Под красной звездой октября

Гейзенберг уже второй час бездумно пялился в документы. В них что-то было написано. Судя по всему, несомненно что-то важное. Но снова не то, что ему нужно. Все рассыпалось на ходу, даже не давая возможности ухватиться хоть за какой-нибудь хвост, потянуть хоть за одну единственную веревочку. Тогда можно было бы попытаться найти след. Или след от следа. Или хоть малейшую зацепку, что смогла бы указать на участие в той трагедии Альберта Вескера. В том, что его ноги торчат оттуда по самые яйца, у Карла сомнений не было. Но и доказательств тоже не было. Этот хитрый ублюдок слишком тщательно зачищал хвосты. Да и не действовал он никогда напрямую. Всегда через третьи, а то и вообще десятые руки. Всегда через подставных лиц, которые тоже составляли слишком запутанную цепочку взаимодействий. Он снова в очередной раз уставился в исписанные аккуратным почерком листы. Снова потерял суть на третьем слове. Рука непроизвольно потянулась за воротник, вытащив из-под рубашки тонкую цепочку, на которой рядом со старым армейским жетоном висело простое немного покореженное с одного края медное кольцо. Пальцы сами расстегнули цепочку, и подхватили тонкий кружок металла тускло сверкнувший гладким красноватым боком. Если бы можно было вернуться обратно и изменить одно событие. Всего одно. Остаться тем гребаным утром, выслушать Итана, а еще лучше схватить его в охапку, забросить на мотоцикл вместе с Розой и свалить к хуям куда подальше. И пусть бы искали до второго пришествия. Хера с два бы нашли. И пусть бы потом ебучий Уинтерс ему все мозги проклевал своим занудством, зато был бы жив. А теперь и его ебучий отпрыск пошел по стопам своего невъебезного дедушки и сейчас как раз где-то на подходе к своим разлюбезным товарищам, черти б их драли в аду кочергой. Так хотелось послать за ним парочку хлопцев, приволочь обратно и засунуть в погреб месяца на три. А перед этим отходить по заднице хворостиной. Авось поумнел бы. — Хрясь! — алюминиевая кружка с остатками кофе пролетела через всю комнату и с разгона врезалась в стену. Деревянные брусья тут же украсились кофейными разводами. — Бздыннь! — следом за кружкой спикировал нож, которым Гейзенберг разрезал почтовые конверты. Лезвие почти наполовину вошло в стену аккурат в центре кофейного пятна. — Да ебись оно все через колено раком! — с досадой выплюнул Карл, сгребая бумаги обратно в папку. Следом за ножом в стену отправился окурок, добавляя к коричневым тонам от кофе немного серых пепельных вкраплений. Гейзенберг досадливо поморщился, крутя в руках кольцо. Оно выскользнуло из пальцев и покатилось по столу, а вслед за ним, словно колесо с горы, покатились воспоминания. *** — Salut, mon cher ami! * — Итан открыл дверь своей съемной квартиры попутно вытирая руки полотенцем. — Что ты несешь, плесень, — ворчливо ответил на приветствие Карл, вваливаясь в темную и тесную прихожую. — Французский — язык любви, — выдал Уинтерс банальную истину. — Ебать тебя вместе с твоим французским, — буркнул Карл, снимая плащ. — Это само собой, — согласился Итан и закинул полотенце Гейзенбергу на шею, — но позже, — он притянул его к себе жадно целуя. — Пойдем, я ужин приготовил, — Уинтерс нехотя отцепился от Карла, — а то носился, небось, по всем окрестным мастерским весь день не евши. — Как узнал про мастерские? — поинтересовался Гейзенберг, заходя на кухню. — А у тебя даже шляпа в мазуте, — кивнул Итан в сторону головного убора, доставая тарелки и раскладывая на столе приборы, — ты, когда по мастерским шляешься, вечно пачкаешься то в солярке, то в мазуте, то еще в какой херне. Да еще и жрать забываешь. — Так у меня ты есть для напоминаний, — заржал Карл, усаживаясь за стол, — чем сегодня радовать будешь? — Lapin rôti à la moutarde*, — Итан достал из духовки большую сковородку и поставил ее на стол. — А если не выебываться? — Печеный кролик с горчицей, — рядом с кроликом появилась миска с отварным картофелем, тарелка с хлебом, и две широких рюмки, — прости, бокалов нет. — Даже так? — удивленно отметил Гейзенберг появление лишней тары. Итан, там временем, достал из шкафчика пузатую бутылку. — Какая-то очередная авторская настойка? — удивился Карл. — Лучше, — Уинтерс с эффектным хлопком вытащил пробку, разлил содержимое по рюмкам, и поставил бутылку, развернув этикеткой к собеседнику. — Откуда коньяк? — Гейзенберг поднес рюмку к лицу и с удовольствием принюхался, — да еще и такой неплохой. — Сосватал Розе новую компаньонку. А она француженка и весьма милая барышня, — ответил Итан, слегка прищурившись и нюхая свою рюмку, — преподает основы языка и снабжает миленькими подарками для барышень. — Ты увлекся барышнями? — сухо поинтересовался Карл, исподлобья наблюдая за Уинтерсом. — Ты вроде выглядишь трезвым, — слегка озадачился Итан, — с чего вдруг такие вопросы? — Ты первый заговорил о барышнях, — насупился его собеседник. — В моем сердце есть место только одной барышне, — серьезным тоном ответил Уинтерс, накладывая себе картошки. — И могу я узнать, кто она? — второй вопрос прозвучал еще суше. — Да тоже очень милая барышня, — радостно скалясь принялся рассказывать Итан, — курит, правда, как паровоз и пьет иногда как сапожник. А в остальном ничего так, сидит вон напротив меня с мрачным видом, примеряется видимо, как удобнее вилкой пырнуть, — под конец тирады он уже откровенно хохотал. — Пошел ты в задницу, Уинтерс, — Карл с явным облегчением выдохнул и потянутся за едой, — не шути так больше. — Прости, не смог удержаться, — покаянно поднял руки тот, — с чего ты так психуешь каждый раз? Не думал, что ты настолько ревнив. — Я не ревную. Это другое, — пробормотал Гейзенберг, потянувшись за кроликом, — У меня проблемы с доверием. Я никому не верю, понял? — он отложил вилку и уперся взглядом в собеседника через разделявший их стол, — Ты — единственный в этом гребаном мире, кому я доверяю возможно даже больше, чем себе. Если ты за моей спиной закрутишь с какими-то барышнями, я пристрелю сначала их, а потом и тебя. — Едрит твою налево, Карл. Я не собираюсь крутить ни с какими барышнями, слышишь? — без малейшей тени иронии сказал Итан, — Я вообще не хочу иметь никаких отношений ни с кем, кроме тебя. Карл ничего не ответил, и только по тому, как разжались пальцы, вцепившиеся в край тарелки, было заметно, что этот разговор дался ему нелегко.  — Так вот о француженке, — продолжил Уинтерс, словно ни в чем не бывало, — я ее взял гувернанткой на полный пансион, а она в благодарность преподнесла мне сей божественный напиток. Сказала, что я могу угостить им свою даму. Твое здоровье, — он залпом выпил коньяк и принялся за еду. — И кто у нас сегодня в роли дамы? — ехидно поинтересовался Карл, мелкими глотками смакуя свою порцию. — Там видно будет, — ответил Итан с набитым ртом. — Какие у тебя планы? — поинтересовался Гейзенберг, закуривая очередную сигару. Еда была съедена, половина коньяка благополучно выпита, а настроение было спокойным и благодушным. — На сегодня или вообще? — уточнил Уинтерс, моя грязные тарелки. — И так, и эдак. — Сейчас домою посуду, потом мы с тобой заберем бутылку, переместимся в комнату, допьем содержимое… — Да бросал бы ты эти тарелки, — торопливо перебил его Карл, — завтра помоешь. — Завтра не могу. Надо с самого утра встретиться с одним человеком. Есть наметки на крысу, — Уинтерс сунул в мойку сковородку. — Думаешь, у вас все-таки завелась крыса? — пыхнул сигарой Карл. — А вот завтра и узнаю, — не поворачиваясь ответил Итан. — Но кого-то подозреваешь заранее? — Да так, не то, чтобы подозреваю, скорее пара безумных мыслей. — Поделишься? — Карл выпустил пару колечек. Они плавно пролетели по кухне и растаяли в воздухе. — Потом может, позже, — не стал развивать тему Итан, — а ты что завтра делать будешь? — Поеду за заказом. Обещали новые образцы моторов собрать. — Надолго? — спина Уинтерса заметно напряглась. — Пару дней. Там ехать дольше, чем в их мастерской торчать, — Карл встал из-за стола, и подошел к Итану, попутно отмечая, как расслабляются мышцы на спине мужчины, а из груди непроизвольно вырывается облегченный выдох. — Что-то беспокоит? — он вплотную прижался к широкой спине. — Одни бредовые мысли только, — Итан сполоснул последнюю вилку и принялся мыть руки. — Ну и хер с ними, — Карл протянул руку, подхватил висящее на ручке шкафчика полотенце и выключил воду, — меня гораздо больше интересует, что ты там говорил насчет дам. Он накрыл руки Уинтерса полотенцем и принялся медленно водить по ним пальцами, промакивая воду. Итан чуть подался назад, вжимаясь бедрами в стоящего сзади. — Насчет каких дам? — сглотнул он, наблюдая, как цепкие пальцы пробегают вверх-вниз по предплечьям, — или ты о femme fatale*? — Фаталь сейчас наступит тебе, — угрожающе прошептал Карл прямо в ухо, одновременно царапая шею щетиной на подбородке. Он сдернул с рук полотенце и в две секунды захлестнул им горло Итана. — Я не люблю того, чего не понимаю, — ухватив за концы, Карл одной рукой закрутил полотенце на шее, а другой зафиксировал руки Уинтерса в раковине, одновременно с силой прижав его бедрами к мойке, — будешь еще ненормально изъясняться?  — Oh mon misérable Charles! * — Итан откинул голову на плечо стоящего сзади, — Tu es si rude*. — Что за срань господня, — Карл прокрутил концы полотенца на пол-оборота, прижимаясь к Итану так, что казалось еще чуть-чуть и его стояк сделает любовнику дыру в штанах. — Карл, блять, задуш-ш-ишь же к хуям, — растягивая шипящие прохрипел Уинтерс, ощущая, что его собственный стояк ничуть не слабее упирается в дверцу тумбочки. — Ethan, mein Shimmel*, — так же прохрипел Карл, хотя его как раз никто не душил, — заткнись, а? — А если не заткнусь, mon plaisir*? — Тогда считаю вопрос «кто сегодня дама» закрытым, — Карл освободил шею от текстильного захвата, но не успел Итан толком вздохнуть, как его руки оказались плотно затянуты тем же полотенцем. А потом и вовсе вздернуты кверху и привязаны к ручке навесного посудного шкафа. — А будешь выпендриваться, еще и рот завяжу, — он довольно оглядел композицию и потянулся к застежке уинтерсовых штанов. — Ты мне сейчас яйца оторвешь, — недовольно зашипел Итан, когда Карл слишком интенсивно потянул за край ширинки. — Я тебе говорил, рот завяжу, — Гейзенберг своей мощной лапищей закрыл любовнику почти пол-лица. Уинтерс извернулся и грызнул того за большой палец. — Ты еще и кусаться удумал! — Карл рывком сдернул с Итана штаны, подхватил валявшуюся на шкафчике лопатку для жарки и смачно шлепнул его по ягодице. Тот от неожиданности подался вперед, проехавшись членом по дверце тумбочки и оставив на ней липкую дорожку. — Осторожно. Что ж ты так спешишь, — почти нежно зашептал Гейзенберг и сменил тактику, просунув руку вперед так, что теперь она была буфером между жесткой фанерой и мягкой головкой, — не торопись, — он начал водить рукой по напряженному стволу вверх-вниз, каждый раз проходясь большим пальцем по уздечке. Итан зашипел что-то неразборчивое. На французский не похоже, и то ладно. Карл усилил нажим, заодно избавляясь от своих штанов. — У тебя смазка есть? — спросил он потыкав твердым концом в ягодицу. — Верхний ящик справа, — качнул задом Уинтерс указывая направление, от чего член сместился и уперся между ягодицами. Карл пошарил в ящике. — Вазелин? — вытащил он круглую жестянку, — Твоя француженка не могла подогнать что-нибудь поизящнее? Откручивать крышку одной рукой было неудобно, поэтому он просто зацепил ее за край тумбочки и сорвал одним резким движением. — Поизящнее — в комнате, — тяжело дыша ответил Итан, — если бы мы туда дошли. — А мне и тут хорошо, — скользкий палец прошелся между ягодицами, неторопливо проник внутрь и принялся аккуратно и настойчиво поглаживать рефлекторно сжавшиеся стенки, — а вот тебе не помешало бы расслабиться. Ты какой-то чересчур напряженный. Итан прогнулся, опираясь по-прежнему связанными руками о шкафчик. — Развяжи, — попросил на выдохе. — Только когда успокоишься, — к первому пальцу добавился второй. Уинтерс протяжно застонал и прогнулся еще сильнее. — Я уже ус-с-спокоился, — он с глухим стуком уперся лбом в дверцу. Тарелки внутри подозрительно звякнули. — Я заметил, — голос Карла стал на пару полутонов ниже, — что ты уже совершенно спокоен. Плечи Уинтерса слегка подрагивали, на спине от напряжения выступили капли пота. Он что-то хотел сказать, но голос сорвался, выдав только прерывистый хрип, когда на месте пальцев оказался плотный горячий член, который тут же принялся двигаться, постепенно ускоряясь. Тарелки в посудном шкафчике сопровождали каждое движение легким звоном. — Ты однозначно сегодня на взводе, — прокомментировал Карл, двигая бедрами все быстрее и входя с каждым разом все глубже, — нехорошо-о-о. Одной рукой он продолжал крепко держать член Итана, а второй, размашисто проведя по груди любовника накрыл его горло, потянув на себя. Привязанное к ручке полотенце тут же натянулось, и шкафчик угрожающе качнулся в сторону. — Я хочу, чтобы ты успокоился, — ладонь заскользила по шее вверх до самого подбородка, — расслабился, — рука поползла вниз к ключицам, — перестал нервничать, — снова вверх, пальцы легко пробежали по губам, Итан попытался их ухватить ртом, но ладонь опять устремилась вниз, — перестал суетиться, — на этот раз рука не остановилась на ключицах, а опустилась ниже до самых сосков. Даже через рубашку ощущалось, как они напряжены, — а главное, — выдохнул Карл в затылок Уинтерсу одновременно зажимая сосок между пальцами, отчего тот вздрогнул всем телом и вжался в Гейзенберга спиной, — никакого французского, — рука быстро заскользила по шее вверх, дошла до скулы, уверенным движением повернула голову Итана в сторону и Карл поцеловал его со всем пылом неутоленной страсти. Поцелуй стал финальным аккордом, после которого Итан кончил прямо в руку Гейзенберга. Тот не слишком задержался, успев в последний момент выйти и прижался членом к пояснице Уинтерса, кончив ему на спину. — Развяжи, а? — несколько робко попросил Итан, пытаясь отдышаться. Карл протянул руку и дернул за узел полотенца. — Мог бы просто руки вытащить, оно было неплотно завязано, — проворчал он, стянув полотенце с ручки и принявшись вытирать спину Уинтерса. — А можно было просто пойти в комнату. Там вполне удобный диван, — В тон ему ответил Итан, поправив шкафчик и отобрав полотенце чтобы вытереть дверцу тумбочки. Карл нагнулся, подбирая с пола свои штаны. Из карманов тут же посыпались гайки, какие-то шестеренки, пара деталей непонятного назначения и, неожиданно, гладкое медное кольцо, одно из тех, что любят покупать пары победнее в качестве обручальных.  — Что за запасы металлолома? — удивился Итан, помогая собирать рассыпанное. — Да заскочил сегодня в ломбард за деталями, — Гейзенберг сгреб железки и сунул их обратно в карман. — Ювелирку тоже там присмотрел? — Уинтерс подобрал с пола кольцо и покрутил в пальцах. — А это на сдачу всучили, — недовольно ответил Карл. Он вообще не любил несанкционированный бартер, — забирай, если хочешь. Мне оно ни к чему. А ты, может, Розе подаришь, она цацки любит. — Заберу, — Итан еще покрутил кольцо, наблюдая, как оно блестит в свете лампы, а потом спрятал в нагрудный карман, — кстати, у нас еще пол бутылки коньяка осталось, — заметил он, поднимаясь с пола. — Так сейчас и пойдем допивать, — довольно ответил Карл, подбирая со стола оставленную там сигару. — Только теперь дамой будешь ты, — хохотнул Уинтерс, доставая чистые рюмки. — А ты попробуй меня в этом убедить, — фыркнул Гейзенберг, обнимая любовника за талию и притягивая поближе, чтобы снова поцеловать. Они уже выходили из кухни, когда за спиной Итана раздался грохот, звон и лязг металла. Карл моментально перегруппировался, развернувшись так, что Уинтерс оказался прижат к стене и практически полностью закрыт корпусом Гейзенберга. Через несколько долгих секунд его перестали вжимать в обои и он осторожно выглянул поверх карлового плеча: весь пол был равномерно покрыт фаянсовыми осколками, в раковине симметричным домиком сложился посудный шкафчик, а на стене аккурат на месте коварной мебели красовался старый плакат с пышнотелыми девицами, танцующими канкан. — Охуеть, натюрморт! — выдохнул Карл, отходя на шаг в сторону. Итан молча открыл дверь в ванную, достал ведро, веник и совковую лопатку и так же молча протянул их Гейзенбергу. — Я готов на роль дамы, а не дамохозяйки, — попытался откреститься тот, отпихивая инвентарь. — Я тебе это ведро сейчас на голову надену, — угрожающе протянул Уинтерс, — и обеспечу роль снеговика. — А куда морковку прицепишь? — ехидно поинтересовался Карл, сгребая лопаткой осколки покрупнее. — В задницу засуну! — Итан принялся сметать обломки былой посуды в кучку на середине кухни, откуда Гейзенберг с помощью совка и такой-то матери трамбовал их в ведро. — Жалко тарелки? — вдруг спросил Карл, вытаскивая из-под стола валявшуюся там четверть суповой миски. — Да не особо, — Итан пытался выковырять из-под мойки мелкие осколки, — просто этот сервиз мы с Розой покупали. Он ей приглянулся этими непонятными синими цветочками. А я часть себе притащил, не хлебать же суп из жестянки, как собака. Я в субботу себе новые возьму. У нее еще много осталось. Несколько осколков долетели почти до стены. Уинтерс безуспешно пытался вымести их веником, но толстая рукоять не позволяла просунуть метелку в неширокую щель между полом и дном мойки. Сообразив, что нужно взять что-то более тонкое, он ухватил валяющуюся на полу лопатку для жарки, встал на четвереньки и просунул ее под мойку. Теперь можно было выгрести осколки наружу. Карл наблюдал за манипуляциями с инструментарием, сидя на полу возле кучки сметенного ранее мусора, меланхолично перекладывая его в ведро и любуясь, как натянутые штаны эффектно подчеркивают форму уинтерсовых ягодиц. Наконец ему надоел и мусор, и пассивное созерцание, он отбросил лопатку, подполз поближе к мойке и ухватил Итана за призывно выпирающий тыл. От неожиданности Уинтерс лягнул ногой, попал Гейзенбергу под ребра, сам ударился головой о дверцу мойки и, наконец, развернулся и уселся на пол, продолжая удерживать в руке лопатку для жарки. Напротив него с обиженным выражением лица сидел Карл. — Что тебя беспокоит? Неужели ты такой нервный из-за упавшего шкафчика? — Гейзенберг умостился поудобнее, опершись локтем о согнутую в колене ногу. — Да в гробу я видал этот ебучий шкафчик! — с досадой ответил Итан, — новый куплю. Он сидел ссутулившись и бездумно гонял лопаткой по полу осколок тарелки. — Тревожно мне, — добавил через время, — вроде упускаю что-то. А что? Карл подполз поближе, вытащил из рук Итана лопатку и отбросил прочь. — Ты когда последний раз нормально спал? — спросил сварливо, загладывая Уинтерсу в лицо, — с такими глазами любой вампир тебя за своего признает. — И мне тогда придется тебя укусить, чтоб ты тоже стал вампиром, — рассмеялся Итан. — А я буду быстро удирать, — Гейзенберг шустро встал на четвереньки и, ехидно хихикая, пополз в сторону коридора. — Тогда я тебя догоню и укушу, куда поймаю, — так же ползком кинулся его догонять Уинтерс, настиг почти в коридоре, схватил за ногу и дернул на себя. Карл повалился на пол, то ли от того, что потерял равновесие, то ли от того, что не мог прекратить ржать. Итан упал рядом. — Разберемся, плесень, — Гейзенберг, отсмеявшись, снова уселся на полу, — я вернусь и разберемся, что там тебя тревожит. Он протянул руку, помогая Уинтерсу сесть, дождался, пока тот поднимется, и потянул его на себя. — Со всем разберемся, — добавил максимально убедительно перед тем, как поцеловать. В этом было что-то абсурдно-нелепое — сидеть на полу посреди тесного коридора, в окружении мусорных кучек, обнимать единственного дорогого человека, целовать мягко, успокаивающе, неторопливо, без привычного напора, без жаркой страсти, очень нежно, спокойно и бережно. И, в то же время, для Карла все происходящее было абсолютно правильно и логично, будто это была самая естественная вещь на свете. Утренние сборы были суетливыми и поспешными. Карл торопился пораньше выехать, а Итан опаздывал на назначенную встречу. — Я тебе вчера так и не сказал… — начал было Уинтерс, когда они вышли из подъезда. Им оставалось ровно пятнадцать метров до того, как их пути навсегда разойдутся в разные стороны. — Я вернусь послезавтра. И ты мне все расскажешь, — перебил его Карл. Десять метров. — Я передам Розе твой подарок. Она обрадуется, — Итан шел практически вплотную, словно невзначай задевая пальцы Карла своими. — Я привезу ей что-нибудь более подходящее. Сережки там, или кулон, — хмыкнул Карл. Пять метров. Дорожка с одной стороны обсажена кустами. Любопытные старушки не смогут разглядеть сквозь листву, как пальцы, скользнув в очередной раз по ладони, на несколько секунд переплелись с пальцами спутника. — Я тебя… — полоса кустарника закончилась. Итан нехотя разжал руку, — буду ждать, — с некоторой заминкой закончил он фразу. — Всего до послезавтра, — несколько смутившись проворчал Карл. Он слишком привык не доверять людям. Даже себе не всегда верил. С чего бы Уинтерсу говорить то, о чем Гейзенбергу на самом деле хотелось услышать? Дорожка уперлась в широкий тротуар. — Мне пора, — Карл рывком обнял спутника, коротко шепнув у самого уха, — mein Herz*, — и уловив еле слышное ответное «mon cher ami*». — До послезавтра, — попрощался Итан, разворачиваясь в сторону проспекта. — До послезавтра, — Карл еще несколько секунд смотрел, как торопливо удаляется слегка ссутулившаяся фигура, — а послезавтра ты мне скажешь именно то, что собирался. — ухмыльнулся он сам себе, разворачиваясь в противоположную сторону и на ходу закуривая сигару, — А не скажешь, так выпытаю. *** Один из них так и остался навсегда в том послезавтра. Карл гнал свою тарантайку, выжимая из нее все возможное. Стрелка спидометра стабильно висела в красном секторе шкалы, не сдвигаясь ни на миллиметр. Он словно чувствовал неладное, поэтому и торопился обратно. Впрочем, кому он врет. Ни хрена он не чувствовал. Если бы мог чувствовать, или предвидеть, или иметь хоть малейшее подозрение, что все так обернется, то не поехал бы никуда. В тот день была суббота, а по субботам Итан всегда проводил день с Розой. Карл сразу свернул в неприметный переулок, намереваясь сократить путь, проехав дворами. Но не доезжая буквально пару домов уперся в шлагбаум и сердитого дружинника с повязкой на плече, разворачивавшего транспорт в обратную сторону. — Разворачивайтесь. Туда нельзя, — замахал руками дружинник, заметив авто Гейзенберга. — Чего там? — высунулся из окна Карл. — Пожар. Все перегорожено. Проезда нет, — сердито бросил парень с повязкой и побежал к следующей машине, — разворачивайтесь. Проезд закрыт. Карл сдал назад, отъехал на несколько метров, припарковал тарантайку и пошел пешком прямо через придомовые клумбы. Заворачивая за угол он уже настроился увидеть знакомый подъезд в центре дома. Но в центре дома не было никакого подъезда. Да и самого дома тоже больше не было. Как и двух соседних. Вместо них высилась огромная догорающая куча обломков, из-под которых спасатели и пожарные вытаскивали пострадавших. Потом Карл узнает, что погибло всего пять человек. Среди которых были Итан и Роза. Потом газеты напишут, что «Страшный взрыв на Мариенсштрассе произошел ориентировочно в одной из квартир на третьем этаже по причине пришедшего в негодность газового баллона». Этаж, где жила Роза. Потом будут похороны, на которые Карл не попадет, так как в этот момент будет в соседней стране в убогом придорожном отеле напиваться в хлам и со всей дури молотить кулаками в стены. Потом он уедет еще дальше, проклиная себя каждый день за то, что не остался и накачиваясь по вечерам самым ядреным алкоголем, чтобы заглушить тоску, отчаяние и свое собственное бессилие. А сейчас он стоял, наблюдая, как пожарные подтаскивают очередную бочку с водой, как цепочка сознательных граждан передает друг другу ведра, как добровольцы с оранжевыми повязками на рукавах приводят в чувство легко пострадавших и оказывают посильную помощь тем, кто вынужден дожидаться приезда очередной кареты скорой помощи. Кто-то толкнул его в спину. Карл даже не обернулся, чтобы посмотреть, а просто по инерции пошел вперед, почти к самим обломкам, которые уже подернулись сизым дымом. Вокруг суетились люди, ему что-то кричали, пытались увести прочь. Но он только отмахивался ото всех, продолжая стоять и безмолвно смотреть, как над сломанными обгоревшими стропилами то тут, то там вверх поднимаются тонкие струйки дыма. Группа спасателей тем временем разгребла верхние завалы и добралась до несущих конструкций. С помощью тросов они растягивали поврежденные потолочные балки. Постепенно пространство освобождалось, открывая остатки мебели и обрывки домашнего текстиля. — Шел бы ты отсюда, парень, — бросил ему один из спасателей, — опасно здесь. — Да. Пойду, — ответил машинально Карл, следя глазами за тем, как медленно отрывается от земли один из обломков, и ослепительно белым пятном, абсолютно неуместным среди этой дымной гари, сверкает лежавшая под ним кучка фаянсовых осколков. На одном из них сиротливо виднелся непонятный синий цветочек. — Давай-давай, топай, — спасатель похлопал Гейзенберга по плечу, одновременно отпихивая в сторону от завала. — Уже ухожу, — Карл опустил голову и глядя себе под ноги направился вдоль руин к дороге. Проходя мимо приподнятой балки он вдруг споткнулся, потерял равновесие и упал на одно колено. Витиевато выругался, быстро вскочил на ноги и даже не отряхнувшись от налипшего на плащ и штаны пепла стремительно пошел прочь. Остановился он только когда, обойдя квартал по кругу, очутился у своего авто. Перевел дух, запрыгнул на сиденье и быстро поехал куда подальше, одной рукой удерживая руль, а второй бережно прижимая завернутую в край плаща обгоревшую руку без двух пальцев. На одном из оставшихся можно было различить намертво сплавившееся с костью покореженное медное кольцо.