Открывайте, это милиция!

      Из тюрьмы Жилу никто не ждал.       В первый раз ещё ждали — брат, например, но после второй ходки показываться Митьке на глаза было жутко стыдно и неловко, домой не тянуло совершенно. Да и давно родительская квартира домом быть перестала, Жила обычно обретался у малого своего, сам эту хрущевку драную выцаганил всеми правдами и неправдами ещё десяток лет назад, а теперь лезть туда очень не хотелось, не его место больше. Тончик туда бабу привёл. По крайней мере, Жила надеялся, что бабу — какой мужик будет таскать бусы, шёлковые алые рубахи и душиться бабским вишнёвым табаком вместо нормальных сигарет? Никакой. Вот и Жила надеялся, что Тончик романтик закрутил с какой-нибудь тёлкой, пока он сам — с мужиком.       Жила умел удивлять. И окружающих, и себя самого.       Жила бабам не верил со времен Таньки. Любил её когда-то так, что дышать не мог нормально, наглядеться не мог, до того хороша была — весь изнутри кипел и бурлил, с ума сходил, на руках был готов носить, а Танька, шлюха, даже на порог его не пустила, когда он первый раз откинулся. Не захотела — ну и не надо. Завела себе какого-то патлатого с Девятого канала, ну и хрен с ней — с ними, Жила не стал скандалить или драться, знал, виноват. Месяц-другой спустя нашёл себе беспроигрышный вариант, даже безотказный. Зашуганный продавец Эдик из местного продуктового был получше любой бабы. Тощий, смазливый, охрененно готовил курицу с картошкой, отлично сосал и ничего не требовал. Но много болтал.       Жила его болтовню слушал через раз, фильтровал как мог, но даже не злился особенно — ну базарит и базарит, что поделать, не такой уж это и недостаток. Танька вон тоже попиздеть любила, но так непонятно, что каждое слово разбирать приходилось по слогам, а Эдик — ну, Эдика он понимал отлично, хотя и хотел иногда отвесить затрещину, как малому. Никогда не отвешивал — жалел. Баб не бьют, а хоть Эдик бабой не был, но роль у него была похожая.       Жила его, конечно, не любил. Что он, пидор какой-то? И ничего такого ради него и не делал. Ну малышню свою пару раз отогнал, нечего по чужому продуктовому шариться и Эдика запугивать расквашенными рожами. Ну перетер со Стрельниковым разок, тот мужик понимающий, денежную планку снизил на минимум по старой дружбе. Ну замолвил словечко, где надо… Квартирку Эдику чуток облагородил, но так не только же ему, и сам там жил теперь, для себя тоже постарался — телек нормальный поставил взамен старого, краны починил, лампочки поменял, шкаф собрал, по мелочи чего тащил.        Всё по чесноку, всё взаимно — Эдик его обслуживал со всех сторон, Жила благосклонно принимал. Делать что-то в ответ было не особенно-то и нужно, но иногда даже хотелось. Желание сделать Эдику что-то приятное Жила всегда предпочитал списывать на внезапно проснувшуюся мягкотелость.       Он знал, как это работает. Если долго кого-то трахаешь, то невольно начинаешь привыкать и заботиться. С Танькой, конечно, иначе было, но и Эдик хорош. Главное — проблем мало, пользы много. Да и к патлатому он точно не уйдёт, побоится.       На сегодня вообще единственной проблемой было то, что Эдик второй час в ванной возился. Вылез оттуда красный как рак, и в коридор повалил густой белый пар. Эдик шустро пошлёпал до постели босыми ногами, и Жила рассеянно отметил, что надо бы ковёр постелить, что ли, полы-то холодные, осень в этом году была совсем мразотная.       — Шустрее давай, чё ты телишься?       Эдик торопливо нырнул под одеяло, и Жила привычно утянул его к себе под бок — тёплого, доступного. Так было полегче, не так одиноко. Да и пах Эдик замечательно — чистотой и свежестью. Как тут удержаться-то?