***
— Эй, народ! Вы там? Я вас еле нашла, — донёсся шёпот сквозь щель в двери. — Нами? — Я. Открывайте уже! Высокий светловолосый мальчик дёрнул задвижку двери, пропуская внутрь худенькую девочку с тёмными вьющимися волосами. Теперь в тесной комнате их было четверо. — Ками-сама, Нами! Да ты… Да это как вообще… Какие бешеные селёдки тебя покусали?! — наконец выговорил мальчик и, поперхнувшись собственным возмущением, схватился за голову. Напрочь позабыв о партии в стыренный у воспитателей сёги, он с самым серьёзным видом — слишком серьёзным для двенадцатилетнего подростка — рассматривал младшую подругу. Смотреть на неё без смеха или без слёз было невозможно. Драная футболка, большая ей на пару размеров, свисала с худых плеч; руки и ноги украшала россыпь синяков всех цветов и размеров. Пальцами она безуспешно пыталась прочесать спутанные чёрные кудряшки, из которых приветливо торчала трава и ещё какой-то мусор. — Опять, Нами! Синяк новый… А дырки эти откуда? А это что? Ками-сама… — Он снял обломок ветки с её головы и потряс им у Нами перед носом с видом уставшего от жизни сорокалетнего сенсея. А затем поучительным тоном изрёк: — Держалась бы ты рядом с нами. Сколько раз говорить? Того и гляди этот идиот Горо тебе глаза выколет. Забыла про девчонку, которую в госпиталь увезли? И так-то живого места нет… Ками… Я надеюсь, это не их компания тебя так? Вновь прибывшая терпеливо выслушала всю тираду и выдержала придирчивый осмотр с вытряхиванием из неё листьев и веток, оглядела свои исцарапанные руки, снова задрала остренький нос, глядя на друга снизу вверх, и улыбнулась неполным рядом зубов: — Ну ты и паникёр, папаша Ичиро! Я просто с дерева свалилась. Хотела посмотреть, кто к нам приехал, а дурацкая ветка взяла и сломалась. О, зато глядите, кого я нашла внизу! — радостно закончила она, засовывая руку в карман и, покопавшись там, предъявила друзьям на раскрытой ладони маленький комок травы и листьев. — Эй, Хитоми, Джиро, смотрите скорее! Младшие нетерпеливо склонились над ладошкой Нами, перетаптываясь с ноги на ногу, как два любопытных воробья. — И-и? — строго протянул Ичиро. Комок зелени пискнул, и оттуда начала выползать слегка помятая полузадохшаяся мышь. — И-и-и! — звонко взвизгнула Хитоми — младшая девочка с короткими волосами, тёмными с синим отливом. И захлопала в ладоши: — У нас теперь ещё и мышка есть! Ура! — Дай, Нами, дай мне её погладить, а? Ой, какая она малюсенькая! — подхватил младший мальчишка, почти точная копия Ичиро, светловолосый и сероглазый. Он потянул руки к мыши, но Нами его остановила: — Подожди, Джиро, у неё с лапкой что-то. О нет, нет… надеюсь, это не я её придавила… Надо полечить. — Полечить! — закатил глаза Ичиро. — Вот бери вчерашний гербарий, который ты притащила якобы на лекарства, и лечи им. — Точно, — обрадовалась Нами и, игнорируя недовольство друга, обняла его, не выпуская мышь из рук. — Спасибо, что напомнил, Ичи! Ты такой молодец! Мышь поняла, что скучно не будет, но не спасовала перед обстоятельствами, а попыталась слинять, несмотря на повреждённую лапу. Спустя десять минут хохота и визга её отловили, определили жить в коробку, накормили хлебными крошками, с горем пополам перевязали, применив самодельную мазь и попутно уделав ею всё кругом, и погладили. — Э-э-й, мелкие, я вообще-то не разрешал её оставлять, — завёл Ичиро, оставшийся в стороне от мышиной возни. — Она все книжки нам съест, мебель погрызёт. А от воспитателей прилетит мне, как обычно. И вообще, где наш кот? У нас был кот, помните? — Кот на кухне остался. Решил, что ему там вкуснее, — прилежно отчиталась Хитоми и влюблёнными глазищами уставилась на мышь. — Ну пожалуйста, Ичи. Ты глянь, какая она милая, пушистая, а! — Нет! Что за зверинец развели! То гербарий, то кошак, то мышь! Нами! Это всё твоих ручонок дело! И почему всегда не в девчачьей комнате, а в нашей? Мы ещё от котяры блох не вывели! — О Ка-а-ми, братик, ты сегодня идёшь на рекорд по ворчливости, — простонал Джиро. — Хуже любого воспиталы. — Ичиро, а Ичиро? Не разрешишь оставить — я петь начну, — хитро улыбнулась Нами, отвлекаясь от коробки с мышью. — Точно! Буду ходить за тобой и петь весь день. Что на это скажет твой музыкальный слух, м? — Это!.. Да это… Это просто подло! — возмутился Ичиро и на всякий случай заткнул уши. — Ладно. Оставляйте, ну вас в болото. Младшие хором заверещали и хлопнули друг друга по ладоням в честь одержанной победы. А потом так же дружно втроём ринулись обнимать старшего и умудрились завалить его на пол. — Нами, а ты зачем на дерево-то полезла? Так и не рассказала, — прокряхтел Ичиро, выползая из-под мелюзги после непродолжительного сражения. — А! Точно. Забыла. — Нами уселась на пол посреди комнаты и взъерошила волосы. — Точно! Забыла! Голова-то дырявая… — Да не бубни, мешаешь думать. Там шиноби из этой, как её… Куры… Карри… — Киригакурэ, что ли? Врёшь! Хитоми и Джиро как по команде оставили в покое грызуна и тоже уставились на Нами. — Не вру! Зуб даю! — настаивала рассказчица. — Их все наши главные встречали у ворот. Трое приехали. Приплыли. Или пришли… Прибежали? Как они передвигаются, кто-нибудь знает? — Э-э-э-э… Бегают, кажись. Пешком… А по воде на лодках. — Неправда! — замахал руками Джиро. — На китах они плавают! Кимико из седьмой рассказывала! Её папка сам видал! — Ой, врёт твоя Кимико и не подпрыгивает, — не вполне уверенно буркнул Ичиро. — Тем более, что её отец утонул давно. А какие они на вид, Нами? Взгляды вновь оказались прикованы к ней. — Ну, — Нами вдохновенно подняла глаза к потолку и сдула со лба короткий завиток волос, — у одного физиономия прям как будто он только что позавтракал в нашей столовке… Описание было встречено дружным смехом. Даже Ичиро прыснул, представив мощного шиноби, которого кто-то рискнул загнать в их столовую да ещё заставил там поесть. — А остальные? Остальные какие? — нетерпеливо потеребил Нами за рукав Джиро. — Шутка, ребят. Я пошутила. Они все были в масках, одинаковых таких, белых, — развела она руками и тут же ткнула пальцем в плечо Ичиро. — Но, Ичи! Там точно была девушка. А ты говорил, не существует девушек-шиноби. Выкуси! — А ты как будто можешь отличить девушку от парня в маске! — скептически фыркнул тот. — Очень смешно. Ой, вот чего я забыла! Матушка Кей! Собрание! Она нас звала! — вдруг завопила Нами, подскакивая на месте. — Чего?! А раньше сказать не могла? Бежим, мелкие! Живо, если жизнь дорога! Матушка Кей стояла за неким подобием трибуны, ожидая прихода гостей и воспитанников. Зал собраний представлял собой большое и довольно унылое помещение с облупленными стенами, покрытыми белёсым налётом из соли — сказывалась близость океана — тусклым освещением и рядами колченогих стульев. Сложив руки на широкой груди, женщина наблюдала, как через распахнутые двери внутрь просачиваются тонкой струйкой дети. Первыми, как и всегда, зашла группа старших подростков, от тринадцати до пятнадцати лет. Они прошествовали в центр и вальяжно расположились на самых удобных местах. В приюте всё решала негласная, но весьма строгая иерархия. По-простому говоря, дедовщина и клановость. Да такая, что порой несложно было уверовать в местную легенду, будто разборки кланов шиноби в далекой Киригакурэ стыдливо бледнеют перед масштабом разборок приютских. Хорошо, что самая безбашенная компания старших, «клан имени Горо», как они себя окрестили, скоро по возрасту должна была покинуть эти стены. Больно агрессивными стали, и бандиты из них обещали получиться — мама не горюй. «Счастье, если этим оболтусам заговорят зубы и заберут их в шиноби. Там уж найдут применение, — подумала Матушка, останавливая взгляд на лице самого Горо, напоминавшем ей своими чертами грустную макаку. — А ведь давненько ниндзя не посещали наше захолустье. Жаль. Вот бы просто взять и отправить в эту их деревню партию подходящих ребят…» Пока такие мысли проносились в её седой голове, в помещение зашла средняя группа, целых пятнадцать человек. За ними, робко оглядываясь, проследовали младшие. Младшие из тех, чьё присутствие тут сейчас требовалось. «Ай спасибо Ками, тут тоже есть те, кто привлечет внимание наших гостей», — с удовольствием отметила про себя Матушка, провожая их взглядом. Её радовало, что хлопот скоро убавится в связи с сокращением поголовья воспитанников. В самом конце, наступая друг другу на ноги и переругиваясь, в зал ввалились опоздавшие представители младшей группы. Матушка Кей окинула четверых взъерошенных, запыхавшихся детей своим особо строгим взглядом, пока те бочком проходили на крайние места, огибая «клан Горо» по безопасной траектории. Этих она лично принимала в приют. Вон исподтишка огрызаются на банду Горо светловолосые братья Миура. Старшему, Ичиро, сейчас почти тринадцать, и в младшей группе его оставили из-за восьмилетнего брата Джиро. В приюте мальчишки оказались, когда Ичиро было шесть. Причина самая банальная — неспособность мамаши, немолодой уже и потерявшей былую популярность юдзё из чайного домика, содержать своих отпрысков. Правда до недавнего времени та продолжала периодически навещать сыновей. Матушка Кей их встречам не препятствовала. А потом непутёвая женщина куда-то запропала — просто однажды перестала появляться на пороге приюта. Ну, перестала и перестала, не её, Матушки Кей, это забота. Братья Миура хорошие были ребята. Покладистые — что редкость, для мальчишек-подростков-то! — добрые. А ещё они давно проявили кое-какие способности, кажется, даже клановые. Особенно старший. Интересно, кто же их папаша? Повезёт, если шиноби заберут парнишек в академию. Самое время. Билет в относительно славную жизнь, как-никак. Рядом с Ичиро и Джиро традиционно, сколько Матушка Кей их помнила, ошивались две девочки. Старшая — Нами, восьми лет от роду. В приюте она жила примерно с двух лет, а подброшена была, судя по внешности, чужестранцами. Чёрные её волосёнки свивались в ворох мелких колечек — никогда подобного не встретишь среди детей Воды, — а к смуглой мордашке мгновенно прилипало загаром даже блеклое тутошнее солнце, стоило ему на пару часов выглянуть из-за туч. Из чужих была девчонка, как ни глянь. Только глазами на местных и похожа. Как будто им в Мидзу своих сирот не хватало, честное слово. В те годы в соседних странах — Рек и Водопадов — шли гражданские войны, а в Мидзу хлынул неконтролируемый поток беженцев в поисках нового дома. Вот кто-то особо сообразительный и решил, что ребёнку безопаснее остаться в удалённом от всех дорог приюте, чем скитаться в неизвестности чужой страны. Может, даже вернуться за ней планировали… Не вернулись. Большинство беженцев так и сгинуло бесследно. Дело-то было сразу после свержения режима Кровавого Тумана, в Мидзу жизнь тоже была не сахар, да ещё и за каждым поворотом сидел до зубов вооружённый нукенин. Жуткое времечко. Приют, по счастью, находился на таком отшибе — на одном из забытых богами островков архипелага, которые составляли нематериковую часть страны Воды, — что сюда добирались только слабые отголоски любых конфликтов. Имя для Нами Матушка Кей выбирала лично, как и для большинства воспитанников. Внешность девочки сама подсказала нужный вариант. Фамилию придумывать не пришлось — она была написана на одеяле, в котором спящего ребёнка оставили на пороге приюта. Получившееся сочетание, Игараси Нами не пророчило своей обладательнице мирной жизни, зато отлично отражало характер. Вечно себе на уме и жутко непоседливая, Нами напоминала Матушке мелкого шустрого зверька. Особенно в моменты, когда её, довольную и чумазую, воспитатели выковыривали из очередного убежища в сплетении корней с какой-нибудь добычей вроде орехов и пучка листьев, а она выскальзывала из рук, словно подтаявшая ледышка, и удирала. Правда, с недавнего времени Нами и ещё нескольких детишек чаще можно было увидеть в маленьком садике на задворках, где они усердно ковырялись в земле, пытаясь вдохнуть жизнь в неуклонно хиреющие хризантемы, календулы и лапчатки. Только зря старались. А жаль, правда жаль — могли бы выращивать редкие травы на продажу. Всё лишний источник доходов для приюта. Но, увы и ах, женщина, которая этот садик создала, которая заставляла всё в нём цвести и благоухать, и единственная из взрослых, кто играючи приручил всю ораву приютских детей в считанные дни, исчезла из приюта так же внезапно, как появилась. Одно имя осталось витать в перешёптываниях — «Инори-сан». После случая с этой «Инори-сан» Матушка Кей навсегда зареклась привечать людей с улицы. Они легко приходят, легко уходят, а детям оставляют неосторожно оброненные семена ложных надежд и мечтаний. Семена, которым никто не даст прорасти, но которые потом мешают им принимать своё будущее и готовиться к нему. Вон, у Нами этой, в отличие от братьев Миура, и намёка не было на какие-либо способности управлять чакрой. И зачатки женской красоты тоже отсутствовали. По всему видно было, что ни карьера шиноби, ни карьера удачливой фаворитки одного из местечковых феодальчиков этому «неогранённому алзмазу» не грозит. «Ох, никудышная из неё получится женщина, — в который раз вздохнула про себя Матушка Кей, глядя, как девчонка ёрзает на месте и над чем-то смеётся. — И служанка-то приличная едва ли выйдет. Пойдёт по стопам матери Миура, как пить дать. Помрёт рано от заразы какой-нибудь, и делу конец…» Когда-то давно, когда Матушка собственными руками только-только основала свой приют в твёрдой вере, что сможет исправить судьбы всех сирот, она очень жалела таких детей. Тех, кому не светило ничего хорошего за стенами этой обители одиночества — без привлекательной внешности и без талантов шиноби. Однако шло время, и душа, уставшая наблюдать раз за разом печальные исходы, очерствела. Смысла скрывать от таких воспитанников их очевидную будущую судьбу она не видела. Лучше пускай привыкнут к реальному положению вещей с детства. Так живётся потом полегче. Ну, зато вторая девочка из шумной четвёрки, Симидзу Хитоми подавала куда больше надежд. Это была симпатичная малышка семи лет с большими глазами небесно-синего цвета, за которые и имя получила. Тоже, видимо, без способностей шиноби, зато очень милая, тихая, послушная… с виду. Даже будучи пойманной на проделке, Хитоми брала природным очарованием. У неё, по мнению Матушки Кей, были неплохие шансы на нормальную жизнь. Странно, конечно, что её не удочерили до сих пор. Но ещё лет пять, и кто-то из мелких лордов точно захочет взять под крыло очаровательную девушку, в которую она превратится. Неплохая выйдет доля для девочки, которая в приюте провела буквально всю жизнь, начиная с самых первых дней. Хитоми была дочкой воспитанницы этого же заведения. Совсем юная мать умерла сразу после родов, а отец, какой-то неизвестный залётный шиноби, судьбой ребёнка не заинтересовался. Пока что обе девчонки беспечно жили под покровительством Ичиро Миура. Мальчик, ответственный не по годам и привыкший возиться с младшим братом, с первой встречи взял над Нами и Хитоми шефство. Он играл с ними и рассказывал им сказки, пел песни, и время от времени строго отчитывал на потеху воспитателям. А ещё весьма эффективно для самоучки использовал во всех стычках чакру, оберегая младших подруг и брата. С его стихией огня опасались связываться даже отпетые задиры. И плевать эта весёлая четвёрка хотела на какое-то далёкое суровое будущее, о котором талдычила им наставница. И на проблемы большого мира тоже — ведь от него их отделяла полоса воды, достаточно широкая, чтобы жить в неведении. Пока им весело и беззаботно, но что будет, когда парней Миура заберут ниндзя? А ведь они их заберут. Сегодня всё и решится. На этой ноте размышления Матушки Кей прервали вошедшие в зал посетители — трое статных высоких шиноби в форме и гладких белых масках АНБУ Киригакурэ. «Пустолицые», — подумала она про себя, поёжившись, и с суетливыми поклонами поспешила навстречу гостям. Сняв маски, двое мужчин и одна женщина окинули и Матушку, и детей одинаково холодными равнодушными взглядами. Дети с благоговением таращились на шиноби, точно глупые желторотые птенцы — что им в клюв ни положи, всё проглотят. — Вам, должно быть, интересно, зачем мы собрали вас здесь, — заговорила красивая куноити неожиданно мягко и доброжелательно. Матушка Кей уловила в этом нежно журчащем голосе едва-едва различимый налёт фальши.***
— Твоё б красноречие, да в мирное русло, — беззлобно оборвал подругу Ичиро. Нами пламенно обрисовывала им свой план уже минут пять. Утренняя встреча с шиноби запустила в ней какой-то неизвестный механизм, слегка пугавший Ичиро. — Я считаю, что всё будет путём и без этой авантюры. Мы с Джиро станем самыми сильными ниндзя и заберем вас отсюда. Это я могу гарантировать. Да и вообще, вы сами тоже можете стать ниндзя. Я это… Признаю, женщины-шиноби существуют, — попытался он урезонить её. — Ага, Ичиро. Да-да, — исподлобья нахмурилась на него Нами. — Напомни, пожалуйста, что я буду делать в роли ниндзя? Пытаться поставить фингал кому-нибудь из семи лучников… — Мечников, вроде, — с лёгким сомнением поправил он. — Да один фиг… или выковыривать глаз кунаем? Ни у Хитоми, ни у меня нет способностей к контролю этой вашей чакры. Сам знаешь, они уже должны были проявиться. — Вообще нет, — тихо вставила Хитоми. — То, что они предлагают, — это шанс выбраться отсюда, Ичи, и вообще… выбраться, — продолжила Нами, явно не собиравшаяся сдаваться. Её голос делался всё выше, звонче, а слова горячее. — Они сказали, что подойдут даже те, у кого не пробудились способности. — Мне казалось, или ты говорила ла-ла-ла, что хочешь сажать деревья и выращивать травы, ла-ла-ла? Травница ты наша! — Ичиро начинал злиться. В основном потому, что мелкая была права, и его самого колотило при мысли о надвигающейся разлуке. — Мало ли чего я хочу, дурак! — Конкретно сейчас Нами хотелось пнуть этого зануду, но она героически сдерживалась. — Сколько раз бабка Кей повторила, что нормальная жизнь мне не светит? Я со счёту сбилась. В этом, как его… в чайном доме я работать не буду, пусть и не мечтает! — Э-э-э… Не-не-не. Конечно, нет, никогда! — Ичиро покраснел, как свежесваренный рак. — Ну тогда чего думать-то! Они сказали, что жмурики… — Джинчуурики. — Один фиг. — Как ты выражаешься! — Ну не нуди ты хоть минутку, Ичиро, умоляю! Можешь? Послушай, пожалуйста, ниндзя сказали, что этот человек близок к самому главному… Как там его… — Мидзукаге, — нехотя помог Ичиро. — Ага. Значит, влияния у него больше, чем у обычного шиноби. Наверняка он может попросить забрать из приюта нескольких своих друзей… Я… Я просто хочу сказать… Помните, мы хотели купить домик, когда вырастем? Забрать туда вашу с Джи маму, жить вместе, никогда не расставаться… Ичиро и Джиро с Хитоми закивали. Домик был самой сладкой мечтой, которую они лелеяли не первый год. За это время он оброс в их воображении и садом, и миленькой утварью, и собственным магазином со «всякой красотой» — что под этим подразумевали девчонки, Ичиро предпочитал не интересоваться — и много чем ещё. — Но ведь если мы разделимся сейчас, то уже никогда не встретимся. Потому что помните, нам карту показывали? — Её Горо-придурок ещё пальцами своими продырявил! — припомнил Джиро. — Да! Матушка Кей тогда говорила, что сейчас мы на острове, а шиноби живут на матерической… — Материковой! — взвыл Ичиро. — Ага, на материковой части Воды… Вот заберут они вас туда, и всё. С концами. Ты это понимаешь? — неожиданно тихо и понуро закончила Нами. Её последние слова подействовали сильнее всех остальных доводов. Ичиро не признался бы вслух в своих недостойных сильного мужчины переживаниях, но мысль о том, что их дружба может закончиться вот так, в один день, что он расстанется с девочками, которых считал сёстрами, внушала панический ужас. А как же их прогулки вчетвером к океану, вечные препирательства между собой? Как же побеги со скучных занятий и «работ на благо приюта», шутки над воспитателями и посетителями и драки со старшими, где они до конца держались одной командой? Неужели всего этого завтра уже не будет? Может, это и правда их шанс не только остаться вместе, но и изменить жизнь к лучшему? Отпустить Нами одну или вдвоём с Хитоми на сомнительное мероприятие с демоном, а самому на пару с братом поступать в академию шиноби? Ну нет. Какой пример младшим он подаст, если подожмёт сейчас хвост? Поглядев на три пары глаз, полных немой мольбы, Ичиро проглотил вставший в горле ком и заговорил. — Ты — упёртая креветка, Игараси, — строго сказал он. — За тобой присмотр нужен, потому что одна ты как пить дать дел натворишь. Так что я тоже пойду как доброволец. — Во! Другой разговор! И я, — подал голос Джиро. — Я тоже хочу. Мы же вместе, как всегда, да? — Эй! Никого не забыли? А я? Я тогда тоже, — воскликнула Хитоми, боязливо прижав ладошки к груди. — А это не опасно? — Ну… они сказали, что если что-то пойдёт не так, то его просто вытащат и всё, — уже без прежней уверенности пробормотала Нами, огорошенная таким единодушием. Идти на попятную после данных обещаний никто не захотел. — Ладно, — махнул рукой Ичиро. — Чего уж там. Решено, пошли. Может, мы ещё и не подойдём им. Весёлый девчачий смех и толкотня в дверях подсказали, что он всё правильно решил. Всё будет хорошо. Они будут вместе всегда. Сон был глубок и беспокоен. Прибой догнал Нами, подкравшись со спины, и накатывал волнами, принося новые и новые сновидения. В солнечном сплетении ныла противоестественная пустота, но проснуться она не помогала. Нами была в восторге от дороги до Кири — от той её части, где они плыли с родного островка на загадочный материк на небольшом торговом корабле. Пока большинство слушало рассказы одного из шиноби на кают-компании (или как у них там назывался этот чулан?), Нами и Джиро крутились на палубе, наблюдая то за чайками, то за тем, как маленькая команда лихо управляется с парусами, то за стайкой дельфинов вдалеке. Поздно вечером на середине пути их застиг шторм. Корабль нещадно болтало по волнам, скисшие от качки друзья лежали в каюте — теперь уже молча — и страдали. Нами тоже мутило, но удовольствия от созерцания шторма эта ерунда не могла испортить. Она любила бурную непогоду, предпочитая шторм не только унылому дождику, но иной раз и тёплому безоблачному деньку, и не желала прятаться от высоких волн и громовых раскатов. Покрепче ухватившись за скользкие канаты у борта корабля, она зачарованно смотрела, как яркие вспышки разрезают чёрное полотно неба. Шторм в море оказался даже лучше шторма на берегу. Матросы и шиноби суетились и ругались. Буря доставила им массу проблем, так что одинокую детскую фигурку, притаившуюся в укромном углу за сетками и бочками, никто не замечал. Кроме одного человека. — Эй, Нами! — Ичиро подкрался сзади и накинул на неё непромокаемый серебристо-шелестящий плащ, под которым сразу стало теплее. — Ты чего, к борту примёрзла? Давай к нам вниз, пока не смыло. — Не хочу, Ичи! Тут здорово. Вон, гляди! Сверкает как! Он усмехнулся. — Понятно… Джи составил бы тебе компанию, если б его не стошнило пять раз к ряду. Нами сочувственно застонала. — Вот бедняга. Мне, может, спуститься и помочь? — Было б с чем, — отмахнулся он и натянул ей капюшон плаща до самого носа. — Гуляй уж. Я так… проверить пришёл. — Тогда побудешь со мной, а? Одну минуточку? Он вздохнул и встал рядом, тоже схватившись за канаты и приобняв подругу за плечи. Теперь их шатало из стороны в сторону синхронно. — Ичи, я сейчас чего слышала! — Нами извернулась и приставила свободную ладонь к его уху, чтобы лучше было слышно. — Шиноби сказал капитану, чтобы мы немедленно пристали к берегу. А капитан ему: «Я ещё не все мозги пропил, чтобы потерять на прибрежных рифах свою команду и утопить половину ваших малявок! Бурю надобно переждать в открытом море». А шиноби ударил его! По лицу прямо. До крови. И приказал всё равно плыть к земле. Зачем они так? — Шиноби умеют бегать по воде и управлять ею, — неуверенно сказал Ичиро, но раскат грома заглушил его слова. — Что-о? — Наверное, им рифы не страшны, говорю! — проорал он в ухо Нами так, что она сморщилась. — Знаешь, эти шиноби мне что-то разонра… Ой, смотри! Смотри скорее! — Нами принялась указывать пальцем туда, где среди волн мелькнула и исчезла гладкая чёрная спина с высоким треугольником плавника. Так быстро, что она решила: померещилось. Но мелькнуло снова — только уже бок с характерным белым пятном, похожим на глаз без зрачка и радужки. — Это что… косатка, Ичиро?.. Друг молчал, всматриваясь в бурлящую темноту. Нами нахмурилась и вдруг почувствовала, как сильно у неё замёрзли пальцы и промокла одежда. — Косатка — это же плохой знак, да? Ты нам рассказывал, что это к… — Эй, старшая Ми! — Ичиро вдруг развернул её к себе, и его лицо, озарённое новой вспышкой молнии, показалось ей до жути взрослым. — Нет никакой косатки и никаких плохих знаков. Пообещай мне ничего не бояться, ладно? Что бы ни происходило! Мы с Джи так маме обещали. Нами открыла рот возразить, что косатка была, и самая натуральная. И что мама Ичиро взяла обещание, а потом пропала. Но выдавила только: — Я… Я обещаю, хорошо, Ичи. — Обещание прозвучало неожиданно громко в паузе между раскатами грома. — Только можешь сделать не такое серьёзное лицо, а? Потом они вдвоём ещё постояли на палубе, не отпуская верёвки лееров и вместе захлёбываясь в эмоциях между ужасом и восторгом. Небо скалилось со всех сторон бледными молниями, океан грозно рычал на своём языке. В какой-то момент Нами почудилось, что она начала слышать в этом рёве то ли слова, то ли величественную песню. А потом их всё-таки заметили и за шкирку оттащили в кают-компанию, где было тесно, душно и плохо пахло. Корабль раскачало ещё сильнее, мотнуло в сторону, швырнуло обратно и по ощущениям почти перевернуло. Раздалось несколько страшных ударов, скрежет, хруст дерева, крики, и наконец всё стихло. Шторм наигрался с посудиной, выплюнул её к пристани и ушёл искать новых жертв и развлечений. Шиноби оставили матросов заделывать открывшиеся пробоины, а сами со своими подопечными отправились вглубь материка, туда, где ждала Скрытая деревня. — Хитоми, — позвала во сне Нами, переворачиваясь на другой бок и сбрасывая плащ. Скрип двери, шаги. Смешно шепелявившего мальчишку лет девяти, по прозвищу Варибики, увели из соседней комнаты. Он был первым из их блока. «Где Ичиро и Джиро? Где они?» — во сне Нами опять не знала ответа на этот вопрос. Прошло две недели с тех пор, как их дружная четвёрка вместе с другими будущими шиноби покинула родной приют на скалистом берегу маленького острова, высадилась на материке и ушла вглубь его, далеко от океана. Больше не тревожил слух вечный прибой, а передразнивать визгливые вопли чаек можно было разве что по памяти. На подходе к Киригакурэ, так будоражившей когда-то воображение, их окружали в основном затхлые болота. Но это было и не важно, ведь выходить из полуподвального помещения всё равно запрещалось. Стены здесь вместо слоя белой соли покрывали пятна чёрной плесени. Увидев их впервые, Нами с Хитоми дружно наморщили носы: уж очень походило на отпечатки пальцев давно не мывшегося человека. Несусветная гадость! Мудрёные тесты были пройдены, заветный кивок от тощего шиноби-врача получен. Все четверо — Ичиро, Джиро, Нами и Хитоми — стали участниками эксперимента по запечатыванию биджу. Поначалу это казалось захватывающим приключением, таким же как путешествие через океан — пока они были все вместе. В тот день их поделили на шестёрки и развели по разным блокам комнат; по два человека в каждой комнате. Ичиро и Джиро оказались в первой шестёрке. Нами и Хитоми — во второй. Кажется, деление было как-то связано с развитостью системы чакро-каналов — «кейракукей», если по-умному. Девочкам повезло: их заселили в одну комнату. Время там тянулось мерзко, как волосина, которую достаёшь из супа в приютской столовке. Чужие запахи металла, озона, душно-сладких трав и болота ползли из-под двери, щекоча нос. Косые лучи вечернего солнца лезли через грязное зарешеченное окно и высвечивали в полумраке заторможенно кружащиеся пылинки. Вдруг стены, потолок и пол вместе с тощими футонами и хлипким шкафом в углу содрогнулись, будто невидимый великан взял здание в руку и встряхнул их, как жучков в банке. Девочки даже бровью не повели — это происходило уже раз десятый за день. Первые два раза они пугались, вскакивали, ожидая, что вот-вот случится что-то ужасное, а потом поняли, что короткие «землетрясения» ни к чему не приводят. — «О Ка-а-ми», как сказал бы сейчас Ичи… как это всё достало, — пробормотала Нами, не прерывая попыток изобразить на стене при помощи тени от руки воющего волка. Ходили слухи, что восьмихвостый демон принимает облик белого волка, и она воображала, что это, должно быть, красиво. — Да уж, — вяло отозвалась Хитоми. Она лежала на соседнем футоне на животе и листала книгу из того небогатого набора, что они тайком прихватили из приюта, и иногда по слогам зачитывала отрывки сказок вслух. — Нами, как думаешь, нашего котика будут без нас кормить? — Конечно, Кошмарик же на кухне поселился, Ми. Найдёт себе покушать. Его там любят, — махнула рукой Нами, улыбнулась, вспомнив довольную усатую морду, и вдруг подскочила на своём футоне от следующей мысли: — Хитоми! А мышку-то, мышку ты выпустила?! Помнишь, я тебе сказала? Хитоми отбросила книжку, резко села и повернулась к Нами, прижав ладонь ко рту в неподдельном ужасе. Огромные синие глаза начали наливаться слезами: — Нами… Нет… Мы так быстро собирались, что я… — Она хлюпнула носом. — Прости, я забыла! Я не нарочно!.. Почему ты не проверила? Нами со стоном упала на спину и накрыла голову подушкой. Как же так? Как они могли… Подушка плохо приглушала всхлипы младшей подруги. — Ладно, Ми. — Она снова села, прижав подушку к животу, чтобы приглушить противную голодную резь. — Ну, не плачь. Мышка, она это… умная. Прогрызёт коробку и выберется. Или кого-нибудь поселят в нашу комнату и её выпустят. Вот визгу будет… — Не хочу, чтобы в нашу комнату кого-то селили, — тоскливо вздохнула Хитоми, ковыряя мокрым пальцем штукатурку в углу. — И вообще я обратно хочу. Скучаю. — И я… — И садик наш остался… — Да… — Нами растерялась, не зная, чем теперь утешить расстроенную подругу. Она и сама расстроилась хуже некуда. — А может, тут разрешат садик устроить? Как думаешь? — Эти? Садик? Они бы хоть погулять выпустили на минутку… — буркнула Хитоми. Нами тут же вскочила на ноги, подстёгнутая этой элементарной идеей: — Кстати, насчёт «погулять»! Я схожу. — Эй, стой. Ты куда? Я не хочу тут одна оставаться, подожди! — Голос Хитоми умоляюще дрогнул. Значит, она тоже в душе́ побаивалась этого места. — Да не переживай! — Нами постаралась звучать уверенно и ободряюще. — Я просто узнаю, где наши. Проверю, в гости к ним забегу и сразу обратно. Всё-всё расскажу тебе. Хорошо? Дождавшись ответного кивка от Хитоми, она под беспокойным взглядом синих глаз тихо открыла дверь и вышла в коридор, абсолютно пустой и безликий. В свой блок им позволяли выходить, а дальше дверь была заперта. Вот кто-то в смешном защитном костюме вперевалочку прошёл по коридору и покинул блок. А дверь так медленно закрывалась за ним. Так медленно. Во сне казалось, что она закрывалась целую вечность, а то и вовсе не двигалась, дразня шансом на свободу. На счастливый побег мышки из коробки. Нужно подбежать, успеть, повернуть ручку, пока дверь не захлопнулась. В большом коридоре было пусто и тревожно. Откуда-то раздавался неровный гул, хлопки, удары. Мигал болезненно-зелёный свет. — Время смерти мальчишки запишите. Семь сорок три. Трое стояли за углом. Их лиц Нами не видела, только тени, а голоса и время никогда не менялись во сне. Семь сорок три. Семь сорок три. Семь. Сорок. Три. — Имя? — Миура Джиро. «М-миура… Джиро?» — Первая шестёрка всё. Седьмой в процессе, готовьте следующего, — равнодушно сказал голос, объявивший время, и, судя по пришаркивающим шагам, его обладатель ушёл прочь. — И как оно? — осторожно поинтересовался один из оставшихся. — Провал, — проныл другой. — Нам не то что не заплатят, с нас шкуру сдерут. Последняя стадия не проходит никак. Недоработанная печать. А что делать, приказ, мать их за ногу… Дорабатываем прямо в процессе, и не колышет. Будем пробовать до победного. Полноценных осталось мало, начинаем брать тех, с недоразвитой системой каналов. Как параметры приблизятся к норме, попробуем снова на полноценных. Второй голос непонятно, но явно очень грязно выругался. — … ладно. Понял. Веду следующего? Там, кстати, две девчонки есть. Может, с девчонками лучше выйдет? — А вдруг! Давай. Сейчас скажу… Вот, Симидзу давай сюда. На слове «Симидзу» Нами побежала. К счастью, дверь захлопнулась не до конца. Медленно, медленно, медленно Нами закрыла её за собой. Тихо-тихо. И рванула с места. Коридор тянулся всё такой же гладкой, равнодушно-пустой кишкой. Только в три раза длиннее чем в ту сторону. И пол оказался скользкий и коварный, как лёд. На повороте Нами упала на одно колено, прикусив язык и стесав кожу на ладонях. Съёжилась неподвижно, прислушалась. Шаги… Но ведь щелчка двери не было! Вскочить и снова бегом! Голос, равнодушно выплюнувший ужасное «Время смерти… Миура Джиро», звучал отовсюду. Поджидал за поворотом, отдавал солёным металлом во рту. «Время смерти… Девятнадцать сорок три…» Бежать отсюда и подальше! Бежатьбежатьбежать… — Ну где ты так долго… — Хитоми! — свистящим задыхающимся шёпотом протараторила Нами. — Сейчас же!.. Выходишь из комнаты… быстро! И прячешься в блоке. Хорошо прячься. А потом беги. Куда-нибудь… подальше. Не показывайся. Никому. Скорее! — В чём дело? Нами? Нами! — Быстро! Вон отсюда! — рявкнула Нами на сомнительных правах старшей. Хитоми хлюпнула носом от обиды и растерянности, но послушалась и стремглав выскочила из комнаты. Прятаться она умела просто феноменально, лучше всех в приюте. Лишь бы времени хватило. Дверь блока отчётливо скрипнула. Вот он, щелчок замка. Теперь точно. Успеть бы перевести дух, чтобы не поняли, что она бегала… Опять шаги, скрип двери — теперь уже в комнату. — Тэк-с, ты у нас кто? — Симидзу… Хитоми. — Голос сорвался в жалкий писк. Даже во сне стало страшно, как в первый раз. И догнало подзабытое чувство свербящих, удушающих слёз. — Чего боишься-то? Чего трясёшься? Нормально всё будет. А где вторая? — В-вышла… В… В туалет. — Хм? Только что там был, никого не видал. — Заблудилась, может? — прошептала Нами, холодея. — Ладно, хрен с вами. Чай найдёт дорогу. А ты топай за мной. Нами послушно топала, только шагов своих не слышала. Сердце больно отстукивало время смерти друга. Двоих друзей. Ведь «первая шестёрка всё». Это было совсем не то, о чем говорили те благородные шиноби. Совсем-совсем не то! Дальше были провода. Ремни, стянувшие руки и ноги. Люди с холодными светящимися ладонями. Какие-то чернила, которые наносили на кожу склизкой широкой кистью. И воображение. Оно пугало картинами того, как поймали убегающую Хитоми, и ползло по щекам крупными слезинками, которые затекали в уши, пропитывали волосы и колючую больничную рубашку. Потом был оглушительный удар. А сразу следом бесконечный космический холод, где само время замёрзло грязным сгустком секунд. «Уже восьмая. Да они, должно быть, смеются надо мной». Снова и снова заполняет голову звенящий острым льдом насмешливый голос. Не человека. Перед внутренним взором встаёт мутный белый туман, и в его ватной толще распахиваются огромные золотисто-оранжевые глаза. Каждый глаз размером с целую Нами. В который раз она упала во сне на колени перед этими глазами? В сотый? Больше? «З-з-дравствуй, великий Ками. Прошу тебя, прими мою… Мою жертву. Жизнь. Что хочешь. Умоляю. Пожалуйста. Я сделаю всё, что ты скажешь. Пожалуйста. Кто бы ты ни был…» Нами торопливо складывает руки в молитвенном жесте перед грудью. Воспитатели учили, что Ками нравится, когда к ним обращаются с таким жестом. Вдруг и с демоном «прокатит», как говорит Джиро? Говорит… Говорил… «Что ты там тараторишь? Зачем мне ты и твоя жертва, писклявая мелочь?». Тянуть время. Чуть-чуть. Хитоми… беги-беги-беги! Прячься! «А… Ну… А зачем тебе девятый такой же и десятый? Там остались только слабые, как я. Они сказали, что будут это делать, пока не запечатают тебя. Хоть в ком-то. Тебе не надоело, великий Ками?» Бегибегибеги… Скорее… Она обещала Ичиро ничего не бояться и держит слово как умеет. Недостаток информации ей компенсирует фантазия и ошмётки дерзости. В голову приходит совсем шальная идея. Нами спешит и её озвучить, только бы он продолжал с ней говорить: «А… А знаешь, что? Я восьмая, а ты — восьмихвостый. Может быть, мы… Ну это… Поладим?» «А это забавно, восьмая. Значит, хочешь мою силу?» Волку скучно. Волк кладёт голову на лапы, плавно взмахивает четырьмя белоснежными хвостами из восьми, и их тени скользят прямо по здешнему небосводу. Он и правда красивый. В тысячу раз красивее тени на стене и настолько же страшнее. Интересно, он проглотит её целиком или будет на кусочки делить? «Это… как ты скажешь, великий Ками. Надо будет, захочу. Да… Сделаю всё, что ты захочешь. Позволь им закончить, а? Ну пожалуйста. Давай заключим договор. Я буду слушаться тебя». «Какой вежливый детёныш. Мне немножко нравится. Я даже есть тебя не буду. Ни целиком, ни по кусочкам» — Голос звучит почти по-человечески насмешливо. «А? С-спасибо…» «Подойди поближе, пока они не успели дорисовать печать». Зачем он просит подойти?.. Всё-таки надумал сожрать… Волкоподобное существо облизывается и смеётся. Звук такой разрушительно жуткий, будто столкнулись, кроша друг друга, гигантские глыбы льда. Раскаты его смеха, и те кажутся белоснежными, а дыхание — снежная вьюга. «Подходи, малыш. Договор есть договор». «Да, великий Ками. Сейчас…» Шаг навстречу, второй. Тело охватывает дикий жар и одновременно холод, как будто каждый сосуд собирается лопнуть изнутри. — Готово! Печать встала на место! Биджу вас задери, да! Да! — Что? Какого хе… И чё, сосуд, что ли, живой?! — Не знаю, какого, но да! Девчонка жива, да! И память вышла на новый виток. Стены больничных палат — серые… Коридоры Резиденции — длинные-предлинные… Кабинет Мидзукаге — уютный… Комната — одна на двоих с Хитоми. Хитоми нашли. На выходе из экспериментального блока на четвёртый день после завершения эксперимента. Нашли случайно — потерявшую сознание от усталости и голода. Вот так она умеет прятаться. Хитоми, узнав о смерти братьев Миура, молчит целыми днями и смотрит в стену. Спустя неделю молчание сменяется на гнев. — Ненавижу тебя, — шипит она сквозь зубы, и Нами соглашается с тем, что так и надо. — Это ты убила их, — повторяет бесконечно много раз Хитоми, как страшное зацикленное эхо. И Нами опять соглашается. — Получила, что хотела, да? Теперь ты могучая шиноби? А где Ичиро? Где Джиро теперь? Наши братья! Где?! Где!!! — Голос Хитоми звенит и срывается в хриплый кашель, синие глаза почти не видно, так они опухли от слёз. — Я же не… — пытается возразить Нами, но замолкает. «У-у, смотри-ка, какой благодарный человечек, — философски замечает голос демона внутри, заставляя содрогнуться. Он всё время что-то говорит в самый неожиданный момент. — А я так понял, ты её спасала от меня… Впрочем, все люди такие. Ты ещё узнаешь». Чем больше молчит Нами, тем больше злится Хитоми, тем громче кричит и в конце концов, сорвавшись, бросается с кулаками. Резкое движение — и лицо Нами заливает кровь, текущая из глубоко рассечённой левой брови. Нами отшатывается и зажмуривается. Так они и узнают, что у Хитоми пробудился редчайший Кеккей Генкай — стихия Стали. Испугавшись бесконтрольного всплеска чакры и того, что ранила подругу, Хитоми плачет, просит прощения и зовёт медиков. Прежде медиков на зов приходит высокий старик в большой-пребольшой шляпе с жирным тёмно-синим иероглифом «вода» прямо по центру. Перед этой шляпой все расступаются, а значит, человек, прячущий лицо под её полями, — сам Пятый Мидзукаге. Главный человек в селении Тумана. С добродушным интересом он изучает рану Нами, покрытые острыми стальными наростами пальцы Хитоми, брызги крови на полу; широкое старческое лицо прорезает сетка глубоких морщин — Мидзукаге улыбается. А потом сообщает, что учить обеих «юных куноити» он будет лично. Демон посмеивается, пока медики накладывают Нами шов, а она давится всхлипами от боли — чакру тут предпочитают на такие мелочи не растрачивать. «Оставим тебе этот милый шрам, детёныш». «Зачем, Ооками-сама? Он же будет уродливый». «А чтобы ты не забывала об уродливой природе людей. Вот послушай…Весна уходит. Плачут птицы. Глаза у рыб Полны слезами».
«Что это значит, Ооками-сама?» «Да так… Стишки про твоё детство сочиняю. Джинчуурики». А детство закончено, потому что начался путь… шиноби?