Чёрный лотос под багровым дождём

— Ты не можешь просто приводить людей с улицы и говорить, что они должны вступить в орден, Вэй Ин… — тяжело вздохнул Цзян Фэнмянь, устремляя взгляд куда-то далеко за спину Вэй Усяня, туда, где их диалога не слышно, туда, где стоял человек в чёрном плаще и красных одеждах. — Дядя Цзян, — заговорил было Вэй Усянь, но не успел даже начать, как ему снова пришлось замолчать. — Точнее, ты говоришь, что я обязан принять его в орден, а не что он должен вступить. Ты даже не спрашиваешь. Ты утверждаешь. — сокрушался глава ордена настолько, насколько, с его уровнем спокойствия и самоконтроля, возможно сокрушаться в принципе. — Дядя Цзян, послушай, это тот человек, о котором я тебе говорил. С которым я жил на улицах, — объяснял юноша. — Да, я понял, что это он. Но ты знаешь правила ордена. Не все желающие могут вступить в орден. Просто потому, что им так хочется. Но, глядя на твоего друга, я даже не уверен, что ему хочется, — Цзян Фэнмянь смотрел на них попеременно: то фокусируя взгляд на Вэй Усяне, то наоборот, размывая ближайшие картины, и заостряя взгляд на том, что находится на расстоянии. — Но дядя Цзян, Саньлан очень способный. Он ничем не уступает заклинателям нашего ордена. У него сформировано Золотое Ядро. Не выяснил я, правда, как и где он это сделал, но он обладает всеми необходимыми навыками для того, чтобы ты мог принять его в орден, — Вэй Усяня заносило. Он просто не мог остановиться.       Глава ордена смотрел на него уставшим, но теплым взглядом. Он понимал и чувствовал, что слова мальчишки оправданы. Этот юноша, что стоял там, в тени стойки здания, действительно был силен. Пускай Цзян Фэнмянь не видел его в деле, но глава ордена — есть глава ордена. Ему не нужно видеть его в деле, чтобы буквально осязать силу потоков духовной энергии, которая струится по его телу.       Он всё ещё молчал и наслаждался тишиной, пока Вэй Усянь выжидающе смотрел на него и ждал ответа. Мужчина перевёл взгляд с юноши в чёрном на своего приёмного сына и незаметно для глаза вздохнул. «Да дело не в Золотом Ядре… Сколько головной боли прибавится, если я приму этого юношу в орден… Почему-то мне не хочется даже знать. Моя Госпожа придёт в состояние неистовства, когда узнает, что я позволил этому человеку вступить в наши ряды с подачи Вэй Ина. Я практически вижу молнии, которые будут источать её глаза… Не говоря уже о более реальных молниях, срывающихся с Цзыдянь», — прикрыв на мгновение глаза, лицо Цзян Фэнмяня омрачилось, когда он услышал треск молний Цзыдянь в своей голове.       Саньлан в это время смиренно стоял в тени стойки, в дверном проёме, и наблюдал за разворачивающейся сценой. И пускай ему не было слышно, о чём говорили эти двое, но лицо Цзян Фэнмяня вызывало у него улыбку, которую он не демонстрировал.       Саньлан понимал, что перед чарами Вэй Усяня устоять будет тяжело, к тому же, формально, он превосходил по навыкам любого адепта ордена Цзян, и даже самого Вэй Усяня. Но проверять эту информацию никто не собирался, конечно.       Однако он также осознавал, что Цзян Фэнмянь не мог не заметить, насколько сильной и устрашающей была сила Золотого Ядра, которое приводило в движение духовные силы его тела. — Дядя Цзян, — улыбнулся Вэй Усянь, пытаясь уловить взгляд главы ордена, — стремись достичь невозможного! — счастливо проговорил он, широко улыбаясь.       Цзян Фэнмянь ещё какое-то время молча смотрел, всматриваясь в его глаза. Головой уже понимал, что принял решение, несмотря на сокрушительные последствия, которые оно принесет. — Ты, как никто другой, понимаешь девиз ордена Цзян, — единственное, что сказал мужчина, прежде чем перевёл взгляд на юношу в чёрном.       Тот всё это время безмолвно и терпеливо стоял в дверном проёме и не спускал глаз с Цзян Фэнмяня. Мужчина в одобрительном жесте склонил голову, давая понять присутствующим, что прошение услышано и одобрено. «Добро пожаловать в орден Юньмэн Цзян, головная боль», — подумал глава ордена и, поднявшись со своего места в главном зале, устремился по своим делам.

***

      Пытаясь восстановить дыхание, Вэй Усянь согнулся в спине, упёрся руками в колени, и посматривал на этих двух засранцев, которых обожал больше всего во всех трёх мирах.       Стоял жаркий летний день. Солнце находилось в зените, сводя с ума любого, кто сейчас жил под ним. Тренировочное поле практически пылало огнём, в воздухе было видно, как солнце его плавит.       Саньлан при этом выглядел весьма освежающе, а вот Цзян Чэну хотелось только посочувствовать. Кроме жалости, он не вызывал ничего. Разве это не прекрасная возможность подшутить над своим шиди? — Цзян Чэн, есть лютые мертвецы, которые выглядят получше тебя, — рассмеялся Вэй Усянь, распрямляя спину. Он принял стойку в готовности продолжить тренировку. — Иди к чёрту. Из-за таких, как ты, мир не может вздохнуть спокойно, — зашипел Цзян Чэн, также тяжело дыша, и пытаясь привести свое дыхание в норму. — Ещё два раза, — коротко сказал он и ринулся в атаку, что есть мочи замахиваясь мечом, стараясь поразить друга. — Не забывай обо мне, — послышалось откуда-то из-за спины Цзян Чэна.       Голос звучал вместе с оглушающим свистом рубящей атаки. Не без труда увернувшись, Цзян Ваньинь приземлился на ноги и оглядел двух своих противников, задерживая взор на Саньлане. — Несмотря на то, что каждый из нас сражается с двумя оппонентами одновременно, почему ты всегда контратакуешь, когда мой меч устремляется на Вэй Усяня? Ты его матушка? Суть этой тренировки в том, чтобы каждый из нас был врагом для другого, а ты всякий раз облегчаешь ему жизнь, когда я практически достаю его, — недовольно проговорил Цзян Ваньинь, прожигая взглядом Саньлана.       Последний лишь смиренно развел руками, широко улыбаясь. — Если мой противник открывает спину, почему я не могу ударить в неё? — без зазрений совести поинтересовался он. — Потому что на Вэй Усяня ты вообще практически не нападаешь, но при этом отражаешь почти все атаки в его сторону вместо него! Во всех трёх мирах не сыскать такого невозмутимого человека, как ты, — фыркнул молодой господин Цзян. — Если у тебя есть столько свободного времени, чтобы жаловаться, почему бы тебе не потратить его на тренировки? — чёрная тень пронеслась над головой Цзян Ваньиня, опускаясь аккурат за его спиной, а блестящее лезвие Суйбянь едва не касалось его шеи, что означало, что в реальном бою, Цзян Чэн был бы уже мертв.       Шикнув и вздёрнув головой, он обернулся и уставился на Вэй Усяня, который поспешно убирал лезвие Суйбянь обратно в ножны. — На драку нарываешься? — загорелся Цзян Чэн. — Какая драка? Тебя же только что убили, — расхохотался он, хватаясь руками за живот.       Саньлан периферийным зрением заметил приближение, которое не несло в себе ничего доброго. — Это не хорошо… — одними губами проговорил он, и ощутил, как холодок пробежал по спине.       Лёгкой неуловимой поступью на тренировочное поле вышла Юй Цзыюань. Раскаты и треск молнии появились буквально из ниоткуда заглушая собой всё вокруг, даже смех Вэй Усяня.       С оглушительным треском удар Цзыдянь пришёлся по спине вечно виновного, сотрясая небеса и всё вокруг, заставляя его рухнуть на землю, предварительно проехавшись около чжана по песку. Если не знать, что являлось источником звука, можно предположить, что кто-то вознёсся. — Вэй Ин! Мелкий паршивец! Что ты в этот раз натворил в городе? Почему у главных ворот так много людей, из уст которых только и слышно «Вэй Усянь» да «Вэй Усянь»?! Почему ты не можешь вести себя достойно старшего ученика ордена?       Цзыдянь снова издал оглушительный треск, и замах, который так грациозно совершила мадам Юй, направился в уже распластавшегося по земле юношу.       Старший ученик ордена Цзян зажмурился, приготовившись к удару, которого он так и не получил. Фиолетовая вспышка, стремительно вырвавшаяся вперёд, была отражена другим человеком. Вэй Усянь только и успел увидеть, как багрово-красные одеяния заслонили его собой, наполовину принимая, наполовину отражая удар Цзыдянь.       Атака была сильная, но даже отдалённо не походила на ту силу и сияние, с которыми мадам Юй атаковала реальных врагов. Цзыдянь чувствовал намерения своего хозяина, поэтому, когда Пурпурную Паучиху преисполняло намерение совершить убийство — молния шипела так яростно, что становилась белой.       Этот удар не был таким, однозначно. Однако Саньлану потребовалось приложить немало усилий, чтобы остановить Цзыдянь. После столкновения с молнией, он, опустившись на носочки и сгибая ноги в коленях, был отброшен ударной волной на два чжана.       Это было хорошо видно по земле, на которой остались отчётливые следы его обуви. Полностью остановившись, он разгруппировался, убрал руки от лица и выпрямился, принимая подобающую позу. — Мадам Юй, — почтительно произнес Саньлан.       Склонил голову вместе с корпусом, выставил вперёд руки в полукруг, прикасаясь прямыми пальцами к своим ладоням, и удерживал большим пальцем одной руки меч адепта ордена Цзян, которым ещё мгновение назад остановил удар Цзыдянь.       Поклон — это знак уважения, особенно важный на различных церемониях и праздниках. Чем глубже поклон, тем большую степень уважения человек хочет проявить. Поэтому, Саньлан глубоко поклонился женщине в пурпурных одеяниях, не желая разжигать в её глазах пламя. Наоборот старался зарыть топор войны до того, как она начнется. — Опять ты, — фыркнула мадам Юй, возвращая Цзыдянь в форму кольца на своём пальце. — Матушка! — воскликнул Цзян Чэн. — Что ты здесь делаешь? — Что я здесь делаю?! — закипала она. — Ты начинаешь разговаривать со мной так, как твой отец. Напомню тебе, что я хозяйка Пристани Лотоса! — гром среди ясного неба.       Цзян Чэн откровенно растерялся. Он не имел в виду ничего дурного. Он спрашивал, что она делает конкретно здесь, на тренировочном поле, но ничего не говорил ей больше, поскольку понимал, что диалоги бесполезны. — Вэй Ин! Ты — нарушитель правил ордена! — мадам Юй перевела на него свой взгляд. — Однажды ты навлечешь на орден большую беду! — Моя госпожа, — сладкое обращение прозвучало откуда-то из-за спины мадам Юй. — Тебе не стоит так сильно переживать по этому поводу. — Цзян Фэнмянь, ты, как всегда, не заботишься ни о чем существенном! — Почему Моя госпожа пребывает в столь дурном настроении? — Дурном настроении? — в её глазах вспыхнули искры. — Прогуливаясь по Пристани Лотоса, я не обнаружил ничего, что могло бы стать причиной гнева Моей Госпожи. Так почему же ты пребываешь в таком беспорядочном расположении духа? — его голос звучал тихо и спокойно. — Да ты бревна в своём глазу не видишь, — пламя в её голосе разрасталось с новой силой. — Сначала ты привел Вэй Ина в свой дом, как своего собственного сына, очевидно, забывая, кто является твоим сыном на самом деле! Пусть ты его не любишь, потому что его родила я, но он — следующий глава ордена Цзян, хочешь ты того или нет. — Зачем моя госпожа говорит столь очевидные вещи? Конечно, А-Чэн мой сын и будущий глава ордена, — он вторил ей, желая сменить гнев на милость. — Затем, что ты, кажется, всё чаще и чаще нуждаешься в напоминании об этом! Ты думаешь, я поверю в то, что ты не знаешь, о чём люди переговариваются за твоей спиной? О том, что глава ордена Юньмэн Цзян спустя столько лет всё ещё влюблён в какую-то Саньжэнь и признаёт чужого сына, как своего собственного. Люди строят догадки о том, что Вэй Ин и есть твой… — Юй Цзыюань! — не выдержал мужчина, но почти сразу же смягчил тон. — Нет нужды обращать внимание на такие вещи. Они не стоят печальных мыслей в голове моей госпожи. — А после всего, ты позволяешь ему приволочь в орден не пойми кого, и он сразу становится на ряду с лучшими адептами ордена. Без подготовки и обучения в ордене! Кого ты впустил в наш дом?! Может он имеет прямое отношение к псам из клана Вэнь. Ты же ничего не знаешь о нём. Так объясни же мне, почему по первому зову глава ордена выполняет любое требование, которое получает от старшего ученика?! — Это невозможно. Орден Цишань Вэнь не имеет к Саньлану никакого отношения. — И ты, конечно же, это понял, потому что он тебе так сказал? — поражалась мадам Юй, стиснув кулаки. Снова послышались звуки треска и маленькие фиолетовые молнии поблескивали вокруг её пальцев. — Давай поговорим об этом в другом месте. — В каком другом месте? Я буду говорить только здесь!       Она настаивала, но глава ордена уже развернулся и удалялся прочь с тренировочного поля.       Мадам Юй была очень гордой и упрямой женщиной, поэтому, не раздумывая, также начала уходить. Их ссора продолжалась даже когда они оба скрылись из поля зрения юношей.       На поле остались лишь Саньлан, Цзян Чэн и Вэй Усянь. Они периодически посматривали друг на друга, не решаясь нарушить тишину. Спустя какое-то непродолжительное время Вэй Усянь поднялся с земли, небрежно отряхнул свои одежды и решительно отплевался от песка, которого любезно наелся по воле мадам Юй, когда упал из-за удара.       Цзян Чэн крепко стиснул кулаки так, что даже костяшки пальцев побелели. Стоял, словно вкопанный, а после поспешил удалиться с поля, оставив двоих оставшихся в неловком молчании. — Ты же знаешь мадам Юй, — тихо отозвался Саньлань, делая несколько шагов в сторону Вэй Усяня. В утешающем жесте он положил ладонь на его плечо. — Она готова браниться сутками напролёт, не до конца осознавая фатальность произнесённого. А даже когда она всё осознает — остановиться уже не может. Пути назад не существует. — Знаю… — безжизненно произнес Вэй Усянь, накрывая его ладонь своей и несильно сжимая. — Но она не должна говорить таких жестоких вещей перед Цзян Чэном. Я уже привык к подобным речам, однако ему они каждый раз даются слишком тяжело. — Он взрослый мальчик. Должен понимать, что ты — сын своих родителей. — Он понимает. Но мадам Юй каждый раз звучит резко, как трель. Зачем она говорит, что ты не пойми кто? Ты в ордене уже два года. На все миссии ордена ты исправно ходишь и выполняешь задания с блеском. Никогда не давал ей повода усомниться в себе. Никогда не давал мне повода усомниться в себе! — последнее было произнесено с горяча, но Вэй Усянь решил не вдаваться в подробности и не усугублять положение. — В любом случае, она не должна так говорить.       Услышав предпоследнее предложение Саньлан почувствовал как его сердце наполнилось теплом и, не в силах больше говорить о мадам Юй, просто обнял его одним быстрым точным движением, заключая в крепкие объятия. Положил одну ладонь ему на талию, а другую на плечи, параллельно перебирая кончиками пальцев пряди волос Вэй Усяня.       Впечатавшись лицом в плечо Саньлана, он почувствовал, как неловкость и желание сбежать наполняет все его тело. Он не помнил точно, когда подобные жесты стали нормальными для Саньлана, но каждый раз, хоть это и происходило не часто, Вэй Усянь сокрушался, не зная, что ему делать.       Он некоторое время думал, как поступить. В итоге всё же ухватился пальцами за одежду Саньлана на лопатках. Хоть и ждал когда его отпустят. Тогда он наконец перестанет испытывать это странное, удушающее чувство неловкости. — Ты помнишь, что завтра мы с Цзян Чэном отправляемся в Юнь Шэнь на обучение? — спросил Вэй Ин поднимая голову и отводя взгляд куда-то в сторону. — Это то ненавистное место, где три тысячи правил высечены на стене и нельзя громко дышать? — рассмеялся Сань Лан. — Да уж. Точнее не скажешь. Помимо прочего, на территории Облачных Глубин запрещена охота, — вздохнул он, разжимая пальцы и выскальзывая из объятий Саньлана. — Гэ-Гэ, почему ты отказался поехать с нами? — Кто-то должен остаться здесь и следить за порядком, — серьёзно. — Ты сейчас, вероятно, шутишь? — расхохотался юноша. — Не слишком ли много уверенности и внимания к своей личности? Здесь, на территории Пристани Лотоса, оба её хозяина. Ни одна собака не посмеет даже гавкнуть, я уже не говорю о том, чтобы что-либо замышлять. Каждый цунь этой земли подвластен мадам Юй. — Если каждый раз дёргать главу ордена или хозяйку Пристани Лотоса прибирать за кем-то дерьмо — ничего хорошего из этого не получится, — сухо сказал Саньлан, пожимая плечами. — К тому же, я действительно не хочу ехать на обучение в Юнь Шэнь. Знакомиться с двумя нефритами клана Лань, выслушивать нотации Лань Цижэня, отбывать наказания и заниматься прочей чепухой.       Вэй Ин задумался… «И правда. Ему незачем там быть, его способности почему-то на голову выше меня, а то и две. Что уж тогда говорить о Цзян Чэне, который не дотягивается до меня ни в мастерстве владения луком, ни в фехтовании… Саньлан выглядит так, будто прожил уже две жизни и сейчас просто плывет по течению. Несмотря на свои исключительные способности, которые умом не постигнуть, он держится весьма отстраненно. Его не интересуют титулы и прочие блага этого мира. Он не стремится быть старшим учеником ордена. Ему вообще ничего не интересно. Что же заставляет его оставаться здесь? Что произошло с ним тогда, в ту ночь, когда он исчез?» — Если ты не поторопишься, то не успеешь подготовиться к отправке в Юнь Шэнь, — вытащил его из размышлений бархатный голос. — Иногда мне кажется, что ты не человек. Хотя тебе всего шестнадцать. Может ты вознесся, и никому об этом не говоришь? — Тогда я был бы самым бесполезным и посредственным Богом Войны, потому что всё время нахожусь в мире смертных. Меня бы уже давно низвергли. Боги незыблемо выполняют приказы Небесного Императора, — он смеялся. — Почему Гэ-Гэ уверен, что был бы Богом Войны? — Ну... А кем? Не Богом Литературы же мне быть. — Конструктивно, логично, целесообразно. Не придраться, — улыбнулся Вэй Усянь и, развернувшись на пятках, направился в сторону своей комнаты. — И все-таки, Гэ-Гэ не человек.       Сань Лан смотрел ему в след до тех пор, пока силуэт Вэй Усяня не скрылся из виду, и только потом тихо сказал: — Человек. Просто не такой, как другие.