Ardaran

      Куруфинвэ смог оглядеться лишь когда был доставлен… куда-то. Похоже, его изловили простые охотники – изнутри их дом никак не был похож ни на ставку командования, ни даже не хоть сколько-нибудь зажиточное жилище. Здоровый деревянный домище представлял собой нехитрый сруб; впрочем, ясно было, почему. В Белерианде, по крайней мере вот здесь, было холодновато. Гораздо холоднее, чем в Эльдамаре, и, может быть, даже холоднее, чем в Форменоссэ. Минувшая зима, заставшая нолдор в северном Арамане, потрясла их; здесь, наверное, в это время года будет ещё холоднее. Тут не побалуешься, как в блистательном белокаменном Тирионе или златоглавом Валимаре, резными досками, тонкими кладками и здоровенными окнами…       Хозяев дома было пятеро, все – телери с серебристыми, пусть и тусклыми, волосами; не такие высокие, как нолдор, совершенно иначе держащиеся и явно привыкшие к совсем иной жизни. Бросив Куруфинвэ в пустой угол и умывшись, младшие перебросились с, видимо, своими родителями словами и отошли к накрытому им столу. Еда была значительно скуднее валинорскиой – Атаринкэ даже не совсем понял, с гордостью или с горечью заметил он эту деталь – но относились здесь к ней значительно легче, да и друг к другу совсем не так почтительно, как в Валиноре. Не кланялись, говорили резко. Женщины сидели с мужчинами за одним столом. И если совсем не валинорское поведение было весьма понятно – мориквенди не учили Валар – то причиной непривычного Нолдор отношения к пище, похоже, было её происхождение. Телери относились к ней как ко своей, ими самими выращенной и им полностью и принадлежащей, тогда как нолдор и ваньяр в Валиноре жили за счёт умений майар и полностью зависели от оных. Богатый урожай Благословенных Земень был для них, по сути, подарком владык, жизненно важным даром, и – как когда-то говорил отец – даже средством контроля. Относиться к нему непочтительно было, наверное, даже чревато, но, конечно же, никто этого не проверял; по крайней мере, в Тирионе никто в своём уме бы не стал крошить хлеб в суп или собирать его коркой остатки салата.       Куруфинвэ никак не ожидал того, что станет свидетелем ссоры; её причиной, как нетрудно было догадаться, являлся он сам, но вот суть понять оказалось непросто. Недолгий разговор с родителями и братьями заставил дочь – её звали, как понял Атаринкэ, Туилинн, и это значило "ласточка", если верна догадка, что nd у местных перешло в nn – броситься в слёзы. Она долго и безуспешно пыталась воззвать к чему-то то ли разумному, то ли, напротив, крайне глупому. Раз за разом упоминали телери Ангамандо – если, конечно, Ангбанд это оно и есть – и, похоже, призывали дочь увезти Куруфинвэ туда, в лапы Моринготто.       Сперва было неясно, что именно не нравилось Туилинн – то ли что пытаются отправить именно её, а не одного из братьев, то ли то, что пленного вообще надо куда-то везти. Расстояния неблизкие, такое себе удовольствие, наверно. Может быть, нисс боялась, что в плен Враг возьмёт и её, и мало ли что с ней он там сделает. Всё могло быть. Кто знает, что у этих телери в головах? В Валиноре подобного спора в принципе быть не могло – воля отца там закон, и принимать её всем крайне привычно.       Куруфинвэ накормили остатками супа; есть с деревянной ложки было на редкость погано. Как вообще можно жить с таким дефицитом металла? Видимо, как-то можно. К тому же, как оказалось, есть у них и металл – точнее, сделанное из него оружие. Мечи и странные трубки со сложными устройствами, заряжать которые принялись братья, достав несколько таких из тайника на антресолях. Туилинн вручили одну из таких, отсыпали серого порошка, дали ремень с деревянными сосудами с оным и пояс с кожаным кошелём для явно литых металлических шаров, которые, как можно было догадаться, использовались как снаряды.       Ещё не утёршая слёзы нисс бесцеремонно вытащила Куруфинвэ прочь и на пару минут вернулась в дом, откуда вернулась уже с двумя мешками припасов. Здание рядом с довольно одиноким среди низеньких гор домом оказалось маленький конюшней – Туилинн запрягла в телегу единственную кобылу, после чего погрузила на оную Атаринкэ да мешки с припасами и сама села править. Не мешкая, странный обоз двинулся прочь по узкой и каменистой горной дороге. Мать, отец и братья провожали дочь, выйдя во двор – Куруфинвэ показалось, что смотрят они на неё как в последний раз.       Только теперь, сопоставив два и два, понял он, чем была так недовольна… Нет, такое выражение здесь неуместно; почему плакала Туилинн. Родные отсылали её в Ангамандо с пленником, а сами, вооружившись, оставались на месте.       Телери готовились встречать нолдор.

***

      Куруфинвэ чувствовал себя погано. Такого не было даже после тех часов в Альквалондэ; тогда содеянное казалось чем-то незначительным; кощунственным, ужасным, но отнюдь не глобальным. Лишь деталь Исхода, промежуточный этап, закономерный ответ на жадность и нежелание говорить. В конце концов, телери первые схватились за луки.       И то ли это так влиял на разум вечно стелющийся по широкой, но бедной степи туман, вероятно, что зачарованный Моринготто, то ли – в чём Атаринкэ признаваться себе совсем не хотелось – тому виной было наконец пришедшее понимание того, какую же на самом деле кашу заварил своим Исходом отец.       Нет. Моринготто. Надо понимать, что всё это, так или иначе, именно его затея и план. Ловушка, в которую попался отец. В которую ему позволили попасться – и, наверно, даже подтолкнули в которую – валар.       Впрочем, не так-то и важно, кто заварил эту кашу. Важно, что это произошло. Куруфинвэ, быть может, и был несколько самоуверен, но только оттого, что считал себя намного более зрелым, чем даже старших братьев. Ну, кроме, может быть, Макалаурэ. Майтимо, Карнистир и даже – точнее, особенно! – его близкий друг Тьелко слишком порывисты, горячи и малоразумны. Отцовский дух в них направлен явно не в нужное русло. Амрас и Амрод – молоды и по-детски наивны. В отличие от братьев, Атаринкэ женат; что это, как не подтверждение его в данном случае правоты? Куруфинвэ прекрасно понимал – или думал, что прекрасно понимал – во что может вылиться весь Исход. Во что его могут превратить братья, если отец хоть чуть-чуть даст им воли. Да и сам он не в пример вспыльчивее любимого сына; он и сам, увидев, что телери нолдор здесь не жалуют, превратит случайную стычку, пусть и кровавую, в полноценную братоубийственную войну. Вот где разгуляется Тьелко!       Если, конечно, они всё ещё живы.       Младших приходилось утешать после Альквалондэ, тайком от отца. Что случится с ними, если вместо орков придётся убивать отдавшихся Врагу квенди, Атаринкэ боялся даже представить. Они ж попросту не поверят. Остальные, напротив, поверят; поверят даже слишком сильно для того, чтобы потом было возможно хоть что-то. Даже если это прекратится прямо сейчас, даже если та стычка на побережье будет единственной, то нолдор всё равно никогда не станут здесь своими, никогда не найдут тут своего места, кем бы ни были большинство местных телери – слугами Моринготто или же нет.       Нолдор, по сути, обречены. Больше половины Ушедших осталось на том берегу – они отправятся через льды. Атаринкэ знал Нолофинвэ достаточно хорошо, чтобы предсказать это. Они дойдут сильно позже, если дойдут вообще; Первый дом все они будут искренне ненавидеть. Ну, кроме Финдекано, если он выживет. С тем оружием, которое увидел Куруфинвэ, Моринготто сомнёт Первый и Второй дома поочерёдно, и не важно, с ним большинство телери или нет.        Осознавал ли отец, что Исходом обрёк на смерть весь свой народ? Первый дом погибнет здесь, в Белерианде; Второй – во скрежещущих льдах, а Третий, разделённый, разделит участь вторых. Его остатки – те немногие, что отказались – рассеются среди ваньяр и телери, но никогда не станут им равными. Вряд ли отец понимал это. Значит, не такой-то уж он и хороший король, не так уж хороша его воля. Понимал ли то Враг? Конечно. Это его план; это он желает смерти Детям, это он руками нолдор желает перемолоть телери или наоборот. Понимали ли это Валар? Вполне. Их, наверное, устроит такой исход – Ушедшие и квенди Белерианда уничтожат друг друга, и останется лишь Валинор. Быть может, об этом они и мечтали.       Бесконечно стелющиеся по безлесью туманы нагоняли тоску; Атаринкэ понимал это и старался отстраниться от мыслей о Роке Нолдор, который, кажется, именно сейчас осознал. В конце концов, он тоже может ошибаться, и сейчас – пожалуй, впервые – он надеялся именно на это. Быть может, сородичи одумаются, откажутся от бессмысленной бойни; быть может, корабли повернут к югу, быть может, обогнут Белерианд и отправятся к югу. Вряд ли квенди живут здесь в местах, от Куйвиэнен столь далёких, и вряд ли кто-то негостеприимно встретит их там. Быть может, вражьи телери не так многочисленны, и оставшийся местный народ примет нолдор как освободителей; быть может…       Много чего быть может. Может и Валинор утонуть. Вот только не случаются такие вещи просто так. Куруфинвэ слишком хорошо знал отца и братьев. Они не отступят. Вряд ли отступят со своей земли и телери. Пожалуй, что лишь Макалаурэ в состоянии понять бессмысленность этой бойни и пойти на попятную ради собственного народа. Но Кано один, ему не сдюжить ни с отцом, ни с Карнистиром, ни, конечно, с Тьелкормо; к тому же, он слишком почтителен к первому, чтобы попытаться возразить и пойти против него тогда, когда ещё не будет поздно.       Если, конечно, уже не поздно.