Когда Кэролайн проснулась на следующее утро в объятиях Клауса, ее предчувствия ухудшились. Она знала, что ведет себя как истеричная школьница, но просто ничего не могла с собой поделать. Они провели час без сна в постели, просто обнимая друг друга, прежде чем она нерешительно согласилась подготовиться к своим лекциям. Они вместе приняли душ, нежно прикасаясь друг к другу и долго стоя под струей горячей воды, закрыв глаза, чувствуя близость и тепло друг друга.
В какой-то момент Кэролайн заметила, что их Сигнумы теперь приобрели очень интенсивный оттенок фиолетового, признак того, что за прошлую ночь они, по-видимому, снова сблизились.
Она просто не могла отпустить его, поэтому Клаусу пришлось мягко напомнить ей о времени и о том факте, что Сильв обезглавит их за то, что они израсходовали всю горячую воду.
Девушка изо всех сил старалась прогнать необъяснимое беспокойство из своих глаз, но знала, что он все равно его увидел.
Клаус отвез ее в кампус и обошел машину, чтобы открыть ей дверь. Поставив маленькую бутылочку с водой, которую Кэролайн вертела в руках всю дорогу, она неохотно выбралась с пассажирского сиденья. Ее сердце сжалось при виде ее прекрасного мужчины. Его черные джинсы, темный Хенли, который так плотно облегал его грудь; ожерелья… и его лицо. Прекрасное, божественное лицо, которое значило для нее целый мир. Кэролайн закрыла глаза и бросилась в объятия Клауса.
— Пойдешь смотреть на свою надоедливую лошадь, или сегодня очередная разведывательная миссия? — пробормотала она, пытаясь поднять настроение. Безрезультатно.
С каждой минутой ей становилось все хуже, но она не хотела расстраивать его еще больше.
— Сначала разведка, а потом я планировал повидаться с Калигулой. Кэролайн, ты хочешь, чтобы я остался с тобой? — спросил первородный.
Блондинка знала, что он бы остался, если бы она попросила, но ещё понимала, что он очень хочет сделать все, что запланировал на сегодня.
Выпрямившись, Кэролайн улыбнулась ему.
— Нет, конечно, нет. Как я уже сказала, я просто веду себя глупо. Надеюсь, от «Раннехристианского и византийского искусства» не следует ожидать серьезных опасностей, — слабо пошутила она.
— Я не уверен. Некоторые раннехристианские произведения искусства могут быть настолько скучными, что ты можешь просто высохнуть от вялости темы, — он ухмыльнулся, явно испытывая облегчение, видя ее немного более оживленной.
Она наклонилась к нему и легко поцеловала.
— Не позволяй Калигуле командовать тобой.
— О, пожалуйста, — усмехнулся гибрид. Затем его голос смягчился, и он нежно поцеловал ее в лоб. — Повеселись сегодня, любовь моя. И просто позвони мне, если что-то будет не так. Я буду здесь в мгновение ока.
— Я люблю тебя, Никлаус, — прошептала она, но напряжение в ее голосе было безошибочным.
— Как и я тебя, милая. Увидимся позже. И… Я буду скучать по тебе, — улыбнулся он, одаривая ее еще одним легким поцелуем, зная, что позже в тот же день у него будет время для гораздо большего.
Клаус запрыгнул в свой М6 и уехал. Кэролайн стояла и смотрела вслед исчезающей машине, не в силах ни пошевелиться, ни вздохнуть.
О, давай же, возьми себя в руки!
Она как раз собиралась войти в кампус, когда за ее спиной раздался темный бархатистый голос.
— Привет, Кэролайн.
Блондинка обернулась, надеясь, что этот короткий момент дал ей достаточно времени, чтобы убрать тревогу с лица.
— Марсель. Если ты искал Клауса, то промахнулся всего на пару секунд. Но я уверена, что он будет дома сегодня попозже, если ты захочешь поговорить с ним, — она была уверена, что ее голос звучал относительно нормально.
Вампир улыбнулся.
— На самом деле, я хотел поговорить с тобой. Мы можем присесть на минутку? — он указал на скамейку на лужайке кампуса.
Кэролайн пожала плечами, пытаясь скрыть свою нервозность. Почему, черт возьми, она не согласилась, когда Клаус предложил остаться с ней? Она хотела, чтобы он сделал это, видит Бог, она нуждалась в нем, но не хотела выглядеть капризной девицей, попавшей в беду. Глупая гордость.
— Чем обязана? — спросила она, когда они сели, придав своему голосу нотку нетерпения. — Мне нужно идти на занятия, так что у меня не так много времени.
— Похоже, у вас с Клаусом действительно очень сильные узы, — начал он, указывая на ее Сигнум. — Очаровательно. Я никогда не думал, что Клаус способен чувствовать что-то подобное. Что ж, полагаю, тысяча лет без любви делают все еще более напряженным, как только ты наконец находишь ее. Но я отвлекся, — Марсель сделал паузу, и внезапно его лицо стало каменно-холодным. — Кэролайн, ты оставишь Клауса. Сегодня. Сейчас. Ты никогда не вернёшься, никогда больше не попытаешься связаться с ним и никогда не дашь ему знать, где находишься.
Она недоверчиво уставилась на вампира, а затем невесело усмехнулась.
— Ты, должно быть, шутишь, — вставая, огрызнулась девушка: — Я забуду, что ты когда-либо говорил что-то настолько глупое, но ты больше никогда не будешь со мной разговаривать. До свидания.
Его голос резанул ее, как лазер, когда он прошипел:
— Не так быстро. Сядь. Я еще не закончил.
— Думаю, закончил. Полностью! — прорычала она, кинжально глядя на него.
— Если ты сделаешь еще один шаг, сегодня Клаус умрет.
Кэролайн остановилась как вкопанная, страх захлестнул ее, как ледяной водопад.
— Клауса нельзя убить, — машинально прошептала она. — Он бессмертен, и ты это знаешь. Единственное, что может его убить, это…
—… это, — Марсель сунул руку под куртку и вытащил красиво сделанный кол. Кэролайн побледнела, ее глаза расширились от ужаса. Это был Белый Дуб.
Не раздумывая, она прыгнула вперед, схватила кол и умчалась так быстро, как только могла. Поскольку Кэролайн застала его врасплох, у нее было очень небольшое преимущество. Марсель был старше, быстрее и сильнее, но, возможно…
Боль расколола ее череп, как топор. С криком она споткнулась о собственные ноги и упала на колени, отчаянно пытаясь удержаться за Белый кол. Ее пальцы дрожали, и она больше не могла думать. Это был чистый инстинкт, который заставил ее прижать кол к груди, используя все оставшиеся силы, чтобы удержать его при себе. Но у нее не было ни единого шанса. Не успела она опомниться, как ее подняли на ноги, а кол исчез из рук. Боль бушевала еще пару минут, прежде чем постепенно утихла, и она снова смогла различить свое окружение.
Марсель прислонился к дереву с беззаботной улыбкой на лице, скрестив руки на груди.
— Я вижу, ты узнала то, что я тебе показал. Так получилось, что у меня их ровно четыре. Четыре кола для четырёх первородных, — он спрятал кол в куртку, и его улыбка стала шире.
Теперь страх превратился в раскаленную добела панику, и Кэролайн знала, что это отразилось на ее лице. Она просто была недостаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть это.
— Где ты взял эти колья? В мире не осталось Белого Дуба.
Он одарил ее жуткой улыбкой.
— Тебе что-нибудь говорит имя Прелати?
Она напряглась. Прелати. Жалкий колдун, участвовавший в убийстве сотен невинных детей. Сумасшедший, который помог убить Хенрика и пытать Клауса.
— Значит, он отдал тебе колья до того, как приехал в Европу?
— Так и есть. Они были частью сделки, на которую мы согласились. Жаль, что Франческо ушел навсегда. Он был очень способным колдуном. Однако я снова отвлекся. Ты должна знать, что я отсылаю тебя не просто ради забавы, хотя, несомненно, с нетерпением жду возможности понаблюдать за последствиями твоего ухода. Нет, мне кое-что нужно от Клауса. Что-то, о местонахождении чего знает только он. В обмен на этот предмет я передам ему четыре кола, и как только он их уничтожит, Белого Дуба действительно не останется. Но до тех пор, пока ты будешь рядом с ним, он никогда не согласится ни на какие сделки по данному вопросу и будет практически непобедим. Я знаю Клауса много лет. Он всегда был сильным, бесстрашным и упрямым, но в то же время импульсивным, что заставляло его совершать ошибки и становиться уязвимым. Но с тех пор, как он нашел тебя, этот источник ошибок был почти стерт. Благодаря твоему влиянию Никлаус становится все более спокойным, рассудительным, уравновешенным, а в таком состоянии его никогда нельзя перехитрить или победить. Поэтому ты исчезнешь.
Кэролайн чувствовала невыносимую боль.
— Если ты убьешь его сегодня, то вещь, которую так хочешь, навсегда будет потеряна, — попыталась пригрозить она. — У тебя не будет возможности найти объект, если Клаус единственный, кто знает, где он находится. Не считая того факта, что вся его линия умрет вместе с ним, и, если я не ошибаюсь, это включает и тебя.
Вампир только рассмеялся.
— Это хороший довод. Позволь мне заверить тебя, что я принял меры предосторожности. Есть много талантливых ведьм, и самая одаренная из них нашла способ воскресить меня навсегда, а не только на несколько месяцев, и без крови родственника. Ей просто потребуется запас моей собственной крови, прежде чем я умру, а потом вернусь в мир живых таким же бессмертным, как сейчас. Однако ты все равно никогда не позволишь мне убить Клауса. Ты бы с радостью отдала за него свою жизнь, разве я не прав? Уверяю, в этом не будет необходимости. Тебе просто придется уйти и никогда не возвращаться. Мне все равно, куда ты пойдешь и что будешь делать, лишь бы никогда к нему не вернулась. И если ты сомневаешься, блефую ли я — я готов доказать тебе, что это не так.
Этого не может быть. Пожалуйста, Боже, пожалуйста, пусть это будет кошмаром!
— Он будет искать меня, — выдавила Кэролайн, задыхаясь.
— Тогда сделай так, чтобы он тебя не нашел.
— Ты знаешь, что он не один. Элайджа…
— Элайджа будет слишком занят, присматривая за ним и пытаясь убедиться, что он не начнет убивать каждого, кто попадётся под руку. Твой уход безвозвратно ослабит Клауса, а с ним и всех Майклсонов. Я не буду недооценивать их, но они далеко не непобедимы. Видишь ли, любовь — величайшая слабость вампира. Клаус всегда жил по этому принципу, а теперь, когда он впервые за все свое существование скомпрометировал свои убеждения, он будет уязвим, как никогда раньше. Я видел вас вместе и пришел к выводу, что потеря тебя — это единственное, что полностью выведет Клауса из строя. Особая прелесть всего этого в том, что нет никакой спешки. Я позволю пройти некоторому времени после того, как ты уйдёшь, чтобы Клаус по-настоящему осознал последствия, чтобы они нанесли ему как можно больший урон. Он никогда не оправится от тебя, Кэролайн, и я буду с удовольствием наблюдать, как великий первородный медленно разваливается на части. Как только он достигнет своей крайней точки, я заключу с ним сделку по нужному мне предмету, и когда он окажется у меня, вся семья Майклсонов будет в моей власти до конца вечности. В конце концов, именно этому Клаус меня научил — наносить удар, когда противник наиболее слаб.
Она покачала головой, в отчаянии глядя на вампира.
— Почему бы тебе просто не убить меня?
Марсель наклонил голову и задумчиво посмотрел на лужайку кампуса.
— Это, безусловно, было бы проще всего сделать. Но, как я уже сказал, я не буду недооценивать Клауса. Если ты умрешь, ему больше нечего будет терять. Ему будет все равно, выживет он или умрет. Выживет ли его семья. Или остальная часть населения мира, если уж на то пошло. В тот момент, когда он поймет, что его Сигнум исчез, то отключит свою человечность и станет не кем иным, как безжалостным убийцей, и поверь мне — даже я не хотел бы этого, потому что нет никакого способа остановить Клауса, если он намерен уничтожить человечество. Это сорвало бы мои планы, а этого я не могу допустить. У него должна быть надежда, какой бы слабой и глубоко похороненной внутри она ни была, в конце концов увидеть тебя снова.
Теперь по её щекам потекли слезы.
— Как я узнаю, что ты сдержишь свое слово? У меня нет никакой гарантии, что ты все-таки не проткнешь его колом.
— У тебя есть твой Сигнум, не так ли? Еще один безошибочный признак — твоя смерть, но давай не будем предполагать худшее. С этого момента больше никаких контактов с семьей Майклсонов или твоими друзьями из Мистик Фоллс. Или с твоей матерью, если уж на то пошло. Помни, это касается не только Клауса. Это вся его линия. И линии остальных членов первородной семьи, одна за другой.
— Нет, — прошептала Кэролайн. — Нет! Я не могу исчезнуть просто так, никому не сказав, что со мной все в порядке! — одного взгляда хватило, чтобы понять, что это не переговоры. Она перестала дышать. — Что… я такого тебе сделала, что ты так сильно возненавидел меня, Марсель?
С легкой усмешкой он ответил:
— Ненавижу тебя? Вовсе нет, Кэролайн. Как Клаус любит говорить? Ты просто сопутствующий ущерб, в этом нет ничего личного. Мне просто нужен от него этот предмет. Это не имеет к тебе никакого отношения.
— Так я… смогу вернуться, как только ты получишь его? — спросила девушка, и в ее сердце вспыхнула надежда.
Она была раздавлена всего через несколько секунд.
— Боюсь, что нет. Видишь ли, я отдам Клаусу колья, потому что, как только объект, о котором идет речь, окажется в моих руках, они мне больше не понадобятся. Я мог бы просто убить Клауса и его семью на досуге, если бы у меня было такое желание.
— Тогда зачем мне уходить? Если ты все равно собираешься их убить…
— Я не говорил, что сделаю это, — перебил он. — Я сказал, что могу. Есть огромная разница, а твоё возвращение в любой момент времени определенно превратит «могу» в «хочу», — он посмотрел на часы. — У тебя есть шестьдесят минут, чтобы уехать из города, как только мы закончим. Бонни, милая?
Бонни?
Ведьма, казалось, появилась из ниоткуда, встала перед Кэролайн, бросила быстрый взгляд на Марселя и нежно улыбнулась ему.
Любящая улыбка. Подожди, что? Бонни и Марсель? Но…?
— Привет, Кэр.
— Бонни, пожалуйста! Ради бога, чего ты хочешь? Ты делаешь это для него? —она указала на Марселя.
То, как Бонни смотрела на него, говорило ей, что они были гораздо больше, чем просто союзниками.
— И все это только ради какого-то дурацкого предмета, чем бы он ни был?
— Этот глупый предмет сделает Марселя самым могущественным существом в мире, и я буду рядом с ним, разделяя его силу. Царство террора Клауса наконец-то будет разрушено навсегда. Извини, Кэр. Нет, знаешь что? На самом деле я не сожалею. У тебя был свой маленький грязный роман с Могущественным Гибридом, а теперь ты будешь двигаться дальше. С тобой могут случиться вещи и похуже. Если подумать, с тобой случались вещи и похуже, не так ли?
Нет. Нет ничего хуже этого.
Марсель прочистил горло.
— Бонни наложит на тебя временное заклинание слежения. Не волнуйся, оно будет сильным, но не причинит тебе вреда и покинет твоё тело в течение двенадцати часов. Мы не хотим знать, куда ты направляешься, но проверим, действительно ли ты ушла. Дай мне свой телефон и бумажник.
В оцепенении Кэролайн вытащила вещи из сумочки и отдала их ему. Не моргнув глазом, Марсель раздавил мобильный телефон в руке, выбросив искореженный кусок металла в мусорное ведро рядом со скамейкой, а затем и ее кредитные карты.
— Ты не позволишь ему выследить тебя. Бонни, ты не против, милая?
Брюнетка улыбнулась ему, и в ее улыбке было что-то подобострастное. Кэролайн чуть не вырвало. Затем ведьма подняла руки и начала что-то бормотать. Короткое давление вторглось в ее систему, но через несколько секунд все было кончено.
— У тебя есть шестьдесят минут, чтобы покинуть пределы города, и ты не вернёшься домой. Ты не возьмёшь с собой ничего, кроме одежды, которую носишь сейчас. Найдёшь какой-нибудь способ дать Клаусу понять, что оставила его навсегда и никогда не вернёшься, не говоря с ним, его семьей или твоими друзьями из Мистик Фоллс. Если ты почувствуешь желание предупредить его или кого-либо еще о кольях, твоя мать умрет первой, а за ней последует каждый из твоих друзей и семьи. Видишь ли, очень талантливая Бонни произнесет заклинание на Белый дуб, как только ты уйдешь. Если какое-либо сверхъестественное существо, кроме меня, коснется кола, то немедленно высохнет. Как только Клаус согласится на сделку, заклинание будет снято, и я передам ему дуб. Я верю, что ты понимаешь серьезность ситуации, не так ли?
— Я не уйду, — автоматически сказала Кэролайн, глядя на них со всем презрением, на которое была способна, отчаянно борясь с ослепляющим страхом, парализовавшим все ее чувства.
Она больше не могла здраво мыслить и понятия не имела, что делать. Вероятно, всему этому было рациональное решение, но она была настолько поглощена своим разрушительным страхом за жизнь Клауса — и всех остальных — что это не оставляло места для какой-либо логики.
Некоторое время они спокойно смотрели на нее, не произнося ни слова. Затем Бонни подняла руки и решительно шагнула к ней.
— Я боялась, что ты этого не сделаешь. Ты не оставляешь мне выбора, Кэролайн.
Блондинка увидела, как глаза ведьмы закрылись, а руки коснулись её лба. Она ничего не могла поделать, когда картины вторглись в ее сознание.
Клаус в своей машине, маленькая бутылка воды, которую он всегда берет с собой, когда отправляется навестить Калигулу, рядом с ним.
Он возвращается с прогулки. Эй, что происходит? Это выглядит так, будто… он теряет сознание!
Марсель… Марсель с колом из Белого дуба, а Клаус все еще в отключке! Он передает кол человеку… принуждая его к… Боже мой, пожалуйста, нет, нет, нет!
Тишина.
Затем картинки исчезли, а голос Бонни прозвучал рядом с ее ухом.
— Ты же узнала бутылку с водой? Я произнесла заклинание так, что, как только он выпьет её, то ненадолго отключится. Когда мы закончим здесь, Марсель пойдет в конюшню с другим человеком, спрячется с ним в лесу и будет ждать возвращения Клауса. Если я подтвержу ему, что ты уехала из города, с твоим мужем ничего не случится. Если ты этого не сделаешь… Что ж, ты сама все видела. Как сказал Марсель, я могу навсегда воскресить тех, кого захочу, но будь уверена, что ни тебя, ни Клауса в этом списке не будет. И если ты думаешь, что вы будете счастливо держаться за руки в загробной мире, забудь об этом — Клаус перейдет на Другую Сторону, а ты, Святая Кэролайн, определенно окажешься в Вечном Царстве Мертвых, будучи хорошей девочкой.
— Заставь ее забыть его, Бонни, — внезапно сказал Марсель.
Нет! О Боже, пожалуйста, не надо! Мне нужно помнить его, он мое самое драгоценное воспоминание! Пожалуйста, Бонни! Во имя старых добрых времен! Не делай этого со мной!
Ведьма долго смотрела на нее, и Кэролайн показалось, что черты ее лица на секунду смягчились. Она повернулась к Марселю и ответила:
— Нет. Она должна помнить, что потеряла. Кэролайн поддерживала его во всем, и это включало унижение тебя в тот день в баре. Она сохранит свои воспоминания.
Марсель только пожал плечами и кивнул.
— Как скажешь.
Облегчение на мгновение затопило ее. И все же это чувство исчезло так же быстро, как и появилось. Они бы жестоко ранили Клауса этим. Если бы только было что-нибудь, хоть что-нибудь, что она могла сделать, чтобы дать ему понять, что не бросит его добровольно! Но… Марсель сказал, что она никогда не должна возвращаться к нему и позволять найти ее. Если бы Клаус знал, что она ушла не по своей воле, он бы никогда не перестал ее искать. Однако, если бы он был убежден, что она больше не хочет быть с ним, то в конце концов забыл бы ее, жил дальше и, возможно, в какой-то момент победил бы Марселя и Бонни, чтобы ее семья и друзья наконец-то были в безопасности.
Нет, Кэролайн не могла рисковать, давая ему понять, что ее заставляют уйти, или предупреждая о кольях. Она должна была оберегать его и верить в то, что он достаточно силен, чтобы выдержать то, с чем ему придется столкнуться. Достаточно силён, чтобы выжить и сохранить семью в целости и сохранности.
Единственное, что она могла сделать, это… уйти.
Кэролайн посмотрела на Бонни, ее зрение затуманилось от сухих слез, которые не могли пролиться.
— Бонни…
— Пока, Кэр.
У нее кружилась голова, и она определенно никогда в жизни не чувствовала такой тошноты, ни от человека, ни от вампира. Шестьдесят минут.
Думай, и думай быстро! Ты должна сказать кому-то, кто потом сообщит Клаусу, кому-то за пределами семьи и друзей, кому ты можешь доверять, но кому?
Она умчалась на полной вампирской скорости, пока не добралась до тенистого переулка рядом с Бурбон стрит.
Пожалуйста, пусть он будет там. И, пожалуйста, пусть это место будет пустым!
Казалось, на ее безмолвную мольбу был дан ответ. Войдя в бар, она заметила Реми за стойкой с блокнотом в руках, который, по-видимому, считал бутылки. Посетителей не было видно. Реми обернулся на звук открывающейся двери и лучезарно улыбнулся, когда узнал ее. Она подбежала к бару и прошипела:
— Здесь есть кто-нибудь, Реми?
Он посмотрел на нее в замешательстве, его улыбка начала слабеть.
— Нет, а что?
— Запри дверь.
— Кэролайн, я…
— Просто сделай это, у меня не так много времени на объяснения, и я не могу допустить, чтобы кто-то нас подслушивал. Пожалуйста.
Покачав головой, Реми метнулся к двери и запер ее. Повернувшись, он скрестил руки на груди и уставился на нее.
— Я не слишком горю желанием, чтобы Клаус оторвал мне голову, Кэролайн, так что тебе лучше признаться, в чем дело.
Очень медленно она сняла свое бриллиантовое ожерелье, обручальное кольцо и протянула все это ему, собирая то, что осталось от ее ума, для того, что, как она надеялась, было убедительным представлением.
— Реми, мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал. Отдай это Клаусу и скажи ему, что мне жаль, но так больше не может продолжаться. Скажи, чтобы он просто забыл обо мне и продолжал жить своей жизнью.
Ошеломленный, Реми подошел к ней и положил руки ей на плечи.
— Кэролайн, о чем ты говоришь? Ты что, сошла с ума?
— Я больше не желаю мириться с его стремлением к мировому господству. Его никогда нет рядом — он всегда ставит на первое место свои глупые планы и заговоры, даже когда неоднократно обещал, что ничто никогда не будет важнее, чем я… Я больше не могу быть с ним, зная, что ничего из этого никогда не изменится. Я уже несколько недель чувствую себя ужасно, а он просто не воспринимает меня всерьез. Это закономерность. Ему важны сила, битвы и подчинение других. В какой-то степени это моя вина — я знала, кто он такой, когда выходила за него замуж, но переоценила свою собственную стойкость в борьбе с этим. Жизнь рядом с ним на самом деле не то, чего я хочу на всю оставшуюся вечность, и, вероятно, мне вообще не следовало выходить за него замуж. Просто скажи ему это, пожалуйста.
Меня стошнит, если я буду продолжать так врать! О Боже, Клаус, прости меня! Мне так жаль! Я так сильно люблю тебя, больше, чем свою собственную жизнь! Пожалуйста, прости меня!
Реми уставился на нее пронзительным взглядом.
— Почему я не верю ни единому твоему слову? Кэролайн, я уже миллион раз видел тебя и Клауса вместе, и если в чем-то я абсолютно уверен, так это в том факте, что вы двое безумно влюблены. Ты обожаешь Клауса, так же, как он обожает землю, по которой ты ходишь, — испанец покачал головой, и в его взгляде была легкая печаль. — Скажи мне правду. Что происходит?
Кэролайн чуть не сломалась от его слов. Но потом она выпрямилась и посмотрела ему в глаза со всей жесткостью, на которую была способна.
— Это все, что я могу сказать по этому вопросу. Это между мной и Клаусом, но я не хочу обсуждать это с ним в миллионный раз, так как ничего все равно не изменится. Я ухожу от него, и он не должен пытаться найти меня, потому что никогда не сможет ничего сделать или сказать, чтобы заставить меня изменить свое мнение о нем. Я больше никогда не хочу его видеть, но желаю ему удачи в том, чего он хочет. Ты скажешь ему об этом? И отдашь кольца?
Реми на мгновение замолчал. Кэролайн прекрасно понимала, что у него есть чувства к ней, и именно поэтому пришла сюда, зная, что он поможет ей. Но ещё она знала, что именно это делало всё немного несправедливым по отношению к нему, хотя на самом деле сейчас ей было все равно. Все, что ее волновало, — это ее Клаус. И тот факт, что она… никогда больше его не увидит.
Я просто хочу умереть. Пожалуйста, Боже, если ты существуешь — просто убей меня здесь и сейчас.
— Кэролайн, ты же знаешь, что он повесит, выпотрошит и четвертует меня, если я скажу ему, что ты ушла. Если он узнает, что ты говорила со мной, а не с ним.
На мгновение ее охватила еще большая паника.
— Хорошо, тогда почему бы тебе не позвонить Элайдже? Попроси его прийти сюда и передай то, что я тебе сказала. Он может сообщить Клаусу новость, а ты сорвешься с крючка. Пожалуйста, Реми. Я не могу обратиться ни к кому другому.
Она не смогла удержаться, чтобы в последний раз не взглянуть на свои кольца, прежде чем вложить их в его руку, яростно борясь с воспоминаниями о том дне, когда Клаус сделал ей предложение на пляже лагуны Аитутаки, где они поженились несколько дней спустя.
Никогда больше не думай об этом.
Она быстро накрыла ладонью щеку Реми, мгновение глядя на него, прежде чем повернуться, чтобы уйти.
— Кэролайн! — крикнул ей вслед Реми. — Куда ты пойдешь?
Она бросила пустой взгляд через плечо.
— Туда, где он никогда не найдет меня. Обещай, что отдашь Элайдже кольца. И… Скажи ему, чтобы присматривал за Клаусом.
С этими словами Кэролайн вылетела за дверь, оставив Реми пялиться ей вслед.
***
Блондинка невидящим взглядом смотрела в иллюминатор маленького самолета. Она ничего не видела с тех пор, как ушла. После того как ей каким-то образом удалось угнать машину в Новом Орлеане и доехать до Мобила в полном оцепенении, она заставила себя сесть на рейс в Хьюстон. Оттуда Кэролайн отправилась в Буэнос-Айрес и теперь находилась на последнем этапе своего путешествия. Полет был очень неспокойным, но ей было все равно. Ее больше ничего не волновало. Кроме слов, необходимых для принуждения, она ни с кем не разговаривала и не собиралась говорить когда-либо снова. Она умерла в ту же минуту, как сняла свои кольца. В ту минуту, когда оставила
его позади.
Самолет заходил на посадку в последний раз, и сквозь слои облаков теперь были видны некоторые проблески земли. Леса, скалистые утесы, море. Турбулентность усилилась, что было неудивительно, учитывая расположение. Это был буквально конец света, где бушевали Сороковые, одни из самых сильных ветров на планете.
Это была Южная Патагония.
Когда они приземлились в Ушуайе, самом южном городе в мире, Кэролайн бесстрастно наблюдала, как ее попутчики крестятся после неровного полета.
За что они благодарны? За их жизни? Жизнь — это не что иное, как наказание. И кому они благодарны? Богу? Кто-то должен сказать им, что его не существует. Если бы он существовал, то никогда не позволил бы боли существовать. Моей боли.
Она понятия не имела, куда идти и что делать, поэтому просто шла пешком от крошечного аэропорта, пока не оставила позади признаки и звуки цивилизации. Добравшись до береговой линии, она села на скалу, откуда открывался вид на пролив Бигль. Она знала, что пейзаж вокруг нее должен был захватывать дух своей гигантской красотой, но внутри нее не осталось никаких чувств.
Кэролайн коснулась своего Сигнума. Клаус был жив. Затем она сняла часы с запястья и, бросив на них последний взгляд, кинула их в темно-серое море, наблюдая, как они уходят под воду. Закутавшись в куртку, девушка уставилась на далекий горизонт.
Она не двигалась три дня.
***
Клаус думал о Кэролайн, когда вернулся с прогулки через несколько часов после того, как высадил ее в кампусе и отправился по своим делам. Он ни о чем другом не думал с тех пор, как уехал от нее. Калигула, очевидно, почувствовал, что Клаус не в настроении для их обычных игр во власть, и оказал не более чем абсолютный минимум сопротивления.
Когда он взял уздечку, чтобы убрать ее обратно в сарай, то покачал головой, глядя на себя. Ему не следовало оставлять Кэролайн сегодня одну. Он никогда не видел ее такой и подумал, не следовало ли ему, наверное, отнестись к ее тревоге более серьезно. Не то чтобы он верил в предчувствия и тому подобное, но он должен был признать, что всякий раз, когда у Элайджи возникало плохое предчувствие по поводу чего-то, его брат обычно оказывался прав, и с чего вдруг с Кэролайн все могло быть иначе? Что ж, он загладит свою вину позже, заставив ее по-настоящему поговорить о том, что ее так сильно беспокоило, и попытается найти способ успокоить ее тревогу. С другой стороны, ему, вероятно, следует сначала успокоиться самому. Он никогда бы никому в этом не признался, но ее странное внутреннее чутье тоже начинало его нервировать. Что-то было не так в этом дне, что-то, чего он не мог точно определить. Клаус схватил куртку, ища ключи от машины.
Ни с того ни с сего, внезапная острая боль дурного предчувствия пронзила его, заставив почти согнуться пополам. Он держался за забор для поддержки, отчаянно борясь с сильной волной необоснованной паники. Это было то, чего он не чувствовал уже много веков. Нахмурившись, Клаус на секунду задумался. Он мог не верить в предчувствия, но еще меньше он верил в совпадения.
Кэролайн.
Как в тумане, он оказался в своей машине, мчась в сторону города. У Кэролайн сегодня утром было запланировано только две лекции, так что она уже должна была быть дома. Он выскочил из автомобиля, как только тот с визгом затормозил перед домом.
С грохотом распахнув дверь, Клаус позвал ее. Ничего. Он услышал, как Сильв вошла в кабинет, и ворвался в комнату.
— Кэролайн. Ты ее видела? — спросил он, не в силах сдержать панику в голосе.
Сильв поднялась с кресла с книгой в руке, когда услышала его. Она покачала головой, удивленная полным отчаянием Клауса.
— Нет, разве она не должна быть на занятиях?
— Она должна быть уже здесь.
В отчаянии Клаус схватил свой телефон и позвонил ей на мобильный. В тот момент, когда его звонок перешёл прямо на голосовую почту, он понял, что что-то серьезно не так. Кэролайн никогда не выключала телефон.
— Позови Элайджу, Беку и всех остальных, — приказал Клаус. — Скажи им, чтобы искали Кэролайн. Подожди здесь на случай, если она позвонит. Попробуй позвонить Тайлеру Локвуду в Мистик Фоллс и узнай, общалась ли она с ним. Сейчас же, Сильв! — огрызнулся он, когда брюнетка не сразу приступила к действиям.
— Клаус, — тихо сказала она.
— Что? — почти заорал он.
— Что бы ни случилось, ты не поможешь ей, если потеряешь рассудок.
Клаус знал, что его невестка права, но просто не мог контролировать себя. Явная паника пожирала его изнутри, и все, чего он хотел, — это держать Кэролайн в своих объятиях, прикасаться к ней, знать, что она жива и здорова.
Жива. Его рука метнулась к Сигнуму, и он чуть не всхлипнул от чистого облегчения.
— Позвони им, — просто пробормотал Клаус, прежде чем выбежать из дома, игнорируя машину. Пешком он шел гораздо быстрее.
Сначала первородный пошёл в ее колледж. Найдя ее профессора истории искусств в своем кабинете, он просто толкнул мужчину к ближайшей стене, с помощью внушения узнав, что Кэролайн сегодня так и не появилась на занятиях. Клаусу стало физически плохо. После минутного раздумья он помчался в сторону Бурбон стрит.
Незадолго до прибытия к Реми его телефон завибрировал. Он резко остановился и вытащил мобильный из кармана, после чего его надежда вспыхнула. Это был Элайджа.
— Где ты? — потребовал Клаус без дальнейших приветствий.
Он заметил бесконечно короткую паузу на другом конце провода, и это заставило его нервничать ещё больше.
— Я считаю, что тебе лучше немедленно вернуться домой, Никлаус. Мне нужно тебе кое-что сказать, — Клаус почувствовал, как по его телу пробежал холодок от мрачного тона в голосе старшего брата.
Он прервал связь и помчался к своему дому, прибыв туда менее чем через две минуты и ворвавшись в особняк.
— Элайджа. В чем дело? — спросил гибрид, не в силах унять легкую дрожь в голосе.
Не говоря ни слова, Элайджа протянул руку. Когда взгляд Клауса упал на то, что держал его брат, земля ушла у него из-под ног. Ее кольцо. Кольцо, которое он надел ей на палец, когда сделал ее своей. Когда они были так безумно счастливы.
С сухим огнем в глазах он посмотрел на Элайджу.
— Она оставила их Реми, — тихо объяснил старший Майклсон.
И он, и Сильв выглядели потрясенными, что, наконец, заставило Клауса понять, что это была не чья-то плохая шутка.
Когда его брат повторил слова Кэролайн, гибрид окаменел. Что-то внутри него сломалось. Он всегда глубоко боялся того факта, что хорошие вещи никогда не длятся долго, и вот последнее доказательство того, что это действительно не так.
Его мозг перестал работать, больше не позволяя зародиться какой-либо связной мысли. И впервые за все время Клаус перестал бороться и позволил своему разуму плыть по течению. Он был недостаточно хорош. Он был недостоин. Ни ее любви, ни ее самой.
Кэролайн. Кэролайн.
— Она всегда могла спокойно уйти в любой момент, — выдавил он едва слышным шепотом. — Если она больше не может быть со мной, тогда… тогда…
Клаус не закончил фразу. Вместо этого он взял драгоценности у Элайджи и уставился на них, чувствуя, как гигантская стена ревущей боли приближается к нему, как колоссальное цунами, готовое разрушить береговую линию.
— Никлаус. Послушай меня. Я не верю, что все так просто. Когда так вообще было? Все знают, что Кэролайн любит тебя всем сердцем. Она с радостью приняла бы за тебя кол. Если подумать, она уже делала это однажды, еще в Тиффоже. Реми сказал, что с ней было что-то не так, и она не стала ему возражать, когда он ответил, что не верит ей. Ещё она попросила меня присмотреть за тобой, и, по словам Реми, ее голос был совершенно разбитым. Я думаю, что в этом есть нечто большее, чем кажется на первый взгляд, Никлаус, и нам нужно выяснить, что это такое. Оставайся сосредоточенным!
Оторвав взгляд от руки, в которой он держал кольцо и ожерелье, Клаус покачал головой, его глаза покраснели.
— Она бросила меня, Элайджа. Не имеет значения, почему она это сделала. Это было ее решение. И это… конец всему. Всему на свете.
— Ты меня слушаешь? Я сказал…
Клаус поднял руку. Он не хотел слушать, не хотел говорить.
— Мне все равно.
Он повернулся и вышел из дома. Положив кольца в карман, Клаус побежал, как тень, промчавшись из города в лес, окаймляющий болото, лишь изредка видимый в слабом свете необычно бледного полуденного солнца. С врожденной грацией он уклонялся от деревьев, ветвей и камней, ни разу не запнувшись в своем элегантном беге. Его движения напомнили бы любому наблюдателю о гепарде на охоте — стройный, эффективный, мощный и невероятно быстрый.
Клаус продолжал бежать, не чувствуя усталости. Нависшая тьма и слепящая тоска внутри него не исчезали, как бы быстро он ни бежал. Внезапно, из ничего, боль почти взорвалась, когда окончательное осознание обрушилось на него, как крушение поезда.
Она исчезла. Кэролайн, его жена, его любовь, его свет. Она бросила его. Какая-то глубоко скрытая часть его всегда знала, что когда-нибудь это произойдёт.
Это означало… возвращение к одиночеству. Вечность одиночества, потому что он даже не признавал существования других женщин с тех пор, как она вошла в его жизнь. Это была только она, и никто другой. Для него больше никогда не будет никого другого.
Клаус затормозил на краю загона. Подняв глаза, он обнаружил, что Калигула пристально смотрит на него. Он даже не заметил, в каком направлении пошли его шаги. К этому времени гибрид уже задыхался, но это не имело никакого отношения к изнеможению. Это была явная и нескрываемая паника при окончательном осознании того, что его ждало впереди.
Жизнь без Кэролайн.
Его колени подогнулись, и он упал на землю, чувствуя, как тяжесть тысячи одиноких лет объединила силы с еще более одинокими грядущими эпохами, и они безжалостно толкали его вниз. Как он вообще собирался это вынести? Как, черт возьми, он сможет прожить вечность без ее любви после того, как вкусил сладость жизни рядом с ней?
Боже, как он нуждался в ней! Ему нужна была ее мягкость, ее дерзкие комментарии, ее тело, ищущее его утешения во сне, ее жемчужный голос, шепчущий его имя, ее глаза, говорящие ему, как она его любит и что он никогда больше не будет одинок.
Волна отчаяния обрушилась на него, тьма опустилась на каждую его мысль, на каждую эмоцию. Выхода не было.
Одна единственная слеза сорвалась с его глаза, и это все.
Он поднял взгляд к туманному небу, его лицо превратилось в почти неузнаваемую маску отчаяния, боли и ужаса. Все следы человечности покинули его голос, когда он, наконец, закричал в агонии.
Из последних сил Клаус заполз в загон, рухнул на землю у ног лошади и позволил мучительной боли разорвать себя на части.
— Клаус.
Кто-то говорил с ним, но ему было все равно. Он не хотел знать, кто это был. Единственное, чего он хотел, — это побыть одному, никогда больше не говорить, не слышать и не видеть. Но, похоже, голос не собирался исчезать так быстро.
— Клаус, твой конь не подпускает меня близко к тебе, а я не хочу причинять ему боль. Так что либо ты убирайся оттуда, либо скажи Калигуле, чтобы он отвалил.
Какая-то отдаленная часть его мозга теперь зарегистрировала говорящего. Стефан. Он с некоторым усилием открыл глаза и увидел нависшего над ним Калигулу, подозрительно разглядывающего младшего Сальваторе. Когда лошадь заметила, что Клаус шевелится у его ног, она осторожно подтолкнула его носом. В любой другой момент Клаус изумленно покачал бы головой при виде такого нежного жеста дикого жеребца, но сейчас он просто не мог заставить себя обращать на это внимание.
— Уходи, — пробормотал первородный и снова закрыл глаза, чувствуя, как Калигула еще раз подтолкнул его.
— Нет, — спокойно ответил Стефан. — Прости, Клаус. Ничего не поделаешь. Давай, вылезай из загона. Все искали тебя целую вечность, так что я должен отвезти тебя домой и отозвать поисковые группы.
Клаус едва заметно покачал головой.
— Оставь меня в покое. Скажи всем, чтобы оставили меня в покое. Я в порядке.
— Да, именно так это и выглядит. Давай, Клаус. Я могу понять тебя лучше, чем ты можешь себе представить. Но это никому не поможет, и меньше всего тебе самому, если ты попытаешься вырыть себе яму, чтобы исчезнуть. Убирайся оттуда, — добавил он уже более решительным голосом.
— Она ушла, Стефан, — прошептал Клаус, почти задыхаясь от слов. — Она бросила меня. Мой свет только что покинул меня. Ты правда веришь, что я все еще забочусь о том, что помогает мне или кому-то еще?
Он снова открыл глаза, чтобы увидеть лицо Стефана. В его чертах было сострадание, а не жалость. Клаус поднял голову от грязной земли, и ноздри Калигулы тут же коснулись его лица. Инстинктивно он поднял руку, чтобы быстро похлопать свою лошадь.
Майклсон медленно сел и прислонился к забору, глядя на молодого вампира, который снова заговорил.
— Я знаю ее, Клаус. Она любит тебя больше всего на свете или кого бы то ни было. Ты любовь всей ее жизни, она сама мне так сказала, и если есть что-то, чего она никогда-никогда бы не сделала, так это не оставила тебя.
— Но она сделала это.
Стефан кивнул.
— И это так нехарактерно для нее. Я полностью согласен с Элайджей в том, что что-то во всем этом не так, и мы выясним, что именно.
— Мне все равно. Она бросила меня. Этот факт красноречивее всего остального, и я не требую дальнейших объяснений.
Стефан раздраженно вздохнул.
— В любом случае, если ты хочешь быть несчастным, то можешь с таким же успехом делать это дома, — отметил он. — Давай же, Клаус.
Последние несколько слов были произнесены довольно властным тоном, который каким-то образом сумел пробиться сквозь толстые слои боли и небытия и достиг его на долю секунды. Клаус посмотрел на Стефана, который спокойно смотрел на него в ответ, затем бесстрастно оглядел себя. Ему было все равно, где он находится, но Клаус хотел, чтобы его оставили в покое, и что-то подсказывало ему, что, если он останется здесь, то Стефан вызовет подкрепление, и они не оставят его в покое, пока он не сдастся и не вернется домой.
Молча гибрид поднялся на ноги и направился к младшему Сальваторе, Калигула всегда был рядом с ним. То, как его лошадь присматривала за ним, было бы трогательно, если бы он все еще был в состоянии оценить это. Майклсон перелез через забор и молча направился к машине Стефана. Опустившись на пассажирское сиденье, он закрыл дверцу и уставился в окно, ничего не видя.
Клаус почувствовал, как Стефан скользнул на водительское сиденье, и секунду спустя двигатель завелся. Молодой вампир, казалось, понимал, что любая попытка завязать разговор будет совершенно бесплодной, поэтому просто молчал. Полчаса спустя они подъехали к дому.
Войдя в особняк, Никлаус ожидал увидеть всех собравшихся в холле, но никого не заметил — за единственным исключением Элайджи, который неподвижно стоял у подножия лестницы. Клаус прошел мимо него, его единственным желанием было остаться одному в своей комнате и закрыть дверь, но он почувствовал руку брата на своей руке. Обернувшись, Майклсон бросил на Элайджу пустой взгляд. Он видел боль, сострадание и понимание, но в его сердце не было места ни для чего из этого. Он просто шел, пока не добрался до своей комнаты.
До их комнаты.
Закрыв за собой дверь, он посмотрел на кровать, которую делил с ней. Раскаленная добела вспышка боли пронзила все его существо, заставив застонать в отчаянии. Он знал, что никогда больше не сможет спать в этой кровати, никогда больше не прикоснется к ней. Как старик, Клаус дотащился до дивана и опустился на него, его пустые глаза не отрывались от кровати; чувства мучил ее пьянящий аромат, который все еще витал в комнате.
Он не двигался три дня.
