Между Ветром и Водой

      Темари ушла. Гаара неторопливо опустился на поваленный ствол и прислонился спиной к другому дереву, грея ладони о чашку с дымящимся чаем. Он надеялся, что благодаря напитку будет лучше думаться, но, был ли тому виной приступ или обычная усталость, думалось трудно и не о том.       «Из какого свитка они достают эти чашки? Ещё бы сервиз фарфоровый на миссию притащили. Коноха…» — промелькнула насмешливая мысль, пока он задумчиво разглядывал шершавый глиняный бок под своими пальцами. Возможно, предвзятость некоторых жителей Песка, которые считали шиноби Листа изнеженными и привыкшими к комфорту, не лишена толики смысла?       В какой момент сестра успела вручить ему эту чашку, Гаара не понял, но согревала она сейчас не только руки, но и сердце. Посторонние могли обманываться внешней безжалостной жёсткостью и резкостью Темари, но в их семье именно она всегда была связующим звеном и единственным человеком, умеющим проявлять тепло, вот так просто, в мелочах. А в последние годы сестра стала делать это ещё и гораздо чаще. Интересно, проявлялось ли так влияние Шикамару?       Гаара сказал себе, что ему тоже следует позаботиться о ней и отправить её на отдых по возвращении в Суну. Любой ценой. Даже если придётся связать песчаными путами и транспортировать в таком виде до оазиса. Темари взяла на себя слишком многое в последнее время, зашивалась на обучении чуунинов и в госпитале, помогала ему с бумагами и выполняла роль дипломата. А он и не обратил внимания на то, как она измотана, и принимал всё как должное. Не дело забывать, что нормальные люди не могут не спать месяцами.       Нормальные…       Слегка морщась, он помассировал висок. Голову ещё сдавливало болью миновавшего приступа. Хотелось дотронуться и до зудящего шрама, но Гаара остановил себя. Вместо этого поднял глаза на огромную луну. Та, как и всегда, насмешливо и презрительно глядела в ответ, пресыщенная недавним зрелищем.       Несмотря на расставание с Шукаку, полнолуния по-прежнему регулярно отравляли ему жизнь. И всякий раз шрам на лбу горел, как в ту ночь, когда появился, а душу неумолимо захлёстывала иссушающая жажда крови, смешанная с тоской и страхом. Ничто и никогда не могло предотвратить эти мучения, оставалось принимать их как должное.       Что же они такое, в самом деле?       Гаара никому не позволял оказаться достаточно близко, чтобы узнать ответ. И никогда, до сегодняшнего дня, не осознавал, что не помнит происходящего в минуты и часы приступа. Упрёки Темари были не беспочвенны: сегодня он отвлёкся, поддался надежде на то, что обычная участь обойдет стороной, и — самая большая его неосторожность — позволил чужой куноити стать свидетелем.       — Гаара. Доброй ночи. — Обрывая поток сумбурных размышлений, из сумрака между камнями появилась высокая сухая фигура Шикамару. Быстро пришёл.       — Вы все решили сегодня не спать? — поинтересовался Гаара вместо приветствия.       — Темари волновалась за тебя. Я составил ей в этом компанию, — объяснил Нара и, размяв шею и звонко хрустнув позвонками, уселся на камень напротив. Послышались щелчки зажигалки, в темноте зардел красный огонёк. Потянуло табаком.       «Помогал», — скептически повторил про себя Гаара.       Как бы он ни был слеп и глух ко всему, что касалось романтики, отношения между сестрой и главным стратегом Конохи не ускользнули от его внимания.       Шикамару за прошедшие годы незаметно превратился из равнодушного мальчишки, предпочитающего миссиям пролёживание боков на крыше и разглядывание облаков, в ответственного молодого мужчину. Может ли статься, что, пока Темари под его влиянием становилась более заботливой и открытой, Шикамару перенял у неё силу и твёрдость духа? Так или иначе, командиром отряда со стороны Конохи сейчас был именно он, не Наруто. Раз он нравился Темари, и очень давно к тому же, Гаара не считал себя вправе отбирать её каплю радости — хотя бы пока эта радость не мешала делам Суны.       Если сестра однажды вдруг решит уйти за Нара в Коноху… вряд ли что-то или кто-то сможет остановить её. Вот только зная Темари, её чувство долга и преданность селению, Гаара не мог вообразить ситуацию, в которой она решилась бы на подобный шаг.       И всё-таки, зачем им это? Отношения… Что в них все находят?       Гаара за свои девятнадцать лет один раз был на свидании, один раз целовался с девушкой и ни в том, ни в другом не нашёл ровным счётом ничего захватывающего.       Где-то полгода назад на одном из семейных ужинов он по странной случайности проиграл Канкуро в сёги. Странная случайность вне всяких сомнений называлась «жульничество обыкновенное», но поймать брата за руку не удалось. Играли на желания. Крайне опрометчиво было со стороны Гаары согласиться на это, потому что Канкуро после победы загадал для младшего брата свидание.       «Чёртовы сёги, чёртовы марионеточники-махинаторы», — думал Гаара, когда, под аккомпанемент довольных улыбок и коварных смешков старших, писал приглашение на встречу для малознакомой девушки.       Закрыв Суну от бомбы Дейдары, он неожиданно для себя самого, обзавёлся толпой поклонниц. Эффект был ошеломительный, будто из демона, которым пугали детей, Гаара одним днём перевоплотился в благородного аристократа, не обидевшего в своей жизни и котёнка. Если люди постарше продолжали его опасаться, то в умах ровесниц и девушек помладше образ неприступного героя затмил всё былое.       Темари жаловалась, что ей надоело отгонять от дверей Резиденции «этих сумасшедших». Канкуро в своей обычной манере посмеивался и заявлял, что Гаара должен быть в восторге от такого поворота. Баки-сенсей прямолинейно выразил надежду на то, что Казекаге будет разборчив и благоразумен в связях, поскольку ему не хотелось бы разбираться с последствиями его бурной юности.       Гаара надеялся, что прав Хисотэ-сенсей, который сказал, что это нормальное явление и что оно быстро пройдёт.       «Самый юный Каге», «самый сильный шиноби Суны», «легенда». Его поклонницам было неважно, кто находится по ту сторону «легенды». А там, за фасадом стоял не по возрасту чёрствый человек с ворохом скучных забот о селении и кровавым прошлым, который к их симпатиям и влюблённости не имел никакого отношения.       Время шло, и многие девушки, не добившись взаимности, нашли себе кумиров поотзывчивее. Но были и те, кто не сдавался. Последние с достойной лучшего применения настойчивостью надоедали Гааре визитами в приёмные дни, попусту тратя его время, засоряли корреспонденцию письмами, от которых за километр несло сладкими духами, сталкивались с ним в коридорах и на улицах и обязательно что-нибудь роняли себе или ему под ноги. Некоторые делали это настолько часто, что он всерьёз начал беспокоиться о том, что у шиноби Суны не всё в порядке с координацией.       Они не понимали простого факта: у Гаары уже была та, что занимала его дни и ночи. Та, которой было отдано всё его внимание и все силы. Суна. Великая деревня, чьё величие померкло. Самая нищая и слабая из великой пятёрки, не самая древняя, зато самая гордая. Однажды она снова станет сильной, перестанет нуждаться в джинчуурики, прекратит продавать жизни своих шиноби по дешёвке и стелиться перед даймё. Но как же далеко им было до этой цели.       Уровень жизни в Суне неуклонно снижался в те годы, когда обезумевший Гаара терял контроль над Шукаку и погружал деревню в хаос. А когда у власти оказался Орочимару под личиной Четвертого Казекаге, экономика и вовсе рухнула. Поднимать теперь селение с колен и исправлять в том числе и результаты своих деяний было мучительно непросто.       Во многих вопросах не хватало опыта. Гаара много читал, учился, периодически советовался с Хокаге как с главой дружественной деревни. Но политическая позиция и стиль управления — это не то, что может сформироваться за пару месяцев и даже лет. Молодость была ему на руку в глазах поклонниц, а вот старейшины напротив долго считали его за ребёнка, не способного ни на что, кроме убийств.       Часть из них с самым искренним верблюжьим упрямством боготворила прежние ценности и даймё, по-своему заботясь таким образом о Суне. Другая часть преследовала личные выгоды. Кое-кто беззастенчиво намекал, что потомки Четвёртого Казекаге — не единственная клановая ветвь, имеющая право на высокий титул. И почти все старейшины, за малым исключением, противились любым начинаниям Гаары и не упускали шанса вставить палки в колёса… которые и так были квадратными.       Откровенно говоря, возводя Гаару на высокий пост, совет рассчитывал, что он либо не справится под давлением и погибнет от рук оппозиции, либо они получат в свои руки марионетку, на которую удобно будет перекладывать вину за любые проблемы, приговаривая: «Да, да, что поделать. Молод наш Казекаге, слишком зелен. И с головой у него… сами знаете, беда». Стоило ли удивляться тому, какими кислыми сделались их лица и тухлой атмосфера на собраниях к концу его первого года правления? Ведь он всё ещё оставался Казекаге и большинство решений принимал ровно поперёк мнения самой консервативной части совета.       Однако, чтобы это стало возможным, Гаара, Темари и Канкуро провели много бессонных ночей. За пару лет им довелось пережить вспышки бунтов и конфликты между сторонниками и противниками нового Казекаге, успокоить население, заслужить крохи уважения, и только потом наглядно показать, что игры в теневых кукловодов с советом отменяются. А ведь были ещё и насущные проблемы — вода, еда, деньги.       Словом, Суна оказалась той ещё ревнивой собственницей, капризной и вечно недовольной.       Угодив в ловушку Канкуро, Гаара размышлял недолго — просто выбрал самую спокойную из всех своих поклонниц. Акеми, так её звали, вела себя пристойно, в выражении симпатии ограничивалась не запрещёнными кодексом улыбками при встрече. Внешне, по его беспристрастной оценке, она была вполне миловидной.       — Да она же красавица! — воскликнула Темари, услышав имя, и радостно всплеснула руками.       Сестра, к тихому ужасу Гаары, всерьёз одобряла затею со свиданием.       — И очень милая! — поддержал Канкуро тоном знатока.       Гаара выругался про себя, представляя с лёгкой ностальгией, как закапывает заботливых родственников во дворе Резиденции.       К Акеми он, однако, отнёсся с уважением, которое, по его мнению, должен был проявлять Каге ко всем подчинённым. Честно попытался развлечь её беседой, прогулкой и ужином. Хотя свидание и состоялось исключительно благодаря Канкуро, девушка в этом была не виновата. Она пребывала в полном восторге, чего и не скрывала. Весь вечер, сидя напротив Гаары, она щебетала нежным голосом, улыбалась, наматывала каштановый локон на палец — словом, вела себя так очаровательно, что даже мужчины за соседними столиками, нет-нет да и заглядывались на спутницу Казекаге, рискуя заработать косоглазие и смещение шейных позвонков.       А Гаара отрешённо наблюдал, как пропасть, простирающаяся между ним и Акеми, становится шире с каждой минутой разговора.       Разница в возрасте у них была меньше полугода. Разница в жизненном опыте казалась удручающе огромной. Акеми довольствовалась жизнью чуунина средней руки с её нехитрым укладом и потоком однообразных миссий. У неё была большая, дружная семья, пятеро младших братьев и сестёр и домашняя кошка. Гаара даже проникся некоторой симпатией, слушая, как она рассказывает о них. Наверное, такую девушку имели в виду Темари с Канкуро, говоря, что ему полезно пообщаться с кем-то лёгким, кто умеет радоваться простым обыденным вещам?       Правда, когда Гаара, попытался заговорить о том, чем жил сам, Акеми сначала уставилась на него восхищёнными глазами, а потом потихоньку сникла и начала поглядывать в сторону другой парочки, где парень рассказывал более весёлые истории, — его спутница хохотала до слёз. Гаара свернул неудачную тему, задал Акеми вопрос о семье и дальше исключительно слушал, время от времени вежливо вставляя пару слов в поток её речи.       А потом их вполне приятный диалог нарушил листок. Листок с меню, который сдуло со стола порывом ветра. Гаара быстрым движением поймал его в полёте, прихлопнул к столу песком и заметил, как содрогнулась в этот момент и уставилась на него Акеми. Спустя мгновение она рассмеялась, снова начала болтать, но Гаара запомнил выражение чёрных глаз, слишком хорошо ему знакомое, — страх. Запомнил и собственное странное удовлетворение от того, что краска с его чересчур глянцевого образа слегка облупилась.       Да нет, в целом всё это было не так уж невыносимо — вот так сидеть и говорить с кем-то. И Акеми вовсе не была плохой. И само свидание оказалось сносным, просто… ненужным. Бессмысленным. Обременительным. Не для его жизни.        Он был рождён не для счастья и не для глупой романтики — для войны. Для подчинения, уничтожения, внушения страха. Он — военная мощь деревни. А она — просто нормальный, хороший человек, чьё благополучие он обязался защищать.       Когда ужин подошёл к концу, Гаара с чувством облегчения проводил Акеми до её дома и поблагодарил за прекрасный вечер. И тут, на пороге, девушка внезапно обвила руками его шею и поцеловала.       Только выдержка и намерение оставаться вежливым до конца помешали оттолкнуть её. Продираясь сквозь нахлынувшее раздражение, Гаара неловко и рассеянно отвечал на поцелуй, силясь понять, чего хорошего находят люди в этом контакте.       Он ощущал лёгкий цветочный запах духов Акеми, мягкость её груди, прижимающейся к нему, и влажность губ, накрывших его губы. Он касался ладонью девичьей спины и чувствовал… абсолютное ничего. Беспробудное равнодушие. Штиль внутри и снаружи.       Только в голову настойчиво царапалась мысль об отчёте по строительству новой лаборатории, который ждал на рабочем столе. Гаара попробовал забыть про отчёт. Напомнил себе, что в такой момент следует чувствовать нечто иное. Что-то вроде приятного воодушевления, нет? Да, вот оно. Желание… Желание пойти дописать письмо Хокаге.       Акеми, которая, к счастью, мыслей читать не умела, перешла к более активным действиям. Её мягкие пальцы нежно прошлись по шее Гаары, взъерошили волосы. Другая рука как бы невзначай скользнула по его спине под рубашку. Тут он решительно отстранил девушку от себя и покачал головой.       Акеми смотрела на него, обиженно хлопая глазами, но через секунду будто бы что-то поняла и засуетилась, открывая дверь.       — Ты… Ох, прости, я не подумала. Нас не должны видеть другие, да? Зайдёшь в гости? — с надеждой в голосе и милой улыбкой спросила она.       Но Гаара снова покачал головой, ещё раз коротко поблагодарил за вечер и ушёл, не оглядываясь.       Когда он поделился результатами свидания с братом и сестрой, те обменялись взглядами, в которых ясно читалось: «Во даёт».       — Да ты, братишка, у нас романтик, что ли? — присвистнул Канкуро. — Ищешь ту самую? Ну, знаешь, единственную в своём роде, драгоценность?       Гаара недоуменно нахмурился.       — Видишь ли, — вещал Канкуро, — иногда в поисках нужно перебрать немало стекляшек. Но утешу тебя: это тоже довольно увлекательный процесс.       Темари ткнула среднего брата локтем в бок.       — М-м-м, Гаара, ты был очень честен. И это… Это определённо хорошо, — сказала она осторожно и ласково. — Но, может быть, стоило как-то иначе….       — Не стоило, — перебил Гаара. — И не надо так смотреть. Со мной всё нормально. Есть гораздо более важные вещи, которые меня интересуют. Надеюсь, мне не нужно вам о них напоминать?       Темари вздохнула и молча вышла из кабинета. Гаара хотел выпроводить и Канкуро, чтобы вернуться, наконец-то, к работе, но поймал его неожиданно серьёзный взгляд.       — Мы думали, это поможет тебе немного развеяться, отдохнуть. — Канкуро потёр покрасневшую шею. — Ты просто какой-то совсем не… А, ладно, извини. Видимо, и правда херовая была идея. И про стекляшки — это глупость всё, забудь. Не работает оно так.       — Я догадываюсь, — сухо сказал Гаара. — У меня для тебя задание, Канкуро. Передашь Акеми-сан записку с моими извинениями. А потом в течение ближайшей недели проследишь за её безопасностью. Я не хочу, чтобы с ней что-то случилось из-за других фана…       — Понял. Принял. Бегу выполнять! — От миссии, которая планировалась как наказание, Канкуро пришёл в неподдельный восторг, и Гааре снова захотелось поскорее захлопнуть за ним дверь кабинета.       А когда Канкуро закрыл дверь сам, он задумался: что брат не договорил? Что он совсем не? Да неважно. Всё с ним в порядке.

      «Какого биджу…»       Незаметно для себя и почти с удовольствием он отвлёкся от изматывающих мыслей о долге и выборе на посторонние вещи. Кажется, ум изо всех сил старался найти лазейку, чтобы отложить неприятные решения на потом.       — Вот морока-то, а… Гаара? Гаара? — голос Шикамару опять вклинился в его запутанный внутренний мир. — Ты спишь или медитируешь?       Он опасливо помахал у Казекаге перед носом ладонью, пытаясь вернуть того в рабочий режим и не пробудить при этом песчаную защиту.       — Дилемма, да? — уточнил он, убедившись, что Гаара на него смотрит. И, подумав, протянул сигарету: — Хочешь? Универсальное средство для сосредоточения.       — Дилемма, — согласился Гаара и, зачем-то взяв предложенную сигарету и бессмысленно крутя её в пальцах, пересказал Шикамару всё, что узнал за последние часы.       — М-да, — протянул тот, когда дослушал. — Такую проблематичную запару нарочно не придумаешь… Тебе не кажется, что Нами может быть частью ловушки, которую мы пока не видим целиком? Она сама признала, что её готовили к войне с Песком.       — Я подумал об этом, — согласился Гаара. — Но какой ей смысл признаваться и наводить нас на подозрения?       — Ну, знаешь ли… Если бы меня допрашивал ты, я бы и не в таком сознался, — хмыкнул Шикамару, выдыхая густое облако дыма. — Но если серьёзно, то прятать оружие и истинные намерения лучше у всех на виду.       Гаара кивнул, но не ответил, вспоминая выражение лица, с которым Нами говорила о войне. Он не заметил попытки солгать. Хотя, что он вообще умел читать по чужим лицам, кроме страха?       — А ты на все сто уверен, что она джинчуурики? — уточнил Шикамару. — Акацуки вполне могли выполнять совершенно левую миссию…       — На девяносто процентов. Вопросы, которые она задавала мне… такие детали обычным шиноби не известны. И печать, которая стоит на ней, слишком сильная и сложная. Если бы я был мастером фуин, то создал бы нечто подобное только зная, что её никто не собирается снимать.       — То есть, зная, что её носителя ждёт скорая смерть.       — Именно.       Шикамару потёр подбородок.       — Как скажешь. Будем придерживаться этой версии и наблюдать, — заключил он и зашуршал пачкой, вытягивая оттуда новую сигарету. Вздохнул, пощёлкал зажигалкой, посылая рыжие искры в рассеивающуюся темноту. Его голос стал твёрже и холоднее. — В любом случае, если размышлять трезво, бросить джинчуурики на произвол судьбы означает отдать её в руки Акацуки. Этого мы себе позволить никак не можем. Остаётся не спускать с неё глаз и ждать. И, если говорить о варианте с ликвидацией биджу… Ты же понимаешь, как отреагирует Наруто, когда узнает, что она одна из вас?       Гаара молча смотрел на него.       — Ясно. Ты в любом случае намерен всё ему рассказать, — констатировал Шикамару. — И хочешь избежать этого пути. Понимаю. Не с точки зрения стратегии, но вообще.       Он всё верно понимал. Гаара иногда чувствовал себя столетним старцем. Например, прямо сейчас. Хотя настоящий старец из прошлого, вроде Эбизо, изволил бы молвить, что Пятый Казекаге — дурак, растяпа и слабак, который боится пожертвовать одной несчастной жизнью ради устранения ряда крупных проблем.       «Если б шиноби были такими, как ты, в наше время, все б мы давно передохли в Суне! Одни рожки да ножки бы остались!» — скрипуче заявил внутренний старец Гаары.       Была в этом утверждении своя печальная правда. Однако хладнокровно жертвовать человеком, которого роль сосуда и так обрекла на бесконечные испытания, казалось Гааре грязным предательством. После такого он не смог бы смотреть в глаза ни брату с сестрой, ни тем более Наруто. Поэтому он снова кивнул, соглашаясь с выводом Шикамару.       — Лады… Итак, что мы имеем. Вернуться в Коноху прямо сейчас, чтобы вскрыть печати с помощью Цунаде-сама, не выйдет, — начал Шикамару, глядя на смутно розовеющее небо. — Мы слишком далеко от деревни и слишком близко к цели. Я также не думаю, что нам стоит разделяться. У нас, точнее у Нами, в запасе есть пара недель. При хорошем раскладе должны успеть. По итогу из годных вариантов остаётся всего один: охранять её и искать Саске одновременно. А что касается Кири... Факты пока слишком разрозненные, чтобы делать выводы. Тут мне нужно время.       Гаара одобрительно кивнул и только теперь заметил у себя в руках помятую сигарету. Он вручил её обратно Шикамару и выплеснул из кружки остывший чай.       — Поступим так, Шикамару…       Они совещались до тех пор, пока дежурные не принялись будить весь лагерь.