***
Клаус стоял, облокотившись на стойку унылого маленького бара, скрытого с Эспланады. После того, как он бродил почти по всем ночным заведениям Нового Орлеана в течение нескольких недель подряд с Деймоном, которого, как он знал, Элайджа назначил нянчиться с ним, он тихо сбежал из дома рано утром после еще одной мучительной ночи. Его кошмары о Хенрике стали почти невыносимыми с тех пор, как Кэролайн уехала, и они истощили его. Это было одно и то же каждую ночь — все начиналось со снов, про Кэролайн: прекрасные, сладкие образы ее мягкого тела в его объятиях, ее тихий голос, шепчущий любящие слова и обещания. Он всегда расслаблялся во сне, когда она ему снилась. Затем эти мирные картины превращались в кошмары о его младшем брате, о том, как его пытали и убили, о том, как Клаус не смог спасти его. Эти сны всегда преследовали его, но теперь они стали еще более яркими и душераздирающими. Каждое утро он просыпался весь в поту и каждый раз поворачивался на бок, тянулся к ней, как делал это после кошмара, только чтобы обнаружить, что проснулся на диване в гостиной без нее. Это сводило его с ума, но еще хуже было то, что первородный скучал по ней каждую минуту каждого дня. Все напоминало ему о ней, и каждая клеточка его тела болела. Клаус пытался просто выживать по минутам за раз, не в состоянии мыслить в измерениях часов, не говоря уже о днях. Он сдержал свое слово, данное Элайдже, и больше никогда не пытался отключить эмоции, но это был чистый и неподдельный ад. Этим утром всё было так невыносимо, что Майклсон знал, что ему нужно найти выход своей боли, иначе он больше не смог бы стоять прямо. Итак, Клаус пришел сюда и выпил немного. Весело… Только то, что это было совсем не весело, ни в малейшей степени не облегчило его мук. Он услышал, как открылась дверь, и раздраженно зажмурился. Деймон все-таки нашел его. Очень медленно обернувшись, гибрид посмотрел на старшего Сальваторе, который как раз осматривал комнату. Клаус предположил, что он должен отдать парню должное за то, что тот нисколько не удивился. Возможно, именно поэтому Элайджа в первую очередь выбрал его в качестве сторожевого пса. Чего бы это ни стоило, Деймон никогда не осуждал. Около полудюжины безжизненных тел были разбросаны вокруг грязного заведения, и сам Клаус был так же залит кровью, как и большинство его жертв. Они все еще были живы, так как он подумывал о том, чтобы пройти еще один раунд, если они снова придут в себя, но если кто-то не вылечит их в ближайшее время, они все очень скоро умрут. Клаусу было все равно, живы они или мертвы. Он поднял свой стакан в направлении Деймона и проглотил его содержимое. Бессознательно Майклсон сморщил нос и увидел, как Деймон нюхает воздух с выражением полного отвращения. — Из чего сделана эта штука, из гнилой картошки? — спросил он, указывая на стакан Клауса. — Вероятно, — спокойно ответил первородный. — Хочешь что-нибудь? Деймон пожал плечами. — Почему бы и нет. Меня может стошнить в первый раз за сто шестьдесят лет, а мы всегда охотимся за новинками, не так ли? — он подошел к бару, где Клаус наливал что-то в стакан и протягивал ему. Деймон скользнул на стул рядом с ним. Прежде чем он сделал глоток своего напитка, его взгляд остановился на небольшом открытом пластиковом пакете, содержащем небольшую горстку белого порошка. Сальваторе приподнял бровь и посмотрел на Клауса, который спокойно наблюдал за ним. — Ты действительно не в себе, не так ли, Джими Хендрикс? И ты отдаёшь себе отчет в том, что эта штука действует на тебя не более пяти минут? Дело не в том, что я не пробовал. — Роль офицера службы пробации тебе не подходит, приятель, так что просто закончи лекцию, ладно? — пробормотал Клаус, хватая пакет и насыпая небольшое количество порошка на свой мизинец. — Эй, — запротестовал Деймон, выхватывая пакетик у Клауса. — Не путай меня со своим братом. Или моим, если на то пошло. Я просто обижен, что меня не пригласили на эту чертову вечеринку и мне пришлось обшарить весь город в поисках тебя, — с этими словами Сальваторе скопировал Клауса, понюхав немного порошка сам. — Откуда это у тебя? — с любопытством спросил он. Первородный указал на одну из безжизненных фигур рядом с дверью туалета. — Вон тот. Я думаю, он планировал отправить кого-то в небытие, поскольку это, — он подтолкнул маленькую пачку. — Не разбавлено. Чистейший кокаин. Это почти сразу убило бы любого человека, независимо от того, насколько он привык к наркотикам. — Ну, в сочетании с этим самогоном это, вероятно, убьёт и нас, — парировал Деймон, скорчив гримасу от вкуса ликера. — Так что же с ними будет дальше? — он обвел рукой комнату. — Мне наплевать, — пожал плечами Клаус, наливая себе еще выпить и сразу же залпом опустошая стакан. Деймон вздохнул. Он знал, что его наняли на какое-то время в качестве крутого напарника Клауса в преступлениях, и, несмотря на мрачность первородного, большую часть времени все было не так уж плохо. Они бродили по барам и ночным клубам, большую часть времени пили и ссорились, питаясь теми, кого находили в темных переулках города. Но не раз Деймону приходилось убирать беспорядок, оставленный Клаусом, потому что последнему просто было все равно. Судьба грязных людей, которые сегодня пережили свой худший кошмар, волновала его так же мало, как и гибрида. Но он знал Кэролайн. Конечно, не так хорошо, как Елену. И все же… знал. Когда они с Клаусом снова будут вместе, в чем он не сомневался, в конце концов, это станет для них камнем преткновения. Если Кэролайн узнает, что ее муж убил всех этих людей просто из прихоти, независимо от того, какого рода подонками они были, это значительно усложнит ситуацию. И такого рода буйство всегда совершалось в сверхъестественном сообществе, так что она, вероятно, рано или поздно услышит об этом как только вернется. Не говоря уже о более важном факте, что Елена превратила бы его жизнь в сущий ад, если бы он позволил этому случиться. Деймон понятия не имел, когда стал психотерапевтом пары Клауса и Кэролайн. Вероятно, Елена тоже виновата. Она превратила его в чёртову неженку, и хуже всего было то, что он даже не возражал. Снисходительно улыбнувшись при мысли о своей девушке и времени, которое он надеялся провести с ней позже в тот же день, Деймон встал со стула и небрежно направился к первому мужчине. — Знаешь что, думаю, эта чертова кока-кола работает лучше, чем я думал. У меня сегодня нет желания устраивать резню. Так почему бы мне просто не вылечить их, а потом мы выберемся из этого отвратительного места? Есть кое-что, на что я давно хотел с тобой поспорить, и сегодня такой хороший день. Клаус смотрел на него без интереса. — И что бы это могло быть? — вяло ответил он. Деймон криво усмехнулся. — Калигула больше никогда не сбросит меня. Я смогу оставаться на его спине так долго, как ты скажешь. Первородный приподнял уголок рта, чтобы изобразить кривую, невеселую улыбку, которая не коснулась его глаз. — Каковы ставки? — спросил он, пока Деймон поил третьего мужчину своей кровью, стараясь не вздрагивать от вони. Кто в здравом уме стал бы покупать наркотики у кого-то, от кого воняло, как от настоящего хорька? — Если выиграешь ты, я перестану нянчиться с тобой. Если я выиграю, ты перестанешь хандрить и позволишь всем остальным делать твою работу, крестный отец. Деймон надеялся, какой бы высшей силы ни было, что старший вампир пойдет на пари. Он никогда бы не признался в этом никому, и меньше всего самому Клаусу, но Темный Лорд стал ему даже отдаленно нравиться. И хотя Сальваторе мог понять душевное состояние Клауса, он знал, что никто из них не сможет вернуться в нормальный режим, прежде чем Большой Плохой не выйдет из своей летаргии. Это каким-то образом парализовало их всех, какой бы невероятной ни была эта мысль для Деймона. Несмотря на этот факт, ему очень наскучила его работа няни, когда Клаус был в режиме «мне плевать на всех». Первородный уставился в свой пустой стакан. Через некоторое время он кивнул. — Десять минут, без седла. — Поводья? — Если они тебе понадобятся. — Я в деле, — усмехнулся Деймон. — Позволь мне просто написать Элайдже и сказать ему, что, несмотря на мои молитвы, ты, к сожалению, все-таки не потерялся в космосе. Закончив, он убрал телефон в карман и вздохнул. Теперь все, что ему оставалось сделать, — это убедить этого безумного коня не сбросить его… снова. Твою мать.***
Клаус прислонился к забору, наблюдая, как его лошадь рысью приближается к нему. Калигула настороженно посмотрел на него и казался даже немного сердитым. Что было не слишком удивительно, учитывая тот факт, что Клаус не возвращался к нему с того самого дня, как Кэролайн ушла от него… Стефан и Сильв по очереди кормили коня, прежде чем Элайджа, наконец, нанял местного человека, чтобы заботиться о Калигуле, но было ясно, что для лошади это не то же самое. В нескольких ярдах от ограды жеребец остановился и, откинув голову назад, возмущенно заржал. Что-то шевельнулось очень глубоко внутри Клауса. — Я знаю, — беззвучно прошептал он. — Я чувствую себя именно так. Калигула подошел к нему и грубо толкнул. Клаус погладил андалузца по голове и снова что-то почувствовал. Жеребец не шелохнулся, и на долю секунды Клаус прислонил голову к лошади. — Спасибо, мой мальчик, — выдохнул он почти неслышно, заработав приглушенное фырканье животного. Услышав шаги Деймона позади себя, Клаус на мгновение посмотрел на Калигулу и еще раз похлопал его по шее. Он перелез через забор и схватил уздечку, которую протягивал ему Деймон, без усилий надев ее на жеребца. Калигула стоял совершенно неподвижно, что показалось Клаусу странным, но затем он просто повернулся к молодому вампиру и указал на лошадь. — Все твое, приятель. Деймон подошел к забору, его глаза не отрывались от жеребца, и Клаусу на мгновение показалось, что старший Сальваторе даже сглотнул. Он забрался на забор и сел. Если ему очень повезет, это даже сможет отвлечь его от мыслей примерно на пять секунд. Калигула теперь махал хвостом, глядя на Деймона с чем-то, что можно было бы назвать презрением. И некоторой вероломностью. Затем его голова снова повернулась к Клаусу, как будто он ждал какого-то знака, но первородный просто пожал плечами. Жеребец заржал и топнул копытом. У Клауса возникло отчетливое ощущение, что Калигула пытается добиться от него какой-то реакции. У животного определенно были свои жуткие тараканы в голове. Теперь Деймон подошел к животному и схватил поводья. Клаус скрестил руки на груди, отстраненно ожидая, когда его лошадь взбесится, как делала всегда, когда к ней приближался кто-нибудь, кроме самого Клауса. Но ничего не произошло. Старший Сальваторе одним быстрым прыжком вскочил на Калигулу — и лошадь осталась совершенно спокойной. Оба мужчины посмотрели друг на друга в момент полного изумления. Даже на бесстрастном лице Клауса сейчас что-то шевелилось. Деймон одарил его очень широкой улыбкой и крикнул: — Десять минут, верно? — прежде чем дать Калигуле шпоры и заставить перейти на ровную, правильную рысь. Они вдвоем начали кружить по большому загону, и Клаус покачал головой при виде этого зрелища. Если бы он не знал лучше, то заподозрил бы, что на наркотиках сидят не Деймон и он сам, а Калигула. Глубоко нахмурившись, Майклсон наблюдал за Сальваторе и своей лошадью в совершенной гармонии, а молодой вампир криво усмехался ему каждый раз, когда они проходили мимо него. Что происходит с этой чертовой лошадью? Через десять минут Деймон остановил вороного рядом с Клаусом и спрыгнул со спины жеребца. — Ну, Кокхед, похоже, даже твоя лошадь сыта по горло твоим погружением в уныние и мрак, — он передал поводья Клаусу. — Может быть, тебе стоит привести его в норму, прежде чем мы вернем тебя к жизни. — Ты ему внушил, да? — возмущенно спросил Клаус, чей голос теперь был немного оживленнее. Деймон фыркнул. — Ты серьезно думаешь, что я настолько низок, чтобы на самом деле пытаться внушить лошади? — Думаю, да, — Клаус спустился с забора и взял поводья. Калигула настороженно посмотрел на него и, запрокинув голову, довольно агрессивно заржал. Первородный приподнял бровь. — Что, теперь ты снова ведешь себя как обычно? Тебе нужна терапия, мой мальчик. — Кто бы говорил, — крикнул ему вслед Деймон. С приглушенным шипением Клаус запрыгнул на спину Калигулы, и в этот самый момент жеребец взбесился. Покачав головой, Клаус дал ему несколько минут, чтобы выплеснуть эмоции и прийти в ярость, прежде чем натянул поводья и бескомпромиссно взял управление на себя. — Ты получил свое развлечение. Приступай к работе, — он дал Калигуле шпоры, и они помчались с задней части загона туда, где Деймон сидел на заборе. Клаус не замедлил движение жеребца, и в тот момент, когда они перепрыгнули через забор, он грубо толкнул Деймона, заставив молодого вампира опрокинуться навзничь и приземлиться в грязь. Он не оглянулся, когда услышал, как Деймон рявкнул: — Придурок! Теперь Калигула летел, и Клаус на долю секунды почувствовал удовлетворение от этой скорости. Впервые за несколько недель его мысли были хотя бы отдаленно связными, и он наконец позволил себе выплеснуть на поверхность вертящиеся вопросы, которые так безжалостно терзали его подсознание. Здесь, сейчас, сидя на спине его лошади, мысли о ней становились терпимыми. Очень постепенно сумасшедший, которым он стал с тех пор, как она ушла, начал превращаться в глубоко опечаленного, отчаявшегося, убитого горем, одинокого человека — но человека, чьи мысли, наконец, снова стали рациональными. Что сказал Элайджа? Что-то было не так с Кэролайн, когда она разговаривала с Реми и вручала ему свои кольца. Бармен не поверил ни единому ее слову. Еще… как она могла не доверять ему в поисках решения какой бы то ни было проблемы? Как она могла не знать, что он всегда будет защищать ее от чего угодно, независимо от того, какую цену ему придется заплатить? Почему она ушла от него, зная, что он любит ее больше, чем когда-либо сможет выразить словами? Зная, что потеря ее будет для него хуже смерти? Боже, на сердце у него было так тяжело, что ему казалось, будто оно вот-вот стащит его с лошади и швырнет на землю! Клаус пришпорил Калигулу, погрузившись в раздумья, давая жеребцу свободу выбирать, в каком направлении он хочет скакать. Его рука взлетела к Сигнуму, как это бывало каждое утро и каждую ночь. Кэролайн была жива, это уж точно. Но куда она делась? Что она делала? Скучала ли… по нему? Неужели она жаждала его объятий так же, как он жаждал ее? Неужели ворочалась во сне, как делала это бесчисленное множество раз, ища тепло его тела, только чтобы найти пустоту сейчас? Его желудок сжался при мысли о том, как они всегда спали в объятиях друг друга… как сладко было открыть глаза и обнаружить ее прекрасное лицо так близко к своему. — Я люблю тебя, Никлаус. Боги, ему нужно было услышать, как она скажет это снова. Кэролайн говорила это сто раз, и он никогда не уставал это слышать, никогда не переставал удивляться тому, как она заставляла все внутри него рушиться всякий раз, когда шептала эти маленькие слова. Боль тоски жгла его изнутри, как адский огонь, и Клаус вспомнил, как кто-то однажды сказал, что иметь что-то ценное и потерять это — гораздо большая агония, чем вообще ничего не иметь. Как совершенно верно. — Кэролайн, — прошептал первородный, чьи слова сразу же унес ветер. — Ты солгала мне. Ты обещала, что больше никогда меня не оставишь. Почему? Почему ты бросила меня, когда знала, что я не могу жить без тебя, любовь моя? Ты знала, что все внутри меня умрет, если я когда-нибудь потеряю тебя. Его голос немного дрогнул, и Калигула, казалось, почувствовал, что он снова на грани потери самообладания. Жеребец ускорился, направляясь в сторону леса. Он безжалостно продирался сквозь подлесок, не сбавляя галопа. Ветки и сучья царапали лицо Клауса, оставляя маленькие царапины и синяки, которые мгновенно заживали. Когда Калигула задел дерево, чуть не ударив Клауса о массивную ветку, это, наконец, снова вывело его из начинающегося транса. Возьми себя в руки. Так не может продолжаться, Никлаус, и ты это знаешь. Ты и так ждал слишком долго. Сделай выбор. Отпусти все или вернись к разуму, но перестань зависать где-то посередине. Он притормозил жеребца и вывел его из леса обратно на открытое место. Воздух посвежел, и легкий ветерок на его лице заставил гибрида закрыть глаза и сосредоточиться на своих чувствах. Сделай выбор. Когда Майклсон наконец вернулся в загон, то увидел, что Деймон больше не один. Элайджа стоял рядом с ним, скрестив руки на груди, пристально глядя на приближающуюся лошадь. Не говоря ни слова, Клаус отвел Калигулу обратно в загон и снял уздечку. Когда он похлопал вороного по шее, жеребец толкнул его плечом и фыркнул. — Ты сумасшедший, мальчик мой, — тихо пробормотал он, еще раз похлопав Калигулу по шее. — Сумасшедший. Мужчина на мгновение закрыл глаза, прежде чем повернуться лицом к брату. Элайджа пристально смотрел на него, явно оценивая его душевное состояние. Через мгновение глаза старшего брата, казалось, загорелись. — Теперь ты готов, Никлаус? — тихо спросил он. Деймон наблюдал за происходящим, весь в грязи, держа руки в карманах, а на лице кислое выражение. Клаус сделал несколько размеренных шагов в направлении брата. Всего час назад этот вопрос был бы не более чем чушью. Но что-то изменилось. Была ли это поездка, то, как его лошадь, казалось, волновалась за него, как он оказался посреди дешевого, захудалого заведения, весь в крови, пил дешевый алкоголь, нюхал кокаин и вел себя как жалкий кандидат на самоубийство или комбинация всех факторов — он вернулся к базовому функционированию. Жизнь, которую он вел последние несколько недель с тех пор, как Кэролайн ушла от него, была не тем, чего он хотел. Он хотел, чтобы она вернулась. Что бы ни заставило ее уйти, он выяснит, в чем дело, и устранит проблему из уравнения. Но прежде всего он обшарит в ее поисках все уголки Земли. Он никогда не успокоится, пока снова не найдет свой свет. ДА. Он был готов. Он сделал свой выбор. — Ответь мне на один вопрос, брат, — сказал Клаус, чей голос теперь был таким же тихим, как у Элайджи. — Конечно. — Ты правда внушил моей лошади? Элайджа просто поднял бровь и цокнул языком. — По-твоему, это не слишком дешевый трюк? И с лукавой улыбкой он повернулся и пошел к своей машине.***
Клаус вышел из душа, пытаясь прогнать воспоминания о своем последнем утре с Кэролайн. Как она стояла перед ним под теплой водой, закрыв глаза, ее руки медленно пробегали по каждому дюйму его тела, как будто она пыталась сохранить это в памяти, прячась в его объятиях, не желая отпускать его. И я никогда не должен был отпускать тебя, любовь моя. Ночь снова вымотала его — Клаус проснулся на диване в гостиной, обливаясь потом, как и каждое утро. Он все еще не мог вынести сна в их комнате. Его сны о ней были очень красочными, реальными, показывали ему их первую брачную ночь на Аитутаки. Как он обнимал ее всю ночь, не двигаясь, просто сидя в шезлонге, а над ними сияли южные звезды. Казалось, ничто и никогда больше не сможет разлучить их. Эта мысль принесла ему быстрое воспоминание о покое, но оно исчезло прежде, чем он смог по-настоящему осознать его, оставив место для содрогания при воспоминании о последовавшем сне. Постоянно повторяющийся кошмар с Хенриком был чем-то, что он регулярно переживал на протяжении более шестисот лет, но время не уменьшило боли. С тех пор как он рассказал Кэролайн — а затем своим братьям и сестре — об агонии, через которую пришлось пройти его брату, частота его кошмаров, а также интенсивность снов фактически уменьшились. Он обращался к Кэролайн всякий раз, когда одно из видений будило его, и неизменно находил покой и утешение в ее объятиях. Но теперь… теперь, когда ее не стало, эффект от снов был хуже, чем когда-либо. Клаус на мгновение зажмурился, затем снова открыл глаза, потянулся за полотенцем, обернув его вокруг бедер и подняв взгляд к зеркалу. В тот же миг он замер. Прошло несколько недель с тех пор, как Клаус в последний раз хорошо выглядел, но его внимание привлекли не его неряшливый вид, блеклое лицо или темные круги под глазами. Его Сигнум побледнел. Клаус перестал дышать, осматривая две круглые отметины на своей шее. Основной цвет по-прежнему оставался фиолетовым, но это был уже не тот яркий, насыщенный оттенок, который был, когда он в последний раз видел пятна. Майклсон прикасался к ним каждый день, чтобы убедиться, что она жива, но никогда не смотрел на них. Что все это значило? Цвет изменился с ростом силы их связи, превратившись за несколько месяцев из светло-красного в глубокий оттенок фиолетового. Означало ли это, что их привязанность ослабевает? Его любовь к ней была сильнее, чем когда-либо, но вдруг это исчезали её чувства к нему? В мгновение ока Клаус оказался у двери в коридор. Комнаты давным-давно были звукоизолированы, так что никто не мог услышать его изнутри. Он сделал шаг в коридор и сдавленным голосом прошептал: — Элайджа. Затем гибрид сразу же вернулся к зеркалу, не в силах отвести глаз от двух маленьких следов укуса. Мгновение спустя в дверном проеме появился его брат, вопросительно глядя на него. Клаус посмотрел на него через зеркало и молча указал на свой Сигнум. Глаза старшего первородного сузились, когда он приблизился к брату, чтобы рассмотреть пятна более внимательно. — Она… отпускает меня, Элайджа. Связь ослабевает, — пробормотал Клаус, боль почти душила его теперь, когда он действительно высказывал свой страх. Вампир выпрямился и покачал головой. — Рациональность, брат. Если бы это было так, то цвет снова изменился бы на красный. Нет, боюсь, что это что-то другое, хотя и не менее тревожное, — он сделал паузу, глубоко вздохнул, прежде чем продолжить говорить очень медленно. — Скорее всего, это означает, что ее жизнь медленно угасает. Глаза Клауса расширились, а руки судорожно вцепились в туалетный столик в поисках опоры. — Нет, — выдохнул он в острой агонии. — Боже, нет! — Успокойся, брат. Мы не знаем наверняка, действительно ли это так, но нам нужно будет принять это во внимание. Она не мертва, потому что в этом случае Сигнум бы исчез. Остаётся два варианта — Кэролайн либо была укушена оборотнем, либо очень долго не кормилась. Зная мою невестку, я склонен предполагать последнее, что означает, что отметина вернется в норму, как только она позаботится о своих основных потребностях в питании. С глубоким отчаянием в глазах Клаус провел руками по волосам. — Я должен найти ее, Элайджа. То, что ты сказал, разумно, и я не буду рассматривать вариант с оборотнем, потому что не смогу функционировать, если представлю, как она умирает. Если, как все, кажется, предполагают, она действительно не хотела уходить, мне нужно показать ей, что ей нечего бояться рядом со мной. Что бы ни случилось, я должен увидеть ее снова. На лице гибрида отразилась вся его мука, когда он повернулся, чтобы посмотреть на своего старшего брата. — Я люблю ее, Элайджа. Она моя человечность, мой свет, моё всё. Его брат кивнул и положил руку ему на плечо. — Я знаю, Никлаус. И я тоже люблю свою сестру, как и вся семья. Мы найдем ее, и ты заберешь ее страхи, какими бы они ни были. Но хоть раз в жизни, брат, помни, что ты не одинок, и верь в то, что твоя семья и друзья будут рядом с тобой. Клаус глубоко вздохнул. — Я постараюсь.