Воротничок, повязанный белой лентой

      Король стал звать к себе Су Хёка часто. Если другие ребята появлялись в его личных покоях пару раз в месяц и только иногда видели монарха в «Покоях цветения», то Шин посещал королевскую спальню практически каждый день. После того дня его стали кормить обычными порциями, так же нещадно промывая после обеда и запрещая есть после процедур, а потом отправляли Королю на съедение. Но мужчина не делал ничего каверзного. Су Хёку каждое утро разрешали повязывать белую ленту вокруг воротничка накидки – это был символ невинности в монаршем эскорте, говорящий о том, что человек ещё не возлёг с Его величеством. Своего рода индикатор, помогающий Королю и надзирателю.       Су Хёк даже удивился, почему ему не перестали повязывать эту ленту вокруг воротничка, он ведь уже возлёг на королевское ложе. Его всё спрашивали, как всё прошло, что было, позвать ли врача, но Шин с недоумением пожимал плечами и говорил, что всё в порядке, никакой боли не было.       - Давай поиграем с тобой, - говорил правитель предельно ласково, с напускной добротой и подчёркнутой доброжелательностью, иногда очень пугавшей Су Хёка, - я буду говорить слова, а ты повторять их за мной. Понял?       Шин не понял, какие были правила и условия проигрыша, но кивнул головой утвердительно, как бы со всем соглашаясь. Отказать было невозможно.       - Член, - сказал Король первым, дождавшись от любовника реакции.       Шин, и глазом не моргнул, повторил за ним.       - Трахните меня, - продолжал мужчина, не меняясь в голосе.       - Трах… меня, - шептал Шин неуверенно, понимая значение отдельных слов.       - Умоляю, сделайте так ещё раз, - Король улыбнулся, и в этом было что-то сродни хищному оскалу. Су Хёк совсем растерялся.       - Умоляю… - заговорил он себе под нос, едва слышно.       - Сделайте так… - помогал старик договорить свою фразу.       - Ещё раз, - закончил Шин и с недоверием посмотрел на ухмыляющегося монарха. По всему его лицу было видно, что парень затушевался, стыдясь вслух произносить такие откровенные и эротические слова.       - Умничка, - похвалил его Король, макнул пальцы в чарочку с растопленным шоколадом и разрешил Су Хёку облизать их, - давай теперь посложнее. «Я хочу чувствовать вас внутри», «моя попка уже изнывает», «приласкайте меня», «мне нужен ваш член»…       Юноша не поднимал глаз. Он смотрел куда-то в стол, изучая узор на лакированной древесине, и сжимал губы. Его вынудили говорить. Шин остановился на словах «хочу чувствовать» и безмолвно зашевелил губами, открывая и закрывая рот, но по факту просто лепеча себе под нос какие-то звуки, а не повторяя.       - Вот ты и проиграл! - имитируя досаду, воскликнул Король и потрепал Су Хёка по щеке. Шин вздрогнул. Масштаб наказания никогда нельзя было предугадать хотя бы примерно, всё зависело от настроения монарха в конкретный день и от того, что ему в данный момент придёт в голову, - чего бы тебе такого лёгкого дать в наказание, чтобы ты не очень расстроился.       Сегодня Король вынудил Су Хёка нагишом нагибаться и приседать, широко расставляя ноги. В другой раз мужчина приказал Шину слизывать со своего тела мёд, однажды заставил у себя на глазах помочиться. Это было омерзительно и нелепо, но никакой боли, о которой твердили все в гареме, не вызывало.       - Кровь, есть кровь? – спрашивал надсмотрщик опасливо каждый раз, когда под утро юноша возвращался в спальню эскортников. Он спал до глубокого обеда, хорошо ел и снова шёл на процедуры, чтобы вернуться в монаршею спальню. Шин только всё отрицал и был совершенно искренним, когда говорил, что ему не больно. Король к нему так ни разу и не притронулся. Он на время сохранил Су Хёку невинность, умиляясь от того, какой забавной и боязливой она была, и просто засыпал с ним в обнимку, как с подушкой или одеялом. Шин стал обычной частью его спальни, как трюмо для утреннего туалета, гребень или ночной горшок. По разговорам с ним все поняли, что Су Хёк остался мальчиком.       - Да они не спали, - подтвердил стражник у королевских покоев, близкий друг надсмотрщика. Эскортный смотритель тогда тяжело вздохнул. Шин, при котором произошёл этот разговор, подумал, будто стражник заметил, что он всю ночь не мог сомкнуть глаз. Су Хёку не спалось на королевском ложе, оно было очень большим и неуютным, под утро душным от балдахина и липнущих к телу длинных золотистых волос. Шин лежал, не шелохаясь, чтобы не нарушить чуткий сон своего Короля, поэтому не мог расслабиться, проваливался спать только под утро и то совсем неглубоко. Тогда Су Хёк подумал, что «переспать» с королём означало уснуть с ним по-настоящему, как в своей спальне, и тогда с него снимут белую ленту. Тогда он уточнил это у надсмотрщика, когда остался с ним наедине перед процедурами, мужчина схватился за голову и с неправдоподобно-равнодушным лицом подтвердил его догадки.       Шин не видел логической взаимосвязи между клизмами и сном в королевской спальне, для него это было что-то нелепое и странное сродни наказанию.       Этой ночь не предвещала быть какой-то исключительной. Су Хёк вышел из купальни и в сопровождении надсмотрщика дошёл до покоев Его величества. Он поздоровался со стражей, в лицо узнающей юношу, и вошёл в комнату. Тяжёлые дубовые двери за ним захлопнулись. Больше месяца прошло с того дня, как его впервые привели сюда, так что Шин даже немного освоился. Он здоровался с Королём и глубоко кланялся, задерживаясь в поклоне на несколько секунд, после раздевался догола, оставляя на плечах только расстёгнутую накидку, и садился с мужчиной в кресло, ложился на постель, если он уже лежал, или садился на пол на колени перед низким кофейным столиком, на котором для него обычно лежало угощение. Король был с ним очень обходителен. В последнее время он гладил его без навязчивости, позволял оставлять на себе какую-то одежду, чтобы совсем не смущать юношу. Они играли в шахматы, где Его величество каждый раз непременно выигрывал, после ложились в постель, где по очереди читали юношеские книги, ели фрукты и засыпали.       Это было ненавязчивое времяпровождение, не то, что обычно было с остальными ребятами из эскорта. Су Хёк не видел в действиях Короля подвоха, так что удивлялся, когда ребят, заплаканных, красных, потных, варёных, пьяных и битых стража приводила иногда посреди ночи в их корпус.       Король баловался с ним. Мужчина увидел, как Шин забоялся его в самый первый раз, и решил немного помочь ему освоиться, позволить быть посмелее, остановить дрожь, не плакать. В их самую первую ночь юноша был так запуган, что Королю это помешало бы его почувствовать.       И Су Хёк действительно лишился бдительности.       Он поздоровался с Королём, привычно полулежащим в кресле и дремавшим, сел напротив на низкий пуфик, принесённый из музыкальной комнаты, и стал дожидаться, пока мужчина даст ему подсказку к действию. Сегодня правитель был так же ласков, но нетерпелив. Он не стал слушать, что сегодня Су Хёк читал и перебил его жестом, когда Шин стал отвечать на какой-то из его риторических вопросов.       - Снимай всё, - приказал он лениво, налил себе из графина на трюмо кубок воды и в два глотка осушил его.       Шин послушался. Он привычно оставил всё, кроме накидки, на полу, но Король демонстративно оттянул пальцем ворот своего спального облачения и показал Шину, чтобы он сбросил и её тоже. Су Хёк кивнул. Он развязал ленту, бросая её себе под ноги и в одно движение расстегнул булавку на накидке. Золотой герб в виде льва и перекрёстных мечей звякнул на полу, и Шин остался совершенно нагим. Он не прикрывал больше причинные места ладошками, зная, что Король от этого хмурился, так что просто неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь без приглашения пойти на кровать. Она снова была застелена белым льном.       - Подними-ка, дай сюда, - без приказа в тоне попросил правитель. Он пару раз качнул пальцами куда-то к полу, и Шин совершенно случайно догадался, что это Король имел в виду ленту с миниатюрной жемчужной брошью. Су Хёк нагнулся, приседая, чтобы поднять вещь, и боковым зрением заметил, что Король не сводил с него взгляда.       - Это? – Шин подошёл к постели, на вытянутую руку показывая ленту, и увидел одобрительный кивок.       - Надень.       Су Хёк повиновался. Он повязывал ленту на воротничке обычно перед зеркалом, так что сейчас, не видя себя, сделал это немного набок.       - Красиво, тебе идёт, - похвалил его Король и покрутил по воздуху пальцем. Шин склонил голову и покрутился вокруг себя, демонстрируя тело, как если бы его попросили показать, как сидит пиджак или брюки.       - Да, она красивая, Ваше величество, - согласился Су Хёк, переживая, что молчание затянулось слишком долго.       Король встал, медленно и грузно поднимая своё тело с упором на подлокотники, Шин подбежал к нему. Мужчина переколол брошку так, чтобы лента легла симметрично и аккуратно и плотно, но без удушья облегала шею. Король, не опуская рук, гладил Су Хёку шею и плечи, водя широкими ладонями с нажимом, а после ни с того ни с сего схватил его за волосы на макушке, задрал Шину лицо и поцеловал, кусая его губы и глубоко языком проталкиваясь в маленький рот. Оторвавшись, он улыбнулся. Шин неловко сглотнул и провёл языком по внутренней стороне щёк, как бы смывая чужой вкус.       - Беги в кровать, голопопый, - с насмешкой приказал Король, шлёпнув Су Хёка по заднице пару раз и кивком головы указывая ему на постель под шифоновым белым балдахином. Шин зарумянился и, не переча, залез на простыни с ногами. Он интуитивно жался к краю кровати, с той стороны, с которой его обычно подкладывали под себя, чтобы заснуть.       Шин был человеком, для которого не надеть перчатки - означило быть голым. Ощущение полной наготы ужасно стесняло его, так что Шин при любой возможности садился на постели как-то скромно или прикрывал руками самые по его мнению неприличные места, но король строго приказал руки заложить за голову или за спину и покрасоваться телом, покрасивее изворачиваясь на простынях. Су Хёк был румяным.       Король опустился следом, откидывая полы ночного облачения и оставаясь практически обнажённым. Тело у него было распаренным и мягким, пахнущим какими-то резкими травами и мылом.       - Хочешь потрогать? – спросил мужчина с какой-то особенной многозначительной интонацией, выделяя первое слово.       Это было не приглашение, не вопрос, а обманчиво мягкое подталкивание к действию. Шин сел на постели, сомкнув колени и просунув между них руки, он наивно смотрел Королю глаза в глаза, не понимая, к чему именно он требует прикоснуться.       - Где? – Шин шмыгнул носом. Король становился более суровым, и это считывалось в мельчайшей перемене мимики и в дыхании, ставшем более глубоким и как будто резким. Мужчина стрелял взглядом куда-то вбок, и Су Хёк как-то расторможенно заметил, что Король имел в виду. Он осторожно пальчиком дотронулся до его привставшего члена, мягонького и почти полностью спрятавшегося под толстым наслоением кожи, потом снова и снова тыкнул, не беря в руку.       - Посмелее, - Король положил его ладонь поверх своей и сделал движение вверх-вниз, сначала опуская кожу почти полностью, чтобы немного открыть очертившуюся головку, а потом оттягивая крайнюю плоть кверху до упора.       Шин взял его член в обе руки, осторожно, сжимая совсем легонько, чтобы по глупости и неопытности не сделать больно, но Король не препятствовал. Каждое осторожное и очень скромное прикосновение отзывалось небольшим подёргиванием и перебоями в дыхании.       - Поцелуй, - приказал Король скоро, когда почувствовал, что у него достаточно приподнялся для того, чтобы что-то хорошо почувствовать.       Су Хёк тут же бросил его член, приподнимаясь на коленях, чтобы достать до чужих губ, но Король оттолкнул его щёку ладонью. Это было впервые. Шин удивился. Король положил два пальца Су Хёку на губы, потом на ствол своего члена и снова сделал пару поступательных движений вверх-вниз.       - Да, Ваше величество, - тут же догадался Су Хёк, что-то внутри него сжалось от мысли, что он своей недогадливостью заставил Короля столько ждать. Шин, не чувствуя прежней подчёркнутой доброты и помощи, растерялся. Он сухими от волнения губами чмокнул мужчину в член, потом посмотрел исподлобья, чтобы увидеть одобрительную реакцию, и ориентируясь по тому, как он водил пальцем вдоль своего достоинства, осыпал его крошечными, очень осторожными и нерешительными поцелуями.       - Ещё, ещё, - повторял Король нетерпеливо, не спеша прикладывать силу. Шин был в хрупком подвешенном состоянии, балансирующий между доверием и спокойствием и истерикой. Если хлестнуть Су Хёка по щеке и прижать лицом к паху, он расплачется. Это означало бы обесценить все те полтора месяца, сколько он прогулялся к нему вхолостую.       Шин целовал сосредоточенно и упёрто, ожидая, когда его остановят, но никто не вмешивался. В конечном счёте, когда после дрочки и чужих губ, неглубоко впускающих головку в рот, член встал достаточно, Король довольно улыбнулся и подтянул Су Хёка за плечи к себе повыше. Шин думал, мужчина хочет поцеловать его в рот, и уже сложил губы, ожидая поцелуй, но Король строго сказал, чтобы Су Хёк даже не думал до него дотрагиваться лицом, и Шин вздрогнул от приказного тона и строгости, с которой к нему подошли на этот раз. Мужчина сжимал его маленькие напряжённые ягодицы, сжимавшиеся от сминающих грубых прикосновений, а потом в одно движение завалил не сопротивляющееся тело на спину. Шин зажмурился и поднял колени, сводя их вместе, интуитивно прикрывая попу и член.       Король, прилагая силу, широко развёл острые мальчишеские коленки, удобно устраиваясь у него между ног, отрезая любую возможность отстраниться. Шин заелозил на простыни, как бы отползая в сторону и ладонью прикрывая маленький мягкий член, нелепо лежащий у него на животе, но мужчина хлестнул Су Хёка по руке. Это была очень открытая и доступная поза, в которой невозможно было спрятать от голодного властного взгляда ни одной складочки на теле, ни одной эмоции. Шин боялся смотреть любовнику глаза в глаза, стыдливо отворачивая личико. Король взял его за подбородок кончиками пальцев и повернул на себя, чтобы лучше видеть выражение его лица. Су Хёк пытался улыбаться, но лицо у него так и остекленело. В глазах блеснули слёзы.       Король на пол сбросил с себя спальное одеяние, оставшись совершенно нагим, и только распущенные длинные волосы, путающиеся и комкающийся в разных местах, едва прикрывали его тело. Шин приподнялся на локтях и посмотрел на его член, небольшой по размеру, но толстенький, испещрённый выпуклыми кожного цвета венками, плетисто огибающими ствол. Су Хёк шмыгнул носом. Шин беспардонно на него смотрел, выжидающе, неловко, а потом Король положил ладонь лодочкой на его промежности и с нажимом потрогал от анального входа до мошонки, критически ощупывая. Юноша сжался, и без того маленькая дырочка ещё сильнее сузилась.       Тело, не умевшее принимать чужие ласки, само отстранялось от навязчивых прикосновений, и Шин волевым усилием заставлял себя лежать смирно, не препятствуя себя брать.       - Су Хёк, - позвал его мужчина, и Шин тут же подскочил, услышав собственное имя. Коленки у него нервически дёрнулись, смыкаясь, и он грубо схлопнул бока любовника, сам пугаясь от того, что это вышло, - тебе будет больно, я это знаю. Делай как я говорю, и всё будет хорошо. Услышал?       Король выжидающе смотрел на юношу, голова которого дёрнулась кивнуть безотчётно. Шин почти не услышал, что ему там сказали, но приказного тона в словах он не ощутил.       - Это первый и единственный раз, когда я разрешаю тебе противиться. Не кричи и не реви. Ненавижу плакс. Услышал? – с этими словами мужчина достал из щели между подушек небольшой бутылёк с винтовой нарезной крышечкой, заполненный доверху, и обильно облил ими свою ладонь, плеснул себе на член, а остальное вылил Су Хёку на живот. Масло было тёплым и липким, возможно, его даже разогревали на водяной бане до этого, Шин кожей чувствовал, что оно было почти горячим.       Размазав смазку по себе, Король порциями сгребал масло с живота юноши и щекотно нанёс её любовнику на промежность, совсем неглубоко, на одну фалангу пальцев проталкиваясь во внутрь, и тут до Су Хёка с ужасом дошло, для чего ему делали глубокие промывания. У него перехватило дыхание, Шин испуганными глазами посмотрел на любовника и попробовал попятиться, как бы отползая, но Король взял его за скользкие бёдра и рывком подтянул к себе обратно. Он вставил ему внутрь фалангу большого пальца, как бы подцепляя анальное колечко, а другой приставил к его входу бутылёк с узким длинным горлышком и, приоткрывая тугой вход, залил масла вовнутрь, отбросил пустой стеклянный сосуд и указательным и средним пальцем другой руки стал с силой раскрывать его анал, вставляя близко к выходу и растягивая с кончиков.       - Ваше величество! – позвал Су Хёк с надеждой, что ему всё это сейчас показалось или что это своего рода приготовления перед сном, но Король его голос проигнорировал, пристраивая под себя его тугую дырочку, характерно сжавшуюся, когда рядом с ней происходило какое-то касание.       - Разожмись, тебе нужно меня впустить, - строго заметил мужчина и посмотрел на него серьёзным взглядом.       Шин спрятал лицо в сгибе локтя, пугливо отворачивая голову и кусая себя за кожу на руке, чтобы не издавать звуков.       - Ну давай, малыш, поддайся, кому говорят, - Король подлезал пальцами с разных сторон, потягивая из стороны в сторону мягкий интуитивно поджимающийся краешек, напоминавший ему туго завязанный вещмешок.       - Мне больно, - пискнул Су Хёк и снова дёрнул коленями, на что Король резко развёл его ноги в стороны, нажимая на ляшки, так что боль прострелила в связках от нехватки растяжки.       - Тебе не больно, - мужчина пристроился удобнее, рукой направляя член к узкому входу и упираясь в него так, чтобы можно было не придерживать себя ладонью, а сам подлез ему под спину, сжимая поясницу, и попробовал грубо толкнуться вовнутрь, как обычно делал это с остальными юношами.       Шин протяжно замычал. Он почувствовал, как на него давит горячая плоть, раскрывая тугие мышцы, как тело нехотя подчиняется напору и впускает, по чуть-чуть, миллиметр за миллиметром принимая член вовнутрь. В заднице стало жечь, как будто Су Хёка обварили кипятком. Несдержанное мычание переросло в какой-то грудной звук, и Король наслаждался этими «звуками покорности», стараясь уловить каждый писк и каждый шорох. Шин был очень тугим. Его член – это действительно первое, что оказалось у Су Хёка внутри, чувствовалось, что Шин не шёл ни на какие известные эскортникам уловки, когда они за день до этого носили внутри себя сахарницы и стеклянные сферические висюльки с люстр, чтобы растянуть себя перед интимом. Су Хёк был наивным и очень честным юношей, который взаправду оставил всего себя для Короля.       Нехарактерное механическое расширение было грубое, жёсткое, тело отчаянно сопротивлялось, но под напором раскрывалось, и Шин каждой мышцей ощущал, что в него протискивается что-то инородное. Он взвизгнул от напряжения и распирающей боли и дёрнулся, стараясь скорее это из себя высунуть, напрочь забыв про строгое требование Короля «ты должен меня впустить».       - Не надо, нет, не надо, не надо, пожалуйста, не надо, умоляю, пожалуйста, не надо, умоляю, - верещал он тихо-тихо, а потом снова мычал и часто шумно дыхал, хватая ртом воздух.       Это было ужасно больно, и Су Хёк чувствовал, что тело у него практически скрипит и дрожит от напряжения, готовое лопнуть, как тетива, которую слишком сильно натянули. Он ощущал, что растянут до предела, и что ещё одно неосторожное движение и кожа в нескольких местах разорвётся.       - Немножечко осталось, малыш, терпи, - утешал его Король безучастно, полностью занятый собственными ощущениями и своим удовольствием. Это жгуче-болезненное сжатие было едва ли невыносимым, но ему настолько кружило голову чувство власти над хрупким телом под собой и осознание, что любовнику многократно больнее, что он почти не чувствовал этих неудобств.       У Шина было чувство, будто его на живую разделывают.       До упора. Су Хёк захныкал. В глазах у него влажно заблестели слёзки. Шин вспомнил в какой-то момент, что ему вообще-то запретили плакать, но он был настолько близко к тому, чтобы закричать и начать отпихивать от себя любовника, что эти мокрые глаза были просто сверхусилием. Юноша хотел ударить Короля в живот и убежать, вылезть в окно, спрятаться под кровать на крайний случай и не вылезать оттуда никогда в жизни, лишь бы всё это побыстрее кончилось, но его иррациональные желания моментально погашались голосом здравого смысла, который твердил, что бежать Су Хёку некуда, что папа в заграничной командировке не сможет ему помочь, что вообще никто не может сейчас ему помочь, что до оконной рамы Шин не дотянется, потому что он низкий, что под кроватью пыльно и грязно, что его насильно вытащит оттуда стража и изобьёт.       От осознания своей безысходности и ужасной нарастающей боли Шин не выдержал и заплакал. Он скулил и хныкал, запрокинув голову, и сминал в одной руке простынь, а другую нещадно кусая, чтобы хоть как-то отвлечь себя. В первый момент Шин чувствовал, что от напряжения и растяжения трещал по швам, что хуже и больнее уже быть не может, но с каждым грубым рваческим толчком стянутые мышцы со скрипом разрывались, изнутри и снаружи жгло всё сильнее, а колечко мышц на входе треснуло. У Су Хёка не было эластичности и мягкости, он был деревянным, сжатым, как пружина, и очень тугим. Король любил такое.       Каждый толчок отзывался острой жгучей болью, точно его насиловали лезвием. Когда Су Хёк ощутил, что из него не до конца вытащили и тут же вставили обратно глубоко, он особенно сильно дёрнулся и вскрикнул.       - Какой ты хорошенький, - похвалил его Король и в качестве поощрения глубоко наклонился, практически соприкоснувшись своей грудью с его, и поцеловал его рот в рот, наплевав на свой прошлый приказ. Шин тяжело дышал, и на каждом выдохе у него изо рта вырывались свистящие тихие звуки. Мужчина замер, давая любовнику привыкнуть к своей длине и размеру, а сам одной рукой упирался в матрас для устойчивости, другой осторожно гладил его напряжённый живот, окаменевшие полусогнутые ноги и мягкий, поджатый, точно от холода, член. Су Хёк был очень зажат.       Король любил глубоко толкаться в горячее податливое тело, безвольное, у которого не было права сопротивляться, остановить, пойти поперёк его воли. Шин лежал на спине, запрокинув голову, поджимая руки к груди и упираясь сцепленными в замок пальцами себе в подбородок. У него было стеклянные глаза, влажные от набегающих слёз, губы у него дрожали. Шин боялся, что, сказав хоть слово, разревётся.       Король сделал пару скрипуче-медленных толчков и вынул член вовсе.       Мужчина руками подтянул бёдра Шина повыше, как бы задирая его зад, чтобы рассмотреть свою работу. Анал у него был туго схлопнутый, кровоточащий, в некоторых местах как будто поломанный вывернутый, тёмная нежная кожа посинела. Су Хёк скулил.       - Становись на четвереньки, - мужчина смахнул с члена кровь и лишнее масло, забившееся под кожу, и обтёр ладонь о простынь. Шин не с первого раза отреагировал. Он боялся шелохнуться, вцепившись в одеяло, и встал только когда Король хлестнул его ладонью по бедру.       Юноша упёрся локтями и коленями в матрас, оборачиваясь через плечо, чтобы посмотреть, как он выглядел, но критически оценить себя не вышло. Ягодицы у него схлопнулись и поджались, так что по бокам проступили маленькие ямочки. Су Хёк шумно втянул сопли и с дрожью выдохнул. Случайно столкнувшись с Королём взглядом, Шин поспешил разорвать зрительный контакт. Старик выглядел, как голодный хищник, жадно и похотливо разглядывающий раненую добычу.       Су Хёк стоял, опершись на локти и колени, опуская голову так низко, что видел между раздвинутых ног свой вяло свисающий член. Король положил ему руку на поясницу и легонько похлопал. Он хотел, чтобы Шин сделал красивый прогиб, показал попу и маленькую тугую дырочку, спрятанную между напряжённых сдвинутых ягодиц, но Су Хёк стоял, выгнув каменный позвоночник аркой, и каждая его попытка сделать красивую позу была одна нелепее другой. В конечном итоге король взял его в обе руки и, с нажимом надавливая на плечи и копчик, показал, что от него требовал.       Это была ужасно открытая поза. Шина мучила одышка, как после бега, колени и локти у него дрожали, ножки подкашивались. Когда Король впритирку пристроился к его заду и смачно пошлёпал головкой по открытой промежности, Су Хёк заскулил. Он почувствовал, как широкая потная ладонь сжала его ягодицу, помяла в пальцах и покачала из стороны в сторону, шлёпнула и отстранилась. Мужчина взял другой флакон с маслом и, наспех откупорив его, вылил часть себе на руку. Он проталкивал в Су Хёка пальцы и рывками дёргал его изнутри в разные стороны, чтобы добиться гладкости и лёгкости скольжения. Игра в грязную и кровавую потерю девственности начала его утомлять.       Каждое прикосновение Шин ощущал, как касание бритвой. Всё было у него набухшим, зажатым, испещрённым маленькими жгучими трещинками, так что от одних только пальцев у него сыпались искры из глаз. Лучше бы Король не выходил тогда, а окончил в один присест, потому что второй раз протолкнуться в разбитое сжавшееся гнездо было очень больно.       Мужчина обтёр кровь и масло с руки Су Хёку о бедро, не дотянувшись до простыни, и, сильно надавливая, снова толкнулся внутрь. На этот раз было ещё больнее. Шин дрожал всем телом, попискивая с зажатым в зубах одеялом, и расставил ноги пошире, почти ложась грудью на постель. Толчок, и он упал.       Мужчина, не выходя, грубо шлёпнул его ладонью по ягодице, чтобы ощутить очередное очень сильное сжатие, и изнутри Су Хёка обожгло от напряжения и невыносимой распирающей боли. Это было похоже на то, что он впустил в себя раскалённый штифт, изнутри оставляющий на нём кровоточащие пузырящиеся ожоги. Шин несдержанно вскрикнул и громко отчаянно захныкал, умоляя о пощаде.       В позе лёжа Су Хёку нравилось гораздо больше. Мышцы ног, деревянные, не гнущиеся, в этом положении напрягались ещё сильнее и сдавливали всё изнутри, а для того чтобы испытывать меньше боли, нужно было пересилить себя и разжаться хотя бы чуть-чуть. Король протолкнётся в него и без согласия Шина, но самому ему должно было стать полегче.       Король втрахивал Шина в кровать, толкаясь грубо и не ритмично, одной рукой держась за кровать, сохраняя равновесие, а другой с силой прижимая Су Хёка за шею так, что лицо у него не могло оторваться от подушек. Шин чувствовал легкое удушье, но так его пищание и скулёж были почти не слышны, а Королю наскучило спать с недотрогой. Шин повернул голову на бок, делая долгожданный вдох полной грудью. Он почувствовал, что теперь за каждый писк его безжалостно бьют, так что с большим усилием старался проглатывать звуки. Руки у него были искусаны, на пальцах и торце ладони были видны отчётливые следы зубов, Шин кусал себя изо всей силы, чтобы переключиться с анальной боли на боль в ладонях. Су Хёк стал достаточно разбит для того, чтобы принимать Короля с усилием, но на полную длину. Цветочное масло для смазки смешалось с кровью, и в воздухе стал сладковато-железистый запах ран и цветочного мыла, но Шин не понял, что порвался. Все ощущения у него спутались в один большой нестерпимо-болезненный постыдный вой, так что трещинки он и не заметил. Шин сдался и закусил ком сбившегося одеяла, скуля и хныча. Слёзы текли у него по щекам, и Су Хёк ничего не мог с этим поделать.       Ему было невыносимо больно и очень обидно от того, что мучается он сейчас один, в то время как остальные спокойно спят в служебных корпусах.       С каждым толчком дыхание у Короля становилось всё более судорожным и хриплым, сам он постанывал через приоткрытый рот, как-то по-особому сладко протягивая звуки. Ещё несколько секунд, в представлении Су Хёка продлившиеся вечности, и Король засеменил пихаться в тело часто-часто, обеими руками помогая себе насаживать на член юношеский зад, а потом сдавленно охнул и окончил вовнутрь.       Король как будто зарычал и вышел. Он тяжело упал на простыни, разметав вокруг себя волосы, и перекатился на спину, тяжело дыша и улыбаясь. Остренькие искорки оргазма защекотали у него во всём теле, и старик наслаждался этим кратковременным экстазом.       Шин заёрзал на простынях, скуля от боли и сгибая ноги в коленях, стыдливо сводя их вместе и пряча мягкий член в складочке между бёдрами. Битое стекло жгуче свербело в анале, когда Король вышел. Шин буквально весь жался, пытаясь свести ноги вместе как можно крепче и сжаться в комок и рукой закрывая жгуче-ноющую дырочку. Ему казалось, если положить ладонь между ягодиц и подержать так недолго, было легче.       - Ты такой горячий внутри, - похотливо отпустил комментарий старик, отвалявшись после оргазма, и полулёжа сел, набросив на себя край одеяла. Он выглядел, как сытый хищник. Шин молчал. У него был жалкий вид, подавленный и беззащитный, юноша лежал отстранённо, глядя в потолок, и надеялся хоть как-нибудь переключиться и перевести внимание. У него не осталось сил ни плакать, ни кричать, ни молить о помощи, он как будто потух и остекленевшими глазами смотрел куда-то вверх, сквозь потолок.       Король заметил это и каждый раз, когда Шин притихал, заставлял его включённо разговаривать, содержательно отвечать, требовал смотреть себе в глаза и не отворачивать личико, но Су Хёк был способен только на «да», «нет» и «вы правы». Ему не удавалось выговорить даже заученное «Ваше величество», настолько голос дрожал и уходил в сдавленный шёпот. Он лежал очень тихо, боясь шелохнуться и проронить хоть звук, чтобы ненароком не спровоцировать Короля войти в него ещё раз. Шин не понял, что мужчина окончил и потерял к нему интерес. Горячее вязкое семя вытекало из него, и когда Шин достал ладонь и стал разглядывать её, прищуриваясь, и нюхать, мужчина хохотнул несдержанно и сказал:       - Ну вот и всё. Это и есть твоя невинность.       Шин сжал ладошку со следами спермы, крови и остатков масла в кулачок и прижал её к животу, ему было тошно, гадко и очень больно одновременно, сильнее всего его пробирало в дрожь от стыда и возмущения, но весь его немой протест выражался только в дорожках слёз на висках и в дрожащих сухих губах, не способных проронить ни звука.       Король провёл рукой по его напряжённой груди и выступающим рёбрам, по впалому животу и осторожно забарабанил пальцами по лобку, рассчитывая защекотать Су Хёка и рассмешить его, но юноша болезненно дёрнулся, мышцы пресса заходили у него ходуном, конвульсивно сжимаясь и разжимаясь, по коже от едва ощутимых прикосновений пробежали мурашки. После этого мужчина бросил его ласкать.       Старик поманил любовника жестом и терпеливо дождался, пока Шин, с усилием отрывая лопатки от пухового матраса, сначала перекатился на бок, потом поднялся на коленки и подполз к нему на четвереньках, усаживаясь себе на пятки. Раскрасневшееся заплаканное лицо натужно улыбалось, делая вид невмерной благодарности. Король погладил Су Хёка по румяной влажной щеке, размазывая его слёзы по шее и подбородку, а после подцепил указательным пальцем белую ленту, на брошь приколотую и сложенную вокруг его шеи, и резко рванул её на себя. Ткань с хрустом треснула, брошь упала и завалилась куда-то в крупные складки одеяла.       - Ты больше не имеешь права её надевать, - сказал Король грубо, как отрезал, и небрежно бросил широкую белую ленту Су Хёку на колени, - а теперь поди вон.