Между Ветром и Водой

Arms wide open I stand alone I'm no hero And I'm not made of stone Right or wrong — I can hardly tell I'm on the wrong side of heaven And the righteous side of hell © Five Finger Death Punch — Wrong Side of Heaven       Атмосфера давящей тревоги у выхода из ущелья Суны раздувалась, как труп, оставленный на солнце. Там, на пункте сбора, прибывало шиноби-разведчиков, которые возвращались с миссий по поиску воды. Но хороших новостей вместе с ними не прибывало.       — Са-мура — источники отравлены. Жители побросали дома и ушли в северный оазис.       — Кёши-мура — источники отравлены. Загнулась система ирригации для посадок. Жители… А, ну они уже в Суне.       — Команда пять. Прошли через три оазиса на восток, Канкуро-сан. Везде мёртвые животные у водоёмов. Стало быть, и там отрава. Пробы принесли.       Один за другим они отчитывались, а после отворачивались от товарищей и присаживались в тень. Кто-то курил, кто-то бездумно ковырял песок, и никто не мог скрыть горечи и чувства вины за то, что принёс плохие известия. Шесть команд, в каждой по одному пользователю стихии воды — огромная редкость в Суне — стали для всех светочем надежды, но не могли её оправдать.       Сейчас они отдышатся, наполнят свои бутыли, получат еду и порцию пилюль, и помчатся искать воду по другим направлениям.       — Канкуро-сама, проверка технических шахт каната и воды на входе и выходе из труб завершена.       — Выкладывайте скорее, — нетерпеливо вскочил Канкуро со своего места.       — Увы, заброс отравы был произведён весьма, с позволения сказать… с умом. — Инженер согнулся в поклоне, глядя в одну точку прямо перед собой. На его потной лысине было написано, до чего ж он рад, что отчитывается Канкуро, а не напрямую Казекаге.       — С умом — это как? — мрачно переспросил Канкуро.       — Капсулы с отравой были прикреплены к стенкам технических шахт, прямо под водой и в непосредственной близости к подземным ключам, — принялся объяснять инженер. — К сожалению, распространение яда при таких условиях крайне быстрое, и его невозможно сдержать. Он уже проник во все протоки и внешний периметр труб. Концентрация токсина высокая, и я боюсь, Канкуро-сан, что без фильтров произвести очистку не представляется возможным. Дело за госпиталем…       — Блядство чистой воды, — пробормотал себе под нос Канкуро. — В смысле спасибо за доклад, Номура-сан. Вы пока свободны.       Покончив с выслушиванием отчётов, он машинально засунул в рот горсть горьких пилюль суйкацуган, которых за последние дни съел больше, чем за предыдущие двадцать лет. Запасы суйкацуган у Суны считались бесконечными, но если дело так и дальше пойдёт…       — Поделишься новостями? — спросила Темари, неслышно подошедшая со стороны северных ворот.       Они уединились чуть в стороне от остальных, чтобы не провоцировать лишнюю панику, и Канкуро заговорил:       — Мы по уши в дерьме, моя принцесса. В зоне доступа нетронутыми осталась всего пара мелких источников. Подвоз воды оттуда налаживаем, но ты сама представляешь, какие это будут капли. Они скорее станут причиной кровопролития, чем помощью.       — Это что выходит, — Темари прислонилась спиной к скале, мрачно глядя вдаль, — у этих сволочей на руках были карты всех источников в радиусе суток пути от нас?       — Ага, так и выходит. Шпион нашпионил. Что у вас по эвакуации?       Темари сердито цокнула.       — Разброд и шатания. Половина вцепилась в свои дома и ни в какую. Упрямый табун верблюдов! — Она тряхнула головой. — Я им говорю: «Сдохнете же тут через неделю, детей пожалейте!», а они мне: «Не бросим свой дом, тут жили деды и вон соседи тоже не пойдут никуда». Идиоты.       — Ясно. Но ты ж сама никуда не уйдёшь.       — Не уйду, понятное дело.       — И я.       — А вот и нет. — Темари сдула прилипшую ко лбу прядку. — Тебе придётся пойти с Гаарой. И ему придётся. Нельзя просто бросить тех, кто выживет, посреди пустыни.       Канкуро вздохнул. Подумал об Аои. Ему удалось уговорить её на эвакуацию без особых трудностей. С ней всё будет хорошо, и это… ладно, не самое главное, но успокаивает.       — Ну, поглядим, как до дела дойдёт, — сказал он. — А Гаара что?       — А что Гаара? Сидит на площади, радует злопыхателей…

***

      Гаара сморгнул белые искры усталости, мельтешащие перед глазами, и, запрокинув голову, всмотрелся в чистейшую синеву. Бесплодная надежда увидеть хоть одно облачко заставляла каждого в деревне выполнять этот ритуал по многу раз за день. Но кратковременные бури с ливнями, которые обычно обрушивались на пустыню в августе, в этом году словно сговорились с врагами Песка и обошли селение стороной. Вместо тяжёлых туч и капель дождя небо посылало обожжённой земле и стоящим с протянутой рукой людям солнечные лучи, и ни молитвы, ни благовония, воскуренные в храме, не могли его умаслить. С каждым прошедшим после фестиваля днём запах страха и отчаяния в перегретом воздухе ощущался всё отчётливей.       Источник запаха крылся в тени домов, откуда за Гаарой следило множество любопытных глаз. Большинство смотрело с робкой верой в успех — им, вероятно, хотелось стать первыми свидетелями появления воды. Но были и те, кто с жадным удовольствием гиен наблюдал, как Казекаге раз за разом не мог ничего поделать. Это казалось Гааре нелогичным: какую бы ненависть они ни питали к нему, все в селении одинаково нуждались сейчас в воде. И враги, и союзники.       Впрочем, уже на второй день он перестал удивляться чему бы то ни было, равно как и обращать внимание на собравшихся и гадать, почему вместо прохлады своих домов они выбрали пекло и тощую тень. Он прогнал одних — на смену пришли другие и так же тихо расселись вдоль стен. Тогда он стал игнорировать чужое присутствие. Помощи от этих людей не было, но они и не мешали.       Все, кто мог хоть чем-то помочь, уже помогали. Пока Баки, Канкуро и Темари искали источники воды и продумывали пути для эвакуации жителей, а в лаборатории под руководством Хисотэ-сенсея кипела круглосуточная работа над созданием фильтров для очистки воды, Суна стремительно перешла в новый, блокадный режим существования. У каждого дома установили сборники росы. Лимиты на ежедневное потребление воды ужесточили. Шиноби организовали стройные очереди за водой и доставку её тем, кто не мог прийти сам. Старейшины, подавленные «непредвиденным! совершенно невообразимым!» поворотом событий, не пытались перебивать решения Казекаге, так что всё проходило относительно гладко.       Толпа, прибывшая на фестиваль, рассосалась быстро и почти без уговоров. Никому не хотелось оставаться в отрезанном от воды селении. Торговцы и гости из столицы мигом вспомнили, что селение военное, и забоялись того, что Казекаге может изъять у них запасы воды, которые они привезли с собой, а их самих закопать подле стен селения. Опасались они и того, что простые шиноби примутся разбойничать с целью урвать бесценное сокровище, плескавшееся в бутылях.       Некоторые суновцы, услышав подозрения в свой адрес, теряли хладнокровие, из-за чего в первый же день блокады произошло несколько стычек. Подозрительность и неприязнь к пришлым всех мастей, нараставшая последние месяцы, достигла своего пика. Пока обоюдное напряжение не вылилось в массовую кровавую смуту, Гаара приказал гостям покинуть Суну и дал им на это пять часов. Задержаться было позволено только тем, кто пострадал на фестивале, но и их после оказания минимальной медицинской помощи поспешно выдворили. Одной проблемой стало меньше.       Пожалуй, это была единственная хорошая новость за последнюю неделю. От всех остальных новостей разило мертвечиной.       Гаара постоянно находился на этом самом месте, покидая его пару раз за сутки для краткого отдыха. Здесь он выслушивал отчёты, отсюда отдавал приказы. Дело было в том, что здесь, на одной из небольших площадей, если верить картам, вода была ближе всего к поверхности, а значит, крылся мизерный шанс на успех. Техники шиноби со стихией воды оказались слишком слабы, чтобы дотянуться до водоносного слоя, замурованного в толще камня, поэтому Гаара взялся за дело сам.              Шли шестые сутки, и он уже чувствовал себя осью часового механизма, воткнутой в песок. Он не двигался, а вокруг всё вращалось. И будет продолжать вращаться до тех пор, пока он не сдался.       «Всё получится», — говорил себе Гаара, в пятисотый раз пробивая мощным импульсом чакры песок и камень под ногами.       «Рано или поздно всё получится» — И смесь его песка с металлом вгрызалась в толстую шкуру скал, пытаясь приблизиться к воде.       А тени на песке неумолимо вытягивались, часовыми стрелками устремляясь к вечеру, к завтрашнему дню и к очевидной развязке.       И как первого Казекаге угораздило основать селение в месте, где воду добыть почти невозможно? Скалы не просто обнимали Суну по периметру — селение покоилось в настоящей каменной чаше. Горы тянулись к небу и прорастали на много метров в глубь земли. Сверху их укрывал слой песков, а снизу омывали такие желанные и такие недоступные подземные реки.       Возможно, всё дело в том, что Первый Казекаге владел дотоном?Или просто был прискорбно сильнее Пятого и мог позволить себе такое баловство — пренебречь доступной водой ради идеальной природной защиты в виде скал? Гаара поморщился: осознавать себя зелёным мальчишкой на фоне предшественников было неприятно, но перед лицом великой засухи именно слабым мальчишкой он и был. Его песок, который крошил в пыль минералы в почве, не мог пробиться через такую толщу камня. Приходилось протачивать канал медленно, нудно и без уверенности, что он попадёт в водоносную жилу.       Сдаваться Гаара однако не планировал. Изнутри грело зарево азарта, помноженное на злость. Ожидая восстановления чакры, он раз за разом вспоминал произошедшее во время фестиваля и чувствовал бодрящий прилив гнева.       Они готовились к нападению на источники, понимая, что фестиваль — радушное приглашение для всех желающих доставить проблем Песку. Но готовились к нападению людей, а диверсантами оказались ящерицы.       Обычными круглоголовыми ящерками, очень похожими на пустынных, которые в изобилии водились вне и внутри Суны, управляли печати контроля. Пока дозорные и сам Гаара отвлеклись на атаку нескольких псевдо диверсантов-людей, настоящие диверсанты-ящерицы проскользнули мимо и проникли глубоко в технические шахты каната. Там инженеры Суны позже и обнаружили крошечные колбочки с концентрированным ядом.       Гаара следил за событиями снаружи селения при помощи третьего глаза и клонов, но до него слишком поздно дошло, что слаженно двигающиеся ящерки выглядят подозрительнее нападающих шиноби. Что он успел вовремя, так это перекрыть яду путь внутрь Суны железным песком — быстрее, чем опустились механические затворы по приказу Канкуро. Благодаря этому в замкнутом контуре труб и внутренних резервуарах остался запас чистой воды, который продлевал сейчас Суне жизнь. Или агонию.       Время бежало, вода подходила к концу. Когда её останется ровно столько, чтобы наполнить фляги, им придётся оставить свою неприступную обитель и уйти. Рассредоточиться по нескольким оазисам и ждать там неопределённое время, пока яд не вымоется из протоков естественным путём.       План эвакуации был готов, вот только у него было огромное количество «но».       До ближайшего достаточно крупного источника больше суток пути. Для шиноби.       Половина Суны — гражданские. Они не дойдут.       Две трети гражданских Суны приходятся родственниками и друзьями шиноби. Их не оставят.       Иными словами, большая часть жителей предпочтёт остаться дома до конца. И после конца тоже.       А ушедшие, когда — и если — вернутся, то уже не сотрут с себя ни памяти о произошедшем, ни клейма предателей.       Нечто подобное уже случалось — один единственный раз за всю историю Суны, в период между правлением Первого и Второго Казекаге. Пожилой архивариус долго отнекивался, но потом принёс-таки по приказу Гаары записи, повествующие об брошенной Суне. Записи представляли собой один единственный свиток, замусоленный и заброшенный в дальний угол.       В то далёкое время связи между шиноби и гражданскими ещё не были так сильны, как теперь. Да и сами шиноби, которых собрал под своим началом Первый Казекаге, не были по-настоящему едины. Старая Суна представляла из себя разношёрстное скопление двух десятков кланов, военных и мирных, объединённых насущной целью — выжить и заработать. Марионеточники и шиноби со стихией ветра, специалисты по ядам, торговцы и ремесленники — все они только учились жить бок о бок и быть друг другу полезными.       Как и почему произошло заражение источников, Гаара из свитка не выяснил. Скупые строчки сообщали лишь, что люди массово покинули отрезанное от воды селение и их разбросало по оазисам. Решение, принятое от безысходности, и плохо организованная эвакуация обернулись огромными человеческими потерями. Ещё несколько лет после Суна балансировала на краю гибели из-за резкого сокращения населения и внутреннего раскола. Причиной раскола стало решение шиноби. Они бросили гражданских на произвол судьбы как слабейшую и наименее полезную часть Суны, а вернувшись, закономерно опасались удара в спину от тех, кому удалось выжить.       Судя по состоянию найденного свитка, этот эпизод показался тогдашним правителям до того унизительным, что его поспешили стереть из истории. На память помимо куцых записей остался только источник воды в центре Суны. Он появился именно в те годы и стал основным резервом на случай повторения катастрофы.       Однако история зашла на новый круг гораздо позже, чем ожидали предки, и полноценного резерва в распоряжении Суны снова не оказалось: за прошедшие века источник начал истощаться, ушёл глубже под землю, а деревня выросла вместе с населением. Но жаловаться, конечно, грех. Ведь добейся успеха те шиноби, которые пытались отравить центральный колодец, Суна уже стояла бы заброшенной и мертвой.        Гааре в эти дни не давал покоя вопрос: почему внутри селения орудовали люди, а не те же ящерицы? Какую цель преследовали шиноби, помимо отравления воды?        Когда в госпитале проводили вскрытие, чтобы идентифицировать диверсантов, Нами просила разрешить ей присутствовать. Гаара дал добро. Едва взглянув на тела, она нахмурилась, чему-то кивнула и, проведя пальцами за ухом ближайшего мертвеца, указала на скрытую под короткими волосами татуировку. Золотой лотос.       — Так и думала. Это оинины. Могильщики из Кири. Они всегда приходят за кем-то из своих.       — Думаешь, нашего неуловимого шпиона решили не отозвать, а убрать? — спросил Гаара.       Нами скрестила руки под грудью и с сомнением покачала головой:       — Обычно они охотятся не за теми, кто провалил миссию, а за предателями, отступниками и просто беглецами. Но, возможно, правила изменились.       — Или шпион изменил свои цели?       Мысль о смене целей шпиона была не беспочвенна. Помимо татуировок у всех оининов обнаружились крошечные ампулы с ядом, закреплённые на молярах — лазутчики готовились к тому, что будут схвачены. Те, кого скрутили за стенами Суны, успели разгрызть свои ампулы. У тех же, кто орудовал внутри, ампулы были целы, а причиной мгновенной смерти стали загадочные проколы на шеях. Чья рука нанесла удары? Никто не мог сказать. Орудия убийства и убийцу не нашли. Значит, он был не из числа шиноби Суны.        Над дальнейшим развитием событий Гаара тоже размышлял, но не мог представить его себе, как смог бы, наверное, Шикамару. Слишком много неизвестных и переменных элементов было в задаче.        Какую информацию получит Мидзукаге? Узнает ли он о том, что операция была успешной лишь наполовину, и в Суне пока ещё есть вода? А знает ли он, что власть над спорным участком между Ветром и Водой сейчас в руках непосредственно даймё? Решится ли Кири объявить войну не Суне, а самой стране Ветра? И если да, то как распорядится дайме Ветра? Отправит на защиту своей территории воинов из личной армии или предпочтет пожертвовать шиноби?        Впрочем, зная даймё, Гаара мог поставить сто к одному, что старик выберет второй вариант, поскольку он традиционно действовал из соображений ближайшей выгоды. А существование Суны давно перестало входить в число его приоритетов. Ему проще бросить им горсть монет и отдать приказ, чем…       — Казекаге-чан! Казекаге-чан! — Откуда-то сбоку раздался детский голосок, а через секунду кто-то почти боднул задумавшегося Гаару в плечо. Песок мягко, без агрессии подхватил виновника аварии за миллиметры до столкновения и поставил на ноги. Гаара уставился на нарушителя спокойствия. Нарушитель уставился в ответ.       Ей или ему — определить пол чумазого малыша Гаара затруднялся — было от силы лет пять. Всё положенное этому возрасту имелось в комплекте: ободранные коленки, короткие кучерявые волосы в пыли и задорный блестящий взгляд. Гаара склонил голову набок с единственной мыслью: «Кто притащил сюда ребёнка в полдень?» Шебутное создание, глазевшее на него с нескрываемым любопытством, отзеркалило движение и затараторило:       — Казекаге-чан, пливет! А ты же сделаешь так, что Суна не разрушится? Что нам не придётся уйти? Тут наш дом! Вот моя сестрёнка плачет, потому что хочет пить, а мама говорит, что воды очень мало, и нам надо уйти. А папа и бабушка сердятся и говорят, что уходить нельзя…       — Юри! Что же ты делаешь?! Отойди скорее от…       Эти интонации… Время словно откатилось на полтора десятилетия назад. По телу, помимо воли Гаары, пронёсся импульс, заставивший мышцы окаменеть.       Отойди от демона! Прочь! Беги!       — … от Гаары-сама, не мешай ему. Казекаге-сама, простите, пожалуйста, мою дочь. Не уследила за этой юлой. Простите, пожалуйста!       — Ничего страшного, она не помешала.       Гаара обернулся к девочке, которая подпрыгивала на одной ножке рядом с ним, несмотря на окрики матери.       — Не переживай, Юри-чан, Суна будет в порядке. Сдаваться раньше времени нельзя.       — Спасибо, Казекаге-чан! Я так и знала, что ты ужасно хороший. — Девочка одарила его широкой улыбкой, в которой не доставало половины зубов, и бросилась успокаивать мать, шумно пересказывая ей, что сейчас сказал «Казекаге-чан».       Гаара снова уставился на песок. Ещё немного, и запас чакры восстановится, а он выполнит только что данное обещание. Наверное.       Чем дальше, тем серьёзнее он начинал задумываться над очень опасной возможностью.       Нами и восьмихвостый.       Он гнал эти мысли, но они возвращались вновь: Нами и демон. Но… Нет. Нельзя. Слишком рискованно. Нужно придумать что-то ещё.       Но что? Ответ Хокаге на просьбу о помощи не утешал: шиноби с нужным типом чакры, вероятно способные помочь, сейчас на миссиях. Даже если срочно отозвать их, помощь будет в Суне не раньше, чем через неделю. Слишком поздно.       Оставалось одно. Он прикрыл глаза, проверяя собственные силы. Чакра восстановилась. Печать концентрации, глубокий вдох… И едва заметные колебания воздуха за спиной.       — Гаара-сама.       А вот и человек, которого он ждал.              — Нами-сан, — ответил Гаара с коротким официальным кивком.       Глядя на столь сухое приветствие, никто не заподозрил бы, как он ждал её прихода. Ему опять не хватало её присутствия — странное и совершенно неуместное сейчас чувство, которое, кажется, называлось «скучать».       Со дня фестиваля Нами полностью переключилась на помощь ботаникам, но каждый день приходила сюда, приносила ему воду, докладывала о прогрессе в разработке фильтров, а потом молча сидела рядом несколько минут прежде чем уйти. И тихо говорила напоследок: «У тебя обязательно получится».       А вчера она не приходила. И если чувство пустоты, душившее его изнутри весь день, и правда называлось «скучать», то Гаара скучал очень сильно. По их тренировкам на заброшенном полигоне, по визитам в теплицу, по переходящим в ночь вечерам в Резиденции. По её чаю, наконец.       Забавно, он ведь так ни разу и не попросил Нами сделать чай. Просто когда, не удержавшись, Гаара заглядывал в свою опустевшую кружку, она молча вставала и шла заваривать новую порцию. И этот трюк с молчаливыми просьбами стал чем-то вроде игры, такой же лишённой определений, как их «экскурсии» в теплице.       Он, конечно, не должен был вспоминать обо всём этом сейчас, когда целое селение балансировало на краю гибели. Однако мысли упрямо огибали все проблемы и стекались к Нами, как к источнику равновесия и поддержки.       — Вот держите, Гаара-сама. — Нами вернула его в реальность, протянув бутыль с прозрачно-зелёным настоем трав. — Горький, но жажду утоляет лучше чистой воды.       Ну вот, она и сейчас принесла ему чай. Хоть что-то осталось неизменным в этом мире.       — Спасибо. — Гаара взял бутылку. Верхний раскалённый слой песка по его приказу расступился, позволяя Нами сесть на более прохладный.       Зеваки вокруг тут же зашуршали, пытаясь незаметно приблизиться в надежде погреть уши, но песок шевельнулся снова и очертил широкий круг, отдавая бессловесный приказ держаться за его пределами. Гаара сделал знак стоявшему рядом шиноби активировать печати тишины.       — Расскажи, — попросил он, обращаясь к Нами, вместо привычного «докладывай». — Это правда, что на сотрудников теплицы нападают?       Нами неохотно кивнула.       — На самом деле было только одно нападение. С Кано-сан всё в порядке.       — Причины?       — У теплицы собираются люди. Требуют вернуть им воду, которую мы тратим на растения. Они недовольны тем, что фильтры до сих пор не готовы. Считают, что мы забрали воду себе под предлогом разработки фильтров. Это… просто отчаяние.       — Это нелепость. Я отправлю к вам охрану. На тебя не пытаюся напасть?       — Не пытались.       Однако Канкуро уже донёс между делом: на Нами, как на чужую шиноби, было направлено повышенное внимание. Некоторые усматривали причину всех бед, обрушившихся на Суну, в её приходе и происках Конохи. Трепались и о том, что она явилась из ворот дьявола. Вот за это Гаара и не любил суеверия — они порой превращали даже хладнокровных шиноби в безмозглых дикарей.       — А что с фильтрами? Есть прогресс?       Нами немного поникла, и это заставило присмотреться к ней внимательнее. Она как обычно замоталась в накидку и шарф так, что на виду остались только глаза и несколько выбившихся прядей серебристых волос. Но шарфы не помешали Гааре заметить тени, залёгшие под светлыми глазами, и тонкие лучики морщинок в уголках, которые стали глубже, чем накануне. С тянущей тревогой он отметил, что Нами выглядит не просто очень усталой, а заболевшей.       — Прогресс есть, но не такой, который мог бы спасти положение. — Она понизила голос до шёпота, невзирая на печати тишины, и поправила шарф на лице так, чтобы движения губ нельзя было прочитать. — Для фильтров нам нужно очень много салазарии, но ускорять её цветение больше, чем сейчас, нет смысла. Если растение не успевает набрать нужную силу, оно остаётся бесполезной пустышкой. Поэтому, пока мы ждём новый урожай, Хисотэ-сенсей дал команду сосредоточиться на проверке безопасности воды, которую очищали тестовым образцом фильтра.       — Как вы это делаете?       — Медики разработали тест-полоски. — Нами вынула из нагрудного кармана полоску бумаги. — Вот, из самой первой партии. Если в воде нет яда, полоска окрасится зелёным…       Пока она объясняла, Гаара посмотрел на её пальцы, непривычно затянутые в перчатку телесного цвета, снова на осунувшееся лицо, и в голову ему пришла одна настораживающая мысль.       — Как вы узнаёте, что тест-полоски работают правильно?       — Проверяем, — она слегка запнулась.       — Как?       — Это тонкости.       — Я хочу знать тонкости, Нами.       — Проверяем на добровольцах. И… ну перестань, пожалуйста, так смотреть.       — Как?       — С жалостью.       — Это не жалость, — строго отрезал Гаара. — Я переживаю. И хочу знать, что за добровольцы.       — Нас несколько человек, — сдалась Нами, подтвердив его худшие предположения.       — Нас?       — Нас. У меня есть частичный иммунитет, поэтому я проверяю воду после первого этапа очистки. Если недомогания нет, то можно подключать второе звено проверки.       — А второе звено…       — Медики и ботаники. Они готовы отвечать головой за результат своей работы.       Вот и объяснение её болезненному виду. Гаара нахмурился. Разве не этого он хотел, когда размышлял о возможностях использования силы джинчуурики? Никто не знает о демоне, но джинчуурики служит на благо селения. Добровольно.       Почему же так хочется немедленно это остановить, запретить ей участвовать в опытах, чтобы она прекратила причинять себе боль и рисковать здоровьем?       Нелепо. Нерационально.       — Я дал Хисотэ-сенсею разрешение на проведении испытаний на заключённых. Тебе не нужно было…       Нами скривилась и покачала головой.       — Нужно. Для всех в госпитале это дело чести. Для меня вдвойне. Я должна участвовать в этом лично, Гаара. Помнишь, мы договаривались? Мой враг — это и твой враг. Ты обещал сделать всё, чтобы ему пришёл конец. И я тоже.        — Наказываешь себя за то, что происходило в лаборатории с Сакаи?       Он перегнул палку. Использовал информацию, которую Нами сама недавно доверила ему в разговорах. Но у них обоих была склонность бить по больному, поэтому, Нами тут же перегнула палку в обратную сторону и тоже попала точно в цель:       — А ты? Не наказываешь себя сейчас за то, что позволил беженцам остаться в Суне?       Беженцы… Да, они пришли из соседних деревень пять дней назад. Около трёх сотен, считая детей, стариков и больных. Это были те же самые люди, которых лечили от отравлений в прошлый раз, и Гаара принял невероятно опрометчивое решение — снова разрешил им остаться.       Если бы в прошлый раз он не дал им надежду на покровительство Суны, если бы не знал половину из них в лицо, то сумел бы отказать. Отправил бы их прочь, зная, что надежды добраться до оазисов у нешиноби почти нет. «Они — те, кто всегда кормили шиноби, из их числа к нам приходят талантливые дети с задатками шиноби. С ними мы в будущем станем напрямую заключать договоры, чтобы Суна меньше зависела от даймё, — сказал себе Гаара. — Это выгодно. Просто выгодно нам».       Беженцы, конечно, благодарили, только слёзы благодарности на их глазах солнце высушивало, раньше, чем они успевали пролиться. А жители Суны… Сначала они покорно молчали, только недовольство, сгустившееся в воздухе, можно было резать ломтями. А через пару дней одного из беженцев, мужчину средних лет, нашли избитым насмерть и повешенным у северного поста. Виновников искать было недосуг, на что и был расчёт. Перепуганных деревенских заперли в одном квартале от греха подальше и приставили к ним охрану.       В эти дни Гаара много раз вспоминал слова Цунаде о том, что пытаться быть милосердным Каге и избегать жертв — это то же самое, что искать праведников в аду.       Интересно, узнай Наруто, каково это в реальности, продолжил бы он стремиться к посту Хокаге? Смог бы переломить систему через колено, как обычно? Гаара вот сломать систему не мог, а его попытки больше походили на катастрофические ошибки.       — Так и есть, Нами, — ответил он. — Я поступил невероятно глупо.       — Ты поступил как добрый человек, — тихо сказала Нами, опустив и без того осязаемое «извини».       — А ты будешь продолжать так думать, когда половина жителей моего селения погибнет из-за моей доброты?       Он задал вопрос и удивился, поняв вдруг, что, если она скажет «да», ему будет намного легче.       — Этого не случится.       — Выполняешь обещание поддерживать меня всегда и во всём?       — Нет. Ты правда поступил как хороший человек. И я хочу помочь. Могу помочь.       Он промолчал, и Нами заговорила снова:       — По словам Хисотэ-сенсея, будь у нас больше времени, испытания проводились бы сперва на крысах и только потом на людях. Однако времени нет, и мы пододвинули эти законы. И даже так времени не хватает. Фильтры обязательно будут, но не за неделю…       — Запаса воды хватит ещё на трое суток. За это время я доберусь до воды.       — Ты уверен, что…       — Казекаге-сама, позвольте.       Они оба подняли головы — рядом на землю спрыгнул чуунин и опустился на одно колено в поклоне. Гаара поморщился от дурного предчувствия, глядя на подрагивающие пальцы юноши.       — Докладывай, Сато.       — Казекаге-сама, п-простите. Д-дурная весть с водонапорной станции.       — Возьми себя в руки. Я ничего тебе не сделаю, — устало проговорил Гаара.       Сато нервно икнул, но тряску свою немного унял.       — Похоже, из основной магистрали идёт отток. Кто-то откачивает воду сверх нормы из резервуаров.       — Что значит «кто-то»?       — М-мы ещё не успели найти точки подключения труб, по которым идёт утечка. Слишком много ответвлений и мало людей…       Гаара запустил пальцы в волосы и медленно выдохнул, не найдя приличных слов. Старейшины — пожалуй, единственные, кто мог провернуть фокус с подсоединением к трубе. Кто-то из них. А кто-то ещё, уже из числа инженеров, покрывает это мероприятие. Но сейчас не до поиска виноватых, тем более быстро размотать эту цепочку не выйдет. Для этого нужно явиться с рейдом в каждое поместье, отыскать, где спрятана труба… Нет, точно не сейчас.       — Насколько это сокращает общий резерв?       — По текущим данным запас уменьшился до двухдневного.       Взмахом руки Гаара отпустил трясущегося парня и уставился в песок. Два дня. А если отток не удастся прекратить, то и того меньше.       — Гаара… — Он заранее знал, что Нами скажет теперь, и готовился отказаться. — Раз у тебя до сих пор не получилось добраться до воды, значит, ни у кого здесь не получится. Может быть, ты разрешишь мне высказать предложение?       «Нет. Не нужно», — подумал Гаара.       — Продолжай, — сказал он вслух, тоже глядя в небо, безжалостно-безоблачное.       — Я смогу дотянуться до воды под Суной. С помощью Ёкиджу, конечно. Водоносный слой можно заморозить, а лёд — огромная мощь, даже против камня. Он сам проложит себе путь наверх через горные породы, когда я позову. А ты скорректируешь русло и давление.       — Если трещина пройдёт слишком глубоко, и эта река соединится с заражёнными, слишком мощный поток добавит нам неприятностей, — озвучил Гаара своё первое, но не самое большое сомнение.       В ответ на это Нами снова помахала полоской лакмусовой бумаги.       — Я заморожу восходящий поток, когда он подойдёт к поверхности, и не дам ему бить ключом, пока не проверим. Если отравлен, замуруем обратно.       — Допустим. Но Ёкиджу…       — Прозвучит странно, но он хочет помочь. Тебе.       — Мне?       — Да. Ты… вроде как по душе ему. Самая большая сложность в другом. Тебе нужно будет маскировать его чакру и частично контролировать, потому что одна я не справлюсь. Но ты ведь бывший джинчуурики, ты точно сможешь.       Гаара отодвинул в сторону своё удивление по поводу симпатии восьмихвостого и припомнил могильный холод его чакры, пробирающий до костей. Демонический хьётон, сила, которая чуть не прикончила их всех в деревеньке возле Конохи. Сможет он такое замаскировать?                   Сомнительно.       Насколько хорошо Нами контролирует хвостатого?       Он понятия не имел.       Идеальный план.       — Ещё тонкости?       — Моя печать может временно ослабеть, — призналась Нами. — Это всегда происходит, когда я заимствую чакру. Но её нужно не настолько много, чтобы он мог выйти из-под контроля. Я справлюсь. Если ты мне веришь.        Если веришь… Он верил, но… В голове включился счётчик, вычисляющий количество потенциальных жертв при обоих вариантах развития событий. Если он выберет уход из Суны, то большинство погибших будет гражданскими. И если думать о них как о почти бесполезной массе и неизбежной жертве во имя «своих», во имя шиноби, то выбор вполне очевиден.       Перед глазами всплыло лицо той девочки, Юри, и её матери.        «Это наш дом…»        «Суна будет в порядке…»        У них и таких, как они, шансов нет. Чаша весов склонилась и со звоном стукнулась оземь. Гаара кивнул.       — Верю, Нами. Я тебе верю. Прямо сейчас и попробуем.       «Только прошу, не подведи».       — Спасибо, Гаара. Я не подведу, — веско пообещала Нами. — Давай отойдём немного вправо. Так водоносный слой на несколько метров ближе.       Они перешли на указанную точку, сопровождаемые любопытными взглядами. Зевак заметно прибавилось, но теперь им тут точно было не место. Гаара подозвал чуунина, дежурившего неподалёку, и приказал найти Темари. Спустя несколько минут сестра уже спрыгнула с крыши рядом с ними.       По её лицу было видно, что она всё поняла. Включение в игру демона они обсудили всего единожды, громким сердитым шёпотом. Темари не раз и не два упомянула невозможность остановить Ооками, если он вырвется, и привлечение внимания Акацуки и прочей шушеры выплеском чакры. И сейчас в её глазах отразилось всё неодобрение, вся неуверенность и неприкрытый страх.       — Гаара, это плохая, плохая идея! — зашипела она, склонившись почти к самому его уху.       — Темари, скажи мне, что ты не знаешь об оттоке воды?       Выслушав новость, Темари оглянулась на Нами и побледнела. Страх на её лице сменился гневным прищуром.       — Я обязана проверить информацию. Две минуты. — С этими словами она рванула обратно на крыши.       Гаара не успел и до ста сосчитать, а сестра была снова рядом. Судя по разъярённому виду, тем, кого она встретила на водонапорной станции, крупно не повезло.       — Я их найду. Тех, кто это делает… Найду и растерзаю голыми руками. — Темари не повышала голос, но интонации не оставляли места сомнениям, что угроза будет исполнена. — Но, Гаара, послушай, не лучше ли подождать хотя бы до ночи?       — Это ничего не изменит. Случись что, и темнота усложнит эвакуацию, а выплеск чакры и разрушения не спрячет.       — Но способности Нами…       — Всем известно, что у нас нет сильных пользователей стихии воды, Темари. То, что мы собираемся сделать, не по зубам ни одному шиноби Суны, уже неважно, при свете дня или под луной.       Темари тряхнула головой, сдаваясь.       — И то верно. Шило из кармана уже торчит… Но если всё пройдёт хорошо, враждебность наших к чужакам может смениться на благодарность за помощь.       — Сделаем ставку на это. А сейчас оцепите площадь. Приказ не приближаться больше чем на сто метров. Как выглядит неудача, ты знаешь. Если почувствуешь, что есть угроза, действуйте, не дожидаясь приказа.       — Слушаюсь, Казекаге-сама, — отчеканила Темари. — А потом я отыщу и урою того драного шакала, который… — Дальше Гаара не слышал, потому что Темари отправилась разгонять зевак и отдавать приказы.       — Что теперь по плану? — поинтересовался он, обернувшись к Нами.       Она кашлянула.       — Так… В первые минуты я справлюсь сама, а потом тебе нужно будет перехватить часть контроля над чакрой Ёкиджу и спрятать её. Ты узнаешь, когда придёт момент.              Не слишком уверенно они опустились на колени друг напротив друга. Инструкций им всё равно никто не предоставил бы, так что оставалось действовать по наитию и довериться дру другу.       Гаара прикрыл глаза, растворяясь ощущениями и мыслями в песках, разрастаясь вширь и вглубь, и почти перестал чувствовать руки, ноги и ветер на лице и в волосах. Он стал песком. Пустыня внутри и снаружи отозвалась приветственным шорохом.       Жарко. Сухо. Мёртво.       Глубокая тишина.       Медленно-медленно холодает. По коже… Нет, по песку в ритме дыхания пробегают холодные потоки. Остывает не воздух — остывает пустыня. С еле слышным потрескиванием и поскрипыванием со всех сторон подбирается мороз. Сначала лёгкий и колкий, он постепенно нарастает и уплотняется. И вот уже чужая чакра, не знающая границ, агрессивная, давит, пытаясь стереть всё сущее в пыль.       Перед внутренним взором роятся воспоминания о том, как хвост Шукаку хлестал во все стороны в приступах дикой ярости, освобождённой от оков сосуда, и Гаара содрогается. Кажется, это конец. Суна станет куском льда за один вздох.       Но в сердце белоснежного космоса он ощущает хрупкое человеческое присутствие. Мечущиеся вихри нехотя, через сопротивление, собираются в единый поток, ясный и прозрачный, окутанный снаружи, как тонким покровом, синей чакрой джинчуурики. Сенсоры, не знающие, что за ней скрыто, приняли бы это за её собственную, неожиданно мощную чакру.       Нами контролирует и рассчитывает свою силу идеально точно, без рывков и без паники. Она собрана и уверена настолько, что и Гаару накрывает умиротворение. А следом в груди нежданно зарождается гордость: у неё получается, они тренировались не зря.       Однако Нами на пределе, и маскирующий покров её совсем тонкий, вот-вот разорвётся. Гаара спешит, вслепую находит её пальцы, касается, давая понять, что готов разделить роль сосуда, и по рукам прокатывается сгусток чистого звонкого холода — Нами перенаправляет чакру демона ему.       Бело-голубая энергия сжимается, сворачивается в тугой клубок, наполняет внутренности. Волна за волной накрывает тело, движется от рук к солнечному сплетению и снова к кончикам пальцев, уже окрасившись в золотой цвет. Теперь его чакра — оболочка, он — проводник.       Гаара уже почти забыл, каково это — быть медиумом такой необузданной силы.       — Можно. — Голос Нами звучит приглушённо, как будто с другого края мира. На самом деле она так близко, что почти сталкивается с ним лбом.       Гаара отпускает поток, и он рвётся к центру земли, направляемый чужой волей. Глубоко внизу мощный удар сотрясает каменные породы. Подземные реки застывают.       Теперь под слоями песка простирается ледяная бездна. Пустыня в негативе.       А потом Гаара слышит общий зов джинчуурики и её демона, обращённый к воде. Пролетает ещё одна маленькая вечность, прежде чем стихия отвечает. Лёд устремляется вверх. Лёд терзает голодным зверем землю и камень, рвёт скальные породы на клочки, словно тряпки, прорезает в них трещины, чтобы добраться до поверхности. А поток чужой чакры у Гаары внутри достигает пика. Ощущение, будто руки отморозили по плечи, но ему нужно крепко, очень крепко обнимать разрастающуюся глыбу льда, и нельзя отпустить ни в коем случае.       Вдруг что-то или кто-то зовёт его по имени. Гаара мешкает с ответом, а сознание почему-то заволакивает грязно-красной мутью. Он начинает терять концентрацию, и зажмуривается, пытаясь восстановить её. А глаза предательски слипаются и отказываются открываться. Лишь непостижимым усилием воли он заставляет отяжелевшие веки подняться и видит…       Видит, как растекается по песку лёгкое белое кружево. Лёд выбирается на поверхность с неповторимой убийственной грацией хищника. Переливающиеся серебристые волны затопляют маленькую площадь, льнут к ногам, ласково трутся о нагретые бока домов. Солнце бессильно растопить их: горячие лучи бестолково мечутся в лабиринте из собственных отражений, ломаются, остывают и гаснут. Лёд поднимается выше, к окнам, с тихим треском выдавливает стёкла, проникает в комнаты. Гаара прислушивается к плачу и крикам, доносящимся изнутри, и с облегчением понимает, что это ненадолго. Ещё немного потерпеть, и вся Суна станет чистой, прекрасной памятью о самой себе. Непобеждённой навсегда. Бессмертной. Это лучше, чем умирать от засухи и яда. Это лучшее его решение. И Суна, и он сам заслужили такой конец.       — Гаара! Гаара! Не отключайся! Немного осталось. Совсем чуть-чуть, правда. Я не справлюсь без тебя. Пожалуйста. Ты мне нужен.       Настойчивый голос зудит над ухом, а ладонь чувствует вместо холода теплое прикосновение чьих-то пальцев. Гаара дёргается, сердится, вырываясь из приятного сна, мотает головой… И открывает глаза по-настоящему. Понимание, зачем он здесь, возвращается яркой вспышкой, подчистую стирая чужое сновидение. А золотая чакра вновь берёт белый холод в плотные тиски.       И — вот теперь он боится верить своим глазам: на поверхности, в маленьком углублении между ними песок проседает, темнеет и становится влажным.       — Чистая! — судорожно шепчет Нами. Она уже успела окунуть тест-полоску в образующуюся лужицу. Бумага окрасилась в зелёный цвет.       После её слов искрящаяся белая пустыня в глубине под ними начинает медленно таять, а Гаара концентрируется на том, чтобы не дать ей превратиться в море посреди селения. Он сдавливает лёд песком с добавлением металла, уплотняя воображаемую трубу.       «Четыре. Три. Два», — отсчитывает он про себя, а в висках бьётся нетерпение и незамутнённый детский восторг.       На счёт «один» в небо, переливаясь радугой, взмывает поток воды. Мощные прозрачные струи стремятся к солнцу, насмехаясь над его силой. Мелкие брызги ударяют прямо в лицо. И через мгновения их с Нами окатывает ледяной душ. Люди, неизвестно откуда взявшиеся вокруг, визжат и хохочут — то ли от радости, то ли от внезапного холода среди жаркого дня, то ли от того, что увидели радугу.       Нами по другую сторону новорождённого фонтана перекрикивает шум воды:       — Чистая! Она чистая!       Гаара кивает, с трудом возвращает себе телесные ощущения, странно изменённые и фантомные, и начинает отдавать приказы подбежавшим шиноби. Работа вокруг закипает по щелчку пальцев. Множество рук принимается благоустраивать новый ключ…       Только убедившись, что всё налаживается, и передав контроль Канкуро с Темари, он позволил себе отойти в сторону и понял, что солнце уже касается кромки скал. Похоже, с начала «операции по добыче воды» прошло вовсе не десять минут, как казалось.       Абсолютно ватные руки и ноги подрагивали от усталости, голова кружилась, а перед глазами металась тысяча звёздочек. По лицу что-то поползло, Гаара задумчиво провёл по щеке рукой. Вода. Лицо, волосы и рубашка насквозь промокли, но это не страшно, всё высохнет в ещё горячих лучах солнца.       Он поискал взглядом Нами. Она же не могла просто уйти? Нет. Она методично выжимала свой шарф, расположившись на незаметном пятачке в полутени. Люди то и дело поглядывали в её сторону, приближаться не решались, но на их лицах мелькали улыбки.       Гаара вздохнул. Можно считать, что все усилия по непривлечению к ней внимания пошли прахом. Мелочи вроде одежды, поведения и асимметричной серьги казались смехотворными ухищрениями теперь, когда Нами призвала из-под толщи камня воду, продемонстрировав силу, равную Казекаге.       Но Суна была спасена.       Как бы эта победа не горчила привкусом грядущих неприятностей, она оставалась победой.       Гаара подошёл, присел перед Нами. Она подняла голову, и в серебре её глаз отразилось переливчатое серебро стремящегося в небо ключа за его спиной. Это было красиво. До того красиво, что он замер, забыв обо всём. А она вдруг рассмеялась. Таким светлым чистым смехом, в котором звенела и радость, и осколки пережитого страха и напряжения. И это тоже было завораживающе красиво. Гаара слушал и смотрел и продолжал бы смотреть дальше, если бы вновь не услышал чужие голоса и не понял, что вместе с ним слушает и смотрит толпа за спиной.       — Нами, — тихо позвал он. — Ты как?       — Порядок, а ты? Как тебе представление?       — Лучше я ещё не видел. — Гаара тоже позволил себе еле-еле заметную улыбку. Но в душе улыбка была намного шире и он, глядя в глаза Нами, знал, что она это видит. И что они делят этот миг на троих: два человека и демон.       Тут Нами, не переставая улыбаться, вдруг потянулась к его лицу, смахнула в сторону, слегка взъерошив, прилипшую ко лбу мокрую чёлку, и ласково прошептала:       — Вот так тебе лучше.       Глаза у Гаары изумлённо распахнулись сами собой. Нами отдёрнула руку, улыбка сошла с её лица.       — Извини, я просто…       Он покачал головой: всё в порядке, но она уже стала бесповоротно серьёзна и собрана. Больше не глядя на него, аккуратно поправила шарф, убрала под него волосы, и Гаара увидел кристаллы на её ушах — один серый, второй синий. Разной формы. Значит, чакры у Нами не осталось даже на хенге. По затылку пробежал холодок осознания: ками-сама, они прошлись по очень тонкому лезвию, тоньше, чем он думал.       Но что сделано, то сделано. Теперь пора было уйти подальше, чтобы не привлекать ещё больше лишнего внимания. А ещё неплохо бы восстановить силы самым простым способом — едой.       — В обморок не собираешься? — уточнил Гаара.       — Определённо нет, — она решительно мотнула головой и поморщилась — явно от накатившего головокружения.       — Ладно. — Он сложил печати и быстрым движением коснулся серого кристалла, накладывая хенге. — Встать сможешь?       — Конечно.       — Тогда идём. Поедим.       — Куда? Но сейчас же…       — Просто пойдём. — Гаара обернулся, проверяя, не следит ли сейчас кто-то, и подал Нами руку.