Ardaran

      Итак, начиналось лето. Опорные полки и часть армии Тингола всё ещё держалась на Сирионе. Там не происходило ничего серьёзного; третьего числа была, однако, ещё одна попытка штурма Бритомбара, но она очень быстро захлебнулась под огнём гаубиц. Нолдор попытались прорыться к стенам довольно глубокими траншеями – их глубины хватало, чтоб со стен было невозможно стрелять по головам. На самом-то деле – как сообщал в довольно скупом письме Нимверн – по траншее попали лишь один раз, после чего нолдор прекратили атаку. Не было у нас такой точности, чтобы нормально снаряды таким макаром класть. Просто повезло. Нимверн, впрочем, уверял, что боевой дух защитников был крайне высок, и вооружилось всё население города поголовно, а потому в ближнем бою кинжальным огнём бы отбились в любом случае.       Куда более серьёзной была проблема того, что нолдор похожим образом начали продвигаться по Ард-Галену. Они не строили линии фронта, нет. Они просто медленно подбирались к нам траншеями, в которые ныряли при попытке стрелять по ним с оставшихся тачанок и за счёт которых получали серьёзное преимущество в завязывающемся бою. Выбить их без потерь было крайне сложно. Потеряв несколько сотен орков, мы остановили один из отрядов, но уже через пару суток его место занял следующий и продолжил копать несмотря на то, что часть траншеи мы зарыли обратно.       Я немного кривил душой, когда предлагал отступать гражданским с Восточного Белерианда в Химлад. Так или иначе, лучшим вариантом сейчас было тащить беженцев прямо сюда, в Ангбанд, где они могли бы принести крайне немалую пользу хотя бы во время войны. Мы остро нуждались в эльфийских руках для того, чтобы производить станки и сложные механизмы; научить рандомных эльфов тонкой, но не сложной в техническом плане работе мы смогли бы безо всяких проблем.       Тут следует сделать небольшое отступление и объяснить, почему же воспользоваться войной с нолдор как возможностью для форсированной индустриализации через мобилизацию населения было попросту необходимо. Такие шансы выпадают крайне редко, и не использовать их – преступление. Устраивать их намеренно, впрочем, преступление как минимум не меньших масштабов.       Оставим разговоры о том, что нам сейчас тоже нужны стволы и патроны. Не все у нас ещё с М16 и калашами бегают. Это и так ясно.       Поговорим про другое – про то, что же вообще представляет из себя индустриализация. Точнее, что она представляла из себя для среднестатистического обывателя, когда происходила в нашем мире. А представляла она для обывателя ну вот ни фига не благо.       Может быть, для кого-то станет открытием, но средневековый крестьянин, несмотря на всю поганость своего положения как материального, так и общественного, работал – по времени – гораздо меньше, чем античный земледелец, современный обыватель, и, тем более, чем обыватель времён промышленного переворота, особенно второй его половины. Да, иногда он впахивал от рассвета и до заката, но это было только два периода в году – на посевной и при сборе урожая. Всё остальное время он выполнял мелкие работы по хозяйству, спал, жрал и – при желании и возможности – барыжил оставшимся урожаем. Плуг высвободил поистине огромное количество времени. Да, крестьянин мог призываться работать "на дядю", если он не был свободным, но, давайте быть честными, случались такие работы не часто, да и большинство крестьян в определённый период были именно что свободными. На войну крестьян тащили, но, опять же, не всех, не всегда и это было и вполовину не так погано, как рекрутские наборы в регулярные армии. Не было жилищной проблемы – дома строили для крестьян-молодожёнов всей деревней и забесплатно – как не было и проблемы трудоустройства с конкуренцией за рабочее место. Неверно думать, что крестьянин представлял из себя немытое нечто – вода имелась, как и время на банные процедуры. Продукты, особенно мясные, несмотря на, казалось бы, количественный дефицит, превосходили продукты более поздних эпох по содержанию полезных веществ, поскольку промышленное производство продукта нацелено на получение массы/объёма, а не качества/состава. Больше того, по некоторым исследованиям вплоть до века двенадцатого-тринадцатого крестьянин в Европе ел мяса столько же, сколько и феодал. Чистого мяса (без учёта того, чем дополняют его в мясных изделиях типа колбас) на обывателя в год сейчас приходится в Европе пятьдесят килограмм – столько же, сколько в средневековье. Здесь, правда, надо оговориться – процент его от рациона был в средневековье, по сравнению с современным, был крайне низок, поскольку средневековый человек жрал больше калорий из-за большей потребности в энергии, и большинство этих калорий были, ясен пень, от зерновых.       И да, всё это – не обеление средневековья. Это напоминание, что смотреть на вещи нужно по возможности объективно, если в ином взгляде нет достаточно острой потребности.       Рост населения привёл к тому, что надел (а значит, и урожай) отдельного крестьянина стал меньше, а население городов – больше. Крестьянство стало стремительно нищать – раз. Крестьян стали лишать земли – два. И государство, и теряющие власть под давлением буржуазии феодалы стали повышать поборы с них ради прокорма городов – три. То есть произошли две крайне неприятные обывателю вещи разом – крепостной крестьянин (там, где он остался) окончательно стал тварью дрожащей, а крестьянин свободный переквалифицировался скорее в горожанина, пашущего в городе и в поле лишь выезжающего на сезонные работы. И тот, и другой заняты практически постоянно, работают буквально за еду и деньги, которые без остатка уйдут на уплату налога, и при этом роста уровня ширнармасс жизни как минимум не наблюдается. Больше того, если раньше длина рабочего дня была жёстко ограничена днём световым, то промышленный переворот дал доступ к достаточно мощным (и, в рамках массового производства, дешёвым для работодателя) искусственным источникам освещения, позволявшим заставлять рабочих впахивать хоть круглые сутки. Дефицит воды, особенно чистой, приводил к невозможности для горожан мыться месяцами. Тесная застройка заставляла буквально жить в помоях – тех самых, которые раньше можно было без особых проблем вынести за пределы деревни. Сюда же и протестантство, объявившее безделье грехом, и различные кары за бродяжничество, и исчезновение постоянных религиозных праздников-выходных, и прочее, прочее, прочее.       Короткоживущему человеку тех времён можно скормить миф о том, что в средневековье крестьянину было гораздо хуже на полях, чем ему самому сейчас за станком. Он живёт-то максимум сорок лет, сдохнет от оспы в ближайшие годы, считать-читать-писать не умеет, поверит в любую дичь, и, больше того, передаст её остальным. На средневековых полях он не работал. С людьми скотство такое прокатит. С эльфами так не выйдет чисто физически. Эльф, который будет у нас, условно говоря, пахать за станком или эти станки проектировать – тот же самый эльф, который пятьсот лет назад возделывал землю. Память, тем более почти идеальную, так просто не отшибёшь.       Поэтому мы нуждаемся в совершенно особенной, эльфийской модели индустриализации. Тут, напомню, крестьянское хозяйство для обывателя ещё менее погано, чем я расписал, и потому у обывателя вряд ли возникнет желание отказаться от оного. "Индустриализация с человеческим лицом" – вообще труднореализуемый проект, индустриализация с лицом эльфийским – вещь сложная вдвойне.       По сути дела, мы должны из средневековья прыгнуть в постиндустриализм. Ну, тот самый, которого де-факто не существует и существовать не может, который является очень прочно прижившимся мифом и средством самоуспокоения для полагающего себя в достаточной степени эмпатичным обывателя. Отвлечёмся ещё немного, теперь уже на феномен так называемого постиндустриализма.       О каком-либо постиндустриализме – точнее, о феномене деиндустриализации – можно говорить лишь в рамках отдельно взятой страны, а не всего капитализма в целом. Анализировать же в рамках капиталистической системы отдельно взятую страну в отрыве от всех остальных сопряжённых с ней экономическими связями стран само по себе является грубой ошибкой. В рамках всего капиталистического мира индустриализм никуда не исчез – произошла лишь передислокация средств индустриального производства с целью снижения издержек. Если вы имеете только что произведённый смартфон, то это значит, что его где-то только что произвели. Если его произвели не у вас, то произвели его в другом месте. Не делось никуда индустриальное производство.       Колониализм представляет собой, если говорить в совершенно грубом приближении, эдакое разделение труда – колония поставляет ресурс, тогда как метрополия, используя дешёвую рабочую силу собственного расплодившегося (смотреть выше) населения, производит товар, который отправляется на внутренний, внешний и колониальный рынок. Самой колонии товар выпускать на тот период если и позволяется, то только для себя – например, в Великобританию очень долгое время было попросту запрещено ввозить индийские ткани (в отличие от непосредственно их сырья, хлопка). Параллельно идут два процесса – технический прогресс и прогресс общественный. Технический прогресс позволяет упростить добычу ресурса и производство, тогда как прогресс общественный – ну, в лице бастующих рабочих – вынуждает работодателей повышать им зарплаты и предоставлять те или иные права, медицинское обслуживание и вообще применять прогресс технический на благо масс, а не только обладателей средств производства. В определённый момент – момент начала деиндустриализации – текущее распределение оказывается попросту невыгодным для капиталиста.       Чем выше уровень технического прогресса, тем меньше – внимание! – требуется квалифицированных рабочих. Чтоб собрать, условно говоря, десять тракторов вручную с нуля за энное время, нужно очень много очень продвинутых кустарей. Чтоб собрать эти же десять тракторов за то же самое время на заводе, нужно куда меньше рабочих куда меньшей квалификации – они должны лишь управлять станками, и от рабочего теперь не требуется ничего иного, кроме понимания той операции, которую он обязан выполнять. Он может вообще не знать, что собирают из выпускаемых им деталей – ему и не обязательно, он, в отличие от ранее упомянутого кустаря, обойдётся. Быть может, открою вам секрет, но выучиться на полноценного средневекового ремесленника – куда дольше и сложнее, чем на квалифицированного рабочего второй половины века двадцатого. При достаточной роботизации достаточно ещё меньшего количества постоянных рабочих – буквально несколько рыл, чтоб следить за компьютерами и жать кнопку остановки процесса, если что-то пойдёт не так и согласно выданным компьютером данным о поломке вызывать узкоспециализированных техников, кои это (а не вот то) починят, а потом поедут на другой завод, чинить уже там (ибо оказывают они разовую услугу, а не постоянно висят на зарплате у работодателя). Утрирую, конечно, но суть вы поняли.       Так вот, для капиталиста оказывается выгоднее перенести производство в колонию (или бывшую колонию), где у населения ещё нет стольких завоёванных им прав, где рабочая сила дешевле, а до ресурсов ближе. Квалифицированные рабочие метрополии, понимавшие хоть что-то, становятся не очень-то и нужны – небольшая часть из них переквалифицируется в отъезжающих туда, в колонию, специалистов, не сильно возрастая (и возрастая ли вообще?) в зарплате, а часть бóльшая просто оказывается на улице, где вынуждена уже самостоятельно превращаться в рабочих сферы услуг, причём квалификации куда более низкой и получающих, соответственно, зарплаты куда меньшие. Just businness, что называется. Да, обывателю – особенно, родившемуся уже в "постиндустриализме" происходящее – кажется прогрессом. Ну, службы доставки ж есть всякие, парикмахерские на каждом углу, возможность играться с копеечными акциями и прочее, прочее, прочее. Но, господа дорогие, какой ценой существует всё это? Заказанный вами через интернет-портал (кем-то сделанный и на чьих-то серверах висящий) кофе (собранный детьми в Конго) до вас довозит доставщик в униформе (пошитой в Индии) на велике (сделанном китайскими рабочими), получающий не столько зарплату, сколько штрафы за задержки, и не важно, какова причина этих задержек. Этот доставщик, конечно же, дико взбесится, если вы скажете, что работодатель его эксплуатирует, потому что есть ещё несколько человек, которые с радостью займут место этого велосипедиста, а самому велосипедисту заработать больше попросту нечем – денег на платное образование у него нет, а на бесплатном, даже если он и поступил, жить он не сможет из-за недостаточности стипендии. То есть, подытоживая, нужно признать, что постиндустриализм является лишь откатом, движением назад, от избавления от социального и классового расслоения обратно к оному, а его концепция, довольно популистская, лишь оправданием сему процессу. Элиты начинают получать ещё большие сверхприбыли как за счёт той самой оптимизации, так и за счёт финансовых спекуляций, тогда как население лишается возможности устраиваться на квалифицированную работу. Средний класс – ну, тот, у которого есть накопления, и дети в котором могут учиться на том же бюджете, живя это время на деньги родителей – либо постепенно нищает, либо вписывается в финансовые махинации, либо занимает те рабочие места, которые переносить в страны третьего мира пока что невыгодно. Пока что.       Зачем же нам переход в постиндустриализм? А затем, что для неквалифицированных работ на производстве у нас есть орки. Все эльфы поголовно должны стать той самой постиндустриальной элитой, ими управляющей или/и представляющей собой сверхценные творческие кадры сверхвысокой квалификации. Сейчас на родной нашей Земле один процент населения владеет состоянием бóльшим, чем то, коим обладают все остальные вместе взятые. Наша цель здесь – добиться, чтоб все эльфы поголовно жили, как этот процент. По приблизительным меркам после объединения Средиземья их у нас вряд ли будет больше ста пятидесяти тысяч, то есть орков потребуется сто пятьдесят миллионов. По грубым, конечно, подсчётам. Тут важно понимать, что очень большая доля населения Земли для богатого процента не производит ничего, кроме непосредственно финансов и, по большей части, занимается самообеспечением, то есть стоит её выкинуть – и в сугубо материальном (не финансовом!) положении богатейшего класса ничего не изменится. Он получит меньше денег, но условный дворец построить сложнее и дороже (в относительной оценке, конечно) не станет. Ещё больше сократится число требуемых орков по той причине, что орки – не разумные существа, им не нужны права и прочие прелести жизни.       Главная собака сидит как раз в сфере услуг. Нужна ли она при таком малом населении вообще? Эльф вполне умеет стричь сам себя, ему не нужен парикмахер, да и клиентов ему вряд ли найдётся достаточное количество, чтоб вообще создавать такую вакансию. Делать сферу услуг из орков – заставлять эльфов терпеть орков перед собой. Делать её из эльфов – заставлять эльфов выполнять крайне поганую и неприятную работу, даже если она будет хорошо оплачиваться. И если без каких-нибудь парикмахеров мы обойдёмся, то что делать с, например, продавцами, если и сокращать их количество по максимуму? Это именно что монотонная работа, сменять по барыге за витриной каждые два часа – не комильфо, так народу на одно место не напасёшься. Можно, по идее, приспособить нолдор, с ними в качестве наказания прокатит, но, опять же, это не навсегда. Трудовая повинность на места подобного рода? Как вариант. Мол, хочешь жить в хорошем продвинутом городе – изволь день в год работать вот так вот. Можешь сразу неделю отработать, чтоб за семь лет. Ещё вариант – предлагать за такую работу поистине огромные бабки/льготы/прочее. В случае эльфов он, кстати, не так-то и туп и странен, как кажется.       И да, в среднем эльф не должен быть обязан работать больше, чем сейчас. Иначе на фиг ему вся эта индустриализация и постиндустриализация не сдались. Он как жил у себя на земле, так и продолжит, и плевать ему будет, что наша ГМО-пшеница дешевле, чем его натуральная. Он ж свою-то не продаёт, он сам её хавает. Натуральное хозяйство, чтоб его за ногу, стабильно просто до одурения. У него крайне низок уровень системной сложности, а это значит, что сломать его можно только силовым путём, буквально разорением самого хозяйства, физическим уничтожением полей, плуга, домов и непосредственно занятых крестьян. Такого нам, как вы понимаете, не надо.       Кстати говоря, о системной сложности. Хорошая штука, которую следует понимать. Она возрастает при разделении труда и индустриализации. При деиндустриализации она снижается в конкретной стране, но в целом в мире лишь возрастает, потому что новые связи возникают как в той самой стране, так и между ней и страной, в которую индустрия передислоцировалась. Индустриальную страну сложно сломать – у неё достаточная системная сложность для того, чтобы самообеспечиваться на текущем уровне прогресса. Чтоб её сломать, нужно достаточно сильно повредить её изнутри, так, чтоб сложная система перестала работать и уже не смогла распределить обязанности утраченной части на прочие или отрастить потерянное заново. Постиндустриальную же запульнуть обратно в средневековье куда легче – достаточно оборвать внешние связи. В индустриальном случае наличествуют связи, необходимые и для производства, и для распределения (причём как до него, то бишь сырья, так и после, то бишь уже товара), в постиндустриальном - только для распределения уже готового товара из-за рубежа. Отращивать с нуля придётся почти всё производство, а это процесс небыстрый и вряд ли в условиях изоляции вообще возможный. Невозможность отрастить индустрию обратно, впрочем, не означает, что отращиватели-капиталисты не получат сверхприбылей за счёт впаривания убогих товаров собственному населению, лишённому альтернативы, по любым ценам – конкуренция-то исчезла. Всё это, опять же, до лютой степени упрощение. Быть может, более подробно я расскажу об этом чуть позже.       Эльф не должен быть обязан работать больше, чем сейчас. Очень страшная, если подумать, фраза, потому что эльфы – так-то взять – по времени практически не работают. Они выполняют работу в поле очень быстро, гораздо быстрее людей, и изначально строят куда более качественно, из-за чего мелкие работы по хозяйству почти никогда не требуются. И это при том, что у эльфов по большей части четырёхполье, требующее немалых трудозатрат и куда большего напряжения сил в конкретные периоды, причём на крайне нехилых по площади наделах. Оттого-то они и дивные, что могут бездельничать столько. Оттого, вон, и в книге шлялись по каким-то стрёмным местам, где напоролись на кольценосных карапузов Фёдора с Сеней.       Творческую работу эльфы любят и за полноценный труд не очень считают, и это – огромный для нас плюс. Как уже писал выше, можно смело платить инженеру меньше, чем продавцу. Минус в том, что ей в любом случае предшествует постройка станков, создание базиса – работа, которую могут выполнить только эльфы и работа, по сути, черновая. Всё, что делалось у нас до этого момента, делалось небольшой группой энтузиастов в рамках в том числе подготовки к войне. После её окончания запал сильно угаснет. Сейчас, когда он на максимуме, по максимуму его нужно и использовать.       Хотите помочь Средиземью в текущей войне с Валинором? Двигайте в Ангбанд, собирайте станки, выполняйте тонкую, но черновую работу. Сим победим. Сим заложим основу для того, чтоб больше в Средиземье никто не сунулся.

***

      Двенадцатого июня мы оставили Сирион. Опорный полк "Аверниэн", получивший лучшее оружие и достаточное количество боеприпасов, снаряжения и продовольствия, остался в Арверниэне защищать Нимбретиль, Нан-Татрен и дельту Сириона. "Регион" занял оборону у Таур-им-Дуинат, "Оссирианд" и "Химлад" встали по Гелиону. Три с половиной тысячи дружинников Тингола встали в Арториэне и Нан-Эльмоте.       Уже через десять дней после отхода с Сириона, не успели мы закрепиться на Гелионе, как нолдор догнали полки и ударили через реку по вставшему в Таргелионе "Химладу". Враг имел на данном участке численное превосходство три к одному, а оборона готова не была. Переправа противника произошла немногим севернее Сарн-Атрада. Мы не ожидали удара именно там; дело в том, что привести туда подкрепления было легче, чем на, скажем, середину среднего течения Гелиона (между вилкой и Сарн-Атрадом), а потому укрепления строились там медленнее, чем на среднем течении. Нолдор должны были это понимать. Вероятно, они это поняли, и именно поэтому ударили как раз туда, как раз на то, что мы будем там укрепляться медленнее, и рассчитывая. Бой прошёл так быстро, что подкрепления привести мы не успели. Да.       Так или иначе, их переправа через Гелион удалась, а подорвать нам удалось отнюдь не все склады. "Химлад" стремительно, но не теряя организованности, отступил в Оссирианд за Раториэль.       Вражеские силы были наконец-то распылены. Около шести тысяч сейчас сражались на Ард-Гален, и это была крупнейшая из вражеских группировок. Около трёх тысяч находилось в Западном Белерианде. Половина этих сил сражалась с пятью опорными полками сразу – по сути, она осталась на равнине между "Нарогом", "Фаласом", "Сирионом", "Тейглином" и "Нельдоретом". Вторая половина бодалась с "Арверниэном", но то и дело получала в условный тыл от "Сириона", сидящего в Охотничьем Лесу. Доходили, впрочем, новости, что "Сирион" понёс серьёзные потери, а часть леса была утеряна. Ещё три с половиной тысячи нолдор оказались в Восточном Белерианде, и давили они преимущественно на север, хотя на Амон Эреб засели достаточно плотно.       Мы восполнили потери в тачанках. Теперь катались на них практически все регуляры. Кроме орков, конечно, но этим-то и не надо далеко ходить. Сейчас нашей целью было перерезать снабжение тем шести тысячам нолдор, что наседали на Ангбанд. Наши рейнджеры, число коих пополнилось добровольцами, отправились к району Тейглин-Глитуи-Мальдуин обходным путём – по железной дороге до Малого Гелиона, а далее на пассажирских тачанках через Химлад и то, что должно называться Нан-Дунгортеб, но никакой нечистью не населено и потому так не называется. Унголиант мои балроги в самом начале врезали очень крепко – в отместку за меня-любимого – и свалила она куда дальше, чем по канону. Ещё б узнать, куда именно, но это потом.       К тому самому двадцать второму числу армия Тингола была вытеснена из северо-западной части Дортониона и уже не могла нам помочь. Двадцать пятого числа нолдор подошли вплотную к Ангбанду. Жители нашей эльфийской деревни и расположившегося около неё лагеря беженцев были срочно эвакуированы внутрь крепости – в бывшие помещения для рабов, шахты и даже парадный зал недавней постройки. Многие легли спать в коридорах.       Двадцать третьего числа, после достаточно скудной артиллерийской подготовки, противник пошёл на штурм.