Sucker

Вдох-выдох. Медленно. Без напряжения… Как бы я не силилась сдерживать себя, пытаясь подавить все опасения, ничего не выходило. Я знала, что больше не сумею охранять эту хрупкую карточную пирамиду, сконструированную из тонны предрассудков, путами сковывавшими все тело. Я должна была взглянуть в лицо всем страхам, невзирая на любой непредсказуемый порыв ветра, способный окончательно разрушить основания, на которых зиждилась надежда. Невозможно было постоянно жить в тени, опасаясь очередного несчастного случая, или вечно страшиться, что почва снова уйдёт из под ног. Я видела, как весь тщательно выстраиваемый годами идеальный мир стал рушиться прямо на глазах: попытка жить мирной студенческой жизнью, обретение хороших друзей и знакомых, успешная сдача экзаменов — все пошло под откос. И на самом деле я не смела никого винить в этом, кроме себя самой. Даже не подозревая, я попала в ловушку собственных мечт, приняв роль той, кем в действительности не являлась. Я переступила территорию Фордхемского университета будучи наивным, гиперчувствительным ребёнком, который проводил круглые сутки за учебниками в погоне за высшим баллом, но что стало теперь?.. Я превратилась в одну из самых обсуждаемых личностей во всем ВУЗе, очевидно, не за благие деяния и слыла под клеймом опасной мстительной стервы, которая занимает самое влиятельное положение и держит в узде весь деканат. Конечно же, ничего из этого не было правдой, но люди верили в то, что хотели верить — особенно после трагичного отстранения Мишель от чирлидерской деятельности. За считанные часы меня обьявили лидером целой сборной, и эта новость легла невыносимым грузом на и без того содрогавшиеся плечи. Я не хотела становиться дешевым продуктом слухов и распрей, роем перекочевывавших от одного человека к другому внутри студенческого сообщества, но все стало происходить совершенно стихийно и окончательно вышло из под контроля. Половина чирлидеров во главе с Кортни были убеждены, что это я подстроила инцидент с батутом, подрезав канаты по бокам, но я упорно не поддавалась ни на единую провокацию, сохраняя бесстрастную маску спокойствия и с достоинством принимая бразды управления от тренера Клинтон, которая, как впрочем и многие другие, была уверена в моей невиновности. Прямые осуждения на фоне неразрешенного конфликта в душевой казались как никогда абсурдными, поэтому Кортни не могла иметь против меня ничего, кроме как бесконечного потока яда и ужаса, которые, кажется, окончательно заполонили ей взор. Она была буквально убита резкой госпитализацией лучшей подруги и фактом того, что та получила сотрясение средней тяжести и откупилась переломом бедра. Сколько бы я не обнажала перед ней душу, искренне пытаясь утешить и привести в чувства, она с яростью и неприятием откликалась на любой искренний порыв, обвиняя во всех смертных грехах, но, тем не менее, безмолвно покоряясь каждому приказу на поле. Конечно же, жизнь никогда не готовит к столь судьбоносным поворотам, — невозможно пройти профессиональную подготовку по непредсказуемым событиям, поэтому я смиренно сносила внезапные удары, резко приходя к выводу, что лучше быть охотником, чем жертвой. Если раньше моим якорем был Джемин, то теперь я сумела обрести этот решительный стержень внутри самой себя, больше не смея оборачиваться назад в страхе получить удар в спину. Я осталась одна лицом к лицу с общественным порицанием и возвышением, а также агонией чувств к Джено. Каждая полученная от него записка стала переполнять чашу терпения и испуга — я больше не могла убегать, потому что, в первую очередь, пряталась не от него, а от себя. Так больше не могло продолжаться. Я достаточно расплатилась за собственный самообман, в то время как Джено даже не осознавал, что был моей главной любовью и мукой. Я прекрасно отдавала себе отчёт, что если он остановится, то все встанет на свои места. Упустив парня из виду на стадионе, я поклялась, что обязательно отыщу его в другое время, чтобы поговорить. Пребывая последние сутки в состоянии полнейшего безумия, я уверенным шагом двигалась вдоль коридора в корпусе факультета музыки и искусства танца, приковывая сотню взглядов, в которых читалось так много всего: восторг, раболепие, презрение, страх... Странно было осознавать, что большинство студентов из параллельных отделений действительно боялись меня, и я лишь убедилась в этом, когда остановилась напротив одной из комнат по практике, где ещё шло занятие. Я мгновенно распознала в одном из танцевавших студентов Джено и замерла, испытывая тупую боль и в тот же момент заставляя себя подавить эту беспочвенную слабость — я просто не имела права выказать перед ним хоть каплю уязвленности. Парень был облачен в свободную майку без рукавов, старательно оттачивая каждое движение напротив зеркала и следуя инструкциям учителя. На плече красовался огромный шрам — след от по-прежнему не затянувшейся гематомы, образовывавшейся в результате успешной попытки выломать дверь. Я нервно сглотнула, припадая спиной к стене и судорожно пытаясь подобрать правильные слова. Что ему скажу — что знаю, кто виноват в трагедии Мишель? Что сожалею о том, что пришлось спасать меня из этой проклятой душевой? Что он должен прекратить оставлять все эти записки?.. Видеть его в естественной среде среди менторов и столь же талантливых студентов было завораживающим, но ничто не могло сравниться с пластикой и грациозностью Джено, которые подобно манящему светилу простирали свои лучи в самые темные уголки аудитории, вынуждая всех и каждого неосознанно поклоняться его несомненному таланту. Создавалось такое впечатление словно его тело двигалось, подчиняясь абсолютно другим законам, не познанным человеческим сознанием, то угасая, то возрождаясь в такт музыке, навевавшей самые разнообразные оттенки чувств. Ли моментально схватывал каждый из них, используя мышцы как инструмент, перебирая пальцами аккорды в воздухе и рывком припадая на колени под одобрительные кивки учителя и восторженные хлопки сверстников. Каждый дюйм кожи навевал отличную от происходящего атмосферу, действуя под аккомпанемент песне и преображая ее — делая в миллион раз лучше. Несмотря на всю сложность исполнения, Джено двигался непозволительно легко, словно скрытая могущественная сила движила им, направляя и стимулируя сердца зрителей сжиматься сильнее. Однако мраморное, острое лицо хранило таинственный обет бесстрастности, что пугало и восхищало одновременно — слишком много могущества источало тело, но глаза безмолвствовали, укрытые серой вуалью. Его танец был слишком продуманный и чересчур волнующий — он приложил титанические усилия для его реализации, из-за чего выступление казалось порывистым и от этого ещё более драматичным. К сожалению, я не знала, что это за стиль, но он оставил внутри колоссальный отпечаток. Поднявшись, Джено выжидающе посмотрел на ментора, сдержанно принимая аплодисменты публики и, очевидно, испытывая дискомфорт от такого количества внимания. Танц-зал неожиданно начал пустеть, и я прижалась спиной к стене неподалёку от выхода, резко опустив голову, не желая привлекать лишних глаз. Однако золотой чирлидеский жетон на груди с трудом мог оставить простых зевак равнодушными — выходившие тут же принимались шептаться, рассеиваясь по коридору и косясь в мою сторону. — Я не могу игнорировать твои блестящие навыки, мой дорогой, — донёсся низкий голос учителя. — Ты прекрасно знаешь, что я очень высоко ценю все приложенные усилия, но сейчас тебя было слишком много. Это нагромождение движений не сыграло на руку — лишь омрачило ту свободу и грацию, которых ты пытался добиться. Все предыдущие выступления, честно скажу, были намного успешнее. И что с выбором музыки? Может в следующий раз в этих стенах заиграет похоронный марш? — Вы всегда говорили, что если не получается составить композицию, то лучше не пытаться выдавить из себя что-то — это выглядит, по меньшей мере, неестественно и сухо, поэтому я танцевал так, как чувствовал, — уязвлённо откликнулся Джено. — Но это не значит, что нужно бросаться в крайности и доводить себя до исступления. Это была борьба с элементами танца, сынок. Мы здесь не практикуем подобное. Я понимаю, что ты ищешь высвобождение эмоциям, но все равно должен держать себя в определенных границах. Я ставлю «отлично», чтобы не подрывать настрой, но знай, что с таким номером тебя бы не приняли ни в одно агенство. — Я вас понял. — Не знаю, через какие неурядицы ты сейчас проходишь, но помни — успех не любит сломленных. Порой нужно перешагнуть через себя и пожертвовать самым ценным, чтобы добиться высот. Ты уже подумал над моим предложением? Полетишь с нашей командой в Сеул на зимние каникулы? Заодно сможешь проведать родителей. — Я-… пока не знаю. — Не затягивай, пожалуйста, потому что скоро нужно будет отсылать списки в администрацию для коллективного оформления документов. Буду откровенен и говорю прямо — это твой потенциальный шанс засветиться. Очень многим студентам после этого кастинга предлагают контракт, а также возможность продолжить обучение в одном из их лучших вузов по программе двойного диплома. Ты вполне можешь получить блестящую квалификацию и степень от сразу двух ведущих ВУЗов из разных стран. — Я обещаю подумать, сэр. Внутри что-то глухо оборвалось, и я ещё сильнее вжалась в бетонную стену, ощущая себя как никогда одиноко в многолюдном коридоре. Одиночество в толпе — одно из самых диких и страшных чувств, после которых крайне трудно реабилитироваться. Оно лишает самосознания и способности ценить собственное «я». Утрата этого умения бескомпромиссно ввергает в пучину самобичевания, и становится практически невозможным отследить грань между тем, когда ты чувствовал себя кем-то и вдруг резко стал ничем. Раздался очередной хлопок двери, который я даже не распознала из-за всей этой суетности, разыгравшейся не только в коридоре, но и в сердце. — Лия?.. Что ты тут делаешь? Я с трудом подняла взгляд на Джено, ревностно осматривая его тонкий, но до боли родной силуэт. Язык присох к нёбу, и я впервые, глядя на него, не знала, что сказать, понимая только то, что не переживу факт его внезапного исчезновения из собственной жизни. Но разве не за этим сюда шла? Не для того, чтобы окончательно поставить точку в наших отношениях?.. — Ты-… уезжаешь? — бездумно соскользнуло с губ, и я тут же пожалела о сказанном, находя противоречивый отклик в его взволнованных голубых полушариях. Парень задумчиво провёл языком по нижней губе, решаясь на ответ, но тут же сдержал себя, замечая вертеп случайных взглядов, преследовавших наши силуэты. Я поддалась на одно единственное мановение головы, тут же следуя за ним и постоянно нажимая на кнопку отмены при каждом исходящем вызове от Марка. Телефон продолжал нещадно вибрировать, но я ни о чем не могла думать, кроме Джено и о том, что он, ко всему ужасу, мне жизненно необходим. Даже сейчас видеть его столь близко перед собой было мучением и благодатью, и я просто ничего не могла с собой поделать — это зависимость. Мы вышли на улицу, обогнув здание факультета и зайдя с задней части, где находился ряд каких-то служебных построек для персонала и где людей практически не было — только ворота и пустынное шоссе, откуда, очевидно, рано утром прибывали разные грузовые автомобили с поставкой еды и других необходимых вещей для базовых нужд. Ограждение располагалось на специальном возвышении, состоявшем из камней, обтянутых металлической сетью, и Джено резко остановился прямо напротив, сбрасывая спортивную сумку с воспалённого плеча. Его красные искусанные губы оттеняли белоснежную матовую кожу и отросшие белокурые пряди — я тут же отвела взгляд, зная, что иначе не найду ни малейших сил осуществить задуманное. Он был слишком прекрасен, чтобы я, даже путём самовнушения, вселила в себя монументальную убежденность в полной несостоятельности нашей связи. Ли робко приблизился, неожиданно коснувшись кончиками пальцев щеки, но я тут же отпрянула, чувствуя, как веки начинают болеть от желания заплакать. — Я-… знаю, что это ты виноват в травме Мишель, — судорожно выпалила я, продолжая намеренно смотреть на плечо парня. — Т-ты сделал это намеренно. — Она получила по заслугам, — без тени сомнения ответил Джено, и холод его интонации обжег даже меня. — Кто знает, на какие ухищрения она бы дальше пошла, чтобы убрать тебя из команды? Думаешь, не поскупилась бы на изобретательность? — Она бы-… Она бы никогда-… — О чем ты вообще говоришь, Лия? — воззвал он. — Неужели инцидент с душевой тебя ничему не научил? — Ещё ничего не доказано и точно не известно, что это была она. — Это очевидно, — прорычал Ли. — Все и так уже в курсе, что она была последней, кто в принципе покинул раздевалку. Вне сомнений, что это ее рук дело. Почему вообще ищешь оправдания, когда она только живет и дышит, чтобы выкинуть тебя за борт? — Потому что ты не имеешь ни малейшего права калечить людей, — процедила я, судорожно сжимая пальцы в кулаки и изо всех сил пытаясь не растерять самообладание. — Это акт насилия, Джено! На самом деле это ты оправдываешь одну жестокость другой!.. Если кто-то узнает-… — Что ж, вперёд! — усмехнулся он, и я содрогнулась от язвительности улыбки, которая была совершенно искусственной и сулила только об огромном сосуде внутри него, переполненным болью и исполосованным трещинами. — Давай, донеси в деканат, что видела, как я ослабил канаты. Теперь ты пользуешься у всех авторитетом, так что тебе однозначно поверят. К тому же, в последнее время у тебя отлично получается делать вид, словно меня никогда в твоей жизни и не существовало, так что особого морального ущерба не понесёшь. А за меня не переживай, — хотя о чем это я? Тебе же на меня плевать. Я прикрыла глаза, сжимая кулаки ещё сильнее и с трудом воспринимая каждое слово. Я искренне пыталась поставить себя на его место и понять, но в данных обстоятельствах рациональная сторона сознания была затуманена, и до меня доходил только тот непримиримый факт, что в сложившейся ситуации мы оба приносим друг другу неимоверную боль. Мы оба виноваты и будем ещё долго расплачиваться за это, но степень расплаты, очевидно, зависит от того, сколько ещё ошибок совершим. Ошибка — это непозволительная роскошь, и больше я не намерена совершить ни одной. — Я пришла сказать только об одном, — вымученно произнесла я, не подтверждая, но и не опровергая его последнее незаслуженное утверждение. — Все кончено, Джено. И я прошу-… остановиться. Мы оба сделали достаточно, и я больше не хочу испытывать ни прямой, ни косвенной опеки с твоей стороны. Ты был прав, когда сказал, что желаешь остаться с самыми лучшими воспоминаниями обо мне — так вот, позволь и мне думать о тебе только хорошее. Ты сам прекрасно знаешь, что я ни в праве ни за что тебя осудить, поэтому не говори о моем равнодушии. Лишь одно мое появление здесь уже свидетельствует о том, что мне глубоко не все равно, поэтому-… давай разойдёмся мирно. Мой взгляд по-прежнему был сфокусирован на пустоте, и все произносимое рвалось из под рёбер подобно неосмысленно заученному стиху. Я говорила то, что должно, но сама в это не верила. Слова будто бы имели смысл, но, смыкаясь воедино, тут же его утрачивали, поэтому я испытывала панический приступ путаницы. Возможно, мне удалось бы принять на душу сказанное, оставшись наедине, но спустя мгновение ладони Джено накрыли содрогавшиеся плечи, и я неосознанно взглянула на его застывшее во мраке непринятия лицо, за секунду вспоровшее ещё не зажившие раны. — А теперь, — с придыханием и крайне нестабильно прошептал он, — скажи все то же самое, только глаза в глаза. Я до боли прикусила губу, боясь издать лишний звук. Что бы произошло, если я никогда его не увидела? Как бы протекала моя жизнь, если бы не подала заявку на одноместную комнату? Какое событие сейчас бы произошло вместо слов о расставании? Я не знала, что такое отказываться от любимого человека вопреки здравому смыслу. Не знала, что такое потеря, поэтому, должно быть, посмела воспроизвести нечто подобное вслух. Однако в горле застрял омерзительный ком горечи, — и я задыхалась. Я понимала только то, что должна отпустить его, пока все не зашло слишком далеко. — Н-не заставляй меня говорить больше. Очертания ворот за его плечами стали стираться, обращаясь в однотонное отравляющее марево, и только согревающие глаза позволяли дышать глубже, вселяя силу и безопасность. Он был единственным, кто заставлял чувствовать себя подобным образом: я любила его и из-за этого превращалась в безнадежного раба, который даже подсознательно мог только и делать, что следовать за своим хозяином. Теперь это больше походило не на расставание, а на попытку вымолить у него свободу, к которой глубоко в душе я даже не стремилась. Ладони Джено плотнее обхватили лопатки, и он прильнул всем телом — как это было раньше. Я настолько истосковалась по его теплу, объятиям, голосу, элементарному присутствию, что внутри раздался глухой выстрел — я неосознанно нажала на курок, испытывая счастье, спрятанное под маской безумия. Пальцы рефлекторно сжали края футболки, и я вжалась в его грудь, что есть сил, пытаясь отдышаться подобно беспризорному, иссушенному песками пустыни путнику, перед глазами которого внезапно зазияли очертания райского оазиса с питьевой водой. — Я говорил раньше, что не смогу тебя отпустить — просто не сумею — но ещё больше не хочу становиться источником страданий. Прикажешь прекратить опекать — хорошо, скажешь исчезнуть — я не буду попадаться на глаза так долго, сколько пожелаешь, решишь полностью отказаться от меня — буду ждать, даже если на это потребуется вечность. Хотя вечности будет недостаточно, чтобы загладить вину — мне так жаль, что не сказал этого раньше, но я-… я без памяти влюблён в тебя, Лия!.. Прошу, не вини меня — я действительно спятил, потому что, как только ты съехала, моя жизнь будто остановилась: я не могу спать, есть, голова раскалывается, и все, о чем могу думать, это ты. Твой силуэт мерещится везде, и я больше не верю ни во что — ни одна религия мира не сможет обеспечить приют моей душе, потому что я верю только в тебя, только в нас. Готов молиться тебе одной до конца своих дней и припадать на колени каждый раз, когда уходишь. Ничего-… ничего из того, что произошло между нами не было игрой!.. Не для меня… Прошу, всегда помни об этом!.. Я правда раскаиваюсь в том, что сделал с Мишель, но при одной лишь мысли, что на больничной койки вместо неё могла оказаться ты… Я-… Клянусь, я готов прикончить любого, у кого проскользнёт хоть единая гнусная мысль в твою сторону!.. Можешь считать меня кем угодно: больным, сумасшедшим — кем угодно, честно, — потому что все из этого будет правдой! Я болен тобой, и это неизлечимо. Я застыла, видя, как его неестественно бледные, впалые щеки окропили слёзы. Слова рикошетом ударялись о каждую клетку, и я окончательно потеряла связь с реальностью. Я любила его и хотела больше, чем могла принять. Это настолько неправильно, но именно сейчас казалось самой здравой идеей. Пальцы самопроизвольно потянулись к скулам, и я любовно стала утирать каждую слезинку, ловя себя на мысли, что мне нравится осознавать, как сильно он на самом деле страдал и продолжает страдать. Видеть его плачущим было мучением и одновременно несказанным наслаждением. Он напоминал ангела с этими прозрачными серыми глазами, усеянными бликами от влаги, тонким, аристократически высеченным лицом и плечами без единого изъяна, словно кто-то украл его из музея со скульптурами античных богов и вселил в одну из них жизнь. Клянусь, он был одухотворением моего греха — самый прекрасный из земных существ — и теперь я даже не знала, кто из нас двоих был более безумен в своих помыслах. Я упивалась собственной властью над ним, медленно теряя рассудок, будучи готовой бросить все к черту. — Просто скажи, что тоже любишь меня. Все остальное неважно. Т-ты ведь любишь, верно?.. — тихо прошептал он, заключая лицо в кольцо из рук и нежно касаясь кончиком носа моего. Телефон продолжал буквально плавиться в ладони от нескончаемой вереницы звонков, но я нашла в себе силы пробормотать: — Я и Джемин-… М-мы встречаемся. — Послушай, я должен признаться. Только выслушай внимательно и не принимай поспешных выводов, хорошо? Ты должна услышать это именно из моих уст. Помни, что в наших отношениях не было ни грамма фальши с самого начала, Лия. Каждую секунду я был здесь только для тебя. — О чем ты?.. Джено слегка поджал губы, переодически подрагивая и неожиданно поднимая взгляд наверх. — Джемин-… был моим лучшим другом с момента зачисления в университет, и мы играли вместе в одной команде. — Я в курсе. Он рассказывал, что ты был главным нападающим, пока не решил уйти из-за слухов о возможном получении жетона капитана. Но какое отношение это имеет к-… — Это неправда, — мучительно оборвал Джено, подозрительно обнимая крепче. — Я числился в составе команды вплоть до конца прошлого месяца, но не принимал участия в тренировках и матчах из-за травмы в колене, полученной в сентябре. — Хочешь сказать, что ушёл из команды только-… на прошлой неделе?.. Но почему? Ты действительно мог стать капитаном? Зачем Джемину было врать мне? — Тренер Роджерс на самом деле хотел поменять нас местами после того, как я восстановлюсь. За две недели до вечеринки в корпусе, когда мы играли в бир-понг, я виделся с футбольной командой и Дже-… В этот момент буквально из ни откуда появился Марк. Только при виде его искаженного в гримасе презрения и ярости лица я вздрогнула, когда он занёс в воздухе руку и со всей силы ударил Джено в челюсть, из-за чего тот моментально рухнул на асфальт, оставив после себя кровавый след. В порыве ужаса и полного смятения я рефлекторно схватила Ли за руку, пытаясь сдержать от дальнейших действий, но он, на удивление, весьма осознанно остановился, оттесняя меня назад спиной. Я никогда не видела его в столь взбешённом состоянии — прежняя сдержанная манера решать все проблемы дипломатическим путём сменилась на отъявленную жестокость, которая, казалось бы, всю жизнь была ему чужда. За считанные секунды он буквально преобразился на глазах из милого пунктуального друга, которого я знала с пелёнок, в незнакомого мужчину, до глубины души поразившего бескомпромиссной решительностью и всеобъемлющим неистовством. Марк считал рукоприкладство самым подлым и грязным делом — я видела, как ему самому претило совершаемое, но он до глубины души был убеждён в правильности, склоняясь над сбитым с толку Джено и сквозь зубы цедя: — Я все знаю, маленький ублюдок, и, если ещё хоть раз увижу в радиусе метра от неё, ты покойник — я сдам все доказательства твоей причастности к госпитализации Мишель прямиком ректору, и тебя немедленно отчислят. Даже если сумеешь каким-либо образом выкарабкаться и избежать отчисления, я нарою ещё сотню причин и стану твоим самым страшным кошмаром наяву. А Джемину можешь передать, что больше звания капитана ему не видать — документы о том, что он разрешал толкать Майку запрещённые курительные смеси на территории кампуса, уже у секретаря на столе. Отчеканив каждое слово с поразительной четкостью и безжалостностью, он тут же выпрямился, буквально закидывая меня на плечо и, нисколько невзирая на крики, унес прочь.

***

В связи с государственными праздниками ближайшие три дня выдались свободными, поэтому нам с Марком не пришло в голову ничего лучше, как отправиться к его родителям, которые жили сравнительно недалеко. Трудно было представить, сколько я не видела их: пол года или, может быть, чуть меньше? Последняя наша встреча состоялась на выпускном, когда я объявила о намерении остаться в Мичигане, в то время как семья Ли активно планировала переезд в Нью-Йорк ради собственного успокоения и блага Марка, который с блестящим размахом закончил школу и достойно выдержал все вступительные испытания в Фордхемском университете. — Боже мой, Лия! — суетливо воскликнула госпожа, как только мы появились на пороге крыльца. Женщина нисколько не обратила внимание на присутствие сына, по-матерински набрасываясь на меня с объятиями и без тени смущения громко целуя в обе щеки. — Как ты изменилась!.. Господи, родители хотя бы в курсе, как ты тут исхудала? Вас плохо кормят в этой проклятой церкви, которую заклеймили университетом и куда мы отправляем столько денег? Хюн, ты только посмотри на этих двух крохотных птенчиков!.. Господин лучезарно улыбнулся в ответ на многословие жены, и, не скрывая волнения, тут же притянул Марка к себе. Тот, бедный, пошатнулся, по-прежнему сжимая мою и свою сумку в руках и бесконечно кряхтя от столь неожиданного наплыва нежности. Все-таки любовь отца к сыну — одна из самых прекрасных вещей, которую я когда-либо видела, и папа Марка в моих глазах всегда представлялся одним из образцовых людей, всю сознательную жизнь работавший только на благо семьи, души не чая в собственном чаде, которое, к слову, было его копией — только с более правильными и утонченными чертами. Госпожа Ли бесконечно этим гордилась, со времён средней школы добродушно хвалясь моей маме: «Смотри, какой красавец растёт! Будущий Марлон Брандо, богом клянусь! Чудовищно похож на Хюна в молодости, только во сто крат прелестнее». Увидеть семью Ли через столь весомый срок и заметить несколько новых морщинок на их счастливых лицах было чрезвычайно приятно и трогательно. Единственное, чего не хватало для полноты картины, так это моих родителей. Однако во время ужина мама Марка спохватилась и убежала за компьютером — в итоге мы на целый час зависли напротив экрана, хором убеждая теперь уже моих родственников, что с нами все в порядке, и делясь планами, что, возможно, я навещу их во время предстоящих каникул. — На самом деле я несказанно рад, что ты учишься вместе с Марком, — признался господин Ли, пока я помогала ему с вымытой посудой, аккуратно вытирая тарелки и убирая их по шкафам. — Помню, он очень остро воспринял твоё решение остаться в Мичигане — ходил сам не свой, пока мы не были вынуждены попрощаться. Я боялся, что расставание скажется на его успеваемости, но все шло достаточно гладко. Однако каждый раз, когда мы созванивались по видео-связи, он выглядел крайне несчастным. Тот, кого мы провожали возле ворот университета, и тот, кто появился на пороге этого дома сейчас, — будто два разных человека. Должно быть, этим позитивным преображением мы все обязаны тебе. — Ну что вы, — замялась я, наблюдая за тёплой улыбкой мужчины, которая так напоминала те моменты, когда Марк беспричинно радовался или начинал нести всякую смешную околёсицу. — Он пользуется большой популярностью среди сверстников, и весь первый курс очень уважает его. Насколько мне известно, первую сессию он полностью закрыл на высший балл, а текущие тесты стабильно сдаёт на «отлично». На самом деле у него сотня причин, чтобы выглядеть иначе спустя пол года после поступления. — Да, он открыто делится с нами о своих успехах, но это не в его характере, чтобы какая-то физика или механика приносили такое колоссальное счастье. Учеба никогда не стала бы катализатором подобных изменений: он чересчур быстро возмужал и даже разговаривает по-другому. Может быть, это просто все мои старчески предрассудки. — Нет-нет, вы абсолютно правы. Марк действительно очень сильно изменился — не скрою, даже я это заметила. На удивление, он резко стал намного мудрее и приземленнее, хотя в последнее время нетрадиционно порывист и эмоционален. — Может быть, завёл себе подружку и не хочет рассказывать? — Нет, он бы поделился подобным со мной, — неловко откликнулась я. — Кажется, его пока не интересуют отношения. — Я просто очень хотел бы, чтобы ты там присматривала за ним, — озабоченно выдохнул мужчина. — Он, может, и выглядит серьезно и независимо, но на самом деле крайне чувствителен и восприимчив. Я очень хорошо знаю, как он способен долго копить какие-то недосказанности, а потом взрываться подобно бомбе замедленного действия. Кредит доверия к тебе намного выше, чем к нам, поэтому прошу предостерегать его от всяких необдуманных действий. Я могу уповать только на твою неукоснительную доброту и сознательность. В этом ты всегда преуспевала больше, чем он. На самом деле Марк ещё ребёнок — это заметно, учитывая сохранившуюся детскую привязанность к тебе, — однако теперь я не настолько сильно вовлечён в его жизнь, поэтому мотив многих поступков недоступен моему сознанию. — Поверьте, я не предам вашего доверия. В последнее время Марк ведёт себя намного разумнее, чем я, и мы постоянно держимся друг за друга. К тому же, он не стал бы от вас скрывать что-то серьезное — очень щепетилен в этом плане. Мужчина удовлетворенно закивал, благодарно приобнимая меня за предплечья, когда на кухню бесшумно вошла госпожа. — Я подготовила тебе комнату рядом с комнатой Марка, милая, — оповестила она. — Если устала с дороги, то можешь прилечь. Я тепло отблагодарила ее за столь радушный приём, и на подмигивание господина Ли ответила широкой улыбкой. Вилла, которую они приобрели всего год назад, располагалась практически у воды и была крайне компактной. Я всегда мечтала о подобном загородном доме в детстве, где в любой момент можно было бы спрыгнуть поутру с кровати и через пару секунд ощутить под пальцами ног тёплый песок. Широкую площадь одноэтажной постройки занимали лишь несколько необходимых комнат, включая гостевую и небольшой балкончик с топчанами, расположенный с противоположной стороны от главного входа. Вилла имела форму буквы «т» и была оснащена всеми современными удобствами, самым примечательным из которых были французские стёкла в пол, не отражавшие обстановку внутри и создававшие имитацию прозрачности только снаружи. Уверена, что закупкой мебели и интерьером занималась исключительно госпожа Ли с ее трепетной склонностью к минимализму и большим пространствам, которые, в сущности, были маленькими, и нужный эффект всегда достигался за счёт светлых оттенков полов и стен, четко выверенных геометрических форм декора и отсутствия нагромождения. Времяпрепровождение у Марка в их доме в Мичигане, всегда казалось, словно попадаешь в какой-то храм будущего — футуризм прослеживался в каждой детали, и мне нравилось наблюдать, с какой скрупулезностью этот стиль выдерживался во всех приобретённых апартаментах. Я обнаружила Ли сидящим прямо на краю террасы, открывавшей прекрасный вид на воды Гудзона. Поначалу мне пришло в голову подкрасться и напугать его, но в итоге практически бесшумно опустилась на колени, обняв друга со спины. На удивление, он даже не шелохнулся, тихо улыбаясь и накрывая ладони своими. — Ну что, мои предки успели славно промыть тебе мозги? — Вовсе нет. Они просто святые люди. Ты же знаешь, как сильно я их люблю. Но-… в чем подвох? Почему ты так резко решил навестить их? — Прозвучит слишком странно, если скажу, что просто искал любой предлог, чтобы увезти тебя? — В чем дело? Я тут же аккуратно опустилась рядом, всматриваясь в его сосредоточенный взгляд, устремлённый на безмятежную темную гладь, на которой начинали заманчиво переливаться золотые отблески уходящего солнца. Радужка парня приобрела идентичный оттенок, и он выглядел как никогда сюрреалистично с этой темной воздушной челкой, бросавшей тень на густые, застывшие перед захватывающим пейзажем ресницы. — Что происходит, Марк? Ты не сказал ничего вразумительного с того самого дня, как чуть не сломал Джено челюсть, отобрал телефон, а потом внезапно увёз к собственным родителям. Я человек терпеливый, но все имеет свой конец. Если молчу и беспрекословно подчиняюсь, это не значит, что не жду объяснений. — Я правда не могу изложить ничего конструктивного. — А мне не нужно «конструктивное». Просто скажи правду!.. — О чем вы тогда разговаривали с Джено? — вдруг произнёс Марк, и я поежилась, не зная, какие слова подобрать. — Ну-… Это сложно, но он сказал, что любит меня. Спустя мгновение парень тут же горько и сдавленно рассмеялся, накрывая лицо руками и массируя виски, отчего окончательно стало не по себе. — Я разве сказала сейчас что-то смешное? Марк шумно выдохнул, наконец, смотря на меня в упор и невесомо смыкая пальцы вокруг запястий. — Видит бог, я пытался уберечь тебя от этого, — практически невнятно пробормотал он. — Помнишь Сару? — С-Сару?.. Конечно, она тогда отказалась делить со мной комнату. — Она проболталась, и выяснилось, что ее парень — тот самый Майк из футбольной команды. Он толкает через Джемина всякую дурь. Во время одного из собраний в здании их братства, где также присутствовал Джено, они напились, и Ли каким-то образом случайно упомянул, что к нему подселили девушку. Уже тогда он не особо ладил с Джемином из-за всех этих футбольных перепетий, и тот по глупости взял его на слабо — если ему удасться завоевать твоё внимание, начать встречаться, а потом просто бросить, то Джемин согласится уступить своё место капитана, но если выиграет тот, — Джено навсегда покинет команду. Сара призналась, что это Майк ляпнул про эту идею, но чисто в форме шутки, однако оба придурка приняли ее за чистую монету. Послушай, мне правда очень жаль, что не выяснил об этом раньше, но-… между тобой и Джемином ведь нет ничего серьезного, да?.. Внутри все сжалось от неожиданно подступившего к горлу тошнотворного кома, и я инстинктивно накрыла рот ладонью, судорожно зарываясь пальцами правой руки в корни волос и теряя баланс. Если бы не быстрые рефлексы Марка, спустя секунду я бы уже лежала ничком на холодной земле, пробуя на вкус чернозём. — Лия, прошу, не принимай эту глупость так близко к сердцу!.. Мне правда так жаль, и я не хотел рассказывать об этом, но-… Дальше каждый звук, срывавшийся с его губ, не распознавался прямо как в немом кино — все пазлы с поразительной скоростью стали складываться в единую картину, отчего я на некоторое время окончательно потеряла связь с реальностью, бессознательно таращась на испуганное лицо друга, с мольбой вызвавшее к сознательности. Резкий отказ Сары от сожительства, подозрительная предрасположенность Джемина и его бесконечные преследования, беспочвенная ненависть Мишель и изначально бессмысленный, но теперь как никогда глубокий разговор между ней и Джемином в коридоре общежития, презрение чирлидеров и подозрительная учтивость футболистов, намерение Джено улететь в Сеул и начать танцевальную карьеру, так как, очевидно, он проиграл спор — все тут же обрело связь, кроме абсолютно безрассудного поведения Ли, о котором теперь даже тошно было думать. Неужели он действительно повесил на меня ценник, изначально задумав променять любовь на позицию в команде?.. Как такая гадость вообще могла прийти этим ублюдкам в голову? Лишь от одной мысли, что Джено хотел признаться накануне нашей последней встречи именно в этом, я чуть не потеряла сознание, рыдая и лихорадочно дыша, пока Марк насильно не уложил меня в кровать в собственной комнате и не накормил снотворным с успокоительными, боясь, быть может, разбудить родителей. Однако я больше не была в состоянии контролировать собственные чувства, выпустив вожжи из рук и позволив мрачным лошадям волочь трепыхавшееся тело по земле — я окончательно утонула в пучине горя, больше не желая найти выхода.

***

Опухшие веки распахнулись самопроизвольно, и я лихорадочно стала оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что произошло и почему вокруг один мрак. Лишь спустя некоторое время удалось прийти в себя, и воспоминания подобно удару гонга с новой силой настигли меня. Марка нигде не было видно, и я тут же испуганно заметалась по комнате, пока опрометью не вылетела в коридор, неосознанно врезаясь прямиком в грудь друга. — Лия?.. Что случилось? Почему не спишь? Сейчас только три часа ночи. Сердце билось, как заведённое, и, не помня себя от ужаса, я тут же бросилась ему на шею, кажется, окончательно теряясь во времени и пространстве. Марк уложил меня обратно под одеяло, укачивая несметное количество времени как маленького ребёнка. Темные воды Гудзона продолжали напевать загадочную колыбельную, и в руках Ли тело окончательно онемело от измождения, в то время как рассудок приобрёл подозрительную ясность. — Почему ты здесь?.. — нечаянно сорвалось с губ. — Почему делаешь все это для меня? Разве так должно быть? — Я поступаю, как поступил бы любой нормальный человек, — глухо отозвался он, плотнее укутывая в одеяло и неотступно касаясь щекой лба, дабы проверить, есть ли снова жар. — Нет, ты нянчишься со мной, как с младенцем. Обычные люди так не поступают. Ты всегда чересчур заботлив. — Можешь тогда считать меня необычным, подойдёт? — Не обращай мои слова в шутку. Я мягко отстранилась, пытаясь высвободить руку из под плотного слоя ткани и поделиться частью одеяла с Ли. Он безмолвно поощрил мою попытку, аккуратно опуская с собственных колен и помогая лечь на подушки. Выразительные карие глаза источали очаровательный блеск, — Ли по-прежнему выглядел, как самое чистое и наивное существо, смотря на меня с тем же выражением, как смотрит крохотная лань, впервые завидев человеческий силуэт. Его облик был близок, но в то же время страшно далек — он не заслуживал становиться свидетелем моих истерик, хотя за все эти годы не раз видел в состоянии умопомрачения. Однако теперь казалось, что я действительно попала в серьезный просак, и меньше всего хотелось втягивать эту светлую душу в порочный круг. — Я не заслуживаю всего, что ты для меня делаешь, — сдавленно продолжила я, когда Марк опустился рядом, подкладывая руки под голову и растерянно реагируя на сказанное. — Ты не должен становиться частью всей этой гадости только потому, что я твой друг. Это налагает лишь большую ответственность и вину, потому что впервые в жизни я ступила по кривой дорожке, позволив двум парням поспорить на меня, как на дешевую половую тряпку, о которую теперь каждый может вытереть ноги. Я заварила всю эту кашу — мне и расхлебывать. — Не понимаю, почему ты постоянно пытаешься держать меня где-то позади, Лия. Мы с самого детства поклялись отстаивать честь друг друга. Все в этой жизни совершают ошибки — это закономерность, и в том, что произошло, нет ни доли твоей вины. Если неприятность происходит с тобой, то она напрямую касается и меня, поэтому даже не пытайся оградить от случившегося. Только со мной ты будешь в безопасности. — Нет, это и моя вина тоже. Джено покалечил Мишель именно из-за меня!.. А Джемин-… Я п-просто дура, полная идиотка, что вообще д-доверилась ему!.. Чувствовала же, что не может быть все т-так гладко… — Тише, тише… Не плачь… Больше ничего из этого не повторится. Все позади, и никто из них больше не приблизится к тебе. Я позабочусь об этом. Парень тут же мягко притянул меня к груди, и я до боли прикусила губу, чтобы снова не расплакаться. — Я не хочу больше видеть тебя таким. — Каким? — Каким ты проявил себя с Джено — агрессивным, бессердечным и страшно чужим. Это был не ты. — Я-… действительно тогда погорячился, но ни о чем не жалею. Он просто обязан держаться от тебя подальше и, если снова вынудит вправить ему мозг, я не поскуплюсь на силу. — Нет, Марк, прошу, не нужно этой жестокости, — с мольбой в голосе протянула я, робко отстраняясь и упираясь ладонями в грудь. — Не стоит опускаться до уровня рукоприкладства, чтобы решить какую-то проблему. Ты ведь сам всегда так говорил. — Порой к некоторому типу людей нужно обращаться на их же языке. Не понимаю-… Ты что сейчас защищаешь его?.. — Н-нет, я-… Просто я-… Все глупые оправдания застыли на кончике языка, потому что не находилось мужества признаться Ли в том, что я на самом деле влюблена в Джено — он бы не понял и точно счёл меня сумасшедшей. Тем не менее я не могла больше допустить, чтобы один из самых ценных на свете людей снова поднял руку на человека, который далеко мне не безразличен. Глаза Марка загорелись, и я нервно сглотнула, пытаясь распознать реакцию и окончательно теряясь под пристальным взглядом. Последний раз мы так ночевали вместе ещё в старшей школе, когда оставались друг у друга допоздна при подготовке к экзаменам. В этом не было ничего предрассудительного, и я не боялась спать с ним в одной кровати со времён детского сада, — однажды родители отвезли нас загород, и мы случайно обнаружили в лесу заброшенный домик на дереве, потеряв счёт времени и просидев там до глубокой ночи, пока отряд полиции не отыскал нас. Однако теперь его касания, интонации, голос и даже присутствие — все ощущалось совершенно иначе. Возможно, я что-то напридумывала от пережитого шока и стресса, но не могла игнорировать факт того, что чувствую себя крайне странно, находясь так близко к нему. Это не был дискомфорт, далеко нет — наоборот, я всегда рассматривала физическую близость с Ли — объятия, спонтанные касания, — как нечто естественное, неотъемлемое и крайне приятное, словно ты снова оказываешься в руках у горячо любимого старшего брата или иного другого близкого родственника. Я всю жизнь смотрела на него через призму какой-то детской привязанности, пока до недавних пор не обнаружила перед собой умного, зрелого, интеллигентного парня, который уже давно не делится со мной игрушками и не носит тот же самый размер верхней одежды. Я робко отпрянула, немного перетягивая на себя одеяло и вызывая в глазах Марка немой вопрос. — Можно спросить кое-что? Только ответь честно. — Разве я когда-нибудь тебя обманывал? — Нет, конечно, нет, но-… Мы ведь друзья, Марк? Он неожиданно замер, практически не шевелясь и, кажется, не дыша. Ч-что?.. Почему ещё медлит? Неужели сомневается? — Ты ведь защищаешь меня чисто из дружеских побуждений, не так ли? — Тебя это так беспокоит? — Не отвечай вопросом на вопрос, — с придыханием пролепетала я, взволнованно осматривая его безмятежное и подозрительно спокойное лицо. Ли неожиданно поднялся, неторопливо покидая комнату и желая спокойной ночи. В груди вспыхнула буря негодования, и я тут же бросилась к нему, загораживая собой выход. — Я не могу потерять тебя, Марк. Все, что угодно, но только не ты!.. — Не переживай, — сдавленно откликнулся он, выглядывая из под опущенной челки и приобнимая за плечи. — Не потеряешь. Почему-то его слова впервые показались столь ненадежными и зыбкими, что в груди разверзлась огромная бездна. Все тело пронзил электрический разряд, когда он оставил невесомый поцелуй на лбу и тут же удалился. Нет, теперь все действительно не будет так, как прежде.

***

Первое, что я сделала, когда вернулась с Марком из нашего маленького путешествия, — отправилась к Кортни. Внутри впервые зародилась смелость сбросить все маски и расставить положение дел так, где они должны были пребывать изначально. Мне представлялся омерзительным факт того, что я снова должна всем лгать, самообманываться и делать вид, якобы ничего не происходит, поэтому решила начать с малого. — Теперь это твоё. Девушка стояла в кругу других чирлидерш и хмуро обернулась, недовольно покосившись, пока не приметила в разжатой ладони золотой жетон. В ее глазах засверкали фейерверки, и она легким мановением руки дала понять остальным, что нас необходимо оставить наедине. Под бесконечный ропот и пересуды спортсменки скрылись, в то время как я не переставала наблюдать за взволнованным лицом Кортни — морщинки мгновенно разгладились, и, кажется, она даже немного потеплела во взгляде, судорожно прикусывая внутреннюю сторону щеки. — В чем подвох?.. — Ни в чем. Только что я побывала в кабинете тренера Клинтон и отказалась от предложенной стипендиальной программы. Я ухожу из команды, и теперь этот жетон по праву принадлежит тебе. Передашь его Мишель, когда она придёт в норму. — И-издеваешься?.. — вдруг расстроенно воскликнула она в полный разрез моим ожиданиям. — У нас чемпионат на носу, а ты просто так сбегаешь?!.. А как же номер, который придумала? Он же обречён на успех! За все эти годы именно ты предложила самый лучший проект для выступления, а теперь вот так все бросаешь на ровном месте?.. — Не нужно устраивать драму, Кортни. Я знаю про спор и догадываюсь, что все это время ты тоже была в курсе, поэтому позволяла себе бескомпромиссно поливать меня грязью. Хватит прикидываться, что тебе не наплевать. — Н-но мне правда не-… Слушай, я знаю про этот идиотский спор только в общих чертах — мне рассказала Мишель, но все это время я поддерживала ее только потому, что осведомлена, насколько ей важен Джемин. Она бредит им уже как год — они вместе ходили на подготовительные курсы при поступлении и очутились в одном и том же ВУЗе. Я была убеждена, что рано или поздно они сойдутся, потому что он все время очень тепло к ней относился. Но все резко поменялось с твоим появлением — Джемин действительно отдалился от футболистов, самых близких друзей и всего спортивного сообщества в целом. И дело даже не в споре… Мне реально трудно это признавать, но кажется-… кажется, ты и правда ему нравишься. — Э-это-… больше ничего не значит, — проглатывая горький ком и насильно вкладывая жетон в ладонь девушки, выпалила я. — Береги себя и удачи на чемпионате. Кортни, кажется, впервые изобразила нечто похожее на сожаление и разочарование. Ее глаза нервно забегали по моему измученному лицу, и, когда я стала удаляться в противоположную сторону, она поспешно прокричала: — С тобой правда было здорово работать!.. Я инстинктивно остановилась и обернулась — девушка робко поджала губы в какой-то недоулыбке. В груди стало тесно, а потом затеплилось нечто приятное, невесомо щекотавшее стенки вздрагивавшего сердца. Я сдержанно улыбнулась в ответ, и быстрым шагом покинула стадион.

***

Солнце уже садилось, когда я неспешно возвращалась в общежитие после занятий. Пальцы онемели от наступивших холодов, и это была одна из тех многочисленных причин, по которой я не решалась достать вибрировавший от голосовых сообщений телефон. Все они, несомненно, были от Джено, однако мне успешно удавалось избегать его последние две недели, которые, на самом деле, тянулись, как целая вечность. Я боролась каждую секунду, страшно желая вырвать его образ из собственного сердца, но пока это удавалось с трудом — он бесконечно жил в моих мыслях, и я думала, что умру. Каждый проклятый камень на этой асфальтированной дорожке напоминал о нем, каждый коридор в университете, каждая невзначай заигравшая в наушниках песня, каждый запах одеколона от Hermès, каждый неаккуратный набросок профиля незнакомца, мелькнувший через полупрозрачные двери в аудитории дизайнерского факультета, и даже каждая музыкальная композиция Бетховена или Шопена, случайно практикуемая неизвестным студентом… Все существование неожиданно подчинилось ему одному, и я упорно училась жить без него подобно младенцу, который совсем недавно появился на свет. — Лия!.. Я вздрогнула и оторвала взгляд от земли — перед глазами буквально в паре метрах от меня вырос силуэт Джемина. Он сидел прямо на лестничном пролёте возле прохода в корпус, должно быть, уже давно поджидая и тут же поднимаясь навстречу. Внутри что-то щелкнуло, и я тут же бросилась в обратную сторону, снова двигаясь в направлении главного учебного здания и лихорадочно сжимая ремень сумки. Слёзы самопроизвольно окропили щеки, и я даже не почувствовала, что плачу, пока губы не увлажнились. — Лия!.. Молю, остановись!.. Да остановись же ты! Когда его ладонь нашла мое плечо, я тут же попыталась отмахнуться, но парень непреклонно сдержал меня за талию, твёрдо снося каждый порывистый удар в грудь. Хотелось вопить подобно раненому в грудь зверю, который оказался под фатальным прицелом у более властной руки — ею был именно Джемин, который даже не сопротивлялся и не уклонялся от моей экспансивной и лишенной какой-либо координации атаки. Готова поспорить, сопротивление выглядело как никогда жалко и не принесло ни единого синяка, пока я из последних сильнее не замахнулась и не влепила ему звонкую пощёчину — только тогда он плотно сжал челюсть, резко обращая острый взгляд на меня и импульсивно впечатывая в ближайшую бетонную стену. — Отпусти меня, ублюдок!.. Ненавижу тебя!.. Не-… Не успело с губ сорваться очередное ругательное выражение, как он заткнул меня горьким поцелуем, от которого онемело все тело — в сознании подобно киноленте стали проноситься все моменты, поведённые вместе: первая встреча в доме братства, эта наиглупейшая игра в бир-понг, которую я полюбила только благодаря нему, бесконечные поездки по побережью на «Харлее» и винтажном автомобиле с откидным верхом, первое настоящее свидание и первые серьезные отношения, побег от Марка из кафе, колыбельные на ночь — господи, сколько счастья он мне принёс!.. Ничто в целом мире не могло сравниться с той утонченностью и полнотой чувств, которую я испытывала к Джемину! Он фактически стал моей первой подлинной любовью — самой иррациональной, безрассудной и спонтанной, — все началось именно с него, пусть в планы и не входило влюбляться. Как бы невыносимо печально ни было, я инстинктивно обмякла в его руках, понимая, что последние месяцы принадлежала только ему одному, и от этого невозможно было просто так избавиться. Каждый миллиметр кожи по-прежнему помнил его тёплые нежные пальцы, с жадностью принимая ласковые касания, а губы в самой естественной манере отзывались на трепетный порыв — ловили жар прерывистого дыхания с такой легкостью, будто Джемин всю жизнь был скроен только для меня одной. — П-прошу-… Прошу, т-ты должен уйти!.. Я продолжала упираться ему в грудь, дабы оттолкнуть, но парень мучительно в отрицании махал головой, припадая в рваном поцелуе снова и снова, пока лёгкие не покинул последний вздох, и он, дрожа, не вжался в меня всем телом. — Не удерживай меня, умоляю!.. — Нет, не оставляй меня! — вдруг пронзительно закричал он — губы задрожали, а лицо налилось багряной краской от испуга и исступления. — Клянусь, я не знаю, кто и что именно тебе рассказал, но я правда-… У меня и в мыслях не было причинить тебе боль!.. — Ты знал изначально: преследовал, пытался подкупить членством в чирлидерской группе, врал относительно Джено, думал, что споишь и затащишь в койку после первой же вечеринки — ты все прекрасно знал заранее! И не говори, что это было с самыми благими намерениями! Думал, что сыграешь на моей наивности и недоступности?.. Что ж, поздравляю — добился своего, выполнил все пункты плана, а теперь проваливай к черту! Я снова предприняла попытку выскользнуть из его рук, но Джемин обнял меня ещё крепче, лишая какой-либо возможности на спасительный отход. — В начале я действительно хотел привлечь твоё внимание только, чтобы позлить Джено, но, клянусь, ничего из того, что произошло между нами не было частью какого-то сценария!.. Чем лучше я узнавал тебя, тем стремительнее отказывался от идеи сыграть в чувства — более того, ты первая девушка, которая пробудила во мне нечто такое, о чем даже помыслить не мог! Всю жизнь я рос в семье, где никто никогда друг друга не любил — родители развелись ещё в детстве из-за тонны пересудов, и я был отброшен — забыт и по сей день. Теперь их по-прежнему связывает только неразрешённый финансовый вопрос, который всегда решал большую часть проблем. До недавнего времени я и правда считал, что от неурядиц можно избавиться только с помощью влияния, а добиться чьего-то внимания — с помощью денег. Но ты помогла мне измениться — понять, что человек и его чувства — это не ресурс, который запросто покупается и продаётся. Я думал, что не способен любить и быть любимым, потому что с ранних лет в первую очередь был лишён элементарной родительской опеки, но рядом с тобой впервые ощутил, каково это быть кому-то нужным!.. Я впервые познал это чувство привязанности, когда ты не просто хочешь ежедневно видеть конкретного человека, но и постоянно держать его рядом — заботиться, делить совместный быт, засыпать и просыпаться в одной кровати, сопереживать неудачам и радоваться успехам, защищать и в любой непредсказуемой ситуации подставлять собственное плечо, чтобы обеспечить безопасность. Я осознал, что любовь — это выбор, и делал этот выбор каждый божий день в твою пользу, потому что полюбил каждый дюйм твоего лица, тела и прекрасной души, которая с таким радушием приняла все мои недостатки. Ты единственный человек за всю мою жизнь, которому было глубоко наплевать на мое материальное положение, кто не знал, кем работает мой отец и кто видел во мне личность, а не сына какого-то известного предпринимателя. Для тебя я всегда был просто Джемином, обыкновенным студентом, у которого есть идиотская тенденция быть супер навязчивым, но ты приняла меня таким, какой я есть, не питая отвращения к странностям и не указывая на каждый минус. Тебе даже не нужно было указывать — я менялся и всегда хотел быть лучшим только для тебя, чтобы соответствовать, потому что ты самый невероятный и искренний человек, которого я когда-либо встречал. Ты стала моей любовью, моей колыбельной, моим светом во мраке ночи, моим исцелением — в сущности всем, чего был лишён с рождения!.. Прошу-… не покидай меня! У меня нет ничего, кроме тебя!.. Я ослаблено припала к стене, смотря в его темную радужку, содрогавшуюся в немом крике, но не могла сделать шаг навстречу. — Я люблю Джено, Джемин, — без тени сомнения произнесла я, понимая, что его подлинное признание заслуживает подлинной правды. — Всегда любила — даже когда была с тобой. Это была попытка избавиться от старых чувств, сбежать, но ничего не вышло — я поняла, что не смогу убить часть его в себе, потому что она неделима. Мне очень жаль. Никогда не забуду, как его лик окрасился в мертвенно бледный оттенок, а глаза погасли и налились свинцом — это было лицо человека, нашедшего все и в миг оставшегося ни с чем, — лицо человека с разбитым сердцем.