Ardaran

      Только оказавшись внутри, Майтимо понял, что же такое представляет из себя карцер и почему Моргот назвал всего лишь неделю – по звёздным-то меркам срок крошечный! Потолок в помещении был таким низким, что эльда должен был мочь распрямиться лишь лёжа, но Майтимо, будучи не просто высоким, а очень высоким даже по нолдорским меркам, не мог распрямиться вообще никак, даже растянувшись из угла в угол и оказавшись головой или ногами прямиком над весьма понятного назначений дыркой, которую назвали вполне подходящим для Квенья словом parassa, произнеся его, правда, так, как делали наиболее молодые из Ваньяр, с переходом ss в свойственное Валарину "ш". Под парашей было на удивление пусто – похоже, раньше здесь никого ещё не держали…       Свет отсутствовал как таковой. Темнота была настолько кромешной, что глаз попросту не мог к ней привыкнуть и ориентироваться было реально только на ощупь. Уровнем выше находились какие-то постоянно грохочущие аппараты – спать было решительно невозможно. Из-за них же, наверное, стояли и дикие жарища да влажность. Похоже, что этот… Карцер разместили в таком месте совершенно специально.       Майтимо кормили, и кормили отменно (судя по всему – тем же самым, что ели и местные), но он никак не мог понять, сколько же прошло времени. Либо темнота и грохот так сильно ударяли по чувствам, либо пищу совали через дверцу намеренно нерегулярно, дабы сбить ритм ещё больше. Довольно изощрённая пытка. Ещё вероятно, что Моргот, как ему и свойственно, соврал – принца посадили не на неделю, а на срок куда больший.       Сбивают ли намеренно чувство времени? Сбилось ли оно? Насколько сильно? А сколько, собственно, прошло? И, главное, сколько должно пройти?       Нельяфинвэ пытался вызвать хоть какую-то реакцию от охраны – он лупил по металлической дверце, разбив в итоге костяшки пальцев до крови. Ответа не было; вероятно, что не стояло и самой охраны, да и, признаться, грохот сверху был много громче. Не факт, что та, даже если была, услышала бы эти удары. Ещё на входе Майтимо подметил, что дверь была тройной и ещё занавешивалась – специально от света, чтобы ни малейшего луча не проникло сквозь стены. А ещё внутри со временем стало безумно душно – приток воздуха случался редко, лишь вместе с пищей. Так же и отток. Задохнуться было, конечно, нельзя, но дышать было не только сложно, но и крайне противно. Эльфийское дерьмо, обычно сухое и потому не пахнущее от слова "совсем", пропитывалось здесь стоящей в воздухе водой и пасло на весь карцер.       Когда большая дверь наконец-то открылась и орочьи руки вытащили полубессознательного Нельо наружу, подумалось, что прошла не неделя – минимум месяц! Вынесенный из коридора Руссандол был брошен на пол, где блаженно растянулся и застонал вперемешку с глубоким, сбитым дыханием. – Славь Ардарана, тебя выпустили на день раньше, – прозвучал недовольный женский голос, в обладательнице которого почти ослепший от показавшегося безумно ярким света Майтимо узнал Лутиэн. – Славь Ардарана, или отправишься обратно ещё на восемь дней.       Возвращаться в уже провонявшую камеру ещё на восемь дней? А ведь она стала такой не сразу, а Майтимо уже еле жив… – Слава, – протянул Нельяфинвэ, но всё же не сломался. – Слава Нолдорану Куруфинвэ Феанаро! – Мёртвых славить не запрещается, – в голосе принцессы прозвучала издёвка. – Но Ардарана всё-таки славь.       Они узнали, что отец мёртв?! Им рассказал Лайквенесто? Вряд ли, он ни за что б не сломался и наверняка бы понял, что это лучше держать в тайне. – Откуда? – выдал Майтимо и лишь затем в голову пришла мысль, что на него сейчас могли просто давить…       На лице принцессы отразился шок. "Во дура-а-а-к!" – укорил себя Майтимо. Он всё испортил! Случайно, по глупости выдал! И Нолдор погубил тоже он. Видел уже оружие, знает, что погубил. – А мы думали, – Лутиэн быстро сбросила оцепенение и пояснила, – что он сбежал с твоими братьями, когда ваше "войско" побросало свои ножички и попыталось убежать назад через Льды и на всём, что ещё могло плавать.       Да. Пожалуй, что так и случилось. Пропало абсолютно всё! А раз так, то что терять? Обратно-то точно не хотелось. – Слава Королю Арды, – Майтимо сказал это тихо, не забыв мысленно прибавить "Манвэ Сулимо". – Слава Ардарану. – Молодец, – похвалила принцесса. – А ещё тебе следовало бы извиниться передо мной. – А за что? – Моргот, конечно, говорил что-то такое, но всё равно не было ясно, что именно Майтимо сделал такого конкретно ей. – Ты напал на Ардарана. – Я извинюсь перед ним. – Ему ни к чему твои притворные извинения. Он, знаешь ли, не любитель формальностей, да и уже простил тебя, сказав, что в такой ситуации нет слова "напал", есть слово "не был вовремя скручен". – То есть я должен извиняться перед тобой за то, что тебе влетело от Моринготто за то, что ты не удержала меня? – Майтимо и сам не знал, зачем это спрашивал, ибо сам такой дискус казался предельно странным и неуместным. – Твоё удержание входило не в мои обязанности. В мои обязанности вообще мало что входит. Нет, не в этом дело. Видишь ли, ты напал почти вооружённый, неожиданно, на безоружного и с тобой говорившего. Знаешь, кто так поступает? Так поступают глупые дети в Семиречье. Как сказал бы Мелькор – малолетние дебилы. Теперь я, кстати, полностью поняла, что он имел в виду, когда говорил, что малолетний дебил – это не возраст в паспорте, а состояние ума.       Занятная история. Лутиэн взяла некоторую паузу. – Так вот, знаешь, чем ты отличаешься от детей Семиречья? Ты взрослый, рыжий и твоё имя начинается на "май". Ты не представляешь, как мне захотелось с тобой пое*аться.       Что?! – И ты, конечно же, никогда не сможешь представить, как я была разочарована, когда увидела, что в тебе так много общего с оссириандскими детьми. С ними, как ты можешь догадаться, мне заниматься сексом не хочется. Ну и где я теперь найду себе второго рыжего на "май" в компанию к Майрону? Тьфу на тебя, с-собака, – принцесса раздражённо отвернулась. – Вставай уже, простудишься на каменном полу после сауны своей говённой. E puigo a thogo na Melcha, – скомандовала она оркам. – Im na lâb. – Ni naw, Ar-Lúthien! – орки выполнили странный жест и увели пленника, едва успевшего самостоятельно подняться на ноги.       Ангбанд, как и ожидалось (в своё время о местной архитектуре кое-чего поведали воевавшие против Моргота майар), оказался полностью подземной крепостью с довольно просторными коридорами и абсолютно невменяемой планировкой. Кого только не заметил ведомый орками Майтимо! Здесь, посреди шума, гама и, казалось бы, совершенного хаоса, сновали с какими-то странными чертежами местные эльдар и авари, а также, еле-еле расходясь друг с другом даже в столь крупных площадях, носились с ящиками и странными деталями орки. Освещение было необычным – здесь ярко горели хитрые масляные лампы; Нолдор тоже имели подобные, но предпочитали свечи и факелы в силу несовершенства первых, местным явно уступавших во всём, кроме красоты отделки. Нэри и нисси здесь одевались одинаково – это бросалось в глаза даже сильнее, чем некоторые на удивление открытые одежды, для здешней температуры, впрочем, весьма подходящие.       Бани же оказались здесь просто гигантскими – было видно, что представляют они собой явный новодел и что как минимум украшали их точно эльфы. Больше всего внимание привлёк не здоровенный бассейн с проточной водой, в котором одновременно купались и нисси, и нэри (говорили, что для Оставшихся такое в порядке вещей, а само сооружение по меркам валинорских Нолдор было не столько сложным, сколько банально ненужным), а сложный душ со сложной лейкой и не менее сложным краном, глядя на который Майтимо невольно задумался о том, откуда же в них и как подаётся вода, особенно – такая горячая. А ещё было интересно то, куда же она из этих решёток в полу утекает и то, как эти тоннели для труб были прокопаны в сплошной породе. Где-то выше должны быть, несомненно, резервуары, как минимум два, и один – с подогревом. Это очевидно и вопросов не вызывает. Вопрос вызывает другое. Что же является источником воды в этих самых резервуарах? Не похоже, что её туда вёдрами таскают, учитывая, что Майтимо аж дважды заметил, как местные попросту не закрывали за собой кранов. Довести эльдар до такой степени наплевательства может либо явный переизбыток ресурса, либо какое-нибудь особо изощрённое искажение, коему здесь, впрочем, быть совершенно незачем; вон, даже просьба-табличка висела аж с тремя надписями – какими-то рубленными рунами, рунами помягче и отцовским Тенгваром прямо на Квенья.       Внутрь орки не вошли – остались дежурить у дверей. Вход им был, похоже, заказан, а деваться из помещения всё равно было некуда, да и проскочить незамеченным с таким цветом волос вряд ли бы вышло, так что Майтимо не очень-то торопился, дивясь количествам дармового мыла, выложенного в общее пользование. В Валиноре мыло ценили, пусть в нём и не было недостатка; тут оно пахло несколько хуже, но количествами кусков и удобством их формы превосходило все возможные ожидания. Судя по полной одинаковости выбитых надписей, делалось оно как минимум не полностью вручную, отчего и существовало в подобном множестве.       Очень хотелось спать. Рана, перед отправкой в карцер всё же перевязанная стражей, уже заросла и не мучала болью уже довольно долго, но грохот всё равно не давал нормально выспаться – за последние, видимо, сутки Нельо впадал в пару раз в забытье, но оно не приносило отдыха и завершалось через считанные минуты со следующим сбоем мерного ритма работы неведомых машин. Горячие струи убаюкивали, и Майтимо казалось, что он вот-вот упадёт, не удержится на ногах и уснёт прямо здесь, на полированном наклонном мраморном полу. Вряд ли здесь разрешено спать. Да и хуже будет.       Имелись и общие полотенца, которые, правда, оказались намного хуже валинорских; возле них обнаружилась ещё одна табличка, просящая не использовать их без необходимости и при возможности иметь при себе собственные. Вот ей местные следовали целиком и полностью.       Уже ближе к выходу в одном из квенди Майтимо с удивлением узнал Нолдо, да не абы какого, а самого Лайквенесто. Тот, впрочем, тоже не прошёл мимо и так цеплявшей взгляды высокой медной макушки. Почти до слёз радостно обнявшись и даже не пытаясь обмениваться и так ясными приветствиями, они разошлись на расстояние вытянутой руки и не веря в реальность такого уставились друг на друга. Накатывающий сон как рукой сняло, пусть и ясно, что на совсем недолгое время. – Тельво. Что с Тельво? – первым спросил Нельяфинвэ. – Телуфинвэ в полном порядке, – поспешил успокоить Майтимо целитель. – Сейчас я тороплюсь, ибо занят ранеными – их довезли только недавно. – Сколько прошло дней? – Шесть. Тебя выпустили на день раньше. Ты не представляешь, как боялся за тебя Тельво. Нас никто и пальцем не тронул. – Не может быть! – воскликнул Майтимо. – Может, – Лайквенесто поджал губы, погрустнев. – Но есть и плохая новость. Очень. – Мы разбиты, – скорее утвердил с кивком Руссандол. – Не только, – целитель помрачнел ещё сильнее. – Погиб кто-то из братьев? – на лице Майтимо не осталось ни следа от только что кое-как пробивавшейся улыбки. – Питьяфинвэ. Тельво всё ещё не пришёл в себя. Соболезную. – Как? – Руссандол догадывался и понимал, как и когда, но не мог не задать вопроса.       Это могло произойти когда угодно. Он мог погибнуть ещё на своём корабле. Он мог погибнуть на берегу. Он мог погибнуть в том дымном пожаре. Он мог погибнуть от того громкого взрыва, раздавшегося на берегу… Мог погибнуть и позже… – Не знаю, – Лайквенесто покачал головой. – Нам об этом не рассказали. Знаю лишь, что не позже второго дня, – ненадолго повисло тяжёлое молчание. – Я и вправду спешу. Майрон… Ты его помнишь? Он за этим следит строго, хотя и сам всегда где-то занят. – Скажи, – довольно жёстко потребовал Майтимо, – ты ведь наших лечишь? Не их? – Наших, конечно. К своим-то они Нолдо ни за что не пустят. У них и свои… врачи имеются. Если тебя вдруг отпустят, мы с Телуфинвэ на третьем ярусе правого крыла, галерея… Как по-нашему будет-то? Ампа? Амбар? В общем, чистое "а", там здоровый треугольник с перемычкой посередине нарисован, они гласные как согласные записывают, в один ряд. За ним – дверь двенадцатая, но на самом деле шестая слева. Слева. Там номера есть, наш как стебель для долгой гласной и справа от него как Ламбе перевернуть и отзеркалить, – затараторил Лайквенесто. – Погодь, а как третий ярус-то найти? – По карте, тут висят на углах под стеклом. Третий ярус у них тоже пронумерован, почти как наше Эссе перевёрнутое. При первой же возможности выучи их алфавит и цифры, всё предельно простое, пусть и взято явно с потолка безо всякой логики составления знаков. Тенгвар они иногда пишут, но наших цифр Моргот сюда не принёс. Их, признаться, компактнее. – Понял, – кивнул Майтимо. – Ты правда веришь, что отпустят? – Кто их знает, – развёл руками целитель. – Иногда пускают погулять, но за периметр траншеи… Окопа, как они говорят, не выпускают. В кого-то уже стреляли. Они вообще странные, десятками считают.       Феанор когда-то пытался так делать – сказал, что пальцев на руках десять, значит, и считать десятками логичнее, чем по двенадцать. Пальцы-то вот прямо тут. А где первые квенди, от числа коих эльфийский счёт? Затея отца, впрочем, провалилась и широкой известности не приобрела, но Моргот о ней как минимум слышал и как-то раз даже ей восхищался. Тогда казалось, что подлизывался, но теперь почему-то мнение изменилось. Не ясно, кстати, в какую сторону – отец-то в итоге от идеи отказался по причине того, что результаты простых делений набора получались кривыми. Двенадцать нацело делится и на два, и на три, и на шесть, а десять – только на два и на пять. – Ну, – Нельо вновь обнял старого друга, – Даст Единый, свидимся снова. А пока – про… – Не стоит. Не стоит прощаться. Прощались уже перед переправой, видишь, что вышло. Я побежал. Свидимся, даст Единый, – Лайквенесто со всех ног рванул на выход, оставив на скамейке полотенце, которым до встречи заканчивал промокать волосы.       Почудилось, что на белой ткани остались алые пятна. Их не было там; да и откуда взяться крови на волосах целителя, обязательно убранных и заплетённых? Тем более – только что вымытых. Но всё же, дорого ли строила Лайквенесто эта задержка? Даже не так – лишь Лайквенесто ли стоила чего-то эта задержка? Или кто-то из Нолдор отдал жизнь за их право поговорить, обняться и помолчать? Вышедшего к оркам прочь из бань Майтимо мутило от этой мысли. Одно дело – вести воинов в бой. Отец всегда говорил, что не бывает победы без жертв, и не любая победа оправдает принесённые жертвы. Воины, идущие в бой, готовы на жертву. Они знают, что она не будет напрасна; они доверяют тому, кто ведёт их на гибель. И ладно бы так, но тут – какая тут победа? Минутный разговор. И неизвестно, есть ли за него цена. Неизвестность пугала до дрожи.       Выйти из бань пришлось без всего, лишь в одном полотенце – одежда, залитая потом и превратившаяся в зловонные тряпки, была оставлена на входе, а новой не нашлось. Доспех конфисковали гораздо раньше. Один из конвоиров, впрочем, не растерялся и подал замену, вопросов о принятии коей, конечно же, не стояло. То оказалась – вот ирония! – белоснежная рубаха до щиколоток, такая же, как шестью днями раньше у Моргота. Или не рубаха? Нет, не рубаха – застёгивался только воротник, жёстко торчавший стойкой, а само всё одевалось через голову. В тот раз такой изыск не был заметен. Ну и такие же белые под неё штаны, конечно. В качестве обуви дали сандалии.       Орки провели Майтимо вглубь Ангамандо – лестницы были пологие, широкие, разной длины. Тут не было чётких этажей – наличествовали намёки на попытку их разметить, но совершена она была явно постфактум, уже после того, как кто-то особо умный просто принялся копать во все стороны, не заботясь о том, как будущие помещения впишутся друг в друга, влезут ли на такой высоте друг от друга и под такими углами. Кое-где имелся и новострой, куда более ровный и систематизированный; в одной из комнат такого коридора и ждали Майтимо Моргот с тёмным майа Майроном и несколькими эльфами-охранниками. Это, наверное, даже не Синдар – чистые дикари-Авари, вон, какие глазища!       На входе один из орков повторил тот самый странный жест: – Ар-Лутиэн приказала передать, что отправилась в лабораторию! – Свободны, – отмахнулся Моргот.       На этот раз он был в той же самой сложной охотничьей одежде, что носили многие местные, не в каком-то безумном костюме. У Врага Мира остался лысый шрам на правой брови, но в целом Моргот выглядел не очень-то пострадавшим. Видимо, не всё так просто, как показалось сначала. Да и не стоило надеяться на обычную чеканку – у неё даже при хорошем ударе глубина проникновения будет никакой… Тут бы специальный шип или лезвие, как на орочьих доспехах, какими их майар описывали, да кто ж знал, что так выйдет? – Ну что, – начал с лёгкой улыбкой он, – поздравляю тебя, Нолдоран Нельяфинвэ Руссандол Феанарион.       Называть столько имён подряд – очередная странная манера местных? Или просто какой-то ход? Майрон, кстати, поспешил свернуть карты. Им явно было, что скрывать. Быть может, не всё так плохо? Быть может, кто-то ещё остался? Не все разбиты? – С чем же? – Майтимо сохранил внешнее спокойствие, пусть и был удивлён тем, что Моргот уже знает о гибели отца, а дрожь снова пробежала по всему телу. – С коронацией, конечно, – в руках Врага Мира появились платок и тонкий золотой обруч с бриллиантами.       Двое продавшихся Морготу мориквенди тут же подскочили к Нельяфинвэ и схватили того с боков, не давая поднять руки. Сам же Вала, вальяжной походкой выйдя из-за стола, зашёл Феанариону за спину и аккуратно водрузил на голову сперва престранный белый платок, а потом, как-то перекинув один из его концов, положил поверх придававший его к голове обруч, простенькую диадему. Майрон же взял со стола заранее заготовленное зеркало и с первой попытки подставил оное так, что Нельо увидел собственное отражение. Тренировались, сволочи! – А ну-ка, поприветствуйте! – задорно потребовал отстранившийся Моргот, и его охранники, отойдя, грянули: – Ai Aran Gelydh Ar-Maedhros! – грянули голоса на местном наречии.       Враг Мира же вяло похлопал в ладоши. – Как тебе? – спросил он. – Пожалуй, стоит представить тебя твоему народу. Майрон, стучи по Осанвэ и сейчас же тащи в Большой Зал Лутиэн с Гауданом. Потом свой НУР дорисуют. А вы, – Моргот обратился к двоим из охранников, – сгоняйте за остальными. Пусть Лангон дует в свою дудку. Так, снимай давай. Не боись, воротим, просто при всех наденем. Это была так, примерка. Всё. Погнали, чего кота за яйца тянуть.       М-да, Моргот явно был либо навеселе, либо опять изображал что-то предельно невразумительное. Сам он куда-то скрылся вместе с рыжеволосым майа; Нельо же прочь вывела его охрана. Вновь вели его по коридорам, и на сей раз куда дальше от новостроя. Буквально через два коридора – и вот уже кривые этажи, где в стенах виднеются остатки мудрёной системы освещения едиными лампами на жиру. Потолок там дочерна закопчённый, пусть кое-где и почищен – например, возле пункта назначения. Майтимо ввели в зал не через огромные ворота – он прошёл через небольшую дверцу вдали от них и оказался, похоже, в помещении для подготовки. Большом, двухэтажном и… Пустом, разве что с креслами, столом и средней степени паршивости древним диваном. Со второго этажа был выход на балкон, который, несомненно, выходил в тот самый Зал.       Ждать пришлось долго, не менее часа; удалось даже немного поспать в кресле. Моргот и его свита явились через другую малую дверь, выходившую, судя по всему, либо в какие-то тайные проходы, либо, что ещё банальнее, просто в другой коридор. Одного взгляда на процессию хватило, чтобы понять, почему ожидание было столь долгим.       Враг Мира снова облачился в тот дурацкий костюм. Его свита носила то же самое, что надели на самого Нельо за одним исключением – они поверх рубах носили ещё и искусно расшитые золотом накидки. Майрон и Лутиэн не покрывали голов – первый подвязал волосы белоснежной лентой так, как делали это кузнецы, а вторая, напротив, собрала длинные пряди в пышный хвост на макушке. В Валиноре Майтимо такого не видел, а ведь это было... Красиво? Да. Пожалуй, что даже очень – прибранные один к одному волоски блестели в ярком свете ламп и не скрывали идеально пропорциональных черт головы эльдиэ. Что-то такое было и в предельно простых серьгах – огромных, но тонких золотых кольцах. Такие же простые браслеты подчёркивали ломкие на вид запястья, а лебединая шея – воротник-стойка отсутствовал, имелся красиво оформленный треугольный вырез – была охвачена изящной цепочкой всё того же проклятого ангбандского золота.       Лангон выглядел всё так же мерзостно, как и при первой встрече, а Тхурингветиль напоминала другого тёмного майа, разве что волосы у того были серые и прямые, а не чёрные и вьющиеся. Его – и ещё одного, куда более яркого – Майтимо видел впервые. Этот яркий, с фиолетовыми кудрями и отливающими зеленью глазами, походил скорее на женщину и носил длинные, тяжёлые серьги со светящимися фиолетовыми бриллиантами. Изящный, воздушный венец на платке и шитьё на накидке были серебряными. Среди свиты вошёл и эльда, широкоплечий Телер непримечательной внешности. У него имелось обручальное кольцо, такое же, как у Лутиэн. Последними явились четверо одетых в парадно-белое знаменосцев – двое в белых и двое в ярко-розовых, режущих глаза беретах; чёрно-серебряные флаги, ими несомые, оказались, признаться, красивы, хоть и не лишены искажения – вместо чётного числа гербовых лучей звезда имела всего лишь семь таковых, она была несимметрична! Насмешка надо всем валинорским каноном… – Не смей рыпаться, понял? – красивый голос Лутиэн прозвучал медленно, тихо и мелодично, но показался невероятно угрожающим. – Твой брат Питьяфинвэ словил пять дней назад пулю, отчего близнец его, похоже, тронулся. Очень жаль, правда. У нас тебе нет сейчас альтернативы. Мелькор просил меня этого не говорить, но я его переубедила… – угроза постепенно исчезла из голоса.       Переубедила Моргота? Либо она врет не хуже него самого, либо здесь творится что-то уже в крайней степени невразумительное. – Да, переубедила. Так вот, – принцесса перешла на полушёпот, – от того, что ты сейчас выкинешь, зависят две вещи. Во-первых, то, как мы будем относиться к Нолдор. Вас тут не любят. Очень не любят. Особенно – Авари. Но Мелькор может это изменить. Ты же всё понимаешь, Майтимо, – шёпот стал то ли просящим, то ли несколько заговорщицким, заставившим встрепенуться. – Это раз. И ещё от этого зависит то, как к тебе буду относиться я. Так что хотя бы послушай Мелькора. Подумай хотя бы. Головой. Или ещё чем. Пожалуйста.       То ли так вышло, то ли так было спланированно, но Майтимо не дали ответить – из зала донесся гром оркестра. Играли трубы, тарелки и барабаны; первые аккорды оказались наиболее сильны и буквально ударили в голову. Они почти повторялись на одних нотах – показалось, что так и продолжится вечность, что это и есть Вражья Тема, но сквозь гремящие аккорды и барабанный бой прозвучала мелодия, сперва тихая, но затем берущая верх и подчиняющая их себе. Она словно после пары слабых попыток воспарила ввысь, а затем, сорвавшись водопадом и разбившись о скалы множеством трелей, остепенилась, замедлилась и застыла в гармонии с остальным, образовав чувственную смесь марша и вальса – под неё нельзя было шагать, под неё вряд ли можно было танцевать, но как минимум в первый раз нельзя было не впасть в благоговейное оцепенение. Вспомнились яркие огни Тириона и Валимара, мириады свечей и блистающие чистотой мраморов залы.       В этот момент Майтимо потянули наверх, и, поднявшись по лестнице, буквально вернулся в такой. Зал был огромен и почти белоснежен – уходящие вверх гранёными цветами колонны оказались украшены золотом и зеркалами, а на каскадах бриллиантов, льющихся с потолка, играли отсветы сиявших за разрезавшими потолок и стены нехитрыми геометрически витражами ламп. Блеск и полировка тут были повсюду, и вот к этой-то роскоши белые одеяния, признаться, шли. Контрастировали ослепительно-чёрные на всём этом фоне знамёна – внесённые первыми, они воспарили по краям балкона.       В зале собрались не менее трёх сотен эльдар, и где-то половину из них явно составляли сгруппированные и оцепленные стражей пленные Нолдор – либо уже исцелённые, либо не раненые в ходе боя и вовсе. Вперёд вышел Моргот; он повёл левой рукой и вновь, разделив голос, заговорил: – Эльдалиэ, народ Арды, я обращаюсь сейчас к тебе. Многие в этом зале прекрасно знают, что я не любитель и не умелец говорить подобные речи, но сейчас ситуация требует того. Неделей ранее свершилось то, чего ждали мы два с половиной года – на земли Белерианда явились Нолдор. Вам о том ведомо; ещё бы, ведь ваши друзья, сёстры и братья сейчас с оружием в руках бьются с нашим врагом. Ещё немало осталось нам до окончательной над ним победы, но основной удар ему уже нанесён, и поражение захватчика предрешено. Сей удар был нанесён ещё на лосгарских пляжах – присутствующие здесь пленные Аманьяр прекрасно помнят его. Там погиб их король. Враг столкнулся с нашим оружием, мы же столкнулись с его напором. Не одно лишь оружие выигрывает войны, но умение и готовность его применять; Телери и Авари сражаются сейчас на своей земле, и их оружие, данное мной, на порядок превосходит то, что принесли Нолдор из Валинора. Наши гости – решительная, но уступающая нам и в вооружении, и в духе, и в количестве горстка эльдар. Она будет неминуемо раздроблена и разбита – нашими ли рейнджерами, кавалеристами и опорными полками, растянись она по Белерианду, или, напротив, огнём артиллерии, останься враг в Хитлуме.       Моргот сделал долгую паузу. – Мы милосердны, – продолжил он. – Я смею надеяться, что вы, подобно мне, сможете простить Нолдор их прошлые прегрешения и начатую ими ещё в Валиноре братоубийственную войну.       Из той части зала, где находились пленные, послышались гневные выкрики – что-то про Сильмарили и Свет – но Моргот вновь повёл рукой, и крик потонул, будто застыв в затвердевшем, вязком воздухе. – Вы можете как угодно оправдывать свои мотивы, – немного отстранился Моргот, обратившись к Нолдор. – Однако я напомню, что это я избавил вас от злых чар сотворённых Феанаро камней, которые взрастили в Валиноре раздор и смуту, доселе взлелеянную Нолдор ещё до моей свободы. Ещё до моего освобождения погрязли вы в корысти и отстранении как от иных Аманьяр, так и от тех, кто Остался. Я уничтожил и Древа; то было сделано дабы вы знали, что не они, не их свет и не Валар дают вам процветанье и знания. Да, я звал вас сюда. Я надеялся, что вы явитесь сюда с миром и сольётесь с Телери и Авари во единый эльфийский народ. На моих руках кровь вашего короля, но вам стоит помнить – не я владею чертогами мёртвых. Не я держу взаперти фэар под предлогом мнимого исцеления. Не я их тюремщик. Смерть для эльда – досадное недоразумение, исправимое за короткое время – была превращена в вечное заточенье не мной. Я был бы рад договориться с Финвэ тогда, и я буду рад вызволить из Чертогов и его, и всех, кто попал, попадает сейчас и попадёт туда в будущем по моей ли, по своей ли, по иной ли вине или без оной вовсе.       Моргот снова взял паузу и странновато развёл руками. Майтимо не знал, лжёт ли он сейчас – Враг Мира никогда не раскрывал своих целей, лишь подбивал к деяниям, давая непрошенные советы. К тому же, слова про Чертоги-то были правдой. Почему Валар не решили исправить содеянное Морготом сразу? Почему за зло заточением расплачивается невиновный? Ни отец, ни Майтимо не знали, нужно ли отцу время на исцеление… Нельяфинвэ невзлюбил Валар ещё дома, перестав считать их истинными благодетелями Нолдор, но сейчас что-то вновь колыхнулось в нём от этого понимания. И вроде ведь ничего нового, это и так понятно… – К тому же, то может послужить вам прекрасным уроком естественного суда. Валар установили в Валиноре, согласно заветам Творца, установившего всё то же самое по всей Арде, режим, когда невиновный отвечает за чьё-то деяние. И не просто невиновный; не связанный с деянием отвечает за него! Я стою как раз против такого режима. Финвэ не был виновен, что я явился именно тогда, но именно он ответил за это, и Валар, каковы бы ни были их речи, согласны с таким порядком… Многие тут уже слышали то, что я собираюсь поведать, и я прошу прощения за то, что подвергну вас сему испытанию снова.       То, что Моргот плёл дальше, показалось Майтимо чем-то совершенно противоестественным. Он предлагал перестроить сам замысел Арды, сделав так, чтобы все явившиеся в ней Фэар оказывались в условиях равных. Равных во всём, вплоть до тел! Это выглядело безумием, но перекликалось с тем, что говорили и Валар о свободе – праве выбирать и не быть принуждённым к чему-то, отвечать лишь за то, что совершено… Валар говорили о ней как о чём-то существующем; Моргот же являл своей речью то, что казалось страшной истиной её отсутствия в мире. Враг Мира предлагал наконец построить то, о существовании чего, получается, лгали Валар. – Так скажите мне, – завершил он, – и, главное, скажите себе, решите – нравится ли вам не доведённая до конца, половинчатая свобода, о полноте которой вам лгали? Желаете вы её истинной полноты – а с ней и гибели всего того, что казалось вам непоколебимым – или же вы отринете её прочь, отдавшись высшей воле и навсегда похоронив собственные стремления?       Доселе то и дело звучавшие крики наконец стихли. – Это будет тяжело. Очень тяжело. Но мы вполне способны сотворить это вместе. Вы видели наше оружие; оно сложнó, но Арде доступны и иные вещи намного сложней и прекрасней. Валар помогли вам стать народом творцов, но немногое позволили они вам создать. Ревностно оберегали они ваши умы от знаний, что способны сломить их режим и нарушить естественный порядок мира. То не знание зла – то лишь понимание устройства Арды такой, какой она была Спета, приложенное к её сущей материи умом и смекалкой. Эти знания даруют свободу – и свободу творить, и свободу жить, о которой поведал вам я, и я поделюсь с вами этими знаниями, если на то ваша воля. Позвольте мне сделать первый к вам шаг. – Майтимо, – шепнула Лутиэн подзастывшему, – выйди вперёд. – Нельяфинвэ Руссандол Феанарион, – прозвенел голос Врага, – желаешь ли ты принять дарованную мной малую корону и подданство моего королевства? И желаете ли вы, Нолдор, видеть его одним из королей под моею опекой? Быть может, своим королём? Я не решаю за вас. – Кивни, – снова Лутиэн. – Всего лишь кивни. Пожалуйста.       Майтимо снова клонило в сон; отчего-то подумалось, что сыграло роль и близкое, тёплое, какое-то колдовское дыхание телерийской принцессы. Сопротивляться сил уже практически не было, пусть сердце и болело от осознания вопиющей неправильности, пожалуй, всего.       Дед убит, но не отпущен Валар.       Погиб и отец. Валар не отпустят и его.       Войско обречено на поражение. Валар не помогут ему.       Второй и Третий дома остались на том берегу. Валар уже не примут их назад.       Не примут назад и Финдекано, пусть тот и пожалел о содеянном в Альквалондэ.       Их поглотят льды. Если нет, то их погубит ещё одна бесполезная война. Лишь в силах Моргота её не допустить. Лишь в силах Моргота сделать Средиземье домом для Нолдор, а не их могилой.       Клятва неисполнима, удел клявшихся – Вечная Тьма.       А ещё в голове застыл голос принцессы.       "Головой…"       Всё это казалось наваждением, злым мороком.       Попадёшься лишь раз – не выберешься.       Попался ли он?       "…Или…"       Или нет ничего плохого в том, чтобы наконец попасться?       Сделать тот самый вздох под водой, когда задерживать дыхание больше нету сил.       Всё равно ведь ничто не изменится.        "…ещё чем".       Вдох.       Значит, попался. Не это ли та Вечная Тьма, которую звали они на свои горячие головы? Не она ли сейчас льдом разлилася по лёгким?       Майтимо кивнул.       Вновь воспели трубы; грянули аккорды той самой мелодии, но как-то иначе. Моргот взял у Майрона из рук платок с золотым венцом, и, торжественно встав позади, опустил тот на голову Нельо. Музыка, взорвавшись фонтаном эмоций, затихла. – Ai Aran Ar-Maedhros! – первым провозгласил Мор…       Мелькор. Теперь – снова Мелькор. – Да здравствует король Нельяфинвэ! – раздались голоса нескольких Нолдор.       Случилось. Майтимо закрыл глаза. Всё было кончено. ***       Телуфинвэ и Лайквенесто привели в покои весьма приличного, пусть и пустоватого вида, явно сооружённые недавно и ещё никем не обжатые – местные, криво изъясняясь на крайне архаичном Квенья в смеси и вовсе с древнеэльфийским, назвали их "лысой четвертью". Вряд ли это действительно так называлось, но сейчас было не до того.       Тельво ныне молчал; Лайквенесто не отходил от него целых два дня, также предпочитая не говорить о случившемся – лишь неожиданно удобный кран для подающейся по трубам чистой воды удостоился краткого их внимания. Местные приносили еду и какие-то не растущие в Валиноре травы. Эти Квенья не знали вовсе, но худо-бедно изъяснились на пальцах, что оные надо заваривать. Печь с дымоотводом и запас дров здесь имелись, но найти их оказалось сложно – и печь, и сундук были сделаны прямо внутри стены, отчего в закрытом состоянии неотличимы от просто каких-то крышек. Было тепло, и постоянно топить ради прогрева воздухе попросту не имело смысла.       Когда на вторые сутки жар наконец спал, ни Телуфинвэ, ни Лайквенесто не возрадовались мнимому избавлению – с дрожью они ждали явления Моргота или его высокопоставленных слуг, посланных определить или объявить их дальнейшую судьбу. Второго не случилось, и оттого стало ещё тяжелее – в конце второго дня менее чем на минуту явился представившийся Лангоном майа и совершенно бесстрастно поведал о смерти одного из братьев. Не Майтимо, за которого до этого так переживали они с Лайквенесто; нет. Его просто кинули на неделю в какой-то карцер уже как два дня. Погиб Питьяфинвэ, самый близкий для Тельво. Целитель понимал его горе, но не мог должным образом утешить – он не был близким другом Амбаруссар и знался лишь с Нельяфинвэ и отцом.       Моргот явился лишь на пятый день, но и он не внёс ясности в судьбу Телуфинвэ – лишь высказал показавшиеся насмешкой слова соболезнования, оглядел молчаливо глядящего в пустоту Тельво и поведал целителю, что тот получит право заботиться о раненых Нолдор.       Лайквенесто оставил его одного и отправился к раненым; вернулся целитель больше, чем через сутки. Он заскочил на считанные мгновенья, но сообщил, что Майтимо жив и в почти полном порядке. Это была прекрасная новость, но даже в таком подавленном состоянии Тельво понимал, что измениться то может в любое мгновенье – нечему было радоваться или улыбаться. Да и не хотелось – всё было кончено.       Всё изменилось поздним вечером (если Тельво, конечно, правильно помнил время).       В комнату вновь явился Моргот, но на этот раз вместе с братом. Оба были в местных одеждах, и у шатающегося на ходу Майтимо на голове сверкала корона. С ними – та странная эльдиэ, вроде бы Лутиэн, позади – тёмный майа Майрон.       Всё, на что хватило сил Руссандола – крепко обнять потерянного, казалось бы, брата. Он рухнул в сон сразу же, и эльфийка из вражьей свиты приказала не будить его. Оглядев Тельво, она обратилась к Морготу: – Ú-anuir, ú-dhelu. Gwannatha. – Mar? – лаконично вопросил Враг. – Si. Mairon, dammo e, – Моргот закатил глаза.       Тёмный майа же, выйдя вперёд, совершенно нагло влепил Телуфинвэ пощёчину. Отвечать не хотелось. Зачем? – Ú-thanna, – прагматично прокомментировала Лутиэн. – Nestatha hon, – она перешла на Квенья и обратилась уже к Тельво как-то даже слишком радостно для его собственного настроения. – Оживай давай. – Майтимо, – материнское имя в устах Моргота резануло, – решил присоединиться к нам. Отныне он – один из королей Королевства Арда. Ты вправе остаться с ним, если того пожелаешь. Вы, как и все Нолдор, виновны перед Телери, но мы готовы простить это тем, кто сложит оружие и откажется от бессмысленной бойни. Как Король Арды я отменяю вашу клятву, и нет боле ей силы на нашей земле.       Враг Мира ушёл. Нельо спал ещё долго, и Тельво не решался его будить – разговоры могли подождать, да и говорить уже было, в общем-то, не о чем.       На следующий день заявились слуги, сказав, что для короля Ар-Маэдроса выделена соседняя "лысая четверть". Майтимо, к тому моменту уже отоспавшегося, это словосочетание весьма позабавило, но он отказался покидать всеми брошенного брата. – Как думаешь, когда до нас, наконец, доберутся? – спросил как-то у него Нельо.       Наверное, это было через день. Или уже через два. Еду носили регулярно, но Тельво не желал считать трапезы. Они так и не поговорили. – Не знаю, – ответил наконец Телуфинвэ. – Ме… Моргот, – показалось, что брату было тяжело произносить это имя, – обещал, что откроет Мандос. – Он лжёт. – Но от веры становится легче.       Эру Единый, что же могло случиться для того, чтобы объектом Эстель стал Моргот? ***       Через неделю пришла Лутиэн со смеющимися глазами. – Ваш потеряшка? – спросила она, кивнув в сторону двери. – Рыбакам скажите "спасибо".       В соседний покой внесли уже исцелившегося от полученных ранее ран Куруфинвэ.