Война Лань Юаня

А-Юань цепляется за ногу Лань Чжаня и прячет лицо за белой тканью. Шатёр наполняется приглушёнными рыданиями, перемежающимися мольбами к отцу не оставлять его. Вэй Усянь не помнит, когда в последний раз видел своих родителей. Ему интересно, плакал ли он, когда они уходили, или он махал рукой, улыбался и верил, что они вернутся. — А-Юань, — зовёт Лань Чжань, положив руку на голову сына, хотя ему приходится наклоняться, чтобы дотянуться до него. Мальчик отстраняется, глядя вверх красными глазами и потирая нос. Всё, что ему удаётся, — это размазывать сопли по лицу. Его дыхание всё ещё прерывисто, но он явно пытается сдержать себя. Лань Чжань встаёт на колени, достаёт носовой платок и вытирает лицо а-Юаня, его другая рука нежно обхватывает щёку и подбородок сына. Вэй Усянь считает, что это самый нежный взгляд своего друга, который он когда-либо видел. Импульс тоски заставляет его встать на ноги и бросить взгляд на шицзе. Выражение её лица говорит о том, что она тоже тронута. Он вспоминает, что теперь они все сироты. В этой палатке только у а-Юаня есть родитель. Естественно, шицзе и он, оба тронуты тем, насколько заботливым отцом оказался Лань Чжань. — Я хочу, чтобы ты остался с тётей Цзян, — говорит Лань Чжань, каким-то образом это звучит как формальный титул. — Она хорошо о тебе позаботится. Слёзы снова накатываются, когда а-Юань говорит, его слова перемешиваются со всхлипываниями: — Но тебе не положено никуда уходить. Ты останешься дома, а я уйду. Вэй Усянь знает, что он подумает над этим комментарием позже, что он сопоставит его с другими вещами, которые видел и слышал за последние пару дней, потому что знает, что во всём этом есть ещё кое-что, что спрятано глубже, даже если он видит только проблески отдельных его частей. Пока он молчит, обеспокоенный тем, что он и шицзе наблюдают за этой сценой, и тронуты тем, что им это позволено. Лань Чжань не просил их уйти. — А-Юань, — голос Лань Чжаня звучит более твёрдо. Но а-Юань снова заставляет себя плакать, и он не показывает никаких признаков того, что слышит предупреждение своего отца. — Почему я не могу остаться с дядей? Ты меня отдаёшь? Лань Чжань выглядит напуганным. На этот раз имя его сына, кажется, почти выбитым из него. Вэй Усянь чувствует, как слёзы наворачиваются на его собственные глаза, и проклинает себя за то, что в наши дни так легко поддаётся эмоциям. Рядом с ним шицзе издаёт тихий звук сочувствия. Ни один из них не вмешивается. — Они сказали, что ты это сделаешь, — тело а-Юаня вздрагивает, пока он пытается заговорить сквозь слёзы. Его руки сжимаются и разжимаются, сжимаются и разжимаются, его щёки краснеют. — Они сказали, что ты не хочешь меня. Они сказали, что я на самом деле не Лань. Вот почему моя лента пропала? Разве я больше не Лань? Вэй Усянь раньше считал Лань Чжаня холодным и бесчувственным. Он давно не верил в это, но единственный раз, когда он видел Лань Чжаня таким открытым, когда они вдвоём были заперты в темноте. Теперь он наблюдает, как его друг сжимает сына в руках, прижимая его так близко, что а-Юань почти не виден за рукавами отца. Лань Чжань шепчет заверения в волосы сына, настолько мягко и тихо, что Вэй Усянь может лишь частично разобрать их. Он слышит «мой сын», «всегда» и «принадлежать». Когда а-Юаня отпускают, он становится спокойнее. Он отступает, опустив глаза, и кланяется. — Мне очень жаль, отец, — говорит он. Таким образом он не просто звучит спокойнее, он кажется старше. — Я не должен спрашивать тебя. Я буду… — Нет. Руки Лань Чжаня крепки, когда он поднимает на руки своего сына и вынуждает его выйти из образа, но Вэй Усянь тем не менее чувствует, как его друг дрожит. Это видится в том, как его глаза слегка расширены, в складке губ, во всех крохотных признаках, указывающих на то, что Лань Чжань находится в беде. — Ты не будешь требовать наказания, — говорит Лань Чжань. — Позже, когда я вернусь, мы обсудим, кто научил тебя использовать эту фразу. — Да, отец, — говорит а-Юань. Его лицо всё ещё покрыто полосами и пятнами от слёз, но теперь он держит себя со всей серьёзностью юного ученика. — Что касается твоей ленты, — решительно говорит Лань Чжань. — Ты получишь новую, но это не то, что делает тебя Ланем. — Да, отец, — на этот раз он звучит более твёрдо. Слова Лань Чжаня, похоже, что-то уладили в мальчике. — Я понимаю. Я останусь с тётей Яньли. Когда они уходят, Лань Чжань молчит, снова обняв а-Юаня и избегая смотреть прямо на Вэй Усяня или шицзе. Шицзе наклоняется, чтобы обнять Вэй Усяня, и шепчет ему на ухо, что она будет заботиться об а-Юане, как если бы он на самом деле был её собственным племянником. — А ты позаботишься о втором молодом господине Лане, а-Сянь, — говорит она, прежде чем отстраниться и погладить его по щеке. — Вы оба позаботьтесь друг о друге и благополучно возвращайтесь. — Обещаю, шицзе, — говорит он и следует за Лань Чжанем.  

***

Сичэнь откладывает отчёт о полевых пайках и на мгновение прижимает пальцы к вискам. Если бы он мог подавить тянущее напряжение в глазах, он бы это сделал, но если и существует такая техника, ему никто об этом не говорил. Он откладывал письмо дяде до тех пор, пока не будут выполнены все остальные дела, но необходимость этого нависла над ним. Независимо от того, как сильно он пытается смягчить удар, факт остаётся фактом: он лишит дядюшку положительного мнения о Ванцзи и, в процессе, его веры в собственный успех как их учителя. Сичэнь слишком хорошо знает, что дядя отступает к большей дисциплине, когда сталкивается с неуверенностью, и память о матери, отгороженной от её собственных детей, сливается в его разуме прежде, чем он успевает это остановить. Но нет. Нет, дядя не стал бы ограничивать Ванцзи таким образом. Эта ситуация отличается от ситуации их родителей, хотя Сичэнь вынужден признать, что это усугубляет старые раны. Когда прибыли Цзян Ваньинь и его сестра, он закончил вступительное приветствие к письму. Их приветствие он не замечает, потому что слишком занят, глядя на а-Юаня на руках девы Цзян. Сегодня он слишком много внимания уделял тому, чтобы тщательно избегать мыслей о своём брате. Сичэнь давно знал, что из-за отклонения ци он почти неизбежно потеряет своего старшего названного брата. Это известно так долго, что перешло в сферу нереального. А вот с Ванцзи… Страх, вселяемый в Сичэня словами целительницы, слишком реален. Победа в этой войне жертвой Ванцзи — он не уверен, что это того стоит. Вот почему Ванцзи должен быть в своей палатке, в безопасности, с а-Юанем, следовать инструкциям целительницы и выздоравливать. После вчерашнего дня Сичэнь не может понять причину, по которой Ванцзи позволил а-Юаню уйти от него. Но она есть. Она есть, что означает… — Что случилось с Ванцзи? — спрашивает Сичэнь. Он не говорит «сейчас», но сожалеет, что не настоял на том, чтобы Ванцзи остался там, где Сичэнь может его видеть. — Цзэу-цзюнь, — отвечает дева Цзян, — наши братья отправились на задание. Я приношу свои извинения. Мне не было известно, что они уходят без разрешения. — Эти идиоты ушли сами по себе, чтобы перенести отправку на день раньше, — добавляет Цзян Ваньинь, возможно, не осознавая, что он только что назвал брата Сичэня идиотом. Возможно. — Ранее вы сказали, что Ханьгуан-цзюнь не сможет принять в этом участие. — Он не должен был этого делать, — говорит Сичэнь. Он понимает, что всё ещё держит кисть — с неё капают чернила на едва начатое письмо. Он откладывает его, собственные пальцы ощущаются словно чужие. — Когда они отправились? Похоже, пока главы кланов были на встрече. Сейчас уже далеко за полдень. Со скоростью, с которой Ванцзи может путешествовать, он, скорее всего, уже там. Конечно, он не должен летать на своём мече. Пожалуйста, не дай ему попытаться встать Бичэнь. Лань Дунмэй настаивала, что это перегрузит ядро ​​Ванцзи. А молодого господина Вэя не видели со своим мечом с тех пор, как его забрал Вэнь Чао. Но даже пешком, имея такую ​​фору, они будут на правильном пути к месту назначения. Перевал не так уж и далёк от их лагеря на самом деле. — Насколько сильно он ранен? Сичэнь уверен, что его шок должен отразиться на вопросе Цзян Ваньиня. Ни один из целителей Лань не поделится новостями о состоянии Ванцзи, а Сичэнь даже Минцзюэ рассказывал лишь самую незначительную его часть. Его названный брат не стал бы передавать такую ​​информацию. — Что заставляет вас поверить в то, что Ванцзи ранен, глава клана Цзян? Дева Цзян отвечает, шагнув вперёд и уважительно наклонив голову. Ей явно неудобно, но она настроена решительно. — Цзэу-цзюнь, второй молодой господин Лань приходил сегодня утром навестить меня. Он попросил меня позаботиться об а-Юане, пока он и а-Сянь находятся вне лагеря. Я должна извиниться ещё раз: я действительно не понимала, что вы не знали этого или что второй молодой господин Лань отстранён от участия в миссии. Наконец опомнившись, Сичэнь встаёт и обходит свой стол, чтобы встать перед ней. Эту прекрасную молодую женщину, которая всегда была неизменно доброй и вежливой, когда он её видел, нельзя заставлять чувствовать, что он винит её. Ванцзи упрям. Молодой господин Вэй, похоже, не способен работать в рамках границ. Сичэнь не уверен, сможет ли кто-нибудь помешать им двоим сделать то, что они решили сделать. — Это я должен извиниться, — говорит он, хотя чувствует себя несколько неуверенным в собственных словах. — Спасибо за то, что предоставили мне эту информацию, и за то, что позаботились о моём племяннике. — А-цзе, — говорит Цзян Ваньинь, в его тоне есть какой-то смысл, который Сичэнь не может интерпретировать. Дева Цзян смотрит на своего брата и снова на Сичэня, расправляя плечи. Сичэнь понимает, что а-Юань в основном спит, держа большой палец во рту, хотя и бормочет, когда дева Цзян корректирует осанку. — Цзэу-цзюнь, — говорит она, — а-Юань разговаривал со мной. Я не хочу вмешиваться в дела клана Лань, но кое-что из того, что он сказал… Я считаю, вы должны это услышать. Дева Цзян, как вспоминает Сичэнь, работает с целителями. Если а-Юань сказал достаточно, чтобы заставить её и, соответственно, её брата заподозрить ситуацию Ванцзи серьёзной, ему нужно оценить то, что они знают. Сам Ванцзи исключил любую возможность помешать своему сыну стать предметом сплетен, но Сичэнь предпочёл бы, чтобы весь лагерь не слышал, что Ханьгуан-цзюнь болен. — Если он не годится для этого задания, кто-то должен пойти за ним, не так ли? — говорит Цзян Ваньинь. — Если его состояние достаточно серьёзно… — он останавливается и качает головой, на мгновение прижимая кулак к животу. Сичэнь сглатывает. Здесь слишком много информации, чтобы предположить, что они знают, что проблема в золотом ядре Ванцзи. На самом деле это не так уж и странно, что Цзян Ваньинь затрудняется произнести это: мысль о том, что с золотым ядром не всё в порядке, становится кошмаром для заклинателей. И Сичэнь смутно вспоминает, где слышал, что у предыдущего главы ордена Юньмэн Цзян и госпожи Юй были уничтожены золотые ядра, прежде чем они были убиты. Значит, это деликатная тема для молодого главы клана, даже сверх обычного страха. — Я бы предпочёл, чтобы Ванцзи не полагался на свою духовную энергию, — говорит он. — Но есть несколько маршрутов, которыми они могли бы пойти и которыми мы можем рисковать, наша задача состоит в том, чтобы сейчас преследовать их. Звучит голос девы Цзян, и внимание Цзян Ваньиня сразу же обращено на неё. У неё есть особое притяжение к своим братьям, которое говорит о тесной связи. И снова Сичэнь чувствует к ней тепло. — Есть ли где-нибудь место, где а-Юань можно вздремнуть? Как только а-Юань устраивается на циновке с одеялом с другой стороны стола Сичэня, он готовится к ещё одному трудному разговору и предлагает брату и сестре Цзян присесть с ним. По крайней мере, это даёт ему повод отложить окончание письма дяде на некоторое время, хотя он и беспокоится, что это также даст ему больше информации, чем нужно написать.  

***

План, как он есть, достаточно прост. Они будут подниматься по узким тропинкам над перевалом, пока не достигнут гребня, идущего прямо над южной стороной. Они будут двигаться по узкому гребню, пока не увидят основную часть перевала, делая при необходимости записи, чтобы сообщить о численности войск и их передвижениях. Если условия будут благоприятными, они будут использовать любые методы, чтобы уменьшить эти цифры. В сообщении, полученном два дня назад, предполагается, что перевал удерживается лагерем в более широкой части, ближе к середине, с патрулями, наблюдающими за остальными, и охранниками, размещёнными на обоих концах. Вэни превратили проход в крепость, но методы совершенствования Вэй Усяня могут превратить его в смертоносное место. Лань Чжань, кажется, не помнит этого. В клочке леса в двух третях пути к своей цели Вэй Усянь стоит рядом с искривлённым деревом и смотрит на Лань Чжаня. Он знает, что его хватка на Чэньцин слишком сильна, он чувствует дерево, как жесткую линию, впивающуюся в его ладонь, пальцы болят от того, какую силу он прилагает для этого действия. Однако ему нужна эта якорная точка, потому что он не может наброситься на Лань Чжаня. Он не может. Он чувствует клубящуюся ярость тёмной энергии слишком близко к поверхности своей кожи, и его скорбящий друг не тот, кто должен терпеть это. — Почему мы снова ведём этот разговор? — он требует. — Зачем ты пошёл со мной, если просто хочешь помешать мне быть полезным? — Будь полезен другим способом. Вэй Усянь стискивает челюсти. Он не станет кричать. Никто не может знать, что это его единственный путь. Но он должен что-то сказать, иначе они будут стоять здесь и ничего не делать, кроме как повторять уже состоявшийся когда-то спор. У него нет на это сил. — Лань Чжань, будь разумным, — он изо всех сил пытается выровнять свой тон, чтобы казаться спокойным, когда он совсем не такой. — Даже если бы я принёс свой меч, даже если бы я приобрёл навык, которым владеешь ты, смогли бы мы вдвоём убить достаточно врагов, чтобы того стоить? Мы можем пожертвовать своей жизнью и всё равно ничего не изменить! Лань Чжань вздрагивает, словно от удара. Его правая рука частично поднятая к Вэй Усяню, останавливается, медленно сжимается в кулак. Падает. Он больше не смотрит на Вэй Усяня, хотя трудно сказать, на что он смотрит. Пятно где-то под землёй между ними, учитывая направление его взгляда. Его слова едва слышны. — Я не хочу, чтобы ты умирал. — Лань Чжань? Больше он ничего не получает в ответ. Это не… нормально. Лань Чжань не отвечает, Лань Чжань молчит, Лань Чжань игнорирует Вэй Усяня: всё это нормально. Но это? Этот отстранённый, тревожный взгляд в глазах мужчины? Такое честное признание того, чего он не хочет? Осознание возрастает в Вэй Усяне, и оно поглощает его гнев. — Лань Чжань, — мягко говорит он, делая два шага ближе к другому мужчине. — Лань Чжань, ты сегодня никого не потеряешь, хорошо? Потому что так должно быть, да? Они оба потеряли очень много людей. Вэй Усянь знает, что значит потерять родителей и увидеть, как боевые братья и сёстры умирают. Ему знакомо чувство потери. Но Лань Чжань только что потерял любимого человека. Отчаяние, о котором Цзэу-цзюнь упомянул накануне, когда а-Юань пропал без вести, имеет смысл быть: со смертью его любви, столь свежей в его сердце, естественно, мысли Лань Чжаня обратятся к потере других. — Я не беспокоюсь о том, что ты умрёшь сегодня, — говорит Лань Чжань, всё ещё не выглядя полностью собраным. — Ты не потеряешь меня и завтра, — говорит Вэй Усянь. — Мне даже не нужно быть рядом с ними, чтобы победить их, и, кроме того, у меня есть великий Ханьгуан-цзюнь, чтобы защитить меня, верно? Кто может причинить мне боль, когда он рядом со мной? Лань Чжань глубоко вздохнул, и его рука снова поднялась, хватая Вэй Усяня за запястье. Это сближает их достаточно, чтобы безумный свет в глазах Лань Чжаня стал слишком ясен. Вэй Усянь начинает думать, что ему не следовало позволять Лань Чжаню идти с ним. Цзян Чэн в скорости после смерти родителей был в таком плохом настроении, что потерял свою сущность. Шицзе заболела. Лань Чжань не в состоянии быть здесь. — Тебе следует вернуться, — говорит он Лань Чжаню. Он надвигается, когда хватка Лань Чжана усиляется достаточно, чтобы причинить боль. — Мы оба должны вернуться. Нам не следовало уходить, не сказав ничего нашим братьям. — А в лагере останешься? — требует Лань Чжань. — Будешь ли ты держаться подальше от боевых действий? — Ты знаешь, что я не могу. Решимость поселяется в глазах Лань Чжаня, хотя она не заменяет уже присутствующих тревожных эмоций. Она просто присоединяется к ним. — Тогда я останусь рядом с тобой. Вэй Усянь хочет настоять на возвращении ради Лань Чжаня, но он уже испытал упорство Второго Нефрита. Если Лань Чжань не хочет идти, Вэй Усянь должен будет использовать обман и силу, чтобы заставить его, а это будет означать использование тех же методов, которые так расстраивают его. Вэй Усянь не хочет быть причиной его печали или гнева. Уже нет. — Хорошо, — говорит он. — Ты не хочешь, чтобы я использовал тёмную энергию, а я не хочу, чтобы ты вообще здесь находился. Думаю, нам обоим придётся быть недовольными этим положением дел. И он снова ранил Лань Чжаня, боль, которая пробегает по всему его лицу и оседает в глазах, но она заставляет отпустить запястье Вэй Усяня, и это означает, что они могут продолжить миссию. Чем раньше они это сделают, тем скорее Вэй Усянь сможет доставить Лань Чжаня Цзэу-цзюню и потребовать, чтобы глава клана лучше позаботился о своём брате. — Пойдём, — говорит он, поворачиваясь и проходя мимо Лань Чжаня по направлению к гребню. — Нам нужно уничтожить Вэней.