Война Лань Юаня

Сичэнь слышит, как его имя звучит с одной стороны, в то время как дева Цзян снова появляется из палатки с другой. И то и другое могло бы помочь отвлечься от пристального взгляда Цзян Ваньиня, и, по правде говоря, Сичэнь этому рад. У него нет желания обсуждать с этим человеком состояние Ванцзи. Но даже в этом случае он хотел бы чего-нибудь другого. — Дева Цзян, — обнаруживает он себя, — слова, рождённые, скорее, из беспокойства, чем из размышлений, — я не уверен, что разумно оставлять Ванцзи и а-Юаня прямо сейчас. — Почему, Цзэу-цзюнь? — спрашивает Цзян Ваньинь. — Глава ордена Лань! Сичэнь поворачивается на этот второй зов своего имени, чтобы увидеть ученика Лань, который забыл, как правильно подойти к нему, того, кто не первый раз кричит в общественных местах и, видя едва скрываемую панику на лице молодого человека, решает назначить наказание позже. Во-первых, есть несколько причин, по которым целитель бежит к главе ордена. Молодой целитель начинает говорить, как только оказывается перед ними, отвешивая поклон, пока слова льются без видимой заботы об аудитории: — Лань Дунмэй послала меня найти вас, глава ордена, — говорит он. — Второй господин Лань покинул свою палатку. Лань Дунмэй заверила Сичэня, что Ванцзи не останется один. Либо этого не произошло, либо Ванцзи ушёл, несмотря на это. По крайней мере, это означает, что целители уже знают, что их пациент не там, где должен быть. Учитывая, насколько взволнован был Ванцзи ранее, он может только надеяться, что никто не пострадал. Проблема останется на потом, когда все вернутся на свои места. — Ванцзи здесь, в палатке молодого господина Вэя, — как можно спокойнее говорит Сичэнь. — Пожалуйста, вернись и попроси Лань Дунмэй присоединиться к нам, — он делает паузу, сожалея о том, что собирается сказать, и заставляет себя продолжать говорить: — Скажи ей, что, возможно, понадобится ещё один флакон. Если молодой целитель и был сбит с толку, он этого не показывает. Вместо этого он кланяется, шепча приветствия Цзян Ваньиню и деве Цзян, и уходит в более спокойном темпе, чем прибыл. Сичэнь смотрит ему вслед, пытаясь успокоить чувство вины в животе. Это для блага Ванцзи. — Цзэу-цзюнь, — говорит дева Цзян, снова обращая его внимание на себя. Она выглядит обеспокоенной и тихо задаёт вопрос. — Второй молодой господин Лань нездоров, верно? Теперь оба, брат и сестра Цзян, смотрят на него в поисках ответов. Он не знает, когда здоровье Ванцзи стало их заботой, но последние несколько дней были сложными. Возможно, он это пропустил. Может быть, это было даже раньше, и Ванцзи завёл более чем одного друга, когда ученики из других орденов посещали лекции. Ему интересно, знает ли он своего брата вообще. — Вы позволите мне посидеть с Ванцзи, пока он играет? — спрашивает он, потому что как бы сильно они ни заботились, будь то беспокойство или любопытство, или и то и другое, Сичэнь не хочет давать им какие-либо другие части этой головоломки. Брат и сестра переглядываются, он не может это прочесть, а Цзян Ваньинь выглядит неловко, когда отвечает: — Цзэу-цзюнь, если оставлять Ханьгуан-цзюня небезопасно, не лучше ли взять мальчика в другое место? Сичэнь моргает. О чём он заставил думать Цзян Ваньиня? — Простите моего брата, — серьёзно говорит дева Цзян. — Не то чтобы мы думали, что второй молодой господин Лань причинит вред своему сыну. Но дети… дети улавливают вещи, даже когда мы думаем, что они этого не делают. И что-то ведь не так? То, что а-Юань говорил мне, это не просто детские фантазии. — А-Юань сказал что-то ещё? — спрашивает Сичэнь, желая пробраться к Ванцзи, но ему нужно знать. — Его отец часто грустит, — говорит дева Цзян. — Его отец часто устаёт, слишком устаёт, чтобы покинуть свои комнаты. Иногда слишком устаёт, чтобы встать с постели. У его отца болит спина. Его отец не может ходить на ночные охоты. По большей части это повторение того, что она сказала накануне. Если она надеется услышать что-нибудь для объяснения данных комментариев, ей придётся разочароваться: Сичэнь растерян как никогда. Может быть, даже больше. Он подавляет разочарованный вздох и вместо этого улыбается. — Для Ванцзи естественно грустить, — говорит он. Дева Цзян выглядит печальной. — Второй молодой господин Лань сказал мне, что потерял любовь всей своей жизни, — говорит она, предполагая, что она имеет в виду это как согласие. — А остальное? — Вы не отправляли бы его обратно в Гусу, потому что ему грустно, — говорит Цзян Ваньинь. — Он был без сознания прошлой ночью не потому, что ему грустно. Но Сичэнь не может придумать, что сказать в ответ. Ванцзи сказал деве Цзян, что потерял того, кого любит? То есть… Это настоящее проявление доверия со стороны его брата. Правда или нет, но факт остаётся фактом: Цзяны не являются частью ордена Гусу Лань, но они уже знают о текущих проблемах Ванцзи больше, чем должны. — А-Чэн, — произносит дева Цзян с мягким осуждением в имени, возможно, принимая молчание Сичэня как знак недовольства. — Лань Ванцзи втянул тебя в это, а-цзе, — настаивает Цзян Ваньинь, хотя на грани смущения видна неуверенность. — И Вэй Усянь… Он хмурится, качая головой, и как бы он ни думал о том, чтобы закончить это предложение, он больше не пытается. Замешательство Цзян Ваньиня предполагает, что он, по крайней мере, не считает себя другом Ванцзи, и этот человек безошибочно защищает свою сестру: конечно, он знал бы, если бы там была какая-то дружба. Но Цзян Ваньинь прав в одном: Ванцзи сам вовлёк их в это, по крайней мере, это естественно, что у них есть вопросы, и Сичэнь должен будет дать некоторые объяснения другим главам орденов, отправив домой одного из своих лучших бойцов. — Пожалуйста, поймите, это очень деликатный вопрос, — говорит он. — Я не имею обыкновения делиться личными данными о членах моего клана. Пусть они заметят выбор слов. Если быть более откровенным, это только покажет, насколько он раздражён тем, что эти посторонние вторгаются в жизнь его семьи. — Цзэу-цзюнь, — говорит Цзян Ваньинь, напряжённо и раздражённо, как Сичэнь довольно часто слышал от этого молодого человека, — клянусь вам, ни моя сестра, ни я не будем говорить об этом ни с кем. Мы не заинтересованы в сплетнях. Я бы предпочёл, чтобы всякий, кто сплетничает, научился не делать этого снова. Но это стало нашей заботой. Про мою сестру уже поползли слухи… — А-Чэн! — на этот раз дева Цзян не столь мягка в своём тоне. — Моя репутация выживет. Слухи, касающиеся меня, не соответствуют действительности, и Цзэу-цзюня не следует просить беспокоиться о таких вещах, когда те, кем он дорожит, нуждаются в помощи. Сичэнь — глава ордена. Ему очень нужно заботиться о репутации и слухах, особенно если это может навредить отношениям между орденами. Но сейчас не время спрашивать, какие именно слухи включают в себя деву Цзян. Он разберётся с этим позже, когда Ванцзи вернётся в свою кровать или будет на полпути в Гусу. Для этого Сичэнь должен быть уверен, что Ванцзи спокоен и находится в этой палатке до тех пор, пока не прибудет Лань Дунмэй, чтобы успокоить его. Чтобы попасть в палатку, не вызвав проблем, ему нужно, чтобы Цзян Ваньинь пропустил его. — Отчёт будет передан военному совету, — говорит Сичэнь, и напряжение, заставляющее держаться с должным достоинством, вызывает у него приступ дискомфорта в районе спины. Теперь он не хочет быть Цзэу-цзюнем. Он не хочет быть главой ордена Гусу Лань. Он просто хочет быть Сичэнем. — Ванцзи нездоров, дева Цзян. Он вернётся домой с а-Юанем, где о них обоих можно будет должным образом позаботиться. Он делает паузу, переводя взгляд с одного на другого. Оба по-прежнему выглядят выжидающе. Оба по-прежнему обеспокоены, хотя он уверен, что причины разные. Цзян Ваньинь всё ещё преграждает путь Сичэню в палатку. Таким образом, требуется больше. — Золотое ядро ​​Ванцзи нестабильно, — говорит он и задаётся вопросом, станет ли это когда-нибудь легче сказать. На его губах снова проявляется беспокойство, но Цзян Ваньинь побледнел и снова взглянул на деву Цзян, чьё лицо выражало печаль и сочувствие. Она поднимает руку и кладёт её на щёку брата, и Цзян Ваньинь наклоняется к ней на мгновение, прежде чем сделать прерывистый вдох и кивнуть. — Мне жаль это слышать, — говорит он. — Пожалуйста, войдите. Мы больше не будем вас задерживать. Но когда дева Цзян отступает в сторону, и Сичэнь выходит вперёд, более чем готовый оставить этот разговор позади, Цзян Ваньинь остаётся на месте достаточно долго, чтобы задать ещё один вопрос, его голос ниже, чем раньше, и его рот очень близок к уху Сичэня. Возможно, он пытается помешать своей сестре услышать. — Ваш брат рискнул получить отклонение ци, чтобы отправиться на эту миссию, верно? Сичэнь встречает взгляд Цзян Ваньиня и не может заставить себя ничего сказать. Он не хочет, чтобы его спрашивали, почему Ванцзи так поступил, потому что он не знает. Он не уверен, знает ли Ванцзи, способен ли он сейчас делать выбор на основе чего-то реального. Выполнение этой миссии было близко к акту самоубийства для человека, чьё ядро так повреждено, как у Ванцзи, и Сичэнь скорее поверит, что его брат временно потерял всякую рациональность, чем узнает, что Ванцзи знал обо всём и выбрал это.

***

Вэй Усянь чувствует себя комфортно, его тело тяжёлое и неподвижное, погружённое в сон. Более того, он чувствует себя спокойно. В любом случае, он стал спокойнее, чем за долгое время, и только осознания этого достаточно, чтобы он пробудился. Он лежит. Его голова лежит на подушке, а тело накрыто чем-то мягким и тёплым. Точно, кровать. Кто-то раздел его до внутреннего халата и уложил спать. Это намного лучше, чем то, где он помнит, как он проигрывает свою борьбу, в попытке не заснуть. Рядом с ним сгусток тепла и сонного дыхания, а чуть дальше… — Лань Чжань? Он открывает глаза и приподнимается на локте, уже зная, что он увидит: Лань Чжань сидит в идеальной позе и играет на своем гуцине. Отчасти он прав. Его друг сидит правильно для любого, кто не Лань, но его осанка более жёсткая и более неуклюжая, чем обычно, и мысли Вэй Усяня возвращаются к Лань Чжаню, который едва не упал в грязь, когда он рухнул. Травма? Может быть, что-то столь же простое, как растянутые мышцы от удара о землю, хотя это должно было быть вылечено духовной энергией к тому времени, когда Лань Чжань вернулся в лагерь. Очевидно, Лань Чжань его услышал. Его взгляд метнулся к Вэй Усяню и прочь, но он продолжал играть плавно. Он кажется встревоженным. — Молодой господин Вэй, приятно видеть, что ты проснулся. Пожалуйста, позволь Ванцзи закончить играть. Цзэу-цзюнь? Да, сидит недалеко от Лань Чжаня, одетый в свою обычную одежду, в отличие от того, что, как теперь понимает Вэй Усянь, совсем не обычное одеяние Лань Чжаня. Теперь, когда он это понимает, Лань Чжань выглядит почти неприлично, с волосами, едва перевязанными лентой, и гораздо меньшим количеством слоёв, чем он обычно носит. Трудно представить его идущим по лагерю в таком состоянии, но нет причин, по которым Вэй Усянь мог придумать, чтобы Лань Чжань был доставлен в его палатку в бессознательном состоянии, так что он, должно быть, сделал это. — Цзэу-цзюнь, — говорит Вэй Усянь, игнорируя подразумеваемое указание оставаться на месте и облегчая себе путь к сидячему положению. Если они здесь, чтобы поговорить с ним о его совершенствовании, он не хочет этого слышать, и он знает, как сделать так, чтобы Лани почувствовали неудобства. — Я не знаю, следует ли мне быть польщённым или беспокоиться о том, что я в беде. Я вчера вечером нарушил правило ордена Гусу Лань? Клянусь, я не сделал ничего, чтобы запятнать честь Лань Чжаня, хотя я уверен, что многие симпатичные дамы завидовали бы, если бы узнали, что я обнимал его. В ожидании ответа Нефритов Вэй Усянь проверяет место рядом с собой, от которого веет теплом, и находит а-Юаня, свернувшегося калачиком на кровати, обнимающего деревянного кролика. Не зная, что со всем этим делать, и надеясь избежать разговоров о том, что он использует тёмную энергию, он прибегает к поддразниванию: — Хэй, Лань Чжань. Ты подарил мне своего сына? Впервые в жизни Вэй Усяня Лань Чжань понимает намёк и прекращает играть. Вэй Усянь быстро поднимает глаза, рискуя встретить взгляд Лань Чжаня, но Лань Чжань не смотрит на него. Он смотрит в точку на среднем расстоянии, и на его лице достаточно отчаяния, чтобы любой мог прочитать это и… слёзы. Это слёзы. С ними не слышно ни звука, но Лань Чжань почти плачет. — Нет, — Вэй Усянь выскакивает из своей кровати, стараясь не потревожить а-Юаня, и падает на колени перед гуцинем Лань Чжаня. — Без слёз. Лань Чжань, ты же знаешь, я не могу выносить плачущих людей. Взгляд на Цзэу-цзюня показывает не совсем правильное напряжение. Брат Лань Чжаня выглядит встревоженным и усталым, но не слишком удивлённым. Вэй Усяню приходит в голову, что он не получил от него никаких подробностей о травме Лань Чжаня, пока они были вне лагеря, и страх пробирается в пустоту под его сердцем. Что-то не так, что-то о чём Вэй Усянь не догадывается. — Цзэу-цзюнь? — он спрашивает. Вместо этого говорит Лань Чжань, и хотя вымученные слова произносятся с несфокусированным выражением, Вэй Усянь не уверен, на кого они нацелены: — Я держал его в безопасности, — шепчет Лань Чжань. — Я нашёл его, и я держал его в безопасности. Но ты должен вернуть его. Цзэу-цзюнь приближается, пока Лань Чжань продолжает смотреть в никуда, становясь на колени достаточно близко, чтобы обнять брата за плечи, пригнувшись, чтобы поймать его взгляд. Или попытаться. — Ванцзи? — спрашивает Цзэу-цзюнь так нежно и с такой мягкой заботой, что Вэй Усянь чувствует, что должен немедленно уйти. — С кем ты разговариваешь? Лань Чжань встречает взгляд Вэй Усяня горящим взглядом, не обращая внимания на своего брата. — Я не мог спасти тебя раньше. Позволь мне спасти тебя сейчас. Можешь забрать а-Юаня, если… С замешательством, заполняющим его лёгкие и блокирующим воздух, Вэй Усянь наблюдает, как Лань Чжань затихает, а Цзэу-цзюнь свободной рукой берёт Лань Чжаня за лицо и поворачивает его голову. Как попытка оторвать взгляд Лань Чжаня от Вэй Усяня, это не удаётся: он смотрит краем глаза, как будто пытается заставить Вэй Усяня понять, что он имеет в виду без лишних слов. — Ванцзи, братик, — почти умоляет Цзэу-цзюнь, — где ты сейчас? Как ты думаешь, что происходит? Пожалуйста, вернись ко мне. И что бы Вэй Усянь ни думал, это не то. Вопросы Цзэу-цзюня создают впечатление, будто Лань Чжань уходит в другое место в своём сознании, что то, что он видит вокруг себя, нереально. Это просто невозможно. У Лань Чжаня один из самых ясных умов из всех, кого знает Вэй Усянь. Когда-либо знал. Кроме… — В походе, — говорит Вэй Усянь хриплым голосом, который едва слышен даже ему самому. — В походе ты сказал, что с твоим золотым ядром что-то не так. Ты был расстроен. Боялся. Что не так с твоим ядром, Лань Чжань? Что с тобой происходит? Лань Чжань хмурится, пытается откинуть голову назад, чтобы повернуться лицом к Вэй Усяню, но пальцы его брата, обвивающие его щёку и подбородок, останавливают его. — Пожалуйста, молодой господин Вэй, нам нужно успокоить Ванцзи. Давайте не будем обсуждать это сейчас. Вэй Усянь сердито смотрит на Цзэу-цзюня. — Лань Чжань уже был ранен, — говорит он. — Перед заданием. У вас был целитель, который осматривал его. Вы знали о его ядре? Вы позволили ему пойти со мной, чтобы очистить перевал, когда он болен? Он видит вспышку гнева в обычно спокойных глазах Цзэу-цзюня, хотя руки мужчины на его брате остаются нежными. — Я не отпустил Ванцзи. Ему сказали не делать этого. Этим утром ему также сказали не покидать постель, не говоря уже о палатке. Оба раза он ослушался целителей и меня и пришёл к вам. Что бы Цзэу-цзюнь ни имел в виду, у него нет возможности объяснить это. Шицзе входит в палатку и останавливается, выглядя взволнованной при виде того, что предстало перед ней. У шицзе никогда не должно быть причин так выглядеть. — Шицзе, — приветствует её Вэй Усянь, избавляясь от напряжения, чтобы встать и обнять сестру, даже когда угрюмая ярость пробегает по его коже. Его сестра не должна в этом участвовать. Ему не нужны резкие комментарии от человека, который позволяет собственному брату сражаться с повреждённым ядром. По крайней мере, шицзе чувствует себя хорошо в его руках. — А-Сянь, ты проснулся, — шицзе отстраняется только для того, чтобы провести рукой по голове и заправить прядь волос за ухо. — Мы поедим вместе через некоторое время. Ты, должно быть, голоден. Это не так, но он кивает и улыбается, как она и ожидала. — Цзэу-цзюнь, второй молодой господин Лань, — говорит шицзе, слегка отодвигаясь в сторону, чтобы можно было увидеть их, — Лань Дунмэй здесь. — Я не осознавал, что у меня в палатке проходит конференция по совершенствованию, — легко говорит Вэй Усянь, стараясь ухмыльнуться. Грохот позади него заставил его обернуться и увидеть, как Лань Чжань и Цзэу-цзюнь стоят на коленях друг напротив друга, оба запястья Лань Чжаня неподвижно удерживаются в руках его брата, напряжение в линиях их тел даёт понять, что Лань Чжань пытается вырваться прочь. Его гуцинь лежит на земле не так, как надо. — Она здесь, чтобы помочь, Ванцзи, — говорит Цзэу-цзюнь, и снова это звучит ближе к чему-то иному, к какой-то мольбе, чем то, что исходит от Первого Нефрита. — Она сказала, что будут иглы, — говорит Лань Чжань напряжённым и ровным голосом. Он снова стал бесстрастным, если не считать глаз. — Не запирай меня. В его глазах виден страх. Пальцы Цзэу-цзюня сильнее сжимают запястья его брата. В противном случае он не реагирует. Или… Нет, он отреагировал, понимает Вэй Усянь, но это почти полностью в его глазах. Это видно только тогда, когда Вэй Усянь возвращается к ним, не зная, стоит ли ему вмешиваться, но ненавистно видеть, что Лань Чжань так явно хочет сбежать от собственного брата. Вэй Усянь не обладает необходимыми знаниями, чтобы читать взгляд Цзэу-цзюня в этот момент, это даже не так хорошо, как он может видеть то, что происходит в глазах Лань Чжаня, это далеко не хорошо. — Никто не собирается запирать тебя, Лань Чжань, — говорит он. — Верно, Цзэу-цзюнь? Но никто не отвечает. — Что? — требует Вэй Усянь. — Я что-то упустил? Неужели у Гусу Лань внезапно появилась привычка запирать собственный народ? Позади него шицзе издаёт звук, который звучит так, будто он сказал что-то жестокое, и Цзэу-цзюнь закрывает глаза. — Дева Цзян, пожалуйста, попросите целительницу Дунмэй присоединиться к нам, — говорит Цзэу-цзюнь. Он почти заставляет это звучать, как любой другой приказ, который он отдал за то время, когда Вэй Усянь знал его, тихо и уверенно, но в этом чувствуется напряжение. В ответ Лань Чжань тоже напряжён, когда он выкручивает руки в тщетной попытке освободиться от своего старшего брата, его губы теперь сомкнуты. Вэй Усянь, который видел, как вокруг него распадается слишком много жизней, который был не в состоянии удержать свою собственную от превращения в холодную и болезненную, чувствует всплеск гнева из-за того, что они делают это здесь прямо перед ним. Ему не нужно этого видеть. Ему не нужно видеть сломленного Лань Чжаня. Но шицзе снаружи, а а-Юань всё ещё спит на кровати, и благодарите любых богов, которые позаботились о том, чтобы мальчик не просыпался от происходящего вокруг. Вэй Усянь подавляет желание накричать на них всех, чтобы они ушли, чтобы унесли это всё куда-нибудь, поэтому Вэй Усянь не должен думать о том, что он ничего не может сделать. Нет, если это золотое ядро ​​Лань Чжаня. У Вэй Усяня нет второго, чтобы поделиться. Когда он пытается оправиться от вспышки, он чувствует руки шицзе на своей руке и оглядывается, чтобы встретиться с её любящим лицом, и это ослабляет его собственное напряжение настолько, что он разжимает челюсть. Женщина, которую он не знает, проходит мимо них к Ланям. Нет. Он знает её или, по крайней мере, видел раньше. Это недавняя целительница, которой Лань Чжань отказался позволить обследовать его, пока а-Юань не вернётся. — Что вы собираетесь с ним делать? — спрашивает Вэй Усянь. Ему не нужно, чтобы пальцы шицзе сжимали его рукав, чтобы сказать ему, что его тон слишком резкий, слишком грубый, но он обнаруживает, что ему всё равно. Лань Чжань не должен выглядеть так, будто он напуган на каком-то уровне, превосходящем всё, что Вэй Усянь видел в своём друге раньше. Как будто он в ловушке. — Я здесь только для того, чтобы помочь, — говорит Лань Дунмэй, опускаясь на колени рядом с Лань Чжанем. Возможно, она разговаривает с Вэй Усянем, возможно, с Лань Чжанем. — Ханьгуан-цзюнь, вам действительно нужно последовать моему совету. Если не ради себя, то ради сына. Она ещё даже не подняла руку, но Лань Чжань слегка отклоняется, наконец, отрываясь от пристального взгляда на брата и вместо этого глядя в пол с той стороны, где Лань Дунмэй не становится коленями. Цзэу-цзюнь всё ещё держит его запястья. — Глава ордена, — говорит Лань Дунмэй, — нам нужно минимизировать стресс. Если бы вы. Наконец, Цзэу-цзюнь ослабляет хватку, хотя делает это очень медленно, каждое движение сустава показывает его сопротивление. Когда это происходит, единственное, что делает Лань Чжань,  — кладёт руки на свои бедра. — Вы вернётесь в свою палатку, Ханьгуан-цзюнь? — спрашивает Лань Дунмэй. Она разговаривает с Лань Чжанем, как с больным ребёнком, и Вэй Усянь хочет её остановить. И снова шицзе сдерживает его мягким давлением. Когда он смотрит на неё, она качает головой, слегка сдвинув брови и губы. — Ванцзи, — говорит Цзэу-цзюнь, — молодой господин Вэй проснулся. Ты сыграл для него исцеляющие песни. Он будет здоров… — Нет. Целительница пристально смотрит на Вэй Усяня. Она также вынимает что-то из рукава, что-то достаточно маленькое, что не видно чётко, и он думает о Лань Чжане, упоминавшем иглы. — Лань Чжань, — говорит он, рванувшись вперёд и снова падая на колени. Левым коленом ударяясь о гуцинь, он морщится, но продолжает. — Лань Чжань, посмотри на меня. Я в порядке. Хорошо? Смотри на меня! Лань Чжань знает. Они ближе друг к другу, чем думал Вэй Усянь, и от такой близости он видит, какие стеклянные глаза Лань Чжаня, как капли пота выступают на его лбу. Высокая температура. Он недостаточно знает об отклонении ци, чтобы быть уверенным, но считает, что это плохой знак. — Ты играл для меня, и это помогло. Это действительно так. Но теперь тебе нужно позаботиться о себе, хорошо? — Я буду нужен тебе, чтобы снова сыграть после Безночного города, — говорит Лань Чжань. — Хорошо, — говорит Вэй Усянь, достаточно долго глядя в сторону, чтобы взглянуть на целительницу и Цзэу-цзюня. — Всё будет хорошо, правда? Но теперь ваша целительница Лань хочет, чтобы ты пошёл спать. Лань Чжань хмурится. Он медленно смотрит вниз, его взгляд скользит от глаз Вэй Усяня к губам и груди. Как только Вэй Усянь собирается спросить, на что он смотрит, если он каким-то образом что-то на себя пролил, Лань Чжань протягивает руку и берёт Вэй Усяня за запястье. Его губы приоткрываются, и он выглядит на грани того, чтобы что-то сказать, но что бы это ни было, это не звучит. Лань Чжань в какой-то момент кажется застывшим, остальные не могут этого видеть. — Я буду присматривать за молодым господином Вэем ради тебя, Ванцзи, — говорит Цзэу-цзюнь, как будто это разумно обещать, когда у него есть целый орден, за которым нужно следить, Вэй Усянь даже не является его частью. — Ты сможешь увидеть его снова, когда вылечишься. Я обещаю тебе, я сделаю всё возможное, чтобы уберечь его, как и Цзян Ваньинь. Вэй Усянь шипит, когда рука Лань Чжаня сжимается настолько, что остаётся синяк. — Лань Чжань! — Ванцзи, ты не хочешь ранить молодого господина Вэя. Лань Чжань никого из них не слушает. Он смотрит на свою руку на запястье Вэй Усяня широко раскрытыми глазами и, кажется, не дышит. Он знает, что у него уже будет синяк, и Вэй Усянь нуждается в Лань Чжане, чтобы освободить его, прежде чем он нанесёт ещё больший урон. Без золотого ядра его тело не выдержит. Через плечо Лань Чжаня он видит, как движется целительница, и на этот раз отчётливо виден блеск игл. Это нехорошо. Лань Чжань расстроится, если использовать эти иглы. Они должны успокоить его. — Лань Чжань, — пытается он, изо всех сил стараясь скрыть боль в голосе, — Лань Чжань, отпусти. За это он получает резкую боль в запястье, когда Лань Чжань тянет его через упавший гуцинь, в конце концов, отпуская только для того, чтобы обхватить Вэй Усяня руками достаточно крепко, чтобы у него заболели ребра. Это длится всего мгновение, после чего за мгновением движения следует обмякший Лань Чжань, его вес падает на Вэй Усяня. Когда он судорожно дышит, Вэй Усянь поднимает свою уцелевшую руку, чтобы не дать Лань Чжаню поскользнуться, и, в конце концов, он прижимает голову Лань Чжаня к изгибу шеи. В наступившей тишине он смотрит на целительницу, на Цзэу-цзюня, на Цзян Чэна, который прибыл, но Вэй Усянь этого не осознаёт, и который теперь стоит на полпути через палатку, Цзыдянь всё ещё искрится. — Что, — спрашивает он, — это было? Целительница уводит Лань Чжаня подальше от него, умелыми руками поднимая его с земли. Она бросает на него один взгляд, прежде чем наклониться, чтобы проверить иглы, которые она вставила в шею своего пациента. — Ванцзи нездоров, — говорит Цзэу-Цзюнь, как будто кто-то мог это пропустить. — И это заставляет его ломать людям руки и тянуть их через инструмент? Вэй Усянь знает, что он на грани. Он знает, что это чрезмерная реакция, что Лань Чжань сам не свой и что никто другой не страдает так сильно. Он всё ещё дёргается назад, когда целительница наклоняется при этих словах и пытается схватить его повреждённое запястье. Он натыкается на что-то и понимает, что это шицзе, как раз вовремя, чтобы не сделать ничего по-настоящему глупого, но всё же его сердце бьётся, чтобы бежать, бежать, бежать, убежать от людей, хватающих его. Они делают ему больно. — А-Сянь, позволь одному из нас взглянуть на твоё запястье, — настаивает шицзе. — Через минуту, — говорит он, имея в виду, что это обнадёживает. — Почему Лань Чжань так беспокоится о моей безопасности? Прошлой ночью я вернул его! По крайней мере, насколько я мог. Это связано с его ядром? — Он не говорил тебе ничего странного? — спрашивает Цзян Чэн. Цзыдянь наконец замолчал, несмотря на явное раздражение на его лице. — А-Юань? Вэй Усянь с тревогой вспоминает, что а-Юань болтал в первый раз, когда они встретились. — О каких странностях речь? — он спрашивает. — Глава ордена, — говорит Лань Дунмэй, — мы должны вернуть Ханьгуан-цзюня в его постель. Теперь он будет спать, пока я не извлеку эти иглы. Цзян Чэн что-то ворчит и гримасничает. — Что это было? — спрашивает Вэй Усянь. — Я сказал, — хмыкает его брат, — тебе следует оставить их, пока он не вернётся в Гусу. Не смотри на меня так, Вэй Усянь. Он только что напал на тебя! Если он так далеко зашёл, то для него лучше всего вернуться домой. — Так далеко зашёл? Трудно не заметить желание огрызнуться в ответ Вэй Усяню, но Цзян Чэн смотрит на Цзэу-цзюня и фыркает, его челюсть выпирает, когда он сдерживается. Верно. Межклановая дипломатия. Что бы Цзян Чэн ни хотел сказать, это будет ещё более оскорбительным в отношении брата главы ордена Гусу Лань, чем предыдущие комментарии. Цзэу-цзюнь тихо поднимается на ноги и поворачивается к Цзян Чэну. Обеспокоенный старший брат снова исчез, убран за шёлковой мантией, поправив осанку и эту ленту, оставив главу ордена, могущественного союзника лицом к лицу с Цзян Чэном. Улыбка исчезла. Вэй Усянь только что пережил нападение Ланя, если это было так, и хотя шицзе теперь осторожно трогает его запястье, Вэй Усянь не хочет, чтобы это случилось во второй раз. — Цзэу-цзюнь, — говорит он, не зная, чего он надеется достичь, кроме как отвлечь внимание этого человека от Цзян Чэна. То, что он видит, — это пронзительный взгляд, когда Цзэу-цзюнь смотрит на каждого из них по очереди, взгляд, который заставляет даже Вэй Усяня почувствовать что-то вроде страха. Целительница Лань Дунмэй оказалась последней, кого он зацепил. — На данный момент, — говорит она, лишь мельком оглядываясь на главу своего ордена, — его психическое состояние могло повлиять на другие симптомы, или это могло быть признаком того, что его ядро ​​становится всё менее стабильным. Должно быть, во взгляде Цзэу-цзюня было послание, что она может более свободно говорить о состоянии Лань Чжаня, потому что её не ругают за это. — Но может ли это быть из-за его ядра? — спрашивает шицзе. Её нерешительность в том, чтобы говорить, неочевидна, но она не любит говорить таким образом, если только не должна, и она всегда была лучшей из них в определении того, когда уместно говорить, а когда лучше промолчать. — То, что сказал а-Юань, звучит так, как будто это исходит из личного опыта. — На его спине нет ран, — говорит Лань Дунмэй и нажимает на неё, прежде чем Вэй Усянь успевает отреагировать на это. Её тон становится мрачным: — Ханьгуан-цзюнь сказал одному из моих целителей, что его нельзя держать в постели, потому что его «ещё» не отлупили. Он также сказал, что целитель умрёт перед Безночным городом, — она вздыхает и качает головой. — Нет. Виновата. Ханьгуан-цзюнь сказал, что целитель умер ещё до Безночного города. В прошедшем времени. — Он думает, что может видеть будущее? — недоумевает Цзян Чэн. Он почти насмехается, что вряд ли с его стороны дипломатично, хотя это, несомненно, прикрывает собственный дискомфорт Цзян Чэна. — Вот почему он сказал, что мне не следует быть рядом со своим братом? Он убеждён, что у него было какое-то видение, где… где я недостаточно хорошо защищаю Вэй Усяня? — А-Чэн, — говорит шицзе тоном, знающим, что её будут слушать, как бы мягко она ни повторялась, — опять же, не всё может быть связано с разумом второго молодого господина Ланя, каким бы тревожным ни был его дисбаланс золотого ядра, это заставляет его делать определённые действия. А-Юань сказал слишком много вещей, которые кажутся знанием из первых рук. Вещи, которые не имеют смысла в том, что мы знаем. — Что ж, на самом деле он не может видеть будущее, а-цзе, — говорит Цзян Чэн, прежде чем повернуться к Цзэу-цзюню и явно изо всех сил стараясь не сказать ничего провокационного. — Или у клана Лань есть способности, о которых мы не знаем? Как известно, в ордене Гусу Лань много таких вещей. Все основные кланы делают так. Цзэу-цзюнь не замечает его. — Вам следует надеяться, что мой брат не знает будущего, глава ордена Юньмэн Цзян, — заявляет Цзэу-цзюнь, его безмятежность превратилась в замёрзший лед. — Потому что это означает, что есть причина, по которой мне нельзя доверять рядом с братом? И это больно. Цзян Чэн обижен и напуган тем, что сказал о нём Лань Чжань. Когда он отвечает, в глазах Цзэу-цзюня может быть даже жалость, хотя в этом трудно быть уверенным. Говорит размеренно, тепла в нём не осталось: — Потому что прошлой ночью Ванцзи считал, что молодой господин Вэй мёртв, — говорит он. Вэй Усянь чувствует физически, как шицзе задерживает дыхание, чувствует, как её пальцы дрожат на его пульсирующем запястье, и дрожит.