Из народного творчества
28-й год до Восхода Солнца
Одним официальным провозглашением государства мероприятие, конечно, не ограничилось. Я вкратце рассказал о временном введении рыночной экономике и призвал вливаться в неё с целью облегчения построения базиса. Майрон после этого презентовал деньги. Мы решили выпускать одну-единственную золотую монету – мириан. Диаметром двадцать девять миллиметров, толщиной два целых три десятых и массой, соответственно, двадцать ровно тридцать грамм. На аверсе – выдавленная наружу толстая надпись "Mirian Ardhon" в две строчки, на реверсе – точно так же выдавленная карта всей Арды. Именно выдавленные элементы и создают необходимый для круглой массы объём. Всё это рассчитывал лично Майрон и производить деньги стал именно он – они сперва покрывались чёрным родированием, а затем и вовсе заколдовывались на прочность и нестираемость покрытия. Подделать невозможно. Здесь нескоро научатся родировать, по чёрному блеску всегда можно будет отличить настоящую монету. Ну и по идеальной массе, конечно. Все доли и, напротив, бóльшие номиналы стали бумажные. Майрон, опять же, заколдовал их, а также добавил на краях золотой узор. Банкноты отличались длиной – чем длиннее, тем дороже – и только указанным номиналом. Никаких изображений достопримечательностей, никаких портретов. Мы долго спорили, стоит ли делать долю тридцатой (грамм золота) или всё-таки сотой. Решили, что лучше восславить десятичную систему, а золотой стандарт никуда не исчезнет. Сотая доля получила также название на Синдарине – "харанен". Как вы уже догадались, это и переводилось как "сотый". Извне кажется, что сделать деньги сложнее, чем ввести их в оборот, но это совершенно не так. Учитывая то, насколько у эльфов натуральное хозяйство, тут живёт разве что меновая торговля с теми, кто может ну вот что-то прямо совсем необходимое. Подобия денег существуют, но не регламентированные никем и нигде. Это я выяснил ещё тогда, когда после бодяги с серебром и мифрилом решил заделать банк. Ага, да. Заделал, называется. То есть Тингол – главная шишка тут до моего появления, следим за руками – имеет придворных мастеров. Придворные мастера работают на Тингола, потому что Тингол – это Тингол. Они, помимо того, что прикажет делать он, делают инструмент для условных крестьян, и крестьяне им платят долю урожая – внимание! – не за поставку инструмента, а за время, которое он служит. Этот полученный от крестьян урожай Тингол жрёт сам, кормит мастерам и раньше толкал остатки в обмен на руду гномам, а потом и нам. Повторяю. Эльф-крестьянин не "покупает" металлический плуг. Он берёт его изначально бесплатно и пользуется им, пока тот не сломается, и пока тот не сломался, постоянно платит долю с урожая. Это как если бы врачам клиент платил не за лечение, а за срок, проведённой в здоровом состоянии после состоявшегося лечения. Именно покупают (то есть платят за получение разово) эльфы разве что стекло, некоторую посуду и бумагу, но происходит это крайне, крайне редко. Настолько редко, что не существует вообще какой бы то ни было регуляции цен – толкают хабар каждый раз за разное количество урожая, в зависимости от того, сколько надо на текущий момент. Уровень самоорганизации у эльфов крайне высок. Их семьи кооперируются и попеременно – для удобства севооборота, уже здесь проработанного за века-то – выращивают то, что нужно всем членам эдакого кооператива. Вероятно, это можно назвать сферическим колхозом в вакууме. То есть рыночная экономика отсюда – это шаг скорее назад, чем вперёд. И очень важно, чтобы в ней участвующие это понимали. Она есть средство, не самоцель. Деньги – чисто теоретически – нужны, чтоб втащить к нам как можно больше эльфов. Мол, только за наши бабки мы продадим вам электропроводку и лампочку Ильича. Проблема в нашем случае в том, что у нас уже образовалась почти полноценная автаркия, и вылезать из состояния этой автаркии – себе дороже. Мы выращиваем на Ард-Галене жратвы больше, чем нам нужно. Дерево у нас есть, тут его не стерегут. Надо будет – другое найдём. Высаживать леса обратно умеем, не пропадём. Руда – у нас. Уголь – у нас. Единственное, чего реально важного нет – хлопка. Но он будет через несколько лет. Всё. Дешёвая, даже бесплатная, рабочая сила тоже у нас. Эльфам просто нечего нам продать, чтобы что-то купить. Единственный для них способ заработать наше бабло – ехать к нам на заработки в качестве кого-то квалифицированного, но в текущем положении это означает, что все покупаемые блага они получат и так. Затык, да. Но, вроде бы, только на раннем этапе, который, признаться, уже проходит, чему я несказанно рад. В той же столовой – а она работала и работает нахаляву для всех – уже не всегда реально пожрать чего хочется. Дело в том, что у нас отсутствуют нужные математические мощности для того, чтобы адекватно рассчитывать потребление, и поэтому то и дело возникает дефицит (или переизбыток) харчей определённого типа. Мы, по сути, живём плановой экономикой. План всегда лучше рынка, если есть возможность оперативно всё рассчитать. С ростом населения эта возможность теряется и возникает обратно только в компьютерную эпоху, когда буквально каждого реально становится пинком заставить указывать собственное потребление, например, на следующую неделю в специальном приложении на смартфоне. Все эти данные собираются и используются для создания и распределения благ в течение этой недели без всякой бюрократии и бумаг. Только так может выглядеть коммунизм в рамках одной планеты. Как он может выглядеть в рамках Вселенной, я уже говорил – полная автаркия для каждого человека за счёт обнулённой материи и халявной энергии. Но это, как вы понимаете, перспектива крайне далёкая. Другая проблема в том, что я по-прежнему не вдуплял, как же нам образовывать зарплаты и цены на внутреннем рынке. Наши исходные не совпадали вообще ни с чем, что было в мировой истории. Ну вот примем мы современную цену за золото в баксах, пятьдесят шесть за грамм или сколько там ныне. Отсюда выходит, что один мириан – это тысяча шестьсот восемьдесят современных американских баксов. Сколько там получает топ-менеджер в тех же штатах? Шесть с половиной килобаксов в месяц? Ну, пусть будет так. Значит, для тех, кто занят ручной работой или в обслуживании, четыре мириана в месяц. Для передовых учёных – столько же, для новых и инженеров – два. Для тех, кто командует орками – три. Ну вот. И? И как нам выставлять цены на ту же жратву? Майрон предлагал максимально дебильный в своей гениальности вариант – прастигоспади, шоковую терапию. Приватизировать кухни. Точнее, официально подарить их Эйселен. И пусть с этим парится она, пусть продаёт всё, что есть и берёт бабки себе. Мы не сильно-то обеднеем. Сделаем так ещё несколько предприятий. Цены более-менее устаканятся, после этого мы обратно заберёт всё это себе. Проблема в том, что Эйселен не понимает, на кой хрен ей вообще эти бабки. Париться надо сейчас, а прок от них будет ого-го когда и не факт, что вообще будет. И без них она обойдётся, и без них будет жить в нормальном месте и работать на всё той же, наверное, должности, обеспеченная всё тем же самым и даже бóльшим. Не поймут и другие. И всё эта фигня так никогда и не заработает! Порешили сделать иначе, без приватизаций, но с ценными указаниями и идеологической обработкой. Расположившись во всё той же столовой за вазами мороженого, мы устроили своеобразное собрание высших чинов Партии и тех, кого мы собирались затащить в число чинов средних. Пусть Эйселен и была партийной как год, шибко прошаренной она не являлась. Слишком много работала, чтоб слушать наши теоретические измышлизмы. Задача была предельно проста – объяснить нашим текущим "менеджерам", что от них позарез требуется переквалифицироваться в менеджеров капиталистических и работать теперь на продажу. Иначе – бан, банан и забвение. Шутка. А вообще, возложена на них важная роль способствовать рождению рыночной экономики. Не подведите нас, коммунистов. Вытащите, наконец, это средневеково-сферическое болото в приемлемый капитализм. В общем, мы наконец-то сделали то, что планировали сделать уже как два года с той судьбоносной первой поездки в Королевском вагоне. Мы наконец-то официально приватизировали всё и так нам принадлежавшее. Это как если бы СССР не распался, а всю собственность захапало бы конкретно Политбюро. – Ну, – я поднял бокал, – товарищи-олигархи, партийная аристократия, за рыночную экономику, предтечу всякого коммунизма! – За рыночную экономику! – чокнулась Лутиэн. – За Королевский вагон! – За Королевский вагон! – подхватили остальные, и столовая наполнилась хрустальным звоном. Первого сентября были выплачены первые же зарплаты, а еда в столовой перестала быть нахаляву.***
Размеры зарплат мы, за неимением иных исходных данных, оставили, как я и предлагал, привязанными к современным. Сама Эйселен и ей подобные тоже сели на зарплаты по четыре мириана. Повышать цены до безумия было нельзя, хотя сперва Эйселен так поступить попыталась. Околотившийся рядом народ возмутился и… Забил на столовую. Вообще. Эльфы могут не жрать долго, вполне дождутся, пока прикатят родственники или друзья из Белерианда с собственной едой, вероятно, что нахаляву. Был сделан выговор. На Эйселен переписали также всё управление поставками как с полей, так и закупками. Было мнение, что сами поля тоже надо переписать на неё, но туда посадили другого хлопчика. Теперь Эйселен, несмотря на требование Майрона, начала цены занижать. Ей же и самой по ним, как бы, закупаться. Чем меньше цены, тем больше себе от зарплаты останется. Мы понимали, зачем она это делает, но молчали. Пусть. Нам как раз то и было нужно. Чем копеечнее стоят харчи у нас, тем больше шанс, что откуда-нибудь из Белерианда сюда подорвётся рандомный эльф с мыслью, что лучше и интереснее несколько дней отработать у нас и у нас же на полученную зарплату нажраться, чем хавать то, что выращивает он сам. Экономия времени. Если ты пашешь (в прямом смысле) сам, то ты отдыхаешь много. Если ты приезжаешь сюда, работаешь тут, получаешь доход и затем покупаешь еду, то ты отдыхаешь – в сумме – ещё больше. С одной нашей зарплаты можно купить – минимум – три тысячи буханок хлеба. Если выстрелит, то главное успевать вовремя распахивать новые территории орками, а то так можно в дефицит отлететь или в рост цен в раз эдак десять. Пузырь, конечно. Не бесконечный, отнюдь. Но на первое время сойдёт. Количество находящихся возле Ангбанда беженцев начало уменьшаться, но не сильно; урожай в Белерианде будет собран только следующим летом, и пока что делать там было нечего. У нас в ударном темпе строились новые избы. Мы с Майроном порешили продавать орочью рабочую силу. Таким образом, чтоб не сильно просаживать производство, выходило, что дом – двухэтажная или даже трёхэтажная изба-шестистенка – стоит в районе десяти мирианов, из которых три – зарплата эльфа, который орками рулит, а остальное – материалы и время, время, время. Целый месяц простоя бригады орков. Ну, должен. Потому что спроса на строительство чего-то орками не появилось. Тогда я, недолго думая, объявил, что окрестный лес – моя частная собственность, и за него надо платить. Немного, но надо. Деньги эти, мол, пойдут на прокорм орков, которые будут высаживать его обратно вместо вас. Переться в леса бесхозные было долго, и потому некоторые эльфы, пораскинув мозгами, решили, что раз экономить время, то уж на всём, в том числе – на строительстве. Орки-строители наконец-то начали строить.***
Немало времени я провёл, общаясь с первыми эльфами. Имин и Иминье – старейшие из квенди – оказались удивительно милыми личностями. Остальные четверо, впрочем, тоже. Они считали, что достаточно времени пробыли вождями и потому уже давным-давно добровольно сложили с себя власть, являвшуюся, по их весьма авторитетному мнению, тяжким бременем. А ведь правили они крайне недолго. Лутиэн, вот, живёт гораздо дольше, чем они до встречи с Валар. Между Пробуждением и прибытием Оромэ – тридцать пять валианских лет, то есть чуть больше трёхсот тридцати пяти наших. Тем не менее, именно на этот период пришлись наиболее насыщенные – не только наиболее тяжёлые – времена. По сути, за такой короткий – даже по нашим меркам! – срок произошло становление цивилизации. То, на что у Человечества ушли десятки тысяч лет. Да, они не успели дойти до металлургии, но всё-таки… Были созданы первые инструменты, была создана одежда, открыт и добыт огонь, произошла неолитическая революция… Тут, конечно, всё дело в бессмертии, то есть возможности, не записывая и не передавая информацию, сохранять оную, но… Вот все вы видели людей, которые жили в эпоху, когда ещё не существовало, например, цветных экранов. Или сенсорных. В эпоху, когда ещё не был освоен космос. В эпоху, когда в каждом доме было радио, а не телевизор. В эпоху, когда компьютеры были размером с комнату. А я сейчас вижу перед собой эльфов, которые жили в эпоху, когда ещё не умели получать огонь. Огонь, Карл, огонь! Эльфов, которые участвовали в изобретении игольного ушка и колеса! Это… Это неописуемо совершенно. Я видел Мелиан, конечно, но это не то. Она – Айну. У неё Силы. Да и, скорее всего, сами Валар не знали игольного ушка до встречи с квенди. Зачем оно им? В общем, по моей реакции на них они сразу всё поняли. Недаром уже как четыре тысячи лет наших живут. После приватного разговора на тему того, кто есть кто и откуда, эти шестеро были приглашены в Партию, но пока решили подождать и посмотреть, что да как. Подумать и решить, а надо ли оно им. Особенно когда тут есть компания, которая передаёт знания и так всем окружающим совершенно бескорыстно. Возвращаться к себе, не научившись работать с металлом, тут не хотел никто. Ну и кощунством было бы не придумать эдакий совет старейшин из шести членов мне в консультацию. Не во власть, нет. Так, в консультацию на случай чего. На это они согласились.***
Этой осенью я намеревался съездить в Эгларест. Ехать, ни много ни мало, где-то тысячу двести километров. На запряжённой волколаками карете можно добраться за дней эдак восемь-девять. Да, мы сделали карету. До этого по сельской местности катались на телегах, помните? А Тингол – на лошади. Имелась проблема, и она называлась Серех. Тамошние болота. Ещё раз через них ехать… Увольте. По времени должно было получиться примерно столько же, если проехать до реки Леголин в Оссидианде на поезде, а дальше по равнине погнать на карете. Может, даже быстрее из-за отсутствия тёрок в болоте. Собирался просто посмотреть как там что, ещё раз отблагодарить "Акльквалондэ", подвезти туда Нимверна и Кирдана, а у Дориата высадить Тингола. Поскольку задерживаться в Эгларесте я не планировал, думал выехать в начале октября и вернуться до выпадения снега, но кое-что изменило планы. Мы, честно говоря, ожидали чего-то подобного – больно уж гладко всё шло. Так или иначе, это когда-нибудь должно было случиться. Объявился орконолдо. Хорошо так объявился, с огоньком. На продовольственных складах. Стрельнули его моментально, но ущерб был велик. Очень велик. Во-первых, всю лавочку рыночной экономики надо было сворачивать на год. Во-вторых, нести вести в Белерианд и договариваться с тамошними, как-то оправдываться, потому что немалую долю того, что было у нас на складах, мы поставляли как раз туда взамен тому, что забрали и сожрали нолдор. Поставляли бесплатно. Тушил Майрон. Потушил быстро, и благодаря оперативности – ему повезло оказаться неподалёку – спас он немало. Впрочем, мы понимали – если подожгли раз, подожгут и два, и три, и четыре. Наскоро были набросаны некие меры. Во-первых, поставить на входах охрану из эльфов на постоянной основе и вообще не подпускать туда орков, не проверенных на наличие фэа лично Майроном. Во-вторых, надо было в срочном порядке разделить один склад – как бы то ни было удобно – на много маленьких. Сожгут один, сожгут два, но не всё ж разом! И если первое мы исполнили за сорок минут после поджога, то второе требовало времени в первую очередь на постройку помещений, таскание льда в ледники и прочее. Ну и да, потребление харчей пришлось сократить почти до предела. Выехали мы в итоге двадцатого числа. Перед этим, правда, быстренько приняли в Партию Тингола и Нимверна. Ленвэ и Тŷ с компанией оставались на зиму у нас под присмотром Майрона, ибо им в такую даль зимой ехать было вот вообще не комильфо. Второй и успел-то к нам только потому, что заранее переехал в Эриадор, чтоб быстрее реагировать на всякое в случае чего. Посему с их обилечиванием можно было не торопиться. Начали выдавать паспорта, кстати. Насильно гоняться за эльфами смысла не было, поэтому давали только тем, кто работал у нас. В обязательном порядке, конечно. Ну и нолдор. У них – со штампом "нолдо", у всех остальных – без национальности.***
На этот раз Королевский вагон был поистине королевским – в нём ехали я, Тингол, Кирдан, Денетор и Лутиэн. Также рядом сидел Эльмо, а наверху спал Нимверн. Ещё был Даэрон, и именно поэтому Лутиэн сидела с нами за столиком в ресторане и откровенно скучала. Всё то, что я сейчас затирал остальным, она уже слышала. Мы ничего не ели, и делать было решительно нечего. Разве что любоваться друг на друга, одетых в партийное. Полз поезд медленно, потому что за нами было два грузовых вагона с тщательно отсчитанными мешками зерна. – Предлагаю чего-нибудь выпить, – встал Тингол. – Жаль, что мы не поставляем вам наше вино. – Мелькор трезвенник, папа, – Лутиэн каким-то совершенно волшебным образом качалась на стуле, уже минуть пять к ряду балансируя на двух его ножках, причём в такой позе, в какой только расслабленно-пафосно сигару в кино курить, смотря в потолок. – Ну так не для себя же! – А он во-и-и-инственный трезвенник, – Лутиэн улыбнулась. – А мы закупим, – внезапно сказал я. – Но только в новой валюте. И продавать будем с наценкой в двадцать процентов. – И всё-таки, – в который раз начал Кирдан. – Поясни мне ещё раз, почему это всё надо делать именно сейчас. Ну или через год, – перебил он мои возражения. – Я понимаю, что рано или поздно это надо сделать, но почему сейчас? – Новэ, – я закатил глаза, – Если мы сделаем это сейчас, нас поколбасит год или два. И "нас" – значит всего полторы тысячи эльфов. Если мы будем тянуть, то нас расколбасит на несколько лет, и в "нас" тогда будут входить уже не полторы, а четыре тысячи. Как бы ни был крут Майрон, мы не просидим на нём одном и его математиках. Мы просто физически перестанем успевать составлять таблицы! – Да понял я про таблицы, ещё тогда понял, – прервал он меня. – Но вот с точки зрения численности тех, кого будет… Как ты сказал? Колбасить? Ещё не рассматривал. – Мэль преуменьшает, – вновь протянула Лутиэн. – Будет уже не четыре тысячи. Это он из минимального числа исходит, а оно, как говорит Майрон, крайне нереалистичное. У него выходит не меньше шести, у меня – в районе пяти с половиной. – Давайте уже нальём! Эй! Налейте уже чего! – Мне как обычно, – обратился я к схватившемуся и проснувшемуся, наконец, эльфу-бармену. Пить-то у нас было. Лутиэн наконец-то перестала мучить элемент мебели. – Вот Нимверн всё понял сразу, – Денетор покосился на Кирдана. – И теперь спокойно спит наверху. – Нимверн спит наверху, – поправил Тингол, – потому что там, во-первых, что-то колыбельное играет Даэрон, и, во-вторых, потому что вчера он показывал навыки новобранцам. Эх, – он покосился на наполняемый из графина бокал, – и чем теперь-то тебе, дочь моя, Даэрон не нравится? Раз уж… Такое. Даэрон был, кстати, красив. Очень даже. – Он приставучий, Эл, – Лутиэн попыталась утопить кубик льда соломинкой, но он не поддался, – и вообще не умеет ценить чужой выбор. Слишком… Привязался. Вообще, из её рассказов было ясно, что менестрель то и дело прибегал к откровенному сталкингу. Это делало его крайне неприятной личностью. Тинувиэль признавалась, что если б не эта черта, то она и сама б сбежала с ним ещё до возвращения Оригинала в Белерианд. – И ты что, пап, решил ко мне в целях шпионажа любовника из довернных закинуть? – я не очень понял, шутила ли Лутиэн сейчас или серьёзно заподозрила отца в подобном. И ещё я не знал, мог ли Тингол пойти на такое. Будучи существом довольно рациональным, пусть и властолюбивым, вполне. Отсюда и странный вопрос. Но всё-таки подсовывать кого-то собственной ревностно оберегаемой дочери… – А вообще, – вот сейчас Лутиэн точно посерьёзнела. – Его нужно как-нибудь обработать. Правда. Он лучший менестрель Средиземья. Негоже, чтобы он показывал столь нехороший пример окружающим. Таки да, кстати. – Творческие личности зачастую эгоцентричны, но это не значит, что в этой эгоцентричности оных нужно поддерживать, – многомысленно изрёк я в поддержку. – Ему бы потрахаться с кем, – Тингол подавился соком на этих словах своей дочери, – и отойдёт, пожалуй. – Или на кого-то переклю́чится, – остудил я. – Или и вовсе сорвётся. – Если сорвётся, – Лутиэн покачала головой, – то мы знаем решение. Да. Обёртывание в мокрую простыню или обоссать и на мороз. – А кто с ним захочет-то? – спросил я. – Ну, не скажи… В него довольно много влюблено, – задумалась Лутиэн. – Но это не то, конечно. Конечно, не то. Нам не любовь нужна, нам нужно, наоборот, понимание, что секс и любовный интерес вполне могут существовать не только отдельно, но и без примести собственничества. Высшим указом подсовывать кого-то кому-то в постель гадко как минимум по отношению к тому, кого подсовывают. Не наш метод. Да и вообще я сомневаюсь, что Лутиэн говорила серьёзно. Не исправляет подобное таких личностей, не исправляет. – Но, по идее, можно взять наиболее продвинутых и обработать их. Сомневаюсь, – Лутиэн поджала губы, – что это отобьёт у них желание Даэрона всё-таки трахнуть. – А самого Даэрона обработать без секса не вариант? – Так он же не понимает, с-собака. Затык. – Так, – внезапно поднял руку Кирдан. – Я тут кое-что вспомнил. Точнее, только сейчас вспомнил спросить. Что делать с кораблями? – Какими? – спросил я. – Альквалондскими. Там половина – почти целые. До сих пор на берегу лежат. Как бы не сгнили… Лутиэн кивнула. – Надо чё-то делать, – согласился я. – Надо чинить, что можно, – потребовал Кирдан. – И потом отправить обратно. – Без остановки в Арамане, – подметил я. – Там сейчас должно сидеть второе войско нолдор, там тут их раньше, чем через тридцатку, не надо. – В любом случае их надо переправлять в Гавани, причём по земле. – Верно. Восстановите города – займётесь. – Займёмся, – согласился Кирдан. – Но волочь долго, а накрыть хотя бы надо уже сейчас. Я, собственно, чего предложить хотел. Орками. Оттащим их орками. – А что мне за это будет? – Рабочая сила. Многие будут готовы работать у тебя ради помощи сородичам. – Не пойдёт, – остановил я его. – Согласен только на тот вариант, что эти добровольны приедут сюда сами, получат зарплаты и их часть отдадут тебе, а уже ты наймёшь за эти деньги орков. – Но это же то же самое! – Не-а, – возразил Эльмо, – такой вариант увеличивает оборот денег и делает их актуальнее. – Во-о-от, – я поднял палец, – товарищ уже начинает шарить. – Товарищ начинает шарить, – посмотрел на меня Эльмо так пристально-пристально, и улыбнулся ещё так неприятно, – что скоро наше земледелие окажется в заднице. Тингол дёрнулся. Видать, хотел дать младшему брату оплеуху, но сдержался, в чужой-то компании. – Поэтому предложу-ка я прямо сейчас устроить у меня в Западном Белерианде нехилые такие ягодные сады. Неплохая, в целом, задумка. Сейчас все ягоды у нас были только из Белераинда от Тингола, берущего их с местных крестьян, как я уже и говорил, в качестве платы за инструменты. – Это можно, – хохотнул я. – А везти как будете? – Лутиэн, много времени проводящая с Майроном, была предельно рациональна с некоторых пор в подобных вещах, если намеренно не желала обратного. – Да, это проблема, – тут же вздохнул Эльмо. – Можно устроить в Восточном, – предложил я. – И сделаем вагон-ледник. А через лет эдак десять, наверное, и нормальный рефрижератор будет. – Пятьдесят на пятьдесят? – предложил Эльмо. – Идёт, – согласился я. – Половина в общак, половина прибыли тебе лично. – А кредит на орков мне выдашь? – Запомни, Фё-ё-ёдор, нет ничего в жизни хуже креди-и-ита… Ну, кроме повестки, – широко улыбнулась Лутиэн, цитируя как-то пересказанное ей мною. Вопрос с кредитами, признаться, стоял у нас сейчас достаточно остро. Дело в том, что кредитование пусть и разгоняет экономику, но оно же и заставляет её работать циклами достаточно разрушительными на падении даже в нашем мире. У эльфов всё гораздо медленнее. Я серьёзно опасался, что первый же цикл затянется на несколько столетий и ударит по нам как раз тогда, когда мы подберёмся к современным технологиям, после чего сбросит нас обратно в Средневековье. Вовремя перехватить управление экономикой на плановые рельсы мы можем и не успеть. Выход, по идее, был – давать кредиты только на бизнес. Никаких потребительских кредитов. Вообще. Но ведь мы – если так-то – планировали чистой воды госкап. Зачем давать кредиты на бизнес? – Ну-у-у-у, – задумался я. Жаль, что тут не было Майрона. Он бы решил довольно быстро и куда более правильно, чем я. Я однозначного ответа не знал, потому что полагал, что для подобных просьб ещё рано. – Мы подумаем, – ответил я наконец. – Наверное да. Но вообще мне куда больше нравится идея, что ты будешь просто управляющим. Не надо нам плодить частников. – Ну так я и буду управляющим, – обворожительно улыбнулся Эльмо. – Просто моя зарплата будет привязана к прибыли и составит её половину. – Тридцать процентов, – решил впервые в жизни поторговаться я, – и орки твои бесплатно. Только корми. – Сорок! Не меньше. – Двадцать пять, – я вольготно откинулся на спинку стула и попытался скопировать улыбку Эльмо. – Не больше. Вышло куда менее приятно. Несколько, наверное, даже пугающе, судя по его реакции. – Согласен на тридцать, – выдал он. – Идёт. Чувствую, с этим пассажиром мы ещё сработаемся. А сейчас… – Ну что, товарищи? – я поднял бокал. – За заводы, пароходы, и, конечно же, доходы!***
– Пап, а ты знаешь, что такое анекдот второй категории? – каверзно спросила Лутиэн. У нас не было порядка букв в алфавите даже в случае латиницы – эльфы просто не понимали, зачем он нужен – и потому "категория Б" превратилось у нас во "вторую". – Нет, – честно ответил Тингол. – Это анекдоты, суть которых в отсутствии в них какой-либо логики или крайне неожиданном панчлайне, либо нецензурном, либо отсылающем на нечто известное в особой культуре, – пояснил я. – Например? – Купил эльф шляпу, а она ему как раз. Или, например, так. Тадрант сломал руку в трёх местах, особенно во втором. И посмотрел на меня Тингол так странно-странно, с полнейшим непониманием, а дочка егойная засмеялась так неприятно. – Лучше вот так, – сказала она. – Турнир менестрелей. Из подсобки выходит еле живой Даэрон. За ним – Белег. И говорит: "видишь, как хорошо, когда отнимается очко"? Тингол всё ещё не понял. – Ну хорошо, вот так, – Лутиэн закатила глаза. – У моего бывшего был петух. Он постоянно вопил, а птичка хорошая была. – Так, слово за слово, из петуха сварили суп, – добавил я. – Этим петухом был Манвэ Сулимо, – ну всё, Лутиэн начала первая! В этот момент Элу всё-таки не выдержал и рассмеялся. – А если вам миллион дадут, что вы сделаете? Ну, долги раздам. А остальные? А остальные подождут. – Едет поезд. Вдруг сходит с рельс, проезжает лесополосу, едет по кукурузному полю, снова проезжает лесополосу и возвращается на рельсы. Офигевшие пассажиры посылают делегацию к машинисту. "Что это было?". "Едем – смотрю, гном на рельсах срёт". "Так давить надо было!". "Ну вот. Только на кукурузе и догнали". – …"Что это было?". "Дилижанс, ого-го!". – …"Что это было?". "Бипки". – …"Что это было?". "Антоновка". – …"Что это было?". "Да там Манвэ с Вардой в простыню сморкались". – …"Что это было?". "Да срезать хотел, а там, за кукурузой, гайцы валинорские, гады, стоят". – …"Что это было?". "Клюкало!" – …Едет по кукурузному полю, а туда самолёт приземлился! – …Едет по кукурузному полю, а туда орёл сел! – Этим орлом был Манвэ Сулимо. – Во, во! Жил-был мужик, потом херак – и умер! – Жил-был мужик. Потом ещё жил. И ещё. А потом раз – и умер! – Жил-жил… Пока не помер! – Этим мужиком был Берен Эрхамион. – Кто такой Берен Эрхамион? – спросил Тингол. – Это такой мужик, который умер. – Это создатель бипки. – Рассказала дочке, что такое бипки. Пусть лучше от меня, чем от пацанов во дворе. – Что такое бипка? – Ты знаешь, что делать. – Не, он не знает. Рассказывать анекдот про бипки кому-то вне нашего узкого коллектива было такое себе. Он уж слишком сексистский по умолчанию, и его фиг инвертируешь. А переделать на ходу как-то не получалось. По крайней мере, у меня. – Короче, – начала Лутиэн. – Приезжает ванья в Тирион к нолдор. Его просят открыть мешок. Мало ли, что привёз? Досматривают, в общем. Он им говорит: "Не могу, там бипки". "А что это такое?". "Объя́вите меня королём – покажу". Вызвали стражу. "Откройте мешок". "Не могу". "Почему не можете?". "У меня там бипки". "Бипки? Что это?". "Ну объявите меня королём, я покажу!". Отобрали мешок, открыть не могут. Отвели нолдо в тюрьму. Его там расспрашивают: "Чего там у тебя?". "Да мешок отказался открыть". "А что там?". "Бипки". "Какие на хрен бипки?". "Ну объявите меня королём, и я расскажу". Угодил нолдо в лазарет без зубов, значит, и с переломами. Весь перебинтован и еле дышит. Вызвали аулендилей для вскрытия мешка, они вскрыли мешок – с трудом вскрыли, но вскрыли! Порвали, разворотили! Смотрят – а там бипки. – …Смотрят – а там гномы в нарды играют. – А если всё это написать на бумаге, то можно в конце вместо концовки на энном повторении написать что-то в духе "а там мужик в конец анека палит". – Всё, всё, хватит, я понял, – поднял руки Тингол, прекратив попытки промокнуть со скатерти разлитый от смеха сок. – Ладно, давай последний. В дверь постучали два раза. Но Тадрант съел просроченный йогурт и не мог открыть дверь. – Этим йогуртом был Манвэ Сулимо. – Тадрант поднял голову. Это была голова Берена Эрхамиона. – Этой головой был Манвэ Сулимо. Это могло продолжаться поистине бесконечно.*** ***
– Милый, а ты знаешь, что ты был головой некоего Берена Эрхамиона?*** ***
Трястись четыре для в карете, запряжённой волколаками – такое себе. Подушки – наше всё. Когда мы пересекали некую каменистую местность, наше транспортное средство можно было бы принять за перевозящее некую оргию. Примерно такие доносились из него звуки. Тингола, Даэрона и Эльмо мы, к счастью, ссадили раньше, ещё с поезда, причём вместе с двумя сопровождающими, продрыхшими всю поездку. Денетор слез в самом конце, в карету уже не полез. Интересно, если наплодить ещё троллей, сможем ли мы заодно проложить дороги до Гаваней и до Менегрота? А то чего-то мне больше так трястись неохота. Можно даже уморить голодом некое количество орков, если троллям будет нечего хавать. Они-то крайне прожорливы. А ещё гадят много. Можно как удобрение продавать. Когда мы наконец прибыли в Эгларест, у ворот в деревянной стене нас воинским приветствием встретила охрана из числа бойцов "Альквалондэ". Или, скорее, почётный караул с одной-единственной функцией. Не пропустить внутрь Кирдана. – Да здравствует Ардаран Мелькор! Да здравствует полковник Нимверн! – прогремели они. Сперва Новэ лишь "вежливо" схватили за руку, а потом, в ответ на попытку рыпнуться, пригрозили ему штыком. Я не очень понимал, что происходит. Нимверн, впрочем, тоже. – Население Бритомбара и Эглареста приняло решение переизбрать князя, – сообщил один из бойцов. – Новэ Кирдан ничего не сделал для защиты Гаваней, – сообщил второй. – И, больше того, противился инициативам по их защите, до последнего момента полагая нападение нолдор выдумкой Мелькора. Да, это было. Амон Руд я помню. – Но, поскольку тот так или иначе является ставленником Элу Тингола и не может быть переизбран, народными собраниями Бритомбара и Эглареста было принято решение о выходе из состава княжества Фалас при сохранении подданства королю Белерианда в виде государства Бритомбар и Эгларест. На правление мы приглашаем вас, полковник Нимверн, – солдат поклонился. – Князь, вы остаётесь владельцем земель. Но города отныне вам не принадлежат. – Это военный переворот? – аккуратно спросил я. – Или это именно воля народа? Я попытался применить Силы, заставив солдат подумать, что я приму в том числе и первый вариант, причём благосклонно, если он окажется верным. Им не было нужды отвечать второе, если бы это не было правдой. Попытался. Получилось ли, я не знаю до сих пор. – Ни в коем случае. Это воля народа, и она может быть доказана на собрании хоть сегодня же. Всё дело в том, что немалую долю населения здесь составлял тот самый полк "Альквалондэ", и сложно было понять, что же переворот, и что же – эдакий референдум. К тому же, всё оружие тоже было тут, и потому вполне можно было говорить о эдаком голосовании под прицелом. По одному солдату на десять гражданских – такое себе… Кирдан молчал. В город его так и не впустили. Он, кстати, так и не был партийным и форму нашу не носил. Эгларест представлял собой довольно красивый – даже с учётом присутствующих разрушений! – портовый целиком деревянный город с широкими улицами и крупными избами в два-три этажа. Полноценная, не наскоро сделанная эльфийская архитектура, честно говоря, поражала. Очень острые и в своей остроте действительно изящные углы и изгибы. Много открытых пространств – не только вышеупомянутых улиц, но и веранд, и балконов, и площадей, и полуоткрытых мансард. Крупные окна, часто – без стёкол, только со ставнями. Полно декоративных элементов. Многое изящно расписанное, абсолютно всё – доска к доске, светлое и радостное. Крыши в звёздном свете серебрятся осиновой чешуёй. Практически лемех. Вместо круглых брёвен, какие использовались на Руси, тут использовали брёвна обтёсанные, отчего стены казались гораздо более прямыми. Фасады несколько блестят – их, наверное, чем-то обрабатывают, чтобы не гнили. У нас в Ангбанде так не делали, потому что постройки рассчитывались как временные. Над восстановлением некоторых домов работали нолдор. За ними следили бойцы "Альквалондэ", периодически отвешивая оплеухи и стреляя почти по ногам за каждое слово на Квенья. На Синдарине же пленные пока ещё говорили очень, очень плохо, почти не понимая ни самих телери, ни друг друга. Пожалуй, лишь интуиция и чертежи подсказывали им, что и как следует делать. На нашу компанию оглядывались. Нас было всего трое, но зато каких! Собственной персоной Нимверн, местный, как я понимаю, герой. Высокий, широкоплечий, с серебристыми распущенными из-под фуражки волосами. Чёрно-серебряное платье ему очень шло. Лутиэн, чуть ниже его ростом даже с учётом каблуков на почти мужских сапогах, тоже в чёрном; ей платье бы не подошло, поскольку на нашем фоне не подчеркнуло бы рост, и потому она была в пиджаке с шароварами. Довольно коротко – выше, чем до плеч! – постриженная, она смотрелась здесь крайне инородно. Её убранные за уши белые волосы с, как мне кажется, намеренно утолщёнными кончиками если и не светились, то выглядели как минимум очень ярко. Ну и, наконец, я. Самый высокий из нас троих – почти два метра, если даже не больше – тоже весь в чёрном и с белыми волосами. На всех троих, словно облачившихся в чёрное небо, сияют серебристые звёзды. Эх, тут бы знаменосцев каких-нибудь, вообще пафос бы пёр. – Ai Ardharan! Ai gwaithchir Nimvern! – один за другим выполняли солдаты приветствие. – Aglar na Veleriann! – не удержался я. – Na gellyn aglar! – грянул ответ. Наблюдая всё это строительное великолепие, я невольно задумался об одном вопиющем аспекте бытия. Я фактически был бомжом. По местным, конечно же, меркам. Из личного пространства у меня имелось только две довольно среднего размера фактически квартиры, через коридор выходящие на достаточно оживлённые тоннели Ангбанда. Из записей Оригинала следовало – конкретно об этом он за ненадобностью не писал, но упоминания были, – что в Утумно ранее были довольно большие и просторные покои с крайне высоким потолком и даже антресолями. В Ангбанде он до возвращения не жил и потому их тут не имелось, а Майрон обходился и без такого. Хотя, теперь и он подумывал отъехать куда-то подальше – раньше-то у нас по этим ярусам столько не шлялось, было в разы менее шумно. По сути, были несколько этажей, где были лишь Айнур. Сейчас там ещё и эльфы околотились. Ёлы-палы, временный эльфийский домик в нашей деревне имел площади больше, чем та конура, в которой я спал! Тут, в Эгларесте, и подавно. Забодяжить себе, что ли, мега-избу, эдакий терем? Не солидно. У нас запланировано, что, раз орки стали рабочей силой, в таких – вот только наладится производство, и сразу – будут жить все наши эльфы, если в Белерианде. Можно, конечно, опробовать строительство из железобазальта. Вот только что строить? Где? И, главное, как? Мне ж в этом ещё околачиваться. Ко всякому барокко и прочим стилям навроде иногда пародирующего оный в той или иной мере ампира, изобилующим мелкими вычурными деталями, я относился крайне негативно всегда. В своё время я посетил достаточное количество строений той эпохи – и всякие дворцы, и просто музеи. Крайне гадкое впечатление. Фасады, украшенные множеством мелочей, перестают казаться целостными. Рябят в глазах. Точно так же в глазах рябит и внутреннее убранство – вся эта поганая лепнина, позолота и прочая блевотина, так обожаемая булкохрустом обыкновенным непонятно за что. В барокко и, тем более, в рококо внутреннее пространство будто исчезает напрочь в ста процентах случаев, если стены не из зеркал, аки в бальном зале. Сам факт того, что нужно прибегать к такому костылю в помещении объёма так-то нехилого уже обо многом говорит и подписывает в моих глазах этой параше приговор. А ведь я за время пребывания тут привык к свободным пространствам. В Ангбанде, вон, я предпочитаю находиться не в помещениях, а в коридорах – они, если речь о центральной "улице", очень широкие, с высокими потолками и просторными арками. Кое-где переходы и лестницы воздвигнуты прямо над пропастью – если наклониться и посмотреть вниз, можно увидеть балконы-галереи этажей ниже. Сделано это, как мне рассказал Саурон, чтоб воздух был менее затхлым. Чисто теоретически, можно поселиться и в Ангбанде, если построить ещё несколько полноценных ярусов уже "парадного" облика. Но это долго. Недавно я отдал приказ перестать насыпать валы перед воротами – они стали такими длинными, что уже врезáлись в деревню. Всё-таки начал рождаться Тангородрим – ну, первая его гора. Как бы вся эта помесь шлака и битого камня не рухнула вниз… К ар-нуво я испытываю куда меньшее неприятие. В интерьере оно смотрится гораздо лучше, чем то же самое барокко. Ничего не режет глаз, приятные цвета. На фасаде тоже бывает слишком много всего, но оно хотя бы органично переплетено и приятно глазу. Ну, должно быть, если архитектор или дизайнер – кто там это делает-то? – нормальный. Где б нам такого надыбать ещё. Минимализм и конструктивизм в интерьере просто прекрасны. Небольшая комната, оформленная в них, чувствуется куда свободнее и просторнее вышеописанного бального зала. В плане экстерьера они работают не хуже. Они – может быть, я сейчас совершу непоправимую ошибку, но всё же – несколько проще. И даже, пожалуй, не несколько. Да, в них всё ещё нужно соблюдать пропорции, но это уже математика. В неё я так или иначе могу, да и все остальные могут. Сюда же, наверное, конструктивизм и интернациональный стиль. Я не сильно различаю их, так что по фигу. Функционализм – вообще офигенно. Можно побаловаться с футуризмом и неофутуризмом, но тут пластик нужен и очень много стекла. Пожалуй, пока что не стоит, но потом – обязательно. Уже на юге. С местными технологиями лучше всего будут смотреться ар-нуво и – внезапно – ар-деко, к которому я отношусь двояко. С одной стороны, оно – вроде как, ну, по определению – является демонстративным проявлением богатства, но, с другой – при достаточных пространствах, конечно, – выглядит вполне приятно. Да и не сказать, что первое в нашем случае есть что-то плохое. К тому же, серьёзный плюс – тёмный цвет базальта. Если его хорошо отлить, даже красить не надо. В пользу ар-деко говорит также то, что он, в отличие от тех же функционализма и минимализма, будет очень неплохо смотреться с партийной формой. Что чёрно-серебряной, что бело-золотой. Надо будет собрать эльфов-художников и переквалифицировать в дизайнеров. Пусть набрасывают всяческие эскизы, а там мы уж выберем. Остальные тоже на пользу пойдут. Строить прямо возле Ангбанда – такое себе. Вот совсем. У нас там промзона. Всё заводами обрастёт и железными дорогами. Уже, вон, строят узкоколейки внутри Крепости, скоро наружу выведут. Если там что и бодяжить – то заводские строения и жильё для приезжих рабочих. Есть мысль, что строить надо у моря. Где-нибудь тут, в Фаласе или в дельте Сириона, чтоб к железной дороге поближе. Забабахать чисто конкретную приморскую виллу, провести телеграф и рулить из неё. Мы вышли, наконец, на главную площадь. Самым высоким сооружением у неё была каменная звонница с серебристыми шпилями, на которых вились голубые флаги с белоснежными лебедями. Нимверн отдал кому-то распоряжения, и пара эльфов ударила в колокола. – Полчаса, – сказал он мне, вернувшись. Ещё немного прогулявшись по городу, мы вернулись на площадь и взошли на помост. Собравшаяся толпа при виде Нимверна приветственно махала руками. В ней почти не было женщин. Значит, будем сейчас разбираться. – Нимверн, а скажи-ка мне, почему так мало женщин? – Так тут только те, кто с оружием сражались за нас. Не сказал бы. Да, большинство женщин было в военной форме, но из мужчин носила её здесь лишь малая доля. Мужиков в форме в сумме тут было немногим больше, чем женщин. Оставшиеся женщины, видимо, предпочли привычную одежду, но по собственному опыту я знал, что все, кто хоть раз одевали нашу форму и получали её в постоянное пользование, предпочитали носить именно её. То есть даже если тут и были мужчины, воевавшие, но форму не одевшие сейчас, то их всё равно было сильно меньше, чем оружие в руки не бравших. – Что, говоришь? – улыбнулся я. – И вот эти, – я показал на явно невоенных, – за вас сражались? – Ну так и мирняк ж должен решать, верно? – развёл руками Нимверн. – А женщины тебе что, не мирняк? Нимверн никогда не был особо прошаренным. Бóльшую часть времени он проводил за тренировками бойцов и у себя. Идеологически мы его особенно и не обрабатывали, и сейчас я несколько испугался, что нам придётся прыгать из одной войны в другую, теперь уже против вот этого вот с целью обращения его в веру истинную. А вооружён и обучен его контингент был порядком лучше тех же нолдор. Плюс мы потеряли бы поддержку Тингола. Так можно было бы и отлететь. К счастью, я оказался для него достаточным авторитетом. – Негоже, – крикнул я, – решать судьбу города одним лишь мужским его голосом! Либо зовите сюда жён и дочерей ваших, либо сами идите прочь, кто за Гавани не сражался! Мужчины в дискусе о правах очень любят апеллировать к воинской службе. Аргумент крайне неверный. Лишь малая доля когда-либо живших мужчин принимала участие в военных конфликтах, но привилегии за это получают они все поголовно. Даже те, кто вообще службу в армии не проходили. При этом также важно помнить, что именно мужчинами является принимающая решения половина правящего класса хоть при феодализме, хоть при капитализме, и именно на воле мужчин – как на наиболее дееспособной в рамках патриархата части населения – держится его власть. Именно мужчины правящего класса, опирающегося на волю мужчин классов подчинённых, действовали к становлению сперва династий, а потом и оформленных наций. То есть любой что феодальный, что религиозный, что межэтнический, что какой-либо ещё конфликт есть следствие тех или иных действий мужчин и производится именно в интересах той или иной их группы. Именно поэтому говорить, что раз женщины хотят равных прав, то сперва должны точно так же обязательно служить в армии и "защищать родину" – попросту неправомерно. Не они её создавали, не им она нужна, не они причина её появления и не они её выгодополучатели. Они могут сражаться с оружием в руках в конфликте, когда вражеская сторона действительно угрожает их правам, но этого почти никогда не происходит. Подобные случаи в наше время есть только в слаборазвитых странах, где сторона-консерватор представляет из себя бешеную террористическую шайку и где даже условно-прогрессивная сторона попросту не позволит сражаться женщинам. К тому же, для женщин в плане защиты собственных прав куда лучше сражаться против обеих сторон, если в таком случае, конечно, есть шанс на их победу. Если же обороняющаяся и защищающая права сторона побеждает, а женщин всё же допустили к оружию, то равные права им в обществе всё равно не дадут – мол, не все же сражались, вот, глядите, есть ж те женщины, кто верит, что это мужик должен воевать только, так что мы продолжим в традиционные ценности. Обязательный призыв женщин же вызовет недовольство подавляющей части мужчин и тех женщин, кому патриархатом ранее успешно промыли мозги. Если же женщины сражались добровольно, то и ответ будет соответствующий, мол, а зачем вы тогда сражались, раз вам чего-то не нравится. Ну и, как уже было сказано, само по себе понятие гарантируемых каким-либо письменным законом прав есть фуфло. Права почти ничего не значат без возможностей, а возможности или отсутствие оных находятся в общественных настроениях, которые росчерком пера просто так не меняются. Народ нужно обрабатывать долго, упорно и – что самое главное – централизованно. Так что сколько в бумажках, которыми только подтираться, не пиши, что женщина равна в правах с мужчиной, пока в информационном поле преобладает традиционное распределение ролей, пока с детства наблюдаются демонстрирующие такое разделение мультики, сказки и прочие результаты чьего-то творческого процесса, очень редкая женщина из этого распределения выбьется и очень редкий мужчина посчитает допустимым из этого распределения для женщины выбиваться. Нормальность очень сильно вбивается в мозг и пропагандируется всеми, везде и всегда. Сколько не повторяй вслух статью энную туалетного листочка про равенство прав, пока некто смотрит вокруг и видит что в телевизоре, что в книгах, что в жизни, что женщины любят цветы, мечтают о крепком браке и месте на кухне, а также не умеют дружить и обязательно хотят подчиняться мужчине, этот или эта некто будет считать нормальным и оттого правильным именно такое положение вещей, и, соответственно, вести себя с подобным положением вещей в соответствии. Так мозг работает, с этим на текущем уровне технологий фиг что поделаешь. Решение – либо в принципе ликвидировать пропаганду нормальности, что вряд ли вообще возможно и что будет иметь ещё и иные последствия, причём труднопредсказуемые, либо полностью запрещать демонстрацию традиционного распределения ролей указом сверху, изымать старые книги и далее, далее, далее. Не вводить какие-то жалкие квоты, нет. От того, что вы начнёте снимать фильмы с главными героинями вместо главных героев, ничего не изменится. Жанр фильма не поменяется, он по-прежнему останется "мужским", как, например, с аудиторией "Звёздных Войн" – женщин среди зрителей новых, казалось бы, прогрессивных (нет) фильмов оказалось меньше, чем среди зрителей старых. При этом качество творчества сильно падает из-за неумения правильно прописать персонажку, конфликты и вообще полного непонимания большинством творцов конъюнктуры происходящего, что только отталкивает аудиторию в сторону старой, консервативной культуры, всё ещё доступной. Говорить, что в наше время не стало фильмов про мужчин – не верно. Фильмы про мужчин и традиционные роли никуда не делись. Они просто были сняты раньше и их по-прежнему смотрят, причём больше, чем современные. Никуда не делись и написанные и напечатанные ранее книги, никуда не делось устное народное творчество навроде анекдотов, никуда не делись песни, никуда не пропали мемы и прочее, прочее, прочее. Традиционное распределение будет преобладать, покуда существует свобода слова и покуда гуляют в народе образчики традиционной культуры. Именно поэтому равенство возможностей и свобода слова – вещи совершенно несовместимые. Ещё ни одно "демократическое" государство не смогло избавиться от традиционного распределения в информационном поле не смотря на все квоты, стандарты и культуру отмены, ни одно не прошло через этот этап и не перешло к отмене квот, которая должна случиться, когда в информационном поле наконец-то воспреобладает равенство, и, соответственно, поток желающих мужчин и женщин на место сравняется. И не сможет. Ну а случаев, когда прогрессивные слои общества, шарящие не только в марксизме (и то сомнительно) захватывали бы власть силой и устанавливали бы тоталитарный режим, так необходимый для смены народного сознания, попросту не было. Потому что "не наш метод" и потому что опереться-то не на кого. Игры в демократию в принципе не могут привести к становлению равноправия просто потому, что воспитанный в консервативной культуре народ выступит против раз за разом и в конечном итоге просто общей волей прикроет лавочку прогрессивных. У нас тут, к счастью, играть в демократию особо-то никто и не собирается. Так, на местничковом, разве что, уровне. – Итак, – недолго посовещавшись, местные всё же приняли решение привести женщин, а не оставлять решение только на бывших солдат, – До меня дошли сведения, что… Не договорив, я на секунду замер, потому что вспомнил один важный нюанс. – Так, минуту. Разойдитесь пополам. Все женщины на левую половину площади, все мужчины – на правую. Это чтоб мужья не сказали жёнам, как им голосовать и чтоб не знали, как те проголосовали. – Да, вот так. Продолжаем. До меня дошли сведения, что вы желаете выйти из состава княжества Фалас, оставшись, тем не менее, под дланью короля Элу, и на правление зовёте полковника Нимверна. Это так? – Да-а-а! – раздался довольно сильный крик. – В таком случае пусть те, кто выступают за подобные перемены, поднимут левую руку. Лес рук. Лес, честное слово. – Понятно. Теперь пусть поднимут руки те, кто выступает за сохранение предыдущего варианта, то есть за то, чтобы Эгларест остался под руководством князя Новэ. Несколько эльфов. Можно пересчитать по оставшимся пальцам не знакомого с техникой безопасности фрезеровщика. – Решение о выходе Эглареста из состава княжества Фалас принято, – сообщил я с кивком, и собравшиеся взорвались радостными аплодисментами. Двое эльфов, вскочив на помост, протянули Нимверну голубой флаг с лебедем, и тот, бережно взяв его на руки, поцеловал и набросил на плечи, поклонившись на три стороны. – Надо телеграфировать Тинголу. Телеграф располагался тут, недалеко от звонницы. Буквально в соседнем доме. Кажется, это были княжьи хоромы, но я не уверен. Ответа мы ждали полтора часа. Представляю я Тингола, только-только добравшегося домой и теперь слышащего вот об этом. Ответ, тем не менее, был, как и само послание, предельно сдержан. Элу явно не хотел накалять обстановку, да и Нимверн его вполне устраивал. Он не приходился ему родственником, но показал себя отличным командиром и, без малого, героем Белерианда. Ссориться с таким было опасно. В общем, Эгларест признали Государством Эгларест. Нимверн решил не брать себе титула князя и так и остаться полковником. Передали также, что Бритомбар, вероятно, поступит аналогично. Но туда ещё надо было ехать. Я пару минут раздумывал на тему того, чтобы поплыть на местной посудине, но вариант мотаться на примитивной, маленькой и убогой – по сравнению с современными мне, конечно – лодке меня как-то не устраивал. Да, и, помнится, Ульмо Мелькора никогда не жаловал. Возможностью его утопить он вряд ли не решит воспользоваться. Тем не менее не воспользоваться возможностью пройтись у причалов по эдакой набережной и поглядеть на тутошние ладьи – а что это, по-вашему? – я просто не мог. Как минимум, это было бы ну неприлично. Да и интересно. За последние десять лет я видел море лишь дважды – в Калининграде и – вот недавно – в Лосгаре. И, в общем, строить себе виллу около моря мне как-то резко так расхотелось. Я успел позабыть о том, как же море может вонять. От цветущего моря пасёт такими безумными ароматами, что нос буквально сворачивается в трубочку. Может быть, это местная проблема, но… Нет. На постоянной основе возле местного моря я поселяться не хочу. Если б тут было тепло, то ещё ладно. Но так… Наверняка есть места более приятные. Реки, правда, тоже цветут знатно… Вон, та же самая Волга, там аж за километр может нести в августе иногда. Не успел в Ульяновске добраться до дамбы, не то, что взойти на неё – и всё, уже ударяет в нос дикой вонищей. Может, стоит околотиться где-то у гор около леса. У тех же Эред Ветрин или, ещё лучше, Эред Луин. – Не нравится? – спросила Лутиэн, глядя на плохо скрываемое отвращение на моём лице. – Вообще нет, – честно ответил я. – Вода воняет. Я тут подумал, что мне бы жильё себе какое построить. Отдельное, – пояснил я. – Думал у моря, но теперь понял, что не стоит. – Возле озера Хелеворн очень красивое место. И вода в нём никогда не цветёт. – Надо будет глянуть. Действительно. Может быть, даже как раз на обратном пути. Так поступить, к сожалению, не вышло. Нет смысла описывать поездку в Бритомбар и обратно – сам город один в один с Эгларестом, на площади было всё то же самое, и в карете тряслись мы всё так же. Нимверн остался в Бритомбаре, где ему было сделано особо-важное внушение. Меня, как уже было сказано, он уважал. Авось и подействует. Пообещал товарищ, всё же, дать женщинам права. Хотя б на бумаге пока что. Проблемой оказалось "поймать" поезд. В общем, когда мы приехали к путям, состав только возвращался со стройки, и Королевской вагон – мы направили запрос по телеграфу – был не прицеплен. Ждать двое суток в открытом поле – такое себе. Мы ехали в локомотиве и это было не сказать, что прямо так плохо. Нас двое, мест хватило. Иметь те же проблемы с поездкой к озеру Хелеворн? Без еды, без сопровождения? Ну на фиг. Весной уже. Когда удобно будет.