***
Лёжа в этой кровати изломанными кусками, только что вернувшийся к себе из другого промежутка потерянного времени, Ванцзи в основном осознаёт, что ему не хотелось бы задыхаться. Мягкие, влажные вздохи вырываются и ударяются о материал под его ртом, его собственное дыхание вызывает скрежет, который он хочет изгнать. В комнате с ним есть люди. Поблизости теперь всегда кто-то был. Они могут слышать это, видеть это. Это унизительно. Он хотел бы также не хвататься за простыни, не лежать, распластавшись на животе, и не иметь слёз в уголках глаз. Он хотел бы многого, думает он, но не более того, чтобы быть в мире с самим собой. Раньше он думал, что это означает учиться и следовать правилам. Ванцзи всю жизнь жил по правилам. Он был сформирован правилами, их соблюдением и наказанием за их нарушение, и это имело смысл. По крайней мере, когда боль пришла как ответ на их несоблюдение. Только после встречи с Вэй Ином он понял, что подчинение правилам может быть столь же вредным. Возможно, даже больше. Он так и не разрешил ту неразбериху, которую это осознание создало в его уме, не уверен, сможет ли он с этим что-то примирить. Кроме того, ему не будет покоя, если а-Юань и Вэй Ин не будут в безопасности. Это должно вызывать большую озабоченность. — А-Юань, — выдавливает он сквозь боль в горле. Он не может вспомнить, почему у него болит горло. Он даже не может открыть глаза, чтобы отыскать своего сына. Боль в его висках слишком сильная, слишком велика вероятность того, что если он попытается что-либо предпринять, она превратится в тошноту. Лёгкое прикосновение к его левой руке заставляет его вздрогнуть, притягивая её ближе к себе. — Это всего лишь я, Ванцзи, — успокаивает Лань Дунмэй. Она привыкла называть его так последние несколько дней. Все они. Он думает, что в какой-то момент он не смог узнать свой собственный титул, но, может быть, это потому, что они верят, что он найдёт успокоение, услышав своё имя, что он будет чувствовать себя более комфортно, среди людей вокруг себя, если это предполагает большую близость. Они ошибаются. А ему не хватает сил, чтобы рассказать им. — А-Юань? Это звучит немного громче, немного яснее. Она снова касается его руки и поворачивает её, касаясь пальцами его запястья. — А-Юань играет на улице, — говорит она и как следует берёт его за руку, когда он движется. — Вы были расстроены, и мы не могли вас дозваться. Лучше бы ему этого не видеть. Расстроенный. Она признаётся в этом только тогда, когда ему особенно плохо. Он не спрашивает, что это было на этот раз, но сдавливающее ощущение в его груди должно иметь какой-то отклик в его ци или в его пульсе, потому что она продолжает, несмотря ни на что. — А-Юань невредим. Лань Ся забрал его прежде, чем он многое увидел или услышал. Я полагаю, они играют с плавучими вещами в пруду. Так что было на что посмотреть. Ванцзи решил, что в конечном счёте он предпочитает время, когда он теряется в своей голове, а не время, когда он считает, что мир вокруг него изменился. Таким образом, а-Юань видит только своего отца тихим и неподвижным. Болезненность в горле предполагает крики или вопли. В его жизни было несколько моментов, когда Ванцзи действительно кричал, и ни один из них он не хотел бы пережить заново. Он не помнит, чтобы когда-нибудь кричал. Он воображает, что сейчас может закричать, чтобы снова оказаться в некоторых воспоминаниях. — Верни его. Её колебания очевидны, даже если он не может увидеть. Она должна знать, что он слышит её вздох. Вздохи и осторожное молчание — ещё больше вещей, которые стали слишком привычными. — Я понимаю, что вы не любите, когда он исчезает из вашего поля зрения, — говорит Лань Дунмэй, как будто она может иметь какое-то представление, — но я обещаю вам, что он в полной безопасности, и Лань Ся принесёт его через час, чтобы поесть. Как вы думаете, вы можете позволить ему не прерывать игру до тех пор? Есть некоторые вещи, которые мы должны обсудить, воспользовавшись случаем. Вероятность того, что а-Юаня нет в комнате или что Ванцзи достаточно в сознании, чтобы ответить, не уточняется. Скорее всего, оба. Он издаёт звук в знак согласия и движется, собираясь сесть. Лань Дунмэй помогает ему настолько, насколько он позволяет, пока он не садится, опираясь на подушки. Его глаза всё ещё почти закрыты, несмотря на то что дневного света нет. Он прижимает чай, который она протягивает ему, к своему животу, медленно двигаясь, когда подносит его к губам, чтобы не расплескать трясущимися руками. Тёплая жидкость делает что-то, что позволяет сгладить края болезненности. — Мне становится хуже, — произносит он, когда чувствует, что может говорить без особого хрипа, чтобы избавить её от необходимости подбирать правильные слова. — У ордена Не нет лекарства. Она платит ему любезностью, не подавая ложных надежд. — Нет, это не лекарство. Не то, что мы нашли до сих пор. Есть дополнительные паллиативные меры, с помощью которых мы можем попробовать облегчить ваши симптомы и получить больше времени. Больше времени. Время для него бесполезно, если всё, что он может сделать, это существовать в нём, а при нынешнем положении дел он едва ли способен на это. Он ждёт, пока она снова наполнит его чашку и вернёт ему, осторожно, как она складывает его пальцы вокруг фарфора. Он понимает, что ей иногда нужно время, чтобы собраться с мыслями, особенно когда новости не очень хорошие. — Скажи мне, — говорит он. И она делает это.***
Хуайсан отстраняется от своей последней картины и плюхается на кровать, глядя в никуда, придумывая изобретательные способы выразить своё разочарование. Прошли дни, а ему ничего не сказали о Лань Ванцзи. Не официально. Ему не разрешили навестить Вэней, о которых он заботится, только потому, что ему сказали «нет», и он ничего не слышал от дагэ. Он не знает, что будет делать, если дагэ не вернётся домой, но это будет нехорошо. С раздражением он подскакивает на ноги и подходит к своему столу, усаживаясь с большей силой, чем это разумно, и ловит стопку свитков, когда они пытаются сбежать. Символично. Даже свиткам сейчас трудно. Ни один из его многочисленных кузенов недоступен, что смешно, все обязанности, которые у него есть, выполнены, и ни одно из его увлечений не может стереть его заботу о дагэ. Или, если он честен с самим собой, о своих друзьях. Лань Ванцзи не совсем друг, но его всё равно раздражает, что один из его сверстников находится здесь, в доме Хуайсана, а ему ничего не говорят. — В любом случае, что могло сделать золотое ядро Лань Ванцзи нестабильным? — бормочет он себе под нос. — Он практически камень. Нет никого более устойчивого к любой нестабильности. Это даже смешно. Вэй-сюн будет так расстроен, если Лань Ванцзи умрёт. Хуайсан слишком много видел и слышал об их общении, чтобы поверить в обратное, несмотря на то что они спорили, когда Вэй-сюн вновь объявился. — Его сердце будет разбито, — говорит он картине с изображением птицы, которую он написал накануне. — Вэй-сюн любит много говорить, хвастаться флиртом с хорошенькими девушками, но я думаю, что он романтик. И он уже достаточно потерял. Ах, но позволить себе стать сентиментальным ничем не поможет. Гримасничая, Хуайсан берёт первый отчёт со своего стола и хмуро смотрит в него. Он ожидал отчёта об их запасах зерна, но это не то. Ой. Правильно. Ему предложили отчёты о Вэнях, которых они держат. Он на полпути к третьему отчёту, когда находит что-то такое, что заставляет его брови приподняться. — Ну, не могу сказать, что я этого ожидал, — бормочет он и встаёт, чтобы найти надёжного охранника.***
Позже, когда а-Юань дремлет, свернувшись калачиком, а Ванцзи пытается не обращать внимания на целителя Не, сидящего напротив, он делает всё возможное, чтобы обратить свои мысли на что-то полезное. В первую очередь необходимо обеспечить будущее а-Юаня. Брат уже принял его, но пока его имя не будет записано в семейный реестр Лань, это не будет необратимым. Для этого… для этого ему нужно будет отправить письмо дяде. Ему нужно будет заполнить детали, в чём он не уверен. Если война закончится так же быстро, как и раньше, и ему придётся отбросить свой страх перед тем, что это будет значить для Вэй Ина, то у брата может быть время добраться до Нечистой Юдоли, пока не стало слишком поздно. Однако Лань Дунмэй не может гарантировать, что Ванцзи будет достаточно последовательным, чтобы сообщить о своих желаниях на этом этапе. Тогда ещё одно письмо. Брат никогда не хотел причинять вред Ванцзи или выступать против тех, кого любит Ванцзи. Ванцзи знает это, хотя это знание сжимает его сердце. Поскольку а-Юань официально стал его племянником, брат найдёт способы воспитать его в соответствии с инструкциями Ванцзи. Ванцзи может написать два письма. Он сделает это сам. Но отсюда, в этом состоянии, он мало что может сделать для Вэй Ина. Стал бы Вэй Ин читать письмо, если бы Ванцзи написал его ему? Пока всё, чего он добился в этом своём втором шансе, — это оттолкнуть Вэй Ина ещё дальше. Подробное описание всего, что произойдёт, помогло бы только в том случае, если бы Ванцзи сообразил, кому передать такой документ. Это должен быть тот, кто доверяет Ванцзи, кто заботится о благополучии Вэй Ина и людей, носящих имя врага. Ведь Вэй Ин не позволит спасти себя, если не будут спасены и Вэни. Это должен быть кто-то, способный на убеждение, если не на прямую манипуляцию, и Ванцзи не может придумать никого, подходящего для этой задачи, не говоря уже о ком-то, с кем он может связаться отсюда. А это значит, что он не может придумать способа избежать вреда, причиняемого Вэням. Даже если бы Ванцзи смог спасти Вэнь Нина, даже если бы он мог помешать Вэнь Цин обратиться за помощью, Вэй Ин достиг бы своего предела из-за такого оскорбления, только в другое время. Он не был бы Вэй Ином, если бы его можно было удержать от этого. Вэнь Нин. Вэнь Цин. Семья Вэй Ина, всё это время жившая на Погребальных холмах. Они и другие спаслись с тропы Цюнци. Никакие попытки Ванцзи не принесут плодов, если больше не будет необходимости в спасении этих людей. Где они сейчас? Ванцзи был в своём прошлом несколько дней, и до сегодняшнего дня он не думал о них, о тех беженцах, которые погибли из-за ненависти и безразличия. Пойти на компромисс. К гармонии между орденами. Он должен был начать искать их, как только понял, где он был. Он сделал так много ошибок, и у него мало времени, чтобы исправить их. Этим вечером он должен поделиться своим решением о лечении с Лань Дунмэй. Из трёх вариантов, которые она предложила, первый можно сразу отбросить. Его не введут в кому, не сейчас, когда события так стремительно развиваются после окончания войны. Цинхэ Не и Гусу Лань не было найдено лекарства или долгосрочного лечения для его ядра, он не надеется, что оно появится в ближайшее время. Он мог бы проснуться и обнаружить, что Вэй Ин снова ушёл, или, по крайней мере, что он уже прошёл тот момент, когда у Ванцзи есть реальная надежда спасти его. Предположим, что он вообще проснётся. Это входит в число многих вещей, которые Лань Дунмэй не может гарантировать. Второй, если они будут продолжать в том же духе, у него будет мало времени, и вряд ли он будет готов действовать. Напряжение в его системе начинает наносить необратимый ущерб, даже если не принимать во внимание состояние его ядра. Он чаще чувствует следы ударов по спине, чем осознает, что их нет. Это плата. Но третий — принять смесь, которая не даст ему уснуть, но успокоит почти до такой степени, что он станет одной из марионеток Вэнь Жоханя. Это то, что целители хотят, чтобы он сделал: это то, что имеет наибольшие шансы дать ему время. Он думает, что это также может быть тем, что делает его почти таким же беспомощным, таким же бесполезным, как и забытьё. Ни один из этих вариантов не является приемлемым. Ему нужен другой путь. Если он не может действовать сам, ему придётся найти кого-то, кто сделает это от его имени. Он хотел бы, чтобы он мог придумать больше, чем одно имя.***
Лань Дунмэй позволяет себе момент облегчения, когда Ванцзи говорит, что попробует успокоительный чай. Понятно, что он не желает этого. Также очевидно, что он проигрывает этот бой, и она будет так чутко настаивать на всём, что может помочь ему продолжать сражаться дольше. Это включает в себя сохранение тишины и спокойствия. Они были в Нечистой Юдоли всего несколько дней, и она никогда прежде не встречала второго молодого господина Не, когда он ещё учился в Облачных Глубинах, но она уверена, что в его присутствии нельзя найти ни тишины, ни спокойствия. — Я бы чувствовала себя более комфортно, если бы попробовала этот новый метод лечения хотя бы три дня, прежде чем вы попробуете принимать посетителей, — говорит она Ханьгуан-цзюню, этому мальчику с собственным ребёнком, которого она отдала на попечение другим. — Мы пока не уверены, как отреагирует ваше ядро. — Я почувствую себя спокойнее, как только увижу его, — говорит он. Хриплость, которая была раньше, почти исчезла из его голоса. Он всё чаще теряет себя, и это утро не было тихим. Она уверена, что услышав, как их стойкий второй молодой господин кричит от боли и горя, они были потрясены. Она благодарна за талисманы тишины: звуки не проникли во двор. Она не знает, что хуже, когда он призывает своего друга не уходить, не драться, не прыгать, или когда он умоляет своего дядю прекратить это. Она уверена, что он имеет в виду кнут. Ей приходится медитировать два раза в день, чтобы очистить свой разум, потому что она не должна желать, чтобы пациент страдал бредом. Она достаточно честна, чтобы понять, что не может переварить мысль о том, что Вэй Усянь оказался прав. Мужественное выражение глаз Ханьгуан-цзюня, Ванцзи стало для неё привычным. — Я не буду пить новый чай, пока не увижу его. Она не позволит ему откладывать это лечение, не тогда, когда он, наконец, согласился. Тогда встречное предложение: — Если вы выпьете чай сегодня вечером и завтра утром, я попрошу второго господина Не навестить вас во второй половине дня. — Четверть дозы, — настаивает он. — Половина дозы, — заявляет она. — Это моё последнее слово по этому поводу. И вам не следует волноваться. Я вышвырну его, молодой он господин или нет, если увижу, что это оказывает на вас негативное влияние. Единственным ответом, который она получает на это, является его медленный кивок, но он берёт свой новый чай, когда она готовит его для него, и она наблюдает, как он становится вялым и туманным, вынимая чашку из его руки, когда пальцы теряют хватку. Она позволяет себе наблюдать за ним, пока он не заснёт. Их Второй Нефрит не должен быть таким. Это не то, чего они хотят для него, но пока это лучшее, что она может сделать. Возможно, его бывший соученик действительно поднимет ему настроение и принесёт некоторую долю умиротворения. Лучше надеяться, чем признать поражение, поэтому Лань Дунмэй заставляет себя надеяться. Это одно из её правил.