиона повернулась к нему и удивлённо выгнула бровь.
— Думаешь, всплывёт что-то похуже, чем то, что мы уже нашли?
Малфой избегал смотреть ей в глаза.
— В целом у тех, кто представляет угрозу магическому миру, нет практически… никаких прав. — Он расправил плечи. — Конечно, волшебники, которых тогда поймали, совершили ужасные вещи, но у невыразимцев не было абсолютно никаких ограничений. Они могли делать с пленёнными людьми всё что угодно.
Гермиона задумалась. Одно дело — знать, что в мире существуют тёмные ведьмы и колдуны, творящие зверские преступления. Но тот факт, что на подобные бесчинства способно даже правительство, приводил девушку в ужас.
Грейнджер сглотнула, смочив пересохшие губы.
— Всё-таки я хочу выяснить, что они нашли. Мне нужно понять свои пределы и возможности. Если я прочитаю факты и данные шестисотлетней давности, то смогу во многом разобраться. — Она была полна решимости сохранять мужество вне зависимости от того, что узнает. — Кроме того, разве не ты постоянно твердишь мне быть более осторожной?
Драко совершенно не вдохновился её попыткой мыслить позитивно.
Они поднялись к разделу с пометкой «восемнадцатый век». Малфой, словно ястреб, наблюдал за тем, как она вникает в документы, будто ожидал, что в какой-то момент она взорвётся.
По большей части Гермиону не трогало прочитанное. Она знала историю маглов достаточно хорошо, чтобы понимать, какими жестокими могут быть люди. Кроме того, в отличие от Драко, она никогда не верила в чьё-то врождённое превосходство. Все волшебники, владеющие чёрной магией, которых поймало министерство, оказались чистокровными.
По мере того, как Грейнджер хладнокровно изучала свитки, Драко постепенно ослабил свой надзор.
Исследования оказались малополезны, потому что технически источники информации оставались теми же.
Чёрная магия у чистокровных была совсем другой. Открывая канал, тёмные волшебники зачастую калечили самих себя. Проявления чёрной магии приводили к циклу усиления, отражая и подчёркивая крайности, на которые волшебники шли. Те черты характера, которые их раньше мотивировали, постепенно полностью поглощали их личность, превращая магов в настоящих монстров, одержимых властью и зацикленных на причиняемой самим себе боли.
Гермиона не собиралась становиться такой. У неё было слишком много стремлений в этой жизни и слишком много важных вещей, которые она не могла упустить.
Изучать документы о проведённых экспериментах было менее полезно, чем знакомиться с записями из Отдела магического правопорядка о том, как выслеживали и задерживали ведьм и волшебников, подозреваемых в использовании чёрной магии. Грейнджер читала эти разделы с жадным интересом. Внезапно она подняла удивлённый взгляд на Драко.
— Я аппарировала в замке. Я только что это осознала.
Малфой оторвался от ленивого рассматривания взятого с полки свитка и саркастично спросил:
— Только что?
Она покачала головой.
— Ну, это очень отличалось от того, что описывают в книгах. Я исчезла не потому, что хотела переместиться в другое место. Я просто… растворилась, потому что не хотела упасть на пол. А потом я была… как будто бы везде. Видела множество знакомых людей и мест, но не могла к ним приблизиться. Было ощущение, что меня настолько расщепило в пространстве, что скоро я перестану существовать. А потом, — Грейнджер сама не поняла, почему покраснела, — потом я подумала о тебе, и моё тело снова собралось воедино.
В глазах Драко зажёгся озорной огонёк, а в уголках его губ мелькнула тень улыбки.
— Правда? Ты просто подумала обо мне и… — Он взмахнул рукой, припоминая, как Гермиона свалилась с потолка, чуть не раздавив его.
Девушка кивнула и спрятала лицо за свитком.
— Да. В любом случае аппарация с помощью черной магии очень отличается от обычной, когда ты будто на скорости влетаешь в один край трубы и вылетаешь из другого. В моём случае я могла выбирать, куда отправиться. Нужно было только сосредоточиться на том, чтобы переместиться полностью. — Грейнджер поджала губы и нахмурилась. — Интересно, всё происходило бы по-другому, если бы я не была пьяна?
— Несомненный факт.
Гермиона рассмеялась и развернулась обратно к полке. Её внимание привлёк один из свитков, немного выступающий из ряда. Видимо, она задела его, когда доставала пергамент, который держала сейчас в руках. Она уже было потянулась к нему, чтобы поправить, но увидела слова: «
...контроля роста численности маглорождённого населения».
Грейнджер вытащила документ настолько, чтобы полностью прочитать заголовок. Надпись под печатью Министерства магии и штампом Отдела тайн гласила: «
Разведение обскуров для контроля роста численности маглорождённого населения».
Гермиона продолжала неотрывно смотреть на название. Она никогда раньше не слышала об обскурах.
Девушка вытащила свиток из тубуса и развернула его.
Слова жгли калёным железом, навечно отпечатываясь в её памяти.
— Грейнджер? — позвал Драко, обеспокоенно смотря на Гермиону.
Она моргнула и подняла на него взгляд.
Что-то странное было в выражении его лица, но она не могла понять, что именно.
Она не могла думать.
Мысли Гермионы словно застыли, а в голове по кругу снова и снова прокручивались слова, прочитанные в свитке.
«
Деструктивный характер ассимиляции маглорождённых научно доказан в волшебном сообществе. По мере снижения популярности охоты на ведьм в магловском мире наблюдается беспрецедентный рост числа маглорождённых, поступающих в учебные заведения чистокровных. Бесконечный поток маглорождённых представляет собой угрозу существующему общественному порядку, если министерство не примет меры».
Она продолжала смотреть на текст, словно от её пристального взгляда смысл мог измениться.
— Что ты читаешь? — Малфой подошёл к окаменевшей Гермионе и выхватил у неё из рук пергамент.
Грейнджер неподвижно наблюдала, как он взглядом пробегает по строчкам. Она знала, что он там видит: абзацы, предсказывающие рост численности населения, демографический сдвиг, если маглорождённые продолжат проникать в Волшебный мир; возрастающие риски разбавления «магической» родословной. После принятия Статута о секретности маглорождённые больше не возвращались обратно к «своему виду», а ожидали получения работы, жилья и постоянной интеграции в магический мир.
«
Исследования, посвящённые обскурам, подтверждают, что этим недугом за редким исключением страдают исключительно маглорождённые дети. Установлено, что обскур ускоренно развивается, когда маглорождённый ребёнок настолько подавляет свою магию, что она преобразовывается в отдельную сущность, называемую обскури, которая проявляется как паразитическая сила, не способная ни на что, кроме беспорядочного разрушения.
Развитие обскура необратимо и фатально для носителя.
По всей Европе отмечается заметный рост числа случаев появления обскуров. Поскольку в некоторых районах количество инцидентов продолжает увеличиваться, возникает всё больше доказательств того, что эти события коррелируют с соблюдением местных законов о секретности.
Общеизвестно, что без вмешательства волшебников маглы наказывают или пытают детей, проявивших магические способности. Это ускоряет процесс подавления. В районах, где обливиаторы ограничены в своих полномочиях и не могут применять соответствующие меры к родственникам, наблюдается гораздо более высокий уровень появления обскуров.
Обычно обскури проявляется к десяти годам. Простой запрет на все контакты обскура с маглорождёнными и их семьями до момента получения ребёнком обязательного приглашения в школу волшебников в возрасте одиннадцати лет позволит министерству навсегда сократить количество маглорождённых, вступающих в магическое сообщество, исключительно посредством невмешательства».
Отчёт завершался сухой припиской:
«
Маловероятно, что подобное обеспечение соблюдения секретности приведёт к широкомасштабным нарушениям тайны о мире волшебников. Атаки обскуров обычно направлены на ближайших родственников, чьи смерти легко скрыть, представив их как несчастные случаи.
Будет легко избежать внимания общественности и появления протестов при ограничении применения методов контроля численности только магловским миром».
Дочитав отчёт, Драко ошеломлённо посмотрел на Гермиону.
Что-то в ней надломилось.
Пока Малфой вникал в документ, Грейнджер стояла неподвижно не в силах пошевелиться. Но теперь, увидев по выражению его лица, что всё прочитанное реально, она словно вернулась к жизни.
Её сердце начало биться так быстро, что этот стук отдавался в ушах.
Её тошнило.
Гермиону словно ударили прямо в грудь.
Она сделала попытку выровнять дыхание, но с губ сорвался истерический смешок.
— Грейнджер…
Голос Драко доносился до неё будто бы издалека.
«
Они сделали это нарочно, — это всё, о чём Гермиона сейчас могла думать. —
Они всё это сделали нарочно».
Они не просто инициировали охоту на ведьм, они
до сих пор обрекали маглорождённых на смерть.
Грейнджер моргнула сквозь дымку скопившихся в глазах слёз.
Всё это время… все эти годы, которые она вынуждена была заглушать свою магию, она постоянно чувствовала себя на грани срыва. Мама бросила работу специально, чтобы оставаться с ней дома. Им приходилось отклонять приглашения на поступление в школу, избегать друзей, потому что «Знаю, дорогая, ты хочешь. Но что, если что-нибудь случится? Лучше оставаться в безопасности. Мы можем заняться чем-нибудь спокойным. Может, сходим в библиотеку?».
И всё это не было случайностью.
В Волшебном мире знали, где она находится. Они знали, что она ведьма. Они даже точно знали, в какой комнате она спит, когда пришло время пригласить её в Хогвартс. Почему она никогда не задумывалась об этом? Не задавалась этим вопросом?
В любой момент кто-то мог прийти и сказать ей и её родителям, что с ней всё в порядке. Но они не пришли. Они ждали и ждали, откладывали это так долго, как только могли, надеясь, что она самоуничтожится до того, как им придётся впустить её в своё общество.
Ей хотелось кричать.
Хотелось рвать и метать. Сжечь всё дотла и оставить только руины.
Волшебный мир должен превратиться в пепел.
Гермиону колотило.
Кто-то тряс её. С силой схватил за плечи и тряс.
Глаза Грейнджер застилала чёрная пелена. Ей пришлось несколько раз моргнуть, чтобы осознать, что она стоит на коленях в проходе. Колени при этом болели так, будто она упала на них.
Руки Драко лежали на её плечах, и это он тряс её, повторяя её имя снова и снова.
— Приди в себя. Давай же, мне нужно, чтобы ты взяла себя в руки. Грейнджер! Грейнджер, прекрати!
Гермиона беспомощно посмотрела на Малфоя, не понимая, о чём он говорит.
— Они сделали это специально, — потрясённо прошептала она.
Малфой на мгновение замер, встретив её взгляд.
— Я знаю. Мне жаль, — ответил он, нахмурившись.
Но он
не знал. Не понимал.
Гермиона попыталась объяснить:
— Раньше я так боялась, что причиню кому-то боль, — её голос звучал немного твёрже, но всё ещё местами дрожал. — Я всегда старалась не терять контроль. Не испытывать сильных эмоций, чтобы не…
Грейнджер прервалась, задыхаясь.
Будто кто-то проник в её тело и переломал каждую косточку в груди, погружая её в пучину непереносимой боли.
Она была счастлива.
Вчера она была счастлива.
И сегодня она
была счастлива.
А теперь она уже не думала, что
когда-нибудь снова сможет стать счастливой.
Гермиона сдавленно всхлипнула.
Она дышала всё быстрее и быстрее, и при каждом вдохе её яркой красной линией пронзала острая вспышка боли, затмевающая всё вокруг.
Грейнджер читала «Историю Хогвартса» снова и снова, запоминая целые абзацы, пока не смогла закрыть глаза и мысленно воспроизвести замок; пока не поверила, что поедет туда и всё наконец-то станет хорошо.
Что она будет на своём месте, когда окажется там.
Каждую ночь она лежала в своей кровати и сжимала в ладонях палочку, чтобы чувствовать свою связь с магией. Потому что только так можно было поверить, что теперь это её реальность. Что для неё в мире нашлось место и скоро всё наладится.
Но оказалось, что в том мире для неё никогда не было места. И никогда
не будет.
— Грейнджер, — голос Драко, твёрдый и непоколебимый, ворвался в непроглядный туман её мыслей. — Тебе нужно это прекратить.
Гермиона непонимающе моргнула.
Лицо Малфоя было мертвенно-бледным.
Что, по его мнению, она должна была прекратить? Прекратить расстраиваться? Неужели он и правда думал, что это было в её силах? Но прежде, чем она успела что-то ответить, уши заполнил громкий дрожащий звук искорёженного металла. Девушка подняла голову в попытке обнаружить источник шума и только тогда поняла, что архив исчез, поглощённый непроницаемой темнотой.
Она посмотрела вниз. Магия вытекала из её тела, проникая сквозь кожу и наполняя воздух. Они с Драко стояли в эпицентре урагана.
Пространство вибрировало, а монотонный гул становился всё громче.
Грейнджер покачала головой.
— Я не…
Но это была она.
Магия вытекала из неё, но Гермиона не могла понять, когда именно потеряла контроль.
— Ну же. — Драко наклонился ниже и, сжав плечи Грейнджер, потянул девушку наверх. Коснувшись пальцами её лица, он откинул густые каштановые волосы назад и заглянул ей в глаза. Гермиона видела, что он старается сохранять спокойствие. — Тебе нужно построить стену.
Но какое отношение к происходящему имела стена?
Малфой снова сжал её плечи, словно пытаясь успокоить, как вдруг их обоих заставил вздрогнуть ещё один металлический скрежет.
— Мысленно представь стену. Построй её кирпичик за кирпичиком с помощью своей магии. Возведи её вокруг всего того, что ты не хочешь чувствовать.
— Что? — Голова Грейнджер стала лёгкой. Но на плечи и грудь давила свинцовая тяжесть.
Она едва ощущала руки Драко.
— Мне очень нужно, чтобы ты сделала это для меня, — настаивал он. В его голосе проскальзывало напряжение.
Гермиона попыталась отстраниться. Почему он расстроен? Это она должна расстраиваться!
Они сделали это нарочно.
Сколько детей? Все они были детьми.
Всем ещё не исполнилось и десяти.
Осознание оглушительным рокотом гудело в ушах, пока ей не начало казаться, что голова просто расколется от такого напряжения.
Хотелось убежать.
Она сделала попытку отцепить от себя Драко, но тот не отпускал, будто намереваясь вернуть себе её внимание.
— Грейнджер, посмотри на меня. Ты же считаешь, что будешь лучшей во всём, если тебе дать шанс научиться. Так вот я сейчас тебя учу. И ты сможешь это сделать, но придётся
постараться.
О чём он вообще говорил?
Магия в воздухе скоро разорвёт её на части.
Лицо Малфоя ускользало из фокуса.
Он всё ещё говорил о стенах.
Гермиона не хотела строить стену. Она хотела кричать.
Воздух вокруг них готов был разбиться вдребезги.
Она причинит кому-то боль. Родители её предупреждали.
И это окажется Драко.
Как и сказал Снейп, последствия будут необратимы и губительны.
И Драко будет ближе всех.
— Отпусти меня. — Она попыталась вывернуться, но Малфой обхватил её за плечи и прижал к своей груди.
— Послушай, я не могу вывести тебя отсюда с помощью аппарации, — произнёс он на ухо Гермионе, рвущейся из его рук. — Ты должна сохранять контроль, пока мы не выберемся наружу.
Аппарация.
Все её мысли сосредоточились на этом слове.
Конечно. Она смогла аппарировать в Хогвартсе, несмотря на защитные чары. Значит, она сможет аппарировать и из архива.
Если она уйдёт, он будет в безопасности.
Она должна сделать это сейчас.
Магии вокруг было так много, что Гермиона едва могла её сдерживать.
Грейнджер закрыла глаза и почувствовала, что выпадает из реальности. Последнее, что она услышала, когда всё вокруг неё исчезло, — это крик Драко.
А дальше — падение.
Она снова падала, но не могла издать ни звука. Чтобы кричать, нужно обладать материальной физической оболочкой, быть осязаемой.
Но ей нужно было закричать.
Грейнджер с такой силой ударилась о землю, что чуть не сломала себе рёбра. Её разум пытался подстроиться под ситуацию, в то время как магия продолжала рваться наружу.
Она поднялась на колени.
«Они сделали это нарочно. Они специально оставили тебя одну. Тебя и всех маглорождённых.
Им всегда будет наплевать на вас!»
Гермиона закричала. Ярость неумолимым потоком лилась из неё, словно огонь её души мог спалить всё вокруг дотла.
Сейчас она была похожа на хвосторогу на арене. Ненависть, чёрная, как чернила, поднималась в её груди. Сейчас Гермионе бы хватило сил уничтожить весь мир своей злостью.
Все эти маглорождённые.
Они ведь были всего-навсего детьми.
Детьми, которые не понимали, почему отличаются от остальных. Детьми, которые попросту не умели контролировать свои эмоции.
Гермиона так и продолжала кричать, пока связки окончательно не сдались, а в лёгких совсем не осталось воздуха. Сделав новый вдох, она чуть не задохнулась от дыма.
С трудом преодолевая кашель, Гермиона открыла глаза, и перед ней предстала картина обуглившейся и разрушенной местности. Она буквально стояла на коленях посреди кратера. Словно сюда недавно упал астероид и испепелил всю окружающую природу.
От земли и обломков поднимались волны жара, а деревья и верхний слой почвы сгорели дотла. Раскол выглядел так, словно кто-то воткнул в грунт острые когти и вырыл оттуда всю землю. Перед Грейнджер виднелась борозда, размером не менее чем полметра шириной, которая уходила далеко вдаль. Ей не было видно конца.
Гермиона смотрела перед собой и испытывала лишь глубокое чувство удовлетворения.
Она ощущала себя Смертью, своего рода расплатой, которую мир слишком долго избегал.
Хотя возможно,
она и была их наказанием.
Возможно, она
всегда была наказанием.
Эта мысль внезапно вспыхнула в её сознании, словно в голове чиркнули спичкой, и приятным теплом растеклась вниз по рукам и до самых кончиков пальцев. Это чувство воспламенило всё естество Гермионы, и она охотно поддалась этому ощущению: она сделала медленный вдох и широко раскинула руки, пытаясь удержать его.
— Чёрт...
У Гермионы перехватило дыхание, а магия с такой силой ударила ей в грудь, что в глазах потемнело. На неё как будто вылили ведро ледяной воды.
Когда Грейнджер всё-таки решилась обернуться, мир вокруг кружился и покачивался. В нескольких шагах позади неё стоял Драко.
Он выглядел так, словно вот-вот потеряет сознание: лицо посерело, а глаза распахнулись в чистом ужасе.
Как он здесь оказался?
Она всё это время думала, что была одна. Она ведь могла убить его.
— Как ты... Откуда ты взялся? — только заговорив, Гермиона поняла, насколько сильно у неё болит горло. Создавалось впечатление, что ей вскрыли его острыми когтями.
Малфой же лишь ошеломлённо уставился на неё в ответ.
— Я провалился вместе с тобой. Ты упала, а я… пошёл за тобой.
Голова болела настолько, что перед глазами всё плыло. Он видел. Он не должен был оказаться тут. Не должен был застать её в таком состоянии. Не должен был своими глазами лицезреть всю эту ненависть и обиду, что сидела в ней. Не должен был увидеть её рану.
Гермиона попыталась привстать, но ноги её не держали. Тело онемело и не слушалось. А шок тем временем ослабевал, и она начинала постепенно осознавать реальность.
Одна вещь была совершенно очевидна.
— Меня сейчас поймают, — прошептала Грейнджер и устало рассмеялась.
Снейп давал ей месяц. Она продержалась всего девять дней.
А ведь Гермиона и в самом деле думала, что окажется намного умнее, чем остальные. Она думала, что будет лучше них.
Так глупо.
Она не дожила даже до Третьего испытания. Её смех становился всё более громким. Надрывным. Почти истеричным.
Час назад она была так счастлива. Ей казалось, что она всё поняла. Что смогла исправить все ошибки в своей жизни, познакомившись с Драко.
Грейнджер не могла перестать смеяться.
— Прекрати.
Он схватил её за запястье и потащил на себя, закидывая руку себе на плечо. Гермиона была слишком слаба, чтобы сопротивляться; она лишь беспрестанно качала головой. Её истеричный смех стал стихать, хотя в груди всё ещё бешено стучало сердце.
— Уходи, — извиваясь в его руках, прошептала Грейнджер. Ей казалось, что она истекает кровью.
В глазах всё плыло.
Драко же лишь сильнее притянул девушку к себе.
— Мы должны выбраться отсюда, пока никто не появился. — Он оглянулся, и в его глазах читалось явное напряжение. И почему ей раньше казалось, что эмоции Малфоя сложно разгадать?
— Ты знаешь, где мы?
Гермиона ошарашенно заозиралась, пытаясь найти хоть какую-то подсказку.
Пространство вокруг всё ещё кружилось, поэтому Грейнджер пришлось приложить последние силы, чтобы сосредоточиться. Она не чувствовала рук и ног — так сильно они онемели.
— Лес Дин, — тихо произнесла она. — Я как-то давно была тут в походе.
— Ну, возможно, нам повезёт и они спишут это на появление обскура.
Гермиона снова засмеялась — вышло немного истерично, — а затем тихо всхлипнула и прижалась к груди Драко.
Тот обнял её хрупкое тело в ответ и аппарировал, чего она даже не заметила.
***
Гермиона рывком проснулась, похолодев от ужаса.
Она попыталась вскочить с кровати, но оказалась прижата к месту чем-то тяжёлым. Непонятный груз давил ей на живот, не позволяя пошевелиться.
Ну вот. Её всё-таки поймали.
Она в министерстве. Должно быть, её схватили, когда она была без сознания.
Где Драко? Если он был с ней, что они сделали с ним?
Её что-то удерживало. Девушка принялась брыкаться, но всё равно так и не смогла освободиться.
Что-то обхватило её за плечи.
Гермиона начала кричать, стараясь ногтями соскрести тяжёлые путы; магия бурлила в ней неконтролируемым потоком.
— Это я! — раздался голос Драко у неё над ухом. — Перестань! Это всего лишь я!
Услышав, что это он, Грейнджер замерла на месте; комната наконец-то начала обретать фокус.
Гермиона лежала на кровати в их гостиничном номере, завёрнутая в простыни. Её кот разглядывал её сквозь темноту, и его глаза казались маленькими раскалёнными угольками. Он так вырос за всё это время.
Гермиона чувствовала его магию. Это успокаивало — между ними всё ещё была магическая связь. Всё в порядке, она зря паниковала. Сердце исступлённо колотилось в груди.
Теперь, когда леденящий страх отступил, силы начали её покидать.
Она снова опустилась на матрас.
Кот периодически вздрагивал и мерцал, своими колышущимися движениями больше напоминая тень. Похоже, он стал ещё больше.
У Гермионы болело абсолютно всё.
Ощущения были даже хуже, чем в то утро после самого первого использования черной магии. Её как будто освежевали, содрав тонкий слой кожи со всей поверхности тела. Невыносимая боль пронзала насквозь.
— Всё в порядке, — раздался тихий голос Драко где-то у неё над ухом. Гермионе стало интересно, кого он пытается сейчас в этом убедить — её или себя.
Малфой лежал рядом на кровати. Она не могла различить ни единой чёткой эмоции на его лице. За последнее время она уже привыкла читать его как открытую книгу, но теперь эта близость между ними исчезла.
Гермиона так и продолжала смотреть на него, но Драко не выдержал и первым отвёл взгляд.
Даже если бы сейчас он придумал какую-то убедительную ложь, она бы ему ни капли не поверила. Если бы всё было в порядке, то сейчас они бы точно вели себя совершенно по-другому: он бы ругал её, говорил, какая же она идиотка, потому что не контролирует свою магию, что её наверняка сейчас ищет министерство.
Но Малфой молчал. Он ничего не сказал за всё это время, даже какую-нибудь ерунду, что нужно мысленно строить стены.
Он вообще ничего не говорил.
— Я привёз тебя сюда, потому что не знал, куда ещё пойти, — наконец произнёс он. — Завтра нам нужно будет вернуться в школу, иначе наше отсутствие может вызвать вопросы. Ты использовала слишком много магии после потери контроля, из-за чего у тебя случился шок. Ты была без сознания несколько часов.
Гермиону так и подмывало ответить что-нибудь в стиле «ну и оставил бы меня там», потому что она знала, как это действовало ему на нервы. Возможно, в такой ситуации он хотя бы накричал на неё. Всё лучше, чем
вот так.
Она хотела бы сейчас услышать его ругань, но теперь у него на лице была лишь непроницаемая маска. Тот Драко, которого она недавно узнала, исчез.
Хотя Малфой и наблюдал за ней всё это время, в его взгляде читалось ледяное безразличие.
Гермиона знала, что совершила ошибку. Она потеряла контроль над собой, претворив в жизнь свой самый страшный кошмар. Вся накопленная ярость, которую она так тщательно старалась подавить, наконец выплеснулась наружу. Разорвала её на куски и полностью поглотила.
Гермиона чувствовала в себе перемены. Как будто эта злость что-то полностью перевернула в её сознании, в корне изменив личность. Она уже ощущала, как магия поднимается внутри, причиняя ноющую, словно от ожога, боль. В сердце бурлила непрекращающаяся ярость, которая, казалось, была размером с космос.
Грейнджер уже стало казаться, что она и не человек вовсе. Она — это незаживающая рана.
И её предназначение в том, что уничтожить саму себя.
Рука Гермионы немного дёрнулась, когда она инстинктивно попыталась сдержать этот напор эмоций, подавить его. «
Не думай об этом. Ничего не испытывай». Ведь это то, что она умела делать в совершенстве: проглатывать и усмирять свои чувства.
Но теперь их было гораздо больше, чем она могла в себя вместить.
Пальцы Драко прикоснулись к её пальцам, и она отдёрнула руку, удерживая жар в сжатых ладонях.
«
Не думай. Иначе ты снова потеряешь контроль».
Гермиона попыталась отвлечься, сконцентрировавшись на других вещах. Это всегда помогало, когда она была расстроена.
— Как… построить стену у себя в сознании? — Ей стало интересно, почему Малфой всё твердил о стенах тогда в архиве.
Возникла долгая пауза.
— Ну, для начала необходимо избавиться от всех эмоций, — произнёс он голосом, далёким, как звезда. — Предполагается, что окклюменция должна защищать от чужого проникновения в твой разум, но она также может помочь очистить голову от мыслей и сосредоточиться. Ты используешь свою магию, чтобы убрать воспоминания, эмоции и всё остальное, что делает тебя уязвимой.
Окклюменция. То, чему Снейп научил Малфоя, чтобы тот смог выстоять в Дурмстранге.
А Драко всё продолжал говорить:
— Твоя задача — сделать разум спокойным и ясным. Почувствовать себя в безопасности. С помощью магии ты создаёшь барьер вокруг всего, что делает тебя слабой и что ты не можешь контролировать. Если не получается сразу, то шаг за шагом. Ты строишь стену, чтобы оградить себя от тех эмоций, которые ты не хочешь испытывать.
Так вот как он это делал. Теперь понятно, откуда эта отстранённость в его глазах.
Теперь Гермиона видела, что это была вовсе не маска. Несмотря на физическую близость, сейчас их разделяла непреодолимая стена, которую Драко построил между ними. Он просто-напросто отстранился.
В глазах что-то жгло от непролитых слёз.
Интересно, поможет ли окклюменция, если ей не удавалось контролировать саму себя. Если больше некуда было бежать и не было стены, за которой она могла бы отгородиться от гнева и своей магии.
***
Утренняя тишина угнетала. Вся та лёгкость, которой они достигли в общении, испарилась. Гермиона сомневалась, что Малфой спал этой ночью. Он уже проснулся, когда она встала. В его лице явно читалось напряжение. Драко не смотрел ей в глаза и молчал, но она чувствовала на себе его взгляд, когда отворачивалась.
Ей хотелось, чтобы он просто ушёл и отсутствовал не только в эмоциональном плане, но и в физическом. Однако Малфой, вероятно, боялся новой вспышки.
Гермиона чувствовала, что нашла шаткий баланс. Будто ей удалось сохранить равновесие на лезвии бритвы, которая тем не менее оставляла порезы на ногах.
Она контролировала себя.
Не потому, что научилась выстраивать стену, а потому, что задвинула все чувства и эмоции так далеко, что почти не ощущала связи со своим телом.
Грейнджер методично собирала вещи в полном молчании, игнорируя Малфоя, сверлящего взглядом её спину в ожидании любого намёка на нестабильное поведение. И вот, наконец, он вышел из комнаты.
Как только Драко скрылся за дверью, Гермиона повернулась к столику, где стоял стационарный телефон.
Несколько раз сглотнув, она взяла трубку, набрала номер и стала слушать гудки на том конце провода.
— Привет, — раздался мамин голос.
— Мам!..
Девушка прижала телефон к уху. Её голос дрожал, переполнённый чувством вины за то, что она никогда не хотела возвращаться домой; за все пустые оправдания, почему ей необходимо проводить все каникулы в Хогвартсе. А всё потому, что Гермионе было невыносимо оставаться дома несмотря на то, что родители старались для неё изо всех сил.
Она чувствовала себя неблагодарной. Рука тряслась так сильно, что пластиковая трубка стучала по подбородку.
«Нет. Не думай. Держи себя в руках».
— Вы дозвонились до квартиры семьи Грейнджер, — продолжил мамин голос, и у Гермионы замерло сердце от понимания, что с ней разговаривает автоответчик. Она сидела и слушала, как мама представляется и диктует номер стоматологической клиники.
Раздался длинный гудок, а затем тишина.
Она уже хотела повесить трубку, но остановилась.
Что, если всё это время родители с надеждой ждали, что их дочь, наконец, вспомнит о своём прошлом и не будет с головой уходить в новую жизнь. Они так старались, а Гермиона всё равно всеми силами избегала их последние семь лет.
— Привет, мам, — произнесла она дрожащим голосом. — Это я. Вы, наверное, уехали к бабушке на пасхальные каникулы. Нужно было позвонить туда, прости. Просто не могу вспомнить её номер. Я в городе, и тут оказался телефон, так что…
Грейнджер осеклась, но вновь заставила себя говорить бодро и жизнерадостно:
— В любом случае. В школе всё очень хорошо. Гарри и Рон передают тебе привет. Знаю, что задолжала тебе длинное письмо, но в последнее время было очень много домашней работы. Я просто… — Грейнджер сглотнула, — я просто хотела позвонить и сказать тебе спасибо за то, что ты никогда… никогда не относилась ко мне так, будто я плохая, будто со мной что-то не так, потому что я была… другой. Понимаешь? Ты и папа. Я знаю, вам было действительно тяжело, когда я была маленькой. Кажется, я никогда не говорила тебе, насколько важно для меня было то, что вы никогда на меня не сердились. — Горячие слёзы прочертили дорожки на её щеках. — Так или иначе, я думаю о вас и хотела убедиться, что вы знаете.
Гермиона сидела, сжав трубку в руке. Ей хотелось сказать больше, но она настолько привыкла практически всё скрывать от родителей, что сейчас ей было очень сложно подобрать нужные слова.
— В любом случае. Мне нужно идти. Я… я люблю тебя.
Отключившись, Грейнджер задумалась обо всех остальных маглорождённых детях.
Сюжеты в новостях о пожарах и взрывах газа. Другие местные «происшествия», упоминаемые в сводках, которые раньше казались такими неожиданными и случайными и так быстро забывались. Каждое такое событие теперь воспринималось иначе. Везде мерещился злой умысел.
Гермиона и раньше задавалась вопросом, почему в Хогвартс поступало так мало маглорождённых. Всего несколько в год. И её устраивало объяснение, что магия у маглорождённых — редкое исключение. Что это неестественно и неправильно.
Именно так и относились к маглорождённым. Как к аномалии, которую Волшебный мир благосклонно согласился терпеть. Будто с их стороны было истинным великодушием мириться с такими уродами, как они. С ошибками природы.
Сколько ещё такое будет продолжаться?
И ведь дело было даже не в чёрной магии. В отчёте её даже не упомянули в качестве одной из причин. Они просто не хотели маглорождённых.
Гермиона оказалась одной из счастливчиков, потому что у неё были родители, которые любили её настолько, что старались изо всех сил.
Они помогали ей контролировать свою силу, а не подавлять. Конечно, Гермиона всё равно её подавляла, но не до такой степени, чтобы полностью отрешиться от магии, оборвав эту связь. Из осторожности родители воспитывали дочь в изоляции, но они никогда не наказывали её за вспышки, не заставляли чувствовать себя нежеланной или ущербной. Они делали всё возможное, чтобы Гермиона не ненавидела себя, гордились ей и ободряли, когда она узнала, что является ведьмой.
Оглянувшись назад, она осознала, что, возможно, была всего на волосок от того, чтобы стать обскуром.
Потому что если обскури, паразитирующий на человеке, — это бездумная сила и беспорядочное разрушение, то чёрная магия — проявленное желание, необузданная мощь, движимая подсознанием, волей и самыми основными потребностями человека.
Разница между этими двумя явлениями еле уловима. Они были словно две стороны одной медали.
Орёл — живёшь. Решка — умираешь.
Ну, судя по её шансам, она всё равно умрёт.
Грейнджер сидела, погрузившись в раздумья, пока котёнок не запрыгнул к ней на колени, издавая ласковое мяуканье. Она провела пальцами по его спине. Он подрос. Теперь он был слишком большим, чтобы держать его в одной руке. Гермионе стало тоскливо оттого, как быстро он вырос. Она почти не уделяла ему внимания, которого он заслуживал.
Всё произошло слишком стремительно.
Котёнок действительно очень походил на настоящего кота. Только глаза горели странным огнём, а тело, если присмотреться, напоминало чернильную тень. Но если сильно не вглядываться, эти особенности были почти незаметны.
Когда Малфой остановился у двери с сумкой в руках, Гермиона мирно почёсывала голову своему фамильяру.
— Ты дала ему имя? — спросил Драко, не заходя в комнату, а наблюдая за порогом.
Грейнджер не подняла глаз.
— Я собиралась в шутку назвать его Эбисом. Есть цитата, что если ты смотришь в бездну, то бездна смотрит в тебя. Я подумала, это будет забавно. Но теперь хочу назвать его Джинксом. — Девушка подняла котёнка и посадила его себе на плечо. Тот нашёл баланс и, словно шарф, улёгся вокруг её шеи, почти скрывшись за волосами. — Люди всегда говорят, что чёрные кошки — это плохая примета, — произнесла Гермиона и взяла свою сумку.
Малфой напрягся.
— Это фамильяр, значит, он является продолжением тебя.
Грейнджер прошла мимо Драко.
— Знаю, поэтому и назвала его Джинксом.
Выезд из гостиницы прошёл гладко. Гермиона сделала вид, что не заметила, как после оплаты Драко наложил заклятие забвения на хозяина, внушив ему, что тот не заметил ничего странного и запоминающегося в их парочке, и приказав забыть всё необычное, чему тот мог стать свидетелем.
Через несколько минут они вышли на улицу и направились в переулок к своему обычному месту аппарации. Между ними царила невыносимая тишина.
— У министерства не должно быть причин подозревать тебя, — наконец резко произнёс Малфой, нарушая молчание. — Если мы будем вести себя как обычно, у них не появится причин связывать тебя с тем, что произошло в лесу Дин. У тебя ещё нет лицензии на аппарацию и нет никаких улик, которые могли бы привести к твоей палочке.
Грейнджер быстро кивнула, не глядя на Драко. При перемещении вместо того, чтобы предложить свою руку, он схватил её за локоть. Они снова появились в том же месте по дороге в Хогсмид. Казалось, что это было целую жизнь назад.
В Шотландии моросил дождь. Прохладный сырой воздух мгновенно проник сквозь одежду, вызывая мурашки. Обратный путь застилал густой белёсый туман.
На дороге было пусто. Их поездка закончилась, и, стоя там, Гермиона вспомнила всё, что хотела сказать ему до того, как всё пошло наперекосяк.
Может, она могла хотя бы…
— Иди вперёд, — заговорил первым Малфой. В его тоне чувствовалась отчуждённость. — Я должен встретить Петра на станции в Хогсмиде.
Чтобы не смотреть на неё, он оглядывал окрестности, слегка прищурив свои серые глаза.
Да, его же не должны были заметить вместе с ней.
Гермиона почти забыла, что теперь всё будет по-другому.
Когда они вернутся в замок, то снова будут вести себя как чужие. Им придётся. Потому что за Драко всегда наблюдают.
Какой смысл делиться с ним всеми своими глупыми идеями?
— Тогда до встречи, — произнесла она и пошла прочь вдоль дороги, чувствуя, как что-то сжимается в груди. Все её эмоции переплелись и запутались между собой, обречённые умереть, превратиться в пыль, как лианы, лишённые воды.
Это не имело уже никакого значения.
Это было не важно. Не так важно, как другие вещи.
— Грейнджер.
Гермиона остановилась, ненавидя то, с какой силой сердце застучало о рёбра, начиная биться всё быстрее; как оно затрепетало, стоило Малфою позвать её по фамилии.
Сейчас она жалела, что не поступила, как Драко, и не попросила обращаться к ней просто по имени. Она рассчитывала, что в какой-то момент он просто назовёт её Гермионой, как будто это было самой естественной вещью на свете.
Может быть, он ждал её разрешения, но она так и не дала его.
А теперь было уже слишком поздно.
И всё же она не могла не задаваться вопросом, как бы прозвучало её имя, если бы он произнёс его вслух.
Гермиона оглянулась через плечо.
Драко стоял на дороге, почти наполовину скрытый плотным туманом, и наблюдал за ней. Он заставил себя слегка улыбнуться.
Это была одна из тех фальшивых улыбок, которые не достигали его глаз и не отражались ямочками на его щеках. Но, по крайней мере, он встретил её прямой взгляд.
— Тебя не поймают, — произнёс он.
Малфой сказал это спокойно, будто констатировал факт. Словно не пытался убедить в этом самого себя, а принимал это как неопровержимую истину. Такую же неизбежную, как восход солнца после тёмной ночи.
В его голосе была твёрдая уверенность.
Гермиона заставила себя так же натянуто улыбнуться, но ничего не ответила на его слова.
Потому что Драко ещё не знал, что она планировала быть пойманной.
