«В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви.» — 1-ое послание Иоанна 4:18
Я ни за что бы не подумала, что чья-то любовь сможет оказаться настолько могущественной и будет способна провести невидимую грань между галактикой чувств и реальным миром. Джемин оказался именно таким — всесильным создателем параллельной Вселенной, в которой полноправно правили только мы вдвоём, переодически опуская любопытный взгляд вниз на людскую суету, которая теперь казалась настолько бессмысленной и незначительной, что мы спешили отвернуться, снова и снова находя отдушину друг в друге и познавая новые, самые тёмные уголки души. Так странно было наблюдать за холодной личиной парня, которая в итоге согревала только меня одну. Как только по всему университету разлетелись слухи о том, что мы встречаемся, Джемин стал ещё более осторожен и серьезен со всеми, кого когда-либо знал, и ещё более нежен со мной. Это удивляло и обезоруживало одновременно — он не скупился на эмоции и, казалось, лишь при мне срывал все барьеры, не утаивая ни единой мысли и опьяняя безграничным порывом ласки, не щадящей ни днём, ни ночью. В этом был свой шарм, потому что мы негласно повышали планку, испытывая друг друга, и как Бонни и Клайд всегда действовали сообща, не боясь общественного осуждения. Рассекая дороги Лонг-Айленда на его чёрном «Харлее» и устремляя глаза в небо, где плывущие облака походили на сахарную вату и благосклонно встречали два силуэта, преисполненных наивными устремлениями и свободой, я все чаще задумывалась о том, что, если первые серьезные отношения проходят именно так, то данный жизненный этап действительно заслуживает дифирамб и памятной вещи на отдельной полке — а лучше человека, который прошёл этот этап вместе с тобой и служил живым воспоминанием об этом прекрасном времени. Пожалуй, именно поэтому я держалась за Джемина, как за собственную жизнь, — хоть он и не был моей первой любовью, каждый божий день я все равно училась любить его так, как он любил меня. Мне страшно не хотелось воспринимать его чувства, как данность, поэтому дорожила каждой минутой, полагая, что она приблизит меня к подлинности испытываемого. Однако на определенном этапе любое действие Джемина стало вызывать необъяснимую бурю жалости, — прежде всего, к нему самому. Вся его красота, юность, пыл и уверенность прямым каналом перетекали мне, и за считанные месяцы я превратилась в совершенно иного человека — он шаг за шагом слепил из меня идеальную спутницу, подобно блестящему дополнению к его безупречному образу. Я даже не заметила, как все прежние сомнения, страхи, ценности и убеждения стали отходить на второй план — я была буквально облачена в непробиваемые доспехи, а Джемин играл роль ангела-хранителя, который держал в строжайшем секрете все мои тайные переживания и желания. Нет, он был однозначно лучше, потому что, несмотря на весь внешний лоск, умудрялся сохранять между нами полнейшую гармонию. Он безошибочно угадывал природу порой беспочвенных всплесков и подавлял их бескомпромиссными порывами нежности, которые плотным швом ложились на каждую рану, — хотя одна продолжала кровоточить и ее первопричиной был Ли Джено. Невзирая на демонстративный холод и бесстрастность, с которой я теперь подходила практически ко всем проблемам и отношениям с людьми, единственным слабым местом по-прежнему был именно он, и я прикладывала все усилия, чтобы Джемин ни за что об этом не заподозрил. Я играла роль самой лучшей, горячо любящей девушки и сама свято в это верила, но лишний раз не могла оторвать взгляда от родного антично прекрасного профиля вдалеке. Самое ужасное заключалось в том, что с переездом в новый корпус, — если быть точнее, в тот же самый, где жил Марк, — я стала ощущать непозволительную тоску, которая переодически брала надо мной верх, вне зависимости был ли Джемин рядом или нет. Не без его помощи я получила одноместную комнату этажом выше, и это стало катализатором необратимых действий — я буквально стала терять голову от жажды оказаться с Джено рядом. Мне постоянно мерещился запах его панкейков и музыкальные этюды за стеной. Это было абсолютно иррационально, но я также скучала по тому периоду, когда он запугивал всех и каждого, лишь бы держать меня ближе к себе. На тот момент это казалось диким, практически граничащим с чем-то животным, но теперь я была не лучше его, потому что опекала Джемина с той же горячностью и безрассудством, которому он сам переодически поражался. Благодаря нему я приобрела невероятную стойкость духа, заклейменную другими стервозностью. Теперь эта стервозность стала защитным щитом от злых языков и попыткой залатать дыру в сердце, чтобы не думать о Джено, но, черт возьми, он был всегда и везде — попадался на глаза на стадионе, в коридорах, в столовой, на главном входе, и я могла только найти силы, чтобы пройти мимо и сделать вид, будто мы совершенно незнакомы. Это было отвратительно — просто мерзко, нечеловечески бессердечно ловить его выразительный взгляд и при этом теснее сжимать руку Джемина, чтобы отыскать несуществующую толику безразличия. Но боже — стоило мне увидеть уведомление в телефоне о его новой публикации в Инстаграм, как я тут же рассыпалась в прах и по тысячу раз на дню находила время, чтобы посмотреть на предварительно сохранённое фото. Я обратно зарегистрировалась во всех социальных сетях, чтобы испытывать хоть долю причастности к его жизни, но это делало меня ещё более жадной и безумной, что я умело маскировала за маской страсти к Джемину. — Принцесса, думаю, сейчас не подходящее время… — прохрипел парень, когда я оставила очередной терпкий поцелуй на его скуле, остервенело цепляясь за воротник рубашки. Мы стояли в углу полутемного прохода в медицинском крыле, который был фактически пустой из-за того, что наступила пятница и персонал освободился раньше. Из-за смежной пары с факультетом музыки и танцевального искусства я была обречена на самую горькую участь — Джено сидел слева на следующем ряду прямо передо мной. Я целые полтора часа только и делала, что вела бескомпромиссную баталию с самой собой, бесконечно повторяя: «Боже, как же так получилось, что мы были всем и стали ничем?». Окончание занятия увенчалось парой переломанных на двое ручек и испорченной чернилами тетрадью, но ничто не могло сравниться с чернильным взглядом голубых глаз на мне. Клянусь, только у Ли найдётся смелость полностью забыть о присутствии учителя и за ближайшие полтора часа задаться целью изничтожить мне психику. В итоге я вылетела из аудитории, подобно поверженному солдату, который стремился изо всех сил сохранить себе жизнь. Я знала, что Джено не упустит шанса заговорить, поэтому тут же бросилась в поисках Джемина, зная, что не вынесу ни единого слова, сорвавшегося с его уст. — Боишься, что твои милые друзья-футболисты потеряют тебя из виду? — саркастически заметила я, облизываясь и снова припадая к губам парня. — Можешь позвонить и сказать, что ты занят. — С каких пор ты стала такой отважной? — хмыкнул Джемин, прижимая теснее за талию и накрывая ладонью пылающую щеку. — Учусь у лучших. Знаешь, что из тебя выходит чудесный учитель? Я обольстительно улыбнулась, обнимая его за шею и с наслаждением отслеживая каждый огонёк, который непозволительно ярко загорался в оживлённом взгляде. — Думаю, мне все-таки повезло с ученицей, — протяжно отозвался он, снова сплетая наши губы в головокружительном поцелуе и заставляя, наконец, забыться. Что у Джемина выходило лучше всего, так это брать надо мной контроль в полном смысле этого слова, потому что каждое его вознаграждение действовало подобно анальгетику и возвращало все на круги своя — боль притуплялась, и я хотела только его одного. Наши посиделки с его друзьями за столом для ланча стали частью обыденной рутины, и я, на удивление, чувствовала себя более, чем комфортно, постоянно находясь в кольце из рук и по-прежнему ловя недоумевающие взгляды других студентов или чирлидеров, которые не переставали точить на меня зуб. Так как Джемин был всеобщим любимцем и обладал непоколебимой репутацией, в глазах остальных я, пожалуй, играла самую противоречивую роль — кто-то откровенно боялся факта того, что я его официальная девушка, а кто-то искренне ненавидел, как это, впрочем, делала вся кровожадная чирлидерская стая во главе с Кортни и Мишель. Среди футболистов я, наоборот, снискала огромное уважение — в большинстве своём из-за впечатляющего выступления на отборе и внушительной фразы, беспечно брошенной в сторону лидера головорезов. Тем не менее я не принимала близко к сердцу ни лесть, ни неприкрытые оскорбления — Джемин заставлял как никогда чувствовать себя в безопасности, и он так же был первым, кто сумел провести конструктивный диалог и внушить уверенность, что чьё-то мнение о наших отношениях в сущности не значит ровным счетом ничего. Он буквально научил меня быть борцом, а не простым созерцателем, за что я была бесконечно благодарна. — Я слышал, что в этот раз перед межуниверситетскими играми вы вроде как будете соревноваться между собой, — пробурчал Марк, хватаясь за ложку и внимательно водя по поверхности какого-то супа, выдаваемого сегодня в столовой. — Да, тренер, кстати, сказал мне то же самое, — удивленно откликнулся Дейв, переведя рассеянный взгляд на капитана. — Джемин, ты в курсе? Парень задумчиво гладил меня по волосам, прищурившись и с недовольством откликнувшись: — Это всего лишь акция по заманиванию только что поступивших в спортивную деятельность ВУЗа. Должна же администрация делать вид, будто все настолько заинтересованы получить смещение переносицы или вывих ключицы? Это все баловство. Как только эти слюнтяи выступят на поле, то уже через десять минут растекутся по траве. — Поверить не могу, что Клинтон поддерживает весь этот бред, — хмыкнул Майк, один из близких знакомых Джемина. — Они ведь даже мяч в руке держать не умеют. Как против них играть? — Ей отстегивают за это тонну бабла, чувак, — разочарованно пролепетал Дейв, лениво отбрасывая ложку в сторону. — По-твоему как она получила статус заслуженного преподавателя по физической культуре? Ее весь округ знает. — Она просто спит с тренером Роджерс, — засмеялся Хэчан. — Это настолько очевидно. Говорят, Патрик не просто так взял сверхурочные, чтобы курировать всю вашу команду вместе с ней. — Фу, иди к черту, Ли!.. — протянул Марк, который всегда по неизвестной мне причине очень ратовал за тренера Клинтон и просто обожал занятия по физкультуре. — Нет-нет, это мысль! — захохотал Майк. — Но я все равно поверить не могу, что заявление на участие в игре может подать абсолютно каждый. — Их имена даже сохранят инкогнито вплоть до окончания игры, — невольно отозвалась я, приковывая взволнованные взгляды сидящих. — Я видела, как Клинтон печатала списки, пока была с чирлидерами на поле. — Это в случае, если мы сравняем их с землей, чтобы можно было не разоряться на надгробия? — грубо пошутил Джемин, и все поддержали его смех с ещё более явной волной злорадства, кроме меня — я по непонятным причинам ощутила невыразимый укол беспокойства, словно все это мероприятие должно было обернуться трагедией.***
В день благотворительного матча все действительно пребывали в удушливом состоянии волнения, которое вовсе не радовало, поэтому я обессилено упала на твёрдую скамью с тяжеленной сумкой на плечах в тот самый момент, когда раздевалка наполовину опустела. Большинство чирлидеров уже высыпали на поле, приветствуемые гулом трибун, мучимых ожиданием, пока я в спешке пыталась влезть в эту поганую форму — меня задержал преподаватель по философии касательно темы реферата, и теперь я изо всех сил пыталась не ударить лицом в грязь, так как знала, что Джемин как никогда нуждается в моем присутствии и поддержке. Я бросилась в душевую, чтобы аккуратно пригладить перед зеркалом выбившиеся пряди, однако в этот момент чуть ли не в лицо прилетел полупрозрачный пакет, и я шокировано распахнула рот. — Реквизит и ленты для сегодняшнего выступления, — бесстрастно продекламировала Мишель, останавливаясь сбоку напротив ещё одного зеркала и демонстративно обводя губы красной помадой. — Смотри не налажай. Не успела я что-либо произнести в ответ, как дверь захлопнулась, и я до боли в челюсти стиснула зубы, проклиная ее всеми возможными способами и мечтая, чтобы она где-нибудь поскользнулась по пути и отшибла себе последние мозги — она все равно ими не пользуется. В душевой было неимоверно жарко, ведь до меня тут наверняка побывало просто немыслимое количество народу. Зеркало запотело, и я испугалась, что весь макияж потечёт, так как на лбу выступила характерная испарина. Все пространство было объято горячим паром, и я с неприятным скрежетом протерла ладонью стекло, чтобы отрегулировать ленты в волосах и на запястьях, а также воспользоваться более щадящим вариантом — водостойким тинтом для губ. Дышать было просто невозможно, поэтому я активно стала наносить немного тонального средства и румян, пытаясь придать лицу хоть чуть-чуть свежести и аккуратности. Разуверившись в надежде предстать перед целым стадионом в более-менее удобоваримом виде, я бросила всю эту гиблую затею и в спешке убрала все необходимое в косметичку. Пар сгустился плотным облаком прямо над головой, и я тут же направилась к двери, дергая за ручку. Внутри все содрогнулось, когда она не поддалась. Я сжала рукоять и повернула ее ещё раз, но ничего не произошло — дверь была заперта с обратной стороны. Я закашлялась, чувствуя, как грудь сдавили колючие кусты терновника, посылая неприятную вибрацию по всему телу, и я тут же отчаянно начала стучать, полагая, что в раздевалке кто-то ещё остался. — Эй!.. Откройте!.. Тут, должно быть, что-то с защелкой!.. Эй, меня кто-то слышит? Я припала к двери, пытаясь распознать хоть один единственный звук, но вокруг стояла гробовая тишина, которая привела мозг в лихорадочную работу. С каждым вздохом кислорода становилось все меньше и меньше. При следующем же прикосновении к ручке я отпрянула, потому что металл крайне сильно нагрелся и я обожгла ладонь. Сознание обуздала паника от факта того, что телефон остался в сумке с вещами, и я стремглав бросилась сквозь невыносимую пелену пара к другой двери, ведущей на выход в сторону стадиона. Обычно она была заперта, но я понадеялась, что, может быть, к матчу ее откроют, чтобы обеспечить большую мобильность. Однако мои надежды не увенчались успехом — я с трудом сумела рассмотреть сквозь дымку дверные панели, к которым, очевидно, давно не подступала ни единая душа. Я в ужасе обругала себя, что двинулась в ту сторону, потому что именно оттуда образовывались огромные клубы пара, источник которых я никак не могла обнаружить. Голосовые связки не переставали вибрировать в надежде, что кто-то услышит и придёт на помощь, но тщетно — жаркий туман подступил к противоположному выходу, обволакивая все пространство и вынуждая упасть на пол, чтобы сделать крошечный глоток свежего воздуха через щель. Из уголков глаз хлынули слезы, и я рвано задышала, припадая щекой к раскаленному кафелю и замечая, что вокруг все стало двоиться. — Лия?.. Лия, это ты? Слышишь меня? Черт возьми, отзовись!.. Я попыталась что-то ответить, но из памяти мгновенно ускользнули какие-либо слова. Я чувствовала, что грудная клетка больше не сокращается и я не дышу. Каждый мощный удар в дверь стал резонировать тонким спазмом, доносясь все тише и тише, пока на затылок не посыпались щепки и гвозди. Дальше все стало происходить, как в замедленной съемке — жаркая вуаль тумана стала отступать и сменилась на обезоруживающую прохладу, заставившую отрывисто задышать, а кончики пальцев — онеметь. Я закрыла глаза, понимая, что тело больше не в моей власти, и я прилагаю просто титанические усилия, чтобы не потерять сознание. — Лия! Посмотри на меня!.. Ну же, малышка, очнись!.. Я резко ощутила сильный перепад температуры и через пару секунд — чью-то мертвую хватку на плечах и ногах. Меня будто бы охватил паралич, и я не могла пошевелиться, пока все-таки инстинктивно не приоткрыла глаза — сквозь белую вуаль показался Джено, который снова и снова продолжал упорно взывать к моим чувствам. — Дыши-…! Давай, тише-… Тише… Все хорошо, ты сможешь! Главное, не теряй меня и продолжай дышать… Его тембр все отчётливее и отчётливее врезался в сознание подобно мечу, поэтому я неосознанно повиновалась, цепляясь за каждое слово и страшно боясь упустить нечто важное. Пальцы инстинктивно сомкнулись на его запястье, поддерживающем колени, и только тогда я осознала, что лежу на полу прямо у него на коленях. Половина реплик моментально огибали разум, и я не могла распознать их посыла, — лишь только глаза Джено позволяли понять намного больше, контролируя каждый вздох и приводя внутренние органы в работу. Поверить не могу, что даже сейчас он возвращает меня к жизни, даруя дыхание и восстанавливая силы, словно наш незамысловатый инструктаж после той пробежки вышел на новый уровень. — …слышишь меня? Ты в безопасности!.. Все позади!.. Только тогда я заметила, что все его плечо было в крови, и тонкие бардовые струйки стремительно стекали по руке, прячась в тонкой материи моей юбки. Чувства вдруг стали возвращаться, и я даже начала распознавать непонятный шум на фоне, однако спасительный лик Джено продолжал вовлекать в немой диалог, и я попыталась выразить слова благодарности. К сожалению, горло пронзил лишь болезненный хрип, и я в исступлении закашлялась, припадая к нему на грудь и начиная дышать свободнее. — С-сп-… спасибо… Парень тут же облегченно оперся спиной о стену, прижав меня как никогда крепко и укачивая подобно ребёнку. — Обещаю, я выясню, кто сделал это с тобой. Я заставлю этого человека расплатиться сполна и страдать не меньше. С ещё большей жадностью я прижалась к нему, глотая слезы и чувствуя под подушечками пальцев тёплую кровь. Я была слишком шокирована, чтобы воспринять слова Джено в серьез, поэтому, когда мое обессиленное тело вырвали из его рук, кроме пустоты я не почувствовала ничего. С трудом можно было предположить, что помощь медиков пригодится только для того, чтобы в будущем столкнуться лицом к лицу и перенести ещё более весомые последствия произошедшего.***
«Утверди шаги мои на путях Твоих, да не колеблются стопы мои.» — Псалтирь 16:5
— Давай, тут никого нет. Не переживай, если что — я прикрою, — бормотал Марк, пока я открывала дверь кладовой. Со дня инцидента прошла неделя, которая протекала в мучительном потоке собеседований и консультаций со специалистами. Сколько бы я не пыталась дать вразумительный ответ на вопрос: «Как думаешь, кто был способен это сделать?» ничего не выходило — я молчала, осознавая, что вентиль в трубах не мог открутиться самостоятельно. Руки по-прежнему не зажили от ожогов, оставленных каплями кипящей воды, но я не позволила себе бросить Джемина во время матча, который, к слову, был перенесён, как только я перекочевала из рук Джено в руки докторов и сотрудников администрации. Я не могла просто так обратить все свои подозрения на Мишель, потому что попытка обвинить ее в случившемся была сравнима с наступлением Армагеддона — на ней держалась вся сборная чирлидеров и предстоящее выступление, поэтому я не смела запустить необратимый процесс из множества дискуссий относительно ее причастности. Я держала все в себе, ни слова не говоря ни Марку, ни, тем более, Джемину, который последние сутки только и делал, что устраивал нападки на деканат, требуя, чтобы виновника вычислили. Пожалуй, я не одна хотела, чтобы это недоразумение было поскорее забыто, потому что оно ставило под угрозу проведение межуниверситетских игр, которые представляли из себя крайне важное мероприятие в жизни всего ВУЗа. Я прекрасно понимала, что мое молчание служит оправданием для всей шайки чирлидеров, которые, очевидно, подстроили протекание трубы, но я не могла действовать иначе, так как знала, что от моих решений будет зависеть успех нашей сборной. Среди всей этой суеты, бесконечных пересудов и попыток Джемина привести меня в чувства, я давала себе отчёт только в одном — ситуация стремительно приобретала более суровые обороты в большинстве своём из-за Джено. Хоть его и не было рядом, я постоянно ощущала его присутствие, словно постоянно находилась под пристальным всевидящим оком. Каждое утро я стала обнаруживать в шкафчике небольшие записки с весьма многозначными сообщениями, которые заставляли сердце трепетать и болезненно сжиматься одновременно: «Почему то, что составляет счастье человека, должно вместе с тем быть источником его страданий?», «Без тебя все вокруг кажется несносным самообманом», «Мне не страшно быть отверженным и отброшенным этим миром, потому что самое ужасное — быть покинутым тобой», «Мы склонны обращать свою жизнь в скитания в поисках лучшего, но, оборачиваясь, осознаём, что нет места лучше, где были изначально. Сколько раз обернулась ты?». Эти короткие послания наводняли учебники и карманы брюк, потому что я не находила сил их выбрасывать и в то же время замечала, как они приобретали все более отчаянный и в какой-то степени даже безрассудный посыл. Так как я больше не решалась воспользоваться общественной раздевалкой и пряталась теперь по кладовым, я улучала возможность убирать записки подальше с глаз, пока не обнаруживала новые. Стоило расстегнуть спортивную сумку, как на поверхности униформы лежал крохотный лист, гласивший «Когда потеряю тебя — всё для меня окажется потеряно, но видеть, как ты страдаешь, на самом деле, ещё невыносимее, поэтому я лучше останусь в тени и буду безмолвно созерцать твоё счастливое лицо, чем наблюдать, как стая голодных геенн пытается растерзать тебя. Поверь, я не оставлю им шанса и, может быть, тогда ты сумеешь взглянуть на меня как раньше?». — Господи, он сошёл с ума, — сорвалось с уст, и я озабоченно накрыла лицо рукой, усаживаясь на затянутый пылью пол. — Если не поговорю, он точно натворит что-нибудь. — Эй, ты там скоро? — прокричал за дверью Марк. — Репетиция начнётся через десять минут!.. Я судорожно поднялась обратно на ноги, в спешке застегивая форму и завязывая кроссовки. В сопровождении Марка я все же добралась до поля, где собрались только тренер Клинтон и тренер Роджерс, чирлидеры, несколько футболистов, включая Джемина, Дейва и Майка, а также парочка зевак на трибунах. Девочки уже вовсю разминались, готовясь продемонстрировать полноценное выступление, и я, скрипя сердцем, тут же присоединилась к ним, игнорируя удивленные взгляды. — Вот это да, — пробормотала Кортни, отвесив мне шокированную ухмылку, — восстала из пепла подобно Фениксу!.. Я с горечью проглотила ее слова и поймала взволнованный взгляд Джемина, который издалека лишь одними губами спрашивал, все ли в порядке. Конечно же, в тот миг я не могла закричать, что на самом деле мои нервы на пределе, а тело не покидает ломка, но я лишь тепло отозвалась, дав понять, что люблю его, и заняла позицию, вслушиваясь в дальнейшие инструкции тренера Клинтон. — …так что сегодня последняя финальная репетиция, и я искренне прошу вас поберечь себя до завтра! Помните, что это всего лишь благотворительная акция, а не настоящий матч, поэтому, будьте так добры, сохраните все суставы и связки в целости! Кайла, где твой бандаж?.. В этой непрекращающейся волне разглагольствований я не заметила, как на поле установили батут, который был частью нашего номера, точнее — соло-выступления Мишель. Она посчитала нужным в очередной раз доказать всему университету, что заслуживает позиции лидера, поэтому поспешила выказать персональное желание выступить отдельно. Я видела много раз, как она упражнялась на нем, что не могло не вызвать восхищения, потому что она действительно жила чирлидингом и отдавала этому делу всю себя. Однако это не умаляло ее стремления бросить тень на других талантливых девочек, которые сумели бы исполнить танец не хуже. С командой тренера Клинтон заиграла музыка, и, несмотря на зной, я не чувствовала ничего, кроме потребности доказать всем, что в состоянии выступать с остальными. Каждое движение было изучено в таких деталях и отточено настолько, что мне было просто совестно отказаться от первого полноценного участия в состязаниях и ретироваться на второй план. К тому же продемонстрировать весь сформировавшийся потенциал на глазах у Джемина было несказанным удовольствием и от этого хотелось работать только упорнее. Свист и крики футболистов заставляли кровь кипеть в жилах, и согласно плану я с разбегу выступила на середину, делая сальто и приземляясь на твёрдую стопу. Со всех сторон донеслись оглушительные аплодисменты, и я в связке отступила назад, будучи удовлетворённой своим краткосрочным пребыванием в свете рампы. Музыка сменилась на ещё более энергичную, и чирлидеры сформировали полукруг, озвучивая кричалки и позволяя Мишель тут же очутиться на батуте. Без всякой задержки и каких-либо колебаний она совершила идеальный бланж вперёд, плавно перейдя в винтовое сальто. Невозможно было отрицать колоссального труда, вложенного в этот индивидуальный номер, потому что она продумала все до мелочей, демонстрируя себя поистине с самой блистательной стороны. Если не поганый характер, я бы чертовски ее уважала, потому что она действительно человек с неукоснительными принципами. Одобрительный свист тренеров, кажется, ещё больше распылял Дэвис, пока она не оформила мягкое приземление, тут же изогнувшись в сальто назад углом. В этот момент раздался какой-то непонятный хлопок, и прямо у меня на глазах девушка, подобно тряпичной кукле, полетела вниз, прорывая упругое дно батута спиной и за считанные секунды оказываясь в неестественном положении на земле. С уст сорвался глухой крик, однако сознание тут же объяла ужасающая канонада воплей, и я моментально отступила назад, в то время как все чирлидеры, футболисты и тренера бросились к обезображенной фигуре девушки. Из глаз хлынули слезы от шока и непринятия произошедшего — музыка остановилась, и я тут же оказалась в руках Джемина, который судорожно стал оттягивать меня к выходу. — Нет! Нет! — молила я. — Мы должны ей помочь! Оставь меня!.. Однако Джемин был непреклонен, обездвиживая дрожащее тело в коконе из рук. Перед глазами замелькал испуганный лик Марка, который тоже бросился к нам навстречу. Лишь спустя крохотное мгновение в паре метрах от него я заметила неподвижный силуэт Джено, отстранённо сидевший на трибунах. Как только наши взгляды пересеклись, он с совершенно застывшим взглядом резко поднялся и стал удаляться внутрь арочного выхода. Нет, это не мог быть он!.. Ты идиотка, Лия! Хватит переубеждать себя в обратном и смотреть на все через розовые очки! Но как он-…? Это же преступление! Он не мог покалечить жизнь другому человеку из-за-… …тебя! Неужели не понимаешь, что он сделал это. Только. Ради. Тебя! Он не дурак, чтобы выяснить, что ты и Мишель — заклятые враги! В отличие от всех остальных он хоть что-то делает!.. Ч-что же?.. Ранит других?! И не говори даже, что не хотела отомстить Мишель! Он просто сделал всю грязную работу за тебя, так что лучше бы сказала ему «спасибо». Нет-…! Нет, я не такая!.. Я никогда бы-… Именно такая! Ты лжешь Джемину, что любишь его, лжёшь всему университету, что не знаешь, кто устроил инцидент в душевой, лжёшь Марку относительно сомнительного рода записок, и, самое главное, — лжёшь Джено, будто тебе искренне плевать на него! А ты не завралась ли, девочка?.. — Нет! Нет! Нет! — завопила я, что есть мочи, совершенно обезоружив Марка и Джемина, которые шокировано замерли, всматриваясь в мое искаженное неприглядной гримасой муки лицо. — Лия, малышка, посмотри на меня!.. — судорожно шептал Джемин, смыкая на лице чашу из ладоней, но я лишь отмахнулась, улучив возможность вырваться и броситься прямиком в толпу, чтобы отыскать Джено.