Между Ветром и Водой

      — Хорошо. Однохвостый принадлежал моей деревне много лет, — начал Гаара без долгих предисловий. По выражению его лица было ясно, что перспектива выкладывать своё прошлое и выворачивать душу перед неизвестно кем его не сильно прельщает, однако рассказывать он принялся сам, не дав Нами и секунды, чтобы сформулировать вопрос. — Во времена Второго Казекаге его отловили монахи, и с тех пор эксперименты по запечатыванию проводились много раз. Большинство попыток закончилось провалом. За всё время джинчуурики Ичиби в Суне было всего трое, включая меня…       Вот оно как. Он решил отделаться кратким пересказом фактов, известных широкому кругу людей. Хитро, но так не пойдёт.       — Настоящее имя Ичиби? — потребовала Нами, перебив начало его следующей фразы.       Ему придётся ответить на вопросы о том, что может знать только джинчуурики.       — Шукаку, — отчеканил Гаара.       — Боевые дзюцу демона?       — Копьё и абсолютный щит, — снова отрезал он и замолчал. На его лице не видно было признаков раздражения и не играла снисходительная улыбка, а интонации оставались ровными. Только по неуловимо изменившейся атмосфере стало ясно: Гаара не привык, чтобы его перебивали.       — Почему ты? — продолжила Нами.       — Что «почему я»?       Мстит, делает вид, что не понял.       — Почему именно тебя выбрали на роль сосуда?       — В Суне джинчуурики всегда выбирают из числа родственников Каге. В Кири иной порядок?       — Сейчас моя очередь задавать вопросы, — покачала она головой и заметила, как он поморщился. — Твоя степень родства с Казекаге?       — Я и есть Казекаге.       — По отношению к Расе, Четвёртому, — терпеливо уточнила Нами.       — Младший сын.       «Сынок четвёртого Каге», — подтвердил голос из прошлого.       Она задала ему с десяток вопросов, каждый каверзнее и детальнее предыдущего. Гаара ни разу не замешкался с ответом. Одни факты совпали с тем, что она уже знала о Демоне Песка, другие встали на пустующие места как безупречно подогнанные куски мозаики. Быстро стало ясно, что во лжи Гаару не уличить, однако Нами отчаянно не желала переходить к той части игры, где она неизбежно начнёт проигрывать, и тянула время.       — Личностные особенности Шукаку?       На этот вопрос Гаара почему-то решил отвечать медленно и очень тихо, чем заставил её наклониться ближе, вслушиваясь в шелест его слов.       — Неуравновешен. Жесток. Жаждет свободы и крови. Особенно в полнолуния. Его медиум не может спать.       — Как не может? — удивилась Нами. И запоздало поняла, что клюнула на его удочку.       — В состоянии сна Шукаку получает возможность разрушать личность медиума, подменяя своей, — пояснил Гаара всё так же приглушённо. — Но чаще он просто вырывается на свободу и… Я думаю, ты представляешь последствия, правда?       Она тряхнула головой и, отстранившись на прежнее расстояние, пожала плечами: «Думай, что хочешь». Не собиралась она ничего представлять… но и правда живо представила. И последствия, и поганый характер однохвостого, и злую долю его медиума.       — Сколько лет тебе было, когда Шукаку запечатали?       — Его запечатали за три месяца до моего рождения.       Следующий, уже готовый вопрос улетучился из головы, вдребезги разбившись об услышанное. Он, должно быть, оговорился. Или она ослышалась.       — За три месяца до какого по счёту дня рождения?       — До. Рождения. Это значит. В утробе матери, — повторил Гаара раздельно и тяжело, словно забивал гвозди. — Шукаку решили поместить в нерождённого ребёнка, чтобы добиться идеальной интеграции сознаний демона и сосуда. Это был эксперимент.       «Маленькое дьявольское отродье. Провалившийся эксперимент тупых старейшин», — снова наябедничала память голосом Сакаи.       — Ну и ну… — пробормотала Нами враз онемевшими губами, опуская глаза. — Изобретательность ваших старейшин… впечатляет.       Готовые было вырваться изо рта восклицания — то ли проклятия, а то ли слова сочувствия — осели горечью в горле, но успели окрасить её голос предательской хрипотцой. Вот, что за эксперимент они провели. Интеграция сознаний, да? Весьма изящное определение для примитивного ублюдочного желания заполучить живое оружие. Идеальное, непогрешимое — то, чьё существование с первого вдоха будет подчинено единственной цели. Без выбора и шанса на выбор. Ради всех ками, насколько же надо ненавидеть своего ребёнка и жену, чтобы допустить подобный эксперимент?       «Маленькое дьявольское отродье» тем временем спокойно смотрело на неё удивительными прозрачными глазами в ожидании нового вопроса. Интересно, он настолько изощрённо жесток или настолько снисходительно милостив, что не отказывает ей в иллюзии контроля над ситуацией? Они же оба знают: ей некуда сбежать и нечем защищаться.       Неужто заставить её говорить добровольно — дело чести для него? Чудовище из Песка что… хочет быть хорошим человеком?..       «Если хочешь ты, почему и он не может?»       Лёгкий холодок вдруг лизнул грудь, и боковым зрением Нами уловила движение: из подёрнутых туманной пеленой жухлых кустов на неё печальными слезящимися глазами смотрели тени.       Да, похоже, лекарства Сакуры всё-таки обладали не только терапевтическими эффектами.       Она поспешно отвернулась от кустов, но и там, куда теперь упал взгляд, в неровных тенях веточек и трав занялось копошение студенистых чернильных силуэтов и распахнулись глаза. Прежнего страха гости из теней не вызывали — только усталое смирение. Нами прищурилась, всмотрелась в глубину темноты сквозь дымку опущенных ресниц, и настырные глаза растворились. Так-то лучше. Если наблюдать слишком долго, их станет больше, намного больше, а в ушах зазвучит весёлый шум морского прибоя. И тогда будет действительно страшно. Лучше уж разговор с Гаарой.       — Зачем ты смотришь на кусты?       Она постаралась сфокусироваться на бледном лице напротив и, увидев на нём тень настороженности, кривовато улыбнулась.       — Да так, пересчитываю онрё, которые пришли меня навестить.       — Их, должно быть, не слишком много, раз они поддаются пересчёту, — заметил Гаара. А над кустами маленький вихрь песка деловито слепился в уже знакомый глаз.       Разумеется, он не обнаружил в зарослях ни врагов, ни скорбных мстительных теней. Может, потому, что онрё были просто уродливым плодом её воображения, помноженного на эффект от мощных лекарств. А может, потому, что нельзя увидеть духов, которые пришли за другим человеком.       Наблюдая за Гаарой, Нами рассеянно потёрла гудящий пустотой центр лба и, не удержавшись, коснулась песка, тонким слоем покрывавшего землю вокруг. Провела вперёд, назад, начертила круг, а к нему линии-лучики. Песок-убийца приятно щекотал холодом подушечки пальцев, в нём не прятались тени и не шелестел прибой. Он был славным якорем в её зыбкой ненадёжной реальности.       Гаара закончил с проверкой, но молчал и не торопил.       — Шукаку, значит, не даёт носителю спать и отличается скверным характером, — вновь заговорила Нами, пересилив нежелание нарушать тихое перемирие, — но ты научился контролировать его. Как?       Он ответил спустя длинную паузу:       — Когда мне было шесть, я провалил тест на контроль биджу и почти полностью потерял рассудок. Натравил Шукаку на деревню. С того момента я контролировал чакру демона, но мы были с ним заодно, и я исполнял его желания.       «Вечером прячутся по домам, бедненькие, чтобы не столкнуться с этим полоумным на тёмной улице…»       — А твой… приступ? Что это? — Нами дотронулась до своего лба, намекая на шрам Гаары.       — Я не знаю. Возможно, память о том, что происходило, когда мы с Шукаку боролись за власть.       О чём бы Нами ни спросила, на лице Гаары не отражалось ни единой эмоции. Отвечал он равнодушно, словно заранее отвергал малейшее сочувствие. Какая-то её часть изнывала от желания найти вопрос, который расшатал бы его равновесие, нащупать ту самую надорванную струну в душе, которая есть у каждого, даже самого матёрого шиноби. Дёрнуть и послушать, как зазвенит. Это отобьёт у него желание проводить допрос?       Можно спросить, что случилось с его матерью после запечатывания Шукаку. И почему он разговаривает с ней во время приступа. Наверняка именно эта струна особенно тонка. Нами научилась опознавать подобные вещи благодаря общению с Шестым Мидзукаге. Сакаи чуял чужие слабости лучше охотничьего пса и использовал их с изощрённостью палача. А она… Она почти стала такой же. Всё-таки быть чудовищем — это заразно.       Нами потёрла глаза в попытке сосредоточиться и поймать ускользающие мысли. Нет, она пока ещё не Сакаи.       — Так ты уже… М-м… Раньше, до вчерашнего дня сталкивался с Акацуки, не так ли?       Из-за внутренних метаний вопрос прозвучал сбивчиво и неуверенно, но Гаара ответил так же ровно, как и на все предыдущие.       — Дейдара атаковал Сунагакуре, когда охотился за однохвостым.       — Значит, это он убил тебя?       — Можно и так сказать.       — И как оно там, по ту сторону? — Её палец вывел на тонком слое песка ровную линию и знак вопроса за ней.       — Что?       — Ну, как это, когда умираешь?       «Ждут ли там призраки тех, чьи жизни ты забрал? Встречают ли объятиями те, кого любил?»       Гаара покосился на её рисунок и неожиданно огрызнулся:       — Никак. Придёт твоё время — сама узнаешь.       — Не далее как полчаса назад ты обещал помочь мне заглянуть на тот свет. Обещания надо выполнять, — не преминула Нами отплатить той же холодной монетой. И осеклась, увидев недоумение в его глазах. — Ты… не помнишь, что происходит во время приступа?       Краткое мгновение он выглядел растерянным, а в следующее уже собрался.       — Нет.       — Интересно… — Она вернулась взглядом к рисунку на песке. — Так чего хотят Акацуки? Кто они такие?       — Организация, которая объединяет нукенинов ранга S из разных селений. Они охотятся за джинчуурики и извлекают хвостатых.       — Зачем? Они работают на одну из стран, или у них свои цели?       — Когда узнаю, расскажу, — без малейшей иронии пообещал он. — Мы предполагаем, что они хотят развязать войну, а из биджу создать оружие. Но это лишь теории.       — Ясно… — Нами в задумчивости начертила на песке облака, как на плаще Дейдары, и, поразмыслив, протянула стрелочки от них к чему-то похожему на букет из лисьих или волчьих хвостов. Ничерта неясно, кроме того, что у неё закончились вопросы.       Песчаная гладь вдруг своенравно выгнулась, как проснувшийся морской скат, и стряхнула с себя нескладные художества.       — Довольно, — объявил Гаара. — Моя очередь слушать. Вопрос ты знаешь, отвечай.       А его терпения хватило на большее, чем Нами ожидала. В другой ситуации она ощутила бы благодарность и даже восхитилась бы честностью, с которой Гаара соблюдал их бессмысленный договор обмена. Но теперь, когда он развернулся к ней, сцепив руки в замок, и уставился в упор, излучая снисходительную уверенность в собственной победе, благодарность казалась самой неуместной из эмоций.       — Я джинчуурики, твоя правда, — бесцветно проговорила Нами.       — Конечно. Это я понял по твоим вопросам. Какой демон? Стихия?       — Восьмихвостый. Стихия льда. Использовать меня как оружие не получится.       — Мне не нужно оружие.       — А что тебе нужно?       — Прямо сейчас — чтобы ты отвечала на мои вопросы.       — Как вам будет угодно, Казекаге-сама.       Колкость прошла мимо Гаары, не задев. Он привык задавать прямолинейные вопросы, и никогда не ожидал, что они придутся кому-то по вкусу. Мирные переговоры тет-а-тет, требующие деликатности и мягкости, никогда не были его коньком и вряд ли станут.       — Начнём с простого. Что ты делала на границе с Огнём? В чём состояла твоя миссия и где остальная команда?       — У меня не было миссии и команды. Меня просто привели на то место.       — Без оружия? — уточнил он, вспоминая её несуразный бой с Дейдарой.       — Без оружия. В наручниках, — ровно отчиталась Нами, глядя в землю.       — И тебя ждал Дейдара. Один, без напарника?       — Дейдара нашёл меня чуть позже. Если у него и был напарник, на глаза мне он не попадался.       Тот факт, что Дейдара действовал в одиночку вопреки обычаю Акацуки выходить на «охоту» парами, не переставал беспокоить Гаару с момента столкновения, заставляя ожидать нового нападения в любую секунду. Но на этот раз отступник, видимо, и правда пришёл один в расчёте на то, что джинчуурики не окажет сопротивления.       Если Дейдара заранее знал, что она не сможет сражаться, значит…       Значит ли это, что у Кири с Акацуки была сделка?       Гаара помрачнел. Похоже, они с командой Конохи влезли не в то змеиное гнездо, в которое собирались.       — Расскажи, как всё было, — обратился он к Нами, которая в паузах безучастно шарила рукой по песку. — С самого начала.       — Я не… — Она замолчала и опять уставилась в глубину кустов. Там ничего не было, Гаара проверил дважды. Но она всё смотрела туда и смотрела. Онрё… Неужели шиноби Тумана настолько суеверны?       — Ты не?.. — подтолкнул он.       Нами повела плечом, словно стряхивая с себя что-то, и посмотрела на него.       — Я не могу сказать точно. Вчера… или позавчера я легла спать, а дальше провал. Думаю, мне вкололи снотворное. Первое из ближайших воспоминаний — то, как мы пришли в этот лес.       — Кто «мы»? Где наручники? Ты сказала, что была в наручниках. И откуда у тебя взялись взрыв-печати?       — Пощади, — со смешком подняла она руки. — Я не успеваю за тобой. Меня сопровождал отряд АНБУ. Пятеро или шестеро. Когда мы добрались до места, они оставили меня и ушли. Но потом один из них вернулся. Это он снял с меня наручники. Он же сказал, что в лесу я найду оружие, которое оставили для меня друзья. Понятия не имею, кто это был и почему он это сделал и… откуда у меня друзья.       Окончание фразы не было озвучено, и для ушей Гаары очевидно не предназначалось, но он разобрал смысл по шевелению губ.       — Почему деревня продала тебя Акацуки?       — Продала? — Нами потёрла бледный шрам, пересекавший её левую бровь, и на мгновение задумалась. — Интересный вывод. Наверное, ты прав, но это военная тайна.       — Ты трижды выкинула протектор Кири. Надеешься убедить меня в том, что будешь самоотверженно хранить тайны селения?       Она усмехнулась и подняла глаза в небо, как будто понадеявшись, что увидит там правильные слова, которые помогли бы ей отвечать. Небо на подмогу не спешило — ни ей, ни Гааре.       — Что может быть проще, чем хранить тайны, в которые не посвящён?       — Тогда озвучь свои догадки, — велел он.       — Что ж… Полагаю, Мидзукаге-сама решил, что если продать меня, толку будет больше. Ведь последние… постой, какой сейчас месяц? По моим подсчётам должен быть февраль.       — Начало марта, — поправил он.       — Значит, восемь. Последние восемь месяцев я провела в тюрьме, подавляющей чакру, и считалась опасной для власти. — На песке появилась новая иллюстрация, нарисованная её рассеянно двигающимися пальцами: пересекающиеся прямые, похожие на решётку.       Любопытство — эмоция, которую Гаара обнаруживал в себе крайне редко. Однако ощущение, шевельнувшееся сейчас в груди, он назвал бы именно так.       — Чем же ты так не угодила Мидзукаге?       — Долгая история.       — До рассвета ещё далеко. Время есть.       Долгая история, скорее всего, заключалась в том, что Нами была из тех, кого в Конохе назвали бы торчащим гвоздём, а в Суне — слишком крупной песчинкой. Покорность и отсутствие лишних вопросов — вот основа системы шиноби, а собственное мнение и воля в их мире — критические дефекты. Тем более критические для такого оружия, как джинчуурики. Торчащий гвоздь нужно забить, песчинку вытряхнуть.       Однако что-то во взгляде Нами заставляло Гаару думать, что она из тех «гвоздей», которые при попытке их забить непременно загнутся острым краем шляпки вверх, и из тех «песчинок», что заберутся в труднодоступный угол обуви и будут натирать ногу до крови, пока их не вышвырнут в сердцах вместе с обувью.       Она настолько натёрла ногу Мидзукаге, что он решил от неё избавиться заодно с демоном? Или плата, предложенная Акацуки за восьмихвостого, была так хороша, что с лихвой перекрыла потерю мощного оружия?       — В этой истории нет важной для тебя информации, — в очередной раз попыталась увильнуть Нами.       — Я сам решу, что важно, а что нет. Ладно. Я помогу тебе начать рассказ.       Быстрый взгляд, брошенный на смирно лежащий песок, подсказал, о какой помощи она подумала.       — Нет. Я помогу иначе, — холодно успокоил Гаара. — Мидзукаге хотел чего-то, но не смог добиться цели с твоей помощью. Ты отказывалась выполнять порученную миссию?       — Продолжай, мне интересно. — Нами отзеркалила его позу, всем своим видом излучая заинтересованность и наглядно подтверждая умозаключения Гаары о свойствах её характера.       — Ты сказала, что стихия восьмихвостого — лёд. На ум мне приходит один отчёт. В нём говорилось о некой деревне Аомори на территории Воды, неподалёку от границы и единственного морского порта Ветра. Примерно год назад Аомори, по словам моих разведчиков, превратилась в огромную ледяную скульптуру. На крышах и стенах домов корка льда — настолько толстая, что не растает и за год. Люди выглядят так же. Ни одного выжившего. Звучит знакомо?       С каждым сказанным им словом спина Нами становилась всё прямее, подбородок поднимался всё выше, будто она физически сопротивлялась давлению голоса Гаары. Свет луны и внутреннее напряжение заостряли тонкие черты её лица, делая их жёстче, а взгляд раскосых серых глаз — злее и вместе с тем печальнее.       — Вижу, история тебе знакома. Знаешь, что мне напоминает этот отчёт? — тихо продолжал он, ловя каждое крохотное изменение в её поведении. — Картину стихийного срыва джинчуурики. Что за миссия была у тебя в Аомори? Что там произошло?       Вместо ответа она начала крутить серьгу на правом ухе. Четыре оборота вперёд, четыре назад, четыре вперёд, четыре назад… Когда Гаара уже решил, что не услышит от неё ни слова, Нами заговорила, и её голос был ровным, безупречно спокойным.       — Мне отдали приказ уничтожить гражданских. Примерно две сотни человек. Это всё население Аомори.       — Прямой приказ уничтожить гражданских?..       Гаара плохо представлял себе личность Шестого Мидзукаге. Тот занял пост около двух лет назад, сменив умершего при загадочных обстоятельствах Пятого. После этого Туман схлопнулся, как раковина молюска, и больше не шёл на контакт. На письма они не отвечали, а потом птиц к ним перестали отправлять — что в Коноху, что в Суну крылатые посланники не возвращались, ни с ответами, ни без. Когда был назначен очередной экзамен на звание чуунина, Кири долго играли в молчанку, а в последний момент прислали кучку бездарей, будто желая создать картину собственной беспомощности в глазах других деревень. Но все эти странности не отвечали на вопрос «как туманникам пришло в голову массово уничтожать гражданских?».       — Зачем Мидзукаге отдал такой приказ?       Нами молчала, и Гаара зашёл с другой стороны:       — Ты отказалась?       — А ты бы на моём месте выполнил без вопросов? — сухо спросила она.       — Отказалась, — подытожил он. — А Мидзукаге назначил наказание. Или… шантажировал?       — Да ты знаешь толк в подчинении несогласных.       — Я мыслю логически. Шантажируют семьёй, друзьями… У тебя были близкие?       Глаза Нами сверкнули сталью, в голосе прорезалась тихая ярость.       — Это не твоё дело и к твоему делу не относится, — еле слышно сказала она.       — Тогда отвечай, зачем Мидзукаге отдал такой приказ? — велел Гаара.       — Жители Аомори... — она на секунду зажмурилась и облизнула пересохшие губы, прежде чем говорить дальше, — разгневали даймё. То лето выдалось засушливым, на полях развелись вредители, и почти весь урожай в деревнях по всей стране Воды погиб. Аомори наотрез отказалась отдавать Кири и даймё то немногое, что выжило на их полях. Даймё счёл, что подобный тихий бунт послужит дурным примером для других крестьян. Мидзукаге немного сгустил краски и предложил карательную операцию. Уничтожение одной деревни в качестве урока для остальных… Ты хмуришься. А я ведь сразу сказала, что эта информация ничего тебе не даст.       К сожалению, тут она оказалась права. Ни на первый, ни на второй взгляд Аомори не вела к разгадке планов Акацуки. Это были всего лишь мелкие внутренние дела Кири и Мидзу. Либо…       Либо за безумным на вид приказом стояла цель более важная, чем желание покарать крестьян.       — К чему Мидзукаге готовил тебя? — спросил Гаара. — Это ведь была тренировка на подчинение, правда?       Она молчала, глядя куда-то в сторону.       — Хорошо, тогда возвращаемся к вопросу шантажа и тюрьмы, — сказал он. — Близких у тебя было очень немного, раз ты удивляешься, что кто-то оставил тебе оружие, А Мидзукаге своего добился, Аомори покрылась льдом. Значит, его шантаж принёс плоды. Что было потом?       — Потом? — Нами вдруг повернула голову и улыбнулась, уставившись прямо Гааре в глаза. Холодная улыбка походила на нож. Нож, направленный острием на него. — Ну, если уж тебе настолько любопытно, я скажу. Потом я пыталась убить Мидзукаге.       Гаара уловил ударение на «каге», сделанное отнюдь не случайно, и его губы сами собой дрогнули в лёгкой полуулыбке.       «Предлагаешь мне тебя опасаться. Да неужели?»       — Покушение вышло неудачным, раз тебя не казнили, — заключил он подчёркнуто спокойно, как если бы попытки убить Каге были рядовым событием в жизни каждого шиноби. — Мне непонятно другое. Сначала ты выполнила приказ, а потом вдруг решилась напасть на Каге? Почему?       Огонёк угрозы в глазах Нами потух, пальцы снова коснулись серьги. Четыре оборота вперёд, четыре назад. Гаара понимал, что вынуждает её думать о том, о чём она хотела бы забыть навсегда, но его это не останавливало.       — Мидзукаге потерял последний рычаг давления на тебя, так? Твой близкий человек погиб.        Четыре оборота вперёд, четыре назад.       — Ясно. Не просто погиб, — проговорил Гаара медленно и почти нехотя. — В Аомори твой демон вышел из-под контроля и ты сама…       — Да ты молодец! Ты умный, признаю. Настоящий Каге.        У Нами в глазах не блестели слёзы, и руки не дрожали. На первый взгляд она прекрасно держала удар — только дужка серьги впилась глубоко в мочку, выдавая потерю самообладания.       Парадокс: Гаара не понял даже — почувствовал, что стоит за этим навязчивым жестом и сочащимися ненавистью словами. Ощутил так ясно, словно отголоски её боли и вины кратким импульсом тока пропустили через его тело. А ведь обычно чужие эмоции сливались для него в одно малоинтересное пятно, если только не было цели использовать их в переговорах.       В нём, как и обычно, не нашлось ни капли жалости или сострадания. Но вот понимание — понимание нашлось. Наверное, оно и подтолкнуло предложить ей обезболивающее из непривычно мягких слов.       — Все джинчуурики теряют контроль под давлением, Нами. У всех есть предел.       — Катись к демонам под хвост или задавай свои вопросы, — тихо прорычала она, вскинув на него измученный помутневший взгляд, и рванула серьгу так, что Гааре пришлось остановить её руку, чтобы она не навредила себе.        Когда песок заставил её отдёрнуть пальцы от уха и прижал ладонь к земле, в глазах Нами промелькнуло удивление. И Гаара ясно понял кое-что ещё: тщательно контролируя все свои жесты, этот единственный она даже не осознавала.       — Я уже задал тебе вопрос. Ради чего всё это? К чему он тебя готовил?.. К войне?       Её губы слегка дрогнули.       — К войне с Песком? — предположил он почти наугад. Прозвучало очень уверенно.       — К войне с Песком, — повторила Нами. Её голос вдруг потерял всю силу, зазвучал сухо и отстранённо как шелест опавших листьев. — Туман готовился к войне с Песком за пограничные территории. Мидзукаге хотел выковать из меня качественное и послушное оружие, Аомори была наковальней. Тренировкой на повиновение. Дрессировкой для непослушного щенка. Назови, как тебе нравится. Войну Туман так и не начал, это понятно и без меня. Ты имеешь все основания считать меня врагом, но про твоих Акацуки я не знаю ни-че-го.       Сдалась. Она сдалась. Отчего-то Гаара почувствовал себя обманутым, и это не было связано с тем, что она сказала.       Но вот, вот та самая цель покрупнее. Война против Песка, значит? Всё ещё не проливает свет на планы Акацуки, но уже есть, над чем подумать. Получив от Нами нужное, Гаара отступил на шаг. У него, в отличие от Мидзукаге, не было задачи — да и желания — морально растоптать эту девушку.       — Хорошо. Знаешь, что произошло с твоей чакрой? — спросил он.       Тихий вздох. Нами тряхнула кистью, высвобождая её из песка, и повела плечами — пыталась взять себя в руки. Снова уставилась на кусты, не моргая, и после долгого молчания равнодушно предположила:       — Влияние тюрьмы, наверное. Слишком длительная блокировка.       — Твоя чакра не заблокирована. Она исчезает. Отмирают каналы кейракукей.       Произнеся это вслух, Гаара был вынужден признать: он оказал ей плохую услугу. Спас от быстрой смерти и обрёк на медленное и мучительное угасание.       Нами наморщила лоб — до неё тоже как раз доходил этот факт, и он не удивился бы сейчас новой вспышке злости. Но она только рассеянно дотронулась до своего лба, потом до солнечного сплетения и хмыкнула с непонятным ему весёлым облегчением:       — Ясно. Вот, что за это чувство. Вот чего так ужасно не хватает…        Она уже чувствует затухание очага и истощение крупнейших тенкецу? Плохо. Слишком рано.       — Если ничего не сделать, тебе осталось около двух недель, — сказал Гаара вслух.       — Вот как? Ну, тогда желаю удачи Акацуки, — хмыкнула Нами ещё веселее, отчего он окончательно утвердился во мнении, что у неё едет крыша. — Сроки у них теперь горят. Скажи, а они жестоко карают партнёров по сделке, если те не выполняют свою часть обязательств?       — Какие ещё сроки? — Гаара выцепил самое важное слово из всей тирады.       — Сроки поимки демона, — охотно пояснила она. — Ооками исчезнет с моей смертью. Если он им так нужен, придётся поторопиться.       — Повтори-ка.       Нами рассмеялась, верно наслаждаясь его замешательством. Правда, смех был печальным и оборвался быстро.       — Если Ооками не извлекут до моей смерти, он тоже… — Она развела руками. — Ну, вроде как умрёт. Биджу, конечно, не умирают в людском понимании, но могут перестать существовать как сгусток энергии, обладающий разумом, опытом и личностью. Слиться с общемировой энергией. Словом, восьмихвостого не станет в этом мире, и ловить будет некого.       — Кто тебе такое сказал?       — Сам демон. В тюрьме. Если бы я умерла там, исчез бы и он. Так устроена наша печать. Она вышла не очень удачной, так что без чакры, которая после смерти обычно какое-то время ещё циркулирует в теле человека, биджу не имеет возможности покинуть сосуд. Но мне всё же интересно, что грозит Мидзукаге, если Акацуки не смогут получить демона и…       — Ты сейчас слышишь его голос? — перебил Гаара.       — Нет. — Она мотнула головой. — С момента выхода в лес наша связь прервалась.       — У тебя появились дополнительные печати?       — Я не знаю. Как-то не до исследований было.       — Тогда снимай куртку.       — Что? — Нами недоуменно вскинула пушистые тёмные брови.       — Сними куртку, — повторил Гаара. И, увидев, как она сощурилась, добавил: — Я хочу проверить.       Повиноваться она не торопилась и, судя по настороженному взгляду, оценивала перспективы насильственного раздевания песком. Гаара не стал разубеждать её в том, что такой исход возможен. Спустя мгновения напряжённых раздумий Нами начала стягивать куртку, исподлобья глядя на него. Сняв, нарочито медленно скрутила в аккуратный свёрток, положила рядом с собой и выпрямилась, расправив плечи. Облегающая серая майка на широких лямках, в которой она осталась, подчеркнула излишнюю худобу тела, вылепленного годами тренировок, но сейчас истощённого.       — Убери волосы со спины, — сказал Гаара.       Губы Нами сжались в тонкую линию, но она, всё так же неторопливо и плавно, перекинула копну спутанных чёрных завитков вперёд, а потом по следующей его просьбе приподняла их и позволила третьему глазу убедиться, что ни на спине, ни на шее у неё нет никаких символов.       — Всё рассмотрел? Доволен? — поинтересовалась она натянуто-спокойным тоном, позволив волосам снова рассыпаться по плечам.       — Не всё, — отозвался Гаара, не сводя с неё пристального взгляда. — Где основная печать демона?       Нами указала пальцем в область сердца:       — Печати не видно вне боевого режима. Майку я не сниму, даже не думай.       Но думал он отнюдь не о её майке, а о том, что правила безопасности предписывали ставить блокирующие печати выше основной, то есть ближе к голове. Так поток чакры не достигал мозга, что лишало жертву возможности его контролировать, но не вредило остальной системе чакроканалов. Либо в Кири по незнанию нарушили эти правила, либо всё ещё хуже.       — Мне нужно, чтобы ты попробовала использовать ниндзюцу. Неважно, какое.       — Я не… Я не смогу.       — Я знаю. Но попробовать придётся.       Нами стиснула зубы, соединила ладони перед грудью и, едва успев сложить комбинацию печатей, согнулась пополам, словно получила мощный удар кулаком в солнечное сплетение. Сипло втянув воздух ртом, она зашарила пальцами по рёбрам, дрожа и судорожно цепляясь за ткань одежды. А, когда с трудом выпрямилась, они оба застыли, наблюдая, как по левой стороне её груди, прямо под кожей медленно растекается тёмно-лиловыми кляксами рисунок, похожий на полузажившие рубцы от ожогов.       — Ещё раз… Повтори, — тихо скомандовал Гаара.       — А тебе… смотрю… понравилось… надо мной издеваться, — прохрипела Нами, восстанавливая сбившееся дыхание.       — Если бы я издевался, Нами, — отчеканил он, наклонившись в её сторону, — и тем более если бы мне это нравилось, у тебя не осталось бы возможности возражать и задавать вопросы. Повтори.       — Дьявол, какие же вы все одинаковые… Каге.       Не сводя с Гаары сверкающего от боли и гнева взгляда, Нами повторила комбинацию печатей. На этот раз мучительность бесплодной попытки выдала только испарина, выступившая у неё на лбу и висках.       Полностью проявившийся рисунок походил на уродливую особь семейства паукообразных. Лапы «паука» охватывали область ключиц, тянулись на шею, плечи, спину и уходили ниже под край майки.       Гаара прикрыл глаза, вспоминая уроки Эбизо, второго в Суне специалиста по фуиндзюцу. После того как старейшина Чиё отдала свою жизнь, чтобы воскресить Гаару, Эбизо сам вызвал его к себе и объявил, что, раз его многомудрая сестра преподнесла Пятому Казекаге такой щедрый подарок, то и ему не должно отставать. Им удалось встретиться всего несколько раз, прежде чем силы, а потом и жизнь покинули старца, но ценность знаний, которые он оставил в память о себе, сложно было переоценить.       Приняв решение, Гаара открыл глаза и вытянул руку. Нами неожиданно проворно увернулась от подкравшегося к ней песка и вскочила.       — Какого демона тебе теперь нужно?!       — Сядь, — сказал он. — Я хочу посмотреть, какие там печати. Этот рисунок можно разобрать на элементы. Песок передаст мне информацию…       Она обняла себя за плечи в безмолвном протесте. Старая привычка тут же шепнула, что с помощью силы Гаара мог бы добиться большего и куда быстрее, но он давно воздерживался от следования лёгкими путями.       — На твоём месте я бы не сопротивлялся попыткам помочь тебе же, — заметил он.       — Очень жаль, что каждый из нас может быть только на своём месте.       — И переживать поздно, я осматривал тебя после поединка с Дейдарой.       Нами замерла с открытым ртом, а потом покачала головой и устало усмехнулась.       — Действительно, это меняет дело… — Она опустила руки вдоль тела и села. — Ну, ни в чём себе не отказывай.       — Ты превратно поняла меня, — сказал Гаара подчёркнуто ровным тоном. — Песок — это инструмент. Как у врача. Я хочу выяснить, что за печать на тебе. И больше ничего.       Демоны, почему он теперь перед ней оправдывается?       Песок метнулся к девушке излишне быстро и полоснул по коже, оставив царапины. Она не шелохнулась, и только песчинки, коснувшись шеи, уловили учащённый пульс. Гаара приказал себе сосредоточиться на цели. Итак, первый элемент печати — он находился на горле. Ещё два обнаружилось на плечах. Два под ключицами. Последний — скорее всего на солнечном сплетении.       Песчинки без особой деликатности скользнули в вырез майки. Нами скривилась и опустила голову, но тусклое предрассветное освещение не скрыло того, как её щёки резко побледнели, а кончики ушей залились краской.       Гаара вздохнул и отозвал песок. Осмотр был закончен, всё, что нужно, он выяснил. По незнанию ли, по глупости или просто в стремлении перестраховаться, мастер фуин из Кири отрезал не только основной восходящий поток чакры, но и периферические. Именно поэтому все каналы в теле Нами медленно разрушались, чакра истаивала, а сама блок-печать оставалась невидимой даже для бьякугана до тех пор, пока она не пыталась использовать ниндзюцу. Это была абсолютно варварская и одновременно ужасающе мощная работа. И Гаара солгал бы, сказав, что знает, чем здесь можно помочь.       — Всё запутано? — равнодушно спросила Нами. Она уже натянула свою куртку и дёрнула вверх молнию, так что та противно взвизгнула.       — Запутано, — признал Гаара.       — И ты ничего не объяснишь.       — Не сейчас. Идём, — с усилием произнёс он и встал, потирая глаза тыльной частью ладони. — На сегодня мы закончили. Можешь поспать пару часов.       Луна на небе побледнела и как будто съёжилась. Предрассветные сумерки затягивали небо грязной сероватой дымкой, предвещавшей новые дожди. Двое шиноби направились к лагерю, который с трудом угадывался в тумане, скомковавшемся между камней в плотную вату. Гаара погрузился в задумчивую отрешённость, Нами плелась позади него, еле переставляя ноги.       На подходе к лагерю их встретила Темари. Вид у неё был совершенно не сонный, а скорее взбудораженный. Нами молча прошла мимо неё к плащу, расстеленному под деревом, а Гаара направился к остывшему костру.       — Гаара, что за романтические посиделки? — Темари шла за ним по пятам и не слишком успешно маскировала тревогу дежурными шуточками в духе Канкуро. — Почему ты так долго общался с ней? У тебя не было приступа?       Гаара поморщился: порой сестра говорила с ним как с пятилетним малышом, заблудившимся в чужом дворе.       — Приступ был, — не оборачиваясь, бросил он. — Она разбудила меня.       — Что? Подожди. Как? Ты же, демоны тебя подери, не разрешал нам с Канкуро даже на сто метров к тебе приближаться в это время!       — Она разбудила меня ударом. — Гаара пропустил мимо ушей и, оглянувшись на вытянувшееся лицо сестры, кивнул. — Да, это означает, что я либо стал полностью беззащитен во время этих снов, либо песок пропустил её потому, что… Не знаю. Допустим, потому что она джинчуурики. С Наруто защита тоже реагирует через раз.       — Стой, стой… Что ты сказал? Джинчуурики?! — В голосе Темари зазвенели нотки паники, а Гаара пожалел, что так неосмотрительно вывалил на неё безумную мешанину из информации.       — Джинчуурики восьмихвостого.       — Святые тушканчики… Эта история нравится мне всё меньше и меньше.       — Мне тоже. Слышала про отчёт Хьюга?       — Насчёт чакры?       — Да. На ней мета-печать, состоящая из шести других. Среди них печати уровня саннинов, судя по всему, и секретная печать ветра.       — Что… Как… Откуда они у Тумана?       Гаара потёр переносицу. Лоб снова стягивало обручем боли.       — Если допустить, что это была часть платы Акацуки за передачу им ослабленной джинчуурики, то я очень хочу знать, какой была вторая часть.       — Погоди, погоди… — Темари нервно прикусила губу. — Хочешь сказать, Кири снюхались с Акацуки?       — Возможно.       — Вот дрянь. А что будет с джинчуурики без чакры? Демон вырвется? Мы встретимся тут ещё и с восьмихвостым?       — Если верить ей, — кивнул он в сторону Нами, — с её смертью демон развоплотится. Навсегда. С этими печатями такая возможность не исключена.       Темари остановилась, уставившись на него. Они довольно долго смотрели друг на друга, и Гаара мог поклясться, что в головах у них обоих царил сейчас одинаковый хаос, состоящий из сплошных вопросов и очень ненадёжных ответов.       — Выходит, что её смерть, — медленно проговорила Темари, отведя взгляд в сторону, — это решение проблемы с Акацуки?       — Верно. Нет одного хвостатого — нет сверхоружия у врага.       — Звучит… заманчиво. — Натянутый смешок ничуть не скрасил смысла сказанного.       Вот именно. Это звучало заманчиво. И очень подло. Но для Каге — разумно.       Они ещё помолчали. Потом Гаара качнул головой в сторону спальных мест.       — Мне нужен Шикамару.       Темари отрывисто кивнула.       — Хорошо. Я закончу дежурство за тебя. Ни о чём не беспокойся.       По-кошачьи мягко ступая, Темари ушла. По пути к обрыву она захватила со своего места тёплый плащ и неприязненно посмотрела в сторону Нами. Та уже спала — почему-то на голой земле. Плащ валялся рядом скомканный. Темари хмыкнула и отвернулась, но, сделав пару шагов прочь, всё же вернулась, чтобы укрыть чужую куноити.