Ванцзи просыпается от боли. Его непослушание прочерчено линиями на спине, а его лёгкие, словно речные камни, прижимают его к земле. Он вжимается лбом в кровать и долго дышит через нос.
Это уже привычно. Это уже знакомо.
Что бы ни было вчера, если это вообще произошло, он сейчас в цзинши, лежит на животе, потому что даже после стольких месяцев он всё ещё не может спать на спине. Вскоре он заставит себя встать и нанести мазь, которую должен использовать дважды в день. Он будет есть пищу, оставленную за дверью, и пить чай, специально приготовленный для него целителями. После этого будут и другие дела, чтобы не упасть и не уставиться в пустоту. Если ему повезёт, к нему приведут а-Юаня.
Только…
Кровать под ним кажется неправильной и на его спине есть ткань. Он всё ещё терпеть не может, когда верхняя часть его тела во время сна чем-то закрыта. Ванцзи осторожно двигается, разгибая плечи и чувствуя, как всю спину начинает тянуть.
Ему приходится открыть глаза, сесть, осмотреться и даже встать, чтобы проверить вид импровизированной кровати рядом, но наконец он опускается на пол и успокаивается. Он всё ещё в палатке. Он, должно быть, повернулся во сне, некоторые воспоминания о последних двух годах повернули его на живот. Теперь он как следует проснулся, боль вернулась к фантомным уровням накануне, и он настолько полон облегчения, что хочется плакать.
Ванцзи с успокоением обнаружил, что всё ещё находится на войне. Вскоре ему нужно будет повернуться и посмотреть в лицо причине, но пока он всё ещё чувствует, что он состоит из слишком многих тонких кусочков людей, которыми он был, перетасованных вместе, с неровными краями, и он пока не может разобраться со своими причинами.
Уже далеко за пять, когда он берёт себя под контроль, но а-Юань всё ещё спит. Дрожь беспокойства пронизывает его грудь, и он снова говорит себе не паниковать. Беготня по лагерю с сыном на руках ничем не поможет. Тем не менее он обещает себе, что спросит Бай Мэйлинь, что после разговора с братом разыщет Цзян Яньли у палаток лекарей. Ему не повредит поделиться своими опасениями, к тому же она предложила.
У заботы о детях и битвы есть кое-что общее: важно, чтобы за вашей спиной был кто-то другой.
Чтобы разбудить а-Юаня, требуется время. Он бормочет, зарывается под одеяло и совсем не проявляет готовности к сотрудничеству, хотя и улыбается Ванцзи, когда его глаза, наконец, открываются.
На то, чтобы его вымыть и одеть, уходит больше времени, чем следовало бы, поскольку а-Юань пытается делать для себя вещи, с которыми его двухлетние ручки не могут справиться.
— Почему не выходит? — спрашивает он, пытаясь завязать пояс, но у него не получается.
Он звучит, скорее, разочарованным, чем расстроенным, но Ванцзи насторожился после вчерашнего шторма слёз.
— Ты помнишь, где мы находимся, а-Юань? — спрашивает он, не зная, стремится ли он побудить сына к познанию своего изменённого «я» или это попытка отвлечься от вопроса а-Юаня.
А-Юань отпускает свой пояс, когда Ванцзи протягивает руку и берёт верх, глядя на свою талию, когда его тело слегка покачивается при движении завязанного пояса.
— Мы в палатке. Палаток много. Мы на ночной охоте?
— В некотором смысле.
— Хорошо, — кажется, это всё объяснение, которое сейчас нужно а-Юаню, которое на него непохоже. — Можем ли мы снова поиграть у ручья?
— У меня есть работа, — говорит ему Ванцзи. — Ты помнишь Бай Мэйлинь? Она побудет с тобой, пока я не освобожусь.
А-Юань хмурится, глядя на свой пояс, который теперь правильно завязан, и трёт нос тыльной стороной ладони.
— Как долго ты будешь занят?
В его тоне есть какая-то граница, из-за которой Ванцзи тянется к лицу сына, обхватывает его щёки своими большими ладонями и уговаривает а-Юаня взглянуть на него. Он наполняет свой голос всеми возможными заверениями.
— Я вернусь к ужину, если не раньше. Бай Мэйлинь будет держать тебя в безопасности, пока я не вернусь, и я не буду очень далеко.
— Почему я не могу остаться с тобой? Я был с тобой вчера.
Ванцзи изо всех сил пытается объяснить а-Юаню, но сложность усугубляется тем, что его сын колеблется между возрастом, в котором он был, и возрастом, который у него сейчас, и он не может быть уверен, насколько успешен. Он также борется с тем фактом, что глубина каждого вопроса уменьшилась, но их, вопросов, количество увеличилось в сравнении с тем, к чему он привык.
Бай Мэйлинь появляется, неся поднос с завтраком для а-Юаня, когда Ванцзи объясняет, что у него не будет уроков, пока они в лагере.
— Прошу прощения, Ханьгуан-цзюнь, — говорит она, протягивая а-Юаню его миску. — Я не была уверена, будете ли вы есть.
...Вот так Ванцзи оказывается на кухне в поисках собственного завтрака. Здесь он находит Лань Цзэминя, забирающего миску с супом.
Ванцзи старается не смотреть на горло Лань Цзэминя. Он ничего не делает, просто вежливо кивает. Лань Цзэминь всё равно выглядит обеспокоенным.
— Второй молодой господин Лань, — говорит Лан Цзэминь, кланяясь и ожидая ответа, вместо того, чтобы пропустить Ванцзи.
— Лань Цзэминь.
— Второй молодой господин Лань, — снова говорит Лан Цзэминь, на этот раз с улыбкой, — Вы хотите, чтобы я принёс вам вашу еду?
Взгляд Ванцзи направлен на него.
— Я уже здесь.
— Да. Конечно, — Лань Цзэминь начинает оглядываться, прежде чем прервать движение, и выглядит так, словно снова хочет поклониться. Его руки всё ещё сжимаются вокруг миски. — Просто, может быть, вам было бы удобнее есть наедине. Или… или с вашим сыном, я бы сказал.
— Мне здесь будет совершенно комфортно есть.
Несмотря на то что его голос звучал совершенно ровно, Ванцзи видит, как мужчина вздрагивает. Это мелочь, но, как вспоминает Ванцзи, Лань Цзэминь обычно хорошо контролирует себя. Имея это в виду, он позволяет звукам вокруг себя проникать, по какой-то причине ища в болтовне собравшихся людей, что могло бы объяснить реакцию Лань Цзэминя.
Прошло совсем немного времени, прежде чем он это услышал.
О нём говорят несколько человек. В частности, они размышляют о всевозможных вещах, которые их не касаются. Судя по тому, что он услышал в эти несколько мгновений, существует столько же теорий, сколько сплетен о личности матери а-Юаня и множество относительно того, как Ванцзи встретил её.
Он видит, как Лань Цзэминь немного склоняется, когда Ванцзи стоит и слушает.
— Клянусь, я никому не говорил, — тихо, почти про себя, говорит тот. Во всяком случае, он выглядит виноватым.
— Тебя не обвиняют, — уверяет его Ванцзи. — Мой сын не секрет.
Они ждут друг от друга очередного заверения, Лань Цзэминь выглядит всё более обеспокоенным, а комментарии других становятся всё более идиотскими. Даже у большинства совершенствующихся слух хуже, чем у Ванцзи. Скорее всего, у них сложилось впечатление, что он не слышит, о чём они говорят. Это не оправдание для такого поведения, но это означает, что оно не чёрствое. Это не должно было его ранить. Он должен напоминать себе об этом с некоторым усилием.
Голоса затихают или становятся тише, когда он снова приходит в движение, собирает порцию еды и решает, что это будет последнее утро, которое он сделает это в течение некоторого времени. Уходя, он кивает Лань Цзэминю, потому что тот, по крайней мере, пытался проявить тактичность, и даже когда он отворачивается, он видит, как два адепта Ланьлин Цзинь пристраиваются по бокам от Лань Цзэминя. Со своей стороны, Лань Цзэминь качает головой и пытается уйти, но, похоже, без особого успеха.
Ванцзи спускается поесть к ручью. Сегодня утром трава влажная, но он находит в целом сухой камень, на который можно присесть, и сосредотачивается на свете, отражающемся на поверхности воды. Перед встречей ему нужно успокоиться.
Шаги за его спиной возвещают, что он больше не один, когда он заканчивает есть, но прежде, чем он успевает встать и попросить кого бы то ни было занять его место, силы у него отнимает прозвучавший голос.
— Лань Чжань! Вот ты где. Я тебя совсем не видел вчера. Ты медитировал весь день?
— Вэй Ин.
Это имя слетает с его губ настолько тихо, что удивительно, что он сам слышит его.
— Эй, ты в порядке? — Вэй Ин находится прямо рядом с ним, не касается, потому что прикосновения — это то, что он перестал делать после того, как пропал, но садится достаточно близко, это почти так же хорошо, как и тактильный контакт. — Ты дрожишь. Тебе нужен целитель? Ты ранен?
— Нет, — это будет недостаточно ясно, и у Вэй Ина не будет причин подозревать, что это он заставляет Ванцзи чувствовать себя таким… таким несущественным, так сильно, как будто он сам, должно быть, стал призраком и присоединился к Вэй Ину после смерти. Вэй Ин не помнит, как падал. — Нет, я не ранен. Не стоит беспокоиться.
— Тогда почему ты такой бледный?
— Разве я не всегда выгляжу бледным?
Вэй Ин радостно рассмеялся. Это звучит немного бессмысленно по сравнению с его смехом до того, как Вэни столько всего разрушили, но всё же это смех.
— Лань Чжань, э-э, шутка так рано. Теперь я точно уверен, что что-то не так.
Ванцзи не может заставить себя повернуть голову и посмотреть. Вэй Ин находится рядом с ним, яркий и живой, даже если его энергия более хрупкая, чем до Вэней, и Ванцзи хочет это видеть. Он хочет проследить каждую линию этого человека глазами, руками. Своим языком. Он хочет обнять Вэй Ина и просто держать его в своих руках.
Именно поэтому он не может смотреть. Это — одна из причин. Ванцзи провёл большую часть двух лет, скорбя о любви всей своей жизни, но Вэй Ин не разделяет этих чувств. Нет любви и нет ужасной, болезненной потери, которая изменила основу души Ванцзи.
Он не может смотреть на Вэй Ина, пока не будет уверен, что не сделает что-то неуместное, что-то непоправимое по отношению к своему другу. Потому что Вэй Ин — ему друг, а он — Вэй Ину, и теперь он сможет быть лучше, чем в первый раз на войне. Он просто должен понять, как это сделать.
— Я не шучу, Лань Чжань. Если что-то не так, скажи мне.
— Мы должны идти, — говорит Ванцзи, вместо того, чтобы дать волю тому, что он хочет сказать. — Сюнчжан хочет, чтобы я присутствовал на собрании.
Вэй Ин утверждает, что ему не нужно приходить, что уже было достаточно обсуждений, и он предпочёл бы остаться у воды и посмотреть, сможет ли он поймать рыбу. Но он говорит всё это, пока Ванцзи встаёт и возвращает свою миску на кухню, пока они оба идут в направлении зала заседаний Не Минцзюэ, и он, в конце концов, идёт на собрание рядом с Ванцзи.
Тем не менее Ванцзи умудрялся не смотреть на него прямо. Он уловил красные и чёрные вспышки, грани движения, но не позволил себе понять всё, что представляет собой Вэй Ин. На встрече ему придётся обращать внимание на то, что обсуждается. Это будет хорошей причиной удержаться от взгляда.
Не Минцзюэ — единственный, кто уже присутствует. Он смотрит на них и кивает.
— Вы хоть немного спали? — спрашивает он, хмуро глядя на Ванцзи.
Не так сильно, как ему было нужно, но его уровень истощения неважен, если только он не влияет на военные действия или на его способность заботиться об а-Юане, поэтому он просто кивает. Он почти чувствует замешательство Вэй Ина рядом с собой.
К счастью, остальные приходят до того, как можно задать ещё какие-либо вопросы, и Ванцзи встаёт на своё обычное место, напоминая себе, что ему нужно быть внимательным. Он не должен позволять своим мыслям возвращаться к своему сыну и он не должен сдаваться и смотреть на Вэй Ина.
Встреча короткая. Похоже, что накануне были приняты решения, которые не были переданы Ванцзи, но он принимает их достаточно быстро. Вэй Ин хочет отправиться на опасную миссию, полагаясь на свои неординарные и вредоносные методы, что не должно стать сюрпризом. Вэй Ин, в конце концов, не знает, к чему это приведёт. Зато это известно Ванцзи.
— Возможно, следует ограничить использование твоего самосовершенствования, — говорит он прежде, чем может остановиться. Он не спускает глаз с карты.
— Что, снова? — спрашивает Вэй Ин. Он звучит разочарованно. Раздражённо. Немного обиженно. — Лань Чжань, у нас был этот разговор. Я не буду сидеть сложа руки и не позволю людям умирать, если могу что-то с этим поделать.
Внутри Ванцзи что-то щёлкает.
— Я тоже, — говорит он, выговаривая слова, когда его взгляд останавливается на Вэй Ине, и… о. О, он даже более захватывающий, чем запомнил Ванцзи.
Вэй Ин слишком худой, слишком бледный, но не такой измождённый и истощённый, как в то время, когда он был старейшиной Илина. Но он не так далёк от этого. В это время разрушительная тёмная энергия менее заметна, кипящая потребность действовать — сильнее, а горечь по поводу общения с другими ещё не укоренилась так глубоко, что она обращена на него самого.
— Ванцзи.
Брат недоволен. Это должно заботить его больше, чем он сам. Он знает, что все смотрят на него.
— Этот план уже был составлен, — говорит Не Минцзюэ. — Если у тебя нет лучшего плана, то время для обсуждения было вчера днём, Ванцзи.
Будто Ванцзи всегда имел свойство спорить. Хотя… посмотрите, к чему это его привело. Сохранение тишины, соблюдение правил, уверенность в том, что окружающие будут принимать решения, с которыми он сможет жить: всё это закончилось тем, что Вэй Ин мёртв, а а-Юань — единственный из его людей, который всё ещё жив.
Однако на данный момент у него нет чётких аргументов. Время, которое он потратил на прошлое, никогда не включало того, что он мог бы сказать, чтобы изменить ход войны. Ему нужно будет исправить это сейчас.
Он наклоняет голову и молчит, но всю оставшуюся, к счастью, короткую встречу он чувствует, как на него смотрят Вэй Ин и брат.
***
Вэй Усянь задыхается. Он делает это с ухмылкой на лице и пружинистой походкой, но чувствует, как Чэньцин оставляет следы на его руке тем, насколько сильно он её сжимает. Идущий рядом с ним Цзян Чэн, кажется, задумался, но после встречи в этом нет ничего необычного.
Когда они достигают первой из палаток своего клана, его брат замедляет шаг, пока они не останавливаются. Вэй Усянь оборачивается и видит, что Цзян Чэн смотрит на него озабоченным хмурым взглядом, от которого нахлынула жалость, ведь у него нет против этого талисмана.
— Что теперь? — он спрашивает. — Ты понял, что нуждаешься в помощи со своим чувством моды и наконец готов попросить меня о помощи?
Его губы даже не дрогнули.
— Я думал, ты и Лань Ванцзи снова в хороших отношениях.
Вэй Усянь разворачивается и направляется к своей палатке, просто чтобы отвлечься от этого разговора. Он тоже так думал, но, очевидно, что Лань Чжань всё ещё ему не доверяет.
— Эй, не уходи, — приказывает Цзян Чэн, но именно такой приказ он всегда отдавал, когда они были детьми, а не тот, который означает, что это действительно говорит глава клана. — Что это было? Между вами двоим была ещё одна ссора, о которой вы не упомянули?
— Если и была, то я её пропустил.
Группа учеников кладёт конец разговору, поскольку Цзян Чэн занят ответами на их вопросы, которые они задают ему, а Вэй Усянь оставляет его наедине с ними. Он сделает то, что всегда делает, когда расстроен: он найдёт шицзе.
***
— Это нужно прекратить, Ванцзи.
Сегодня брат не взял с собой Не Минцзюэ, за что Ванцзи ему благодарен. Это касается двоих, стоящих на открытом пространстве посреди палатки главы клана. Он начинает подумывать, что ему следует встать на колени, такое осуждение звучит в голосе брата.
Но он стоит на месте и смотрит вдаль с пустым лицом. Даже брат сейчас мало что сможет прочесть в нём.
— План уже был составлен. План, о котором ты бы знал, если бы пришёл на встречу, как предполагалось. Ты был очень близок к тому, чтобы огрызнуться на молодого господина Вэя, — брат делает паузу и качает головой. — Ванцзи, это непохоже на тебя.
Так много раз за последние несколько лет Ванцзи слышал эти слова или их вариации. Он не говорит, как он сам, не думает, как он сам, не ведёт себя, как он сам. В основном это сводится к одному: он не ведёт себя.
— Скажи мне, сюнчжан, — говорит Ванцзи, слова обрываются. — Что похоже на меня?
Брат выглядит расстроенным и сбитым с толку. Брат обычно смотрел на Ванцзи с пониманием, гордостью, любовью и весельем, но очень редко с таким разочарованием или обидой. Только когда кланы объединились против Вэй Усяня в Безночном городе, и Ванцзи обнаружил слишком поздно, что ему следовало более чётко обозначить выбранную сторону.
— Я не понимаю, — говорит брат.
При этом Ванцзи встречается с братом взглядом и видит, как его глаза расширяются.
— Вы всё время говорите мне, что я не такой, как обычно. Возможно, дело в том, что вы не знаете, кто я. Итак, я спрашиваю тебя, сюнчжан, кем ты считаешь меня?
После этого разговор заканчивается довольно быстро, что, по крайней мере, помогает избежать лжи об а-Юане и его матери. Ванцзи уходит, не спросив, каково его наказание. Брат не пытается перечить ему.
