***
Цзян Яньли улыбается а-Юаню, когда мальчик рассказывает ей о ночной охоте, которую ведёт его новая деревянная игрушка. Это кролик, и старик Чэнь уже вырезает ещё одного, потому что а-Юань беспокоился, что первому кролику будет одиноко без друга. Ночная охота очень опасна, но кролик был обучен Ханьгуан-цзюнем и готов ко всему. — Ханьгуан-цзюнь очень храбрый, — говорит ей а-Юань, — но он не может пойти на ночную охоту. Вместо этого пойдёт Кролик, — он продвигается вперёд и заставляет кролика вскакивать на ножку низкого столика рядом с ними. — Кролик может поймать привидение в деревне, поэтому Ханьгуан-цзюнь может остаться внутри. Это печальный призрак. Кролику нужно, чтобы он чувствовал себя счастливым, чтобы он мог выйти на улицу и поиграть. Она хмурится и пытается разгладить лоб. Это тоже то, что она видела раньше. Её собственные игрушки раньше вели спокойную, уравновешенную жизнь, в которой никто не спорил и не расстраивался, но игра её младшего брата открыла мир острых углов и страхов. А-Чэну всегда было трудно говорить то, что он чувствует, а Цзян Яньли, несмотря на то что она была мала, уже знала, что именно нужно слушать, что нужно переводить в игру. — Твой отец часто грустит? — спрашивает она. Она не будет настаивать на этом, но мальчик только что потерял свою мать, а Ханьгуан-цзюнь, каким бы добродетельным и достойным он ни был, никогда не проявлял способности обращаться с эмоциями. А-Юань кивает, хотя большая часть его внимания сосредоточена на кролике. — Хм. Да. Предыдущие слова а-Юаня о Ханьгуан-цзюне всплывают в её голове, фрагменты о человеке, который должен был оставаться в своих комнатах, когда его сын ушёл, о человеке с травмами, которому никогда не позволяли видеть а-Юаня. — А ты бы хотел, чтобы он вышел на улицу и поиграл с тобой? — спрашивает она, хотя до сих пор не понимает, как Ханьгуан-цзюнь мог жить той жизнью, о которой упоминает а-Юань. А-Юань ставит кролика посреди стола и садится, потирая нос. Он выглядит так, будто только что понял, что, возможно, сделал что-то не так. — Не следует говорить о том, что отец грустит, — осторожно произносит он, не глядя на Цзян Яньли. Его взгляд переводится на а-Сяня, который всё ещё находится в глубоком сне. — Сянь-гэгэ грустно? Она хотела бы сказать «нет», но её беспокойство за а-Сяня не сильно уменьшилось с тех пор, как он вернулся оттуда, где бы он ни был все эти месяцы. Он улыбается, смеётся и играет как ребёнок, но она не глупа. Она видит тени позади него. — Он устал, — говорит она мальчику. — Вчера он прошёл долгий путь, и теперь ему нужно отдохнуть. — Хм, — а-Юань ещё некоторое время смотрит на а-Сяня, прежде чем снова повернуться к своему кролику. Его внимание не должно быть полностью сосредоточено на маленьких прыжках. — Дядя говорит, что грусть может утомить тебя. Ты также можешь устать от боли. Многие вещи утомляют. Вы не устали, тётя Яньли? Она? — Я в порядке, а-Юань. Ты рассказывал мне о печальном привидении. Почему оно грустное? Может быть, полезно немного больше подтолкнуть. Только немного, а она пока отступит. Несколько раз она слишком сильно подталкивала а-Чэна, и он в итоге швырял игрушки в стены и кричал. Однажды мама услышала это. С тех пор Цзян Яньли внимательно следила за тем, когда остановиться. А-Юань скривился и наклонил голову, наблюдая, как его собственная рука перенесла кролика в угол стола. — Не знаю, — говорит он. Значит, он ещё не готов об этом говорить. Или он не знает. В конце концов, он очень мал, и даже если он действительно провёл время со вторым молодым господином Лань ещё до смерти своей матери, ни один ребёнок возраста а-Юаня не может по-настоящему понять своих родителей. — Что ж, — говорит Цзян Яньли, добавляя в голос столько нежного тепла, сколько может, таким образом, который всегда успокаивает а-Сяня, — тогда мы должны продолжить ночную охоту и посмотреть, что найдёт Кролик. Кролику нужна моя помощь, а-Юань? Это вызывает у неё улыбку. Он действительно такой милый ребёнок, этот крошечный Лань, в котором столько эмоций. Она снова думает о стоическом Втором Нефрите и задаётся вопросом, кем станет а-Юань в ордене своего отца.***
Ванцзи просыпается и видит мир, который колеблется вокруг него. Нужно лишь немного времени, чтобы понять, что его накачали наркотиками. Кислый привкус на его языке и воспоминание о пальцах брата, сжимавших его челюсть, говорят ему, что он был под дозой, против его желания. Что ж, не в первый раз. В первые дни наказания он едва мог двигаться, но его возбуждённый разум не раз вырывал его из постели. Он знает, что всякий раз, когда ему вводили это лекарство, это было с намерением помочь ему. Он это знает. Он всё равно обижен. Ещё больше воспоминаний всплывают из глубины, и его руки сжимаются в кулаки. Непонятно, но фрагменты, которые он вспоминает, искажены во времени. Вэй Ин не забрал остатки Вэней с тропы Цюнци, и Вэй Ин ещё не умер, но прошлой ночью Ванцзи подумал, что и то и другое было правдой. Хуже того, он знает, что в эти моменты он говорил слова Вэй Ину и Сичэню, слова, которые он не сможет легко объяснить. В любом случае лгать невозможно. Он может избегать разговоров или иногда может говорить только частичную правду, хотя даже при этом кажется, что что-то зловонное сидит в его лёгких, но солгать прямо? Нет. Его останавливает не страх нарушить правила клана, хотя в последнее время он потратил время, пытаясь оторваться от этих правил, и обнаружил, что это ошеломляющий процесс: просто ложь не работает в его уме. Но хуже, чем лгать, — это позволить причинить вред Вэй Ину или а-Юаню. Вэй Ин теперь в безопасности? Сколько из того, что Ванцзи запомнил из перевала, было прошлой ночью, а сколько — после того, как кампания «Аннигиляция Солнца» закончилась, и Цзинь Цзысюнь поймал невинных людей в ловушке в этом лагере? Вэй Ин вообще вернулся в этот лагерь? — Вэй Ин, — говорит он, придвигая руки ближе к себе, чтобы иметь возможность подняться. Ему нужно найти Вэй Ина. — Оставайтесь на месте, Ханьгуан-цзюнь, — говорит голос. Он не узнает этого голоса. — Успокойтесь. Оставайтесь на месте. Холодные руки ложатся ему на плечо и левое предплечье и не хотят стряхиваться. Одно усилие заставляет его стиснуть челюсти. — Вам снова больно? — спрашивает голос. — Вы можете сказать мне, где именно? Он может сказать мужчине, который с ним разговаривает, как раздражает, когда с ним разговаривают в такой покровительственной манере. — Не трогай меня, — говорит он, раздражённый на себя, его голос такой грубый, что он звучит почти так, как будто он рычит. Руки не двигаются. — Извинения, Ханьгуан-цзюнь. Но целительница Дунмэй сказала, что вам нельзя двигаться. Я не отпущу, пока не узнаю, что вы останетесь на месте. Либо это, либо игла. Дунмэй, вспоминает он. Однако эта настойчивость, с которой он продолжает настаивать, смешна. — Меня ещё не пороли, — говорит он. — Отпусти меня. На этот раз разочарование и страх поднимают его с кровати одним движением, хотя он немного спотыкается, когда встаёт на ноги. Юный целитель смотрит на него с земли широко раскрытыми глазами. — Порка? Ванцзи смотрит на него. Почему этот человек, которого он не знает, говорит об этом? Нет, подождите. Ванцзи знает этого целителя. По крайней мере, он видел его раньше, когда он суетился, выглядывая из своей глубины после битв. Не самый опытный из целителей Лань, всё ещё слишком молод, слишком недавно приступил к обучению, чтобы его можно было винить. Ванцзи видел его последним в одной из схваток, ведущих к финальной битве, где целитель не должен был находиться. Он так и не узнал, как это произошло. — Ты умер перед Безночным городом, — говорит он мужчине. Он должен чтить мёртвых, но этот ещё дышит, так что не в счёт. — Убирайся. Целитель карабкается назад, опираясь на руки, поворачиваясь и выпрямляясь, когда он находится на расстоянии более чем в длину меча от Ванцзи. Он ушёл достаточно быстро, чтобы не проговаривать всё снова. Несомненно, он пойдёт и скажет кому-нибудь, что Ванцзи не остаётся там, где его покинули, но есть более важные вещи, которые следует учитывать. А-Юань с девой Цзян. Если Вэй Ин вернётся в лагерь, он будет в той же секции. Вэй Ин использовал много тёмной энергии, расчищая проход. Ему понадобится Ванцзи, чтобы сыграть для него. Решение принято, Ванцзи одевается так быстро, как только может, и проверяет, есть ли у него гуцинь. У него нет времени как следует надеть свою одежду и головной убор, но он достаточно приличен, чтобы его увидели, и он выходит из палатки, прежде чем кто-нибудь прибежит, чтобы заставить его вернуться в кровать. Ванцзи не будет лежать без дела, пока Вэй Ин и а-Юань нуждаются в нём. Он больше не валяется. Если Лань Дунмэй и Сичэнь будут настаивать на этом, им придётся связать его там.***
А-Юань не хочет покидать деву Цзян. Стоя рядом с палаткой юного господина Вэя, он цепляется за неё, обвивая руками её левую ногу и пряча лицо в её юбках, и отказывается даже смотреть на Сичэня. — Мы помогали Кролику на важной ночной охоте, — говорит дева Цзян, положив руку на голову а-Юаня. — С печальным привидением. Она сама выглядит немного грустной, когда говорит это, но Сичэнь не знает, какие из многих проблем в её недавней жизни являются причиной этого. В мире должны быть люди, которые не страдали от потерь и горя за последние несколько лет, но Сичэнь не может вспомнить многих. — Кролик? — спрашивает он. В ответ а-Юань поднимает одну из своих рук в воздух, повернув голову настолько, что теперь его лицо прижимается к юбке девы Цзян и виден лишь один из глаз мальчика. В руке он держит деревянного кролика. — Удалась ли ночная охота юному господину Кролику? — спрашивает Сичэнь, чувствуя, что его улыбка становится более искренней, когда а-Юань кивает. Чтобы отвлечь а-Юаня от девы Цзян, требуется некоторое время, но, в конце концов, он счастлив устроиться в руках Сичэня и проводит своей игрушкой-кроликом по груди своего дяди. Сичэнь будет скучать по этому мальчику. У него не было шанса почувствовать это, прежде чем дева Цзян и Цзян Ваньинь переключили своё внимание на что-то за плечом Сичэня, что а-Юань замечает мгновением позже. — Отец! С сердцем в горле Сичэнь поворачивается и видит приближающегося Ванцзи, одетого ровно настолько, чтобы это считалось приличным, а его волосы связаны только лентой. Он выглядит решительным. Он также выглядит возбуждённым. Его кожа болезненно бледна, а глаза сияют нездоровым блеском. — Ванцзи, что ты вытворяешь? — спрашивает Сичэнь, как только его брат подходит достаточно близко. В ответ Ванцзи сокращает оставшееся расстояние между ними и забирает а-Юаня из рук Сичэня, прижимая мальчика к себе правой рукой и обхватив его затылок. Рефлекс Сичэня состоит в том, чтобы немедленно вернуть а-Юаня, но он ещё не знает, в каком психическом состоянии Ванцзи, и он не может рискнуть вызвать отчаянную ярость, которую он недавно видел в Ванцзи. Не на публике и не с Ванцзи, держащим а-Юаня. — Где Вэй Ин? — спрашивает Ванцзи. Это звучит, скорее, как требование. — Он спит, — говорит Сичэнь, стремясь успокоить, заверить, но не уверен, что полностью справляется с этим. — Глава ордена Юньмэн Цзян… Ванцзи, как и раньше, реагирует на это имя, его глаза сужаются, а челюсти стиснуты. — Цзян Ваньинь не должен находиться рядом с Вэй Ином. — Ванцзи! Сичэнь шагает вперёд, осторожно пытаясь встать между своим братом и главой другого ордена, как будто в отсутствие прямой видимости остановит взгляд Ванцзи или заставит Цзян Ваньиня забыть и взгляд, и слова. Он лишь смутно замечает, что дева Цзян подошла к нему, пока она не протягивает руку и не кладёт два пальца на руку Ванцзи. Ванцзи позволяет ей. — Могу я подержать а-Юаня, второй молодой господин Лань? — спрашивает она. — Чтобы твой брат мог снова обнять его, и я отведу тебя к а-Сяню. — Я должен играть для него, — говорит Ванцзи, не делая попытки передать а-Юаня кому-либо из них. Его внимание теперь сосредоточено на деве Цзян, и большая часть ярости ушла, хотя его глаза остаются остекленевшими. — Мы не можем оставить его одного. Они не могут позволить Ванцзи передвигаться, но Сичэнь помнит, как держал своего брата неподвижно, чтобы Лань Дунмэй имела возможность влить ему в горло успокоительное, и есть много причин, по которым ему нужно успокоить Ванцзи. Вряд ли Ванцзи согласится уйти до того, как увидит Вэй Ина. — Молодой господин Вэй спит, — говорит он и поднимает руку, когда Ванцзи открывает рот, чтобы что-то сказать. — Может быть, мы сможем попросить разрешения сыграть для него, пока он спит. На некоторое время. Ванцзи колеблется, его сопротивление и отчаяние заметны Сичэню, прежде чем он, кажется, принимает решение и кивает. — Пожалуйста, пойдёмте со мной, второй молодой господин Лань, — говорит дева Цзян. Сичэнь, занятый своим братом, не знает, произошёл ли тихий разговор между Цзянами, но Цзян Ваньинь лишь отступает назад и смотрит в сторону, когда Ванцзи следует за девой Цзян в палатку. Он продолжает смотреть в сторону, на растоптанную грязь вокруг них, когда палатка снова закрывается, и снаружи остаются стоять только двое глав орденов. И теперь Сичэнь должен убедиться, что между орденом Юньмэн Цзян и его собственным не возникнет разногласий. — Прошу прощения, глава ордена Цзян, — говорит Сичэнь. — Ванцзи- — Не надо, — Цзян Ваньинь на мгновение хмуро смотрит в землю, прежде чем взглянуть на Сичэня. — Мне не нужны извинения, Цзэу-цзюнь. Мне нужно знать, что происходит с Ханьгуан-цзюнем.***
Ванцзи видит Вэй Ина, лежащего в кровати, и вынужден остановиться и закрыть глаза. Рядом с ним он чувствует, что дева Цзян ждёт, и знает, что он несправедлив к ней. Она неизменно добра. Это, должно быть, невероятно сбивает с толку, видеть мужчину, известного своей сдержанностью и холодностью, так открыто тронутого видом её спящего брата. — Дева Цзян, — говорит он, моргая и глядя на неё сверху вниз. Она уже смотрит на него, слегка вытянув одну руку, как будто хочет снова успокоить его прикосновением. Он думает, что может сломаться, если она это сделает. Он не знает, почему допустил это снаружи. — Могу я сыграть для него? — спрашивает он. Она кивает, но поднимает руку, чтобы остановить его, когда он переносит вес, чтобы сделать шаг вперед. — Ханьгуан-цзюнь, — говорит она, — мой брат… что он значит для вас? И что он может на это сказать? Его друг? Его вторая половинка? Тот, кого он знает лучше всех в мире, кто знает его лучше всех, даже если Ванцзи всё ещё так много, не понимает, почему Вэй Ин уничтожает себя, как он сам, а Вэй Ин, похоже, не понимает, что Ванцзи скорее будет уничтожен сам, чем будет смотреть как Вэй Ин страдает? Его сердце? — Это — Вэй Ин, — говорит он. Она ищет что-то в его глазах. Очень редко кто-либо может так смотреть ему в глаза. Возможно, думает он, Ванцзи может выдержать это потому, что знает, как сильно Вэй Ин любит её, хотя от этого ему хочется пригнуть голову и спрятаться. Он сопротивляется и позволяет ей смотреть. — Слухи, — говорит она, бросая взгляд на а-Юаня и обратно в глаза Ванцзи. — Я стараюсь не слушать, второй молодой господин Лань, но признаюсь, что слышала их. Говорят, вы потеряли того, кого очень любили. Что вы потеряли любовь всей своей жизни. Он уверен, что они много чего говорят. Несмотря на себя, он слышал некоторые части этих слухов, и не все рисуют ему историю любви. Тем не менее на это он может ответить честно: — Это так. Он видит, как она принимает эти слова, видит, как её губы приоткрываются, как будто потеря причинила ей боль. Она не выглядит менее смущённой, но низко кланяется и отступает. Когда она предлагает взять а-Юаня, но он отказывается, она говорит ему, что будет снаружи, и грациозно ускользает. Да, Ванцзи понимает, почему она занимает такое особое место в сердце Вэй Ина. На этот раз он тоже должен сохранить жизнь Вэй Ина. А-Юань достаточно доволен, что устроился на кровати рядом с Вэй Ином, его деревянный кролик прижат к его груди. Ванцзи позволяет себе насладиться видом их двоих, спрятанных вместе, в безопасности, хотя бы на данный момент. Они всё ещё находятся в состоянии войны, Вэй Ин по-прежнему настаивает на использовании тёмной энергии, а впереди их ждёт самая страшная битва из всех. Не только это, но и то, что вернуло Ванцзи к этому времени, оставило его с нестабильным ядром, и он знает, что Сичэнь беспокоится о нём. Это будет проблемой, потому что Ванцзи не может позволить, чтобы его держали вдали от Безночного города или всего, что произойдёт после. Садясь играть, Ванцзи клянётся, что на этот раз он не останется позади.