Несмотря на весьма плачевное положение Лутиэн, не улыбаться я не мог. Прогнав вон Лаэгатора, мы обсуждали произошедшее прямо в палате, в полный голос и ничуть не беспокоясь о прочих. Тогда это казалось совершенно не важным. Я теребил собственную одежду, перебирая каждую складку, каждый карман и раз за разом расстёгивал и застёгивал пряжку на ремне. За более чем два года пребывания в Арде я совершенно отвык от тактильных ощущений, не связанных с уже приевшейся, почти не замечавшейся, но портящей всё остальное болью обуглившихся пальцев.
– Получается, что, условно говоря, силы валар привязаны не к фэа, но к роли, – я нервно ходил взад-вперёд, то и дело лапая обе каменные стены, – При этом определение роли крайне призрачно. Тогда как проклятья и всякое прочее привязывается именно что к фэа.
– Получается так, – кивнул Майрон.
– Или же речь идёт не о роли, но о некоем теле. Скорее, воплощении, которое занимает та или иная душа. То есть айнур – это не чистая душа, но душа внутри чего-то, что даёт ей использовать некие силы.
– Внутри чего-то уникального, ибо силы достаточно уникальны, – поправил Майрон.
– Да. Да, да, да.
– Но невозможность Оригинала менять облик являлась следствием растраты сил, – возразил я сам себе. – То есть корреляция если и есть, то какая-то странная. Либо мы не знаем чего-то крайне критического.
– А ты сам-то можешь его менять? – усмехнулся Саурон. – Или это так, разовая акция?
– Я не знаю, как его менять. То было сделано импульсивно. Я и сам не понял, как сделал это. Меня вполне устраивает нынешний, – ну, он явно лучше прошлого, а прошлый, морготовский, был всё равно лучше моего земного, так что грех жаловаться. – В конце-то концов, тело – всего лишь средство и инструмент. Мен…
– Вот! – перебил Майрон. – Именно! В тебе, в отличие от Оригинала, имеется понимание этого. У тебя, как бы ты выразился, достаточная степень диссоциации. Даже больше, чем у меня самого, несмотря на то, что ты изначально не Айну.
– Хочешь сказать, что возможность перевоплощаться зависит не столько от остатка условных сил, сколько от степени диссоциации? – подняла единственную не обгоревшую бровь Лутиэн. – Потому что это же бред. У меня сейчас личных сил больше, чем у Мелько. Из такой логики выходит, что если меня пустят по кругу десятеро орков, продадут на в бордель лет эдак на сотню и ментально обработают либфем-пропагандой, то я смогу перевоплощаться, потому что достигну нужной степени диссоциации и перестану воспринимать тело частью себя. Да и даже если не меня. Скажем, того же Лаэгатора. У меня случай особый, я и так полумайе.
– Бред, – согласился я. – Потому я и говорю – меня больше интересует, что же такое вот это моё "рассеивание". Я прошерстил всё, что записывал Оригинал, но про это нет ни единого слова. Где силы? Во что именно они вложены?
Майрон попытался что-то сказать, но я не дал.
– И так ясно, что во всю материю Арды и слуг. Я не понимаю, в чём выражается эта вложенность. Вроде как, она должна обеспечивать контроль над слугами, но где он, а где настоящее подчинение?
– Я… – запнулся Саурон. – Да, вопрос. Но чисто теоретически выходит, что ты способен контролировать любое неразумное существо в Арде, ибо любое из них уже заражено Искажением.
– А на практике выходит, что нет. Ни я, ни Оригинал. Хотя чёрт его знает. Но вряд ли он был способен, раз книжных синдар тупо волки с медведями не зохавали и олени не забодали.
– Значит, на неразумных контроль не действует таким образом, – Лутиэн. – Но что он изменяет? Вот, скажем, заберёшь ты вложенные силы обратно, и что будет? Волки перестанут жрать зайцев, венера-мухоловка превратится в цветочек, а кактусы обзаведутся листьями? Снег растает, а жара на условном экваторе нашего пряника сменится умеренным климатом?
– Вообще без понятия. Я всё ещё не понимаю, что является частью Замысла, а что – Искажением Оригинала. Но пока что выходит примерно так. Я ликвидирую из общества насилие и конфликты, так или иначе планирую двигаться к ликвидации эксплуатации и труда вовсе. Вероятно, что всё, кроме последнего, Замыслом не предусмотрено и является художествами как раз Оригинала. За постепенную отмену этого я и получил – если получил, конечно! – часть прошлых сил.
– Да.
– И тем парадоксальнее всё это, потому что тот же самый Замысел явно содержит патриархат, явление совершенно естественное, животное и проистекающее из тех явлений, автором которых в живой природе должен являться Оригинал. Я не знаю, что говорил и говорил ли про патриархат Эру, но Валар явно его насаждают. Эдак выходит ещё большая чушь – Валар сами искажены Оригиналом.
– И ещё тем, что ты больше конфликтов создал, чем решил. И даже если не создал, а всего лишь объяснил, то всё равно не решил ты почти ни одного ещё.
– А реально ли забрать силы обратно вообще? – спросил Гаудан. – Я, конечно, не эксперт и оными не обладаю, но посудите сами – как можно забрать из предмета уже приложенную к нему работу, уже затраченное усилие? Вот я согнул железку. Если я её разогну в исходное положение и "заберу приложенное усилие назад", это не даст мне возможности невозбранно повторить тот же сгиб железки без затраты энергии. Напротив, я затрачу ещё больше энергии, чем если просто отложу первую и так же согну вторую. Вот что есть, например, клыкозубастость хищника, который зверьё искажённое? Генетический признак. Но чтоб держать такой признак, не нужно извне прикладывать силу постоянно. Нужно приложить её один раз на акт генетического инжиниринга. Далее он останется уже сам.
– Резонно, несмотря на отсутствие доказательств. Чисто из-за абсурдности всех прочих предположений и правдивости приведённого примера. – кивнул я. – Тогда следует говорить не о неких силах как о чём-то ограниченном, а о, скорее, возможности восстановления и пополнения энергии, тратящейся на совершение действий с помощью конкретного инструмента с бесконечной прочностью – тех самых сил.
– Тогда получается, что диссоциированность и понимание… Как там было? – Майрон нарочно скривился, – "Духовных потребностей"? Восстанавливают запас этой энергии, тогда как ассоциация себя в материальный, воплощённый мир ведёт к невозможности этого восстановления. И выходит, что я-Саурон, вкладывая силы в Кольцо, на тот момент тоже перепривязался к материальному миру. И не смог этого осознать? Либо я там знатно отупел, либо это всё-таки чушь. Но то, что это чушь, виднеется мне менее реальным, чем вариант с отуплением. Учитывая, каким ты описал Оригинала, под властью такого можно и отупеть.
– Угу, – протянула Тинувиэль. – То есть я не имею инструмента – сил – и при это не диссоциирована. Получив силы, я не смогу их использовать пока не?
– Загвоздка в том, что я – по крайней мере мысленно – всегда отношу душу к миру материальному. Вы ж помните, я не очень признаю существование подобного, хотя в случае Арды сомнения, конечно же, обоснованы более чем. Выходит, что то, что я полагаю душу де-факто частью физического тела, не мешает мне быть диссоциированным. Так?
– А относишь ли ты её мысленно? – спросила Лутиэн. – Тебе это может только казаться. Ты настолько превозносишь разумное над неразумным, что волей-неволей наверняка задумываешься, что дело не только в физиологии.
– Быть может, – я кивнул. – Тем более, я уже буквально только что наблюдал себя без тела.
Кстати, такое себе. Знаете мем "библейски-точный ангел"? Ну, тот, который зачастую рисует любого ангела как одного из трёх высших, несмотря на то что абсолютное большинство ангельских чинов и по Каббале, и по прочим текстам антропоморфны. Непонятную хрень представляют собой только высшие – херувим, серафим и офаним. Да, на -им в оригинале заканчиваются множественные числа. Иврит. Признаться, не очень удивлён, что наблюдаю подобное в Арде. Всё-таки если Эру – Творец, а Айнур – его ангелы, то и вид у высших из них будет, наверное, соответствующий.
Хотя Саурон как глазастые кольца вокруг мега-глаза, конечно, будет доставлять. Надо будет спросить у него при случае, может ли он вот в такое.
– Это в любом случае надо проверять, – Майрон убрал руки за спину. – Мелько, попробуй что-нибудь сделать.
– Что именно? – спросил я.
– Ну, в блондина там перекрасься, не знаю, – предложила Лутиэн.
– Вы мне хоть зеркало дайте. Не боишься, что вообще облысею на фиг?
На Солярыча я похожим быть не хочу. Зеркало, кстати, нашлось у Майрона. Не знаю, зачем оно понадобилось ему в кармане.
– Итак, – я выдохнул и скептически посмотрел на собственное отражение, – Ладно. Как-нибудь разберусь.
Чёрные волосы в отражении стали белыми.
– Всё, разобрался, – после того, как я вспомнил о Солярыче, сказать иной фразы я попросту не мог.
– Давай обратно, тебе не идёт.
– Попробуй что-то более серьёзное. Например, четвёртую фалангу на пальцах, вот так, – и Майрон показал, как.
На этом этапе зеркало было уже не нужно, и Рыжий забрал его обратно. Я дёрнулся, когда увидел странный хват излишне длинными пальцами. Такие вещи вызывают если не стойкое отвращение, то, как минимум, разовую дрожь в позвоночнике.
– Ух ты, – а вот Лутиэн, кажется, понравилось.
– Так, – цокнул языком я. – Вы ж понимаете, что я сейчас могу вообще без рук остаться?
Наверное, это было более чем реально, но попробовать всё-таки хотелось.
И это было больно – я вовремя сообразил закусить манжет рукава, чтоб не треснули зубы. Представляю, чтоб я чувствовал, если б пытался залечить уже их.
– Странно, – Майрон проигнорировал весьма удовлетворительный результат, который я сейчас увлечённо рассматривал. – Ни у кого раньше болевых ощущений перевоплощение не вызывало. Может, ты не до конца отсоединяешься от тела?
– Наверное, – в пустоту буркнул я, – вообще, Оригинал тоже вроде как должен был испытывать боль.
– Видимо, не показывал.
Весьма занятно – сжав кулак, можно коснуться подушечкой пальцев не обратной стороны больших костяшек, а складки первого изгиба. Управляться, правда, с десятью лишними суставами – в сумме, конечно – получалось довольно плохо. Пока что все их разом у меня получилось согнуть только при сжатии кулака. В иных случаях как минимум один оставался неподвижным – похоже, мозг просто не желал признавать его существования.
О, вроде признал. Уже и смотрится вроде бы не так плохо. Да, длинные. Но у меня и так были длинные тонкие пальцы.
– Обратно? – спросил Майрон.
– Ну на фиг! – покачал я головой. – Потом, когда отойду.
Не хочу ещё раз испытывать это. В конце концов, я совсем недавно принимал пищу. За сегодняшний день меня уже достаточно раз едва не вырвало.
– Майрон, а ты пять так сможешь? – внезапно спросила Лутиэн.
– Пять? – поперхнулся тот. – Ну, сделать-то смогу, управлять… Научусь, а что?
– А ты догадайся с одного раза.
Почувствовав, что разговор вот-вот свернёт в сторону зоофилии, я поспешно вышел и едва не сбил с ног Лаэгатора. В тот момент, под влиянием всего произошедшего и, в частности, болевого шока, пусть и не полноценного, я как-то не обратил на нолдо внимания и прошёл мимо. Скажу заранее – очень зря. Очень. Эта скотина стояла за дверью и слышала всё. Узнал я об этом, конечно же, позже.
А тогда…
Тогда я впервые самостоятельно за два с половиной года мыл голову! Сам крутил кран с водой! Одевался не десять минут, а всего одну!
Берегите руки, дорогие мои. Берегите.
***
Завтра в обед явилась Мелиан. Она, как я и ожидал, явилась не сама, а на поезде. Значит, к телу она всё-таки была привязана. Из этого можно было сделать некоторые выводы.
Мелиан была во многом похожа на дочь, но волосы у майе были чёрные, а черты лица – неуловимо плавнее, чем у Лутиэн. За то время, которое я был знаком с её дочерью, я заметил одну принципиальную вещь – внешность квенди достаточно ограничена в том, что касается пропорций и черт. Вариативность сильно меньше, чем у людей. Для не слишком внимательного человека они все будут примерно на одно лицо, но сами друг друга они, конечно же, различают отлично. Так вот многие черты Лутиэн, как и её матери, выбивались из диапазона допустимых. Сперва это сложно было заметить, ибо отличие минимально, но со временем я осознал, что, например, даже небольшое превышение "максимально допустимой" пухлости губ для эльфов заметно очень и очень сильно.
Так вот, если привести максимально приземлённый пример, то выходит, что Лутиэн для эльфов выглядела примерно так же, как для нас выглядит нехило отретушированная модель с обложки глянцевого журнала. Мелиан – аналогично, только вот ретушёр явно был не нашего времени, а эдак столетия следующего, с качеством работы выше не на голову, а на десять. Черты лица, правда, у дочери были куда более дерзкие и острые – единственное, в чём она хоть как-то напоминала отца.
И да, к телам айнур-мужчин всё это тоже относится.
Ещё у Мелиан глаза странные. Вроде чёрные, а вроде – прозрачные, блёклые, слегка светящиеся изнутри. Без понятия, как это работает, но как-то, видимо, работает. У Тингола – яркие и глубокие голубые, тогда как у Лутиэн – светло-карие, но с голубым блеском. Откуда такой цвет, Эру? От родителей Тингола? Тогда выходит, что карий цвет глаз у эльфов – рецессивный?
Вот будет смешно, если у эльфов это реально так.
Со мной Мелиан не заговорила. Даже не поприветствовала. Лишь оглядела с совершенно нечитаемым выражением лица, но по глазам я понял, что что-то, да проскочило. Чего-то она явно не ожидала настолько, что даже не смогла скрыть реакции.
Не говорила Мелиан и ни с кем другим. Лишь отведя её в палату, я наконец услышал голос майе. Тоже похож на дочерин – ещё более звонкий, ещё более переливчатый, но словно потухший и не такой красивый, как раньше. Несколько тоскливый. Она и с дочерью обмолвилась всего парой слов. Нет, они, конечно, поговорили, но явно с помощью Осанвэ, потому что озвученное не могло быть ничем, кроме как концом диалога.
– Ты знаешь мой выбор, мам, – первой заговорила Лутиэн. – Для меня свобода важнее. Я не желаю быть инструментом.
– И я принимаю его, – горько ответила Мелиан, и было первое, что я от неё услышал. – Даже если это и есть, – она оглядела меня, Майрона и Гаудана, – твоя свобода.
– Ты знаешь, что я не о том, – Лутиэн разочарованно выдохнула. – Так было и раньше. Так почему снова? Мы ведь вроде бы договорились.
– Потому что твой выбор – не свобода. Твой выбор – это не совершать выбора. Так нельзя, Лутиэн. Ты слишком долго находишься посередине, оставляя себе понемногу, тогда как следует выбрать.
– Почему? Такого не было раньше. Неужели такова воля Валар? И, если да, то чем чревато её неисполнение, мама?
– Я не знаю, чем. Но выбрать нужно. Я знаю, – Мелиан жестом остановила дочь, – что ты не хочешь. Не выбирай. Но хотя бы помни, что выбор всё ещё есть.
– Уж это я помню.
– Мои возможности не безграничны, милая. Это, – майе слегка кивнула, намекая на глаз, – выше моих сил.
– Знаю я. Лечи уже. Перебьюсь как-нибудь лет двадцать. А там и искусственный будет. Я б пошутила, да ты не оценишь.
Мелиан лишь вздохнула и повела рукой. И опять никаких спецэффектов, никакого пения. Как я уже понял, музыка – это костыль. Он нужен разве что эльфам. Ну и, как в случае с самодельными самоцветами, мне. Айнур пели Арду. Их пение это не просто рану залечить, их пение – это вот такое. На вид, правда, ничего не изменилось – рука так и осталась без кисти, а левая половина тела – провисшей, лишённой как минимум пятой части тканей.
– Увидимся, дочь моя, – Мелиан отошла от койки. – Очень на это надеюсь.
– Пока, мам, – улыбнулась Лутиэн.
Выйдя из "VIP-палаты", Мелиан неожиданно жёстко спросила:
– Где остальные? – и, видя секундное замешательство, пояснила, – Я явилась сюда не одной дочери ради. И уже пошлите кого-то на кухню. Прямо сейчас.
– Почти все тут, в госпитале. По ту сторону лестницы тоже госпиталь, просто табличка не висит. В общем, весь этаж. Остальных созову, явятся через полчаса, – сразу же отчитался Майрон. – Мелько, Гаудан, я объявлю. Вы на склад за харчами. Для Соловушки и прочих лежачих. Остальные сами дойдут, не переломятся. Давайте скорей, пока не попёрли.
– А сколько тащить-то? – спросил Гаудан.
– Как можно больше. Хотя, – Майрон что-то явно сосчитал в уме. – Так. Куба полтора, всего понемногу. На рыло! То есть в сумме сто кубометров. Лучше сто пятьдесят, лишним не будет.
Фига! И как он предлагает тащить сто пятьдесят кубометров харчей?
– Атанда! – крикнул я на лестнице. – Этих… – а кого? – Орков-шахтёров четыре бригады подъём! Живо на склад!
Они там спят попеременно, ничего с ними не будет, если один раз поднять на два часа потаскать то, что таскать больше некому. Остальные работают, отрывать нельзя.
– Млять! – я оглянулся на Гаудана. – Где тележка? Куда тележку дели?
– Опять похерили? – спросил я.
– Тележка в мойке, – подскочил один из целителей. – Её заблевали недавно. Мыть некому, ещё не успели.
– Плевать, где она?
– В мойке!
– В какой?
– В левой!
В больницу еду возили на здоровенной тележке по специальному пандусу – склад находился парой этажей ниже – и не воспользоваться ею было бы крайне нерационально.
Всё дальнейшее можно описать и вкратце – мы подрядили не выспавшихся орков таскать харчи со склада и из пекарни для остальных калек, а сами отправились кормить Лутиэн. Я первый раз в жизни видел, как некто может столько жрать. Не знаю, насколько это больше вообще допустимого, ибо не смотрел все эти челленджи на ютубе "кто сколько и чего слопает", но то, что явно больше обычного – бесспорно. Ну а случившийся бардак хорошо описывает разве что фраза Гаудана, сказанная им, когда он увидел, наконец, тележку:
– Надеюсь, блевотина уже там присохла.
Надежда оправдалась. Страшно представить, что было бы, если б это убогое чудо кустарной орочьей инженерии на разного диаметра, блин, колёсиках во время столь интенсивного использования было мокрым и склизким.
Лутиэн действительно слопала кубометр всего понемногу. Может, чуть меньше, но суть произошедшего колдунства мы с Гауданом постигали, так сказать, воочию. Отсутствующие ткани отрастали обратно буквально на глазах. Спустя два с половиной часа с нами была почти цельная Лутиэн – не хватало только волос и глаза, хотя первые уже начали пробиваться и представляли собой эдакий ёжик.
Мелиан, пройдясь по госпиталю, куда-то исчезла и обратно появилась только перед самым отправлением поезда, на который взошла, так и не перебросившись больше ни с кем ни словом.
Ну а я пошёл извиняться перед эльфийкой-целительницей. Мелиан, кстати, вылечила и её.
– Прошу прощения, – я начал формально, потому что никогда особенно на такие темы говорить не умел.
В подобных разговорах слова всегда казались мне лютейшей формальностью. Их легко сказать, не вкладывая в них сути, и это прекрасно знают обе стороны. Прилагать к словесным извинениям подарки – не то. Вот вообще. Эдак получается, что всё что угодно можно, если потом есть, чем извиниться. Я вздохнул; мы стояли снаружи Ангбанда, и воздух был влажен следами только что закончившегося лёгкого дождя.
– Я правда не хотел этого. Просто мы с Лутиэн… – запнулся.
– Я поняла, – кивнула целительница.
Её голос дрогнул; было ясно, что она боялась меня.
– Извини, – повторился я. – Ты имеешь полное право уйти, если того пожелаешь. Ни я, ни иные не держат тебя здесь. И, если желаешь, я могу возместить. Как угодно, – выдав это, я таки спохватился. – Нет, это не "или". Это "и". Ты можешь уйти, это не значит, что, уйдя, ты не получишь возмещения, если…
– Ясно, – односложно ответила квендиэ. – И я действительно уйду, – она поджала губы, замявшись. – Быть может, вернусь, но позже.
– Никто не заставляет, – она кивнула.
– А возместить ты можешь, – добавила она, повернувшись ко мне.
– Как? – спросил я.
– Убейте как можно больше нолдор. Большего мне не нужно, – она развернулась и двинулась прочь.
С тех пор я эту эльфийку больше не видел. Только гораздо позже я узнал, что в Альквалондэ жила её мать, а сама целительница ушла в опорный полк "Арверниэн", где погибла спустя две недели.
***
Нолдор на Восточной Равнине – той, которая после прихода Людей стала бы зваться Эстоладом – посыпались как раз к первому сентября. Третьего числа пал Амон Эреб – доставленные на поезде пушки буквально отутюжили его вершину, не оставив там ни одного цельного нолдо. Перед финальным, самым долгим обстрелом, мы дали врагу передышку и право сложить оружие. С поднятыми руками к нам вышло около двух десятков теперь уже квенди, причём почти каждый тащил как минимум одного раненого. По большей части это были женщины – именно они составляли "постоянное" население холма, ибо изначально место казалось врагу относительно защищённым.
Уже потом Мисфлинк – один из взводов его рейнджеров был там – рассказал мне, что бойцы оборонных полков попросили разрешения стрелять по ногам. Враг безоружен? Нет, он лишь кажется безоружным. Быть может, у него граната под плащом или в штанах, и он, подойдя к нам, её рванёт? Даже не так – она должна считаться присутствующей, пока методом обыска не доказано её отсутствия. Разрешение дали.
