Между Ветром и Водой

      Канкуро рассказывал быстро и скомкано, а, закончив, практически сполз со стула, чувствуя себя морально выжатым.       — Вот такие вот дела, н-да— протянул он на выдохе и запустил пальцы в волосы. — Ощущение, что у меня едет крыша… Слышишь шорох? Это она.       Нами протянула ему стакан воды и обняла колени, шаря серьёзным взглядом по его лицу, будто сличала написанные на нём эмоции со сказанными словами. Канкуро пришлось приложить усилие, чтобы не поёжиться. Всё-таки немногим он позволял так подолгу рассматривать себя без грима.       — Ну, на себя ты не похож, как мы уже выяснили, но и повода вести тебя к врачу не вижу, — сказала она после паузы. — Выглядишь счастливым. Немного невыспавшимся и обеспокоенным.       — О, не нужно ходить вокруг да около! Просто скажи, что я придурок.       Нами по-доброму усмехнулась.        — Боишься ей навредить?       — Да… Ну… Не знаю, как мне быть. Ей лет-то маловато… Семнадцать всего, — выдавил Канкуро, глядя в сторону, и на лицо неизвестно зачем полезла нелепая ухмылочка.       — Только не говори, что все твои проблемы вращаются вокруг того, как бы…       — Не-е-т! — Он сначала замахал руками, а потом досадливо цокнул. — То есть да, ладно, они и вокруг этого тоже вращаются, я же мужчина как-никак. Вот зачем сказала? Теперь всякое в голову лезет. Но дело не в этом, правда. Просто она кажется совсем… Ну какой-то… — Он запутался и умолк.       — Ох, Канкуро… тебе самому чуть больше двадцати, — резонно заметила Нами, подпирая щёку кулаком. — Может, проблема не в возрасте, а в том, что она гражданская и поэтому видится тебе хрупкой и уязвимой?       — Да, именно такие слова, молодец, сестрёнка… — обрадовался он. — Теперь ещё скажи, что мне с этим делать, и я тебя расцелую.       — Ничего.       — Вау. Да ты мастер советов.       — Я предупреждала. Но что здесь можно сделать? Она уже живёт в Суне. А опасность идёт рука об руку не только с шиноби, но и со всеми, кто выбрал жизнь в скрытых селениях. Если бы ты заманивал её сюда из мирной деревни, разговор был бы другой. Но главное, Канкуро, эй… — Нами легонько толкнула его в плечо, не давая выпасть из реальности. — Неважно, кто — шиноби или нет. Если человек тебе очень дорог, ты будешь за него бояться.       — Так подсказывает твой нулевой опыт?       — О да, — усмехнулась она снова, но теперь уже грустно. — Ещё он подсказывает, что убегая от этих переживаний, можно здорово пожалеть.       Канкуро вопросительно посмотрел на неё, мол, «поподробнее, пожалуйста». Нами опустила глаза, перебирая прядь волос на плече.       — Когда мы с Хитоми попали в Кири, она довольно быстро завела друзей. А я нет. Я бы не назвала себя изгоем и не могу сказать, что меня боялись. Многие были не против общаться, но я держалась ото всех подальше. Причины были разные, но главная, наверное, — страх. Мне нужно было присматривать за Хитоми. Появись у меня ещё друзья, я бы не справилась, не смогла бы оберегать всех. А снова кого-то потерять…       — Подожди-ка минутку, — поднял руку Канкуро, — у меня назрел вопрос. А почему это ты должна была бы всех оберегать? Не находишь, что твои друзья могли бы позаботиться о себе сами, да ещё и о тебе заодно? Дружба, вроде как, предполагает взаимность.       Нами посмотрела на него как-то озадаченно, и Канкуро это не понравилось.       — Лягушонок, я не пойму… — нахмурился он, — а Хитоми чего, о тебе не пеклась так, как ты о ней?       — Я старше, поэтому… Да чёрт, Канкуро, это всё сложно и неважно сейчас! Почему мы вообще обо мне говорим? — заерепенилась она. — Я к тому, что меня до сих пор не отпускает мысль: если бы у меня всё-таки были друзья, много друзей и если бы они верили моим словам, вдруг мы вместе остановили бы Шестого? Может, ничего не случилось бы? А так, пока я боялась ужасов, которые придумала себе сама, в реальности всё худшее просто взяло и случилось.       Канкуро тяжело вздохнул.       — Какова же мораль, лягушонок?       — Кто сказал, что будет мораль? Я шиноби, а не монах-философ.       — Не прибедняйся, у тебя отлично получается.        Она выглянула в окно и замолчала. Когда Канкуро уже перестал ожидать ответа, Нами всё-таки заговорила:       — Я думаю теперь, что навредить близким и потерять их очень страшно, и от этого страха не избавиться никогда. Но заранее отказаться от тех, кто может стать близок, — ещё хуже.       Канкуро запустил пальцы в спутанные волосы. Звучало неплохо, слишком неплохо, чтобы легко смириться и поддаться.       — Думать о том, чтоб не навредить своей близостью, — это ответственный подход, — возразил он.       — Конечно. Или…       — Или?..       — Или особый сорт малодушия? — полувопросительно заключила Нами. — Ты — шиноби. Сильный шиноби. Ты можешь не только навредить, но и защитить. Возможно, сделать немного счастливее чью-то жизнь и свою заодно. Вдруг твоё отношение спасёт эту девушку?       — От чего?       — От яда уже спасло. А вдруг ваши отношения повлияют на что-то более… масштабное? — Она замолчала, а потом добавила со смешком: — Ты не обязан мне верить. Скорее всего, я несу ерунду, потому что это то, что получается у меня лучше всего.       — Я должен подумать. — Канкуро хмыкнул, с любопытством рассматривая Нами. — Сестрёнка, скажи-ка… А как у тебя с этим на практике? Сама-то своим принципам следуешь?        Нами рассеянно моргнула, смахнула волосы со лба и вскочила с табуретки.       — Я совсем забыла про ужин, Канкуро! Почему не напоминаешь?       Опять сбежала от неудобных вопросов, стало быть. Ладно. А Канкуро и вправду забыл про чувство голода в принципе. Даже аппетитный запах, стоявший на кухне всё время их беседы, он не замечал, пока речь не зашла о еде. Но когда прямо перед ним оказалась тарелка с дымящимся рисом, мясом и скромным количеством овощей, он понял, насколько зверски проголодался. С громким «Итадакимас!» подцепив палочками хороший кусочек мяса, Канкуро засунул его в рот, прожевал и застыл.       Сначала стало жарковато. Потом зачесалось нёбо.       — Нами… А ты сколько специй туда… всы… кхе-хке… всыпала? Всю пачку, да? — жалобно просипел он спустя пару секунд.       По лицу тёк пот. Уши горели. И лоб тоже, вместе со щеками… Уже и с шеей. Когда совершенно нефигуральный пожар запылал и в груди, Канкуро схватил с сушилки ближайшую пустую тарелку и замахал ею на себя как веером.       — Ой, — сказала Нами, наблюдая за постепенной сменой цвета Канкуро, и покраснела ушами, прижав ладони к губам. — Воды? Льда? Чёрт! Я сама ещё не успела попробовать. Темари сказала, что так еда будет дольше храниться. И что так вкуснее. Ками, но они же в пакетике были совсем не острые… Ты пей. На вот, кувшин. Что значит «закончилась»? На ещё бутылку.       — Вот… Темари… Шутница… Вашу матушку… Такую свинью подложить, а… — сердито булькал Канкуро, делая огромные глотки. Вода, конечно, помогала плохо. По ощущениям, волосы на голове покраснели вслед за лицом, а где-то в желудке образовалась хорошая такая дыра. Он вскочил и засунул голову в холодильник.       — Как тебе ещё помочь? — послышался голос Нами, приглушённый дверцей.       — Молока у тебя, полагаю, нет? — уточнил Канкуро, сквозь слёзы рассматривая внутренности холодильника.       — Нет.       — Тогда просто дай мне минуту, и я воскресну. Мне не впервой.       — На выброс, — заключила Нами, приподняв крышку сковороды и с сожалением разглядывая ещё дымящееся блюдо. На вид оно по-прежнему было очень аппетитным. — А в упаковке эти специи слабенькими казались. Я решила, что можно чуть больше добавить и будет вкуснее…       — А, я так и думал. — Канкуро, который наконец вернулся к нормальному цвету и перестал выдыхать пламя, забрал у неё пакетик со специями. — Это же молотый «хвостик скорпиона». Перец такой, не настоящий скорпион, не надо падать в обморок, — весело пояснил он, поглядев на лицо Нами. — Темари, видимо, забыла рассказать тебе, что его острота раскрывается при термообработке. Ну, не беда, зато какое оружие вышло! Возьми на заметку. В следующий раз шпиона им уничтожишь. Только кандидатуру тщательнее выбирай, ладно? А то сегодня всё мне достаётся.       Нами в ответ пробормотала что-то между извинением и проклятием и пихнула его локтем в бок.       — Ладно! — смилостивился Канкуро. — Сейчас покажу, как нейтрализовать остроту, и станет съедобно. Было-то вкусно — до того, как стало больно. Дай мне лимон или юдзу и стакан воды, остальное сам найду. К слову, ты знала, что эти специи не только продлевают срок хранения пищи, но и предотвращают обезвоживание?       — Да уж, — протянула Нами. — Обезвоживание тебе теперь точно не грозит.       Через полчаса, когда благодаря паре несложных хитростей блюдо стало менее острым, они вернулись за стол и теперь уже вдвоём уничтожали рис, вполне довольные и собой, и своими кулинарными талантами.       — Послушай, Канкуро, а твоя девушка не против того, что ты сидишь у меня в гостях? — спросила вдруг Нами, подняв на него взгляд с блестящей в нём хитринкой.       — А? — Даже не сразу понял он, а поняв, довольно заухмылялся: нечасто Нами первой начинала серии дружеских поддёвок. Привыкает. — Конечно, нет, это же как ревновать меня к Темари. Ты мне как родная сестрёнка.       Хитринка погасла, Нами перестала улыбаться, опустила глаза и неловко поёрзала. Не стоило ему, пожалуй, шутить такими вещами. Хотя, он и… не шутил? Что-то же заставило его прийти именно сюда, к ней, а не к кому-то ещё. Возможно, именно то, что Нами, совсем как родная сестра, отказывалась видеть маски, которые он выдавал за себя, и с самого начала смотрела прямо на него и в него? Нет, это как-то слишком уже, он просто пошутил… Канкуро разозлился на себя за сплошную неопределённость и поспешил сбавить градус трогательности:       — Сама посуди, ты уже дважды за вечер успела покуситься на мою жизнь, как настоящая сестра. Темари, правда, двумя заходами обычно не ограничивается, но на то она и старшенькая… А вообще… Вообще-то я не знаю, будет ли Аои ревновать меня в принципе.       — Почему? — наивно поинтересовалась Нами.       — Она… Ну, знаешь, приберегла свою бурю чувств ко мне на потом, — улыбнулся он как можно более легкомысленно.       Ага. Буря так буря! «Спасибо, Канкуро» и потупила свой небесный взгляд. «Небесный»?.. Боги, откуда только эта пошлятина у него в голове?       — Сестрёнка, — Канкуро воззрился на неё, поигрывая бровями. — Что мы всё обо мне да обо мне. Давай откровенность на откровенность, м?       — Я на такое не подписывалась, — вернула ему ехидную улыбку Нами.       — Ну-у, скажи хотя бы, ты не против продолжать работать в Резиденции? С Гаарой?       — Нет. А что?       — А где тебе больше нравится? В Резиденции или в теплице?       — Одинаково.       «Проверка закончилась, а Нами осталась», — подумал Канкуро после того, как все конфликты были закрыты. Никто не обсуждал этот вопрос. Нами просто осталась ассистентом Гаары, а они с Темари просто решили, что так и надо.       Правда, у него имелись особые соображения на этот счёт. Он наблюдал за Гаарой и Нами в гостях у сестры и пришёл к интригующему выводу: «На подчинённых или просто друзей так не смотрят».       Канкуро хотел бы рассказать о своём наблюдении Гааре и послушать его мысли на этот счёт, но, как верно заметила Нами во время дороги через пустыню, он не стремился умереть молодым. А потому промолчал.       — Ладно. — Он решил зайти с другого конца. — А как насчёт слухов, что ты встречаешься с кем-то?       Нами поперхнулась рисом.       — Ага, вижу, слухи неспроста, — обрадовался Канкуро и ласково похлопал её по спине. — Давай, поделись со старшим братом.       — Ерунда и сплетни, — насупилась Нами. — И кстати, старший брат, тебе на проверку постовых пора.       Канкуро нехотя глянул на часы второй раз за вечер — уже восемь!       — Чёрт, и правда. Ладно, пойду. Спасибо, что выслушала.       — Всегда пожалуйста.       — И за ужин спасибо.       — А тебе за то, что спас его. И эй, Канкуро…       Он оглянулся. Нами смотрела на него добрым взглядом.       — Я уверена, что Аои ответит на твои чувства, — улыбнулась она и махнула рукой на прощание.       — Очевидные вещи говоришь, сестрёнка!

***

      Гаара по привычке бросил взгляд на часы. Половина девятого и можно сделать короткий перерыв. Он собрался выйти на балкон и понаблюдать за вечерним селением, когда в дверь раздался тихий стук.       — Гаара-сама? Можно? На минутку. — В приоткрывшуюся дверь робко просунулась голова с растрёпанными каштановыми волосами.       — Заходи, Мацури. Добрый вечер.       — Добрый вечер, Гаара-сама.       Гаара вернулся на своё место и с долей любопытства наблюдал, как Мацури плотно прикрыла за собой дверь и подошла к его столу чуть ли не на цыпочках. На румяном круглом личике играла загадочная полуулыбка.       Он не мог вспомнить, чтобы вызывал ученицу к себе или поручал миссию, требующую личного отчёта. Поэтому просто вопросительно склонил голову, ожидая, когда она сама прояснит ситуацию.       — Гаара-сама, вы знаете, какой завтра день? — начала Мацури издалека.       Тут надо было подумать… Что за день? Четверг. Его ждало утреннее совещание со старейшинами и — что самое противное — с даймё. Неприятный денёк ожидался, если честно. Мысли о грядущих переговорах тут же захватили его, и взгляд, наверное, стал стеклянным, потому что Мацури вдруг хихикнула в кулак.       — Ладно. Не гадайте, Гаара-сама, я скажу. Завтра ровно пять лет с тех пор, как я стала вашей ученицей. А вы — моим сенсеем!       Выпалив это на одном дыхании, девушка вся покраснела и зажмурилась.       «Правда?»       — Да, верно. Спасибо, что напомнила, Мацури.       Пожалуй, ему стоило вспомнить самому. Гаара был обязан Мацури, и не только тем, что она одной из первых признала в нём немонстра и выбрала в качестве учителя во времена, когда другие боялись подойти ближе, чем на сто шагов.       — Знаете… А вы ведь только самых близких людей так часто называете по имени.       — Правда? Я не замечал.       — Точно-точно, — подтвердила она, кивая. — И это… Очень приятно.        Гаара тоже улыбнулся, слегка вымученно, но тепло.        — Прости, я не уследил за временем. В ближайшие дни нам понадобятся все силы шиноби. Но на следующей неделе я могу дать тебе несколько выходных. Проведёшь их с семьёй, — предложил он, не придумав иного способа порадовать её.       — Да нет, Гаара-сама. — Мацури замотала головой. — Не нужно мне выходных. Просто завтра у меня миссия вне деревни, поэтому решила зайти заранее. Хотела подарить вот это. — Двумя руками она с поклоном протянула ему через стол маленькую коробочку.       — Подарок? — искренне изумился Гаара.       У них не было традиции отмечать этот день или дарить подарки. Он принял из её рук коробочку и заглянул внутрь. На фоне чёрной ткани поблёскивал строгий стальной медальон с выгравированным на нём знаком Суны — не официальным защитным, а стилизованным под старинную рукопись. Гаара вытряхнул медальон на ладонь и перевернул. Обратную сторону украшал иероглиф «ветер». По необычно интенсивному голубому отблеску сплава и стилю гравировки он без особого труда угадал автора изделия и отметил про себя, что мастер пользуется популярностью в последнее время.       — Наденете? Пожалуйста?       Причин отказывать не было. Гаара надел медальон, и тот с холодным звяканьем ударился о край стола. Тяжёлый.       — Спасибо, Мацури. К сожалению, я не…       Он замолк, заметив, как она смотрит: так, словно увидела божество. Повисла натянутая пауза, Мацури под его непонимающим взглядом покраснела сильнее прежнего и опустила голову. В наступившей тишине Гаара слышал только её резко участившееся дыхание.       — Мне ничего не нужно, Гаара-сама, — полушёпотом заговорила девушка, глядя себе под ноги и бесцельно водя пальцами по столешнице. Вправо-влево, и снова вправо и влево.       Гаара безучастно следил за её рукой и надеялся, что кто-нибудь войдёт и прервёт этот разговор, но никто не стучал в дверь.       — Вы уже многое мне дали. Вы и не представляете, как я вам благодарна.       Она вскинула голову. Тёмные карие глаза снова впились в его лицо с непередаваемой смесью благоговения, трепета и… Гаара предпочёл не верить своим догадкам, а ждал слов, которые неумолимым эхом уже висели в воздухе.       — И как я вас люблю! — закончила Мацури. — Я вас очень люблю! Вы, должно быть, давно знаете, но я хотела сказать вслух.       — Ясно. — Только и нашёлся Гаара.       Медальон неприятно давил на шею своим весом.       Признание не стало полной неожиданностью, но он надеялся избегать этого момента как можно дольше. Ответить на слова любви было нечем.       Гаара помнил, всегда помнил, как благодаря общительности и дружелюбию Мацури у него появились первые сторонники. В самое тяжёлое время — в период восстаний, последовавших за назначением его, проклятого селением джинчуурики, на должность пятого Казекаге. Люди, которые близко знали Мацури, удивительно охотно поверили, что тот, кем она так восхищается, сможет стать хорошим лидером. Это уж потом, во вторую очередь, они поверили ему самому.       Нет, он никогда не забывал о тех днях. А ещё никогда не назначал Мацури на миссии, которые были связаны с убийствами, хотя по рангу она обязана была участвовать в них. Это был его способ сказать «спасибо».       Так сложилось, что Мацури от суровой действительности шиноби оберегали буквально все: её приёмные родители, старшая сестра, сокомандники и даже сам Гаара. Может, поэтому жизнь чуунина ещё не прогрызла в её душе дыру по общему для всех лекалу, и, окружённая заботой, Мацури смогла остаться весёлой, наивной девушкой, витающей в романтических мечтах.       Своей лёгкостью и непосредственностью она привлекала многих, но Гаара ни крупицы нежности, ни намёка на влюблённость для неё не находил, хотя и пытался. И именно поэтому на подстроенное Канкуро свидание он позвал не её, а другую.       Ему вспомнился один из разговоров с братом на эту тему.       — Не понимаю, чего тебе надо. Она восхищается тобой, а холодного оружия боится всё ещё больше, чем тебя, — увещевал Канкуро.       — Потому что ни разу не видела меня в деле, — сухо отвечал Гаара, выуживая очередной документ из высоченной стопки. Он уже неоднократно убедился: Мацури искренне не понимала, что правила, которым он её учил, были написаны кровью, которую он же проливал.       — Ну и что с того? Сейчас ты всё равно не такой страшный, прости мою прямолинейность. А Мацури — просто идеал жены для Каге, — не сдавался Канкуро. — Я так и вижу: приходишь ты домой, уставший как собака, а она встречает тебя у порога в фартучке. Возможно, даже в одном только фартучке… Ну что ты так смотришь? Обед готов, дома порядок, миленькая девушка в рот заглядывает, заботится. Красота! И перечить не будет.       Пока Канкуро с упорством зудящего над ухом лесного комара расписывал достоинства Мацури, перед глазами у Гаары последовательно промелькнуло две картинки.       Первая — Мацури, послушная жена, встречающая его у порога воображаемого дома на рассвете после того, как он всю ночь провёл на работе, забыв прийти на ужин и ночёвку. И её взгляд — безмолвно-укоризненный и одновременно заискивающий, каким он обычно бывал, когда Гаара опаздывал на тренировки.       А вторая картинка — их мать, Карура, покорно соглашающаяся на эксперимент с Шукаку.       Почему эти образы возникли одновременно, как они были связаны? Гаара не знал, но от самого сочетания сделалось так нехорошо внутри, словно он только что отправил генина на миссию ранга S.       — Я надеюсь, Канкуро, ты не внушаешь Мацури мысли о моих с ней отношениях? — спросил он.       — Нет-нет, я внушаю их тебе. Пока не очень успешно, но ещё не вечер.       — Хорошо, тогда запомни. Она не станет мне женой, — отчеканил Гаара. — Старейшины не одобрят её кандидатуру, когда речь всерьёз зайдёт о выборе невесты. И я не собираюсь с ними спорить.       Канкуро этому заявлению удивился и даже не наигранно.       — Почему?       — Потому что это политика. У Мацури нет ни связей, ни генома, ни выдающейся силы. И она… — «Достойна лучшей участи». — Просто не смей подогревать в ней иллюзии.       — Омфх, — картинно закатил глаза Канкуро, отходя поближе к двери. — Нелегко, наверное, быть таким занудой? Как бы тебе объяснить, Гаара… Отношения с женщиной не обязаны быть одни на всю жизнь.       — Они вообще не обязаны быть.       — Беру свои слова назад. Ты всё-таки страшный человек, — сказал брат напоследок, прикрывая за собой дверь.       Говорил Канкуро с Мацури на эту тему или нет, — Гаара не знал. Но так или иначе, день, который, он надеялся, никогда не наступит, пришёл.       — Мацури, ты мне дорога. Как друг, — заговорил он, подбирая слова. Обидеть её он хотел меньше всего. — Как сестра.       — Вы не поняли меня. — Она так быстро оказалась рядом, что Гаара невольно оценил скорость с точки зрения учителя и чуть было не похвалил. — Я люблю вас как мужчину, — прошептала Мацури, склоняясь и упираясь руками в стол.       Слишком близко.       Гаара поднялся, заставив её отпрянуть. Теперь она доходила ему макушкой до носа и смотрела снизу вверх.       — Я верно понял твои слова. Но не могу ответить на твои чувства. Прости.       Он собирался сделать шаг назад, но тут Мацури закрыла лицо руками и всхлипнула. Гаара замешкался, оставшись стоять на месте.       — Гаара-сама… — Мацури изо всех сил пыталась унять истерику, но голос дрожал, будто она пробежала половину пустыни и теперь задыхалась. — Я же знаю, как вам трудно. Позвольте мне… просто быть рядом. Я могу помогать вам, как… Да хоть как эта Нами-сан из Конохи. Я буду хорошим ассистентом… Лучшим! Любой человек может вас предать. Чужой тем более. Я — никогда. Клянусь! Я так давно этого хотела. Я готова учиться у вас дальше. Всему. Просто позволь…те. Позволь.       Она отняла руки от пылающего лица и с мольбой заглянула ему в лицо.       — Позволь мне тебя любить.       Впервые в жизни Гаара так ясно читал в смотрящих на него глазах все до единой эмоции, как в книге: она готова плакать, просить, убеждать, умолять, ползая на коленях. Лихорадочно горящие щёки, мелкая дрожь, колотящая её, сжимающие ткань накидки пальцы, безграничное отчаяние — всё как на ладони.       Если это любовь смотрела на него из чужих глаз, то выглядела она как тяжёлая болезнь. И своим долгом он видел остановить её развитие.       — Мацури, сядь. Послушай. — Гаара положил руки ей на плечи и надавил, чтобы усадить в кресло. Мацури покорно села и тут же схватилась за его запястья, притягивая к себе. Он мягко отнимал одну руку — она, будто в бреду, хваталась за другую. Наконец Гааре пришлось опуститься напротив неё на колени и уговаривать, как расстроенного ребёнка, который не умеет ещё принять правду и отказ.       — Я плохой выбор для тебя, Мацури. Для кого угодно плохой.       Слёзы, текущие по бледным девичьим щекам вызывали внутри невнятное жжение. Вина? Раздражение? Злость? Жалость. Немного жалости и ничего даже отдалённо похожего на то, чего она жаждет.       — Ты должна забыть об этой идее. Ты достойна лучшего. Для меня нормально одиночество. Так было и будет всегда. Я не умею любить.       — Гаара-сама, — Мацури засмеялась сквозь слёзы и вскинула голову. — Разговариваете со мной, как с ребёнком, а сам-то… Сами-то! Никто не может быть один. И вы такого не хотите себе, я уверена. Даже если вы не умеете, не страшно! Я готова любить так, что вы поймёте однажды, как это хорошо, и тоже сможете.       Хватаясь за его руки, она клонилась ближе, сантиметр за сантиметром. Ощутив на лице тёплое прерывистое дыхание, Гаара поднялся и снова встал по другую сторону стола.       — Дайте мне шанс! — хрипло воскликнула она.       — Поверь, Мацури, он тебе не нужен.       — Очень-очень нужен. Всё получится. Вы привыкнете, обязательно… Мне без вас не жизнь. Только позвольте быть рядом.       — Нет, Мацури, я не позволю. Это неправильно. Ты должна прекратить. Не заставляй меня перестать уважать тебя.       — Неправильно… Вы такой правильный, сенсей. Такой непогрешимый. Скажите тогда. Скажите, что не любите! Мне в лицо. Иначе я буду надеяться всю жизнь.       — Нельзя так, Мацури. Жизнь не…       — Всю жизнь, Гаара-сама. Это уже не вам решать. Жизнь-то моя!       Горечь и надежда в каждом слове. И эта детская упёртость. Ками, образумьте её. А если нет, то и у него найдётся очень горькое лекарство, похоже, единственное эффективное.       — Хорошо. Я исполню твою просьбу. — Гаара подался вперёд, опираясь на стол и неотрывно глядя в наполненные слезами карие глаза. — Я не люблю тебя, Мацури. И не полюблю.       Он хотел бы, чтобы это хотя бы звучало мягче. Но какое там. Ровный-ровный бесстрастный голос. Его. Всё-таки он точно машина. Механизм с винтиками и зубчатыми колёсиками, которые натягивают связки и заставляют их вибрировать, порождать настолько холодные бездушные звуки.       — Я верю в твои чувства, но они мне не нужны. И никогда не будут.

***

      — Мацури-чан? Эй, Мацу…       Мацури пронеслась мимо, чуть не задев её плечом, и Темари удивлённо посмотрела ей вслед.       «И что стряслось? Выглядит так, будто конец света наступил… Ой, к чёрту. Завтра разберёмся».