Ardaran

      Сентябрь кончался на нотах крайне радостных – все оставшиеся в Восточном Белерианде нолдор были убиты или взяты в плен. Противник отошёл на западный берег Сириона. Он лишился численного преимущества в каком бы то ни было виде; без кулака прорыв был попросту невозможен. Инициатива теперь была полностью на нашей стороне.       Нолдор пытались укрепиться на берегу, и нам приходилось действовать быстро. На штурм идти нужно, а значит, нужны и тяжёлое оружие, и боеприпасы. Их нужно доставить раньше, чем противник подготовит способные им противостоять укрепления, а ведь от Ангбанда до Сириона через восток далеко даже с учётом железной дороги.       Кстати, о ней. Её строительство мы продолжили сразу же, как только отбили всё полотно. Нам нельзя было терять ни года. Приход Нолдор дал нам чёткий временной ориентир – 1497 валианский год Эпохи Древ. Это значило, что до восхода солнца, которое замедлит темпы в два раза, осталось не более двадцати восьми лет и десяти месяцев. Сбросим год, ибо не знаем, в какое время года пришли Второй и Третий дома, хотя можно предположить, что дело было весной, раз под их ногами дословно распускались цветы.       Транссиб – восемь тысяч триста километров – строился двадцать пять лет. Даже если темпы у нас за счёт троллей более высокие, то это всё равно проблема, ибо расстояние будет, наверное, больше. Ангбанд находится на двадцати градусах западной долготы и пятидесяти восьми градусах северной широты, тогда как условный ардынский Кувейт – внимание! – на пятидесяти пяти восточной и двадцати северной. Это если по карте Амдира, которую мы пока считаем достоверной. Дело в том, что настоящий Кувейт находится чутка в ином месте, примерно сорок семь и тридцать соответственно, что западнее и севернее, то бишь к нам ближе. Таким образом путём нехитрых подсчётов на калькуляторе (ну, на Майроне) получаем в чуть больше семи тысяч километров в минимальном случае и чуть более девяти – в максимальном. Но это – напрямую. Напрямую, Карл!       А ведь железная дорога должна как бы огибать такие препятствия, как горы.       То бишь расчётное расстояние никак не меньше десяти тысяч, если не одиннадцати. А это с темпами стройки Транссиба уже сказочные тридцать три года. Допустим, что закончим мы, как говорит Майрон, за лет двадцать. Но ведь темпы у нас могут упасть. Мало ли чего. А ну как Финголфин раньше припрётся и устроит ещё одну войну? У него-то рыл будет побольше, чем у братца.       Правда, мы уже так не облажаемся, да и оружия у нас всяко станет более чем достаточно, но всё равно.       Короче, нельзя было терять год. Тролли должны пропахать в максимальном круглосуточном темпе столько, сколько успеют. Беда в том, что у нас сейчас тролли спят очень мало, и потому вариант "сто процентов пашут ночью, сто процентов спят днём" куда менее эффективен чем наш "девяносто процентов пашут, оставшиеся спят четыре часа". Быть может, реально будет чем-то их накрыть. Тучи там наколдовать, не знаю, как Саурон над Мордором.       Просто хотелось бы успеть привлечь троллей ещё и к градостроительству, пока солнца нету. А как появится – прикажу Майрону выводить Олог-хай. Пригодятся. Нечего до Третьей тут ждать. Жрут тролляшки, кстати, не то, чтобы много, и я решительно не понимаю, как они вообще функционируют. Колдунство? А не мои ли это, кстати, силы в них жизнь-то поддерживают? Тогда и ясно, почему тратятся постоянно. ***       Второго октября утром, когда я был в штабе, по телеграфу сообщили, что во время деблокирования Арверниэна в одной из деревень был схвачен и на месте путём сажания на кол – как я и приказывал – казнён за изнасилование Келегорм. Точнее, говорилось про то ли Тьелгормо, то ли Тьелхорма – записывавший имя так и не смог его нормально выговорить и потому тот, кто передавал, передал несколько вариантов сразу. Судя по богатому виду это, был именно он, так что я не особенно сомневался. Освобождённая девушка, во-первых, выжила, и, во-вторых, оказалась не местной. Она жила на берегу реки Бритон, но не в Бритомбаре. Из показаний выходило, что сынок Феанора захватил её где-то там и с тех пор таскал за собой, называя чужим именем и периодически насилуя. Сообщали, что она решила – ну, как отойдёт, недели через две-три – вступить в ряды опорных.       И вот мы сидели, решали, что же будет лучше – раздуть тему из того, что изнасилованные нолдорскими принцами девушки записываются в войска, или же из того, что даже после такого жизнь может продолжаться. Второй вариант подразумевал фактически запрет на вступление в войска (запретить мы не могли, но настоятельно не рекомендовать – вполне, как и запретить посылать в бой конкретное подразделение) и предложение ехать в Ангбанд для будущего участия в суде над нолдор. У нас уже было несколько подобных случаев, и это только тех, о которых нам сообщили. Этот был особенным, потому что на кол посадили не какого-то ноунейма – у нас около Амон Руд таких было пять – а, считай, фигуру знаковую. Это у них не только сам народ такой. Это у них правители такие. Они не пресекают, они сами в этом участвуют. Именно поэтому плох народ. Будут другие правители и другие хозяева правителей (это про Валар) – изменится и народ.       Наша победа уже сейчас была очевидна, а потому почву для восстановления нолдор статуса квенди надо было постепенно готовить.       Девушка – звали её Лоссель – согласилась на наше предложение с первого же захода. Не удивительно, ибо в письме на несколько страниц мы подробно растолковали, насколько больше пользы она может принести в борьбе с культурой насилия как пострадавшая и свидетельница, чем в войне, где подобный опыт будет скорее мешать, а её место сможет занять любой другой доброволец.       Уже седьмого октября она прибыла под начало Лутиэн в наскоро сколоченном вагоне для перевозки личного состава и пассажиров. Его строили орки за крайне короткий срок, поэтому представлял он из себя нечто крайне убогое по сравнению с вагоном королевским, на котором катался я, но королевский вагон требовалось очень долго обслуживать для поездки, что было недопустимо, а мест в нём было не так много. Плюс "королевский вагон" был холодным – его отапливать предполагалось батареями, а их греть нам было пока что нечем. А температуры-то падали. Новый вагон напоминал, в целом, "теплушку", разве что больше, с местом для багажа (то бишь оружия и снаряги), столами, стульями и туалетами. С потолка можно было свесить гамаки – там огромное пространство, второй этаж было слишком долго строить. Двенадцать печек-буржуек, про запас. Контингент не жаловался.       Буржуйка, кстати, пошла в серию. Чугуна у нас теперь было навалом, конструкция проста до неприличия и столь же до неприличия эффективна. Учитывая характер боевых действий и то, что уже почти середина осени, пригодится. За образец сперва хотели взять советскую серийную послевоенную. Не знаю, чем она отличается от более ранней, потому что внешне практически одно и то же, но полноценно изнутри я видел только её. Через два дня пришёл Майрон и заявил, что можно ещё лучше. Он успел разобраться, в чём прикол и как это всё работает, а поэтому наваял чертёж кирпечеобразного двухконфорочного варианта с возможностью не только жарить и греть, но и полноценно варит. Дым, конечно, попёр, но нам уже было по фигу – не маскировались больше особо. Наступали! Давили, рвали, аки Рэмбы для Тузика грелку!       Мне вернули мифриловый доспех, который носила Лутиэн. На нём самом – ни царапины. Не было б доспеха – был бы трупик.       Несмотря на всеобщее более чем хорошее настроение и царящее по всему Белерианду воодушевление, Лутиэн чувствовала себя не очень хорошо. И это ещё мягко сказано. – Признаться, – сказала она мне, – изначально я не думала, что это настолько критично.       Говорила она, конечно же, про потерю глаза. У эльфов, кстати, не было чёткого разделения глаз на доминантный и подчинённый – они свободно сменяли друг друга, но это, в отличие от аналогичного свойственного примерно одному проценту людей отклонения, не вело к потере бинокулярного зрения. Они и в этом были амбидекстрами, если так можно выразиться.       Тут следует понимать, что чем острее зрение, тем сильнее чувствуется его бинокулярность. Ну, вроде как. Так или иначе, эльфы расстояние до предметов определяют и чувствуют гораздо, гораздо лучше людей. Вплоть до возможности навскидку называть его в метрах, а если вблизи, то и в миллиметрах с крайне высокой точностью. Работает это, конечно же, только с двумя глазами. С одним глазом такое работать не может физически. Только сравниванием размеров силуэта с мысленным образцом, но это уже не то. Потеря глаза – это утрата не только части поля зрения, но и бинокулярного зрения как такового. Для человека первое куда критичнее второго. Для эльфа – ровно наоборот. Голову и повернуть можно. Неудобно, но можно. А вот снова увидеть пропавший объём – нельзя.       Потерять хорошее зрение гораздо страшнее, чем уже безнадёжно испорченное. Вот и тут примерно то же самое.       Двенадцатого числа ей стало совсем уже плохо. Она не явилась ни в штаб, ни на завтрак. Мы увидели её лишь к концу обеда – Лутиэн оказалась в совершенно побитом состоянии, без глазной повязки и с грязным комком на месте уже отросшей до плеч шевелюры. – Что с тобой? – Ничего.       Для "ничего" она выглядела слишком разочарованно и в некоторой мере заплаканно, хотя не берусь сказать наверняка. – Пока мы ещё не начали форсирования Сириона, – оно было запланировано на тринадцатое, – Я хотела бы кое-что проверить. Вот только я не знаю, как именно. Плюс, это опасно. Для всех. – О чём именно речь? – спросил я. – Я полумайе, – Лутиэн откинулась на спинку стула и сложила руки за головой. – И это подразумевает Выбор. Такой же, как предоставили книжные Валар книжным полуэльфам, потомкам Эарендиля. Мне его – через мать, конечно – предоставили они же. Уже давно. Мама говорила, что они были в гневе, когда узнали. Я сейчас болтаюсь посередине – у меня есть и свобода, присущая Детям, и Сила, доставшаяся от матери. – То есть ты сейчас де-факто представляешь собой идеальное или близкое к идеальному существо, – утвердил Майрон. – И Валар не хотят терпеть такого. – Именно, – кивнула она. – Выбор можно откладывать, чем я и занимаюсь всю жизнь, но я не знаю, до какого момента. М… Мелиан намекала мне, что это время пришло. Став майе, я смогу перевоплощаться и полноценно использовать Силу. Наверное. Но утрачу присущую Детям свободу. Выбрав судьбу квендиэ, я навсегда лишусь Сил. Не знаю, обрету ли больше свободы. – И ты решила выбрать судьбу майар, – я поджал губы и застучал пальцами по столу. – Ещё нет. Но склоняюсь к этому, – Лутиэн горько вздохнула. – Это, – она слегка показала на глаз, – я терпеть не могу. "Вариант номер один" не прокатил. Повторять – терпеть это. Я двинусь такими темпами! Я карандаш роняю, Майрон! Карандаш! – полумайе взрыднула. – И что ты предлагаешь? – Скажем так, – она задумалась. – Блин. Я не знаю, какой тест придумать. Суть в том, что я выбе, тьфу! Судьбу майар. Это как-то на меня повлияет. Вероятно, что я утрачу свободу действий, решений и мысли. И я, во-первых, не представляю, во чью именно пользу, и, во-вторых, не могу придумать, как это проконтролировать и пресечь. – Ты хочешь сказать, – Майрон сложил руки "домиком", – что в момент решения можешь превратиться во враждебную нам майе? – Именно. – И ты не знаешь, как это пресечь. – Не знаю. Что бы я ни придумала, память-то останется со мной. Мы не можем просто назначить какое-то "кодовое действие", чтоб я доказала, что я – это я. То, что получится вместо меня, выполнит его конспирации ради. – Резонно, – протянул я, – тут надо страховаться. Хотя лично я полагаю, что коли память привязана к фэа… В общем, так. Твоё фэа уже есть. Оно – это ты. Оно уже свободное. В варианте, который рассматриваю я, выходит, что тебе всего лишь заменяют, условно говоря, оболочку. Фэа остаётся на месте, а с ним – и свобода. Либо заменяют как раз фэа, но тогда память не сохраняется. То есть теста с "паролем" достаточно. – Я тоже хотела бы полагать именно так, но рассчитывать надо на худшее, – она согласилась. – На худшее, – подтвердил Майрон.       Тут надо кое-что пояснить. Будь я на тот момент менее прошаренным, предложил бы "привязать её как Майе ко мне как к Вала". Но дело в том, что привязки майар к валар не существует. Она мнима, майар способны менять "начальника" по собственной воле (а вот что она из себя в их случае представляет – уже вопрос). Это раз. И два – это то, что Айнур таки способны иметь детей. Толкин этого так-то никогда не отрицал, он лишь позже утверждал, что они не имели их. Не иметь – не значит не мочь. Из записей Оригинала я понял, что совокупление облачённых в тела Айнур ведёт к тому, что сторона-мать, если не перевоплощается в ходе беременности, "сбрасывая" тем самым результат, успешно вынашивает потомство, но это потомство – просто лишённые фэар генетические потомки тех тел, в которые были облачены майар. Если использовались тела Детей – то получаются "овощи" (и даже не просто "овощи", а "овощи в квадрате"), де-факто бесхозные тушки эльфов, способные только дышать, жрать через трубочку и гадить под себя. Вероятно, в них можно вселить бестелесные фэар эльфов, не отправившиеся в Мандос. Это стоило бы попробовать, но это, во-первых, эксплуатация Тхури (других майе у нас нет), во-вторых, имеет крайне низкую производительность – штука в год. При этом вторую половину этого года майе, облачённая в тело эльфийки, имеет все те же проблемы, что и беременная эльфийка, то есть её работоспособность серьёзно снижается даже без учёта того, что её работа в принципе требует перевоплощений туда-обратно.       Оригинал практиковал подобное для выведения чудищ на раннем этапе, потом отказался, ибо производство орков методом колониального организма было куда эффективнее благодаря заложенным знаниям и в принципе темпам. Зато вот тролли, волколаки, варги, волки, кошки, пауки и летучие мыши (все, не только наши!) были не чем иным, как потомками облачённых в подобные тела Айнур. Силами они пользоваться не могли, потому что управление Силами требует наличия фэа. Вероятно, что его требует и само получение оных, то есть вселение готового фэа в такую тушку не будет значить, что Силы "включатся".       Полноценную фэа, как выходило, потомок Айну мог получить только в случае, если партнёр – эльф, человек или, вероятно, гном. Именно от партнёра она наследовалась, именно поэтому то нечто, что плодит фэа, создавало такую и сажало в плод. Вероятно, что это не что иное, как "дырка в программном коде", и как раз поэтому так бесились Валар из-за рождения Лутиэн. Арда забагована, ха-ха-ха.       Иных опытов не было. Перед нами стояла крайне нетривиальная задача. Мы должны были расковырять дыру в программном коде так, чтоб не похерить ни себя, ни единственный пример действия оной. Багоюзерство всегда сопряжено с некими рисками. – Тут бы пригодилось Искажение, – высказался Майрон. – Но мы по-прежнему не понимаем, как оно работает. Теоретически, оно должно подчинить тебя Мелькору, тем самым исключив подчинение тому, чему подчиняются прочие майар. – Ещё б он знал, как искажать. Как в меня, так сказать, – Лутиэн усмехнулась, – запихать это Искажение. Напрямую, вот так? – она показала на пальцах, как именно.       Нет, ну это явно не то. Всё-таки у нас тут не какое-то хентай-фэнтези. – Не то, – вполне серьёзно ответил Майрон. – Я уже был искажённым до того, как рожал троллей.       Вот этого в записях Оригинала не было… Точнее, личность родителя была не указана. Я выронил чашку – не удержал, ибо и так всё ещё слишком непривычный хват. – Ты рожал троллей?! – Лутиэн сейчас надо было видеть. – От Оригинала, – подтвердил Майрон. – Заня-я-ятно, – полумайе принялась разглядывать его с несколько обновившимся интересом. – Ну так что? Рискуем? Или я ухожу, чтоб не подвергать опасности дело? – То есть ты в любом случае выберешь путь майар.       Лутиэн замялась. Я понял причину. Она не совсем понимала, как именно Выбор совершить, и боялась сделать его ненароком, не в том месте не в тот момент случайным словом. – Ты совершишь Выбор в ту сторону, которую мы сейчас обсуждали, когда сложится либо вариант нашего риска, либо твоего ухода. – Да. – Будем рисковать? – спросил Майрон. – Я… – я крепко задумался.       Точнее, сделал вид. Да кого я обманываю? Абсолютно понятно, что я буду за то, чтоб рискнуть. Чёрт побери, это Лутиэн! Её просто нельзя прогонять.       Вероятно, с таких необдуманных решений, принятых известным местом, и начинается глобальный пушистый полярный зверь. К сожалению, я всё ещё слишком сильно человек, чтоб действительно предпочитать глобальное личному. Зараза. – Будем, – сказал я. – Сегодня вечером. Сейчас надо до конца спланировать переправу. – Значит, – вздохнула Лутиэн, – айда планировать переправу. До вечера я дотерплю. ***       Собрались мы вечером в моих покоях. Тех, которые новые, а не старые временные. Они – наверное, самое защищённое место Ангбанда. Дверь железная, замок почти финский, хер кто прорвётся, а вокруг всё метром стали обито. Бомбоубежище прямиком из Средневековья. Ну а ещё это довольно крупных размеров квартира со светлыми стенами и кроватью, на которую можно без проблем лечь впятером. – Итак, пароль? – спросил я. – Как тебе больше нравится? Как обычно?       Лутиэн улыбнулась, но возразила. – Уже испытано. Если Манвэ и Варда с Таникветили ещё и слышат, то могут подобрать. – "Астролябия"? – Можно угадать. К тому же, использовала с Гауданом в качестве стоп-слова. – "Здесь продаётся славянский шкаф"? – Тоже было. – О! – воскликнул я. – Придумал! Вот этого точно ещё не было.       Я отстучал по столу особой, искажённой азбукой Морзе, о которой мы договорились один-единственный раз. Если Манвэ и Варда этого момента не видели, то они её не поймут.       "Имя сына твоего известного псевдопотомка плюс расшифровка".       Лутиэн рассмеялась. Словом "псевдопотомок" мы называли одного-единственного персонажа в одной-единственной импостаси. – Слушай, – она посмотрела на мои руки. – Пока ещё время не позднее… А то исчезну как фэа – и всё… Трахнешь, – знает, что меня возбуждает сие не употребляемой мной слово, – меня-полумайе крайний, – не "последний"! – раз? – Если хочешь, – я сел на кровать, слегка улыбнувшись.       Сердце забилось быстрее. Последний раз мы занимались сексом ещё до прихода нолдор. – Хочу, – она кивнула. – Только не сразу. Ложись.       Лутиэн толкнула меня на кровать и завалилась сверху, прижимаясь ко мне, втягивая в долгий поцелуй и запуская пальцы в мои раскидавшиеся по подушке чёрные волосы. – Давай хоть разденемся, – я оторвался от её языка, когда она отпустила меня ради вдоха.       Мы были в униформе, слишком плотной и жестковатой для того, чтобы заниматься подобными практиками. Лутиэн соскочила с меня и скинула китель да брюки за считанные мгновенья. Даже со здоровыми руками "повышенной функциональности" я раздевался дольше и без её помощи – на подобное настроения не было от слова "сосем", как и на секс в принципе. Обстановка не та. Вот вообще. Да и Лутиэн с мешками под глазами выглядела вот ни разу не сексуально.       Тинувиэль носила под униформой эдакое полупрозрачное белое боди, подобие гимнастического купальника с высоким воротником, вечно смятым вниз складками, и рукавами – ей нравилась ткань, из которой мы шили форму, но были варианты и лучше. Оно шло ей безумно. Лутиэн снова улеглась на меня; теперь это было гораздо приятнее. – Можно сейчас? – я едва коснулся пальцами её бёдер. – Иль ещё рано? – Можно, – она выдохнула, и я буквально вцепился в них.       Я впервые так касался её – да и вообще кого-либо – здоровыми руками с полноценной чувствительностью. Лутиэн оставила мне засос на шее, и, почувствовав мой стояк, устроилась поудобнее, на миг оторвавшись от моих бёдер и позволив мне скользнуть ладонями на внутренние стороны бёдер. Не удержавшись, я дёрнулся вверх и коснулся её через два слоя тонкой ткани; Лутиэн тут же скользнула рукой к моему члену и с удовольствием сжала его сперва через трусы, а затем, с заминкой в пару мгновений, уже и под ними. Ахнув, я перехватил принцессу – сжал её ягодицу одной ладонью и подставил под промежность вторую. После пары движений ребром ладони я повернул её и позволил Лутиэн самой потереться о неё. Ёрзала подруга просто потрясно; спустя минуту я снова повернул ладонь ребром, и она тут же нашла клитором костяшку большого пальца. – Хочешь, я его поласкаю? – Рано ещё, – она убрала мою руку с лобка на ягодицу и коснулась моих губ пальцами.       Я кивнул и тут же обхватил губами её почти целиком оказавшуюся у меня во рту ладонь. Без этой руки на пенисе мне стало несколько… Одиноко, и я, снова дёрнувшись вверх, прижал Лутиэн к себе, почти касаясь уже мокрым от предэякулята членом её промежности. Тинувиэль выдохнула мне в щёку, несколько раз мелко кивнув головой, и ещё сильнее вцепилась мне в голову, снова утекая в поцелуй. Кажется, мы нашли идеальную позу для ласок. – Перевернёмся? – спросила она минут через пять. – Как именно?       Не ответив, она подползла к подушке – я не удержался и провёл ей по заднице, слегка её сжал и затем сунул руку между тут же заботливо расставленных ног. Казалось, Лутиэн забыла о том, что планировала сделать изначально – она уложила голову на подушку и сунула под неё руки, позволяя мне играть с ней как вздумается. Это было чертовски приятно. Ещё немного разведя её ноги, я снова принялся ласкать её между ними, и в какой-то момент почти случайно просунул в вагину подруги два первые фаланги двух пальцев, сминая уже почти не чувствующуюся и изрядно мокрую ткань. – Рано, – я тут же исправил оплошность. – Хочу чуть подольше потечь, – словно оправдалась Лутиэн. – Это… Не возбуждает, а… А а-ах! – я чуть сдавил её лобок ладонью, плотно прижимая оную к клитору. – Заводит, – с заминкой добавила она. – Очищает мысли.       Действительно. Словно и нет никаких нолдор. Никакой войны. Никакого Выбора. Никакого Ангбанда вокруг. – Дверь открыта, – внезапно сказала Лутиэн. – Похуй, – я выдохнул. – Закрою, – принцесса в несколько движений встала с кровати.       Я не убрал рук, проводив её лаской половых губ. – Ты неисправим, – шутливо фыркнула она.       Да, есть такое. Но мы уже обсуждали мою манеру продолжать ласку в движении и при смене поз – Лутиэн она нравилась, даже очень.       Развернувшись, встретил я её всё такой же нехитрой лаской, раскрасневшимися щеками и сложно давшимся мне вопросом: – Сядешь мне на лицо? – я давно хотел попросить её об этом, но решился только сегодня. – Не-е-ет, – сладко протянула Лутиэн. – Хотя да. Только сначала просто приложись.       Она встала вплотную к кровати, немного подавшись вперёд и снова положив руки мне в волосы. Я поудобнее улёгся на кровать, сделал пару фрикций членом – Лутиэн отреагировала на них лёгоньким смехом – и, ещё пошире расставив ей ноги, подтянул её к себе за ягодицы. Мои губы оказались в считанных миллиметрах от её половых. От них стоял бьющий в голову пряный запах, и я прижался ближе, обжигая разгорячённую щёку смазанной тканью. Лутиэн дёрнулась, и я, опробовав её обеими щеками в каждой проекции и обойдя языком все изгибы и складки, наконец-то вжался в её гениталии своими губами, то и дело двигаясь, потираясь и снимая всё сильнее набегающее напряжение фрикциями в мягкую постель. Как в последний раз. Хотя почему "как"? Вполне вероятно, что действительно в последний. – Хорошо? – Охуенно, – Лутиэн не сдержала сладкого стона, а я не удержался от возможности сперва коснуться, а потом и взять в рот кончик открывшейся из-за сбивших "купальник" ласк внутренней половой губы. – Да-а-а-а…       Внутренние губы у неё были несколько больше внешних и выступали наружу, будучи при том крайне чувствительными. Одна из причин, почему она не носила штаны без нижнего. Я пропустил пальцы под ткань, теперь уже по-настоящему касаясь её ягодиц и скользя правой рукой вниз, по промежности и касаясь призывно раскрытой дырочки. – Да, да. Вытрахай меня пальцами. Да. Глубже, – Лутиэн открыла рот в неслышном стоне, а её зрачки расширились до предела.       Я поменял руку, и, поддавшись порыву, облизал пальцы. – Подожди, подожди, – спешно выдохнула принцесса. – Я хочу на подушку. Давай сверху. Или сзади.       Почти пресыщенный – но мне всё равно было сложно – я отпустил руки, и Лутиэн, забравшись на кровать, взяла одну из подушек и поместила у себя между ногами, после чего принялась с несдержанными стонами активно о неё тереться. Пару раз огладив пенис – не хотелось кончить раньше времени – я снова приник к подруге лицом. – Возьми меня за волосы, как будто сзади, – попросила она.       Повернувшись, я пристроился к ней, и, поудобнее устроив согнутые ноги под здоровенной подушкой, намотал её волосы на кулак. Теперь Лутиэн не только тёрлась о взбитую ей подушку, но и ласкала мой член своей задницей.       Я пощупал её горячие, красные щёки. – Шлёпни, – попросила она. – По щёчке.       Я вынул ноги – поза была чертовски неудобной – и улёгся просто поверх, вжав подругу в подушку. Приподнявшись на левом локте, с небольшого замаха слегла ударил её ладонью.       Так или иначе, но воспитан я в патриархальном обществе, и подобные практики безумно возбуждают меня даже с учётом понимания их полной порочности. – Можно ещё? – спросил я. – Чуть сильнее. Ты несколько нерешительный.       Я взял замах несколько шире. Ладонь обожгло. В этот момент я кончил, и, уже не очень понимая, что делаю, сунул ей в рот аж три пальца разом, принятых ею с радостью и сразу же обласканных юрким языком. Я улёгся совсем поверх, и моя левая рука скользнула к вагине подруги, намереваясь во что бы то ни стало довести её до оргазма. На считанные мгновенья я оказался внутри Тинувиэль в двух местах разом. Горячий влажный рот и не менее горячее, не менее влажное влагалище. Да. Фраза "дружить организмами" должна звучать как "дружить слизистыми оболочками".       Лутиэн встрепенулась, вывернулась из-под меня и легла задницей на подушку, разведя ноги практически до шпагата. Всё ещё не отошедший от оргазменных фрикций, я тут же прильнул к ней и обеими руками зашёл в сладкую дырочку, окончательно сдвигая "купальник" в сторону и касаясь языком капюшончика клитора. Я поднимался всё выше, чтоб упереться в её промежность под как можно более прямым углом, облизать клитор и губы парой долгих движений и запустить язык ей во влагалище – всегда безумно тянуло меня это сделать – и почти не заметил, как ловкие пальцы Лутиэн стащили с меня трусы, сжали ягодицы, оставив на них следы ногтей, а её язык, пройдясь по бёдрам и пару раз коснувшись яичек, пробежался по ещё не опавшему стволу. В этот момент я наконец обратил на это внимание, но в наступившей неге мне было слишком хорошо, чтоб одёргивать принцессу от унизительных для ней на мой взгляд ласк. Она кончила, когда я аж четырьмя пальцами жёстко приласкал ей переднюю стенку влагалища, чуть ли не почувствовав руками ножки клитора и сжал губами его головку.       Ради такого стоит жить. Серьёзно.       В себя я пришёл уже лёжа на спине и чувствуя, что Лутиэн-таки занялась со мной пенисо-вагинальным сексом. Положив руки ей на талию и чуть сбив ритм, я открыл глаза и встретился с подругой взглядом. Что-то здесь было не так. Я замешкался. – Она, она, – прозвучал насмешливый голос, и я заметил рассевшегося в кресле Майрона.       Чёрт. А ведь мы изначально собрались здесь вчетвером, а дверь – теперь точно помню – закрывал лично я, поворачивая все три замка изнутри ключом. Такой же есть у Майрона. Наверное, это он с Гауданом вышел и не закрыл.       Лутиэн сейчас выглядела ещё лучше, чем раньше. Ну, что значит "лучше"? Правильнее было бы использовать слово "конвенциальнее". Чуть более крупная чем обычно грудь с острыми сосками. Губы больше, чем раньше. Ярко-розовые, блестят приятно. Волосы до плеч с ровными, толстыми кончиками. Причёсаны явно лучше, чем когда мы начинали. Глаза чуть ýже ужé ставших привычными эльфийских.       Глаза. – Даздранагон, – Лутиэн слезла с меня и смешно фыркнула, – "Да здравствует народ Гондураса".       Правильно. Сын псевдопотомка, того, который Агроном, сын Агропрома, внук Колхоза. Значит, она. Если, конечно, фэа не попало в подчинение кому там с сохранением памяти. – Уже обед, и мы, между прочим, – Майрон сложил руки на груди, – успешно форсировали Сирион. Соловушка, ты его хоть пинай, а то он забывает, небось, что он Айну.       Да, есть такое. Чисто теоретически я могу одним желанием сбрасывать накатывающую сонливость или и вовсе не восстанавливаться после оргазма, сразу продолжая секс, но для этого об этом нужно в тот самый момент вспомнить, что практически нереально. – Можешь меня поздравить, – Лутиэн улеглась возле меня поверх одеяла. – Я теперь полноценная майе. – Таки поздравляю. Когда успела? – спросил я. – Проснулась буквально на полчаса раньше. Не хотела тебя будить, но тут уже пришёл Майрон. – То есть ты, не разбудив меня, таки сделала Выбор? – переспросил я. – Ну вот только ты ещё не начинай. Поняла уже, – она повела глазами в сторону Саурона, – что опрометчиво слишком. – Благо, я вовремя развоплотился и просмотрел фэа. Вроде – вроде! – действительно она. – А как оно работает хоть? – мне было очень интересно, как именно производится Выбор. – Да фиг его знает. Вообще мысленно. Почти случайно, – Лутиэн дёрнула плечами. – Ну, зато теперь у вас есть ходячий госпиталь. – Хочешь сказать, что можешь лечить так же, как Мелиан? – Скорее всего да, но вряд ли в таких количествах. А ещё меня теперь можно душить, – это уже Майрону. – Не-а, – ответил тот. – Тела менять слишком затратно. Можно изменять основное, это не сложно. Можно иметь пару запасных и свободно чередоваться. Но к новому всегда надо привыкать, а создавать его – морока. Я вон одно и то же ношу. – Жаль, – разочарованно протянула Лутиэн. – Но хотя бы лечиться ж можно. – Тоже затратно. Ещё раз лучше глаз не теряй. – Насколько затратно? – Почти полностью на несколько недель у меня лично, – прикинул Майрон, – от двух до пяти, если травма подразумевает потерю органа. Дай поясню, – он перебил Лутиэн, – изменить тело – не проблема. На это не тратится практически ничего. Но если ты лишишься руки или снова глаза, то ты меняешь тело, их уже лишённое. То есть восстановление органа – это не изменение тела. Это другое. – Ясно. Но на глаз мне хватило. – Дело не в "хватило ли". Хватить-то хватит. Накапливать Силы обратно будешь долго просто. – Ладно, ладно. Поняла. – Отлично. Ползите уже на обед, – Майрон вышел. – Опять дверь не закрыл, – на этот раз я вскочил первым. – Ну что? – Лутиэн, перевернувшись на спину, убрала руки за голову и, потянув ноги, согнула их в коленях, расставив по обе стороны от вернувшегося и севшего на край кровати меня. – Дожаришь меня? Или я сама? – А тебе как хочется? – Мне сейчас без разницы, я только кончить, и пойдём. Хотя, давай я сама. Ложись давай рядом.       Стоило мне к ней приблизиться, как Лутиэн закинула на меня бедро, и, пропустив под собой мою левую руку, стала дразняще, нарочито-медленно надрачивать мой член одновременно с натиранием собственного клитора. – Давай ты мне тоже, – я вынул руку из-под подруги и сказу же скользнул ей в вагину. – Чуть-чуть пожёстче. – Сама-то, – сняв её ладонь с моего пениса, я повернулся на бок и упёрся в её бедро. – Можно так? – Потом, сейчас так неудобно, – она вывернулась и улеглась на меня, – лучше трахни, – я вошёл, и она буквально захлебнулась. – Да, да, блять, да…       Чувствуя, что сейчас кончу, я вовремя остановился. Не знаю, сколько пройдёт времени до момента, когда мне снова предоставится возможность ей вставить. – Подольше хочешь? – Ага, – я кивнул. – Давай тогда сзади, – Лутиэн спрыгнула с меня, – слезай с кровати.       Учитывая её размеры, это легче сказать, чем сделать. Потолок, собака, низкий, встать в полный рост на кровати не выйдет. Надо будет приказать расширить. Или вообще наружу после войны переехать. Буду в натуре лежать на печи, как Емеля. – А ты можешь… – я замялся, ибо не знал, как предложить аккуратнее, – ну… – Что? – Можешь сделать волосы там? – выдавая это, я чуть не провалился под землю, хотя и так под ней находился де-факто. – Конечно, – Лутиэн рассмеялась. – Только на лобке? – Ага, – она устроилась поудобнее, подтащив пару подушек и уложив голову на них, а раздвинутые ноги уперев коленями почти в самый край кровати. – Хочешь языком? – поддразнила Тинувиэль.       Мне, как обычно, было недостаточно широко, и я ещё немного помог ей руками, сразу же обнимая бёдра и впиваясь своими губами в её призывно распахнутые половые. Опустившись пониже, я заметил лёгкий, мягкий пушок на лобке и с чувством провёл языком от её клитора до самого ануса. – Давай ещё разок, – попросила она. – Понравилось снизу? – Самое то, да, – быстро ответил я и ещё пару раз повторил ласку.       Не сдержавшись, я каким-то чудом перевернулся на спину и подставил своё лицо ей между ног несмотря на то, что лежать приходилось под крайне неприятным углом. – Ах, – Лутиэн потёрлась о мой нос и, ещё немножко поёрзав, заставила коснуться губами её новоявленных лобковых волос. – Вставляй давай уже.       С вздохом сожаления я вывернулся прочь и пристроился сзади. Сперва я лишь провёл своим членом, ощутив все прелести её обновлённого тела – Лутиэн подалась навстречу – и лишь затем, медленно взяв подругу за волосы, я вошёл ей в вагину. – Да, да, – она забрала со своей талии мою левую руку и схватилась за пальцы губами, – Давай чуть жёстче.       Я переместил пальцы на её шею. – Дёрни, да, – я подчинился, – сильнее, да что ты как этот…       Я дёрнул сильнее. – Да, вот так, – ответила она в промежутке между сладкими стонами, – Трахни мой рот пальцами, трахни…       Лутиэн сунула руку себе между ног, и, чувствуя, что я сейчас кончу, решила достичь пика со мной одновременно.       Это было безумно круто. Если б не начальственное положение Ардарана и сам факт моего бытия как Вала, я б предлагал Соловушке подобное каждый день. Если б духу хватило, конечно. Наверное, я бы предложил что-нибудь ещё более развратное – Лутиэн говорила, что ей очень нравится, как муж часами напролёт трахал её самодельным стеклянным дилдо, держа на коленях и дёргая за волосы. Чёрт, да если б не Королевство и вся эта бодяга вокруг, мы бы втроём почти круглосуточно драли Лутиэн во все дыры, и, я уверен, она сперва просила б добавки, а потом нашла бы нам кого-то четвёртого. Не знаю, когда и почему она так полюбила секс, но это было безумно круто.       Повторяюсь… Даже мне со снесённой крышей крайне сложно подбирать в такие моменты не повторяющиеся выражения.       А ещё, пожалуй, не совсем этично так выражаться, да и вообще думать об этом. Всё же "драть" подразумевает действие отрицательное, а "дыра" так или иначе является обозначением крайне грубым – раз, и объективацией – два. – Не спать!       Точно. Я поднялся с кровати. "Не спать". Негу сразу стряхнуло; мы оделись и умылись за считанные минуты. – Я, кстати, оставила, – она прижалась ко мне сбоку, и я, пока никто не видит, напоследок шлёпнул её по заднице. – Погодь. Хочу кое-чего проверить. – Шо, опять?! – Не-е-ет, – она улыбнулась. – Нет. Смотри.       Волосы Лутиэн чутка посветлели на кончиках и стали пышнее, глаза сменились грязно-болотными с сине-зелёными бликами, кожа чутка потемнела оттенком. Губы ещё немного припухли, ресницы удлинились, а на щеках появились милые ямки. Увеличилась грудь.       Для эльфийки Тинувиэль теперь выглядела откровенно пошло и напоминала отретушированную модель уже по вполне нашим меркам. – Жаль, марафет так нельзя навести, он ж не часть тела. – она поджала губы. – Или он есть? – Нету, – я покачал головой.       По человеческим меркам такой внешний вид его, конечно, подразумевает. Как минимум для скрытия дефектов кожи. Лутиэн сейчас выглядит как та самая "девушка без макияжа", которая на самом деле с ним и потратила на него немало так времени, и, если б она этого не сделала, то её б спросили, что с нею, не заболела ли она и не заразно ли это. Мужчины настолько привыкли видеть женщин с макияжем, что воспринимают его как должное и попросту не замечают его наличия, считая такой вид как раз естественным. – Видимо, с ним как с одеждой.       Майрон ещё эдак год назад нам рассказывал, что в случае перевоплощения одежда остаётся на исчезнувшем теле и возвращается с ним, но из ниоткуда никогда не берётся. И да, на тела, на Детей не похожие, тоже можно что-то нацеплять. Так сам Саурон носил самостоятельно выкованное золотое кольцо в волчьем ухе. – Я хочу узнать, как на меня такую будут смотреть сейчас, – сказала она.       Интересный, кстати, вопрос. Учитывая, что у квенди низкая вариативность признаков, то такой внешний вид может показаться либо дичайше отвратным (если пройдена некая черта "свойскости"), либо, напротив, показаться для эльфов привлекательным настолько, что я не могу даже привести адекватного примера или сравнения. Гораздо сильнее, чем условная отретушированная модель из будущего нашему современнику. – Ты ж понимаешь, что можешь вызвать вот этим вот совершенно необратимую реакцию в обществе? – спросил я. – Понимаю, – она разочарованно вздохнула и достаточно быстро откатилась к предыдущему состоянию обычной майе, безумно красивой, но не более того. – Если подобное публично и выкатывать, то, наверное, потом, – подумал я вслух. – Когда уже будут возможности делать современный макияж, а ещё лучше и пластику. В идеале – генетическую. И вместе. Не одних ведь женщин принуждать себя приукрашивать. И вообще, лучше проверь сначала на Гаудане и Майроне. – А самому-то тебе как? – Восхитительно, – честно признался я. – Но это ведь не ты настоящая. Я не хочу, чтоб ты переделывала себя чисто ради моего удовольствия. – И вот в этом весь ты, – Лутиэн улыбнулась. – Сказать честно… Меня в тебе это, наверное, и привлекает. Ты ведь хочешь меня такую. Дико хочешь. Больше того, ты – не отнекивайся, я знаю! – хочешь такой видеть не только меня. Но не признаёшься. Ни мне, ни другим, ни даже себе. – Понимаешь, – принцесса продолжила, – даже простую меня много кто хочет. Много кто обсуждал с другими мою красоту, за глаза признавался в любви. Но чтоб не признаваться в этом даже себе, чтоб ставить что-то выше своих желаний… Ты, наверное, первый. Я знаю, – она остановила попытавшего возразить меня, – что для тебя большинство квендиэ друг на друга похожи, и естественная я их немногим лишь краше. И ты безумно хочешь их всех. Признайся хотя б самому себе, что тебе хочется иметь гарем из эльфиек, а ещё лучше – размалёванных эльфийских шлюх-наркоманок, податливых и готовых на всё.       А кому из мужчин в нашем мире не хочется-то? Мы такие, потому что воспитание такое, гори оно всё ядерным пламенем вместе с нами. – Хочется иметь возможность пользоваться девушками по-всякому: в качестве служанок, дырок для траха, плевательниц, – Лутиэн перечисляла это с выражением не очень понятным – она явно не пыталась меня заводить, игривости в её голосе не было ни капли, и я б сказал, что она, скорее всего, вдохновенно так всё это представляла, но это ж явная чушь, – обоссать, пол волосами вытереть, напряжение языком или в глотку сбросить, – она, похоже, решила просто перечислить унизительные для женщин распространённые мужские фантазии из списка, который я давным-давно из памяти перепечатал, причём в почти том же порядке, – в качестве подушки подложить, в попу драть попеременно со ртом… Ты ж это всё почти про себя писал. – Если и так, – я сглотнул и пытаясь скрыть разочарование выдохнул, – то это не важно. Вся грязь, которую я принёс из своего мира и которой случайно, – случайно ли? – измазал тебя, не должна переходить в этот. – Но она уже перешла. Как минимум – на нас четверых, – это было сказано достаточно резко, и Лутиэн несколько оттолкнула меня. – Блин. Почему каждый, каждый, вот вообще каждый наш секс кончается подобными разговорами? – Извини. Я не хотел обидеть тебя. – Да я понимаю, просто… Нет, серьёзно. Мне безумно приятно ебаться с тобой, Мэль. Совращать тебя понемногу. Прям как по методичке, по списку твоих собственных де-факто фантазий, – она горько усмехнулась. – К тому же, мне и самой почти всё из него очень понравилось. Не знаю, почему, правда. Может, ты действительно излучаешь какое-то Искажение. Но… Я сейчас сомневаюсь, стоит ли этот кайф того, что за ним всегда следует. Прости. – Хорошо, я больше не… – Не обещай. Вот не надо. Мелько, пожалуйста. Не гноби этим ни меня, ни себя. Я понимаю, что выпускать всё это наружу не нужно. Я с тобой в этом согласна. Мы все трое согласны. Но между собой… Между собой нам можно. Приходи, когда поймёшь это наконец и признаешь. – Ладно, – у меня ухнуло сердце; сильно задрожали руки, – пошли в штаб.       Майрон сидел там радостный; я уже почувствовал, что он вот-вот чем-нибудь нас подколет, но, увидев нас, он несколько помрачнел. Слушал я вполуха и ничего не говорил, не желая мешать. Хотелось уйти прочь и проплакать навзрыд все подушки, но я чувствовал, что один только вид постели и комнаты, где мы трахались с Лутиэн, сделает мне только хуже. – Мэль, – когда мы вышли прочь, Лутиэн подошла ко мне, видя моё состояние. – Извини, правда. Но мы всё ещё остаёмся единомышленниками и друзьями.       Мне хватило сил лишь кивнуть. Я пошёл на улицу; хотелось бы вернуться в старые покои, где я ни с кем ни разу не был, но было сложно дышать. Не хотелось, чтоб меня кто-нибудь видел. В конце концов, меня только что бросила девушка. Первая для меня, а также, судя по всему, единственная и абсолютно во всём идеальная. Бросила с шансом вернуться, но… Но если я выберу так вернуться, то это буду уже не я. А ведь чего стоило этого избежать! Не сказал бы про "это ж не ты настоящая", и было бы всё хорошо. И трахал бы её дальше, причём такую, как я всегда мечтал.       Вот почему у нас тут всё вывернуто наизнанку?       Хотелось ко всем чертям навсегда исчезнуть. Майрон, Гаудан и Лутиэн справятся и без меня.       Заканчивали опадать последние листья с тех немногочисленных деревьев, что росли возле Ангбанда. Тут была пара хиленьких рощиц прямо у гор. Из одной из таких рощ я и наблюдал за нашей деревней.       Никто не посмел побеспокоить меня, и я остался там до утра, не смыкая глаз.       Звёздное небо обернулось; деревня снова оживала. С гудком прибыл поезд. Теперь на него грузился целый переподготовленный батальон опорников. Им предстояло стать кулаком в последующем деблокировании Гаваней и освобождении Западного Белерианда.

Мы бойцы из Средиземья, из прекраснейшей земли, Со времён Куйвиэнена независимой страны. Наша для других свобода – словно ржавый гвоздь в заду, И напасть на нас решили нолдор на свою беду. И коль все мы средиземцы, мы едины на века: Сохраним мы нашу землю, остановим мы врага, Сохраним свою свободу, не сдадимся никогда, Расцветёт вновь Средиземье, сгинет вражия орда. Кто с оружием придёт к нам, смерть свою здесь тот найдёт: За свободу Средиземья любой квендо кровь прольёт. Здесь девчонки и мальчишки бьются за свои права, И сильнейшим из тиранов не забрать их никогда. И коль все мы средиземцы, мы едины на века: Сохраним мы нашу землю, остановим мы врага, Сохраним свою свободу, не сдадимся никогда, Расцветёт вновь Средиземье, сгинет вражия орда. Сохранив свою свободу, принесём её другим, От тиранов Валинора мы родню освободим. Так взойдёт на небосводе общей вольности звезда, И её свет не угаснет, не потухнет никогда. И коль все мы средиземцы, мы едины на века: Сохраним мы нашу землю, остановим мы врага, Сохраним свою свободу, не сдадимся никогда, Расцветёт вновь Средиземье, сгинет вражия орда.

      Эту песню сочинила в прошлом месяце Лутиэн, её и принесла она на фронт. Весёлый, задорный, почти не маршевый, несколько ломаный мотив прекрасно подходил нашим солдатам. Он разгонял тоску.       Вряд ли стоило зацикливаться на случившемся. Мы с Лутиэн были вместе; недолго, но были, и это всё равно было больше, чем то, на что я в своей земной жизни мог рассчитывать. Не хотелось опускаться до благодарения судьбы "за такой дар, пусть и недолгий", ведь та же судьба и привела меня в земной мир, где я стал таким, где я такого возжаждал. Не благодарят тюремщика за баланду, особенно если тюремщик – тот, кто тебя и посадил по надуманному предлогу. Если б судьба была разумна и хоть сколько-то милосердна, она не давала б таких подачек. Она б избавила нас от мира, формирующего такие желания.       Я направился обратно в Крепость. Следует делать, что должно. Несправедливость – Судьба, Творец и Природа – падёт с восходом звезды Человечества. Но звезду сию для начала надо зажечь.