***
«Здравствуйте, уважаемые посетители. Я ассистент Казекаге, Куромидзу Нами. Прошу ответить на мои вопросы. Это поможет определить порядок приёма». Вот, что должна была сказать Нами, открыв дверь в комнату, где собрались жители Суны, ожидающие личной аудиенции с Гаарой. И вот, что совершенно вылетело из головы, как только она эту дверь открыла. Не менее пятидесяти пар глаз, золотисто-карих, чёрных и тёмно-зелёных, испытующе уставились на неё. Нами машинально подтянула верхний край шарфа повыше на переносицу. «Как там правильно говорится в Суне? Пора брать скорпиона за хвост… Или наоборот, так не стоит делать?» — Кхм… Здравствуйте, друзья! —Прозвучало сносно. Чётко, громко, и голос не дрогнул. — Я ассистент Казекаге-сама. Куромидзу Нами. Пожалуйста, выслушайте меня, я расскажу о новом порядке приёма. Начиная с сегодняшнего дня, он изменится. Сначала я задам каждому из вас несколько вопросов… В толпе невнятно забурчали. — Мы на приём к Казекаге, а не к его ассистенту, — заявил чей-то скрипучий голос из угла. Ему согласно вторили другие. — С чего нам отвечать на ваши вопросы? Началось. Жители Песка в общем и целом были замечательными людьми. Несложно было проникнуться уважением к их трудолюбию, упорству, верности принципам и традициям. Однако, будучи открытыми и очень отзывчивыми по отношению к своим, суновцы вели себя крайне настороженно, если не враждебно, когда речь заходила о чужаках. По колючим взглядам собравшихся Нами без труда прочла, насколько сильно не вписывается для них в категорию «свои». Она была уверена, что запросто выдержит сопротивление толпы, пока они на неё не посмотрели, вот так, все разом. На краткий миг Нами потеряла способность видеть лица целиком. Вместо лиц осталась мешанина из разрозненных черт, будто кто-то порвал картину на мелкие клочки и подбросил их в воздух. Глаза-глаза-глаза. Глаза строго оценивали. Прощупывали. Подозревали. Выражали недоверие. Презрение. Мольбу. Страх. Они всё знали. Осуждали её, молили о пощаде, молили о смерти. Как в Аомори. Как в лаборатории госпиталя Кири. Недовольные перешёптывания слились в однородное гудение морского прибоя и ламп дневного света. Нами дёрнула кристалл на ухе, обрывая цепь ассоциаций самым верным средством — болью. — Друзья! — повторила она громко и с нажимом. Гул сначала усилился, а потом разом стих. Все взгляды разом оказались прикованы к кому-то за спиной Нами, и на смуглых лицах собравшихся отразился целый спектр эмоций. От уважения и сдержанного восхищения до трепетного обожания; от легкого испуга до откровенного страха с еле заметной примесью неприязни. Не было нужды оборачиваться, чтобы узнать, кто вызвал настолько противоречивые реакции. Она и так затылком ощутила иррациональный жар, который всегда сопровождал его приближение. — Друзья. — Голос, глубокий, привыкший командовать, естественно и без малейших усилий заполнил комнату, перекрыв все остальные. — Я должен представить вам своего ассистента, шиноби дружественной Конохи, Куромидзу Нами. Прошу выполнять любые её распоряжения. Каждое из них отражает мою волю. И шиноби, и гражданские ещё пару мгновений медлили. Кое-кто переглянулся между собой, как будто уточняя у соседа, всерьёз ли говорит Казекаге. А затем в едином порыве все склонили головы, и зазвучало разноголосое «Да, Казекаге-сама». — Что ж, попробуй. Будет сложно. Но они привыкнут. Наверное. Когда-нибудь, — тихо сказал Гаара почти что на ухо Нами и удалился обратно в кабинет. Кто-то опять зашушукался. Нами метнула в сторону посетителей строгий взгляд. После вмешательства Гаары довольнее они не стали, однако выслушали все инструкции и даже выполнили. Спустя полчаса мучений со списком и череду препирательств, Нами выстроила порядок, который сочла правильным. Часть пришедших сразу же была отправлена по другим кабинетам Резиденции: далеко не все действительно нуждались в ответах лично Гаары, многим гораздо быстрее могли помочь сотрудники более низких рангов. Когда первые посетители тонкой струйкой потекли в кабинет Казекаге, стало ясно, что дело идёт на лад. А дальше время летело незаметно, и толпа, устрашающе необъятная поначалу, рассасывалась быстрее, чем можно было ожидать. К семи вечера в приёмной осталось пятеро куноити и двое мужчин — молодой чуунин и штатский в возрасте. В намерениях четырёх из пяти девушек Нами позволила себе усомниться. Достаточно было взглянуть на их тщательно подобранные наряды и загадочные выражения лиц, чтобы заподозрить, что в Резиденцию они пришли отнюдь не по рабочим вопросам. Эти девушки оказались в самом конце очереди. Сходу отправить их восвояси Нами помешал недостаток опыта и уверенности. Надежды на то, что они уйдут сами, поняв, как долго придётся ждать, не оправдались. Невзирая на перспективу проторчать в душном помещении добрых пять часов, куноити и с места не сдвинулись. — Асакура-сан, прошу за мной, ваша очередь, — обратилась Нами к молодому мужчине, заглянув в комнату ожидания. Тот встрепенулся, завертел головой, но не встал. Зато резво вскочила одна из девушек и, поднырнув под рукой Нами, уверенным шагом направилась к кабинету. Симпатичная кареглазая шатенка, она принадлежала к той категории шиноби Песка, которые ухитрялись игнорировать жгучее солнце и носили всё самое открытое. Сетчатая майка без рукавов, с полосой плотной ткани посередине закрывала только грудь; шорты и высокие чулки выгодно подчёркивали стройные ноги. Красиво, ничего не скажешь, только Нами в этот момент больше занимало поведение куноити. Она мельком взглянула в свой список, сопоставляя имена. — Канэко-сан, вы ослышались. Я вызывала не вас. Ваша очередь после Асакура-сан и Ито-сан, — сказала она, догнав девушку и придержав её за плечо. — Асакура мне уступил. Ты меня и так в самый конец запихнула, надоело уже ждать, — отмахнулась та и добавила, игриво подмигнув: — Казекаге-сама тоже надоело ждать нашей встречи. — Не сомневаюсь. Но всё же прошу вас подождать своей очереди. Нами обернулась к Асакура-сан, сделав страшные глаза. Может, он уже соизволит пройти в кабинет Каге и положит конец недоразуме… Похоже, что нет. Парень ёрзал на краешке скамьи и с робкой надеждой улыбался Канэко, которая на него и не смотрела. Ай, серьёзно, что ли? Ну, всё понятно… Нами нехотя отпустила плечо куноити. Не в драку же лезть, когда приём почти окончен. Прикрыть за собой дверь в кабинет Канэко не потрудилась, а Нами этого делать не стала, подозревая подвох. Так что теперь у неё была прекрасная возможность понаблюдать, как куноити, победоносно покачивая бедрами, прошла к столу Казекаге, плюхнула перед ним папку с документами и опустилась в кресло, закинув ногу на ногу размашисто-смелым движением. «Бесхвостые демоны… — подумала Нами. — Зря я не поверила Канкуро». — Добрый вечер. Я слушаю вас, — без выражения проговорил Гаара заученную фразу, поднял на посетительницу глаза и сразу потёр переносицу. Недоволен. — Гаара-сама… — промурлыкала Канэко, не обратив внимания на запредельную мрачность собеседника. В чём заключалась суть её жалобы, Нами так толком и не расслышала, поскольку, рассказывая, девушка съехала на самый краешек кресла, прогнулась в спине и упёрлась грудью в столешницу. Первую минуту Гаара внимательно слушал с каменным лицом. Он даже открыл предложенную ему папку, но, бегло пролистав первые страницы, захлопнул. — Канэко-сан, ваше дело о конфликте с Иноуэ-сан месяц назад перешло в отдел формирования команд, — оборвал он сольное выступление куноити без лишних церемоний. — Вам это известно. За итоговым решением нужно обратиться туда. Не ко мне. А в отдел. Формирования. Команд. Последнюю фразу Гаара старательно выговорил по слогам, как будто общался с маленьким и не самым смышлёным ребёнком. — Но Гаара-сама! — мастерски изобразила негодование Канэко. — Как же мне поверить вашим словам, которыми вы меня прогоняете, когда глаза ваши говорят обратное? Ведь вы раздеваете меня взглядом! У Нами чуть не вырвался нервный смешок: взглядом Гаары можно было разве что кого-нибудь убить. —… специально меня преследуете, я же вижу! Вчера в коридоре, позавчера у входа в Резиденцию… Гаара озадаченно моргнул, потеряв, судя по всему, нить причудливой логики посетительницы и прикрыл глаза ладонью с таким видом, словно ему стало стыдно — и вряд ли за себя самого. —… я пришла бросить к вашим ногам и тело, и душу! — Канэко-сан, покиньте… Не слушая возражений, девушка стянула с шеи легкий шарфик и принялась расстёгивать верхние пуговички на майке, подкрепляя слова делом, а Нами прижалась лбом к косяку двери, силясь подавить рвущийся наружу бессовестный хохот. Нет, ну Гаара же сам сказал утром: «Впускай всех, я разберусь». Она впустила — а он разбирается. Всё честно и по его правилам, так что она определённо не испытывала угрызений совести. — Канэко-сан. Покиньте мой кабинет. Сейчас же. Или вас выведет охрана. Попытка Гаары вернуть ситуацию в русло здравого смысла не возымела успеха. Здравый смысл девушки, очедивно, остался за дверью Резиденции напару с инстинктом самосохранения, потому что Канэко перегнулась через стол и попыталась чмокнуть Казекаге в щёку. В этот момент с пола поднялись невидимые прежде песчинки. Затанцевали, замельтешили и вдруг слиплись в маленькие агрессивные вихри. Настроение смеяться у Нами враз пропало. Плохой знак. Очень плохой. От полной невозмутимости Гаара перешёл в режим молчаливого бешенства, миновав все промежуточные состояния. — Казекаге-сама! — вклинилась она в стремительно накаляющуюся атмосферу, на ходу придумывая повод. — Вас там срочно просят… Старейшины. Совещание. Экстренное! Канэко обернулась на голос. Вихри песка присмирели, а потом ринулись к Гааре тонкими нитями, заставив посетительницу поджать ноги и испуганно пискнуть. Неужели дошло наконец, чем дело пахнет? Порыв ветра, следом за ним второй, и Гаара шуншином оказался рядом с Нами. — Вызови охрану. Это их промах. — Не нужно. Дай мне пару минут, я справлюсь. Гаара ушёл, как ни странно, не став спорить. — Канэко-сан, покиньте кабинет, ваше время приёма истекло. — Нами приблизилась к застывшей на месте девушке и указала ей на дверь. Канэко, развернувшись в кресле, смерила её взглядом глубоких карих глаз, чью красоту чертовски портило выражение брезгливово презрения, и с усмешкой наморщила носик: — А ты чего личико прячешь? Шарфик сними, чучелко неместное. Посмотрим, кто из нас лучше. М-да, пожалуй, Гаару можно было понять. Нами выгнула бровь и покачала головой так спокойно, как только могла. — Обойдётесь. Мне не нужно быть лучше, чтобы вас отсюда выпроводить, потому что это моя работа. Поднимайтесь, бумаги под мышку и на выход. Канэко сверкнула глазами, демонстративно смахнула бумаги на пол и, процедив едкое «Приберись тут!», вскочила с кресла. На выходе из кабинета она чуть не сбила с ног пожилого Ито-сан, который высунулся из комнаты ожидания полюбопытствовать, что происходит. Правда, к своей чести, Канэко тут же рассыпалась перед мужчиной в извинениях. А потом, уже из коридора, неожиданно донеслись её приглушённые рыдания. Нами только развела руками, подняла с пола бумаги и начала раскладывать их в прежнем порядке. Чудная, конечно, девица эта Канэко. Выходит, описывая поклонниц Гаары, Канкуро не шутил и даже почти не преувеличивал. Хорошо, что большинство из них, судя по всему, ограничивалось благоухающими записочками и призывными взглядами, а экстремально целеустремлённые особы вроде Канэко, готовые штурмовать кабинет Каге с риском для здоровья, были скорее исключением, чем правилом. Пожалуй, должность Каге предполагала нечто подобное: не только ненавистников и конкурентов, но и сто сортов обожателей, подражателей и воздыхательниц впридачу. Взять Туман, к примеру… Если Пятый Мидзукаге был староват, чтобы заводить любовниц, то вокруг Шестого вилась целая стайка девушек, которые ни в чём ему не отказывали. При мысли о Сакаи Нами содрогнулась от отвращения, будто надкусила гнилое яблоко. Справедливости ради, Гаара и правда обладал неординарной внешностью и, как выражался Канкуро, харизмой. А сочетание молодости, ума и титула Каге неизбежно превращало его в кумира. Что до кровавого прошлого, то люди, как известно, и не за такие красивые глаза прощают жестокие деяния. Тем более Гаара своё прошлое старался загладить нынешней самоотверженностью. Вообще всё в этой истории с поклонницами было понятно. Всё, кроме поведения самого Гаары. Ему не то что не польстило настойчивое женское внимание — он буквально расценил попытку приблизиться к нему как агрессию. Чем иначе объяснить вспышку ярости? Нами успела не на шутку испугаться, что песок выйдет из-под контроля и вышвырнет посетительницу за дверь, обеспечив ей увечья, — и это в лучшем случае. А потом… Тут Нами нахмурилась и поджала губы: выходя из кабинета, Гаара случайно задел её плечом. В тот момент на неё обрушился шквал ощущений. Всё продолжалось какую-то секунду, но она успела почувствовать давление мощной чакры и услышать жутковато двоящийся разбалансированный звук, похожий на отчаянно фальшивящий дуэт. Перед глазами замерцали золотые и рыжие сполохи, а на языке до сих пор мерещилась горечь напополам со сладостью. Всё как во время распечатывания Ооками… Только вот сенсором-то Нами не была. Так какого же чёрта? Кого винить в причудах органов чувств? Собственную нестабильность, близящееся полнолуние или?.. «Огрызок Однохвостого вини», — мрачно ответил голос внутри. — Кого-кого? — переспросила Нами вслух, замерев с листочком в руке. «От мальчишки Казекаге фонит чакрой драного енота. Шукаку я имею в виду. — Ооками выразительно чихнул напоказ. — Но не только чакрой». «Ты путаешь. Шукаку из Гаары изъяли несколько лет назад». «Я никогда ничего не путаю, человечек. Я сказал «огрызок драного енота», а не «целый енот». Я, конечно, знал, что людишки отвратительные твари. Насекомые, мнящие себя богами. Но чтобы настолько… Подобной гнусности даже я не ожидал и даже от них», — голос волка источал злое презрение, а где-то в углу сознания скрежетнул острый коготь, пустив дрожь по позвоночнику. Нами непроизвольно скривилась. «Я выучила твою точку зрения на человечество, Ёкиджу… Но про что ты сейчас? Про то, что Шукаку запечатали до рождения Гаары?» «О… Святая наивность. Они не просто его запечатали, они породнили демона с сосудом. Слепили своими нечистыми лапами настоящую химеру прямо в утробе матери. Поигрались со смыслом сущего и даже не поняли этого своими убогими мозгами!» Ёкиджу рассвирепел не на шутку, и голос его звучал раскатами грома. Вспомнить бы, когда он в последний раз был настолько зол. Наверное, во время тренировок с Сакаи. «Ёкиджу! Ну что ты разошёлся? — взмолилась Нами, не в силах дольше выносить вьюгу, поднявшуюся внутри и ранящую её уставшее сознание. — Расскажи нормально. Что стало после изъятия Шукаку? Осталась его чакра и?..» «И душа, намертво спаянная с осколками другой. Знаешь, на что похоже? Вспомни-ка своё болото, мусмэ. Отпечаток твоего ботинка на мокрой грязи останется на своём месте, когда грязь высохнет. Не так ли? Вот на что похожа его душа». «Отпечаток в грязи? Бред…» «Если бы. Мальчишка никогда не был до конца человеком и никогда не будет. Он не похож на своих родственников. Заметила, да? На мать с отцом он тоже мало похож, не сомневайся». — Ками, — вырвалось вслух, и Нами опустилась на подлокотник кресла. Листы бумаги в руках мелко трепетали. Жуткие приступы в полнолуния. Нечеловеческая работоспособность вкупе со способностью годами не спать и не сойти с ума. Сверхъестественное умение чувствовать песок, словно часть тела… Вот, где источник, значит? Но он что же, никогда не избавится от своей бессонницы? И что творится с его собственной душой? «Много вопросов, не правда ли, мусмэ? А у меня только один: что думаешь теперь о людях? Гордишься тем, что ты человечек, а?» — сменил Ооками гнев на издевательское веселье. Нами не успела ответить. Лёгкий порыв ветра заставил документы зашелестеть, и к столу из сплетения песчаных узоров шагнул Гаара, снова спокойный и собранный. — Порядок? — Порядок, — подтвердила Нами, стараясь не меняться в лице и избегая смотреть на него. Переварить новую информацию от Ёкиджу оказалось не так-то просто. — Вот, посмотри. — Она протянула Гааре свой блокнот. — Список тех, кто остался в приёмной. Думаю, вот эта девушка и эта могут повести себя так же, как Канэко… Гаара пробежал по списку имён глазами и уверенным движением вычеркнул три строки: — Этих сразу по домам. Можешь вызвать охрану заранее. — Почему охрана вообще пропускает их на входе? — Причины меня мало интересуют, — заметил Гаара мрачно. — Служба на границе лучше меня объяснит им, чем чревато пускать кого попало на вверенную территорию… Продолжаем, Нами-сан. Приглашай следующего. Последний посетитель, даром что гражданский, засел в кабинете Каге, как в засаде, — всерьёз и надолго. «Ещё немного и точно пустит там корни», — подумала Нами и, глянув на часы, тихо застонала. Она хотела дождаться, пока Гаара освободится, чтобы вручить ему последнюю на сегодня пачку документов, рассказать о нескольких важных пометках, и только потом попрощаться до утра. Но Гаара всё никак не освобождался. Рассеянно листая новые папки, которые словно сами плодились на её столе, стоило лишь отвернуться, Нами между делом посматривала в окошко напротив стола. Там, снаружи, ранняя ночь, ещё полупрозрачная и сиреневая, опустилась на деревню лёгким покрывалом. «Демон… Не демон… Что же такое этот осколок демона? Как с ним живётся?» Огоньки фонарей и чужих окон подмигивали с улицы, а мысли, загипнотизированные приветливым мерцанием, становились всё более размытыми и причудливо петляли. «Почему след ботинка на грязи? Не может душа быть грязью. Не его… Это должно походить на отпечаток морской раковины на камне. Тем более характер у Гаары такой… прямолинейный, честный, терпеливый… Очень терпеливый. Ками, да когда же они закончат?» Нами зевнула в сотый раз и, запрокинув назад голову, отбросила со лба вечно мешающую длинную прядь. Подумав, собрала волосы в пучок, огляделась в поисках какой-нибудь заколки и за неимением лучшей альтернативы закрепила получившуюся причёску карандашом. Действие не имело особого смысла, но в отличие от перелистывания бумаг хотя бы не вгоняло в транс. Посетитель не выходил. Время тянуло кота за хвост с особым пристрастием. Нами сложила пальцы в обратный замок и вытянула руки. Суставы звучно хрустнули, но и этот приём не сработал, равно как и пятая по счёту кружка заварки. Чем бы ещё взбодриться? И когда уже можно будет пойти спать? Накануне она опять провела полночи в лаборатории теплицы, на сей раз вместе с медиками во главе с Хисотэ-сенсеем. Обсуждали ускорение цветения салазарии и то, как это отражается на её целебных свойствах. Нами с удовольствием внимала рассуждениям медиков, стараясь вникнуть, Хисотэ-сенсей несколько раз спрашивал её мнения. Гаара привычно стоял рядом и изредка кивал. Знал бы он только, сколько восторга и благодарности в ней вызвало и само это собрание — вернее, возможность участвовать в нём, и доверенная ей работа. Это было намного больше, чем она ожидала обрести в Суне. Как теперь видеть безумного демона в человеке, который позволил осуществиться твоим мечтам? Сам того не подозревая, Гаара делал именно то, о чем она хотела попросить его, но не попросила тем вечером, когда прибежала в Резиденцию из теплицы, — возвращал ей её саму. Пусть он и Каге. Пусть даже не вполне человек. Он достоин доверия и уважения больше многих «обычных» людей, которых она знала. А Ооками — вредный комок чакры, который по любому поводу готов злословить на весь человеческий род. Нами усмехнулась своим сумбурным мыслям и растёрла ладонями лицо. Иероглифы перед глазами медленно танцевали, сливаясь в сплошное пятно. Ладно, уговорили, она только на секундочку закроет глаза. Россыпь знаков на страницах документов загадочным образом стала зелёной и приняла очертания растений. Какой странный почерк, ну кто так пишет? Зеленушки обиделись и рассыпались на мелкие песчинки. Возникший из ниоткуда лисёнок повёл носом, принюхиваясь, и аккуратно потрогал лапкой нос белоснежного кита, который вынырнул из густеющего сизого тумана. Нами улыбнулась им обоим и со вздохом прижалась щекой к прохладной поверхности бумаги.***
Битых два часа. Именно столько они обсуждали мелкие налоги и разрешение на ввоз в Суну редких металлов с последним посетителем, прежде чем тот соизволил покинуть кабинет. Гаара откинулся в кресле и тихо проклял старейшин, которые большинством голосов всё-таки спихнули на него обязанность проводить приёмные дни. Голова гудела от разговоров. Он прижал пальцы к вискам, жалея, что в конце дня нельзя открыть черепную коробку и вытряхнуть оттуда обрывки договоров, цен, налогов, ограничений и прочее бюрократическое барахло. Когда внутренний гомон немного стих, Гаара, встав из-за стола, скинул официальное белое хаори и с глубоким вздохом потянулся, жмурясь от удовольствия. Покачал головой, разминая затёкшие мышцы шеи и плеч. Осторожно покрутил правой кистью — пальцы иногда немели от безостановочного заполнения бумаг. Воистину, после такого дня необходим тренировочный полигон и бой с сильным противником. Шира, его мастер по тайдзюцу, недавно интересовался, когда Казекаге сможет вернуться к занятиям, но пока что тренировки оставались там же, где и свободное время — за гранью мечтаний. Кстати о времени. Гаара взглянул на песочные часы и с удивлением отметил, что приём закончился гораздо раньше обычного. Значит, идея Нами с организацией очереди и правда позволила отсеять почти все бесполезные визиты. Вспомнив сцену с Канэко, он невольно усмехнулся. Выпроваживание проникших в кабинет девушек всегда превращалось в балаган. Усложняло дело то, что приказов они как будто не слышали. Даже открытые угрозы влетали им в одно ухо и, вызвав секундный испуг, вылетали из другого. А использовать песок против своих же граждан Гаара принципиально не хотел. Как правило, всё заканчивалось либо вызовом охраны, либо короткой громогласной выволочкой для всех причастных от Темари, после чего ненадолго наступало затишье. Положить конец бардаку раз и навсегда ни у кого до сих пор не хватало времени и энтузиазма, и на фоне настоящих проблем о «вопросе фанаток» вспоминали стабильно раз в два месяца — в день приёма. Так они и стали частью рутины. Выходит, теперь стоит поблагодарить Нами за настойчивость и признать, что он зря спорил с ней утром? Или следует начать с выговора за проявленное своеволие? Или сделать выговор себе, который пошёл на поводу у собственного любопытства и решил посмотреть, как Нами истолкует его неоднозначный ответ? Жители деревни, разумеется, изо всех сил противились нововведению со списком. В особенности владельцы мануфактур и лавок. О, эти ушлые и хитрющие, как песчаные лисы, торговцы сожрали бы Нами живьём, если бы Гаара не перехватил вовремя ответственность за происходящее. Потом, уже попав в его кабинет, каждый второй видел своим долгом буркнуть под нос про «непутёвую-наглую-чужеземку-где-таких-вообще-воспитывают», но, натыкаясь на взгляд Гаары, даже самые праведно негодующие забирали своё мнение назад. Надо признать, что смотреть на суновцев, проигравших в споре чужестранке, было непривычно, и это его немного развлекло. Омрачало успех одно: никто, и особенно он сам, не ждал, что Нами всерьёз возьмётся помогать в Резиденции. Ведь вся эта история с должностью ассистента была затеяна вовсе не потому, что он нуждался в чьей-то помощи. Тряхнув усталой головой, Гаара подошёл к окну и распахнул ставни и скрытые за ними рамы. С улицы дохнуло приятной вечерней свежестью. Получив накануне отчёт Фукаи-сан, Гаара почувствовал, как с плеч свалился чудовищный груз. Он пошёл на огромный риск, приведя чужую джинчуурики в своё селение. Этот выбор мог запросто стать худшим в его жизни, но угроза обошла стороной: Фукаи-сан с полной уверенностью доложила о том, что сознание Нами чисто от враждебных намерений. Гаара доверял своему сенсору, однако отчёт открыл сразу же, как только взял его в руки, чтобы убедиться лично. Задание, что ни говори, стало для Фукаи-сан испытанием на прочность. Восьмихвостый, как и Шукаку когда-то, не заметил проникновения в разум сосуда, но работа с джинчуурики измотала немолодую уже женщину. Даже читать раскатанное по бумаге чужое сознание было утомительно. Каково же было слушать и пропускать через себя все эти рваные воспоминания, сны, споры с демоном и… песчаные черти, восьмихвостый действительно обожал поэзию… На этом месте Гаара понял, что отвлёкся, и принялся сосредоточенно пролистывать отчёт дальше. Он искал истинные мотивы Нами. Она заключила с ним что-то вроде негласного союза ради мести собственному прошлому и Шестому Мидзукаге. Её помощь Суне была частью личной мести, и ему не стоило сомневаться в необходимости проверки, потому что она тоже лгала и вела свою игру. Верно?.. Чем дальше Гаара пролистывал моменты внутренней жизни Нами, тем неуютнее ему становилось. Из какого-то внезапного приступа деликатности он не позволял себе вчитываться и всё-таки успевал уловить перемены. Инцидент с мальчишками и котом… «Невозможно сбежать с поля боя, когда оно внутри», — записала Фукаи-сан за Нами. Совершенно верно. К сожалению. Хорошо, что Нами остановилась тогда сама, без его помощи, и не причинила вреда гражданским. А в остальном — они получили по заслугам. От Темари им досталось бы ещё сильнее. День, когда буря принесла эпидемию в соседние поселения. Нами сразу догадалась, зачем он защищал Суну от поднятых ветром песков. У неё зоркие глаза, живой ум и… ей и правда не всё равно. Гаара нахмурился и перелистнул несколько страниц разом. Вечер, когда Нами попросила разрешения работать в теплице, он пропустил сознательно — ему ведь нужно было избавиться от сомнений, а не утроить их. Наткнувшись на на воспоминание о приглашении в отсек целебных трав, Гаара задумался: почему он принял его тогда? И замер, удивлённый не столько самим вопросом, сколько тем, что задался им впервые и не нашёл внятного ответа, кроме как «Просто захотелось». На этом моменте он захлопнул папку с отчётом и не прикасался к ней до сегодняшнего вечера. А сегодня, ближе к окончанию приёма, снова продолжил урывками читать. Страница за страницей Нами теряла бдительность. Её агрессивная настороженность сменялась привязанностью к Суне, а затем, что хуже всего, — уважением и доверием к нему самому. Доверие сквозило между строк даже при беглом чтении, а в груди неприятно царапало. Так не должно было произойти. Этого не было запланировано. Что бы Нами ни делала, она оставалась угрозой, пока не было доказано обратное. То, что он поверил ей больше, чем стоило, до окончания проверки, ничего не значило. Его доверие — ничто против тысяч жизней, которые могла унести одна ошибка. «Что бы ни делала, да?» Гаара уже не слушал сидевшего перед ним последнего просителя, он думал о почти проигранном бое в пустыне и едва не погибшей Темари. О салазариях и об отравленном источнике. А невнятное, необъяснимое чувство в груди всё нарастало. Он поступал как поступает хороший лидер. Делал то, что должен был, во благо Суны. Почему эта мысль сейчас угнетала и поднимала внутри волну злого протеста? А откуда взялась в голове идея, что теперь он должен рассказать Нами всю правду? Не должен. Зачем? Это политика, и нет в ней места личному. Не дочитав и первой трети толстенного отчёта, Гаара перелистнул к позавчерашнему, предпоследнему дню, пробежал глазами по строкам «те, кого я захочу назвать друзьями…» и, резко отодвинув от себя папку, уставился на бормочущего о налогах торговца. Тот позеленел, поперхнулся словами и заторопился свернуть беседу, сто раз пожелав Казекаге доброго вечера, ночи, утра и, на всякий случай, долгих лет жизни… На улице вдруг кто-то засмеялся, звонко и заливисто. Ему вторил второй голос — пониже и погрубее. Эти звуки вернули мысли Гаары в настоящий момент. Он попытался рассмотреть в сумерках смеющихся, но никого не увидел и отошёл от окна. Приём закончен, люди разошлись, а Нами… а где, собственно, Нами? Быстрым шагом Гаара вышел в кабинет ассистента. Никого. Хорошо, значит, она ушла домой. Хотя… Он прислушался, а потом заглянул за кипу бумаг, которая высилась на старом столе. Нами спала, положив голову на скрещённые руки поверх пачки отчётов, и что-то почти беззвучно бормотала во сне. От её дыхания слегка шевелились уголки листов. — Нами… — тихо начал Гаара, но передумал и застыл, с затаённым интересом рассматривая её спокойное лицо. Он никогда не спал толком. Даже после расставания с Шукаку сон заменяли медитации, приносившие подобие расслабления. Утруждать себя разглядыванием самозабвенно дрыхнущих Канкуро и Темари Гааре в голову тоже не приходило. Но в девушке, беспечно уснувшей за рабочим столом, была какая-то светлая притягательная тайна. Для Гаары редкие и рваные сны ассоциировались с ужасом потери контроля, потери себя. Во сне любой человек беззащитен, а он — вдвойне. Тем чудне́е ему казалось то, что Нами во сне улыбалась. Взгляд упал на приподнятый уголок губ и наивную ямочку на щеке. Медленно поднялся по линии носа к стрельчатой тени ресниц, приметил росчерк контрастно-белого шрама на виске и маленькое ухо, чуть оттопыренное заправленными за него волосами. Слишком трогательно-мирная картина, чтобы испортить её грубым «просыпайся». Созвучная убаюкивающей вечерней тишине опустевшей Резиденции и успокаивающему знанию: Нами не враг и не шпион. С лёгким вздохом запоздалого облегчения Гаара облокотился на стопку бумаг, наклоняясь ниже. От Нами хорошо пахло теплицей. Он узнавал свежие, холодящие нотки салазарии и мяты, медово-сладкие — горошка и терпкие — лимонника. Нами частенько растирала листья лимонника в пальцах, утверждая, что их запах помогает сконцентрироваться. Гаара тоже попробовал — правда помогло. Всё это были запахи, пропитавшие их регулярные ночные вылазки в теплицу. — И за каким демоном ты торчишь у неё над душой? — спросил как-то Канкуро. — Я б уже придушил такого надзирателя. Спорим, Нами об этом подумывает?» — Это не имеет значения. Я обязан контролировать ситуацию, — ответил Гаара. Разумеется, он был обязан и доверить кому-то другому миссию, связанную с джинчуурики, не мог. После ошибки, которая привела к гибели растения, ему вообще не следовало подпускать её к теплице, но ситуация вынуждала рисковать. Гаара принял риски и отслеживал действия Нами очень тщательно, готовый в любую секунду остановить. С дотошной бдительностью подмечал движения её пальцев, переливы тонких нитей воды, слабые вспышки чакры, пронизывающие листья. Смотрел, смотрел и… немного завидовал. То, как Нами касалась растений, казалось ему недостижимой высотой. Он мог что угодно вытворять песком, мог научить её, как отточить контроля над чакрой, но вот так заботливо и ласково прикоснуться к чему-то или кому-то сам — никогда. Листья салазарий прямо на глазах приподнимались, словно стремясь навстречу пальцам Нами, и казалось, что растения оживают и расцветают не из-за освещения и полива, но из благодарности к рукам, которые их оберегают. «Слушай, а они вредные, конечно, но славные, правда? — сказала как-то Нами, завершив очередной этап работы. — Они уже стали мне как дети». Мысль, промелькнувшую в тот момент, Гаара запомнил очень отчётливо: если эта девушка, которая с безразличием и даже желанием готовилась к собственной смерти, может так говорить и так при этом улыбаться, то возможно вообще всё. Любое чудо. Например, вот такое: у него в руках оказалась власть исправить ошибку в чужой судьбе. Он воспользовался ею, позволил Нами не быть шиноби и теперь, наблюдая, как в её руках расцветают растения, видел, как в его собственных руках расцветает одна человеческая жизнь. Это ощущение завораживало и в корне отличалось от того, что дарила власть, данная Гааре с рождения — власть уничтожать чужие жизни. — А вы неплохо сдружились, а? — заметил на днях Канкуро. Его привычка комментировать все поступки Гаары в последнее время стала очень навязчивой. Гаара отчетливо ощутил яркую вспышку злости, прежде чем на автомате подавить её, но ответил спокойно: — За друзьями я не шпионю, Канкуро. Джинчуурики в Суне — моя личная ответственность. Сейчас он не знал, правду ли сказал. Сдружились? Друг… «Те, кого я хотела бы назвать друзьями и кто назовёт другом меня…» — так думала Нами. Возможно ли это? Как понять, что кто-то — твой друг? Ориентироваться на сроки? А как быстро можно стать друзьями? Для Наруто достаточно одного дня, а то и одного разговора. Наруто — человек-исключение-из-всех-правил, и попробуй-ка не стать ему другом. Но Гаара — не Наруто. Где его правильный срок? А зависит ли зарождение дружбы от глубины одиночества, в котором барахтаешься? «Человек не может победить своё одиночество» — его собственные слова. И он, похоже, не смог. Раньше казалось: вот оно, признание деревни, благодарность множества людей, невидимые связи с ними — лучшее исцеление и окончательная победа над прошлым. Но нет, это просто бинт поверх незатянувшейся раны. Правда в том, что его одиночество так и тлело внутри, под кипой бумаг и горой дел. И теперь вошло в резонанс с чужим одиночеством. Может, дружба измеряется количеством добрых поступков? Тогда… Разве поступают так с друзьями? Подозревают ли друзей? Лгут ли друзьям? Проблема в том, что Каге делают и то, и другое, и третье. Поэтому друзья у Каге бывают разве что в виде исключения. Но всё это сейчас стало не так важно. Главное, Нами не была врагом. Нами спала, секунды неслись мимо, забирая с собой тревоги, а Гаара наверняка знал одно: ему очень хотелось бы сейчас, после долгого дня, оказаться в том тихом зелёном отсеке и немного послушать её истории. О чём угодно, без причины и цели. Отдохнуть от всего, ощутить покой. Нами вздрогнула во сне. Шмыгнула носом, проворчала что-то неразборчивое и вновь затихла. На лицо ей колечком упала тонкая прядь, выбившаяся при движении из пучка. Гаара машинально потянулся убрать волосы — чтобы её приятный сон не прервался. И вдруг ему стало любопытно прикоснуться заодно к щеке, проверить, такая ли бархатистая кожа, какой кажется. «Что я?..» Пальцы замерли, так и не коснувшись ни приглянувшегося завитка, ни щеки. Нами вздохнула и пошевелилась, открывая глаза. Гаара отдёрнул руку и выпрямился. Осознание того, что он чуть не сделал, окатило, как ведро ледяной воды, и слова, которые ему следовало произнести добрых десять минут назад, прозвучали намного строже, чем должны были: — Нами-сан, просыпайся. Тебе пора домой. С этого незначительного момента всё пошло наперекосяк. Нами, взбудораженная спросонок его резким тоном, вскочила, чуть не опрокинув кресло: — Посетители! Где?.. Извини, я сейчас. Вот, документы. Она схватила две стопки сразу и понесла в кабинет, бросив с улыбкой: — До утра хватит, да? Гаара, всё ещё слегка растерянный, поздно вспомнил о лежащем на столе открытом отчёте. А Нами уже водружала бумаги на столешницу. И вдруг застыла, так и не выпустив последнюю папку из рук. — Что… это? Гаара подошёл ближе, отчётливо понимая, что ничем хорошим этот день не закончится. — Что это? — тихо повторила Нами, глядя на пугающе знакомый текст. Взгляд упал на открытую страницу, когда она раскладывала документы, неосторожно зацепился за один иероглиф, за другой, и она почувствовала, как холодеют руки и начинает звенеть в ушах. Столбцы текста заплясали перед глазами, но их смысл не ускользнул. Напротив — он нестерпимо ярким светом озарил прошедшие дни в Суне. — Что это, Гаара-сан? — Результат проверки твоего сознания абсолютным сенсором АНБУ, известной тебе под именем Фукаи-сан. — Гаара приближался медленно и отвечал тяжело, взвешивая каждое слово, будто булыжник перед броском. Нами не могла поднять на него глаза. Слова рождались внутри, жгли язык и исчезали непроизнесёнными. В приоткрытое окно влетел ветер, мягко шевельнул бумаги на столе и перелистнул несколько страниц дьявольского отчёта, как бы демонстрируя масштаб проделанной работы. Следом с улицы донёсся смех. Он ударил по ушам издевательскими переливами веселья. Кто-то праздновал победу. Кто-то достиг цели, а кто-то другой проиграл. — Ты… — Не думая о том, что делает, она закрыла папку, наполненную собственными мыслями, и взяла в руки, взвешивая. Тяжёлая. Немудрено. — Это ты сделал. — Да, — сказал Гаара. — Я отдал приказ о проверке. Вот почему Суна показалась ей новым домом. Вот почему её инстинкты уснули мертвым сном. Они просто знали, чего она хочет. Каждый её шаг, каждое слово, даже сказанное наедине с собой, каждую мысль. Всё, что было распято иероглифами на белоснежной бумаге под тёмной обложкой, — они всё это знали и использовали. Голова кружилась. Нами не могла сделать вдох, пока перелистывала страницы отчёта — сперва к началу, затем к концу. Проверка началась в момент первой встречи с Фукаи-сан, а завершилась сегодня в момент их прощания. Надо же, у Фукаи-сан на самом деле красивый, каллиграфический почерк, не чета тому, каким она заполняла бумаги… Вот куда она отлучалась каждый день и что делала в это время. Невероятно, что такой сенсор существует. Невероятно, что ни Нами, ни демон ничего не заметили. Интересно, в список умений «абсолютного сенсора» входит подавление осторожности и подозрительности объекта? Или она сама так глупо повелась, будто бездомная кошка, которую ничего не стоит выманить из убежища на кусочек тухлого мяса? — Тебе не стоит читать его, — сказал Гаара, делая к ней шаг. — Это секретный документ. Нами едва ли поняла, чего он от неё хочет. Звуки долетали до неё будто сквозь толщу воды, их смысл не доходил вовсе. — Не даром Песок основан марионеточниками, — хрипло проговорила она, крепче вцепляясь в папку и, отступив назад, упёрлась поясницей в край стола. — Манипуляции тут и правда на недосягаемом уровне. — О чём ты? — спросил Гаара холодно. — Скажи, каково это? — Нами, оторвала взгляд от пола и посмотрела прямо в безразличные бирюзовые глаза. Внутренности до рези скрутило от понимания, что вот этого человека и его брата она посмела поставить в один ряд со своими друзьями. — Забавно управлять человеком, зная каждую его мысль? Или так себе, скучновато? Думаю, со мной всё было слишком просто. — Что за бред… — поморщился Гаара. — Это неправда. — Конечно, неправда. Правды здесь не осталось ни капли. А если и осталась, то твоя правда ничего не стоит, Казекаге… — Звуки с трудом вылетали из сдавленного спазмом горла, но последнее слово она старательно выплюнула ему в лицо отчётливо и по слогам как ругательство. — Да, я Казекаге. — В низком голосе Гаары сталью зазвенел зарождающийся гнев. — И не обязан оправдываться за свои действия. Я могу не объяснять тебе ничего и даже не помышлять об этом. Достаточно и того, что я мог прочитать всё, но… Нами не слушала. В её голове рушились стены и облезала краска, показывая уродство спрятанной под иллюзией реальности. Вот Мацури — милая доброжелательная девушка. Ученица Гаары. Это она в первый же день подошла к ней, незнакомой куноити, посреди людного рынка и предложила свою помощь. Отвела к теплицам. Проверка тогда уже началась, и Мацури оказалась рядом неслучайно. Как и женщины, просившие о помощи. Каждое решение, принятое ею в стенах Суны, казавшееся проявлением доброй воли и искренним желанием помочь, было частью спектакля. Не её спектакля. Она здесь не более, чем кукла с опасной начинкой, а вот кукловоды — песчаные братья. Нами почувствовала, как шею, руки и лодыжки оплетают невидимые нити, тонкие и ласковые, словно летняя паутинка, едва заметные. Как затягиваются узлы — поначалу вкрадчиво и бережно, а потом одним рывком впиваются в кожу. Нити сплетены из самого прочного на свете материала — её собственных желаний, выдернутых из её же головы. «Твои мечты исполнимы, смотри. Просто сделай шаг им навстречу». Как это знакомо. «Дёрг» за ниточку — и марионетка готова служить хозяину. Гааре не откажешь в уме и изобретательности. Он сделал верные выводы из её прошлого и не стал давить силой. Нашёл способ обставить всё так, чтобы она сама принесла себя на блюдечке и с радостью стала частью деревни. Теплица, тренировки, разговоры, короткие, но оставляющие в душе неизгладимый отпечаток понимания, — это гениальнее и эффективнее всего, что делал с ней Сакаи. Гаара настолько хорош, что превзошёл эту мразь. «Демон… Никогда не был человеком и никогда не станет…» Вот правда. А остальное — ложь и притворство. Иллюзия. Гаара приблизился на шаг. Он, конечно же, был очень зол, разочарован и пытался повернуть всё вспять, непрестанно что-то говоря. Он приказывал или оправдывался — Нами не слышала, оглушённая правдой, ужасом и ненавистью. Ненавистью к себе, которая поверила Демону. Поверила настолько, что сама преклонила колено и просила разрешения служить Песку. Она не осознала миг, когда оттолкнулась от стола и шагнула вперёд, преодолевая последний метр, разделявший их с Гаарой, и миг, когда её раскрытая дрожащая ладонь замерла в опасной близости от его щеки. — Как думаешь, успеет Фукаи-сан доложить тебе о моём намерении? — прошептала она. — Или ей придётся сметать твой прах в совочек? — Что ты творишь? — А что может взбрести в голову безмозглому скорпиону, которого вовремя не раздавили? — Прекрати это. — Нет. Зачем мне уничтожать твою хилую деревню, Гаара, когда достаточно пары секунд, чтобы уничтожить самого сильного? Ты же читал, ты знаешь, что эта техника предназначалась не просто для войны, а лично для тебя? Какая ирония, правда? — Я не… — Или ты уверен, что песок от всего тебя спасёт? Гаара медленно выдохнул сквозь зубы и повернул голову так, что до соприкосновения с её рукой остался какой-то миллиметр. А затем песчаная броня разошлась, обнажая кожу. Ладонь Нами дрогнула от неожиданности и коснулась его щеки. Такая горячая. И мягкая. Оторопь от этих ощущений на секунду перебила её гнев. Гаара не отшатнулся, как должен был. — Для меня, значит? — тихо переспросил он. — Тогда давай. Действуй, Нами. Да что с ним? Что с ним всегда не так? Нами усмехнулась, подавляя внезапный страх и замешательство: — Готов оставить Суну без лидера? — Возможно, так для Суны будет лучше? Горечь этих слов больно отозвалась в груди эхом беспокойства за него, которое уже успело стать ужасающе привычным. — Давай же, Нами. У тебя легко получится. Это ведь не ты во сне поимённо вспоминаешь всех, кого убила. Нами содрогнулась, отдёрнула руку, сжав ладонь в кулак, сделала шаг назад и, страшно ненавидя себя за все тёплые чувства к человеку напротив, швырнула в притворно спокойное лицо самые подлые слова, какие только пришли в голову: — Я обещала не лезть тебе в душу, Казекаге, и сдержала слово. А ты мою вывернул наизнанку. Вы, каге — все как один уроды с гнилым сердцем. А ты… О, ты — просто монстр, притворяющийся человеком. Но у тебя не получается и не получится человеком стать. Ты ведь знаешь это и потому так боишься имени Яшамару, да? Да. Прямо в цель. Целую секунду она испытывала омерзительное тёмное счастье от того, что увидела. Целую секунду, за которую в широко распахнувшихся глазах Гаары промелькнуло выражение удивления, детской обиды и растерянности, Нами чувствовала себя отмщённой. Вот оно, слабое место абсолютной защиты! Вот она, надорванная струна! Она её нашла и искренне надеялась, что он испытал хоть каплю той боли, что причинил ей. Мощный удар раскрытой ладони по столу заставил дерево хрустнуть, а бумаги со свитками разлететься в стороны. Песок за спиной Гаары взвился тугим кольцом разъярённой кобры до самого потолка и стремительно осел на пол с сухим шипением. Взгляд Гаары не стал гневным. Хуже. Он сделался отсутствующим и стеклянным. Несколько мгновений он смотрел Нами в глаза, а потом тихо и медленно произнёс, ножом отрезая каждое слово: — Не забывайся, Нами. Выбирай слова, когда разговариваешь с Казекаге. Помни своё место. «Помни своё место. На колени», — эхом отдалось в ушах. — Конечно. Кланяюсь вам в ноги, Казекаге-сама, — едко рассмеялась она и, бросив папку в ворох документов, разбросанных по полу, покинула кабинет. Бывают дни, способные разом перечеркнуть всё, что было достигнуто за недели и месяцы до. Наверное, этот день был как раз из таких. На дворе давно стояла ночь, и соседи точно прокляли бы Нами, живи кто-то рядом: квартиру заполнял надрывный свист, а ей не было до него никакого дела. Она стояла неподвижно, глядя в одну точку и утопая в своих мыслях. Когда звук достиг точки наивысшей пронзительности и превратился в визг, она всё-таки повернула голову, пытаясь отыскать его источник. «Ах, да… Чайник». Нами выключила плиту и, совершенно забыв, для чего грела воду, ушла из кухни. По дороге захватила с полки книгу — отвлечься. Но сев на диван, замерла, глядя вовсе не на страницы, а в пустоту перед собой. «Ты. Разговариваешь. С Казекаге…» Опять и опять эхом отдавались в ушах брошенные свысока холодные фразы. Хлёсткие, как пощёчина. Нами зажмурилась, пытаясь забыть, но зазубренные лезвия слов впились в память намертво. «Не забывайся. Помни своё место. Я достаточно для тебя сделал». Хорошо, что она слышала не всё. «Ты, кстати, пропустила большую часть. Там ещё было так: «Я не читал отчёт целиком. Фукаи-сан сказала, что всё в порядке, и я не стал». Вроде правильно цитирую». Так она и поверила. Нами размахнулась, чтобы швырнуть в стену ни в чём не повинную книгу, но глянула на обложку и опустила её обратно на диван, отпихнув от себя, как скользкого гада. Томик Традиций и диалектов Суны с глухим стуком шлёпнулся на пол, укоризненно шурша страницами. А Нами сорвалась с места и направилась обратно на кухню. Чайник остыл. Нужно снова взять его и поставить на плиту. А потом что? Ах да, зажечь огонь. Снаружи — механически-размеренные движения, а внутри, вторя звукам закипающей воды, бурлит и клокочет ядовитая смесь противоречивых чувств. Кажется, она сама сейчас превратится в чайник и завизжит. Нами застыла посреди кухни, вцепившись в чашку. Часы на стене тикали тошнотворно размеренно, сообщая, что уже три ночи. Он правда не читал?.. Да как бы не так! — Чёрт! Твою ж… Тонкие керамические стенки разогрелись, ужалили ладони огнём, и чашка, выскользнув из обожжённых рук, с громким треском разлетелась по всей кухне. Прозрачный кипяток — чай Нами забыла заварить — ошпарил ногу. Нами выругалась, не пожалев крепких выражений, и с внезапным остервенением наступила на осколки. Потом ещё раз. И ещё. И ещё. Она топтала их босыми ногами молча и беспощадно — в своих мыслях. В реальности она сидела на стуле, ссутулившись и обхватив лицо ладонями, и представляла, как превращает черепки в мелкое крошево, как впиваются в ступни крупные осколки, и по полу размазываются кровавые следы. И в жалобном хрусте черепков, похожем в её воображении на хруст костей, находился выход для раздирающих её эмоций… На самом деле она не могла заставить себя уничтожить уже разбитое и только скользила взглядом по останкам кружки. Жалко её. Красивая была, даже черепки красивые. Собрать их? И дня этого тоже жалко. И дружбы, которая ей привиделась… Обожжённое колено горело огнём. Боль прервала упоительную иллюзию разрушений, и Нами вдруг почувствовала себя той девчонкой, которой была десять лет назад. Слабой, потерянной восьмилеткой, ошеломлённой масштабом подлости мира и собственной глупости. Она с удовольствием расплакалась бы сейчас, да только эта способность покинула её как раз в восемь лет, в день смерти братьев Миура. В окно вдруг что-то царапнулось и, подняв глаза, Нами увидела сидящего на внешнем подоконнике кота. — Ю! Юрэй был ещё более тощий и облезлый, чем в их последнюю, такую неудачную встречу, но бодрый. «Мяв!» — утешающе сказал он и потёрся о её ногу, когда Нами выбежала на улицу. Они оба спустились вниз по лестнице — она, прихрамывая, а он словно стекая по ступенькам. — Спасибо, друг, знаю, — пробормотала Нами, гладя и почёсывая пятнистую голову, уткнувшуюся ей в колено. — Ты-то, наверное, хоть капельку меня понимаешь, а?