ID работы: 11037994

Мед с молоком

Гет
R
В процессе
208
Размер:
планируется Макси, написано 67 страниц, 8 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
208 Нравится 69 Отзывы 95 В сборник Скачать

Часть 4

Настройки текста
Примечания:
      Ночной мрак комнаты не стоял в тишине, как должно быть в принципе.       Тишь не была безмолвной, она словно кричала, треща от напряжения, разбавляемая негромкими всхлипами.       Ситуация казалась сюром, не принималась и восприниматься не желала, однако боль была настолько явной, что сном это и близко не казалось.       Пережить это однажды в раннем возрасте, оправиться, ни капли не забыв, было несколько легче. По крайней мере тогда это не казалось масштабной трагедией, пошатнувшей психику.       Переживать подобное вновь, в куда более осознанном возрасте, оказалось куда хуже, чем вообще можно было бы вообразить.       Сон.       Не я.       Не со мной.       Больные игры уставшего разума, яркие для действительности галлюцинации.       Ложь.       Одеяло в кулаках сжимая, рыдая ещё больше, терпя болезненные импульсы, алыми каплями с ладоней простыня окропляя.       А внутри все бушует, стихать не собираясь, напротив, буря все входит в обороты, грозясь достигнуть пика, унося с собой все.       В порыве теряют нечто важное, остаются пустыми.       В ситуации есть выбор, варианты исхода которого нелицеприятны; один краше другого.       Мешаются чувства, мешаются эмоции, мешаются воспоминания, представляя собой гремучий коктейль, что позавидует даже Молотов.       И сдохли бабочки, в страхе разбежались тараканы, оставляя пустое, звенящее…       Одиночество.       Переливами мук играющее, агонией в аккомпанемент звучащее.       Динь-дон.       Минута, две.       Динь-дон.       Не послышалось?       Трель дверного звонка разносилась по всей квартире, заставляя материть нежданного гостя, ведь нужно хотя бы предупреждать.       Наскоро умывшись, да пластыри на ранки налепив, отворила двери, устало на Ханагаки взирая.       Снова? Неймется ему там что-ли.       Ни слова о случившимся, ведь последствия неминуемы.       Такемичи — хороший, странный.       Понимающий, не лезет, хотя видно — руки так и чешутся, да язык заплетается.       По Такемичи видно — своих проблем хватает с головой.       Смотрелись они вместе донельзя гармонично.       Оба побитые, жизнью потрёпанные, и не ясно кто выглядел хуже.       — Все хорошо, Ханагаки.       Ложь, в которую не верит никто. Не та самая сладкая утайка, горькое враньё.       Парень не давит, видно что доверяет, мол захочешь, сама расскажешь, я подожду.       И сомнений в ней не было.       А мальчишку и вправду стоило бы защищать, только вот, самой бы защититься.       Переключаясь на других, о себе думаешь в последнюю очередь. Спасая других, времени на самокопания становится все меньше.       Один из худших способов справиться с проблемой, ведь ты не справляешься. Лишь откладываешь на потом, копишь, коришь себя за данное решение, но исправлять поздно.       Никогда не бывает поздно.       А после следует всплеск, этакий взрыв, расскаленная волна, что сметёт все, принеся либо долгожданное облегчение, либо не оставляя ничего кроме звенящей пустоты.       — Пока-пока, удачи.       Хлопок.       Одна.       Мысли гудят осиным роем, долбятся в черепной коробке, жалят, впрыскивают опасный яд в смертельной дозе.       Стереть.       Выскребсти.       Неправильная.       Испорченная.       Громко хлопает дверью ванной комнаты, кажется, что ещё чуть-чуть и беслозеная деревяшка разлетится щепками, занозами впиваясь в кожу.       Она не станет их вытаскивать. Надавит, болью упиваясь. Будет наблюдать за кровавым гноем, медленно вытекающим из безобидной раны.       Сдирает одежду, скуля от рваных импульсов, откидывает повязки в сторону, медленно ведёт по ткани пластырей.       Рывок.       Сукровица, пальцы перепачканные алой жидкостью.       Не теплая вода — адский источник.       Обжигающая, быстрым потоком бьющая.       Стереть.       Избавиться.       Разум рисует картины, реалистичные, что от яви и не отличить.       Хочется курить, дымом задыхаясь, от кашля чахнуть.       Так, чтобы въебало.       Расколоть череп надвое, лишь бы не слышать громкий гул на фоне.       Блевать, сидя на коленях перед белым фаянсом. Желчью, кровью, дорогими таблетками. Лишь бы не чувствовать, лишь бы не переживать вновь.       Лаванда не дарует покоя, раздражает рецепторы, щиплет открытые раны, похуже соли.       Смыть.       Грубая текстура мочалки дерет, трёт кожу, до ярких полос, лиловых пятен, мыльных, пенистых разводов.       Безмолвный крик тонет в водном шуме.       Девочка сломалась.

***

      Такемичи не мог уснуть, и это пожалуй лишь малая часть проблемы.       Уставший мозг, не желал обрабатывать информацию, однако и в объятья сомна не спешил.       Терзали вопросы, акварельными картинками плыли воспоминания. Из прошлого, из будущего, из настоящего.       Где что?       Он запутался.       Что с Хинатой?       Он догадывался, но упорно не желал принимать. Думается ему, что есть вещи похуже смерти. Ханагаки не учел этого, снова прокололся.       Мальчик совсем забыл, что людей можно ломать, словно шарнирных кукол. Люди хрупки — фарфоровые статуэтки. Есть из стали, однако сталь и близко не вольфрам, рано или поздно треснет, расколется.       Ханагаки было страшно. Не за себя, нет.       Это было неожиданное ощущение, новое открытие.       Тачибана, милая, нежная, Тачибана. Она больше не светила, не сверкала. Один день. Понадобился всего один день, дабы мрачная, вязкая, коньячная пустота, сменила яркий, сладкий мед.       А она…говорит, что защитит его, Такемичи.       Ханагаки восхищается девушкой, кличет поистине сильным человеком.       Обещает, сам себе, оберегать, во чтобы-то ни стало. Быть рядом, подставить не самое крепкое плечо, сослужить каменной стеною.       Такемичи засыпает беспокойным сном, полным ужасов две тысячи семнадцатого.

***

      Если бы была возможность уснуть и не проснуться, Хината бы с радостью ею воспользовалась.       Веки литый свинец, мысли чисты, подобны белому листу, голова перекати-поле, с писком на фоне.       Писк. Телефон. Пятый час от полудня. Вечер.       На контакт она не смотрит — сбрасывает.       Звонят вновь.       На этот раз, Тачибана трубку берет, переполненная раздражением.       — Хината! Тебя не было сегодня на занятиях, ты в порядке? Чтослучилосьяпереживаю…- скороговоркой тараторит девичий голос по ту сторону.       — Огава?       Сонно, в ответ. Она хочет спать, она хочет стереть себе память, она хочет не думать.       — Ты меня напугала. Что случилось, Хина?       Обеспокоенно.       Хина.       У кого понахваталась?       — Приходи ко мне домой, если сможешь, я не смогу объяснить, Юико.       Вяло просит девушка. Слова даются с непосильным трудом, да и говорить впрочем совершенно не хочется.       — Ты никуда не преезжала?       — Нет.       — Я буду через час, ладно? Ничего не делай, пожалуйста, Хината?       — Спасибо, я буду ждать.       Поговорили.       Юико определенно неплохая, и это мягко сказано. Дружат девочки едва ли с самой начальной школы, и этот факт, нет, он не напрягает, он удивляет. Больше пяти лет прошло, а в воспоминаниях пролетели данные годы мигом. Смазанным, теплым.       Стоит предупредить маму, определенно.       Встать с первого раза не получается, организм бунтует, вертолеты посылает, отключает свет, да врубать обратно не торопится.       Кричит: — Пощади!       Воды требует, да полежать ещё немного.       Больно.       — Мам? — негромко раздается в приятной тишине квартиры, однако слова находят отклик.       — Ты уже проснулась? — нет, сплю. Занимаюсь лунатизмом. — С чем-то помочь?       — Хотела предупредить, что ко мне Юико скоро придет, ты же не против?       — Которая Огава?       С неким облегчением выдыхает женщина, улыбаясь уголочками губ.       — Которая Огава.       — Конечно не против, солнышко. Будешь кушать?       — Спасибо.       Хината и вправду благодарна ей. Матушка гонит ее в душ, а она покорно следует совету. Ей помогают сменить повязки, приносят еду прямиком в комнату, на деревянном, тонком подносе. На темном столе покоятся кругляшки таблеток, в комнате витает запах лекарств. Женщина мягко целует Хинату в лоб, обещая спечь несложный пирог, к приходу подруги. Девушка кивает, несмело подтягивая губы вверх.

***

      Юико была зла. Юико беспокоилась. Юико переживала.       С вечера Хината не отвечала на звонки, не появилась на пороге школы утром. Не пришла ни к первому уроку, ни ко второму.       Учителя странно поглядывали на пустующее место, с сожалением перешептываясь, однако в журнале отмечали простые «н», что так или иначе радовало. Подруга жива, но явно, черт возьми, не в порядке.       На первой перемене Такемичи найти не удалось, на второй тоже.       Огава уже откровенно бесилась, до боли заламывая пальцы, да обкусывая пластиковый кончик ручки.       Тачибана ее подруга ещё с начальной школы, и она имеет право знать, что всё-таки случилось.       На обеде Ханагаки все же высунул свой побитый нос, и едва не огреб ещё.       — Приветик, Ханагаки-кун, не подскажешь где Хината? — мнимая доброта. Почему бы и нет? Юико девочка внимательная, заметила мальчишечью панику, заметила как забегали голубые глазки. Точно ведь знает. Точно ведь соврет. Ай-ай-ай.       — Болеет? — и почему он спрашивает у нее? Совсем ведь лгать не умеет, глупый-глупый Такемичи.       — Конкретнее. — возможно девочка груба, и она это прекрасно знает, однако беспокойство за подругу было как выше норм морали. Требовательный тон, черти в карих глазах. Ох, Огаву лучше не злить.       — Я не знаю!       — Врёшь!       — Но…-- его к стенке прижать? Применить силу? Нет, она не станет. Границы приличия у нее имеются, к счастью или сожалению.       — Ханагаки.       — Она дома! — воскликнул мальчишка, виновато тупя очи в пол. — Я не могу рассказать, прости.       — Прощаю. — кинула на последок Юико, даже не глядя на паренька. Дома так дома. Стоит ей набрать после уроков.       Случилось что-то плохое, в этом она уверена на все возможные сто процентов.       Учебный день, как назло, тек максимально медленно, словно специально оттягивая важный момент.       Тачибана была дорога Юико, с самого детства. Солнечная, маленькая девочка, что согласилась с ней дружить, не внимая издевкам других ребят.       Огава всю свою непродолжительную жизнь была гадким утёнком, молча принимала тычки и оскорбления, с грустью выкидывала испорченные тетради и оттирала обидные слова с лаковой поверхности парты. Хината была общительной, умела завоевать чужое расположение, и вскоре издевательства исчесли. Люди потянулись и к ней, но Юико не верила, замечая злые, да косые переглядки в их сторону. Знаете, многим свойственна зависть, но чему тут завидовать, девочка упорно не понимала.       Их дружба полнилась эмоциями, взлетами и падениями, ссорами и примирениями. В любом случае они не бросали друг друга. Никогда. И Огава данную закономерность прекращать не собиралась.       Дома она выдохнула с облегчением, вновь тыкая заученные наизусть цифры, слушая короткие гудки.       Хината сбросила. Потом все же взяла. И тогда девочка поняла, что все намного хуже, чем он могла себе представить.       Беспокойство — бурное море. Волнение — опасные волны, буйный ураган.       — Я буду через час, ладно? Ничего не делай, пожалуйста, Хината?       Шаг в сторону и ты летишь в бездонную пропасть.       Голос подруги убитый в край, не просто сонный, он хриплый, низкий, полон боли.       У Юико закололо где-то под сердцем.       Чем ее можно отвлечь? Как обрадовать? Никак.       Несмотря на это, всем нужно свое солнце, свой лучик, и Огава была готова им стать.       Девочка недолго роясь в шкафу, наконец вытащила заветный пакет. Скоро ведь каникулы, сразу после фестивали. У них была некая традиция, готовить друг другу подарки по окончанию учебного года, Юико приготовила все заранее.       Мягкий черный трикотаж, краски по ткани.       То что надо, дабы выплеснуть эмоции.       — Мам, я к Хинате! — крикнула девушка, наскоро переодеваясь.       — Которая Тачибана? — донеслось из гостиной, а после женщина показалась в дверном проёме, с интересом ожидая ответа.       — Которая Тачибана. — подтвердила она, получая в ответ теплую улыбку.       — Подожди минутку, — и скрылась, вернувшись после с кошельком, всучая дочери наличные. — Негоже в гости с пустыми руками идти, зайди в кондитерскую по пути.       — Хорошо, спасибо, мам.       И вылетела из дому, быстро натягивая на ноги светлые сандалии.       В кондитерскую она и вправду заскочила, беря екан с матчой и уиро со вкусом земляники. Сама девушка их не шибко любила, однако подруге нравилось.       Знакомые многоэтажки, длинные лестничные пролеты, сбитое дыхание, влажные от пота волосы и едва ли не родная дверь в квартиру Хины.       Трель звонка и…       — Хината.       По щеке скатилась скупая слеза. Девушка напротив явно негодовала, не понимала причину разведения сырости.       Ками-сама, Юико смотреть на подругу больно.       — А я тебе уиро взяла и екан. — всхлипнула Огава, мягко обнимая Тачибану.       Хината сильнее прижала девочку в ответ, невзирая на боль, провела через порог и шепотом, словно это их тайна — одна на двоих, и никто не должен узнать, спросила: — С клубникой?       Юико криво-ломанно улыбнулась, протягивая коробку со сладостями и кивая.       Подруга не улыбалась, однако девочке показалось что, очи ее сверкнули теплым блеском.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.