Шёпот камня

      Громкий и нетерпеливый стук в двери заставил князя Итилиэна оторваться от изучения бумаг и поднять голову. Всю вторую половину минувшего дня он вынужден был провести за разбором накопившихся писем и извещений о делах провинции и не успел заметить, как за окном начали постепенно сгущаться сумерки. Его никто не беспокоил на протяжении нескольких часов, поэтому в комнате надолго замерла мирная, и даже немного сонная тишина, которая совсем неожиданно оказалась нарушена.       Устало потерев переносицу, наместник велел посетителю зайти и увидел на пороге одного из своих гвардейцев, чернобородого Фалмахила. По выражению лица возникшего в проёме солдата, он сразу понял, что тот был чем-то не на шутку взволнован. Сделав пару коротких шагов вперед Фалмахил быстро поклонился и без лишних прелюдий доложил командиру: — Дурной знак, господин. Конь вернулся без всадника.       Фарамир отодвинул в сторону свиток, который в это время читал и вопросительно посмотрел на гвардейца. Он не успел ещё понять, о чём толком идёт речь, однако сказанные его подчинённым слова мгновенно пробудили в душе недобрые предчувствия. — Что произошло, Фалмахил? — спросил князь, поднимаясь из-за стола. — Сходите, посмотрите сами, господин. Это Изумруд, конь Налмира, — воин понизил голос. — А от парня до сих пор никаких новостей. — Проклятье, — тихо выругался Фарамир и быстрым шагом направился к дверям. Фалмахил, обеспокоенный не меньше своего командира, последовал за ним, на ходу рассказывая все обстоятельства случившегося.       По его словам, жеребец один прискакал несколько минут назад к воротам крепости, оглашая её окрестности громким, протяжным ржанием. Седло, уздечка так же, как и оба стремени оказались на месте, подпружные ремни были целы, на теле лошади осмотревший её конюх не обнаружил никаких повреждений.       Выбежав во внутренний двор, Фарамир сразу увидел гарцующего на месте жеребца, которого слуга с трудом удерживал в поводу. Рыжие бока животного лоснились от пота, глаза выкатились из орбит, а ноздри раздувались и возбуждённо подрагивали так, будто ему только что пришлось промчаться бешеным галопом не один десяток лиг. Фарамир медленно приблизился, чтобы не испугать взбудораженного коня ещё больше и успокаивающе похлопал его по шее, после чего внимательно осмотрел каждый участок его тела. На лошади в самом деле не было ни царапины, разве что стрелки копыт оказались залеплены дорожной грязью и забиты мелкими камешками, похожими на прибрежную гальку. — По всему видно, что он бежал до замка от самого Андуина, — подал голос стоявший все это время рядом с ним Фалмахил. — Не думаете, что стоит послать туда людей на поиски? Фарамир согласно кивнул головой: — Да, пожалуй, так мы и сделаем. Возьми с собой пару человек и отправляйся к реке, хорошенько обследуйте берег, — князь вновь немного рассеянно потрепал Изумруда. — Боюсь, как бы Налмир не попал в беду. Всё же с моей стороны было слишком опрометчиво поручать мальчишке искать сведения о таком опасном преступнике. Если Налмир хоть на миг потерял бдительность или по неопытности допустил ошибку, тот мог что-нибудь заподозрить. — Налмир смышлёный парень, ему мог помешать только его горячий нрав. Он всегда сначала делает, а потом думает. Даже коня себе выбрал под стать. — Изумруд к нему очень привязался, считает своим хозяином, — ответил Фарамир, походя застёгивая пряжку на вороте плаща. — Конь не покинул бы его просто так. Я возьму его под седло, может, он сам вернётся на то место, где оставил всадника.       Князь едва успел договорить и только взялся рукой за луку, как со стороны замковых ворот раздался скрип отворяющихся дверей. Фалмахил и его командир разом обернулись на звук и, увидев появившуюся на пороге знакомую фигуру, оба одновременно облегчено выдохнули. Фарамир выпустил из пальцев повод и размашистым шагом двинулся навстречу вошедшему. Чувство беспокойства несмотря на появление вечно ищущего себе приключения мальчишки не оставило его ещё до конца. — Налмир! Что с тобой произошло?       Юноша пересек мощеный мраморными плитами внутренний двор и, едва поравнявшись со своим командиром, учтиво ему поклонился. Пока Налмир преодолевал разделяющее их расстояние, Фарамир внимательно его разглядывал, и от взора наместника не укрылось то, что молодой человек немного прихрамывает на одну ногу. Одежда на нём была измята и в нескольких местах испачкана дорожной грязью, а на левом рукаве туники зияла длинная прореха. — Ничего особенного, господин. Всего лишь упал с лошади, причем довольно глупо, — он посмотрел на коня, сразу же доверчиво и как ни в чем не бывало потянувшегося к нему своей широкой мордой. — Хорошо, что Изумруд вернулся домой.       Фарамир и его гвардеец, уже приготовившиеся услышать в качестве объяснения какую-нибудь долгую и запутанную историю, в недоумении переглянулись. — Почему твой конь не остановился? Не дождался, пока ты сядешь обратно в седло? — Вы сами говорили, что этот жеребец ещё очень молод, — Налмир ласково погладил животное по белому лбу. — Когда Изумруд входит в раж, его уже ни за что в жизни не остановишь. А у меня пока не получается научить его — потеряв седока, он летит в конюшню как ошпаренный.       В ответ на такое откровение Фарамиру ничего не оставалось, как рассмеяться, а чернобородый следопыт лишь обречённо покачал головой: — У твоего коня нрав такой же вздорный, как и у тебя самого, парень. Ты нашёл себе отличного боевого товарища. Мы с командиром уже подумали, с тобой случилась беда. Виданое ли дело, чтобы лошадь вот так запросто бросала своего всадника на произвол судьбы? — Он научится, — коротко отозвался Налмир, не без гордости посмотрев на Изумруда.       Понятно было, что, невзирая на все трудности, с которыми столкнулся юноша в выездке этого красивого и строптивого животного, он был от него без ума. — Ты цел? — спросил своего подопечного Фарамир, наконец, отсмеявшись. — Если не считать пары ушибов и порванного плаща, то я в полном порядке. — Рад это слышать. А что касается Изумруда, — князь вновь перехватил повод и одним быстрым движением вложил его в руки юноши. — Я тебе его, пожалуй, подарю, Налмир. Фалмахил прав — вы друг друга стоите. Двух таких болванов негоже разлучать. Отныне он твой.       Фалмахил отозвался на замечание командира коротким сдавленным смешком в свою черную густую бороду. Налмир же резко вскинул на князя полные искреннего удивления глаза. Он был настолько поражён услышанным, что, кажется, даже не успел обидеться на отнюдь не лестные слова в свою сторону. — Вы шутите, господин? Такой конь стоит целое состояние. — Даже не думал шутить. Изумруд выбрал тебя хозяином, так же, как его отец когда-то давно выбрал меня. Подобные привязанности нельзя разрушать. — Господин, я… — юноша растерянно сглотнул, не зная, какие подобрать подобающие такому случаю слова благодарности, а затем просто обнял своего четвероного друга за шею, — Спасибо. — Только ты всё же научи его уважать себя и впредь постарайся не допускать подобного. Изумруд должен тебя слушать, иначе однажды такие его выходки могут плохо кончиться, — Фарамир слегка усмехнулся. — С лошади он свалился. А ещё хвастался мне, что хорошо умеет ездить верхом. — Можно подумать, вы из седла никогда не падали, — пробормотал юноша себе под нос. — Поставь Изумруда в конюшню и зайди ко мне, — Фарамир направился в сторону дома, мимоходом взъерошив волосы у него на затылке. — Думаю, тебе есть, что мне рассказать. — Верно, господин, я смог кое-что разузнать.       Налмир появился в покоях наместника через четверть часа. Он успел сменить порванные плащ и тунику и привести себя в подобающий вид. Однако небольшая хромота все ещё доставляла ему неудобства при ходьбе, напоминая о недавнем падении. Фарамир проследил за осторожными движениями юноши, с лёгким вздохом поставил на полку книгу, которую читал, пока дожидался своего подопечного: — Нога ещё болит? Налмир небрежно отмахнулся, вероятно, не желая заострять внимание командира на такой, кажущейся ему самому незначительной, мелочи: — Немного. Это пустяки, пройдет. — У тебя всегда и на всё готов один ответ. Покажись лучше лекарю. — Не бегать же мне из-за каждого синяка в лазарет, господин. — Ну, как знаешь, — Фарамир не стал продолжать попытки спорить с упрямым мальчишкой, зная, что это всё равно бесполезно. — Садись, рассказывай. Какие новости ты мне принёс?       Молодой человек с нескрываемым наслаждением опустился в предложенное кресло и даже позволил себе расслабленно откинуться на его спинку и вытянуть вперёд ноги. От скованности и неуверенности, которые скользили в его движениях ещё совсем недавно во время их первого после размолвки разговора, не осталось и следа, и теперь он чувствовал себя гораздо более спокойно, а то и вовсе непринуждённо. — Я обошёл больше десятка таверн по обе стороны реки, завёл кучу новых знакомств с местными и выпил столько кружек эля, сколько не пил, наверное, за всю жизнь. Должен заметить, в некоторых кабаках под видом дорогого пива продают на редкость отвратительное пойло. Боюсь, теперь меня не скоро снова туда потянет. — На то я и рассчитывал, мой друг. — Зато мне удалось узнать, кто этот неизвестный убийца Филимо, о котором говорил работник верфи, — Налмир не стал ходить вокруг, да около. — О человеке по прозвищу Змеиная Голова слышали и в нашем городе, и на окраине Харлонда. Однако имя его предпочитают не упоминать лишний раз, а если и произносят, то только шёпотом. — Неужели его так все боятся? — Скорее виной тому его скрытность. Никто не может с уверенностью сказать ни откуда он родом, ни когда появился на землях Итилиэна, ни где живёт. Он не состоит ни в какой гильдии, неизвестно чем промышляет, тем не менее в карманах его пусто не бывает. Время от времени он сходится с местным сбродом, вроде того Магора, и за небольшое вознаграждение или кружку пива убеждает оказать ему какую-нибудь незначительную услугу. В основном речь идёт о добыче разных сведений, касающихся торговли в порту или прибытии кораблей из южных уделов Гондора. Мне рассказал об этом один из моряков, однажды имевший с ним дело. Думаю, ясно, что интерес к подобным вещам с его стороны вызван не праздным любопытством. Мне хорошо знакомо то, чем он занимается. Я ведь тоже какое-то время был осведомителем Умранада в порту Пеларгира. У Змеиной Головы есть влиятельный покровитель, который платит ему, и при необходимости дает свою защиту. Фарамир кивнул головой в знак согласия, давая понять, что считает так же: — А о некоем Халласе из Ламедона твои новые знакомые никогда не упоминали? — Такого имени я ни разу не слышал, — пожал плечами юноша. — Кто это? — Рыбак Филимо встречался с ним накануне своей гибели. Его сын рассказал мне об этом. — Могу вас заверить, что Змеиная Голова не ламедонец по происхождению. Если судить по обрывочным описаниям, которые дали мне люди, видевшие его, то я скорее склоняюсь к мысли, что он прибыл сюда из Умбара. И он в самом деле мастерски перекидывается в кости, а я не встречал никого, кто владел бы этой игрой лучше, чем умбарские пираты, господин. Скажу больше: мне самому случалось сидеть с ними за одним столом пару раз. — Пару раз? — недоверчиво приподнял бровь Фарамир. — В Пеларгире на подобное развлечение власти смотрели сквозь пальцы, а желающих попытать удачу находилось довольно, — уклончиво отозвался Налмир. — Умбарские пираты промышляли не только грабежами. Некоторые из них не упускали случая обдурить неопытного простака и выиграть кругленькую сумму. В Итилиэне тоже есть пара таверн, чьи хозяева разрешают своим постояльцам попытать счастья в поиске лёгких денег. По слухам, убийца рыбака наведывается вечерами в одно из таких мест. Оно находится в южном квартале Эмин Арнен и называется «Золотой рог». Я просидел там несколько дней подряд, но никого, кто подходил бы под описание Змеиной Головы, не увидел. Может быть, он придёт туда завтра или послезавтра. Думаю, вам следует наведаться в этот трактир лично.       Фарамир перевел взгляд на сидящего напротив юношу. Налмир старался не подавать виду, как сильно он взволнован, однако было ясно, что его переполняет изнутри желание немедленно действовать. Чтобы умерить его пыл, князь слегка улыбнулся: — Ты и вправду не терял зря время, мой друг. Благодарю тебя за службу. Мы непременно туда отправимся, но прежде мне нужно съездить в Минас-Тирит на пару дней. Посетим таверну сразу, как только я вернусь. — Господин, пока вы будете в столице по делам, он может ускользнуть, — глаза молодого человека заблестели с ещё большей горячностью: терпение по-прежнему давалось ему нелегко. — Позвольте мне снова туда наведаться. — Одного я тебя не отпущу, это слишком рискованно, — остановил его порыв Фарамир. — Дождись меня. Налмир глубоко втянул носом воздух, будто желая выразить своё недовольство озвученным только что решением, однако вовремя вспомнив, кто перед ним стоит, поспешил согласно кивнуть головой. — И что теперь я должен делать? — спросил он после недолгого молчания. — Продолжить службу в гвардии Итилиэна. Вернись к своим обязанностям, а то, боюсь, Берегонд уже забыл, как ты выглядишь. — Сомневаюсь, что он успел сильно по мне соскучиться.       Фарамир оставил замечание своего подопечного без ответа и, отойдя от стола, замер возле чернеющего на противоположной стене высокого стрельчатого окна. Разглядывая вырисовывающиеся в темноте склоны холмов Эмин Арнен, он погрузился в раздумья, будто на какое-то время позабыв о сидящим позади него юноше. Сейчас его одолевали мысли, касающиеся не только гибели рыбаки и поимки загадочного человека по прозвищу Змеиная Голова, о котором поведал ему Налмир.       В довершении к этому из головы не выходил рассказ сына Филимо о прошлом его несчастного отца и о событиях, вынудивших верного слугу блюстителя Дэнетора покинуть Минас-Тирит в великой спешке. По просьбе Фарамира, Берегонд обратился к старым воякам, несшим службу в те давние времена, и сумел выяснить, что гвардеец Филимо в действительности когда-то был доверенным лицом наместника и неоднократно выполнял его приказы, зачастую отмеченные печатью большой секретности. В те годы ныне покойный рыбак был обласкан судьбой, получал из казны правителя Гондора щедрые выплаты, жил в роскошном особняке недалеко от Цитадели. Филимо женился на одной из самых красивых девушек в Минас-Тирит, как говорили, по большой любви и в его семье подрастал маленький сын. Ничто не омрачало его счастье, а избранный им путь сулил долгую, безбедную жизнь. Счастливая жизнь разрушилась в одночасье после того, как по приказу наместника, гвардеец совершил несколько походов на земли Ламедона. Никто из опрошенных Берегондом не сумел в точности сказать, как закончилась последняя такая поездка и сумел ли Филимо исполнить порученное ему задание или навлёк на себя гнев правителя Гондора, не достигнув поставленной перед ним цели. Единственное, что смогли вспомнить свидетели тех давно минувших дней, так это лишь неожиданное бегство преданного слуги Дэнетора, а также намекнуть на странное стечение обстоятельств, по которым все участники того похода один за другим исчезали из дворца. Кто-то был отстранен от службы позднее, кто-то погиб в многочисленных боях с набиравшим силу Мордором. Как выяснил дотошный Берегонд, в живых остался только один из воинов того отряда, и он уже много лет отбывал наказание в тюрьме за убийство своего соратника по оружию — весьма гнусное и недостойное для приближённого ко двору человека преступление.       Фарамир долго и тщательно обдумывал переданные ему сведения об этой давно позабытой истории, прокручивая в голове каждую мелочь. И чем дольше он размышлял о случившемся, сопоставляя один к одному имеющиеся у него факты, тем больше обнаруживал в нем странностей и нестыковок. Прежде всего его настораживало исчезновение или смерть тех, кто мог бы рассказать о том походе. Если не считать заключённого в мрачных застенках острога гвардейца-убийцу, Филимо был последним человеком, знающим истину и способным пролить свет. Не оставалось уже никаких сомнений в том, что именно эта правда заставила его долгие годы скрываться, и вот теперь он погиб от рук неизвестного злоумышленника. Не давала Фарамиру покоя и встреча убитого с загадочным Халласом. Узнать о нем подробнее удалось после разговора с Рамуном, который сомневался в его намерениях продавать ткани на местному рынке. Люди князя Итилиэна тотчас же проверили, не обращался ли человек с таким именем к главе гильдии торговцев, и получили утвердительный ответ. Некто Халлас, по опять же удивительному совпадению, прибывший из Ламедона направлял подобное прошение и приобрёл право поставить свои палатки, однако появился на рынке только один раз — в тот самый день, когда состоялся их разговор с Филимо. Молодой моряк не ошибся: встреча мнимого торговца и бывшего гвардейца точно предшествовала убийству последнего.       Но больше всего Фарамира в этой давнишней истории озадачивала роль его собственного отца. Он хорошо помнил наместника Гондора в те годы. Несмотря на природную замкнутость, молчаливость и начинавшую прочно обосновываться в его сердце холодность, Дэнетор ещё не превратился в подозрительного гордеца, чью душу капля за каплей отравлял яд Всевидящего Ока. Он знал, как выбирать в своё окружение только умных, честных и смелых людей, которые служили бы ему верой и правдой. Правитель Гондора всегда ценил их преданность и умел быть благодарным, что никак не вязалось с рассказом Рамуна, почти в открытую называвшего последнего блюстителя королевства вероломным предателем, обрекшим лучшего придворного гвардейца на годы скитаний в вечном страхе за жизнь.       Несмотря на напряжённость в их собственных отношениях, длившуюся долгие годы, Фарамиру хотелось думать, что он знал отца достаточно, чтобы быть уверенным — невзирая на его крутой нрав, непреклонность в принятии решений, порой жестокость и даже беспощадность к врагам, на подобную низость Дэнетор не был способен. Его отца знали как сурового, но справедливого человека, и даже если гвардеец Филимо не смог выполнить порученное задание, Дэнетор не стал бы обрушивать на него гнев такой силы, чтобы он вылился в годы преследования. Должна иметь место какая-то другая причина, вынудившая Филимо бежать из столицы, и очень возможно, что именно она привела его к гибели, когда последний блюститель Гондора, как и почти все имевшие отношение к загадочному походу в Ламедон покоились под могильной плитой.       Скрип кресла за спиной заставил князя выйти из охватившей его глубокой задумчивости. Вслед за этим раздалось вежливое покашливание, как будто сидящий за столом Налмир осмелился привлечь к себе внимание и напомнить командиру о своём присутствии. — Господин, — обратился к нему юноша. — С моей стороны будет большой дерзостью спросить, что именно вас так обеспокоило?       Фарамир медленно повернулся и кинул взор на наблюдавшего за ним молодого гвардейца. Уже совсем стемнело, и в тёплом, матовом отблеске расставленных по всей комнате свечей, лицо его само казалось точно вылепленным из воска. Фарамир без труда прочёл во взгляде юноши некоторое смятение и не особенно хорошо скрываемое волнение. А, кроме того, он вдруг заметил, как изменились его черты, как будто стали острее, взрослее: в них почти не осталось ничего от самоуверенного мальчишки, которого он увидел первый раз на ристалище замка Эмин-Арнен во время учебного поединка. Точно целая вечность прошла с того дня.       Князь продолжал молчать, раздумывая над тем, стоит ли делиться с Налмиром своими подозрениями, содержащими в себе слишком много личного, или же разумнее будет просто отправить его в казарму заниматься своими делами. В конце концов с вверенным ему заданием собрать сведения о возможном убийце рыбака он блестяще справился, и для его же собственной безопасности нет нужды и дальше втягивать его в эту становящуюся всё более запутанной историю. Однако Фарамир прекрасно видел неподдельное беспокойство своего подопечного: мальчику не было безразлично его собственное состояние. Да и он сам понимал, что их отношения уже давно вышли за пределы отношений командира и простого солдата. Быть может, подобная слабость с его стороны и противоречила устоявшимся традициям Белого отряда, но именно благодаря ей колючий нрав Налмира смягчился. Юноша был с ним искренним, как ни с кем другим, и теперь князь меньше всего хотел задевать его своим недоверием. — Павший от рук злоумышленника Филимо не был простым рыбаком, Налмир, — прервал, наконец, затянувшееся молчание Фарамир. — Пятнадцать лет назад он служил в личной гвардии наместника Дэнетора и считался одним из самых приближённых к нему людей. Правитель поручал ему наиболее важные и ответственные задания, от которых иногда зависела судьба королевства. В три тысячи шестом году Филимо было приказано отправиться в Ламедон. Исходя из обрывочных сведений, дошедших до меня после допроса его сослуживцев, он должен был отыскать там нечто, представлявшее большую ценность для государства. Но о чём шла речь в этом приказе никто не знает до сих пор. Эта бумага вместе с картами провинции хранилась в вещах покойного, с позволения его сына, я внимательно изучил её, но смог понять лишь то, что поручение отмечено печатью секретности. Если верить Рамуну, рассказавшему мне о прошлом своего отца, ему не удалось исполнить приказ правителя, и тот всю жизнь преследовал его, угрожая смертью, тем самым вынудив покинуть пределы Минас-Тирит и скрываться в убогой деревушке на берегу Андуина. Там он погиб, перед самой смертью имев странную беседу с не менее странным человеком по имени Халлас из Ламедона. Удивительное совпадение, не находишь? — Филимо убил умбарец по прозвищу Змеиная Голова, мы это знаем почти наверняка, — отозвался юноша, на которого рассказ командира, по всей видимости, не произвёл особого впечатления. — А если он служит этому самому Халласу? — Тут ничего нельзя исключать, — пожал плечами наместник.       Молодой человек подался вперёд и пристально вгляделся в лицо стоящего перед ним Фарамира. Ему потребовалось ещё пара секунд, чтобы собраться с духом и задать свой следующий вопрос: — Что же вас больше тревожит, господин? То, сколько нитей судьбы переплелось в этом деле или то, что ваш отец мог столь недостойно обойтись с воином, который годами был ему верен? — Я знал своего отца, Налмир, — Фарамир ответил резче, чем ему того хотелось бы. — Что бы не говорил Рамун, наместник Дэнетор не стал бы наказывать без вины и тем более так жестоко мстить, пусть и за серьёзный проступок. — Значит, Филимо не был столь преданным слугой, каким пытается выставить его сын. Быть может, у государя имелось иное основание преследовать его и желать его смерти. Вероятно, он это заслужил, — юноша чуть усмехнулся. — А даже, если предположить, что события сложились именно таким образом, каким видит их Рамун, велика ли беда? Вы сами упомянули, что дело было государственной важности. Всякий правитель готов пожертвовать жизнью одного человека, если того требуют интересы королевства. — Ты не по годам циничен, мой друг. — Я видел, как подобное случалось, и не раз, — сухо ответил на замечание командира Налмир, и тот мгновенно понял, на что именно намекал молодой гвардеец. — Я лишь хотел сказать, что какой бы не оказалась правда, она не отменяет того факта, что ваш отец был великим правителем и великим человеком. Фарамир улыбнулся краешком рта: он оценил эту не слишком умелую попытку юноши поддержать его: — Или же правда состоит в том, что Филимо бежал вовсе не от гнева наместника Дэнетора. Видишь ли, все те, кто хоть каким-то образом успели поучаствовать в походе в Ламедон в настоящее время или мертвы, или находятся так далеко, что след их не отыскать. Несчастный рыбак был последним, кто мог заговорить. И, верно, однажды собирался это сделать. А иначе зачем бы ему понадобилось столько лет хранить документы, содержащие приказ блюстителя и карты Ламедона? — Боюсь представить, что именно должен был найти там Филимо, если лишился головы спустя столько лет, — пробормотал юноша. — Вы уже придумали, как со всем этим будете разбираться? — Один из воинов, бывших в походе, может быть ещё жив. Много лет назад его осудили за убийство своего брата по оружию, и сейчас он должен сидеть в тюрьме. Я поручил Берегонду узнать его судьбу, если волей Валар он пока находится на этом свете, я изыщу возможность поговорить с ним. А кроме того, я хочу увидеться со старым другом моего отца, лордом Индамаром. В те годы они были довольно-таки близки, вдруг ему удастся что-нибудь вспомнить. — Мне кажется, я слышал уже это имя. — Лорд Индамар занимал высокие посты во время правления наместника Дэнетора, — губы Фарамира озарила тёплая улыбка при упоминании о своём наставнике. — Я тоже хорошо его знаю. Он был моим учителем истории Гондора, привил любовь к чтению, познакомил со многими прекрасными книгами. Он очень мудрый и достойный человек. Надеюсь, он сумеет мне хоть чем-нибудь помочь.       Налмир рассеянно кивнул и огляделся по сторонам, в очередной раз изумившись, сколько старинных фолиантов заполняют комнату. Пожалуй, он в жизни не видел такого количества книг у одного человека. — Да, я уже успел заметить, что шелест страниц доставляет вам удовольствие куда большее, чем звон клинков, — юноша недоверчиво покосился на своего командира. — Неужели вы и вправду их все прочитали? — И даже больше, — кивнул в ответ Фарамир, углядев в его вопросе неподдельное любопытство. — Тебя это удивляет? — Просто это очень странно для такого великого воина, как вы. — Не стоит недооценивать силу слова, мой друг. Подчас оно побеждает там, где оказывается бессильно даже самое мощное оружие. За эфес меча я взялся не по доброй воле, а по необходимости. Книгу же я беру в руки всегда с большим желанием.       Налмир сдержанно улыбнулся на сказанное командиром, но, скорее из вежливости, а не по причине того, что разделял его мнение. — Ты не любишь читать? — поинтересовался у него Фарамир. — Не знаю, господин, — с волнением в голосе откликнулся молодой гвардеец, так как, возможно, ему не хотелось выглядеть невеждой в глазах командира. — Вернее всего, у меня не было на это времени. В деревне, где я родился и вырос, всегда было много работы и в поле, и в доме, а когда выпадали свободные минуты, я предпочитал их тратить на развлечения иного рода. Мой отец служил в войсках князя Имрахиля, и потому был образованным человеком. Он научил меня грамоте и даже привозил из Дол-Амрот какие-то книги, но, кажется, ни одной из них до конца я так и не прочитал.       Фарамир понимающе кивнул головой, видя смущение юноши. Вместо ответа он приблизился к одному из дубовых шкафов и снял с полки объёмистый том в толстом переплёте, после чего вновь повернулся к своему собеседнику. — Мне кажется, тебе будет интересна вот эта книга. Она посвящена истории твоего родного Бельфаласа, подвигам людей, живших на его землях. Прекрасный слог, воспевающий силу любимого тобой оружия и борьбу с восточным врагом. Тебе должно понравится. — Господин, благодарю вас, однако же, сомневаюсь, что мне хватит усердия её прочитать, — юноша с опаской окинул размеры фолианта. — Прошу, не заставляйте меня. — И в мыслях не было тебя заставлять, — рассмеялся Фарамир, возвращая сказания о морском крае на законное место. — Просто, имей в виду, что если у тебя всё же появится такое желание, не стесняйся ко мне обратиться. Надеюсь, однажды ты сможешь оценить силу этого искусства на своём опыте.       Неожиданный стук в двери покоев избавил Налмира от необходимости нового вежливого отказа и вызволил из неловкого положения, в которое он угодил по собственной неосторожности. Фарамир позволил стоявшему снаружи гостю войти, и на пороге вновь появился Фалмахил. Как и в первый раз, вид его свидетельствовал о большом волнении. По всей видимости, сегодня ему весь день было суждено приносить тревожные вести. — Гонец из Минас-Тирит, господин, — доложил чернобородый гвардеец. — Говори, — коротко потребовал князь.       Фалмахил скосил глаза на поднявшегося с кресла Налмира, будто бы давая понять, что желает говорить наедине. Юноша без труда уловил этот намёк и мгновенно воспользовался благовидным предлогом, чтобы поскорее улизнуть из комнаты. — С вашего позволения, господин. — Вас срочно требуют в столицу, — срывающимся от возбуждения голосом сообщил Фалмахил, едва двери за молодым человеком затворились. — Что-то произошло? Воин нервно сглотнул, глаза его расширились, когда он сообщил на одном дыхании: — Кажется, на государя было совершено покушение.