Когда Господь создал любовь, он многим не помог.
Когда Господь создал собак, он не помог собакам.
Когда Господь создал растения, это было неплохо.
Когда Господь создал ненависть, у нас была общественная польза.
Когда Господь создал меня, он создал меня.
Чарльз Буковски. «Да-да»
Я смотрел, как Зеллер грызёт ногти, и думал. То, что Уилл жив, никак не укладывалось в голове. Казалось, один Джимми Прайс остался равнодушным к происходящему. Он сидел, вытянув ноги, и смотрел на носки своих ботинок, барабаня пальцами по подлокотникам кресла. – Что это может быть? – Мой голос прозвучал неожиданно громко, будто кто-то ударил в колокол, и я втянул шею как черепаха. – Эффект Лазаря, – ответил Джимми. – Чего? – Зеллер отвлёкся от своего занятия и достал обслюнявленный палец изо рта. – Эффект... – Мы слышали, – я перебил и посмотрел на лист бумаги, лежащий передо мной. Мне нужно написать отчёт и объяснить то, что я объяснить не мог. – Как такое возможно? – Не знаю, – Прайс пожал плечами. – Анабиоз, возможно? – Ты уже видел такое? – Не совсем такое. Мой дядя был мёртв десять минут. – Десять минут? Это не то же самое. – Да, да. Я взял ручку и коснулся ею белого полотна, оставляя на нём жирную синюю точку. Она напоминала мелкую мушку, которая вот-вот взлетит, стоит мне пошевелиться. Багровый солнечный луч от восходящего солнца упал на стол, и мушка оказалась в ореоле красного цвета, мелкая, но такая яркая. – Медэкспертов на кол посадят за такое, – я отложил ручку и почесал подбородок. – А Молли вообще может нас засудить. – Эта может, – хмыкнул Брайан и криво усмехнулся. – Может, нам сказать, что Уилл не умирал? Что это всё для правдоподобных похорон? – Так и скажем. Всем. Но она видела его мёртвым. – Сегодня на похоронах может и не быть Ганнибала Лектера, – вдруг сказал Джимми. Он поднялся из кресла и вышел в коридор, откуда позже донёсся звук кофейного аппарата. В кабинет проник запах американо, и я понял, что зверски голоден. – Почему ты так думаешь? – спросил я, как только Прайс вернулся. В руке он держал бумажный стаканчик с кофе, от которого поднимался пар. – Он сильно ранен. А Ганнибал ценит свою жизнь намного больше, чем Уилла. На кладбище он может прийти в любое другое время, не подставляя себя. – Он придёт, – упрямо ответил я, начиная сомневаться. – Придёт, – кивнул Джимми. – Только мы не знаем когда. – Чёртов сукин сын, – прошептал Зеллер и устало потёр лицо. Его глаза покраснели, бессонная ночь отразилась на лице, углубляя морщины и выдавая возраст. – Сколько у нас есть времени на сон? – Пара часов, на более. – Джимми? – Нет, Брайан, я перетерплю. – Хорошо. Зеллер вышел, а я поднялся с кресла и подошёл к Прайсу: – Отдохни. Это не помешает. – Скоро рабочий день. – Я организую наблюдение. – Убьём его? – Да.* * *
Я подошёл к комнате, где находился Уилл, и прислонил ухо к двери. Тишина. Наверное, он спит, а может быть, он умер? Может быть, всё произошедшее – массовая галлюцинация? Не может мёртвый встать и попросить еды и воды. Или может? Десять минут – клиническая смерть, которой никого не удивить. Сутки? Это просто невозможно. Открыв дверь, я увидел Грэма лежащим на кровати. Одеяло упало на пол, и он свернулся калачиком, обхватив колени руками. Лицо его было напряжено, словно он видел кошмарный сон, хотя, возможно, так и было. – Уилл? Ночник моргнул и погас, и теперь комнату освещал лишь тонкий бледный луч солнца, падающий через маленькое окошко под потолком. Подойдя к столу, я протянул руку к кнопке выключателя ночника и пару раз нажал на неё, безрезультатно пытаясь включить свет. Ночник оказался глух к моим призывам, и я, наклонившись, коснулся пальцами горячей лампы. – Ч-чёрт, – слишком горячая. Я успел заметить, что она перегорела, работая всю ночь. – Джек? – Лампа перегорела. – Что ты тут делаешь? – Заказал пиццу. Сейчас привезут. Грэм сел на постели и протянул руку к одеялу, заворачиваясь в него как в кокон. Он всё ещё мёрз, всё ещё был слаб. – Как ты думаешь, что с тобой? – спросил я, усаживаясь на табурет. – Я не знаю, – Уилл прикрыл глаза, а когда открыл их, они показались мне ужасающе чёрными, как две бездны. Через секунду видение прошло, и они вновь стали светлыми с маленькими точками зрачков. – Когда наступило утро, мне стало казаться, что ничего не было, а я просто спал, – сказал я. – Никакого мрака и сырости. – А я? – Я не знаю, кто ты, Уилл. Может быть, это лишь тело? Может быть, сейчас я говорю с кем-то другим? Кто знает, кто может вернуться оттуда? – Я смог. – Кто сказал тебе, что ты жив? Кто отправил тебе газету? Грэм сдвинул брови и дёрнул челюстью – верный признак раздражения. – Ты знаешь, кто это сделал? В дверь постучали, и я открыл. Курьер протянул мне горячие коробки с пиццей и банку пепси и поспешил уйти, с любопытством заглядывая в открытые двери. Маленький и юркий, он походил на муравья, спешащего за очередной соломинкой для муравейника. Пиццу Грэм взял с удовольствием и, засунув в рот сразу половину куска, щедро запил его газировкой. Отвечать он не собирался, да я и не настаивал. – Как думаешь, – вдруг спросил он, – рай существует? – Конечно, – в этом я был уверен. Больше того, я мечтал встретиться там с Беллой. – А мне сказали, что его нет. – Тебе солгали. – Откуда тебе знать? Я прищурился, но Уилл не замечал моей злости, он поспешно поглощал пиццу, забирая кусок за куском. Жёлтый сыр тянулся меж этих кусков, и мне казалось, что выпечка щедро смазана гноем, как застарелая рана. Пеперони свернулись от высокой температуры и выглядели личинками. Мёртвыми личинками. Грэм испачкал рот красным соусом и вытирал его ладонью, проводя ею по губам. Блеснули зубы, и я резко встал – на секунду я увидел в нём падальщика. Злого, голодного и хитрого. – Рай – это то, что мотивирует нас быть хорошими людьми, – прошептал я. – Иначе все сошли бы с ума. – Тогда просто отлично, что никто не знает о его отсутствии, – Уилл оскалился и поставил пустую банку пепси на стол. Его пальцы слегка смяли её, и она стала кривой и некрасивой. – Белла заслуживала большего. – Не беспокойся, Джек, она получила высшую награду, я уверен. – И что же это? – Как что? Жизнь, конечно.