Варминско-Мазурская провинция на северо-востоке Польши была очень красивым участком земли. Это было не так впечатляюще, как в Норвегии или Патагонии, но было здесь что-то очень прочное, чистое и обоснованное. Весь регион мог похвастаться более чем двумя тысячами озер, множеством старых укреплений и очень большой лагуной с пресной водой прямо на берегу Балтийского моря под названием Залев-Висляны, лагуной Вислы, разделенной пополам польско-российской границей.
Поездка из Гданьска, куда они прилетели на частном самолете, организованном Клаусом, в Эльблонг, была еще одним уроком истории, и Кэролайн никогда не переставала удивляться тому, как ей нравилось слушать и узнавать о мире, особенно о местах и событиях, о которых она очень мало знала раньше. Клаус объяснил, что сейчас они находятся на территории, которая когда-то была немецкой провинцией. Ближе к концу Второй мировой войны русские вторглись на эти земли, и сотни тысяч немцев бежали на запад посреди изнурительной зимы, большинство из них пешком. В какой-то момент сухопутный маршрут был перекрыт русскими, поэтому большое количество беглецов попытались пробраться через замерзшее Балтийское море. По оценкам историков, в бегах погибло триста тысяч человек. После того как Германия окончательно проиграла войну, Восточная Пруссия была разделена между Польшей и Россией.
Но не важно, кто когда-либо населял эту территорию, указал Клаус, были ли они немцами, поляками или русскими, они были трудолюбивыми, приземленными людьми, которые научились выдерживать любую бурю и максимально использовать неровный участок земли, который называли своим домом. Кэролайн смотрела в окно, пока он говорил. Теперь они ехали по дороге, на обочине который были деревья, а за ними очень темные леса, кристально чистые озера, бесконечные поля, холмы и небо, такое высокое, что казалось, оно находится в миллионе миль отсюда. Они проехали через маленькие деревушки, которые будто были забыты временем. Это был вовсе не сказочный пейзаж, он был сильным и реальным. Кэролайн прижала руку к животу.
Бабочки. Она чувствовала, как внутри нее мягко кружатся бабочки! Пытаясь понять, что происходит, девушка снова сосредоточилась на пейзаже, не замечая, что Клаус тоже замолчал.
Когда они проезжали еще одно озеро, она попросила его остановить машину. Озадаченный, он посмотрел на нее и съехал на обочину. Нерешительно Кэролайн открыла дверь, вышла наружу и пересекла узкую дорогу, направляясь к воде с человеческой скоростью. Слева и справа от нее начинался лес. Высокие темные ели поглощали солнечный свет, отбрасывая свои тени на нетронутые воды маленького озера, обрамленного тростником. Воздух был свежим, холодным и чистым. Очень медленно Кэролайн шла вдоль берега, позволяя рукам касаться тростника, ее глаза впитывали окружающую природу. Она чувствовала себя странно. Не сверхъестественным, а вполне человеческим образом.
Что это такое?
Внутри внезапно возникла глубоко спрятанная тоска и странная тревога. Как будто что-то тянуло ее к этой земле и в то же время отталкивало.
Через несколько сотен ярдов девушка остановилась на небольшом открытом пространстве, покрытом травой и тростником, и на мгновение посмотрела на воду, прежде чем опуститься на колени и коснуться земли. Она понятия не имела, что делает и зачем, но внутри внезапно возникло желание прикоснуться к земле, почувствовать эту землю.
Я знаю, что я сумасшедшая, но какого черта я делаю посреди Польши, касаясь земли, как Робин Гуд, когда он вернулся из крестовых походов?
Клаус последовал за ней и теперь стоял в нескольких ярдах, очень внимательно наблюдая за происходящим. Он не казался удивленным, хотя, с другой стороны, его впринципе мало что по-настоящему сбивало с толку.
Кэролайн закрыла глаза и, схватив горсть земли, пропустила ее сквозь пальцы, вдыхая свежий деревенский воздух. Она услышала, как Клаус сел, но пока не хотела открывать глаза. Теперь ее руки скользили по траве, и ей потребовалась еще пара минут, чтобы полностью сосредоточиться на своих чувствах. Через некоторое время она медленно открыла глаза и обнаружила, что Клаус смотрит на озеро, а его пальцы рассеянно щиплют траву.
— Я чувствую себя странно, — призналась она тихим голосом. — В этом месте что-то есть… не сверхъестественное, и не та магия, которую я ощутила в Патагонии. Это совсем другое. Я даже не могу сказать, хорошее это чувство или плохое. Как смесь тоски по дому и нежелания ничего больше, чем остаться, и в то же время отчаянная потребность уйти. Ладно, это звучит безумно даже для меня. Но я понятия не имею, что это такое!
Клаус все еще смотрел на воду. Затем он медленно повернул голову, и когда его глаза встретились с ее глазами, она увидела в них тоску. Не тоска по ней, нет, это было что-то другое. Похоже, Клаус тоже это почувствовал. Его голос был очень тихим, когда он наконец заговорил.
— Корни, Кэролайн. Вот что ты чувствуешь, когда впервые сталкиваешься с ними.
Корни? Он имеет в виду, что… что я родом отсюда? Здесь истоки моей семьи? Но как я могу чувствовать это так отчетливо?
— Что заставляет тебя так думать? — спросила она, немного ошеломленная.
— Много веков назад я сам это почувствовал, когда впервые ступил на территорию, которая была домом для семьи моей матери. Я отреагировал точно так же, как ты сейчас, хотя родился в месте, что за океаном отсюда. И что я нахожу самым интересным, так это то, что деревня, о которой идет речь, находится менее чем в трех часах езды отсюда, на территории нынешней России. Казалось бы, часть наших корней очень схожа, — добавил он с нежной улыбкой.
Кэролайн уставилась на него, открыв рот. Затем она тряхнула головой, словно прогоняя оцепенение.
— Как называется деревня? — прошептала она, пытаясь переварить то, что он говорил.
Клаус усмехнулся ее полному изумлению.
— В наши дни она называется Богатово. Раньше, с момента своего официального основания, деревня называлась Розиттен. А до этого, когда это было просто маленькое жилище без официального названия, семьи, населявшие его, назвали его Груони Хоук, что на древнегерманском означает «Зеленый холм». Он расположен недалеко от того, что сейчас является Калининградом, российским эксклавом, который ранее был известен как Кенигсберг, или Твангсте, как его называли во времена, когда там жила моя семья. Какая девичья фамилия твоей матери?
— Джордж. А что?
— Ну, можно с уверенностью предположить, что твой отец шотландского происхождения, откуда и происходит фамилия Форбс. Если ты заинтересована, и как только у нас появится еще немного времени, мы сможем попытаться проследить твою родословную более подробно. Хотя имя Джордж и является в основном греческим, оно имеет много вариаций, одной из которых является Юра, очень распространенное имя в Восточной Пруссии. «Джордж» на древнегреческом означало «сельский работник». Однако в этой части света имя Джура имело два значения — с одной стороны, оно описывало человека, живущего у моря, а с другой — это было имя Богини Янтаря. Оба очень подходят друг другу, если позволишь добавить, — он улыбнулся и обвел их жестом. — Возможно, ты никогда не была здесь раньше, но какая-то часть тебя узнаёт эту землю, и по мере того, как твои эмоции обостряются, ты ощущаешь ее острее, чем человек. Вот где корни семьи твоей матери. Вот откуда ты родом, любовь моя.
У Кэролайн кружилась голова, но что-то внутри нее приняло простую истину того, что он только что сказал. Она знала это. Она чувствовала это. Схватив еще горсть земли, девушка посмотрела на неё широко раскрытыми глазами, удивленно качая головой. С самого начала именно Клаус всегда показывал ей, кто она на самом деле, и теперь он сделал это снова, хотя и по-другому.
— Итак, я наполовину полячка, наполовину шотландка, — размышляла она, мимолетно удивляясь, почему никогда не спрашивала родителей о более подробной информации о своем происхождении.
— Ну, если мы предположим, что семья твоей матери уехала задолго до того, как эта область стала Польшей, то ради исторической точности стоит сказать, что ты наполовину немка, наполовину шотландка, — усмехнулся он.
— Этот регион всегда был немецким до того, как стал польским? — спросила Кэролайн, поклявшись себе, что как можно скорее погрузится в каждую книгу по истории, которая попадется ей под руку, чтобы узнать больше об истории Польши, Восточной Пруссии и Шотландии.
— Это была Пруссия — Германия, примерно с 1230 года. До этого его населяли так называемые старые пруссаки, балтийский народ. Поэтому, если не углубляться в историю, твоя семья просто была из Прибалтики. Это странное чувство, не правда ли? Впервые увидеть землю своих предков?
Кэролайн кивнула, глядя на землю в своей руке.
— Мне немного стыдно признаться, что я никогда по-настоящему не спрашивала своих родителей, какова история моей семьи. Как я могу не знать, откуда родом мои бабушка и дедушка? Все, что меня когда-либо волновало, это то, что они в принципе были, и я никогда не задумывалась о том, что у них самих была история, детство, может быть, даже здесь.
В мгновение ока Клаус сел позади нее, притянув ее спиной к своей груди и нежно обняв. Кэролайн прижалась к нему с довольным вздохом, ее руки накрыли его.
— Дорогая, тебе едва исполнилось двадцать лет. Судя по тому, что я видел на протяжении веков, очень редко кто-то начинает интересоваться историей своей семьи так рано. Обычно это приходит позже, если вообще приходит. Когда я был человеком, а ты помнишь, что я стал вампиром в возрасте двадцати шести лет, мне было наплевать, откуда взялась моя семья. Я не помню, чтобы по-настоящему копался в этой теме еще пару столетий, если быть до конца честным.
Кэролайн кивнула, снова позволяя своим мыслям блуждать. Странное чувство все еще было там, но она также ощущала странное волнение, похожее на то, которое приходит с обретением нового друга, когда осознаёшь, что в твою жизнь вошло что-то хорошее. Польша. Восточная Пруссия. Балтика. Эта земля так сильно изменилась за столетия, и все же она все еще выглядела точно так же, как, должно быть, выглядела тысячу лет назад.
Кэролайн никогда не считала себя никем иным, как американкой, и это всегда будет ее страной, но что-то расцветало внутри нее. Знание того, что она была гражданкой мира, что так много его частей делало ее той, кем она была.
Теперь ее охватило любопытство — как Клаус отнесся к этому? Он родился в Мистик-Фоллс и всегда возвращался туда на некоторое время на протяжении многих лет, но была ли страна, к которой он чувствовал себя по-настоящему привязанным?
— Если бы кто-нибудь спросил тебя, откуда ты, что бы ты сказал? — спросила она, лаская его руки своими и закрывая глаза, чувствуя, как он нежно целует ее волосы.
Мне этого никогда не будет достаточно.
— Это очень хороший вопрос, любовь моя. У меня никогда не было чувства национальности. Я родился там, что в какой-то момент должно было стать США, но тогда это было не что иное, как дикая местность, относительно нетронутая цивилизацией. Это было так далеко от нации, как только могло быть. Позже я жил во многих странах, и, как следствие того, что я вечно скрывался от Майкла, у меня никогда не было возможности пустить корни где-либо. Я бы, наверное, назвал себя космополитом, — объяснил он.
— Ты скучаешь по этому? Иметь корни, я имею ввиду, — спросила Кэролайн, не уверенная, правильно ли истолковала тон его голоса.
Он немного помолчал, прежде чем ответить.
— И да, и нет. Я всегда хотел иметь место, куда можно вернуться, так сказать, центральную точку. Но я не мог быть привязан к одному месту навсегда. За эти годы я стал кочевником и никогда не мог до конца понять, когда кто-то отказывался покинуть свой дом и открыть для себя другой взгляд на жизнь, по крайней мере, на какое-то время. Может быть, я просто слишком оторван от жизни, чтобы оценить элемент постоянства, когда дело доходит до географии. Я считаю определение «дом» чем-то более абстрактным, более метафизическим. Кроме того, ты знаешь, что я нашел свой дом, и это не имеет никакого отношения к стране, городу или квартире.
Его руки крепче обняли ее, и Кэролайн повернула голову, чтобы посмотреть на него.
Опустив свои губы к ее губам, Клаус поцеловал ее, заставив девушку закрыть глаза и поднять руки за спину, чтобы коснуться его затылка, нежно поглаживая его кожу и глубоко наслаждаясь тем, как он вздыхал в их поцелуях. Его руки скользнули ей под рубашку, он ласкал ее талию и живот легкими, как перышко, прикосновениями. На мгновение Кэролайн загорелась идеей просто соблазнить его прямо здесь, заставить часами заниматься с ней любовью посреди этого прекрасного уголка природы. Это казалось… правильным каким-то странным образом. В любом случае, вероятно, не требовалось особого обольщения, судя по тому, как его язык становился все более требовательным. Но им нужно было быстро найти этого монаха. Клаусу было не по себе из-за Кола, и Кэролайн знала, что он хотел вернуться как можно скорее, чтобы разрешить ситуацию в Новом Орлеане.
***
Они поселились в загородном отеле недалеко от Эльблонга. С ухмылкой Клаус предположил, что, будучи наполовину немкой, Кэролайн также выучила старые немецкие названия, незаметно посмеиваясь, когда она боролась с произношением «Фришес Хафф», так называлась Лагуна по-немецки. Эльблонг был Эльбингом, Гданьск был Данцигом, а Моронг первоначально назывался Морунгеном.
Моронг был примерно в сорока минутах езды, но Клаус настоял, чтобы они выбрали загородный отель, поскольку считал его единственным приличным местом в районе Эльблонга. Кэролайн только пожала плечами. Ей нравилась езда по пересеченной местности. Всегда было на что посмотреть, можно было подержать Клауса за руку — хотя она все еще не понимала, как ему удавалось переключать передачи, когда его рука была занята чем-то другим, — и это в некотором роде расслабляло.
Когда они прибыли в маленький городок, был уже поздний вечер. Клаус сказал ей, что недалеко от Гданьска действительно есть картезианский монастырь, но Папа указал, что монах по имени Мариуш жил затворником где-то недалеко от Моронга. Картезианцы были очень замкнутым монашеским орденом, и нередко отдельные монахи отступали еще дальше от мира и выбирали существование отшельника.
— Кэролайн, — строго сказал Клаус, когда они вышли из машины перед относительно большой городской церковью из красного кирпича. — Я не буду слоняться без дела. Когда я задам кому-либо вопрос, то сначала внушу ему. Если у тебя есть проблемы с этим, я бы, откровенно говоря, предпочел, чтобы ты оставалась в машине. Если хочешь обсудить это, хорошо, мы поговорим об этом позже, но не сейчас, — его взгляд немного смягчился. — Я не хочу быть грубым, любовь моя, и определенно не хочу ссориться с тобой, но я знаю твою позицию относительно внушения, и всё равно сделаю по-своему.
Она нахмурилась.
— Ты же не планируешь никому причинить вред, не так ли?
— Нет. Но и не буду терять время, играя в человека, — гибрид вопросительно посмотрел на нее. — Ты сможешь с этим жить?
— Я загипнотизировала половину Ушуайи во время моего пребывания. Было бы очень лицемерно судить тебя за это. Мне все еще это не нравится, и я еще не смирилась с тем, как безжалостно принуждала всех в течение нескольких недель, но если это только для того, чтобы узнать правду, полагаю, я не в том положении, чтобы осуждать.
С теплой улыбкой Клаус взял ее за руку.
— Хорошо. Потому что я определенно предпочитаю, чтобы ты была рядом со мной.
Они вошли в церковь, и Кэролайн вдруг тихонько хихикнула. Клаус повернулся, чтобы посмотреть на нее, озадаченный тем, что так позабавило его жену, но та лишь указала на связку чеснока над дверью.
— Это для нас? — прошептала она, прикрывая рот рукой, чтобы подавить дальнейшее хихиканье.
— Возможно, но я в этом сомневаюсь. Однажды мы поедем в Румынию — там, в горах, действительно суеверны, вот это по-настоящему интересно.
Клаус замолчал, заметив священника, выходящего из боковой двери. Отпустив руку девушки, первородный быстро повернулся к мужчине, впиваясь в него своими расширенными зрачками, и спросил что-то на польском.
Священник покачал головой и очень тихо ответил, указывая на двери, а затем налево. Клаус кивнул, повернулся и взял Кэролайн за руку, направляясь к дверям. Оказавшись снаружи, он пробормотал:
— Он здесь всего три недели и на самом деле ничего не знает. Но, кажется, через две улицы отсюда есть отставной священник, который что-то должен знать.
После короткой прогулки, во время которой Кэролайн заметила, как Клаусу приходится сдерживать свое нетерпение от ходьбы в человеческом темпе, они добрались до дома, который описал молодой священник. Без дальнейших церемоний гибрид быстро постучал. Несколько секунд спустя они услышали движение в доме и приближающиеся шаги. Кто-то хромал и шел очень медленно. Затем дверь открылась, а на пороге появился очень старый человек, немного сгорбленный и ослабленный возрастом. Снова Клаус не терял времени даром, и на этот раз им, похоже, повезло. Разговор занял пару минут, затем Майклсон кивнул и повернулся, чтобы уйти.
Кэролайн коротко улыбнулась старику и последовала за мужем. Через несколько шагов Клаус снова заговорил.
— Похоже, монах покинул этот район сразу после того, как вернулся из Италии. По словам священника, он переехал в небольшую хижину в лесу, граничащем с деревней Богачево, недалеко от Эльблонга. Мы проезжали эту деревню по пути сюда. Кстати, бывший Гюльденбоден, — усмехнулся он, выжидающе глядя на нее в надежде, что она повторит это слово.
— Ты всегда смеешься надо мной, — надулась Кэролайн. — Я не буду это говорить.
Клаус притянул ее к себе и поцеловал, быстро, но страстно.
— Любовь моя, я никогда, никогда не буду смеяться над тобой. Мне кажется невероятно милым слышать, как ты говоришь на других языках. И тебе обычно требуется не больше двух попыток, чтобы правильно произнести какое-либо слово. Помнишь Норвегию, тот вечер в ресторане, где все хотели научить тебя норвежским словам?
Она подавила улыбку при этом воспоминании и повернулась, чтобы идти дальше.
— Слишком мало, слишком поздно, — сухо прокомментировала она, заставив его снова усмехнуться.
В два больших шага Клаус оказался рядом с ней и схватил Кэролайн за руку, чтобы поднести ее к своим губам.
***
Полчаса спустя они подъехали к окраине Богачево. Крошечная деревушка находилась на берегу озера, в окружении лесов и состояла из одной главной дороги, железнодорожной станции, мотеля и, возможно, двух десятков домов. Они спросили в мотеле и на вокзале, но, похоже, никто ничего не знал о монахе из леса. Затем они продолжили расспросы в частных домах, и когда постучали в седьмую дверь, то, наконец, получили ответ.
Пожилая дама показала Клаусу дорогу к маленькой лачуге, где Мариуш, казалось, проводил свои дни. Ее муж был лесником, поэтому он хорошо знал местность, а также пару раз встречался с монахом.
Как только они скрылись из виду, то промчались через лес на полной вампирской скорости, и Кэролайн усмехнулась над ухмылкой Клауса, когда он заметил, как ей пришлось бороться, чтобы не отставать от его Первороднрй Гибридной скорости.
Просто подожди, Майклсон. Ты заплатишь за это!
Они притормозили в нескольких сотнях ярдов от хижины, пройдя остаток пути с человеческой скоростью. Как только они добрались до места, дверь открылась со скрипом, который прорезал тихие звуки леса, как сигнал пожарной тревоги. В поле зрения появился мужчина, одетый в монашескую одежду, выглядевший так, словно он отдалился от всего мирского, но все равно казался усталым. Кэролайн предположила, что даже непрерывное духовное просветление может иногда утомлять.
Он поднял глаза и резко вздрогнул, увидев их. Через мгновение мужчина, казалось, пришел в себя, и что-то изменилось в его позе.
— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил он на английском, голосом, который звучал странно металлически, вероятно, из-за отсутствия использования.
В конце концов, мы не очень-то похожи на поляков.
Клаус приблизился к монаху, его зрачки расширились.
— Кто дал вам документ, который вы передали Папе Римскому во время вашего визита в Ватикан?
А затем голос мужчины полностью изменился, став высоким; в его глазах появилось выражение пустоты. У Кэролайн отвисла челюсть, когда он снова заговорил.
— Это бесполезно, Никлаус. Он был заколдован и ничего не помнит о своем визите в Рим. Или о Подлинном Гримуаре. Но я знала, что ты приедешь и найдёшь его здесь, в старой доброй Пруссии, как только отправишься за книгой в архивы Папы.
Клаус вдруг замер. Вокруг воцарилась тишина. Кэролайн уставилась на него, потом на монаха и снова на мужа. Она не часто видела его таким, но, как всегда, оцепенение Клауса длилось не дольше нескольких секунд. Его глаза сузились, и он протянул руку к Кэролайн. Она оказалась рядом с ним в несколько быстрых шагов и яростно сжала его руку. Он ободряюще сжал ладонь девушки в ответ, не сводя глаз с монаха.
— Какой совершенно очаровательный — и, по общему признанию, неожиданный — сюрприз. А я-то уж подумал, что Мир Живых избавился от тебя навсегда после прошлого раза. Как дела на Той Стороне… мама?
