Между Ветром и Водой

      Направляясь к кабинету Каге, старейшина Химитаро чувствовал себя песчаным смерчем, надвигающимся на одинокого путника.       Последние сутки-двое выдались тревожными: куда бы он ни шёл, всюду его преследовало отвратительное ощущение, будто кто-то неотступно следит за всеми его действиями. Химитаро дурно спал и даже удвоил свою охрану. Но сегодня неприятное чувство отступило, а расположение духа было просто превосходным.       Поиграли детки Расы в политику, и довольно. Химитаро уже предвкушал, как подгадает момент, чтобы вновь заявить о корнях своей семьи, восходящих ко второму Казекаге, и как на сей раз будет услышан советом. Пусть у его племянника и не треклятый джитон, а стихия ветра, зато мудрый наставник будущему лидеру обеспечен.       На этой воодушевляющей мысли Химитаро подошёл к приёмной, где наткнулся на незнакомого широкоплечего юношу. Юноша чинно поправил очки на носу и с поклоном представился младшим помощником Казекаге. Химитаро в ответ поморщился: он-то рассчитывал лишний раз взглянуть на девицу из Конохи, которая перебирала здесь бумажки последние полгода. Помощник тем временем, кренясь на правую сторону, неловко прошаркал к кабинету Каге и исчез за дверью, как нарочно плотно притворив её за собой. Химитаро опустился в одно из кресел в углу и раздражённо уставился на латунную дверную ручку.       «Дрянные порядки. Никакого уважения. Одно слово — шиноби».       Шиноби Химитаро не слишком жаловал. Как и его отец, как и его дед. Жилось с ними, будто по соседству с выводком скорпионов — всё время вертишься и под ноги смотришь, только бы не покусали. Тем не менее Химитаро провёл бок о бок с шиноби всю жизнь, а его торговый клан, Асикага, был крупнейшим, влиятельнейшим из гражданских кланов Суны.       Суна, в отличие от других деревень великой пятёрки, никогда не могла полностью положиться на доход от миссий шиноби. Малейшее колебание в количестве заказов, недовольно приподнятая бровь даймё — и вот уж острая грань нищеты приставлена к горлу. Кроме того, как бы ни были образованы отдельные экземпляры, в массе своей шиноби оставались невежественными простолюдинами в своей деревушке, отрезанной от всех благ и красот огромной страны. Без старейшин пустынные головорезы так и остались бы дикарями, жарящими кактусы на верблюжьих лепёшках и неспособными толком объединиться. Эти люди нуждались в цивилизованной светской власти. Недаром же у благородных кланов, подобных клану Асикага, в совете было шесть мест из двенадцати…       Размышления прервал долгожданный поворот латунной ручки. Химитаро нетерпеливо привстал в кресле, однако помощник снова прикрыл дверь за собой.       — Казекаге-сама занят и просит немного подождать.       — Скажи ему, что дело срочное.       — Я уже взял на себя смелость сообщить о важности вашего дела, — ответствовал тот как по нотам. Ясно, обучен реагировать.       — А ты, стало быть, недавно тут работаешь? — строго поинтересовался Химитаро.       — Около трёх недель.       — Почему же мужчина согласился на такую должность, а? До тебя её, помнится, занимала девушка. Как же её имя-то…       Юноша ненадолго задумался, а затем вновь учтиво склонил голову:       — Получил травму позвоночника на миссии. Рабочие качества шиноби восстановлению не подлежат. К счастью, Темари-химе предложила мне это место.       — А, — сказал Химитаро и принялся разглядывать стену напротив, потеряв всякий интерес к калеке. Потом с нескрываемым недовольством поёрзал в кресле и решил, что его место в зале советов куда как приятнее к телу.       В мягком и удобном кресле зала советов Химитаро обосновался более четверти века назад. Это самое кресло он лелеял не меньше собственного здоровья и, когда никто не видел, лично полировал его тряпочкой с воском и выбивал из бархатистого сидения пыль и мелкий песок.       Так же была обустроена и его жизнь в Суне — аккуратно и с комфортом. Дом Химитаро по размерам немногим уступал резиденции Каге, а по изяществу мог поспорить даже с летней резиденцией даймё. Чего стоил один только маленький оазис, скрытый за оградой. Химитаро прикрыл глаза и причмокнул, вспомнив очаровательный пейзажик.       Имелись у него и свои охранники, которых он ласково именовал «полушиноби». В основном из дружественных кланов или из числа должников. Должников у Химитаро тоже было в достатке — не меньше, чем денег и родственников. Он был отзывчив, добр и делал людям много хорошего, скромно ожидая в ответ того же. Это было «обоюдовыгодно» — слово, которое он придумал, и которое идеально описывало его жизненный путь.       Его охранники официально никогда не обучались искусству ниндзя и числились гражданскими. У Химитаро хватало мудрости тихонько отправлять их к безвестным мастерам нин- и тайдзюцу, которые не принадлежали ни к одной из великих деревень. Раса знал об этих охранниках. Знал о них и Гаара, но пока закрывал глаза на маленькие исторически сложившиеся привилегии пожилого человека.       Тем более, Химитаро объективно требовалась охрана: во благо селения он регулярно проделывал утомительный путь через пустыню в столицу и обратно, чтобы составить даймё партию в ханафуда. Благосклонность его светлости даймё была важнейшим для выживания Суны условием, и Химитаро взял на себя миссию её, то есть благосклонность, поддерживать на должном уровне. Всё-таки шиноби были для него чем-то вроде детей — замызганных, плохо воспитанных, но своих. Он не мог о них не позаботиться.       «Да когда же змеёныш соизволит освободиться? — мысленно вопросил Химитаро, вновь вынырнув из благостных дум в духоту приёмной. — Издевается ведь, как есть издевается!» Он достал веер и начал обмахиваться. Старые колени уже ныли от долгого сидения в неудобном кресле, и всё вокруг страшно нервировало — как и любые вещи, связанные с Пятым Казекаге.              Жизнь Химитаро текла спокойно и организованно, пока не родился третий сын Расы. Гаару Химитаро интуитивно невзлюбил сильнее прочих. Как человек дальновидный, он сразу понял: мальчишка принесёт одни сплошные беды.       — Вы уверены… как бы поделикатнее выразиться… что это действительно сын Четвёртого-сама? — однажды спросил Химитаро на собрании совета, намекая на бирюзовые глаза и красные волосы ребёнка, которых не было ни в роду Расы, ни в роду Каруры.       — Не пори чушь, старое трепло! — рявкнула бабка Чиё. Злобная стерва. Уж кто бы называл его старым, но не эта двухсотлетняя карга. — Мальчик до рождения стал джинчуурики. Это вполне могло повлечь за собой непредсказуемые мутации.       Химитаро развивать тему не решился. А всё же Раса с тех пор стал относиться к своему младшенькому заметно хуже. Ему, конечно же, донесли слушок через третьи руки. К сожалению, от проблем это никого не спасло.        После череды провалов с сыном-джинчуурики Четвёртый свихнулся, потерял хватку и пал жертвой врага. Не столь страшна была почти начавшаяся в тот момент война с Конохой, сколь отток заказов, которые начали перехватывать другие деревни, пользуясь слабостью пустынников. В критический момент власть в свои руки по негласной традиции взял совет старейшин, однако ситуация на поправку идти не спешила — слишком многое было испорчено. И тут кому-то в голову пришла «светлая» идея отдать пост Каге Гааре.       «Прямое продолжение линии редкого генома… Самый сильный шиноби Суны… Его боятся. Хоть какой-то авторитет в глазах других селений…», — прозвучало со стороны совета джонинов.       «Опасный элемент будет под нашим контролем и надзором», — поддержала часть старейшин.       Почему кто-то вроде этого непутевого ребенка, не знавшего тормозов, должен был вдруг смириться с контролем и надзором? Глупейшее допущение! Идея отдать власть в руки джинчуурики была так же хороша, как, скажем, идея спать на подушке, под которой тлеет взрыв-печать. Химитаро до хрипоты доказывал свою точку зрения совету, но проиграл. А проиграв, затаился.       Сначала был шанс, что Гаара не вернётся с южных границ, куда он самоуверенно полез. Вернулся. В совете заголосили, что его пребывание там пошло Суне на пользу. Спокойнее, мол, стало, госпиталь сократил расходы вдвое. Кто-то даже заикнулся о том, что стоит отделиться от кормушки даймё и встать на ноги самим, как сделали Кумо. А сынок Расы, мол, удачно мыслит в этом направлении да и не глуп к тому же.       Видать, выдули пылевые бури из идиотов всякий разум!       Пусть маразм совета прогрессировал, но и подросток, вставший на скользкий путь политики, оставался крайне шаткой фигурой. Власть, помимо благ, всегда предоставляет ещё и тысячу способов их лишиться. Она — змея, которую недостаточно поймать, надо ещё суметь удержать и не дать себя укусить.       «Отец этих шиноби на завтрак ел!» — вспомнил Химитаро излюбленную фразочку давно почившего родителя и, заручившись помощью старых друзей, начал действовать по своему разумению.       Однако усилия не шли впрок. Попытка наладить контакт с нелюдимым мальчишкой, затерявшимся в море бумаг и складках слишком просторной для него формы Каге, плодов не принесла. Гаара воспринял советы Химитаро в штыки, а седины и заслуги перед селением и вовсе не заметил.       Переворот в деревне, так славно начинавшийся, позорнейшим образом сдулся.       В довесок ко всему в доверие к маленькому Каге втёрся лекарь, Хисотэ, задери его песчаные черти. Следом к подпевалам ожидаемо присоединился член совета джонинов, Баки — того вообще за глаза звали дрессировщиком демона, потому что в своё время он руководил командой Гаары. Вместе со старшими отпрысками Расы они образовали свору койотов, из-за которой к Пятому стало совсем не подступиться. Темари была умна, Канкуро хитёр, а Хисотэ и Баки пользовались всеобщим уважением как герои войн и подсказывали юному лидеру выгодные ходы.       Однако помимо политических решений оставался вопрос морального облика. Сопляку на тот момент едва стукнуло пятнадцать лет. Всё детство проведший в ненависти, он неизбежно должен был окружить себя рукоплещущей толпой почитателей. Те сверкали бы ему подобострастными улыбками — а Химитаро отыскал бы среди них слабое звено…       Как от всего этого мог отказаться человек, которому ещё пару лет назад каждый второй с удовольствием плюнул бы в спину, если бы не страх? Этого Химитаро решительно не понимал. Но так или иначе никакой толпы фаворитов не образовалось. Ближайшее окружение Пятого насчитывало с пяток человек. И, очевидно, кому-то из них достало извилин понять, что репутация Гаары болтается на тонкой ниточке, и не подрывать её.       Все решения нового Каге выглядели безупречно, а образ жизни был противоестественно приличен для юнца. Подловить его было не на чем — проверенные методы шантажа и контроля проваливались за отсутствием данных.       Он не навещал чайные дома под покровом ночи. Никто не приходил к нему на свидания ни в резиденцию, ни домой. Круглосуточная слежка откровенно изнывала от скуки и пачками поставляла Химитаро однообразные доклады о том, как Гаара листает отчёты у себя в кабинете или разносит полигон. Он не играл на деньги, не проводил публичных казней, не пил, не приобретал земли, не прибегал к подкупам, не вёлся на взятки и дружеские обещания.       «Вот, значит, что! Ну-ну», — обрадовался Химитаро однажды, заметив, как оживился меланхоличный Казекаге с приходом в Суну некоего Наруто Узумаки из Конохи, и бросился проверять свою теорию. Он не поленился отыскать в столице вакасю, внешне очень похожего на того самого Узумаки. За услуги смазливого юноши пришлось отвалить кругленькую сумму, но теория провалилась с треском. Вакасю отбыл в столицу с нервным тиком, не проронив ни слова. Денег не вернул. Химитаро едва не слёг с сердечным приступом от расстройства. А охрану на входе в Резиденцию усилили.       Ну а уж после нападения Акацуки на Суну любые потуги стали заведомо бессмысленны. Простые шиноби и гражданские простили Гааре буквально всё — для этого ему оказалось достаточно просто пожертвовать собой у них на глазах. Оппозиция испарилась.       И вот тогда-то старейшины, наконец, осознали, что натворили. Послушай они Химитаро раньше… Теперь же им осталось немощно вякать в пользу решений Гаары и его стаи, изредка ограничивая его полномочия, там, где это пока ещё удавалось. Напрямую к запугиванию Гаара не прибегал, зато косвенно это делала его репутация, тяжёлый взгляд исподлобья и огромные массы песка повсюду.       «Никому не хочется очнуться среди ночи с песчаной удавкой на шее, Химитаро-кун. Куда подевался Юра-сан? Ну, тот, что оказался шпионом Сасори, помните?.. А кто оторвал голову его помощнику? Мой человек из госпиталя говорит, что взорвать голову можно и песком, изнутри… Если в уши его, в рот, нос… И всё…» — шёпотом рассудил Джосеки, друг и соратник Химитаро. В том, что Гаара и не на такие чудеса способен, сомневаться не приходилось. По официальной версии привычку превращать недругов в неопознаваемое пятно юный Казекаге оставил в прошлом, однако Химитаро, всю жизнь питавший слабость к опиумным курительными смесям, знал, что некоторые привычки с возрастом не исчезают, а усугубляются.       Теперь Гаара медленно и планомерно отравлял деревню своим безрассудным юношеским максимализмом, почти не встречая сопротивления. Открыто спорил с почтенными старейшинами, подвергая критике добрую половину их решений. Изучил — скрупулёзно, надо признать, — свод законов и смел тыкать стариков туда носами. А ведь Суна всегда жила большей частью по неписаным и негласным законам, и прекрасно жила бы себе дальше! Недавно Гаара и вовсе набрался наглости шипеть на самого даймё, проклятая красная гадюка!       Понятия о чести и независимости, высоко ценимые пустынными жителями в прошлом, были низведены до унизительной дружбы с Листом. А теперешний конфликт с Туманом стал для Химитаро точкой кипения… Гаара отказался отпугнуть врага от границ Ветра, мотивируя это заботой о жизнях шиноби. Подумать только! Да весь смысл существования шиноби и заключался в том, чтобы жертвовать собой! Так, глядишь, последние заказчики разбегутся. Решат, что шиноби пустыни зажрались.       Они уже впадали в немилость даймё — это Химитаро почувствовал на собственной шкуре. Заказов на его керамику из столицы стало ощутимо меньше. Всё реже становились приглашения от даймё на партию ханафуда, а…       — Химитаро-сама, извольте. Казекаге-сама готов принять вас.       «Отчего же на его месте сегодня не та куноити», — снова подумал Химитаро, с неприязнью покосившись на уродливо скособоченного парнишку.       Когда эта девица, Нами, появилась в непосредственной близости от Гаары, Химитаро почуял слабость врага. Однако он всё ещё не мог докопаться, в чём именно эта слабость заключалась.       Полушиноби следили за ней во все глаза, но куда уж этим недотёпушкам, которые клона от не клона иной раз не отличали, до профессиональных шиноби. Это ещё опыт с Гаарой показал.       Парень из теплицы… как бишь его там… Кира, да! Кира сначала подавал надежды, прилежно докладывал взамен на хорошие деньги. Но вся информация была нейтральная, в духе «Лечила растения два часа. Сказала пересадить их. Казекаге-сама контролирует процесс. Да, сидит и смотрит. Нет, ничего больше». Когда Химитаро предложил Кире установить более близкие, доверительные отношения с Нами, тот охотно согласился. А потом вдруг взбрыкнул и наотрез отказался продолжать наблюдение даже за приличную надбавочку. Насколько мог судить с высоты прожитых лет Химитаро, сближение по заданию вышло из-под контроля, и слабохарактерный юнец попросту запал на девичьи прелести. Разочаровательно, но предсказуемо. Жаль, что на месте Киры не работала одна из поклонниц Казекаге. Снедаемая ревностью женщина следила бы за соперницей бдительнее отряда АНБУ и денег бы не взяла. Однако теперь уж поздно было сетовать.       Новый проблеск надежды появился, когда упорный и непримиримый в своей ненависти лидер оппозиции, Адачи, сообщил, что нашёл способ расстроить отношения Гаары с Конохой. Химитаро дал добро. Но и после нападения на Нами Гаара не вышел за рамки правосудия, не проявил какого-то особого отношения. Однако что-то цепляло, что-то задевало струны интуиции, когда он зачитывал обвинения по делу нападавших.       Но боги, боги… какую же огромную проблему то нападение повлекло за собой! Кто же мог предположить, что проклятый пьяница Адачи, валявшийся теперь в камере говорящим гнилым овощем, привлечёт к грязному делу наивного белокурого Амато — любимого внука давнего товарища Химитаро? Суд над Амато, который устроил Гаара, и его отправка на южную границу стали сокрушительной трагедией для двух семей. Дед и мать бедного мальчика рвали на себе волосы, а внучка Химитаро…       Старейшина тяжело вздохнул и поднялся из кресла. Воспоминание об огромных и несчастных глазах любимой внучки чёрным облаком набежало на ясное прежде настроение.       — Казекаге-сама ожидает. — Помощник застыл перед открытой дверью с выражением вежливой настойчивости на лице.       — Чтоб тебя… — пробормотал Химитаро и переступил через порог, высоко вскинув подбородок.       «Чтоб вас обоих».       При взгляде на Гаару настроение стало совсем ни к чёрту. Мальчишка, конечно, за прошедшие годы заметно подрос. Из худосочного ребёнка превратился в молодого мужчину, а леденящее душу сочетание невинных детских глаз и вспышек одержимой ярости променял на непроницаемый фасад, за которым пряталось неведомо что. И форма Каге ему уже не была велика.       Однако отметил острый глаз Химитаро и то, что маленькая гадюка сегодня выглядела изрядно утомлённой и опечаленной.       «Ну-ну», — сказал он себе и, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло для посетителей. Кресло оказалось ничуть не удобнее того, что стояло в приёмной.       — Простите за ожидание, Химитаро-сан. Я слушаю вас, — сказал Гаара, ни на секунду не оторвавшись от чтения какого-то документа. Химитаро с достоинством снёс оскорбительное поведение и, откашлявшись, заговорил:       — Казекаге-сама, позвольте перемолвиться с вами парой слов, и я тут же откланяюсь. Малюсенькая будет беседа. Беседочка, так сказать…       — Да. Я слушаю. — Гаара поднял голову, но смотрел куда-то мимо. Химитаро внутренне поёжился и вспомнил невольно, как в стремлении вывести Гаару на чистую воду прибег к проверке сознания. Как выписал ради этого находящуюся в отставке Фукаи, сильнейшего из их сенсоров. И как подогнулись колени от внезапной слабости, когда он получил отчёт: мысли Гаары больше походили на стерильный операционный стол, чем на нормальное сознание молодого парня… С человеком можно бороться, подцепляя на крючки его мелкие человеческие слабости. А что делать с существом без проблеска эмоций и простых желаний? Это же…       Это чудовище. Суна воспитала в себе чудовище. А оно взялось перевоспитывать Суну.       — Химитаро-сан. Я слушаю, — повторил Гаара в третий раз.       Химитаро встрепенулся и собрался с мыслями. Не вспоминать. Тот отчёт — дело минувших дней, а может, и вовсе фальшивка. Или старуха Фукаи просто повредилась умом из-за своих способностей. И вообще, отец этих шиноби на завтрак ел, а уж таких дерзких личинок — и подавно.       — Ваша ученица, Казекаге-сама, добровольно пришла ко мне и поведала о шпионе… Шпионке, вернее, которая, была поймана, но которую вы с братом по какой-то причине скрывали от совета.       Змеёныш своего удивления никак не выдал. Медленно взмахнул по-девичьи длинными ресницами и снова уставился в документ.       — Шпион — лицо, относящееся непосредственно к военным делам деревни, — проговорил он, едва разжимая челюсти. — Все приказы, касающиеся военных дел, отдаю я. По моему приказу Канкуро допрашивал шпионку сам, прежде чем передать её в руки допрос-отдела и объявить о результатах совету.       — Моё знание законов говорит мне, что это преступное сокрытие информации от Совета, Гаара-сама.       — В течение месяца я имею на это полное право, Химитаро-сан. Свод законов, том второй, страница сорок три. Кроме того, к отравлению источников привело именно голосование совета в пользу проведения фестиваля. Я счёл за лучшее держать шпиона вдали от политических игр. Ведь даже на пороге войны вы не забываете делить кресла. В том числе и кресло Каге.       К горлу от гнева подкатил комок желчи. Химитаро задышал чаще, мысленно сетуя на нервы, которые на старости лет стали не так хороши, как прежде. Возможно, ему стоило взять с собой подкрепление в лице союзника помоложе. Советника Ниси, например. Но посвящать даже союзников в свои планы раньше времени он не любил.       — Химитаро-сан, я вас по-прежнему слушаю, — оповестил Гаара. — Или вы закончили?       — Почти, Казекаге-сама, — безупречно миролюбиво согласился Химитаро, восстановив душевное равновесие. — Не считая того факта, что вчера шпионка бежала из-под надзора вашего драгоценного родича. И я чувствую, что она не просто сбежала. Ей помогли. Только вот зачем вам это? — Он впился глазами в бесстрастное лицо напротив.       — Помогать шпионке бежать? И верно, зачем? Вы мне расскажите, раз так чувствуете. — Гаара, вероятно, выгнул бы бровь, если бы таковая у него имелась. Химитаро скрипнул зубами и решил, что скоро они начнут крошиться, если слишком часто встречаться с Пятым. — Однако вы правы, факт побега прискорбный. Поиски шпионки ведутся. Канкуро в тюрьме. Он был ранен, но смог сообщить мне о побеге и нападении. Когда вы пришли, я как раз писал об этом отчёт для совета. — Гаара указал на разложенные перед ним бумаги. — Но ведь вам всё уже известно. Там был и ваш человек. Надеюсь, он хорошо себя чувствует?        Вот это сюрприз. Всё-таки старший братец — пройдоха, каких поискать. Однако его «ранения» нужно проверить досконально.       — Спасибо, Гаара-сама, мой человек в полном порядке. Но есть ещё один очень прискорбный факт. Ваша ученица вольно ли, невольно ли помогла в организации терактов внутри Суны и дружественной Конохи и должна быть казнена. Вместе с вашим братом. Они оба едва не привели селение к катастрофе.       — Да. Но начнём мы с расследования и голосования. Почему бы вам не перевести Мацури в те же камеры, где находится Канкуро? Такое положение дел будет больше соответствовать слову закона. Вы прекрасно знаете, что не имеете права допрашивать её и тем более пытать.       Пытать? О нет, к чему подобные методы. Химитаро вёл свои дела тоньше и мягче. Жаль только, что девчонка оказалась в конечном итоге не так полезна, как ожидалось. Он не сомневался, что в ней, такой разбитой, найдёт союзника. Он предложил ей своё бесспорно обоюдовыгодное сотрудничество и объяснил, чем они будут друг для друга полезны. Умная девушка поняла бы и пошла бы навстречу. Мацури умной не была — она была таким же несносным дитём, как её сенсей. «Шпионить за Гаарой-сама? Ни за что!» Маленькая желторотая дура, тьфу! Столько лет заглядывала в рот змеёнышу, волочилась за ним облезлым хвостом, а свой шанс упустила. Только сырость развела.       — Значит, не пожалеете свою семью? И преданную юную ученицу? — уточнил Химитаро с лёгкой усмешкой. Обладая огромным опытом, он заранее ждал от Гаары сдержанной реакции. Но от такого беспредельного равнодушия к судьбе Мацури и тем более Канкуро делалось не по себе.       — К чему этот вопрос? Что значит семья для демона? — устало спросил Гаара, перелистнул страницу документа и снова заскользил взглядом по иероглифам, только что не зевая со скуки.       Лжёт! Лжёт, шакал его сожри! Все эти годы Гаара позволял себе одно единственное развлечение — съехав из дома, где прежде жила вся семья Четвёртого, он продолжал встречаться с братом и сестрой. Ходил в гости, так сказать. Те стояли за него горой, охраняли, оберегали. Неужели же он до такой степени бесчеловечен?       — Видимо, совсем мало. Вы и сестру променяли на куноити из Конохи. Вероятно, Куромидзу-сан для вас значит намного больше? Только что? — нанёс пробный удар с другой стороны Химитаро, уже не таясь в своих намерениях. Он выбьет его из колеи, он выиграет эту партию.       — Что значит для меня шиноби с техникой, помогающей добывать в пустыне воду? В обмен на шиноби со стандартными для Суны техниками веера… Дайте подумать, — всё так же вяло и монотонно отозвался Гаара. У Химитаро заболело под рёбрами, отдавая в руку. Он слишком хорошо чувствовал, когда над его сединами измывались. — Постойте, вы же сами мне объясняли. Это выгодный обмен. По вашей рекомендации мы…       — Да-да, замечательно. А всё-таки вернемся к вопросу шпионки, Гаара-сама. Может ли статься, что вы сохранили ей жизнь и свободу ради… Куромидзу-сан?       Гаара коротко усмехнулся.       — Шпионка из Кири, Химитаро-сан. Куромидзу-сан из Конохи. Вы путаете деревни? Возможно, вам стоит немного отдохнуть. Вы сегодня чрезвычайно бледны. Что касается Темари-химе, она всегда знала, что её ждёт нечто подобное. Химе любого клана — расходный материал в некотором смысле. Сейчас обмен временный. В следующий раз она, вполне вероятно, выйдет замуж, когда мы найдём политически выгодную партию. Нечто подобное ждёт Химе любого клана. Обмен, выгодное замужество. Согласитесь, Химитаро-сан? Ваш торговый клан ведь не исключение. К слову, раз уж мы говорим о семье, как вы планируете назвать правнучку?       Химитаро пошатнулся в кресле. Впервые за весь разговор пронзительный холодный взгляд Гаары был устремлён прямо на него. Нет, нет. Не может быть. Секреты своей семьи он держал под семью замками. Не проймёт его такая провокация.       — Не понимаю, о чём вы, Гаара-сама. Мои внуки ещё слишком молоды, чтобы сделать меня прадедом. А возвращаясь к предмету беседы, увы, я не склонен согласиться с вами. Если вы обращаетесь с Химе, как с разменной монетой, возможно, нам стоит сменить линию Казекаге на ту, что бережёт свою кровь. — Снисходительная усмешка, которую Химитаро попытался натянуть на лицо, выдала напряжение, превратившись в оскал. Скверно, очень скверно. Гнев и страх — дурные советчики.       — Вы стоите на самом краю измены, — заметил Гаара, подпирая щёку ладонью и не отрывая глаз от Химитаро. — Ваш драгоценный родич действительно имеет основания претендовать на пост Каге. Но прежде, чем вы раскроете наши внутренние разногласия перед даймё или попробуете поднять новое восстание в Суне, хорошо подумайте. Скажет ли спасибо ваш племянник, когда вы вручите ему проклятое место Казекаге на пороге крупного военного конфликта? Точнее, двух. У вас внушительные финансы, но война говорит на языке силы. Вы готовы устранить самого сильного шиноби деревни в такой момент?       — Деньги добывают силу, Гаара-сама.       — Желаете уподобиться Кири, прикупив силу у Акацуки?       — Если и так. Помнится, их сила превзошла вашу. — Химитаро тоже подался вперёд, не опуская взгляда.       — Так и было. Но заключая с ними сделку, Химитаро-сан, учтите: Акацуки такими дельцами, как вы, завтракают.       Гаара прищурился. Казалось, ещё немного, и он улыбнётся безумной улыбкой своего детства. Или подмигнёт.       В глазах у Химитаро на мгновение потемнело. Пальцы заледенели от ужаса, сжавшего сердце. Он сцепил их в замок, но это не помогало. То мерзкое ощущение, что за ним кто-то следил, наблюдал… может ли статься, что оно не было простым приступом мнительности? Как много знает чудовище, жадно ловящее каждое движение немощного старика, готовое нанести безжалостный удар?       — Что бы вы ни имели в виду под этим странным каламбуром, Гаара-сама, поверьте: предательство чести вашими ближайшими соратниками здорово пошатнёт веру в вас, когда станет достоянием всего селения.       — Да… — Гаара не подмигнул, как боялся Химитаро. Он вообще не моргал. — Но у вас не хватает деталей для убедительности, поэтому вы пришли ко мне. А я предлагаю вам другую тему к размышлению. Как вы говорите?.. «Обоюдовыгодное» решение, да? Шиноби, которые были сосланы на южную границу за нападение на Куромидзу Нами, живы. Пока что. Амато, внук вашего друга, даже вполне здоров.       Нет. Нет! Он не может, он не должен знать…       Химитаро вдруг страшно устал. Он почувствовал себя тем, кем в действительности был, — дряхлым стариком. Любящим дедом, будущим прадедом, которому власть эта ни к чему… Лишь бы дали спокойно дожить свой век, успеть поиграть с маленьким… Всё, кроме этого желания, разом потеряло смысл. Он прикрыл глаза и потёр веки пальцами.       Чудовище напротив вздохнуло.       — Это ведь правда… — тихо сказало чудовище. — Правда, что ваша внучка, Химитаро-сан, отказывается от еды с тех пор, как Амато вынесли приговор. Что она влюблена в него и носит его…       — Хватит!.. — выкрикнул Химитаро. — Хватит, Гаара… сама. Озвучьте ваши условия. Освобождение преступников невозможно. Совет уже в курсе их деяний. Вы ничего не скроете! Я бессилен отозвать обвинения.       Гаара помолчал несколько секунд.       — Знаю. Но я не намерен терять жизни своих шиноби впустую. А вы предпочитаете размышлять об имени для правнука или правнучки, а не о перевороте. Верно?       Химитаро судорожно закивал.       — Хорошо. На границе с Кири напряжённая ситуация и не хватает опытных разведчиков. У Канкуро и Мацури есть необходимый опыт. Они отправятся туда. С вашей помощью совет признает это наказание соразмерным смертной казни. Тогда Амато вернётся с юга.       Вернётся, и внучка выживет. И правнучка родится. Химитаро сплавит голубков в страну Риса, где песчаный демон до них не дотянется. А потом — вот потом письмо к даймё, смена власти и всё прочее.       — Под конвоем, — быстро сказал Химитаро. — Изменники не должны идти одни.       — Разумеется. Но пока Канкуро не пришлёт мне письмо с личной чакра-печатью с границы, ни один из ваших родственников не покинет Суну.

***

      Когда Химитаро выкатился из кабинета нервной шаркающей походкой, Гаара сцепил руки в замок и упёрся в них лбом, прикрыв глаза. Это было… трудно. Он едва успел дочитать отчёт Фукаи-сан и вычленить ту информацию, которая позволила надавить на слабые места старейшины. Каких-то пять минут назад он считал, что у Химитаро нет внучки, а есть два внука. Невероятно. Влиятельные гражданские кланы охраняли свои семейные секреты не хуже шиноби.       Разговор выкачал все силы, оставив мерзкий осадок в душе, но главная задача была практически выполнена. Отвести верную смерть от Канкуро и Мацури удалось. На границе с Мидзу опасно, но это не то же самое, что казнь.       — Спасибо, Фукаи-сан, — сказал Гаара, услышав скрип потайной двери в стене и мягкие шаги. — Ваши сведения стали бесценным подарком.       — Рада служить, Гаара-сама. Не стоит благодарности. — Низенькая щуплая фигурка, как всегда облачённая в элегантное бордовое кимоно, подошла к столу. — Жаль, вы не отдали этот приказ раньше. Понесли бы куда меньшие потери.       — Поздно об этом рассуждать. Я избегал отдавать приказ, потому что не хотел рисковать вашим здоровьем и памятью.       Она тепло улыбнулась, покачав головой, и опустилась на краешек кресла, сохраняя безупречную осанку.       — Я прекрасно знаю, что вы не хотели этой жертвы. Вы прекрасно знаете, что я принесла её с удовольствием, — произнесла Фукаи, и Гаара отметил, что она стала слегка заикаться. — Мою прожитую жизнь ничто не отменит, а самые ценные воспоминания, о детстве моей Рэйко, всё равно давно уж пропали. По правде говоря, я уже мало что помню о своей девочке. А остальные воспоминания не стоят сожалений.       — Мне жаль. И что ваша дочь не будет отмщена — тоже жаль.       — Нет-нет. Дети не должны страдать за грехи родителей. Это не внучка Химитаро отправила команду моей дочери на смерть, а он сам и его самоуверенные гражданские псы. Рэйко не захотела бы вредить невинной девочке, это я пока ещё знаю наверняка. — Фукаи неожиданно рассмеялась. — Но знаете, Гаара-сама, я безмерно благодарна вам за возможность услышать этот разговор. Надеюсь, Химитаро-кун будет ещё долго скрежетать зубами как маленькая сардина.       — Маленькая сардина? — вопросительно взглянул на неё Гаара и невольно улыбнулся.       — А, простите, — снова рассмеялась Фукаи, взмахнув рукой со звенящими браслетами. — Это я у Нами-чан научилась забавным поговоркам, пока мы работали вместе. Вот и вспомнилась одна к месту. Она очень милая, вам так не кажется?       — Кажется, — снова улыбнулся в ответ Гаара.       — Я не про поговорку, Гаара-сама.       — Да, я тоже.       После этого разговора прошло несколько сложных дней. Желание бездумно покрошить зал советов вместе со старейшинами за эти дни не покидало Гаару ни на секунду, но порывам он воли не давал. Приняв должность Каге, он принял и ответственность за жизни каждого человека в Суне. Начав обучаться у Хисотэ-сенсея, принял как непреложный факт ценность каждой жизни. Даже врага. Даже старого морщинистого тануки и его прихлебателей.       Он мог раздавить старика вместе с его бесценной семейкой, мог сровнять с песком его шикарный дом. Усилий — один взмах руки. Вместо этого Гаара вёл переговоры с самым спокойным лицом и повторял про себя как сутру слова Хисотэ-сенсея: «Можешь не отнимать жизнь — не отнимай. А можешь спасти — спаси».       Он снова дни и ночи безвылазно проводил в Резиденции и с Нами почти не виделся. Но когда гнев и бессилие начинали перевешивать его выдержку и терпение, Гаара шёл в теплицу или в госпиталь — в зависимости от того, где была Нами. Там, в уединении маленьких лабораторий или подсобок он молчал, а она обнимала его несколько минут, говорила ласковые слова.       Темнота, целительная мягкость голоса, прохладные руки, лоб, прижатый к его лбу — и зверьё, рвущееся из грудной клетки, затихало. И голова становилась на сотню мыслей легче.       Старейшины даже не подозревали, кто на самом деле защищает их жизни.       Наконец всё закончилось. Как Химитаро и поклялся, его коалиция проголосовала против смертной казни и за отправку преступников на границу. Совет джонинов был так же против потери сильного шиноби в лице Канкуро, и большинство голосов решило дело.       Ни с Канкуро, ни с Мацури попрощаться толком не вышло. Слишком рискованно было навещать их в тюрьме под неусыпным наблюдением взбудораженного и возмущённого совета. В утро отправления «преступников» на границу Гаара наблюдал со стены, как они шли между двоих АНБУ, которых выбрали в конвоиры. Безоружные, беззащитные. Личное оружие для предателей — слишком большая роскошь. Совет постановил, что им вручат только самое элементарное, и то лишь по прибытии на границу. Обожаемые марионетки Канкуро остались в Суне вместе с его же коллекцией ядов.       Ум говорил Гааре, что брат справится даже с такой ситуацией и не даст пропасть Мацури. Интуиция сомневалась.

***

      Прогулка по пустыне с заблокированной чакрой категорически не пришлась Канкуро по вкусу. Ступни непривычно провалились в песок, тело казалось слабым и ленивым, как после слишком долгого сна. Идти, будучи прикованным наручниками к Мацури, ему понравилось ещё меньше. Она была на голову ниже и семенила, так, что он то и дело спотыкался то об её ноги, то об свои собственные.       Однако это было ещё ничего. В сутках пути от Суны их поджидала более существенная неприятность: ближе к вечеру навстречу их маленькой процессии из-за бархана выплыли двое незнакомцев с неприятными рожами. Протекторов они не носили, но и гражданскими не были — за спиной у одного небрежно болтался куль, в котором Канкуро опознал марионетку. Несмотря на подозрительный вид незнакомцев, АНБУ-конвоиры заговорили с ними миролюбиво.       — Канкуро-сан, кто это? — прошептала Мацури потрескавшимися пересохшими губами.       — Ну, скажем так, у меня для нас плохие новости… — ответил он. — Это недошиноби Химитаро.       Недошиноби присоединились к их маленькой компании и начали диктовать свои правила. С их появлением положение пленников ухудшилось. Уже на следующем привале Канкуро с Мацури не просто усадили на землю со скованными руками, но ещё и привязали друг к другу верёвками. И ноги стянули — будто лошадей стреножили. По всей видимости, решили, что верёвки уж наверняка предотвратят побег. Так остановки превратились в сущую пытку.       Недошиноби, который вязал узлы, делал это мастерски, с нескрываемым удовольствием, отражающимся на плоской физиономии. Он специально затягивал петли так, что толстые верёвки натирали, вгрызались в кожу и красные следы не успевали сойти за время между привалами. Канкуро про себя обзывал его мастером шибари. Но обзывай — не обзывай, а положение вещей от этого не менялось: они с Мацури были в заднице, и даже до Мацури это дошло довольно скоро.       — Канкуро-сан, а почему эти люди с нами идут? — не выдержала она во время перехода.       Он криво усмехнулся.       — Даже не знаю. Может, хотят совершить для нас мацуго но мидзу.       — Постой, но приказ же… АНБУ ведь… Почему…       — Думается мне, у этих АНБУ и другой приказ имеется, не от Гаары. И лишние денежки в кармане или ещё какие блага. Тоже не от Гаары.       — То есть… на границе нас что, не выпустят?! — Мацури споткнулась, а её голос наполнился таким праведным возмущением и недоумением, что у Канкуро внутри вскипело давно копившееся раздражение.       — Ну как же. Выпустят! Ещё как. На бережок Сандзу выпустят погулять.       — Канкуро-сан… Ты издеваешься?       — Скорее целенаправленно создаю нездоровую атмосферу.       — Скажи нормально. Пожалуйста.       — На границе нас заставят накатать письмо в Суну и тихонько укокошат. А потом скажут, что всё так и было.       — Что так и было?       — Кишки наружу, вот что! — рявкнул он шёпотом. — Не тупи же, Мацури! Они выждут время и отчитаются, что мы погибли во время развед-вылазки. АНБУ отчитаются перед Каге, недошиноби перед своим хозяином.       — Но нас… за что?!       — Да за то, что мы — сторонники Гаары и его опора! Как можно быть такой… такой наивной?! Ты что, ничего, кроме Гаары, вокруг не видишь? Это, на минуточку, и твоих рук дело тоже!       Мацури, не имея возможности заткнуть уши, отчаянно затрясла головой.       — Перестань, пожалуйста! Хватит!.. Поняла. Поняла… Я знаю, что натворила. Но что же нам делать теперь, Канкуро-сан?       Канкуро не ответил.       Стемнело, воздух стал холоднее, а от нагретого песка исходило приятное тепло. Ночью шлось намного легче, но конвоиры решили в прохладу отдыхать, а тащиться днём по пеклу. На пятачке, где они остановились на привал, было тихо, безветренно и слышалось только потрескивание костра. АНБУшники с недошиноби сидели возле огня и ужинали. Пленникам в рот сунули питательные пилюли, залили пару глотков воды и отсадили их подальше, так, что ни погреться, ни уши погреть о разговоры они не могли. Впрочем, АНБУ с недошиноби не больно-то общались и совсем не подавали идей, как избавиться от их общества.       Мацури сморило, и она задремала, навалившись на Канкуро всем весом. Самому Канкуро не спалось. Он вертелся, пытаясь размять затёкшие пальцы, которые собирались вот-вот отсохнуть. Для марионеточника потерявшие ловкость руки — это конец. Мацури от его возни проснулась и заворчала. Сначала просто недовольно, потом смущённо и сердито — он задел её поясницу и, вероятно, пониже.       — Чего ты пристаёшь, Канкуро-сан? — прохныкала она.       — Потому что ты не представляешь, как сильно я к тебе привязан, милая, — пропел он сладким голоском.       — Что… в смысле… правда? — ошарашенно прошептала она.       — Правда. Верёвками привязан. Так сильно, что пальцы немеют. Я их разминаю.       — А-а, ой… Я не…       Она бормотала ещё что-то на своём девичье-смущённом, но он не слушал, продолжая гимнастику. Вдруг представится шанс, а он даже кунай удержать не может. Мацури с его упражнениями в конце концов смирилась, расслабила руки и подалась корпусом вперёд, давая чуть больше пространства для манёвра. Канкуро интенсивно сжал кулаки, разжал… и обо что-то оцарапался.       — Чего там у тебя острое такое? — заворчал он. — Ногти отрастила?       — Колечко это, — пробубнила Мацури в тон ему. — У него край немного…       — Колечко?       — Да. Аои… То есть Хитоми… Короче, она мне его подарила. На везение в любви, сказала.       — Вот балда. И носишь до сих пор, — фыркнул он.       — Кто бы говорил! — обиделась она. — У тебя у самого на шее кулон!       — Это не мой, а Темари!       — Ой, надо же, оправдался. А кто Аои из тюрьмы выпустил? Тоже Темари-химе? — Мацури всерьёз завелась. — Ты-ы! И не надо все грехи и вину мне приписывать!       — Стоп… Мацури… да ты же гений! — перебил Канкуро.       — Да сам ты… Что? Почему?       «Мои клиенты шиноби. Я хорошо выучила закон: куноити не нужны бесполезные побрякушки».       Серьга Нами — уникальный чакронакопитель, цепочка Хитоми — капсулы с ядом. Веер, опрометчиво сочтённый стражами за «бабскую цацку» и оставленный у него на шее, — отлично заточенное лезвие.       А что насчёт колечка?       — Мацури, скажи мне очень-очень тихо, твоё кольцо, случаем, не имеет каких-нибудь дополнительных функций? — Конвоиры начинали коситься в их сторону с подозрением, и Канкуро повернулся так, что они с Мацури почти соприкоснулись щеками, а потом и вовсе сделал вид, что положил голову ей на плечо, чтобы поспать.       — Не знаю я, Канкуро, — опустила она суффикс. — Чего ты опять… лезешь ко мне…       — Потому что я всё ещё к тебе очень привязан. Привыкай. Дай сюда кольцо.       — Что ты хочешь с ним сделать? Канкуро-сан? Слушай, мне жаль, что у вас так вышло с Аои, но я не хочу избавляться от…       — И я не хочу, дурында. Оно может нам помочь.       Спустя секунду Канкуро уже сам стянул кольцо с её пальца и завертел его так и сяк в надежде нащупать заветную выпуклость или щербинку — что-то, активирующее неведомый ему механизм. В процессе он молился, чтобы для активации не нужна была чакра и ещё чтобы там не оказался какой-нибудь распыляемый ядовитый газ. Колечко было толстеньким и достаточно широким, а край скошенным с двух сторон и на ощупь неровным, с заусенцами — неслучайно, ох, неслучайно. Оно точно таило в себе секрет, который мог спасти им жизни.       Канкуро увлёкся и приближение конвоира из недошиноби заметил только тогда, когда тот оказался в паре метров от них, а Мацури предупреждающе толкнула его в спину. Скользкое от пота кольцо выскользнуло из одеревеневших пальцев и упало на землю.       «!!!», — подумал Канкуро, представив, как металл ловит отсветы костерка, и рванулся в попытке вдавить кольцо в утрамбованный песок собственным телом. От этого движения они с Мацури дружно завалились на бок.       — Чё творите, а? — просипел недошиноби, нависнув над пленниками. Это был тот самый, что вязал узлы. Канкуро выгнул шею, отплевался от неведомо как попавших в рот волос Мацури и невинно прищурился на урода снизу вверх.       — Мне бы в кусты, друг. Извёлся весь, видишь.       Пусть Мацури сообразит тем временем подобрать кольцо, пожалуйста! Она же не совсем безнадёжная?       — А чего прилечь решили? Может, вас вместе в кусты надо? — сально ухмыльнулся тот. Ох, были бы руки не стянуты верёвками и чакра не заблокирована, получил бы шутник прямо по своей щербатой лыбе…       — Нет, спасибо. Мне одному сподручнее будет, — спокойно сообщил Канкуро, решив, что ещё успеет отыграться.       Парень помялся, повздыхал, но в итоге, скроив недовольную рожу, присел, поднял пленников и начал перевязывать узлы. Потом поставил Канкуро на ноги и чуть ли не пинком заставил идти вперёд. Прыгать на связанных ногах, если быть точнее. Гнида!       — Вот твои кусты. Учти, у меня кунай с быстродействующим ядом, так что от дела не советую отвлекаться.       Слишком близко, ксо.       — Эй, мастер шибари, мне как-то перед девушкой стыдно. Можно подальше отойти?       Вполне предсказуемо за издевательское прозвище Канкуро получил по лицу. И, как назло, ровно по тому месту, куда недавно била Хитоми. Он не покривился — слишком много чести недоноску, — только слизнул кровь с губы и хмыкнул: — Невоспитанный ты, значит? Ясно…       Он мог бы ещё долго выводить конвоира из себя, отводя внимание от Мацури, но тот, выместив злобу, вдруг поволок пленного дальше. Теперь у Мацури точно была возможность поднять кольцо незаметно. Однако, к страшному разочарованию Канкуро, когда они вернулись, девчонка сидела в той же скрюченной позе, будто и не шевельнулась. Неужели не дошло, для чего был весь спектакль?       — Серьёзно? Так сложно было додуматься?.. — зашипел он, как только недошиноби отошёл достаточно далеко.       Мацури молча двинула ему локтем в бок, а затем вложила в ладонь тёплый ободок кольца. Да не просто ободок, а с торчащими из него крохотными острыми лезвиями. Оно на ощупь походило на дикобраза с иглами разной толщины и конфигурации.       — А ты, чёрт возьми, у меня умница! — восхитился Канкуро. — Беру свои гадости назад.       Настроение улучшилось, как и их перспективы. Конвоиры пожрали и улеглись спать, оставив на страже одного из АНБУ. Тот нёс дозор изо всех сил. Пристально таращился прорезями в маске на них с Мацури — прямо-таки глаз отвести не мог.       Боится, скотина. Даже связанных по рукам и ногам боится. И правильно делает.       Канкуро пару раз громогласно зевнул и свесил голову на грудь, притворившись, что спит, а сам принялся колдовать над наручниками, превратив ощетинившееся колечко в импровизированные отмычки.       Немного возни, и оковы едва слышно брякнули о землю. Сначала Мацури, потом и его. Канкуро напряжённо прислушался к действиям АНБУшника, не открывая глаз. Выдержал длинную паузу. Тишина. Дальше дело было за верёвками. С ними работы вышло существенно больше — вонзить крохотное лезвие, распушить, расслабить волокна, а потом медленно и нудно точить. Дело пошло шустрее, когда он вспомнил, что они уже без наручников и лезвие можно усилить капелькой чакры.       Мацури тоже делала вид, что спит, а сама потихоньку растягивала верёвки и пальцами помогала разбирать волокна.       — Потерпи чуток, — прошептал Канкуро, расправившись с путами. — Разомни руки.       Когда кровоток немного восстановился, Канкуро шевельнулся, изображая зевок, и на секунду приоткрыл глаза. Пока они «спали», сторожевой АНБУ расслабился, перестал неотрывно пялиться на пленников и теперь раздувал угасающий костерок. Без замаха Канкуро метнул из-за спины мелкий камешек. Камешек ударился о валун неподалеку. АНБУ подскочил, глянул на них с Мацури, обернулся назад, и за это краткое мгновение Канкуро успел содрать с шеи кулон и вернуть руку за спину. Едва не выдал себя довольной усмешкой: сейчас кто-то пожалеет, что оставил ему «цацку».       — Эй, — хрипло окликнул он дежурного. — Друг, водички бы.       АНБУ помялся, но подошёл. Совесть ещё осталась, значит.       — Ондо, это же ты, да? — спросил его Канкуро. Судя по тому, как судорожно тот вздохнул, догадка попала в цель. — Расскажи, дружище, почём нынче наши доблестные АНБУ продаются? Парочка по скидке идёт или как?       — Простите, Канкуро-сан… Я не хотел, чтобы так… Воды вам, да?..       — Не слышу, Ондо, — прошелестел Канкуро. — Что ты там говоришь?       И тот склонился, по привычке доверяя своему бывшему командиру. Ай, дурачьё.       — Простите, Канкуро-сан, я не…       — И ты меня прости. — С этими словами Канкуро чиркнул раскрытым веером точно по артерии. Ондо булькнул и бесшумно осел на землю. — Успею — зашью и откачаю. Не успею — извиняй.       Канкуро снова замер, вглядываясь в темноту, окружившую гаснущий костёр. Конвоиры всё ещё спали без задних ног. Пара коротких движений, и путы, перетягивавшие лодыжки, тоже были разрезаны. Ноги двигались кое-как и простреливали жгучими мурашками во все части тела, однако это не помешало Канкуро с Мацури бесшумно вскочить и на полусогнутых обойти спящих с двух сторон.       Один недошиноби проснулся в неподходящий момент, уставился в глаза склонившегося над ним Канкуро и осоловело моргнул. Долго. Слишком долго он пытался отличить сон от яви. А когда сделал правильный вывод, крошка-веер уже торчал из его горла, всаженный в мягкие ткани по самую цепочку.       «Извини, Теми, я тоже не думал, что буду использовать твой подарок таким образом», — мысленно обратился к сестре Канкуро.       Второй АНБУ среагировал на звуки возни, успел откатиться в сторону и принять боевую стойку.       — Канкуро-сан, сдайтесь по-хорошему, — посоветовал он, осторожно отступая по широкому кругу.       — Мечтай, — ответил Канкуро, бросаясь в атаку с веером. Костёр окончательно погас, и найти в темноте более существенное оружие не удалось.       АНБУшник от атаки уклонился, присел и мощным броском вперёд сбил Канкуро с ног. Они покатились по земле. Каждый пытался нанести сразу решающий удар, понимая, что силы равны и всё решит удача.       АНБУшник, сука, был костлявый, как рыбий скелет, тяжёлый и вдобавок лысый — за волосы не ухватишься. «Акира, значит», — опознал Канкуро и уже сконцентрировал в кулаке достаточно чакры, чтобы врезать предателю, когда правое плечо словно прижгло калёным железом — в пылу схватки они докатились до кострища, где ещё тлели угли. Боль подняла изнутри взрывную волну силы. С бешеным рыком Канкуро подмял противника под себя и, усевшись сверху, вдавил того бритым затылком в переливающийся алым жаром центр кострища. АНБУшник с мычанием замолотил ногами и руками по воздуху, вцепился во что-то, лежащее на земле, и в бок Канкуро уткнулось лезвие куная. Он успел только подумать, что остриё наверняка отравлено, когда кунай отлетел в сторону, выбитый звёздочкой сюрикена — она прилетела откуда-то из темноты. Не дав противнику опомниться от боли, а себе вырубиться от яда, Канкуро выдернул его башку из кострища и завершил бой мощным ударом в висок.       — Мацури, жива? — спросил он у темноты, хрипло отдуваясь.       — Жива, — донеслось в ответ.       — А недошиноби твой?       — Не жив вроде.       — Кусок марионеточника! — злобно сплюнул Канкуро в сторону поверженного недошиноби и приладил на спину оставшуюся после него марионетку — бесполезный хлам по сравнению с оставшимися в Суне Куроари, Карасу и другими, но всё лучше, чем ничего.       Везение было на их с Мацури стороне. Отравленный кунай не успел проткнуть ткань куртки, а обожжённое плечо удалось подлечить. Жизни обоих АНБУ Канкуро пощадил: первому подлатал горло, насколько хватило сил, ожоги второго наспех промыл и перевязал, но взамен перерезал обоим сухожилия на одной ноге, чтобы избежать преследования. Выживут они теперь или нет — уже не его проблема. Похоже, давать людям второй шанс стало его новой дурной привычкой.       Покончив с делами первой необходимости, Канкуро подошёл к Мацури. Она всё это время сидела неподалёку на коленях. Недошиноби, утыканный кунаями и сюрикенами, валялся рядом. Девочка на панике уложила противника вдвое крупнее себя, а теперь не шевелилась и бездумно глядела на свои руки, перемазанные в крови.       — Совсем как гранатовый сок, — сказала она, растирая чужую кровь между пальцами, когда Канкуро приблизился. Он мрачно усмехнулся.       — Ага, похоже. Повезло, что только сейчас об этом узнала, да?       Мацури обняла себя за плечи и поджала посеревшие губы. Тогда он вспомнил, при каких обстоятельствах она потеряла родителей, и немного смягчился. И правда, зачем сейчас вредничать? Да к тому же… тот спасительный сюрикен метнула она.       — На, вымой руки. — Канкуро наклонил к ней большую флягу с водой.       Мацури послушно подставила ладони под струи и, когда кровь вместе с водой впиталась в песок, немного ожила. Вместе они заново разожгли костёр, отыскали в поклаже конвоиров тёплые плащи, оружие, еду и лекарства.       — Готова?       Она подхватила с земли бутыль с водой и кивнула, глядя в сторону:       — Куда теперь?       Канкуро почесал в затылке.       — Хороший вопрос. В Суне создадим Гааре неприятности своим появлением, так что идём вперёд. Нас отправляли сюда в качестве разведчиков, значит, разведчиками и поработаем. А там видно будет.       Мацури снова кивнула, переминаясь с ноги на ногу.       — Что, домой в безопасность охота? — спросил он.       — Нет! — Она вскинула на него слезящийся взгляд и замотала головой. — Ничего подобного! Я такая же шиноби, как ты, и мы идём вперёд!       Прежде, чем куда-то идти, решили поспать. Недосып для шиноби был обычным делом, но существенно замедлял скорость реакций. Бодрящих пилюль у конвоиров с собой не оказалось, и Канкуро выбрал отдых, рассудив, что гнаться за ними всё равно некому.       Утро началось с изучения карты. До границы оставалось ещё примерно двое суток. Мацури, как выяснилось, неплохо знала эту местность и к середине дня вывела их к оазису, где удалось пополнить запасы воды и хорошенько отмыться. В оазисе задержались, чтобы провести ревизию оружия. Канкуро обзавёлся подобием марионетки и кучей кунаев. Никаких ядов, зато взрыв-печатей в достатке. Мацури тоже прихватила взрыв-печати, а к ним сюрикены и джохьё. В целом, прямо сказать, негусто, но для разведки хватит.       Благодаря карте и познаниям Мацури выяснилось также, что конвоиры вели их длинным путём, намеренно огибая временную базу на границе столичного округа — ту самую, на организацию которой Гаара и Баки недавно дали добро. После короткого совещания было решено сделать крюк и свернуть к базе. Канкуро надеялся отправить оттуда письмо в Суну. Был риск попасть к своим же в плен, но вероятность появления на базе купленных Химитаро шиноби стремилась к нулю, а со всеми остальными Канкуро смог бы договориться.       По мере приближения к границе столичного округа пустыня Демона перешла в пустыню Тамариска, а затем начала медленно превращаться в подобие степи с редкими прожилками наполовину пересохших речных русел, ягодными кустиками и единичными деревцами. Освежающие терпкие ягоды составили основу дневного рациона: много еды они с собой тащить не стали, а питательные пилюли и сухие хлебцы уже осточертели.       Мацури приятно удивляла Канкуро. Он ожидал от неё бесконечного нытья, страданий по Гааре и так далее. Но она шла, не снижая темпа и глядя прямо перед собой, больше слушала, чем говорила, а при любой удобной возможности тренировалась с оружием.       — Ты чего усердствуешь как не в себя? Все лезвия затупишь, — не выдержал Канкуро во время одной из остановок, глядя, как Мацури вгоняет сюрикен за сюрикеном в сухое дерево. Точно, быстро. Очень неплохо.       Мацури остановилась в замахе и замерла, опустив плечи.       — Я недостаточно хороша.       — Чтобы что?       — Просто… Чтобы… меня ценили… и любили. — Голос под конец фразы упал до шёпота.       — Тебе нужно стать лучше ради самой себя, а не чтобы тебя полюбил мой брат, — безжалостно ответил Канкуро. — Оставь ты эту идею, Мацури. Его сердце занято, а у нас с тобой сейчас проблемы посерьёзнее.       На том беседа о чувствах, к счастью, и закончилась. Тем же вечером они вышли к месту, где должны были базироваться отряды Суны.       Канкуро ожидал увидеть оживлённый лагерь, ведь сюда отрядили около пятидесяти шиноби. Но лагерь был, чёрные кружки потухших костров на сухой земле были, а людей не было. Мацури смешно вытягивала тонкую шею, выглядывая из-за скалы и пытаясь быть незаметной, а Канкуро гадал, куда все подевались.       Они оба держали при себе выковырянные из наручников осколки стекла, блокирующего чакру. И их было всего двое! Поэтому версия, высказанная Мацури, что обитатели лагеря засекли путников и попрятались, выглядела бредовой. Но глаз нигде не отмечал движения, а слух, напряжённый до максимума, не улавливал ни единого звука, который ассоциировался бы с человеческим присутствием. Только журчание воды в ручейке, шебуршание песчанок в норе поблизости. И ещё… Раздавшийся из-за скал звук не понравился Канкуро. Хищный клёкот.       Сохраняя скрытность, они обогнули ряд невысоких скал, которые обступали лагерь полукругом… И, наконец, нашли людей — всех в одном месте.       Тела суновских шиноби плотно покрывали небольшой участок земли. Вокруг сновали крупные птицы с голыми, отвратительно розовыми шеями. При приближении Канкуро и Мацури птицы с криками взмыли в воздух и тут же внаглую уселись на каменные выступы неподалёку, крутя головами и с любопытством взирая на пока ещё живой и перебирающий ногами корм.       — Кыш! Прочь отсюда! — гаркнул Канкуро и замахал на них руками. Мацури неподалёку уже во второй раз согнулась пополам, прощаясь с обедом и утирая слёзы рукавом. В алом свете заката братское кладбище напоминало намалёванную невменяемым художником картину. Песок под телами был сплошь исчерчен линиями — кругами. Круги между собой не пересекались. Что они значили? Ограничивали что-то? Защищали? Полное сумасшествие. Но сумасшествие не повторяется дважды, а оппозиция в Кири была истреблена таким же загадочным образом.       Канкуро от души пожалел, что не может просто укрыть тела песком, как сделал бы это Гаара, а позже вернуть их домой. Да и поздно уже. С момента бойни прошло не менее суток. Солнце здесь палило почти так же, как и в сердце пустыни. Не хватало отравить близлежащие ручьи трупным ядом и устроить рассадник какой-нибудь болезни.       — Мацури, доставай взрыв-печати. Натаскаем веток и сделаем костёр.       — Нас могут обнаружить, — слабо возразила она, прикрывая лицо краем шарфа и подавляя новый приступ тошноты.       — Риск есть, но мы же не можем оставить их вот этим, — махнул он рукой на птиц. — Просто уберёмся отсюда быстро.       Так и поступили. Оставили огонь пылать и поспешили прочь. Надежда отправить весточку в Суну истаяла: почтовые птицы оказались перебиты все до единой. Но в Суну они не пошли. До селения было около трёх дней пути, а до границы полтора. Гаара сам поймёт, что слишком много времени прошло без отчётов с временной базы, и примет меры. А им к тому времени следовало выяснить побольше о виновниках резни и о том, как глубоко они проникли в страну.        Увиденное на базе между собой не обсуждали. Чтобы избежать удручающей тишины, по дороге Канкуро рассказал Мацури о политическом конфликте внутри Суны, правду о Хитоми и ситуации в Кири. Не было смысла скрывать от неё важную информацию, тем более что они вместе шли на разведку. Мацури старательно впитывала сведения, задавала вопросы и вновь приятно удивляла спокойствием и сдержанностью… А вечером Канкуро в очередной раз убедился, что она полна сюрпризов.       — Чем?! — вопросила Мацури дрожащим голосом, подойдя к костру, над которым корпел Канкуро.       — А?.. ффффф? А? — переспросил он между попытками раздуть огонь.       — Чем она лучше меня, Канкуро, а? Я хочу знать! Чем?!       Канкуро напрягся. Мацури капризно тянула слова. У Мацури заплетался язык. Она что…       — Подруга, ты чего, пьяна? — обернулся он к ней и вытаращил глаза. Щёки Мацури даже в сумерках были как два алых пятна, а сама она едва держалась на ногах. Но самым красноречивым ответом на вопрос стала маленькая фляжка, которой она размахивала. Неужели незаметно тащила с собой всю дорогу?       — Ками-сама… — Канкуро поднялся и сделал шаг к девушке. — Мацу-чан! Сосна ты моя ненаглядная! Иди сюда и отдай мне эту бяку…       — А вот и фигушки! — Мацури с грацией пьяного Рока Ли увернулась от его протянутой руки и хихикнула. — Я вопрос задала! Чем она лучше? — повторила она и ткнула Канкуро в грудь горлышком фляги. Запахло крепким алкоголем.       — Ты мне типа угрожаешь, да? — уточнил он. Мацури задумчиво посмотрела на флягу, потом на кунай, зажатый в опущенной руке, снова перевела взгляд на флягу и посильнее вдавила её Канкуро в ребро, заявив:       — Угрожаю!       — Да-а. Здорово Гаара-сенсей научил тебя обращаться с оружием. Мастерски.       — Гаара-сенсей! Лучший! — с готовностью подтвердила Мацури, не уловив в комментарии подвоха. И нахмурилась: — А ты не ответил. Чем она лучше меня?       — Ага… — вздохнул Канкуро. — Я так понимаю, мне не отвертеться. Она — это кто? Нами?       — Нами! — Мацури опасно взмахнула рукой с кунаем — хотелось верить, что не ядовитым, — и вперила в Канкуро блестящий взгляд в ожидании ответа.       Что она хочет услышать, интересно? Нет, ему-то не жалко объяснить, но неловко как… как рассказывать пятилетнему ребёнку, откуда берутся дети. Приходилось однажды. Канкуро до сих пор с содроганием вспоминал те сорок пять минут позора.       — Видишь ли, дело не в том, кто лучше, — сказал он, немного подумав. — Это не так работает. Просто для Гаары Нами значит очень многое. А однажды для кого-то ты будешь значить столько же или даже больше. Кто-то разглядит в тебе самую замечательную девушку, как он увидел в ней… Для этого даже меняться не обязательно. Хорошо? А теперь отдай мне это пойло.       Он опять попытался отобрать фляжку, но Мацури лихо отпрыгнула в сторону, икнула и беспорядочно замахала на него кунаем. Это начинало до боли напоминать генинские миссии по ловле кошек, удравших от хозяев.       — Кыс-кыс. Отдай! Брось бяку, говорю! — Наконец, Канкуро вцепился во флягу и вырвал-таки её из ослабевших пальцев.       — Моё! — заныла Мацури.       Он подозрительно понюхал содержимое трофея. Отхлебнул. Горло обожгло ядрёным самогоном, кажется, из кактусов. Во дают недошиноби! Однако на вкус не худшее из того, что он пробовал.       — Не знаю, как жить дальше, — призналась вдруг Мацури дрогнувшим голосом. Она всё ещё стояла, опустив руки и разглядывая костёр. — Столько лет… смысл жизни. Он был смыслом моей жизни. А другой мне не нужен.       — Так, послушай. — Канкуро аккуратно отобрал у неё кунай и усадил девушку на камень, устроившись рядом.       Костёр, оставленный без внимания, решил разгореться сам собой и теперь плясал на веточках тёплыми светлячками. А алкоголь разбудил в Канкуро мастера прошеных и непрошеных советов.       — Мацу-чан… глянь на себя. Тебе шестнадцать лет. Почти семнадцать. Ты что, малышка, которая будет орать на всю улицу, пока ей не принесут вкусный тайяки и понравившегося мальчика?       — Нет! — возмутилась она. — Не обзывайся! Я не это самое! Я — взрослая куноити…        — Да! — обрадовался он взаимопониманию.        — И я… я красивая, вот!        — Вот-о-т! И я про то же! Ты симпатичная девушка и даже более способная куноити, чем я считал. Тебя родители любили. Я знаю, что их больше нет. Зато есть твоя приёмная семья и твоя сестра, твои друзья… Они все тебя любят.        — И в академии меня любят! — гордо объявила Мацури.        — Да! Умница! Где ещё?        — В госпитале!        — Да!        — И тот парень из архива записочку недавно написал… признавался…        — Да, Мацу-чан! Вот видишь, у тебя есть много ценного. Половина шиноби о таком только мечтает. И это точно больше, чем когда-либо было у Нами.       — Откуда мне знать, что это правда? Я ничего о ней не знаю!       — И правильно. Она посол, и её досье засекречено, — отрезал Канкуро. — Просто поверь мне на слово, ты бы не захотела быть на её месте. И нечего ей завидовать. — Он отхлебнул ещё немного, для вдохновения. Жгучее пойло неплохо смазало шестерёнки в голове, а жуткие картинки прошедшего дня самоликвидировались.       — Ты противный, — обиженно отвернулась Мацури. — То пить нельзя, то завидовать.       — Не-не-не. Можно! Всё можно! — возразил Канкуро и сделал рукой широкий жест, как бы демонстрируя ей безграничность возможностей. — Можно завидовать и плакать. Можно дать мне в глаз и потратить дохрена лет, бегая за Гаарой. Можно доказывать, что ты лучше Нами в отжиманиях, борьбе сумо и приготовлении диких сусликов на костре…       — И в вышивании! — подхватила она.       — И в вышивании. Что?.. Ты вышивать умеешь?       — Да!       — Кунаем по врагу?       — Д-д… Нет! Нормально!       — Ладно. Значит, можно вызвать Нами на поединок по вышиванию… Чёрт, а я не прочь взглянуть на это. Возможно, и Гаара заинтересуется, но… К чему я веду? Забыл. А, да! К тому, что это ничегошеньки не изменит. Даже если ты през-з… презв… презерв… превзойдёшь её по всем навыкам, это не заставит Гаару влюбиться в тебя. Ясно излагаю? — Видя, что Мацури сникла, он вздохнул. — Лучше б ты просто приняла: он к тебе хорошо относится, но не любит. Могу поспорить, он сам тебе сам об этом сказал, верно?       Она закивала, хлюпая носом.       — Ну вот. — Канкуро осторожно похлопал её по плечу. — В сказанное Гаарой стоит верить. Он у нас мальчик порядочный, врёт только старейшинам и исключительно по субботам.       — А ты… Канкуро… Считаешь меня симпатичной?       — Да! — клятвенно заверил он. — Конечно. И ещё ты молодец, что отказалась помогать Химитаро в его делишках. Без шуток, молодец.       — Химитаро? Это кто?..       — А? — завис Канкуро. — Да старый тануки же!       — А! Тануки! — засмеялась Мацури… — Точно! Я молодец. Спасибо, Канкуро-сан.       — Просто Канкуро. Так вот, это было хорошее решение хорошего шиноби. Значит, — он патетично воздел палец к небу, — ты хороший шиноби! Видишь, сколько хорошего у тебя есть помимо Гаары? Выпьем же за это!..       Он как-то не ожидал того, что последовало за этими словами. Поцелуя и всего остального.       Мацури вдруг повисла на нём, вцепилась в плечи и начала неумело, но горячо целовать. Канкуро сидел и хлопал глазами. Мысли путались. Сильно. О-очень сильно путались мысли, да.       — Мацу-чан… за что? То есть, что за?.. — Он нахмурился и отодвинул её от себя.       — Раз ты считаешь меня симпатичной и хорошей… и что мне нужен кто-то другой, кто не Гаара, то я согласна, — бормотала она, теребя его за воротник и пытаясь расстегнуть несуществующие пуговицы. — На всё согласна. Мне плевать…       Не добившись результата, она оставила в покое его рубашку и начала расстёгивать свою. Канкуро продолжал сидеть. Он смотрел, как Мацури снимает куртку, майку, ругается на завязки на штанах и не собирается останавливаться. А мысли спутывались всё сильнее с каждым её движением.       Он хотел прекратить происходящее и… хотел ли? Канкуро вдруг перестал понимать сам себя. Чего он хотел? Вот этого? И не скажешь ведь, что нет… Он давно не был с девушкой. Аои… Хитоми, то есть, в сближении ему отказала по понятным теперь причинам, а он решил, что давить не станет…       «Но это же Мацури! Мацу-чан, идиотина! И кто из вас большая сосна после этого?»       Ну да, Мацури… И что дальше? А ничего. Плевать — верно она говорит. Потому что вот они: сидят посреди пустоши, выброшенные из селения, одинокие и усталые. Видевшие слишком много за последние дни. Так почему бы и нет?       Сквозь туманную пелену, застилавшую разум, Канкуро ощутил, как тёплые руки обнимают его за шею и отхлебнул ещё из проклятой фляги. Почувствовал на коленях приятную тяжесть чужого тела. Мацури успела раздеться до нижнего белья и покрыться гусиной кожей от прохладного ветра.       Нехорошо, мёрзнет девушка… Он обнял её, погладил по спине.       — Ты такой добрый, Канкуро…       Кто это сказал? В памяти возникли синие глаза, грустно и тепло смотрящие на него, и ладонь, которую он бинтовал.       Нет. Не наплевать.       — Мацури, стоп. — Резко встав, поймал почти упавшую девушку и парой движений замотал её в тёплый плащ, как марионетку в бинты. Мацури не сопротивлялась — хлопала слипающимися глазами, что-то лепетала. Он наклонился, прислушался.       — Где теперь… смысл… Канкуро?       — Не знаю, Мацури. Давай мы твой смысл завтра утром поищем. Он, может, того… просто под камешек закатился. А прямо сейчас пора спатеньки. Спатеньки надо, Мацу-чан, спокойной ночи… — ласково приговаривая, Канкуро уложил её, уже задремавшую, на землю, укрыв сверху вторым плащом. Сам зевнул, сел рядом и принялся гонять по телу чакру, избавляясь от алкоголя в крови и дури в голове.       Не наплевать. А жаль.       На следующий день неловкий инцидент не вспоминали. Канкуро помнил всё от и до, а Мацури — неизвестно. Она молча шагала вперёд, не подавая иных признаков жизни. Когда он предложил ей горсть свежесобранных ягод на обед, взяла, поблагодарив. Значит, мир.       Кратчайший путь от погребального костра на месте базы до границы привёл их к тому месту, где территория Страны Ветра резко сужалась и сходилась узким перешейком со Страной Воды. Именно там обнаружился лагерь противника.       Туманники не очень-то скрывали своё местоположение. Границу они не переходили — стояли со своей стороны весьма крупным отрядом — Канкуро успел насчитать с четыре десятка палаток. Они галдели, ели, пили… А ещё в разных частях лагеря, обложившись свитками и кистями, сидели небольшие группки шиноби. Что именно они делали, было непонятно, но опыт подсказал, что это важно выяснить. Надеясь на то, что у туманников нет достаточно сильных сенсоров, чтобы распознать их приглушённую чакру, Канкуро жестом показал Мацури, что нужно обойти лагерь по периметру. Шумные разборки в дальнем углу привлекли его внимание.       Там под сенью хилых деревьев тоже трудилась группа шиноби. Четверо держали одного — молодого парня, который извивался что было сил и протяжно мычал. Рот у него был заткнут кляпом, руки связаны, но держащим всё равно приходилось несладко, потому что их пленник обладал крупным телосложением и недюжинной силой. Когда он напрягался в попытках вырваться, на обнажённом торсе и руках вздувались впечатляющие мускулы. Кучерявые тёмные волосы налипли на мокрый лоб — борьба явно шла не первые минуты.       Ещё один из туманников тем временем наносил кистью на живот жертвы какие-то загогулины. Рядом с ними лежала стопка скрученных свитков и один раскрытый. Рисунок на открытом свитке в точности повторяла ту, что пытался изобразить горе-художник на животе у парня. Канкуро не был специалистом по фуину, но всё же догадался, что рисунок — это печать. Тут пленник в очередной раз взбрыкнул, почти двинув ногой мастеру печатей в пах.       — Заколебал извиваться, Цую, сука! Вырубите его уже, а! — заорал тот, еле увернувшись.       — Нет такого приказа, — пыхтя и отдуваясь отчеканил один из тех, кто держал. — Он должен быть в полном сознании, иначе техника в свитке работать не будет. Сакаи-сама так сказал.       Художник снова выругался и чуть не воткнул парню кисть в живот в новой попытке провести ровную линию.       «Что они делают?» — было написано на лице у Мацури, когда она обернулась к Канкуро. А в его голове паника вертела шестерёнки с невиданной скоростью. Цую… Цую. Он слышал это имя. И свитки. Что там Хитоми говорила? Свитки, в которые запечатывают технику любого шиноби?       — Цую, тварь такая, лежи смирно! Хрен ты снова свалишь от нас! — вызверился шиноби с кистью.       Канкуро жестом позвал Мацури за собой. Они отползли подальше от лагеря, туда, где можно было безопасно переговариваться.       — Что это? Кого они поймали? Это же не шиноби Суны, — затараторила она, вытирая потные ладони о куртку.       Канкуро приложил палец к губам.       — Он шиноби Кири…       — Из… оппозиции, да?       — Думаю, да. И мне знакомо его имя.       — Хитоми упоминала? — догадалась Мацури. — Неужели её друг?       — Боюсь, что да.       — Ками… Нет-нет-нет. Как думаешь, её тоже….       — Не хочу думать, — бросил Канкуро, игнорируя воющий ужас в груди. — Важнее другое. Если это тот самый Цую, обладатель кеккей-генкая множественного шуншина, а свитки — это те самые свитки… то мы серьёзно влипли. Суна в опасности.       Мацури несколько секунд молча смотрела на него постепенно расширяющимися глазами, прижав ладонь к губам. Пока она не свалилась в обморок, Канкуро продолжил:       — Да. Пока наши уверены, что большому отряду из Кири к Суне не подобраться, эти хитрожопые караси готовят горку свитков, которая позволит им переместиться всей толпой.       — Суна хорошо защищена…       — У них могут оказаться любые техники. Самые разные, понимаешь? Кеккей-генкаи… да какие угодно. Видела те группки, что повсюду сидят? Они делают со своими то же, что и с Цую. Странно, конечно, что наших в плен не взяли для этого. Но оно и к лучшему.       Мацури уставилась на него глазами полными слёз и решимости.       — Тогда мы с тобой…       — Найдём и уничтожим их свитки. В первую очередь те, что с техникой перемещения. — Они синхронно кивнули друг другу. — Готовь взрыв-печати и свои кунаи, будем упражняться в меткости.       — А Цую? А Хитоми? Освободим?       — Всенепременно. Если сами не сдохнем.