Survival Horror // Ужас выживания

[Сентябрь, через месяц после окончания 72-х Голодных игр. Дистрикт 10]         Эбигейл чувствовала судорожное напряжение в каждом мускуле. Эту часть она ненавидела больше всего. Последняя жертва её отца – да и её, если честно, тоже – лежала на столе. Девушка была ненамного старше нее, поэтому Эбигейл не знала её лично. Быть может, это и к лучшему. Может, кошмары были бы не такими яркими.       В семейной ремонтной мастерской было достаточно места для очистки тел, а её мама днём работала со свиньями, что давало им максимум пространства для «работы». Эбигейл почти хотелось, чтобы их поймали, хотя бы для того, чтобы перестать слышать слова отца о том, что он убивает их, чтобы ему не пришлось убивать её.       Почти, но все же недостаточно, чтобы ставить на кон свою жизнь. Если жизнь в Дистриктах чему-то и учила, так это выживанию. — Эбигейл, ты не видела нож для потрошения? – спросил её отец.       Она осмотрелась в поисках, но ничего не нашла и сказала об этом. Отец позаимствовал нож там, где убивали ограниченную часть скота, положенную дистрикту. Это был небольшой процент, особенно для почти двадцати тысяч населения. Впрочем, большинство жителей все равно не могли позволить себе есть мясо чаще одного или двух раз в месяц.        Это было странно, Эбигейл была уверена, что положила его на место в прошлый раз. Он должен был быть в ящике. Том самом, который был открыт прямо перед ней. — Мне нужно, чтобы ты одолжила новый, она не может ждать, – проинструктировал её он. Она с неохотой кивнула: это ранний полдень, все будут на работе, ей придется красть прямо из-под носов мясников.       Она вышла из мастерской и пошла на восток, по направлению к скотобойне, но не успела пройти и пары шагов, как пара рук потащила её в переулок, одна рука мгновенно прикрыла ей рот. Она начала паниковать, пока не услышала голос человека за ней. — Все в порядке, Эбигейл, послушай меня на минутку.       Это был ни кто иной, как Уилл Грэм, Победитель 49-тых Голодных игр, и один из двух победителей-менторов дистрикта.        Эбигейл мало разговаривала с ним, всего пара любезностей, еще, кажется, он брал часы из мастерской, но, в отличии от большинства, она его ничуть не боялась. Он выглядел угрюмым и очень уставшим, но не психопатом, коим его считали все остальные. Может быть, она слишком хорошо знала безумие.       Так было, впрочем, пока он без предупреждения не потащил её в пустой переулок. Тем не менее, Эбигейл кивнула, показывая, что слушает, и он отпустил руки, чтобы она могла отойти. Он выглядел более собранным, чем обычно; она почти могла видеть, как вращаются шестеренки в его мозгу. — Они знают о твоём отце.       Все её тело замерло.  — Что вы имеете в виду? – спросила она, пытаясь заставить свой голос не дрожать.        Уилл в ответ достал из-под пальто нож. Нож, который она искала всего несколько минут назад. Он знал об этом, и он украл нож. Он знал. — Твой отец уже практически мертв, Эбигейл. Вы можете вернуться и предупредить его, но он не сумеет достаточно быстро скрыть улики, – его голос был нарочито-ровным, явно для того, чтобы заземлить её настолько, чтобы она смогла обработать информацию. Что ж, это работало. — Тогда зачем вы мне это рассказываете?       Не имело смысла притворяться, что любой другой вопрос имел значение в данный момент.  — Потому что у тебя есть выбор. Ты можешь вернуться и быть казнена вместе с ним, или можешь выбрать выжить.       Выжить. Так вот, в чем дело. — Они поймут, что я помогала ему, или, по крайней мере, что я знала. Как я могла не знать?        Она не могла проводить все своё время в мастерской и не знать. Доказательства были повсюду. Тело лежало на столе.  — Я могу предоставить тебе алиби, у меня есть план. Ты можешь доверить заботу об этом мне? – его тон был серьезен, и она была уверена, что он говорит правду. Ей просто нужно пойти с ним, и она выживет. Решающее здесь – время.       Она пережила своего отца; пережила трех тех, других, девочек, которые уже были мертвы. Теперь ей нужно было просто пережить это. Она может справиться с этим. — Я доверяю Вам.       Эти слова были всем, что оказалось нужно мужчине. Он взял её за руку и повел по глухим улочкам, на которых в такой час никого не оказалось. Они подошли к одному из фермерских домой, где лежали пастушьи собаки. Некоторые из них, должно быть, были в полях, но остальные были там.       Уилл дал ей полотенце и губку и показал несколько ведер с водой. Он намочил собственную губку и выплеснул оба ведра. — Убедись, что от тебя воняет мокрой псиной. Все здесь в курсе, что ты пришла со школы, чтобы помочь мне, – сказал он, садясь на колени, чтобы начать мыть собак. Она последовала его примеру, — На самом деле, вы приходили несколько раз за последний месяц, чтобы помочь мне. Когда выйдите, возьмите мешочек со стола. Денег достаточно, чтобы это выглядело правдоподобно.       Она посмотрела на стол и увидела маленькую сумку, задаваясь вопросом, сколько там денег. Эбигейл почти чувствовала себя виноватой – мало того, что он лгал для неё, но Уилл ещё и давал ей деньги, чтобы подтвердить её алиби, но ведь он – победитель, и деньги ему не нужно вовсе.       На самом деле ему не нужно было и заниматься уходом и дрессировкой пастушьих собак, ему просто нравилось это делать, и никто и не думал отказать тому, кто сам решил работать бесплатно.        Другая часть инструкции цепанула ухо. «За последний месяц»? Он планировал это с самой первой девушки. — Почему вы мне помогаете? – её голос был тише шепота, но он услышал её среди дыхания псов. — Мы чувствуем… ответственность за вас, – он не стал уточнять, кто «мы», она поняла и так.        Ответственность. Это многое объясняло. — Вы рассказали миротворцам о моем отце. Вы все это время знали, что это он, – как только слова слетели с губ, Эбигейл поняла, что это правда.       Она решила, что это место, по крайней мере, достаточно безопасно для разговора – ведь Уилл первым сделал крайне компрометирующие его же заявления. — Десятый дистрикт – один из тех дистриктов, в котором все будут голодать молча. Другие дистрикты, такие как Одиннадцатый или Четвертый, с каждый днем все более нестабильны. Наш дистрикт более сдержанный, поэтому охрана здесь слабее. Если бы твоего отца не поймали, Капитолий в конце концов усилил бы охрану, – он не смотрел ей в глаза, она чувствовала, что это, черт подери, не его дело, но все равно не могла отвести взгляд, — Ужесточение контроля – плохая новость для всех; начиная с тех, кто незаконно торгует, но не заканчивая ими.        Он не собирался рассказывать всего, по крайней мере, прямо сейчас, но она могла начать обдумывать его слова уже сейчас.        Вероятно, они ждали, пока её отец напортачит, а когда он этого не сделал, взяли дело в свои руки. «Взять дело в свои руки», по-видимому, включало в себя спасение Эбигейл из ямы, в которую её с каждым днем все сильнее втягивал отец.       Уилл, казалось, проследил за её мыслями, потому что решил её успокоить. — В тебе есть кое-что, Эбигейл. Твой потенциал. Ты – Выжившая. Если кто-то и поймет цену, которую ты заплатила за возможность выжить, так это Ганнибал и я.       Он был прав. Уилл и Ганнибал выиграли свои игры. Они убивали, чтобы выжить, они её понимали.       Эбигейл почувствовала дрожащее облегчение. Теперь она знала, что произойдет, мотивы этих людей и своё место в их системе координат. Впервые с тех пор, как её отец сорвался, она почувствовала, что всё под контролем.       Десять минут успокаивающей тишины спустя, она услышали крики и грохот бега снаружи. Они вышли на улицу – Эбигейл быстро схватила сумку, как Уилл и сказал ей, и отдалась толпе на Центральной площади перед зданием юстиции. Уилл взял её за руку (четкий знак не отдаляться от него), и это было все, что ей оказалось нужно, чтобы знать, что происходит, даже если перед ней была слишком плотная толпа людей для ясного обзора.        Она цеплялась за ладонь Уилла – единственное физическое проявление её внутренних мучений. Скорее всего, она оставила синяки, но Уилл не пытался её остановить.       Миротворец оглашал список преступлений, а остальные требовали крови её отца. Одна пуля, и Эбигейл осталась сиротой. Она ещё не знала об этом, Уилл объяснил ей уже на месте – когда её отцу удалось оторваться от миротворцев достаточно, чтобы добраться до бойни, и когда он не нашёл её там, он пошёл туда, где работала её мать, и зарезал её, прежде чем ему прострелили оба колена и потащили на публичную казнь.       Эбигейл не поняла, как это произошло, но она и Уилл резко оказались окружены миротворцами.  — Без меня ты никуда её не заберешь. Меня не волнует, нужно ли мне к мэру Кроуфорду, – Уилл встал между ней и начальником службы безопасности. Они смотрели друг на друга, как ей казалось, целую вечность, и, в конце концов, миротворцы протолкнули их обоих сквозь толпу в Дворец Правосудия.       Уилл сдержал своё слово, и не дал им разлучиться, пока мэр Кроуфорд не вошёл в комнату вместе с Главой миротворцев. — Уилл, пожалуйста. Обещаю, они просто поговорят с ней.        Уилл неохотно согласился и вышел из комнаты (не обошлось без поддерживающего поглаживания по голове).       Его неловкость в физических проявлениях была достаточно забавной, чтобы помочь ей успокоиться. По крайней мере для того, чтобы она смогла сыграть роль шокированной дочери. Уилл солгал ради неё; она не могла его подвести. — Мисс Хоббс, вы понимаете, за что казнили вашего отца? – спросил миротворец.       Эбигейл понимала, что должна была знать его имя, но в тот момент не могла ничего вспомнить. — Он убил тех девушек, да? Тех, которые пропали в прошлом месяце, – в конце она заставила свой голос задрожать – немного, но не слишком сильно, как будто она пыталась сохранить спокойствие. Затем она добавила то, что Уилл рассказал, пока они ждали, — А ещё он убил маму.       Тут она дала себе опустить голову. По правде, ей не нужно было изображать удивление или боль из-за этого. — Да, это так. Обычно ты работаешь в его мастерской после школы, не могла бы ты рассказать, где ты была сегодня? – спросил её Кроуфорд.       Она кивнула и начала рассказывать. Уилл каждые несколько дней платил ей за помощь с собаками. Дела в мастерской шли туго, поэтому отец решил отпустить её работать к Уиллу. Она не колебалась, но и не рассказывала слишком много подробностей – каждая из них могла вызвать подозрение.       Когда её спросили о плате, она заставила себя испуганно вздрогнуть, прежде чем потянуться к маленькой сумке. Она до сих пор не знала, сколько там денег, но, по-видимому, это была идеальная сумма, чтобы не вызвать еще больших подозрений.       Мэр Кроуфорд вздохнул с облегчением; Глава миротворцев взбесился. Ей казалось, что он ей не поверил.       Или, быть может, ему на самом деле все равно, виновна она или нет.       Она осталась одна в комнате на несколько часов. Эбигейл попыталась выяснить, что происходит, поэтому молча вышла из комнаты и направилась туда, откуда слышала голоса. — Уилл, на самом деле, ты не можешь знать наверняка, знала она или нет. С нашей точки зрения, для неё ситуация выглядит не очень хорошо, – она узнала голос мэра. Резкие слова для того, кто ранее выглядел таким облегченным. Вероятно, он пытался вызвать в ней ложное чувство безопасности. Может быть, он надеялся, что она оступится. — Я знаю её, Джек. Она работает на меня уже несколько недель. Её отец, вероятно, сошёл с ума, когда она перестала работать в мастерской. Он почувствовал, что теряет её. Наверное, он убивал всех тех девушек, которые были так похожи на Эбигейл, чтобы не убивать её. Только из-за этого он не убил её.       Слова отца, исходящие из уст Уилла, были настолько неожиданны, что по её спине расползлись мурашки. Впервые она задумалась, что не знает, откуда он и Ганнибал вообще узнали об её отце. — Твои слова необоснованны. Ты уверен, что не позволяешь своей привязанности к ней омрачить рассудок? — В чем я уверен, так это в том, что в этом году двое детей, находящихся под моей опекой, уже умерло, и я не позволю казнить третью за преступления её отца. Ты уже потерял трех других девочек, ты уверен, что хочешь убить шестого ребёнка за год? – голос Уилл был полон эмоций, и Эбигейл подозревала, что не все в его словах было потворством.        Она никогда не думала о том, каково победителям каждый год быть менторами для новых трибутов и смотреть, как они умирают. Хотя, было и что-то ещё, что она не могла уловить.  — Он апеллирует к слабости, – Эбигейл вздрогнула от звука, так как не слышала ничьих шагов, но когда она обернулась и увидела Ганнибала, то заставила себя расслабиться. Этот мужчина тоже на её стороне. Проигнорировав её маленькое проявление слабости, он продолжил объяснять, — Мистер Кроуфорд всегда хотел детей, но он и его жена Белла так и не смогли зачать ребёнка. Он ненавидит Игры так же сильно, как и все в дистрикте, ненавидит отправлять детей умирать. Акцент Уилла, то, что он называет Вас ребенком, взывает к отцовским инстинктам, отчаянно нуждающимся в проявлении.       Вот что она уловила в словах Уилла. Манипуляции. Она проанализировала слова Ганнибала и пришла к выводу, что, хотя они и довольно поучительно, они также лишены факта компромата. Конечно, Уилл взывает к слабости, пытаясь спасти безвинного, это ведь естественно. — Мы должны вернуться в комнату, в которой тебя оставили. Не хотелось бы, чтобы кто-то поймал вас бродящей по залам, – он пошёл обратно той же дорогой, по которой пришла она, и она послушно последовала за ним. — А Вы? Вам разрешено здесь находиться? – спроси она. Очевидно, об этом можно было говорить, так как он уже сообщил о своём присутствии всех, кто захотел бы проверить здесь камеры или микрофоны. — Они все ещё не совсем уверены, что с вами стоит делать, и, если оправдается худший исход, я – их лучший способ заставить Уилла вести себя хорошо.       Эбигейл немного нервировало то, что он говорил о ее возможной казни и о том, как «Уилл бы себя повел» так, как если бы они говорили о погоде.       Она так же нашла это немного утешительным. Как будто бы толика его уверенности перешла и ей.        Они подошли к комнате и ждали там в тишине, пока не вошёл мэр Джек Кроуфорд с Уиллом и незнакомой женщиной, которую Эбигейл не знала. Она посмотрела на лицо Уилла, надеясь найти хотя бы намек на то, что происходит, но сейчас его лицо, подобно лицу его мужа, ничего не выражало. К счастью, мэр Кроуфорд поспешил прояснить ситуацию. — Мисс Хоббс, это Молли Фостер, главная смотрительница приюта. Она пришла проводить вас домой, поэтому соберите свои вещи для переезда. Ваш старый дом и мастерская будут конфискованы.       Эбигейл действительно казалось, что она должна грустить о своём доме, но это чувство было вытеснено мыслями о том, что же это все-таки значит.       Уилл и Ганнибал обменялись с ней улыбками, но что-то в глазах Уилла выдавало в нем беспокойство. Она не могла расспрашивать его сейчас, не зная, в чем именно дело, но надеялась, что он расскажет ей позже, если это касается её.       Сейчас она осталась сиротой, но, что же, по крайней мере она была жива.        Эбигейл последовала за Молли из Дворца в дом. Она попыталась завязать разговор, но Эбигейл мягко оборвала его. Ей нужно было время, чтобы по-настроящему осмыслить то, что произошло за сегодня.        Как оказалось, на это у неё было только эта ночь. На следующий день она проснулась в приюте со своими новоиспеченными соседками по комнате – девочками от 15 до 17 лет, старшими в детском доме.        Было воскресенье, им не нужно было идти в школу, и они любезно предложили помочь ей найти работу, так как ребята старше пятнадцати уже начинали работать. Ресурсов, которые выделяли приюту, едва хватало бы на семью из четырех человек – о том, чтобы прокормить этими ресурсами девятнадцать человек, не могло быть и речи. Дополнительные броски вносили все старше двенадцати лет, а в пятнадцать приходило время работать.        Пока они обсуждали, где может понадобиться помощь, Молли решила их дилемму одним предложением. — Эбигейл, мистер Грэм уже предупредил меня, что ему может понадобиться ваша помощь на регулярной основе, так что у вас уже есть работа, – все вздохнули с облегчением, получить ещё один рот без дополнительного дохода было бы адом.       Эбигейл, в свою очередь, испытала облегчение, поняв, что Уилл не бросил её в тот момент, когда её жизни перестала угрожать опасность. Сама того не поняв, она боялась, что останется один на один со своими секретами.       Все готовились к своей работе, а младшие убирались в доме и помогали Молли во всем, что нужно было делать.       Эбигейл никогда не была в Деревне Победителей, она была уверена, что вообще мало кто заходил в неё, так что она не могла не рассматривать каждый сантиметр. Дома были гигантскими, и всё выглядело чистым и ухоженными, разница между деревней и остальной частью дистрикта, где большинство зданий было на грани разрушения и практически пропахли животным скотом, была просто астрономической.        Сейчас занят был только один дом, поэтому она, недолго думая подошла к нему и постучала в дверь.       Ганнибал явно готовил, перед тем, как открыл перед ней дверь и пригласил внутрь – на нём был фартук.  — Ты как раз пришла к завтраку, – объявил он, подведя её на кухню. Как и весь дом, она была большой и кристально чистой, но при этом выглядела обжитой. У неё были смутные воспоминания о кулинарном «таланте» Ганнибала, по крайней мере, его постоянно приглашали на какие-то кулинарные шоу в то время, когда его привозили в Капитолии каждый год для Игр.       Эбигейл задумалась, следует ли ей есть сейчас или нет. Приём завтрака был для неё редкостью, он предназначался либо для особых случаев, либо когда еда могла быстро испортиться. Большую часть времени небольшой ланч и легкий ужин были всем, что она могла себе позволить; к тому же, обходиться без одного или второго было вполне обыденным. Если у вас были плохие времена, вы с легкостью оставались и без первого, и без второго.       Одна та еда, которую приготовил Ганнибал, пахла восхитительно, и Эбигейл запоздало поняла, что за столом накрыто на троих, и сейчас только одно место занято Уиллом, выглядящим, будто не проспал ни часу. Может быть, это так и было.        В итоге раздумий Эбигейл здраво решила, что нельзя отказываться от еды, и села рядом с Уиллом, оставив место напротив Ганнибалу. Это была лучшая еда, которую Эбигейл ела когда-либо. Ганнибал говорил, что это простое блюдо, что-то время омлета с протеином или чего-то в таком роде, но даже так вкус каждого ингредиента был достаточно силен, чтобы им можно было наслаждаться. Она так и сказала, и Ганнибал обрадовался тому, что ему есть ещё один человек, для кого можно готовить, тем более человек с подобным энтузиазмом.        Разговор не отклонялся от безопасных тем, но она не была уверена, было ли это скорее «Это место небезопасно», или «Не во время еды». Когда они закончили, она помогла Ганнибалу с посудой, а Уилл пошёл в другую комнату за сумкой, которая выглядела набитом вещами. Она не спросила, что это за сумка, и они не стали рассказывать сами.       Когда кухня вновь приняла безупречный вид, Уилл сказал ей следовать за ним, и, если честно, она немного удивилась, когда к ним присоединился Ганнибал. Ещё больше она удивилась, видя, куда они её ведут. Это была заброшенная хижина почти за границами дистрикта, но все же входившая в него. Она никогда раньше не видела её, так как поблизости буквально не было ничего, что заставило бы вас прийти сюда, если вы не шли целенаправленно.        Они вошли, Уилл бросил сумку на стол. Любопытство взяло над Эбигейл верх, поэтому она подошла к сумке и, после одобрительного кивка обоих мужчин, открыла её.        Эбигейл не была уверена в том, что вообще ждала увидеть, но точно не это. Там было несколько ножей – примерно таких же, какие она использовала с жертвами своего отца. Ещё несколько кусков мела и несколько книг. По обложке одной из них можно было понять, что это справочник по съедобным растениям. Сказать, что Эбигейл была сбита с толку – ничего не сказать. — Для чего это нужно? – наконец спросила она, решив, что сама не может разобраться. — Чтобы обучить тебя, – ответил Ганнибал. К счастью Эбигейл, Уилл уточнил его слова без просьбы. — Они не поверили мне. Они уверены, что ты знала о своём отце, каждый из миротворцев уверен в этом. Даже Джек не уверен в том, что ты невиновна, но я заставил его защитить тебя, – и в этот момент она физические почувствовала напряжение.        Они не поверили. Она чувствовала, что её мир рушится, но все ещё была достаточно собрана, чтобы спросить о мысли, которая стучала в её голове. — Точно почему я жива. — Хотя мой муж не смог убедить миротворцев, он убедил почти всех остальных, – Ганнибал посмотрел на неё с чем-то, что не являлось состраданием, но точно было где-то рядом, — Ваша казнь вызвала бы ненужные волнения в народе, а их и так хватает в других дистриктах.        Она, Эбигейл помнила, что Уилл говорил о чем-то подобном накануне, но её начало раздражать то, что ей не давали никаких прямых ответов.       Значит, в её невинность не верят. Но публичной казни не будет. Но, черт побери, чему её собрались обучать?  — Что со мной будет? – её голос не оставлял места для увиливаний. — Эбигейл… – начал было Уилл, но не смог закончить свою мысль. Ганнибал решил вступить в разговор, чтобы закончить за него. — Они поступят с вами так же, как и с нами. Они сфальсифицируют жеребьёвку во время Жатвы, и вы станете следующей женщиной-трибутом Десятого Дистрикта в Голодных Играх.