Война Лань Юаня

Цижэнь смотрит на заснеженные вершины и напоминает себе обо всех правилах, согласно которым он не должен повышать голос на человека, стоящего рядом с ним. — Вряд ли тебе уместно отсутствовать, Цижэнь, — произносит Лань Цянь, как будто он не говорил этого несколько раз после завтрака. — Он мой племянник, — заявляет Цижэнь. Письмо от Лань Дунмэй лежит на его столе, и он мог бы процитировать каждое слово, если бы его попросили. — Лань Дунмэй запросила определённые тексты. Я возьму их. Он знает, что Лань Цянь и многие другие выступают против этого, считая актом сентиментальности в то время, когда ордену нужно противоположное, чтобы выжить, но это Ванцзи. Цижэнь вырастил мальчика, вырастил обоих своих племянников, и ему пришлось заключить своего рода мир, отправив их на войну, но он не будет сидеть сложа руки, пока Ванцзи находится в шаге от смерти. Он не позволит Ванцзи оказаться на смертном одре. Теперь у этого безответственного мальчика есть собственный ребёнок, и Цижэнь не будет смотреть, как Сичэня заставят воспитывать сына его брата. Достаточно плохо, что Ванцзи не спасли от обречённой любви. Достаточно тревожно, что Цижэнь понял, что ничего из этого не происходило. Ещё есть время наверстать упущенное, вернуть Ванцзи на правильный путь, но только если он выживет. — Мы всё ещё восстанавливаемся, — отмечает Лань Цянь, как будто это какая-то новость. — И мы продолжим строительство ещё какое-то время, — возражает Цижэнь. — Я не уйду навсегда. Лань Цянь фыркает, что для ученика было бы неуместным проявлением эмоций. У старших это обычно рассматривается как знак того, что человек должен пересмотреть свой подход. Лань Цянь всего на несколько недель старше Цижэня, поэтому он идёт на компромисс, позволяя вновь высказать своё мнение: — Мы все опечалены состоянием Ханьгуан-цзюня, Цижэнь. Он ценен для нашего ордена, несмотря на наше разочарование в его недавно обнаруженном поведении, и, естественно, тексты будут отправлены. Мы все надеемся на его выздоровление и реабилитацию, но ты не целитель, и с этой задачей лучше справится кто-то другой. Они уже обсуждали это. Цижэнь достаточно переубедил остальных, чтобы уйти, но недостаточно, чтобы сделать это без попыток отговорить его. Это утомительно. Всего несколько лет назад он позволял себе надеяться, что его семья перестала создавать для него такие испытания. Он был не прав. Он устал ошибаться в отношении своих родственников. Он устал. Ничто из этого не может нарушать его обязанности. — Я согласен с тем, что ты считаешь, что должен уйти кто-то другой, — говорит Цижэнь. — Я прошу вас согласиться с тем, что я всё равно еду к своему племяннику и его сыну. В конце концов, он отправляется на своём мече с тремя учениками в строю позади него, и голос Лань Цяня всё ещё звенит в его ушах, но важно то, что он действительно уходит. Он скоро будет в Цинхэ. Очевидно, Ванцзи давно пора находиться под присмотром своего дяди. Если силой воли можно заставить Ванцзи исцелиться, Цижэнь предоставит эту волю. Ванцзи выздоровеет, его вернут домой, и любому отклонению от правильного пути будет положен конец. Следующее поколение клана Лань будет правильным.

***

Вэнь Цин ходит с высоко поднятой головой и прямой спиной. Ей удалось ослабить свою осанку, думает она, когда они покинули лагерь и приблизились к внушительному дому клана Не, но выход в коридоры вызывает рефлекторную реакцию. Она Вэнь Цин, племянница Вэнь Жоханя и высокопоставленный член его двора, а не незначительная, беспомощная женщина, которой она была в лагерях. Или она была. Она была высокопоставленным членом, пока не послушалась а-Нина и собственного чувства сострадания и не оказалась в камере. Пока она не сделала а-Нина мишенью для их дяди. Независимо от того, на какой стороне Вэнь Цин, она находится под их властью, она ходит по вражеской территории. Она отказывается быть запуганной. Вначале Вэнь Цин пыталась устоять, переживая, что другие будут держаться за неё. Она оберегала бабушку настолько, насколько могла, удерживала вместе даже тех, кто не знает, кто она на самом деле, и, не говоря уже о том, что Не могут сделать с ней, если узнают её личность, это оставит остальных без лидера. Они нуждаются в ней. Они не усвоили уроков, которые она преподала, о силе и яде. Но стражники, окружающие её, не реагируют. Они просто продолжают идти в том же темпе и с тем же дыханием, и она перестаёт следить за своим телом в пользу наблюдения за окружающей обстановкой. Она может понять, почему Вэнь Сюй не смог зайти далеко, когда атаковал. Ожидая, что её приведут к какому-нибудь второстепенному чиновнику, она с удивлением обнаружила, что оказалась в более грандиозной и просторной комнате, чем это имеет смысл, в комнате с признаками вкуса в предметах и ​​произведениях искусства, расставленных в пространстве. Стражники молча стоят по обе стороны от неё. Как раз в тот момент, когда она собирается спросить, для чего её сюда привели, появляется молодой человек в богатой зелёно-серой мантии, веер проносится в воздухе, когда он представляется и извиняется за своё опоздание. Не Хуайсан. Она определённо не ожидала второго молодого господина Не. Он усаживается за письменный стол и смотрит на неё так, словно боится, что что-то упустил. Мгновение спустя выражение его лица меняется, и он так явно взволнован, что Вэнь Цин наполовину ожидает, что стражники успокоят мальчика. — Ой! О, конечно. Как грубо с моей стороны! Не Хуайсан встаёт и кланяется, приветствуя её по титулу, и выжидающе смотрит на неё, пока она не ответит. Она делает это со скованной грацией, ощущая фантомное прикосновение клинков Не к её затылку, но стражники не реагируют. Не Хуайсан сияет, приглашая её сесть, и велит стражникам подождать снаружи. — Она не причинит мне вреда! — протестует он, когда стражники не двигаются. — И я обещаю очень громко закричать, если она это сделает! Идите. Идите! Мы собираемся только поговорить. Стражники уходят с выражением нежного веселья на лицах, но Вэнь Цин уверена, что они находятся за дверью. От этой мысли её отвлекает скольжение фарфора по дереву. Хуайсан улыбается, когда встречается с ней взглядом. — Я слышал, что этот сорт насыщен и ароматен, — говорит он, как будто она спрашивает о чае. — Я давно хотел его попробовать, а он только сегодня появился. Вы должны будете сообщить мне, что думаете. Я слышал, что чаи в Цишане могут показаться довольно тяжёлыми для тех, кто с ними не знаком, но те, которые я имел возможность попробовать, имели цветочные нотки во вкусе, что может быть характерно и для этого сорта. Он болтает, как будто Вэнь Цин была приглашена сюда именно для этой цели, останавливаясь только для того, чтобы сделать глоток чая и вздохнуть от удовольствия. Время от времени он поглядывает на чашку перед ней, слегка хмуря брови, но быстро разглаживая их, видимо, не желая, чтобы она заметила. Так. Он нервничает. Она не может понять, из-за чего он должен нервничать. Его улыбка, когда она наконец отпивает из своей чашки, настолько радостна, что она едва не задыхается. — Что ж, — начал он, — как это? Так же хорошо, как в Безночном городе? Пальцы Вэнь Цин не сжимают чашу только потому, что она хирург и имеет слишком много самоконтроля. — Почти, — соглашается она и позволяет ему снова налить ей чай. — Я удивлена, что предстала перед вами, второй господин Не. Он кивает и ставит чайник только для того, чтобы взять веер, но ничего не делает, только раскрывает его и позволяет ему расплести свой узор на груди. — Я полагаю, вы ожидали, что вас примет какое-нибудь официальное лицо. — Я вообще не ожидала, что меня примут. — И всё же вы продолжали просить об аудиенции, — отмечает Не Хуайсан с гораздо большей проницательностью, чем можно было предсказать её прошлые взаимодействия с ним. Не то чтобы их было много. — Вы не верите в отказ от чего-то только потому, что убеждены, что потерпите неудачу? — Я считаю, что некоторые вещи слишком важны для того, чтобы быть частью уравнения,  — она держит свой тон холодным, ясным. Она не даёт дрожать рукам. Поверхность чая остается неподвижной. — Почему вы приказали доставить меня к вам? — Ах, хорошо. Мне принесли отчёты. Я читал их. Представьте моё удивление, когда я узнал описание, но не имя, прикреплённое к нему. Меня это очень заинтересовало и немного насторожило. В конце концов, мы друзья, не так ли, дева Вэнь? Она должна поставить чашку. Она не может смотреть на него, когда он задаёт этот вопрос. — Мы? — Я хотел бы так думать. Затем наступает тишина, пока она не сделает несколько вдохов, пока не поднимает чашку обратно и не осушает её, пока не смотрит пристально на него, сложив руки на коленях. — Мы по разные стороны войны, второй господин Не, — напоминает она ему. — Теперь мы не сражаемся с одним и тем же врагом. Если они когда-либо имели его. На горе Дафань, когда её собственная семья превратилась в марионеток и использовалась в качестве оружия, Вэнь Цин стояла с Не Хуайсаном и Цзян Ваньинем внутри золотой сети, но они не сражались. Они ждали, находясь в безопасности, пока Вэй Усянь и Лань Ванцзи не сделали сражение ненужным. Так. Они не ссорились, и у неё была иная цель, чем у него, цель, которая не ставила собственную жизнь на первое место. Не Хуайсан хотел спастись от вреда. Вэнь Цин хотела, чтобы её люди были спасены. Но Не Хуайсан пожимает плечами, водя пальцем по лакированной столешнице в виде изогнутых узоров, не оставляющих следов. — О, я не знаю, — размышляет он. — Я не думаю, что никто из нас не хотел этой войны. Никто из нас не сделал ничего, чтобы начать это. Что неправда. Вэнь Цин сожалеет об этом, насколько она может сожалеть о чём-либо, что обеспечивает безопасность а-Нина, но она была целительницей Вэнь Жоханя. Она шпионила для него, докладывала ему. Она не знает, насколько это что-то изменило. Она отодвигает это в сторону и говорит за тех, кого не следует винить. — Многие люди в лагере не имеют никакого отношения к этой войне. Они ничего не сделали, чтобы помочь Вэнь Жоханю. Во всяком случае, они пострадали под его правлением. Но они всё ещё в лагере. — Поэтому ты попросила поговорить с кем-нибудь? — спрашивает Не Хуайсан, выглядя более чем немного не в своей тарелке. — Потому что ты надеялась выступить в их защиту? Думаешь, я смогу их освободить? Если Вэнь Цин была настолько наивна, чтобы думать, что в этом есть смысл, то это было очень давно, и она не может представить, чтобы Не Хуайсан сумел кого-то спасти. — Нет, — говорит она и чувствует, что сдается. — Второй господин Не, вы знаете, что в лагере погибли люди? Что некоторые из них были убраны без ведома остальных? Он моргает и поднимает веер, чтобы скрыть нижнюю часть лица. Если это лучшее, что он может сделать, чтобы скрыть свою реакцию, он быстро умрёт при дворе Вэнь Жоханя. Или при дворе Цзинь. Этому избалованному мальчику хорошо, что его старший брат так его защищает. Ясно, что он понятия не имел, что были смерти. — Вы помните людей, которых Вэнь Чао превратил в марионеток, второй господин Не? — спрашивает она его с нажимом. — Те, кого он позволил бы убить Вэй Усяню и Лань Ванцзи. — Твоя семья, — тихо предполагает он, всё ещё прячась. — Моя семья, — соглашается она. — Моя невинная, не совершенствующаяся семья. Он полностью исчезает за веером на долгие мгновения, прежде чем опустить его, закрыть, отложить в сторону. Она ждёт, пока он готовит и наливает ещё чая, время от времени поглядывая на неё, прежде чем снова наклонить голову. — И некоторые из пропавших безвести — из вашей семьи? — спрашивает он наконец. — Я надеялась увидеть какие-либо отчёты и посетить место захоронения, — говорит она. Нет необходимости сообщать ему подробности, если она не должна. Она не ожидает, что ей разрешат взглянуть на отчёты. В лучшем случае ей могут сообщить от них что-то относящееся к делу, но она усвоила новые уроки управления своими ожиданиями. — Место захоронения? — Не Хуайсан звучит искренне сбитым с толку. — Это — война, — напоминает ему Вэнь Цин, на этот раз не снижая резкости полностью. — Мы — враги. По дороге в лагерь один из стражников высек меня, когда я пыталась прикрыть старуху. Вы действительно думали, что с нами хорошо обращаются? Не Хуайсан застыл, одна рука зависла над его веером, его большие, тёмные и настороженные глаза смотрели на неё в ответ. Пока она наблюдает, пальцы этой руки сгибаются, как будто он пытается защитить то, что может, от её взгляда. Медленно он принимает позу, кладёт руку себе на колени и сидит в тишине: ребёнок, которого наказали. — Я просто хочу знать, что случилось, — говорит она, стирая резкость, пытающуюся слететь с её губ. Она не может быть такой здесь. Здесь у неё нет власти. — Я больше ничего от вас не прошу, второй господин Не. — Тебе не следует быть в лагере, — говорит он. Он кажется искренне расстроенным. — Многих из них не должно быть в лагере. Это ничего не меняет, — увидев, как он открывает рот, она продолжает. — Если вы имеете в виду, что мой чин должен предоставлять мне комнату в вашем доме, пока хорошие люди, невинные люди остаются в грязи, то я должна почтительно отказаться. Он ещё больше замыкается в себе. — Я посмотрю, — говорит он приглашённо и мелко. — Обещаю. Это… я посмотрю на это. Теперь она чувствует, что отругала его. Хуже того, она чувствует, что отругала его, и он принял это. Он такой же ребёнок, как а-Нин. Где бы он ни был, она очень надеется, что у её брата есть кто-то, кто присматривает за ним. — Вообще-то, я надеялся, что это — вы, дева Вэнь, — говорит Не Хуайсан своим рукам. — Я… не знаю, слышали ли вы, но второго господина Лань, Лань Ванцзи, отправили обратно с фронта. Он… Он очень болен, по правде говоря, и, ну, я ходил к нему ранее, и он ужасно выглядит, и… — Вы хотите, чтобы я осмотрела его? — спрашивает Вэнь Цин, перебивая мальчика, прежде чем он успевает продолжить. — У вас нет своих целителей? — Всё, что они могут сделать, — это обеспечить ему максимальное спокойствие и комфорт, — говорит Не Хуайсан. — Проблема касается его ядра, но наши целители не знают, как это исправить. Если что-то не изменится, он недолго пробудет с нами. Без сомнения, смерть такой важной фигуры в их мире станет ударом по моральному духу. Это не поможет отношениям между орденами, если молодой господин Гусу Лань умрёт, находясь под опекой, пусть и косвенной, наследника Цинхэ Не. И тогда есть любые личные связи, чтобы рассмотреть. Известно, что Не Минцзюэ и Лань Сичэнь близки, и возможно, предполагает она, что Не Хуайсан и Лань Ванцзи стали ближе с тех пор, как она провела с ними какое-то время. Всё это означает, что это важно для молодого человека перед ней. Отчаяние одних — это своего рода сила, правильно используемая другими. Это противоречит принципам Вэнь Цин, чтобы воспользоваться жизнью, когда целительницу просят спасти её. Это должно сработать. Она обнаруживает, что больше не может заботиться об этом так сильно, как когда-то. Она тоже в отчаянии. — Оплата, — Вэнь Цин чуть ли не выпалила это слово, её пульс участился. Она стояла перед Вэнь Жоханем с его марионетками вокруг неё и поддерживала видимость. Она и сейчас на это опирается. — Я буду ждать оплаты. — Я уже сказал, что займусь поиском пропавших без вести, дева Вэнь, — говорит Не Хуайсан. — И ты сказала, что тебе не нужна комната. — Есть много вещей, которые сделают жизнь в лагере лучше, — говорит она. По правде говоря, Вэнь Цин всё равно осмотрит Лань Ванцзи, потому что она целительница и заключённая, и пока она может только испытать свою удачу, но она обязана бабушке и остальным попытаться использовать любые рычаги, которые она сможет достать. Помогли бы даже лучшие постельные принадлежности для бабушки или больше еды для самых уязвимых. — Я уверен, что мы сможем что-нибудь придумать, — через некоторое время говорит Хуайсан. Вэнь Цин говорит себе, что это считается победой, и отбрасывает мысли о том, кем она была раньше.