Элайджа расхаживал по кабинету, чувствуя, как все взгляды следят за его шагами. Он знал, что им было непривычно видеть его таким, но ему было все равно. Он был глубоко обеспокоен своим младшим братом, и чувство дежавю никак не уменьшало его тревоги.
Клауса не оставляли в покое уже три дня; все они по очереди наблюдали за ним в течение нескольких часов. Он ни на кого не смотрел, не говорил, не ел, и точное повторение того, как он был в кататонии в течение трех дней после того, что случилось в Тиффоже, было жутким. На этот раз, однако, больше всего причин для беспокойства вызывала полная иррациональность Клауса. Он не был восприимчив ни к каким объяснениям, и Элайдже это не нравилось, хотя для него это было не совсем ново. У него не было сомнений в том, что его младший брат в конце концов выйдет из своего нынешнего состояния, но он понятия не имел, сколько времени это займет на этот раз.
Вздохнув, Элайджа смирился с одной вещью, которая была необходима, когда он имел дело со своим проблемным братом.
Терпение. Он знал, что какая-то маленькая частичка Клауса так и не смогла полностью поверить в свою удачу после того, как он нашел Кэролайн, а тысяча лет недоверия, сомнений и неуверенности заставили его теперь отказаться от разума. Никто не смог бы заставить его брата увидеть, что во всей ситуации что-то не так, пока сам Клаус не позволит этой мысли поселиться у себя в голове.
Терпение.
Снова вздохнув, Элайджа остановился и посмотрел на небольшую группу, собравшуюся в кабинете. Деймон и Стефан, Елена, Сильв. И Кол. Ребекка была наверху с Клаусом. Им нужно было обсудить, что делать дальше, так как Элайджа был абсолютно уверен, что Кэролайн не изменила своего мнения о его брате и не действовала по чистой прихоти, и он намеревался сделать все, что в его силах, чтобы выяснить, что произошло на самом деле, хотя ему претила мысль о том, чтобы на время оставить Клауса в стороне. И что-то подсказывало ему, что его невестка реагировала так же иррационально на то, с чем она столкнулась, как Клаус на ее уход.
Как раз в тот момент, когда Майклсон собирался заговорить, он услышал две пары шагов, выходящих из комнаты его брата. Все остальные посмотрели в сторону лестницы, и растущее напряжение было теперь ощутимо во всем кабинете.
Секундой позже в комнату вошел Клаус, а за ним Ребекка, которая беспомощно пожала плечами. Элайджа внимательно вгляделся в лицо брата. Он выглядел невозмутимым, хотя в его глазах был сильный проблеск боли. И кое-что еще. Холодность, решимость и тот странный покой, который появляется в чьих-то чертах после принятия жизненно важного решения. Глаза Элайджи сузились. Он знал, что это значит.
Подойдя к бару с напитками, Клаус налил себе стакан односолодового виски, сделал большой глоток и посмотрел на всех с застывшей улыбкой.
— Какое очаровательное собрание. Есть ли какое-нибудь особое событие, о котором ты забыл мне упомянуть? — спокойно спросил он, но потом покачал головой. — Ну, неважно. Я…
Клаус не успел закончить, так как Элайджа метнулся через комнату и свернул ему шею.
Старший Майклсон поднял глаза и обнаружил, что все смотрят на него с открытым ртом.
— Он собирался отключить свою человечность, а мы не можем этого допустить,
никогда. Это не поможет ему, и еще меньше это поможет Кэролайн. Кроме того, кто-нибудь из вас хочет представить, как повлияет на мир, если Первородный Гибрид потеряет свою человечность?
— Похоже на десять библейских казней, только на этот раз они не ограничатся Египтом, — усмехнулся Деймон. Елена толкнула его локтем и закатила глаза.
— Интересное сравнение, и не совсем неверное. Когда он проснется, я поговорю с ним и надеюсь, что смогу убедить его не пытаться отключить эмоции снова. Однако нам нужно будет постоянно наблюдать за ним, и в то же время мы должны выяснить, что случилось с Кэролайн. Деймон, мне нужно, чтобы с этого момента ты оставался с Никлаусом. Мои извинения, я знаю, что прошу слишком многого, но тебе придется чертовски сильно его отвлечь. Никаких глубоких разговоров, никаких сантиментов — просто корми, пои и играй. И будь таким же несносным, как обычно.
Деймон приподнял бровь и ухмыльнулся.
— Что заставляет тебя думать, что он интересуется чем-то из этого, не говоря уже о моей компании?
— У меня есть кое-что очень конкретное, что вызовет у него чувство вины, и, несмотря ни на что, я уверен, эта тема дойдет до него, тем более что я дам ему очень убедительное представление, будто он разбил мне сердце тем, что сделал, и я еще не оправился от этого. Я должен буду попросить всех вас, пожалуйста, покинуть дом, так как это касается только меня и моего брата.
Элайджа бросил быстрый, но пристальный взгляд на Сильв и увидел, как глаза его жены бесконечно расширились. Он вздохнул. Позже им также потребуется провести давно назревший разговор.
— На мгновение ему станет хуже, но его боль больше не будет сосредоточена исключительно на Кэролайн. Поэтому, как только непосредственная опасность того, что Никлаус отключит свою человечность, исчезнет, в кадре появится Деймон. Извиняюсь, Стефан, за то, что не обратился к тебе. Я знаю, что у вас особая связь с моим братом, и он будет нуждаться в вашей дружбе. Но в течение первых нескольких дней или недель все будет зависеть от его чувств — питание, алкоголь… все, что удерживает его разум от дальнейшего погружения во тьму и отчаяние. Как очень метко выразился Оскар Уайльд, речь идет об исцелении души с помощью чувств. Мне действительно жаль это говорить, но обычная болтовня с Деймоном — это именно то, что сейчас нужно Никлаусу, — Элайджа замолчал и очень серьезно посмотрел на старшего Сальваторе. — Деймон, это очень важно, и я должен быть в состоянии положиться на тебя. Я могу это сделать?
Деймон начал было что-то говорить, но Стефан опередил его.
— Конечно, можешь. Это касается Кэролайн, а она всегда была рядом со всеми нами. Неоднократно. Она наш друг. И… Клаус тоже, я полагаю, — он посмотрел на своего старшего брата, руку которого Елена накрыла своей ладонью и обхватила его щеку другой рукой.
— Деймон.
Брюнет фыркнул, но было ясно, что он никогда не откажет Елене.
— Хорошо. Я посижу с ним. Но я не беру на себя никакой ответственности за то, что произойдет, если он сорвется с катушек, так что не бросай на меня никаких смешных взглядов или длинных речей о том, как я позволил ему убивать невинных людей или что-то в этом роде.
Элайджа кивнул.
— Согласен. Хотя я абсолютно уверен в твоей способности свести любое беспорядочное кровопролитие к минимуму. Просто попытайся отвлечь его от боли и не позволяй отключать человечность. Сворачивай ему шею шесть раз в день, если придется. В данный момент он не в себе, так что ты должен быть в состоянии действовать достаточно быстро, если возникнет необходимость.
— Хорошо, — сказал Деймон. — Но все же, вопрос — почему бы в первую очередь не пырнуть его кинжалом? Не то чтобы это было новостью для кого-то из вас.
С терпеливой улыбкой Элайджа посмотрел на старшего Сальваторе.
— Никлаус должен самостоятельно выйти из этого состояния, чтобы помочь, и я пришел к выводу, что он должен возглавить поиски и в идеале найти Кэролайн сам. Ибо в противном случае, зная моего брата, он никогда не простит себя, и втайне никогда не простит того, кто найдет ее вместо него. Тебе не нужно напоминать мне о том, что это не очень логично, но когда, в конце концов, чувства имели какое-либо отношение к логике? И если я ударю его кинжалом сейчас, он будет в том же самом состоянии, как только очнется. Не самый мудрый выбор.
— Итак, что вы, ребята, будете делать, пока я поведу Пол Пота на живописную экскурсию по Диснейлэнду?
Первородный пристально оглядел маленькую группу. Все выжидающе смотрели на него, и на мгновение у мужчины потеплело на сердце от того, как все они были готовы помочь. Элайджа был так взволнован тем, как любовь Кэролайн пробудила в Клаусе скрытые качества. Его брат, с которым он рос почти десять столетий назад, появлялся все чаще и чаще с тех пор, как наконец преодолел свое одиночество. Младший брат заслуживал счастья после всего, через что ему пришлось пройти, и Элайджа поможет ему вернуть это. Он не сомневался, что будет тяжело, очень тяжело, и еще меньше он сомневался в том, что Клаус будет в худшем состоянии в течение следующих нескольких дней или недель, поэтому он поручил Деймону составить ему компанию. Из их маленькой группы Деймон и Кол были единственными, кто не осуждал Клауса за любые выходки, которым он предавался, и хотя он очень любил своего младшего брата, Элайджа не доверял ему, когда дело доходило до общения с Клаусом.
— Кол и Сильв будут искать Давину и пару других ведьм. Это будет очень трудно, но постарайтесь заручиться их поддержкой. У меня такое чувство, что это может нам скоро понадобиться, и у них также может быть некоторое представление о том, что происходит на самом деле, хотя я не уверен в этом и сомневаюсь, что они захотят делиться своими мыслями. Тем не менее, попробуйте, но будьте очень осторожны в этом, — он подошел к своему младшему брату и положил руку ему на плечо. — Кол. Я знаю, что ваши отношения с Никлаусом… напряженные, но если ты не хочешь делать это для него, сделай это для меня. Для нашей семьи. Что бы ни случилось в прошлом, сейчас не время останавливаться на этом. Ты сможешь уладить свои проблемы со старшим братом, как только все вернется на круги своя.
На мгновение показалось, что Кол собирается возразить, но затем он кивнул.
— Я не хочу, чтобы Ник знал, что я помогаю, и не буду присоединяться ни к чему, в чем он участвует. Но я поговорю с ведьмами. Семья превыше всего.
Элайджа улыбнулся.
— Я не ожидал от тебя меньшего, брат, — затем он посмотрел на свою сестру и младшего Сальваторе, тесно прижавшихся друг к другу на диване. — Ребекка и Стефан, могу я попросить вас провести небольшое расследование? Это может подразумевать определённые путешествия, но мне бы хотелось, чтобы вы попытались проследить шаги Кэролайн после того, как она ушла. Начните с Реми, может быть, она оставила какие-то подсказки, которые он в то время не воспринимал как таковые, затем попробуйте посетить ближайшие аэропорты. Я уверен, что Кэролайн вынудили покинуть страну, но также убежден, что она была очень расстроена и, возможно, оставила непреднамеренный намек.
Ребекка согласилась, взяв Стефана за руку.
— Рано или поздно мы что-нибудь найдем, Элайджа.
Сальваторе вытащил свой телефон.
— Я позвоню Тайлеру, чтобы он присмотрел за шерифом Форбс во время нашего отсутствия.
— Очень хорошее решение, Стефан. Могу я предложить тебе попросить мистера Локвуда очень тщательно расспросить, не было ли у шерифа каких-либо новостей от ее дочери? Я серьезно в этом сомневаюсь, но попробовать стоит.
Младший Сальваторе кивнул и, набрав номер, вышел в коридор. Элайджа повернулся к Елене.
— Если ты не возражаешь, Елена, подумай о каждом разговоре, который у тебя когда-либо был с Кэролайн, о любых местах, которые она мечтала посетить. Запиши их все в порядке вероятности. Затем подумай обо всем, что может помочь в ее поисках. Ты ее лучшая подруга и очень хорошо ее знаешь. Все может иметь значение.
— Конечно, — с готовностью ответила Елена. — Я начну прямо сейчас. Ребята, помните, это Кэролайн! Она любит Клауса больше собственной жизни и никогда бы не ушла от него добровольно, я абсолютно в этом уверена.
Сильв кивнула в знак согласия.
— Мы очень часто говорили об их отношениях. Я знаю, что она была недовольна его частыми отлучками и стремлением править городом, но Кэр ни за что бы не поступила так с собой, не говоря уже о нем. Он для нее все, поэтому я полностью согласна с Элайджей и Еленой. Что-то в этом всём нечисто.
Майклсон улыбнулся ей, затем вздохнул и бросил быстрый взгляд на Клауса, который все еще лежал на полу. Теперь осталось уже недолго, а ему нужно было остаться наедине с братом, когда тот проснется. Откашлявшись, он сказал:
— Что касается меня, как только я поговорю с Никлаусом, то незаметно мобилизую всех вампиров, ведьм и людей, которых знаю за пределами Нового Орлеана. В конце концов, Кэролайн вампир, и даже если это не входит в ее намерения, в какой-то момент она может коснуться внешних границ сверхъестественного сообщества. Кроме того, я относительно уверен, что Марсель замешан в исчезновении Кэролайн, но мы не должны сталкиваться с ним в настоящее время. Мой брат убежден, что мотивы Марселя бросать нам вызов выходят за рамки простой территориальности, и в конце концов нужно докопаться до сути вещей. Однако сейчас мы должны казаться полностью озабоченными тем, чтобы Никлаус не убил всех, кто окажется в поле зрения, и не должны никому сообщать, что подозреваем неладное за отъездом Кэролайн. Как только Никлаус вернется в нужное русло, что, как вам должно быть известно, может занять некоторое время, мы решим, что необходимо сделать в дальнейшем. Спасибо всем вам за вашу помощь.
***
Клаус открыл глаза, на короткое мгновение дезориентировавшись, прежде чем вспомнил, что произошло. Боль. Мучительная боль. Его Кэролайн исчезла. Он просто не мог вынести этой агонии и уже собирался отключить эмоции впервые за более чем тысячелетие, когда Элайджа свернул ему шею. Гибрид поднял глаза и увидел своего брата, нависшего над ним с клинком в руке, направленным ему в сердце.
— Попробуй снова отключить свою человечность, Никлаус, и я ударю тебя кинжалом. Полагаю, ты знаком с ходом разбирательства.
Клаус пожал плечами.
— Да, пожалуйста. Мне все равно.
— О нет, брат, тебе не все равно. Тебе так не все равно, что впервые за тысячу лет ты был по-настоящему готов отпустить все, что имеет для тебя значение. Свою душу, сердце, семью, — он сделал паузу. — Свою жену.
Такое чувство, что Элайджа разрезал его и оставил истекать кровью.
— Не упоминай ее. Никогда больше, — прошипел он, пытаясь подняться с земли, пока не почувствовал, как кинжал пронзил его кожу. Крошечная капля крови запятнала его рубашку.
— Не в этот раз, Никлаус, — прошипел в ответ его старший брат. — Я позволял тебе отмахиваться твоим «Я-отказываюсь-говорить-об-этом» более шестисот лет. Однако на этот раз такого не будет. Ты столкнёшься с этим лицом к лицу, и все мы будем на твоей стороне. Так что возьми себя в руки.
Быстрая вспышка гнева промелькнула на лице Клауса, прежде чем его глаза снова стали пустыми.
— Тогда вонзи в меня кинжал.
— Ты нужен нам. Ты нужен Кэролайн. Я не стану пронзать тебя кинжалом. И… ты мой должник, Никлаус. Поэтому ты сохранишь свою человечность и больше не будешь делать глупостей.
Теперь в глазах Клауса появился намек на эмоции. Было много вещей, которыми он был обязан Элайдже, но он понятия не имел, о чем говорил его брат.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Клаус бесцветным голосом. — Что я тебе должен?
Элайджа опустился на колени рядом со своим братом, кинжал все еще слегка царапал кожу гибрида. Его глаза сузились, а взгляд стал ледяным.
— Пожалуйста, вспомни, что произошло сразу после того, как я отключил свою человечность в двадцатых годах, Никлаус, — просто сказал он.
Клаус замер.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — прошептал он, чувствуя, как внутри поднимается старое чувство вины. Элайджа не мог знать. Это было невозможно. Прошли десятилетия, а он так и не произнес ни слова. Нет, этого не может быть, не так ли?
Старший Майклсон приподнял бровь.
— Тогда позволь мне объяснить тебе, брат, — он опустил лицо, пока оно не оказалось всего в нескольких дюймах, его голос превратился в стальное рычание. — Ты, чертов осел, переспал с женщиной, которую я так безумно люблю. С женщиной, которая теперь моя жена.
В комнате воцарилась тишина, тишина, которая, казалось, весила тонны.
Клауса затошнило, и впервые за много дней это было не только из-за его безымянной агонии «Кэролайн». Как давно Элайджа знал об этом?
— Как… — начал было он, но его тут же прервал брат.
— Я понял это в тот момент, когда ты тогда вернулся из Лондона. Я читаю тебя как книгу, Никлаус, ты мало что можешь от меня скрыть. Ты посмотрел на меня, и я увидел, как в твоих глазах вспыхнула вина. Только одна вещь могла заставить тебя почувствовать такое всепоглощающее раскаяние — предательство меня. Как ты думаешь, почему я бросил тебя сразу после того, как снова включил свою человечность?
Клаус думал, что ничто никогда не сможет заставить его снова почувствовать что-либо, кроме всепоглощающего чувства потери, но, очевидно, в нем все еще оставался небольшой намек на жизнь.
— Я всегда думал, что ты хочешь наконец построить свое собственное царство. Я думал, ты решил собрать несколько последователей и организовать независимую операцию. Я понятия не имел, что ты знаешь, — он на секунду закрыл глаза, прежде чем пробормотал: — Элайджа… Это ничего не значило, ни в малейшей степени, ни для кого из нас.
— Это должно заставить меня чувствовать себя лучше? — зашипел Элайджа, и Клаус отпрянул от напряжения, скрывавшегося за приглушенным рычанием его брата.
— Брат, я…
Одним плавным движением Элайджа поднял его и прижал к стене, приставив кинжал к сердцу, а руку к горлу.
— Ты причинил мне боль, Никлаус, ты причинил мне очень сильную боль. Я не могу понять, как мысль о том, чтобы прикоснуться к Сильв, могла вообще прийти тебе в голову. И ты заплатишь за ту агонию, которую причинил мне, оставшись с нами сейчас. Ты не отключишь человечность, и в конце концов возьмёшь себя в руки, чтобы мы могли выяснить, что произошло. Это понятно?
Клаус закрыл глаза, пытаясь взять под контроль свои бурлящие мысли.
Кэролайн… Элайджа… как бы он пережил все это?
Снова открыв глаза, Клаус посмотрел на своего старшего брата, и именно его преданность своей семье, глубокая связь с родственниками, которых он любил больше всего на свете, заставили его вспомнить то, что осталось от его сердца.
— На данный момент.
Рука Элайджи исчезла с его горла, так же, как и кинжал. Его брат мотнул головой в сторону двери.
— Ты должен поесть. Возьми Деймона с собой, он действует мне на нервы.
Глаза Клауса сузились.
— Не переусердствуй с ролью командира.
— Тогда не оставляй эту должность, Никлаус.
***
Сильв вернулась через пять минут после того, как Клаус вышел из дома в сопровождении Деймона. Элайджа глубоко вздохнул, когда услышал стук в дверь, страшась предстоящего разговора. Однажды он сказал Кэролайн, что никогда не поднимал эту тему ни со своей женой, ни с братом, потому что хотел, чтобы пыль осела и прошлое осталось в прошлом. Но он не был до конца честен со своей невесткой. Майклсон никогда не говорил об этом, потому что это все еще причиняло боль.
Он сидел на диване, наблюдая, как Сильв вошла в кабинет. Как всегда, невероятная красота ее черт заворожила его. В ту ночь, когда он впервые увидел ее в переполненном ночном ресторане Лондона, его поразило ее прелестное личико. Они часами разговаривали, и с каждой минутой она очаровывала его все больше, да так сильно, что на какое-то время он совершенно забыл, что они были незнакомы. Занятия любовью, последовавшие за их встречей, были неожиданно интенсивными, и мало что еще могло его удивить. Дело было не только в том, что Сильв была потрясающей любовницей и разделяла его эротические предпочтения. Он никогда не встречал женщину, которая реагировала бы на каждое его прикосновение с такой страстью, такой полной и восхитительной отдачей. Что еще более важно, она была умной, веселой, смелой и добросердечной, такой, какой с ним еще никто никогда не был. Ему потребовалось всего несколько дней, чтобы влюбиться, и он больше никогда не переставал любить ее, даже за те почти восемьдесят лет, что не видел ее. За эти десятилетия было много других женщин, включая Катерину, которую он всегда считал любовью всей своей жизни, но после Сильв даже двойник Петровой не смог снова коснуться его сердца.
Элайджа знал, что Сильв понимает, как сильно он ее любит, но сомневался, что она видит истинную глубину его чувств. С другой стороны, он должен был быть справедливым — в конце концов, это была его вина. Он никогда не высказывался слишком громко о своих эмоциях, а она всегда принимала это, но иногда даже такая сильная, уверенная в себе женщина, как его прекрасная жена, нуждалась в некотором утешении, и он никогда не был очень хорош в этом.
— Элайджа, — тихо сказала Сильв, садясь в кресло напротив него. Она сглотнула, прежде чем продолжила тихим голосом: — Как давно ты знаешь?
С невеселой улыбкой он пожал плечами.
— С самого начала. С тех самых пор, как Никлаус вернулся из Лондона.
Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула, затем снова посмотрела на него, ее глаза были полны печали и раскаяния. Элайдже было ненавистно видеть ее такой, и он знал, что, как и его брат, она сожалеет о том, что произошло по сей день, но им нужно было разъяснить это сейчас, раз и навсегда. Они и так уже слишком долго ждали.
— Почему ты никогда не говорил ни слова? — спросила Сильв, чей голос был не громче шепота.
Вздохнув, он ответил:
— У меня было очень много времени, чтобы смириться с тем, что произошло, Сильв. Много лет, чтобы злиться. И наконец-то простить. Когда мы встретились снова, когда мы, наконец, заново нашли друг друга, у меня не было ни малейшего желания позволять этому событию из прошлого портить наше настоящее. Или будущее.
Посмотрев на него очень пристально, она вдруг покачала головой.
— Это еще не все, — её глаза сузились, когда она посмотрела ему в лицо, изучая его. — Тебе все еще больно, — внезапно прошептала она, и Элайджа съежился от боли, пронзившей ее лицо. — Ты, возможно, простил и меня, и Клауса, но это не значит, что теперь ты равнодушен. Все еще больно, не так ли?
Как хорошо она его знала! Это был один из тех редких моментов, когда он опускал свой непроницаемый фасад. Его полные муки глаза встретились с ее, и он кивнул, проведя рукой по волосам.
— Да, моя прелесть. Я люблю тебя больше всего на свете, и люблю Никлауса всем сердцем. И именно это делает всё таким трудным. Только тот, кого ты по-настоящему любишь, может причинить тебе такую боль, что на заживление раны уйдет целая вечность. И когда два человека, которых ты любишь больше всего, вместе причиняют тебе боль, это занимает еще больше времени.
— И все же ты женился на мне, —пробормотала она.
— Сильв, — его голос был нежным, когда Элайджа встал и пересек расстояние, взяв ее за руку и притянув к себе. Он обхватил ладонями ее щеки и посмотрел ей в глаза. Да, ему все еще было до некоторой степени больно, но он знал, что однажды в недалеком будущем боль полностью утихнет. Чего он не хотел, ни при каких обстоятельствах, так это чтобы Сильв сомневалась в его чувствах к ней. Однажды он уже совершил эту ошибку, и это стоило им обоим десятилетий счастья. — Я попросил тебя стать моей женой, потому что люблю тебя так, как никогда не думал, что это возможно. Что бы ты ни сказала или ни сделала, будь то в прошлом, настоящем или будущем, это никогда не изменит моих чувств к тебе. Если бы я не вел себя как упрямый кретин все эти годы, ничего бы этого все равно не случилось. Я знаю, почему ты переспала с моим братом, потому что знаю, почему он переспал с тобой. Это ничего не меняет, но мне стало легче смириться с тем, что произошло.
Он поцеловал ее очень нежно, чувствуя, как тепло разливается по его телу от ощущения рук Сильв, обнимающих его, и ее тела, прижимающегося к его.
— Мне так жаль, Элайджа, —прошептала она, и его сердце сжалось при виде единственной слезинки, скатившейся по её щеке. — Я так сильно сожалею.
С любящей улыбкой он вытер слезу с ее лица и снова притянул в свои объятия.
— Я отдаю себе в этом отчет. И не жду извинений. Чего я хотел, так это разрядить обстановку, что мне следовало сделать давным-давно. В любом случае, похоже, у тебя впереди целая вечность, чтобы загладить свою вину передо мной, — он усмехнулся, затем снова стал серьезным. — Я люблю тебя, Сильв Майклсон. Больше, чем ты, вероятно, можешь себе представить. Просто пообещай мне, что больше никогда этого не забудешь.
Теперь настала ее очередь горячо поцеловать его, отчего Элайджа почувствовал знакомое шевеление внутри. Никто никогда не заставлял его терять самообладание так, как Сильв, и сейчас он определенно чувствовал, что снова теряет его.
— Я никогда не забывала об этом с самого начала, — пробормотала она ему в губы. — Ты заметил, что сказал, что любишь меня, уже несколько раз за один день? Обычно мне приходится ждать неделями, чтобы услышать, как ты говоришь это снова, — усмехнулась она.
Ее слова вызвали у него легкий укол вины. Да, ему нужно будет говорить ей об этом гораздо чаще. Разве не это он сказал своему брату в Тиффоже, когда Никлаус боролся со своими чувствами к Кэролайн? Никогда не оставлять свою женщину в сомнениях? Что ж, самое время было прислушаться к собственному совету.
— Пожалуйста, прости меня, милая. Я с болью осознаю, что во мне не так много от романтика, но ни на секунду не поверю, что это признак отсутствия чувств, — он замолчал и прижался лбом к ее лбу. — Я обожаю тебя, Сильв, и… Ты нужна мне. Не уверен, смог бы я справиться с тем, что происходит сейчас с Никлаусом, если бы не знал, что ты рядом со мной.
Она уставилась на него, как громом пораженная. Он никогда не говорил ей, что она нужна ему, но это была простая и ясная правда. Все считали его непоколебимым, но это было не так. Его семья, жена и брат значили для него так безмерно много, что без Сильв все было бы бесконечно сложнее и болезненнее.
— Мы поможем ему, — прошептала она, все еще потрясенная его признанием. — И я всегда буду рядом с тобой, Элайджа. Для меня нет другого места, кроме как с мужчиной, которого я люблю больше, чем свою собственную жизнь.
— Покажи мне, — хрипло пробормотал он, когда его потребность в ее тепле, наконец, взяла верх над ним.
