***
В глухой темноте другого дома, среди кучи старой рухляди, покрывавшей пол, на коленях у парня сидела светловолосая девушка, тесно прижатая к его широкой груди. Шикамару чуть не до боли стискивал Темари в объятиях, и гнал, гнал прочь мысли о том, когда они смогут встретиться в следующий раз. Его сердце разрывалось надвое. Одна часть желала скорее попасть в Коноху. По гневу, а потом по упорному молчанию Цунаде, по красным глазам Сакуры он уже понял, что помимо нападения случилась ещё и личная для них беда. Беда, которая непременно коснётся его, — так говорила интуиция, которая ещё никогда не ошибалась. Но вторая часть сердца упрямо билась отдельно, в своём рваном пунктирном ритме, накрепко привязанная к девушке в его руках. Эта часть жаждала забыть обо всём и остаться навсегда здесь, в их общей черноте душной ночи. — Темари, — нарушил пыльное безмолвие охрипший голос Шикамару. — Да? — Обещай, что будешь беречь себя. По пути в Суну, а? — Нас встретят, не волнуйся. — Обещай. Вздох. —…обещаю. Ничего она не обещает, сразу ясно. Ксо. — Я приду. Как только смогу, когда решу проблемы здесь. Попрошу Цунаде и обязательно приду помочь вам. — Помочь нам? — Да, разобраться во всём. И к тебе. — В таком порядке? — Нет. Не в таком. Темари издала тихий смешок. За такими привычными уже маленькими ехидствами обычно пряталось смущение. Вот и сейчас тоже. Он кожей почувствовал, как загорелись её щёки. Не справляясь с волной жгучей нежности, Шикамару уткнулся носом в шею своей песчаной принцессы. Уловил запах миндаля и нотки каких-то цветов вперемешку с запахом крови, соли, дыма и чего-то ещё, напоминающего о долгой, абсурдной, но зато совместной с ней миссии. Голос вечного скептика внутри отметил, что наверняка для кого-нибудь другого, не влюблённого с головой, она пахла бы совсем иначе — потом, грязью, отсыревшей одеждой. Но он-то любил, до смешного отчаянно. И поэтому даже в самой ужасной мешанине чувствовал её родной манящий аромат цветочной эссенции и миндаля. Темари пошевелилась, немного повернулась, и, взяв Шикамару за подбородок тонкими пальцами, заставила поднять голову. Пока он слепо моргал в темноте, пытаясь хоть что-то разглядеть, она так же вслепую, наугад прижалась сухими, но такими нежными губами к его губам. Тёмные клубы страхов и опасений в голове Шикамару съёжились, стали несущественными. По телу разлилось тепло. Сразу отчётливо вспомнился тот вечер… Ну тот, после которого, встретившись на новой миссии, они долго не могли смотреть в глаза друг другу. Он боялся, что сразу задохнётся от неловкости и любви, глянув на неё. А чего тогда боялась Темари? «Сейчас не то время, не то место, так зачем…» Подумав так, Шикамару тут же безответственно откинул все «зачем» и «что дальше» и позволил себе углубить поцелуй, запустить пальцы в сплетения светлых волос, освобождая их от резинок, а потом скользнуть губами по линии челюсти к уху и вниз по шее. Темнота разом поменяла свой цвет, окрасившись багровыми сполохами разгорающегося внутри огня. Напрасно он это делал, очень напрасно. Но как можно было удержаться, когда Темари в ответ прошептала его имя срывающимся голосом и с силой, которой совсем не ожидаешь от девушки, вцепилась ему в плечи. Стремясь не растерять ни одной секунды ускользающего времени, Шикамару рванул в сторону жалобно затрещавший край кимоно, припал губами к оголившемуся плечу, ключице, мягкой впадинке чуть пониже. — Не надо, Шикамару. Не надо, — тихо просила Темари. А руки, напряжённо обнимавшие его голову, и часто вздымающаяся грудь говорили обратное. С улицы послышались голоса. Цунаде и Гаара. Волшебное наваждение тут же лопнуло мыльным пузырём и сгинуло в тенях. Темари выскользнула из его объятий. Слышно было, как она торопливо поправляет одежду и прическу. Страхи и тревоги снова заняли своё законное место в голове. — Береги себя, Темари, пожалуйста. — Береги себя, Шикамару, — эхом отозвалась она. И он первым вышел в ночную прохладу, оставляя ей всё тепло и половину сердца.***
Сначала они неспешно двигались по скрытым тропам страны Огня, огибая мирные деревни. Стылая промозглость вместе с дождями осталась на границе с Водой. Здесь весна была совсем иная: яркая, приветливая, почти безоблачная. Лес Огня весело и ласково шумел вслед четверым шиноби, тянулся погладить тонкими мягкими веточками, подмигивал из путаницы трав искорками первоцветов. «Как жаль, что вы уходите. Возвращайтесь», — слышалось Нами в шелесте листвы. Но песчаным ниндзя, да и ей самой, было не до окружающей идиллии. Они достигли основной тропы, соединяющей Огонь с Ветром, и перешли на бег, стремясь туда, откуда им навстречу тянула свои потрескавшиеся сухие руки пустыня. В сосредоточенном молчании они преодолевали километр за километром и к вечеру, через десять часов почти непрерывного движения, вошли в пограничную зону. Мелкие корявые деревца здесь отчаянно цеплялись корнями за сухую почву, трава торчала унылым ёжиком, пожухлая и покрытая коричневыми пятнами ожогов. О реке, которая ещё утром встретилась им полноводной и журчащей, напоминали только змеящиеся желобки сухого русла. Все четверо замедлились перед показавшимся впереди подъёмом, и Нами оглянулась на единственный источник воды, который видела за последние несколько часов, — еле живой мутный ручеёк, спрятавшийся от пустыни в тени деревьев. Вопросительно посмотрев на своих спутников и не получив возражений, она подошла к воде, присела и протянула руку. Ручей заколебался, пошёл мелкими волнами, будто в него опустили садок со стаей крошечных рыбок. Нами нахмурилась, вложила в дзюцу больше концентрации, чакры, и поток поменял направление и переливающейся прозрачной лентой устремился к её пальцам. Трое за её спиной молча и очень пристально наблюдали, как исчезала вода, впитываясь в кожу, словно в губку. Ручеёк почти сразу иссяк, и Нами завершила технику, зная, что подземные ключи вскоре восполнят его до прежнего уровня. Кристалл на её правом ухе качнулся, как маятник, и, если скосить глаза, можно было уловить мерцание голубого огня в его глубине. — Что это за техника? — требовательно поинтересовалась Темари, чуть ли не впервые за день нарушив молчание. Всё это время песчаные общались между собой не иначе как силой мысли. — Разновидность техники иссушения, Кансо:, — ответила Нами, вставая. — Я создала небольшой запас воды на всякий случай. Это ниндзюцу не связано напрямую с ним. Использования стихии льда хвостатого Казекаге убедительно попросил избегать — запретил, вернее, учитывая новые обстоятельства. О её природной стихии воды ничего сказано не было. — О… Но у тебя же нет никакого сосуда. Ну, вот типа, как у Гаары, — заметил Канкуро, почёсывая раскрашенную щеку. Его тон был на порядок менее подозрительным, чем у сестры. — Есть. — Нами приблизилась к ним и стукнула ногтем по поверхности кристалла. — Он может накапливать некоторое количество чакры, воды и… В общем, это вроде резервуара. Песчаные опять переглянулись. — Какое техническое решение! — восхитился Канкуро и ткнул Гаару в плечо. — Может, и тебе сообразим серьгу? Скажем, в виде горлянки? Не придётся на спине таскать, да и смотреться будет роскошно. Гаара, судя по всему, не испытал восторга от этой идеи. Он не ответил брату, но приблизился к Нами. — Позволь? Она не шелохнулась, когда одновременно его пальцы и песок коснулись еë украшения. Некоторое время Гаара рассматривал кристалл и наконец сказал: — Это не просто резервуар, не так ли? — Это продолжение моего кейракукей, — нехотя признала Нами. — И ты без него не сможешь? — Смогу, но, скорее всего, мне придётся очень непросто. Гаара убрал и руку, и песок. — Тогда примени к нему хенге. Это слишком заметная вещь. Она может тебя выдать. Хенге, как и водная техника, получилось не с первого раза. Еë чакра вынужденно пребывала в спящем состоянии почти год, а потому слушалась сейчас просто безобразно. Сделав мысленную заметку разобраться с проблемой в пути, Нами с невозмутимым видом повторяла печати до тех пор, пока кристалл, похожий на кусочек льда, не обратился гладкой каплевидной подвеской. — Хорошо. Если готовы, переходим в пустыню. — Последние слова Гаара договаривал уже на ходу. Они последовали за ним вверх по склону. Взойдя на гребень, Нами с трудом сдержала вздох восхищения пополам с ужасом. Внизу, на сколько хватало глаз, простиралась бесконечность. Океан песков, бескомпромиссный и беспощадный, как и настоящий океан. Словно мягкий бархат, золотисто-красный в вечернем свете, пустыня тянулась невозмутимой гладью до самого горизонта и с первого же взгляда внушала благоговение и понимание, что слабым тут не место. «Гиблое место. Хуже, чем болота. Конец всего живого», — зашептал предупреждающе разум. Нами посмотрела направо. Трое живых обитателей этой мёртвой земли, стояли рядом с ней и радовались своему возвращению: плечи расслаблены, на лицах почти улыбки, глаза с теплотой взирают на родные огнедышащие просторы. Раз они так могут, сможет, наверное, и она. — Здравствуй, новый дом, — тихонько пробормотала Нами, потирая шрам на брови. С источниками воды здесь намечалась очевидная проблема. Это означало, что она не сможет использовать свои ниндзюцу в полной мере. Но перспектива остаться без техник беспокоила Нами не слишком сильно. Напротив: она обрадовалась возможности «не быть» шиноби. Хватило одного намёка на перспективу пожить мирной жизнью, чтобы проглотить все возражения, родившиеся в уме, когда двое Каге категорично озвучили свои планы на её дальнейшую жизнь. Внутри даже шевельнулась робкая надежда: вдруг где-то там, в призрачной пока перспективе найдётся новая причина барахтаться в луже под названием «жизнь»? А может, даже и цель, и смысл? «Мусмэ, неужто помирать раздумала?» — вопросил вкрадчивый голос изнутри. «Это расстраивает тебя?» Демон рокочуще засмеялся: «Отнюдь, мне это кажется крайне любопытным. Так что же, ты ждёшь хорошего от Каге и покорно, как карп на разделочной доске, поплетёшься служить новому господину?» Нами покосилась на Гаару, который вёл какой-то разговор с братом и сестрой, и вздохнула. Чего же ей ждать от Каге и бывшего джинчуурики в одном лице? «Ничего не жду. Будь что будет, Ёкиджу, — ответила она своему внутреннему волку. — Представится шанс — сбегу, стану вечным ронином-странником. Как тебе такая перспектива? Только ты, я и стихи…» «Кажется, всё это я уже где-то слышал и видел». «Ох, ну прости, что мне нечем удивить твою многоопытную трёхсотлетнюю сущность». «Пятисотлетнюю, если позволишь. Ты удивишь её, если сбежишь прямо сейчас, — лукаво предложил он. — Я даже поддержу тебя, только попроси». «Нет. — Нами вновь оглянулась на песчаную троицу. — Я не хочу сражаться с ними. Это… бесчестно». «Стало быть, всерьёз ждёшь, что они отплатят тебе тем же и поступят по законам чести?» Нами не отвечала, не зная, что сказать ему. Ооками был зол. Зол на Кири, зол на всех людей. Печать блокировки причинила боль не только ей. Нами чувствовала гнев демона почти как свой — тонкой струйкой тот просачивался внутрь, наполнял её сознание и смешивался с её собственным хаосом. Сколько она ни размышляла в пути об истинных мотивах Пятого Казекаге и Пятой Хокаге, её внутренние весы веры-недоверия не находили конечной точки и покоя. Гаара и Цунаде утверждали, что хотят помочь. Говорили, что Песок даст ей убежище. Нами хотела бы просто поверить им, но в ней был заключён желанный для любого селения источник силы, а потому любое решение Каге несомненно имело двойное дно. В её мире Каге были символом не только власти, но и лживости, и готовности бросить сколь угодно много чужих жизней на костёр своих амбиций. Горький опыт говорил: они могут обещать, что угодно, да вот только и болото умеет притвориться солнечной полянкой. А стоит несчастному глупцу ступить на его шелковистую траву, как под ногами разверзнется вонючая топь и поглотит с головой. «Я понятия не имею, Ёкиджу, чего ждать и кому верить, — призналась Нами. — Просто хочу попробовать. Раз нас всех не убили оинины Кири, не догнали Акацуки, я не умерла от истощения чакры, а ты не канул в небытие… Может, и дальше есть шанс на что-то хорошее?» «Выбор за тобой, — неожиданно просто отступился он. — Тогда с днём рождения, Куромидзу Нами, джонин из Конохи». Да, с новым днём рождения, очередным ненастоящим. Теперь она — шиноби Листа на мирной миссии в стране Ветра. На неопределённый срок и под неусыпным контролем Казекаге. Подставное прошлое для неё сочинил и нацарапал на клочке бумаги Шикамару. Придуманная им легенда объясняла появление Нами в Суне некой дипломатической миссией. Учитывая злосчастное нападение шиноби Песка на Лист, о котором она мельком услышала, немного дипломатии двум деревням точно не помешало бы. Каждое слово легенды могла подтвердить сама Хокаге и документ о назначении посла, наспех подписанный ею буквально на коленке. Помимо легенды требовалось заучить как можно больше фактов о Листе и Песке. Благодаря подготовке к войне Нами знала о Песке всё то немногое, что удалось добыть разведчикам Кири: об Ичиби, о наиболее распространённых в Суне техниках, кое-что о защите самого селения и его слабых местах, но почти ничего о быте и самих людях. А о Конохе — и того меньше. Всё необходимое предстояло узнать у песчаных шиноби, но вопросы Нами отложила на потом: прямо сейчас от её спутников исходила гнетущая аура напряжённого ожидания, только что не потрескивающая грозовыми разрядами. — Что принёс Каматари? Это ответ из Суны? — раздался справа голос Гаары. — Сейчас, я смотрю, смотрю… Не стойте же вы над душой! — Темари нервными движениями разворачивала взявшийся откуда-то маленький свиток, а оба брата нависли над ней с каменными лицами. Нечаянно надорвав от волнения свиток в одном месте и два раза уронив его, Темари хрипло объявила: — Всё нормально. В Суне всё нормально. Сенсей отправит нам навстречу отряд. — Да-а-а, — выдохнул Канкуро и воздел руки к небу. — Ками, храните Каматари! Хоть от кого-то добрые вести. Можно я ему кормов куплю в знак признательности? — Ты совсем дурачок? Он же призывной. Сам свои корма ешь. — Темари неожиданно широко улыбнулась и потянулась, пристав на цыпочки, раскинув руки в стороны и подставляя лицо солнцу, словно скинула с плеч многотонный груз. Атмосфера изменилась так резко, что даже дышать стало легче. — Не расслабляйтесь. За ночь дойдём до первого места стоянки. Там сможем отдохнуть, — сказал Гаара. А затем все четверо по его отмашке понеслись вниз со склона, прямо во владения песков. Нами на ходу натянула до самых глаз белый шарф, который дала ей Темари, и сразу же похвалила себя за предусмотрительность: горячий ветер шаловливо швырнул в лицо щедрые горсти мелких песчинок, приветствуя детей пустыни и их гостью поневоле. Бег через барханы оказался тем ещё удовольствием. И это ночью, когда путь скрашивали умопомрачительно красивые звезды и прохлада. Интересно, что будет днём? Размышляя об этом, Нами села на холодный камень и вытряхнула из ботинок песок — по паре килограмм из каждого. Форма шиноби Тумана как нельзя хуже подходила для путешествий по этой местности. — Отдыхайте. Я на дежурстве, — бросил через плечо Гаара, выходя из-под сводов углубления в скале, где они остановились на отдых ближе к рассвету. Дважды повторять ему не пришлось. Достав свои потрёпанные плащи, старшие синхронным движением — честное слово, как будто специально отрабатывали такую слаженность — расстелили их и улеглись. Судя по быстро выровнявшемуся дыханию Темари и звучному похрапыванию Канкуро, проблем с засыпанием у них не возникло. Нами сняла с пояса оружие и положила у изголовья, с благодарностью вспомнив Тен-Тен: та нашла для неё ещё два сая и цепь взамен утерянных в бою с Акацуки и сказала, что это подарок на удачу. Устроившись на своём плаще, она попыталась последовать примеру сладко сопящих спутников, однако сон не шёл. Сон вообще — штука упрямая, особенно когда восходящее солнце бьёт лучом прямо в глаз. «Ёкиджу, поговоришь со мной?» — мысленно обратилась она к своему вечному спутнику. Многолетняя привычка. И привычный ответ: «О чём мне с тобой говорить, человечек?» — Это такое «да» в его исполнении. «Расскажи что-нибудь. Что было бы, если бы я умерла, а ты исчез?» «Чушь спрашиваешь, откуда мне знать». — А это переводится как «Упрашивай подольше, может быть, что-нибудь да расскажу». «Я думала, ты всё обо всём знаешь… Расскажи, как ты относишься к другим хвостатым? Дружба? Ненависть? Вы вообще как-то связаны?» «Ты оперируешь человеческими понятиями. Мне не знакомы и не нужны эти чувства. Все биджу созданы из одного источника и объединены стремлением к свободе и хаосу. И зачем тебе эти знания?» «Я никогда не встречала других джинчуурики, а теперь знаю двоих. И мы совсем не похожи друг на друга. И демоны, наверное, тоже? Вот Кьюби, какой он? Или Шукаку?» «Мы совершенно точно не похожи. Шукаку — бешеный писклявый комок песка, а Курама — заносчивый, невыносимый, безмозглый, высокомерный, клочкастый…» «Понятно. Курама сильнее тебя». «Ничего подобного». «Элементарная математика нашёптывает мне, что девять больше восьми». «Нет прямой связи между количеством хвостов и силой», — отрезал демон и издал низкое утробное ворчание, которое означало крайнюю степень недовольства. Как бы Ооками ни отрицал, что обладает тем, что люди называют эмоциями, у него имелось и тщеславие, и своеобразная гордость и… «Я тебе кое-что другое могу рассказать. Про человека, настолько увязшего в одиночестве, что вместо общения с себе подобными она выбирает разговор с демоном». …и вредность, много вредности. Их разговоры почти всегда принимали такой оборот. Когда-то Нами подолгу переживала топтания демона по болевым точкам, но со временем научилась не замечать не то что подтекста, но и прямолинейных издёвок. Иногда ещё и первой заводила перепалки. «Мне подобные спят, если не заметил». «Со мной можешь не оправдываться. И кстати, один не спит». «С ним я наговорилась на год вперёд». «Верю. Верю». «Люблю тебя, Ёкиджу, — усмехнулась Нами, переворачиваясь на спину и подкладывая руки под голову. — Пообщаешься с тобой, и сразу настроение поднимается». «Всегда пожалуйста, мусмэ. Почитать тебе стихи?». «Нет, только не стихи!» «Всё для тебя…Далеко от всех,
В ущелье меж горных скал,
Один, совсем один,
Незрим для взоров людских,
Предамся тоскующей думе…»
Нами вздохнула. Всё, он вошёл в раж и тщательно подбирал самые заунывные строки из всего, что знал. А репертуар у Ооками был обширный, если не бесконечный. Она закрыла глаза и набросила на лицо шарф. Бесполезно: солнечные лучи проникали сквозь ткань, пронизывали тонкую оболочку век и впивались в усталый мозг, обращаясь кровавым туманом перед глазами. Сочетание стихотворных стенаний демона и зловещих образов, порождаемых воображением, очень быстро переполнило чашу терпения. Нами скинула шарф и, осторожно поднявшись, прошла к выходу из убежища, втайне немного надеясь на то, что ей снова удастся посмотреть, как Гаара создаёт из песка живые скульптуры, и это её убаюкает. Надежды не оправдались: Гаара сидел на своём месте неподвижно и рассматривал горизонт, а почувствовав её приближение, тихо окликнул: — В чём дело? Нами постучала кончиками пальцев по виску: — Одно создание мешает мне спать. — Понимаю. — Он вдруг отодвинулся в сторону, давая ей место в тени прямо у выхода. — Если снова пытаешься побыть одна, садись. Выходить туда в одиночку опасно. Нами помедлила, но всё же села рядом и тоже вгляделась в горизонт. Солнечный диск виднелся уже наполовину, а луна ещё маячила в небе белёсым призраком, не желая сдавать позиции. Через щели в камнях со всех сторон пробивались тонкие, безобидные пока лучики. Они тихо ползли по стенам и одежде, лизали руки Нами и ластились к ногам, как маленькие тёплые зверьки. Подсвечивали профиль Гаары и родственную солнцу рыжину в его волосах, превращая его в часть утренней пустыни. А в голове у Нами крутилась до крайности неуместная мысль: совместное любование рассветом, кажется, становится традицией. — Как ты называешь его? — нарушил молчание Гаара. — Ё… — Ёкиджу. — Мягкое чудовище? Почему? Она пожала плечами. — Он попросил. Ему так нравится. — Попросил? — сдержанно удивился Гаара, слегка повернув к ней голову. — Значит, вы ладите? — Это громко сказано. Просто Ооками сам по себе не такой… — Нами рассеянно почесала нос, подыскивая слова, — не такой жуткий, как твой Шукаку, наверное. Он склонен заключать сделки. Иногда он помогает мне, если сочтёт, что это сделает ситуацию более интересной или забавной. Для него, не для меня, конечно. — Забавной? — Гаара недоверчиво хмыкнул. — Ага. У него чувство юмора… немного своеобразное. Например, он любит повторять одну фразочку: «Человек человеку демон». Гаара в ответ издал какой-то неопределённый звук. То ли закашлялся, то ли воздухом подавился. — И чем он мешает тебе спать? — Читает стихи. — Серьёзно? — Мне не до шуток, — заверила Нами. — Прямо сейчас я слушаю пятидесятую по счёту танка об одинокой старости. — Откуда он их знает? — Кажется, один из его первых сосудов был поэтом или вроде того, но Ёкиджу про него ни за что не желает рассказывать. Хотелось бы знать, демоны все такие или мне достался уникальный экземпляр?.. «Краса цветов так быстро отцвела! И прелесть юности была так быстротечна!» — с выражением продекламировал на фоне Ёкиджу. — Основным интересом Шукаку были убийства, — задумчиво поделился Гаара. — По крайней мере, именно об этом он любил поговорить. — О… — неловко протянула Нами, рассматривая носки своих ботинок. — Кажется, я начинаю немного больше ценить поэзию. А что насчёт интересов Кьюби? — Полагаю, об этом нужно спросить Наруто. — Как думаешь, Кьюби предпочитает живопись?.. Гаара взглянул на неё как на умалишённую. — Или вышивку? — не смутилась Нами. — Возможно, гравюры? — вдруг поддержал он. Беседа стала настолько не от мира сего, что даже демон заинтересованно заткнулся на полуслове. Нами могла поклясться, что он навострил уши. — Так что за стихи читает твоё мягкое чудовище? — спросил Гаара. — Классика, антологии. Благодаря Ёкиджу я, наверное, смогу при желании профессионально сыграть в ута-гарута. — Гляжу на луну, и смутных тысяча тысяч в душе печалей, — неожиданно прочитал Гаара и выжидающе повернулся к ней. — Пусть не ко мне одному осень явилась, и всё же… — уверенно завершила она песню. — А эту? Долгую ночь я во власти думы глубокой, а рассвета нет. Ни луча. — Даже в щель моей спальни пробился безжалостный мрак, — закончил Гаара без запинки. Чуть нахмурился, словно вспоминая очередное стихотворение. И вдруг отвернулся. — Тебе лучше попробовать уснуть, Нами-сан. До вечера передышек не будет. Нами оставалось только озадаченно смотреть на его затылок. Секунду, пять, десять. И она встала. Она ведь никак его не оскорбила, верно? Просто он… такой. — Попробую. Спасибо, что составил компанию. К её радости, Ооками выдохся и умолк. Нами улеглась на своём плаще, немного поворочалась с боку на бок, устраиваясь. В голове продолжали крутиться мысли о разнообразии хобби демонов и странностях джинчуурики. Шли минуты, а сон по-прежнему не шёл. Разговор с Гаарой оставил щемящее ощущение незавершённости. Не выдержав, Нами снова встала и под очередной всхрап Канкуро направилась обратно к выходу со странным ощущением, что не принимала этого решения, не знает, зачем идёт туда, но и не идти не может. Вот Гаара: всё там же, но уже не сидит — стоит спиной к солнцу, лицом к ней и… ждёт её? А вот они вдруг шагают навстречу друг другу, не сговариваясь. Нами не знает, как и когда её руки оказываются на плечах Гаары, а его ладони на её спине, но в следующую секунду он уже прижимает её к себе, и они целуются. Так, будто оба давно об этом мечтали. Наплевав на присутствие свидетелей, пусть и спящих. Целиком отдавшись мгновению внезапной взаимности. На губах расцветает горько-сладкий привкус, за веками — золотой рассвет. В ушах шумит, и Нами различает знакомый двоящийся гул, низкий и высокий одновременно. Дисгармоничный и прекрасный. Солнце слишком яркое и горячее, а руки и губы Гаары оставляют на коже ожоги. Нами точно знает, что он её уже не отпустит, не позволит уйти, но ещё никогда она не чувствовала себя свободнее, чем в эту секунду. — Нами. Нами-сан. Нами дёрнулась от прикосновения к плечу и села. Сердце заполошно заколотилось, отдаваясь болью в голове. Собственное дыхание было таким громким, что от него заложило уши. Кожу жгло. А вспомнить, что именно снилось, не получалось — наверное, это и к добру. Реальность была не лучше сна — слепяще яркая и неимоверно жаркая, словно Нами прилегла поспать на сковородке. Почти так оно и было: песок и камни вокруг раскалились на полуденном солнце, защитная тень, которую давало убежище, коварно отползла в сторону, оставив место Нами наполовину открытым для безжалостных лучей. Осознав причину своих неприятностей, вялым движением она стянула шарф со вспотевшего лба и обернулась. Темари с Канкуро по-прежнему мирно сопели по своим углам — до них солнце пока не добралось. — Плохие сны, — полувопросительно произнёс рядом тихий голос. Гаара? Щурясь против света, Нами различила только тёмный силуэт: он сидел на корточках сбоку и протягивал ей её же куртку. Когда она успела раздеться? Вероятно, уже в полусне, пока затуманенный дрёмой мозг верил, что так получится добыть немного прохлады. — Надень и больше не снимай, — строго сказал Гаара. — Здесь легко получить ожоги. Тень ненадёжна. — Спасибо, — беззвучно прошептала Нами. — Спи дальше. Ещё есть время. Переход днём будет сложнее, чем ночью. Рассеянно кивнув, Нами отодвинулась подальше в глубину пещеры и перевернулась на спину, успокаивая дыхание и мысли. Они и правда обсуждали характеры демонов и читали стихи? Или это и был кошмар? И как теперь уснуть обратно?***
Не соврал Гаара, ох, не соврал. Переход через пустыню днём стал настоящим испытанием на прочность. Солнце стояло высоко и палило беспощадно, наполняя лёгкие огнём. Нами шла, не поднимая глаз, и размышляла о том, что зрачки, должно быть, сузились до размеров острия иголки, пытаясь не пропустить внутрь излишек света. Барханы были бесконечны, песок вездесущ. Оставалось только гадать, насколько чудовищный размах здесь приобретали техники Гаары. Ведь песчинки, будь они неладны, скрипели под ногами, на зубах, на пальцах, в глазах. Ах да, в воде и в еде тоже, конечно же, был песок. На участках, где ноги не утопали в горячих барханах, земля походила на ладони древнего старца. Сухая, испещрённая морщинами-трещинами, она словно молила о капле воды. А воды не было нигде. Даже на огромной глубине сейчас не ощущалось присутствия влаги. Песчаные ниндзя трезво оценили возможности своей подопечной и не бежали, а шли быстрым шагом. Нами в свою очередь сочла за лучшее уйти в себя и сосредоточиться на тренировке. Её чакра вела себя точно одичавшее животное. Она то пыталась переполнить кейракукей, то внезапно вся словно куда-то исчезала, и тогда Нами живо вспоминалось скверное ощущение нехватки. Стремясь уравновесить эти «приливы и отливы», она гоняла чакру по кругу и поочерёдно перенаправляла её в ладони, в солнечное сплетение, в ступни. Помимо баланса нужно было срочно решить две практические задачи: выяснить, как идти по песку, не проваливаясь, и как обезопасить себя от перегрева. С первой Нами справилась относительно быстро, поскольку песок своей зыбкой ненадёжностью отдалённо напоминал болотные топи. А вот с охлаждением тела ничего не выходило, и её выносливость, даже в таком щадящем темпе, капля за каплей иссякала. Сердце колотилось где-то в горле от перегрузки. Голова казалась тяжеленным шаром, который вот-вот отвалится от шеи и покатится по своим делам. Ноги заплетались на каждом шагу и наливались свинцом. Стиснув зубы, Нами держала темп и натягивала выражение уверенной бодрости на лицо каждый раз, как песчаные шиноби оборачивались к ней. «Шагай, не будь дохлым карасём», — подбадривала она себя. Стать обузой посреди похода — нет, такого она себе не позволит. Если Темари выдержала своё испытание страной Воды, то Нами выдержит своё в пустыне. Шаг, ещё шаг. Ещё пара шагов. Нами на ходу запрокинула голову, посмотрела вверх и сразу крепко зажмурилась. Всего секунда — а под веками отпечаталось небо с огромными птицами, парящими в ослепительно тихой безоблачной синеве. Она не открывала глаз, но птицы в её голове кружились. Медленно и плавно, медленно… быстрее. Ещё миг, и уже кружились не только птицы — кружилось небо, кружились барханы, кружился мир, выбивая из-под ног точку опоры. — Эй, ты чего это? — услышала Нами сквозь надвигающуюся темноту. И ещё глуше, словно издалека: — Чёрт, у неё что, тепловой удар? Когда Нами открыла глаза, то чуть не взвыла от досады и первым делом поклялась себе в самое ближайшее время избавиться от дурной привычки валяться без сознания в компании песчаных шиноби. Они с Темари и Канкуро сидели под навесом из песка. Вернее, Темари с Канкуро сидели, а Нами лежала. На лбу, шее и запястьях ощущалось что-то прохладное и мокрое — вероятно повязки, а справа и слева от неё расположились марионетки. Их позы напоминали заботливых тётушек, склонившихся над постелью больного, а вместо всевозможных орудий убийства к суставчатым конечностям были прилажены маленькие веера, которыми марионетки махали, издавая мерное механическое поскрипывание. Выглядела вся эта композиция до того извращённо, что Нами потребовалось некоторое время, чтобы убедиться, что это не плод её галлюцинаций. — Должна вот-вот очнуться, — послышался голос Темари, а следом тихий звук, как будто она нетерпеливо побарабанила пальцами по стене. — Гаара сказал, что давление пришло в норму. — А она уже! Эй, Нами-сан? Ты как? Получше? — Голос Канкуро прозвучал намного ближе, и через мгновение он склонился над ней и помахал ладонью перед глазами. — Намного, — Нами привстала на локте. — Простите, я задерживаю вас. Ещё и чакру заставляю тратить попусту. — Не извиняйся, без толку это, — перебила Темари. По её взгляду было видно, что в ней сейчас боролись две Темари. Одна явно подумывала о том, чтобы скормить замедляющую движение джинчуурики тушканчикам, которые попадались им по дороге, а другая старалась быть непредвзятой и терпеливой. — Наша форма отличается от твоей. К тому же ты из очень прохладных мест… — Она поёжилась, явно припомнив эти «места». — У нас явно разное восприятие температур. Да и с чакрой у тебя проблемы, не так ли? Нами отлепила ото лба мокрую повязку и сказала: — Я в норме. Давайте двигаться дальше. — Подожди… Нам придётся как-то поделиться экипировкой, чтобы этого не повторялось, — Темари перевела многозначительный взгляд на Канкуро. — Так особо делиться-то и нечем. — Он развёл руками. — Сама знаешь, ничего запасного в живых не осталось после нашего купания в озере Кисаме. — А всё потому, что не надо было нырять туда вместе со всеми нашими свитками! — Пожалуй, ты права. — Несмотря на то, что Темари буркнула последнее замечание себе под нос, Канкуро всё прекрасно услышал. — Мне стоило отлучиться, чтобы надеть свой купальный костюм и заодно прихватить надувной круг. А-а, стоп, погоди-ка, это же происходило во время сражения! — Ой, свитки скинуть — секундное дело! — А она бы тем временем утонула! — Канкуро ткнул пальцем в сторону Нами. — Тоже секундное дело, знаешь ли. — Что у вас происходит? — Гаара! — радостно повернулась Темари к младшему брату, который в этот момент заглянул под навес. — Гаара! — вторил ей Канкуро с широкой улыбкой. — Раздевайся! У нас минутка стриптиза, всё как ты любишь. Я отдаю Нами свой капюшон. А ты? — Вы тоже перегрелись? — с жутковатым спокойствием поинтересовался Гаара и приложил ладонь ко лбу брата, который от такой заботы даже замолчал. — Возможно, нам лучше дождаться вечера здесь? — Ну его к верблюдам! Не слушай, Гаара, — вмешалась Темари. — Мы решили, что надо отдать ей часть нашей экипировки, чтобы легче было перенести дорогу. — Слово «ей» она выделила подчёркнуто высоким тоном, словно подспудно продолжала какой-то ранее начатый спор. — Да, это можно попробовать, — коротко согласился Гаара и начал расстёгивать свой плащ. «Вот как выглядит разница в восприятии температуры…» — поняла Нами, исподлобья глядя на него. Тёмно-бордовый плащ, под ним чёрные брюки и чёрная же рубашка, под которой наверняка ещё одна, сетчатая. Сверху плотный жилет для крепления тыквы. Это не говоря уже о самой тыкве. Ей и думать стало жарко от списка того, что было надето на Гааре, а он даже вспотевшим не выглядел ни разу за весь переход. Тут Гаара вдруг замешкался, встал и вышел из-под навеса. Вернулся он уже снова полностью одетым, а свою чёрную рубашку протянул Нами. Канкуро с другой стороны торжественно вручил ей капюшон, сопроводив этот широкий жест напутствием: — Береги, от сердца отрываю. Потеряешь — узнаешь, какой я в гневе. — Мальчики, выйдите уже, что ли. — Темари помахала ладонью, прогоняя братьев наружу. — Дайте девушке переодеться. Гаара с Канкуро ушли на другую сторону навеса, а Нами не без труда стащила с себя удушающе плотную форменную куртку Кири. Куртка, которая в лесу спасала от холода и дождя, в пустыне превратилась в пыточное орудие. Однако Нами уже прочно усвоила, что находиться под таким солнцем с открытыми руками и плечами означает получить сильные ожоги, поэтому больше её не снимала, хоть и тихо ненавидела. — Чёрная рубашка — нижний слой, основной для терморегуляции, — подсказала Темари, верно истолковав медлительность Нами. — Он должен прилегать к телу. Чёрный цвет в нашей одежде предохраняет от ожогов ультрафиолетом, хотя многие ошибочно и полагают, что в пустыне надо носить исключительно белые вещи. Выслушав её, Нами следом за курткой сняла и насквозь мокрую, противно прилипшую к спине майку. Теперь сверху из одежды на ней остались только эластичные бинты, на которые она и надела рубашку Гаары. С ткани ещё не исчезло тепло чужого тела и едва заметный запах, напоминавший запах раскаленных на летнем солнцепёке камней, из-за чего, просовывая голову в воротник, Нами испытала внезапную неловкость. — Ну как? — поинтересовалась Темари, пристально наблюдавшая за переодеванием. — Прохладнее. И дышать легче. Спасибо… По длине рубашка подошла идеально — в росте Нами почти не уступала невысокому Гааре. Плечи, правда, заметно висели, но эта мелочь не могла испортить того факта, что одежда была удобной и лёгкой. — Хорошо. Так и должно быть, — суховато одобрила Темари. — И выглядит вполне прилично. Следом Нами нахлобучила капюшон Канкуро. Это оказалось страшно неудобно: чёрные пряди волос вперемешку с белыми хаотично топорщились из-под него и лезли в нос и глаза, а резинка, державшая их в косе, как назло потерялась. Выход Нами нашла, сложив пополам длинный шарф, сделав из него петлю и забрав ею волосы. Свободные концы она обмотала вокруг шеи. Так, в случае необходимости, ткань можно было подтянуть повыше, чтобы прикрыть лицо. «И на кого я теперь похожа…» — мысленно усмехнулась она, попытавшись представить свой портрет. На этот молчаливый вопрос ответил Канкуро, который сначала громко хрюкнул, всем видом показывая, что сдерживается из чистой деликатности, а затем всё-таки расхохотался, согнувшись пополам. — Ками-сама, у меня теперь есть свой клон! И не нужна мне техника клонирования… — Не льсти себе давай, — поморщилась Темари. — Хочешь сказать, я не симпатичный? — оскорбился он. — Хочу сказать, что ты дубина. — А боевого грима не будет? — с каменным лицом поинтересовался Гаара, вернувшийся под навес вслед за братом. Нами не поняла, всерьёз ли он это, но Канкуро мигом распахнул свой подсумок и принялся там рыться. — Обижаешь! Дайте мне пять минут, и её мама родная не узнает, — заявил он. — Дайте десять — и разбегутся враги. — Даю секунду, и мы завершаем процесс преображения, — вмешалась Темари, ладонью закрывая рот Канкуро, который собрался возразить. — Нами, готова идти дальше? Или можем сделать остановку подлиннее и… — Готова. Полностью готова, — перебила её Нами. Гаара кивнул и взмахом руки развеял песчаный навес. — Чем быстрее окажемся в Суне, тем лучше.***
— Темари, а Темари. Ты чего опять такая серьёзная? На плохой ноте рассталась со своим гением? Или другое что-то беспокоит? — О, от кого я это слышу? Канкуро, ты ли это? — Ну чего сразу злиться? Я просто спросил. Вижу, ты сама не своя. — Да просто… — Темари раздражённо махнула рукой и мотнула головой, не глядя на него. — Просто. Они с Канкуро ушли вперёд. Нами снова начала отставать, а Гаара замыкал их цепочку и поэтому тоже шёл позади. — Переживаешь из-за неё? — Канкуро показал взглядом назад через плечо. Сестра промолчала, но он понял, что прав. — Ладно тебе, нормальная девчонка. Чем она хуже Гаары и Наруто? Ты как обычно себя накручиваешь. — Уф, будь добр, избавь меня от стандартных мужских диагнозов, — окончательно рассердилась Темари. — Нет, это не я накручиваю. Это кое-кто рад поверить любой девчонке. А второй кое-кто — любому джинчуурики. Да если мы сейчас наткнёмся на пятихвостого какого-нибудь, Гаара и его попытается взять под свое тёплое казекаге-крылышко. Спорим? — Не, я бы не хотел спорить на пятихвостого посреди пустыни, — задумчиво проговорил Канкуро. — Не к добру это. Я другого не пойму, тебя беспокоит безопасность деревни? Или то, что Гаара пошёл на риск? — И то, и другое, Канкуро. Ты же понимаешь, что внутри деревни шпионы. Это ясно как белый день. Кто-то снабдил нашими протекторами напавших на Коноху. Кто-то отправил письма с наводками на несуществующих преступников и запросы на подставные миссии. Что ещё он сделал или собирается сделать? Эта наша «джинчуурики в беде» вполне может быть с ними заодно. Мы из-за неё еле тащимся! — Ты перегибаешь. Она еле идёт, потому что не привыкла к пустыне. Когда мы все мёрзли в вонючих дебрях Мидзу, ей холод был нипочём. Если она отличается от нас, это ещё не означает, что она враг. — Ладно. Допустим, ты прав. Но помнишь, мы про возможную войну с Кири говорили? А что, если это они нам подсунули джинчуурики так же, как Узумаки подсунули миссию с Саске? Подожди, закрой рот. Я понимаю, что на первый взгляд ход странный, но… Тот, кто придумал миссию с Саске, знал, кого Наруто точно побежит спасать. Вот и тут они будто бы знали. — Темари поправила лямки веера и оглянулась на Гаару с Нами. — Короче, я предчувствую недоброе. Пока не знаю, как объяснить точнее. — Ну… Крупицу разума я в этом вижу. — И на том спасибо. — А всё остальное — это паранойя… Да не надо меня бить, а! Честно же говорю, как есть! Гаара, останови её! Спаси брата, молю! Нет, ну совсем ему фиолетово на меня… — Слушай, тебя правда вообще ничего не смущает? — Наградив брата парой подзатыльников, Темари успокоилась сама. — Ты не замечаешь, как он одержим идеей всё-всё исправить любой ценой и всем помочь? А это увлечение медициной… — И? Во-первых, нам никогда не понять, что он чувствует, — серьёзно, в тон сестре, ответил Канкуро. — А во-вторых, это же влияние Узумаки. Они давно в одну сторону по фазе съехали. Станет этот балбес оранжевый Хокаге — вообще весело заживём. Не понимаю, чем ты недовольна. Мне такой Гаара нравится. Он человечнее даже нас с тобой. Это ли не то, о чём мы мечтали, когда прятались от него в детстве и боялись сказать лишнее слово на миссиях? — Нравится, говоришь… Человечнее. Канкуро, не будь идиотом, дело не в нас. Это Коноха достаточно сильна, чтобы играть во всеобщую справедливость и сострадание. Я им завидую белой завистью, но Суна такого не простит. Гааре не хватает холодного расчёта. Рационализма. Старейшины… — Наш отец, Темари, — вот, кто был самым идеально расчётливым рационалистом из всех, кого я знаю, — огрызнулся Канкуро, поддавшись внезапно нахлынувшему гневу и обиде за младшего брата. — Расчёт — холоднее не придумаешь. А как красиво он под старейшин прогибался? И к чему это привело? Пусть Гаара поступает, как считает нужным. Я его поддержу. — И я его поддержу, — отчеканила Темари. — Но только его. А с неё я глаз не спущу и продолжу считать, что она опасна. Канкуро только махнул рукой и насуплено отвернулся. Дальше они шли в молчании.