Заточение давалось нелегко обоим оборотням. Александрина чаще проводила время на кухне за чашкой чая и книгой, а Эйран сидел в своей комнате. Их существование было похоже на отношения пугливой мышки, которая глубоко забилась в свою норку, и кошки, караулящей возле неё.
Ели они в разное время. Девушка готовила, принимала пищу, уходила в свою спальню, и только после этого выходил альфа. Уже неделю они не пересекались и не разговаривали. То откровение было первым и последним. Больше ничего Эйран из себя выжать не смог, а Алекса и не пыталась вновь прижать его к стенке. И во избежание новых потрясений, они трусливо прятались друг от друга в небольшом запертом пространстве.
К дому никто не смел даже приближаться. Сколько бы не кричала в окно знахарка, её никто не слышал. Будто вокруг все вымерли, и в этом городе остались лишь два волка. Сложившаяся ситуация порождала всё больше и больше новых вопросов, на которые никто не мог дать ответы. Одиночество становилось почти физически болезненным. А в голову волчицы лезли всё более мрачные мысли.
Животная сторона обращённой иногда давала сбои. Замкнутое пространство давило на неё, заставляя время от времени вновь метаться по дому, словно раненый испуганный зверь. Зимняя серость на улице тоже не придавала хорошего настроения. Снег сыпал постоянно, почти не переставая и создавая непроходимые сугробы вокруг дома.
Иногда девушка позволяла себе залезть на подоконник, открыть окно и протянуть руку на улицу, чтобы хоть немного освежиться и поймать кончиками пальцев обжигающе холодные хлопья снега. Лишь это заставляло её почувствовать себя живой.
Но всё же в их одиночество кто-то вмешивался. Ночью дверь открывалась, и внутрь заносили воду, дрова, еду, а выносили ведро с отходами, золу из камина и прочий мусор. Александрина несколько ночей караулила под дверью гостя-помощника, но он не приходил, чуя подвох. Вода и дрова заканчивались, поэтому наблюдения девушка оставила, чтобы не умереть от жажды и холода. Жёсткая система не давала ей ни малейшей возможности сбежать. Дверь не поддавалась ни аккуратным ковыряниям ножом, ни грубой силе волка. Обращённая лишь вырвала себе пару клоков шерсти, поскулила, обратилась и поплелась в свою комнату раздосадованная.
Ещё три недели безмолвного плена. Это сводило с ума.
— Поговори со мной, — просила Алекса, сидя под дверью спальни альфы. — Эйран, давай, мы скажем им, чтобы выпустили нас. Ты Первый Альфа, они тебя послушают.
— Эту традицию придумал не я, и не мне её отменять, — глухо отозвался мужчина.
— Тогда расскажи мне и про другие традиции, чтобы я больше не попала в такую ситуацию.
В ответ было лишь молчание.
— Ты будешь меня вечно теперь избегать?
Нет ответа.
— Эйран, пожалуйста, открой дверь, дай хотя бы увидеть тебя. Мне не по себе: кажется, будто я одна осталась в этом доме.
— Ты же слышишь мой голос, ты не одна, — со вздохом пробубнил ликан.
— Выйди ко мне, — просила Алекса.
Вновь не ответил. От этого скучающую и изнывающую от заточения волчицу воротило ещё больше.
Время будто бы остановилось. Ничего не двигалось, ничего не происходило, а вокруг поселилась звенящая тишина. Предметы стояли на месте, лиц не наблюдалось, тепло исчезло. Как будто один и тот же день зациклился и повторялся вновь и вновь.
Александрина всё чаще стала вспоминать лес. Какие бы трудности она не переживала, там всегда было пространство. Она могла пойти в любую сторону, делать всё, что захочет, и её жизнь зависела только от неё самой. Здесь же её сковали невидимыми путами, бросили и забыли.
В очередном порыве яростного бессилия девушка ударила кулаком по шкафу с книгами, и с верхней полки на неё упала маленькая коробочка. Новый предмет тут же привлёк внимание Алексы. И хоть у неё и не было привычки копаться в чужих вещах, но вещица заняла все её мысли.
Она аккуратно поставила коробочку на место, но ещё несколько дней не могла отвести от неё взгляд. Красивая бархатная ткань глубокого синего цвета была покрыта толстым слоем пыли. Блестящий золотистый замочек чуть раскрылся, но не давал взглянуть на содержимое.
«Спросить у Эйрана разрешения, чтобы заглянуть туда, или посмотреть самой, поставить на место и молчать? Он же молчит, оставил меня одну по эту сторону дома. Значит, ничего плохого и не случится, если я загляну в неё».
Любопытство одолевало знахарку. Коробочка выглядела слишком маняще, это явно был чей-то подарок. Но кому он предназначался? Что внутри?
Сдерживать свои порывы больше не было сил, ведь коробок прилетел ей прямо в макушку. Значит, небольшой болью Алекса уже отплатила за право взглянуть на вещицу внутри.
Из-за долгой скуки даже такая маленькая находка всколыхнула всё нутро девушки. Она на ватных ногах подошла к шкафу, дрожащими руками достала синий мягкий тайничок и, как воровка, оглянулась. Альфы не было видно, он громко сопел в своей комнате.
Справившись с детским волнением, знахарка присела на кровать и наконец принялась разгадывать тайну неизвестного подарка.
Замок едва щёлкнул, как у девушки тут же заколотилось сердце, словно Александрина открыла не крохотную коробочку, а вспорола душу самого Эйрана. Но, взяв себя в руки, она всё же продолжила своё маленькое деяние.
Коробочка отворилась, на пушистой подушечке лежал медальон. Серый свет из окна создавал красивые блики на золотой гладкой поверхности. Он был довольно массивным, с ещё одним крохотным замочком. Внутри наверняка что-то лежит.
Кровь в жилах забурлила с новой силой, нервная дрожь в руках усилилась. Это уже не просто вспарывание души Эйрана, это беззастенчивое разглядывание всего его внутреннего мира. Но отступать нельзя, медальон уже лежал у Алексы в руке, приятно холодя взмокшую ладонь.
Щелчок. И девушка перестала дышать, словно раскрывала целый сундук с давно забытыми сокровищами. Внешняя крышечка отворилась и явила сокрытую тайну.
Внутри медальона лежал плотно скрученный в несколько раз локон волос чёрного цвета. При открытии крышки он будто ожил и сделал несколько движений, раскручиваясь на ладони Александрины. Она вздрогнула от неожиданности.
Принюхалась. Закрыла глаза. Пахло не пионами, значит, это не волосы цветочного альфы.
Задумалась над тем, что запахи волков не являются чем-то чётко обозначенным. Так пахнет лишь их кожа, пот, волосы, дыхание. Их тела источают свои собственные ароматы, которые вовсе не являются точной копией чего-то материального. Это скорее личное отношение к носителю запаха. Дух может меняться, может исчезать и появляться вновь с утроенной силой. Для Карла девушка пахла: табаком и зелёными яблоками. А для Атиллы её запах напоминал: "вонючий отвар, из тех, что готовила для Карла; или речка в лесу с её бурными водами", — как выражалась она сама. Так что и восприятие Алексой благоухания других оборотней было лишь субъективным видением души этих существ.
Локон волос пах чем-то… родным. Как будто мама прижимала её, и девушка утыкалась носом в её густые вьющиеся волосы. Такой восхитительный домашний аромат горячего чая, тёплого пледа, старых книг, ласковых касаний шершавых рук, нежных семейных поцелуев перед сном, крепких объятий. Наверное, так пахнут все мамы. Все самые родные и любимые люди на свете.
Александрина сидела и вдыхала воспоминания. Сердце успокоилось, руки больше не дрожали. Она впервые за всё своё пребывание здесь почувствовала неподдельные уют и счастье. Не нужно было слов, чтобы успокоить израненную и искалеченную душу. Всего лишь слабый, но такой знакомый запах чего-то близкого и родного.
Даже слезинка, медленно скользившая по алой щеке, не была печальным прощанием, а скорее радостным напоминанием о любви и заботе дорогих людей, которые ждут, надеются и верят в неё.
Мягкую успокаивающую пелену вокруг разорвала свистящая болезненная пощёчина. Александрину отбросило в сторону, глаза моментально раскрылись, а щека запылала.
— Как ты посмела? — зарычал над девушкой Эйран. — Кто позволил тебе трогать эту вещь?
Она мгновенно отложила находку в сторону и со страхом взглянула на разгневанного мужчину.
— Прости… — прижала руку к щеке, чтобы унять боль, — я не хотела. Не знала, что это нельзя трогать. Ты ведь ничего не сказал…
— Это не твой дом, чтобы совать свой нос, куда не просят, — альфа схватил знахарку за волосы и дёрнул. — Ты сейчас совершила огромную ошибку.
— Эйран, — дрожь вновь вернулась, и на глаза его Амаре проступили слёзы, — прости меня, прошу. Я больше не буду ничего трогать, обещаю. Только отпусти. Я не притронусь больше к медальону.
— Кто-то идёт, — волк поднял голову и отпустил волосы Александрины. — А ну, вставай.
Резким рывком за локоть он потащил испуганную лекаршу на кухню. Она затравленно, спотыкаясь, плелась за черноволосым злым мужчиной, с которым не смела спорить. Обращённая корила себя за свою излишнюю любопытность и наглость. Это не её дом, не её вещи, не её город и не её народ. Здесь не было ничего, что принадлежало бы действительно ей, ничего родного. А тот запах лишь странный отголосок мирной и спокойной жизни, которой девушка жила когда-то.
— Это Гарди, — Эйран открыл окно на кухне, и морозный воздух тут же со свистом проник в тёплое помещение.
— Мне нужна Алекса, — раздался голос с улицы.
Названная пыталась выбраться из крепкой хватки ликана и заглянуть в приоткрытое окошко, ведущее на волю. Зачем она понадобилась Второму Альфе?
— Говори, — Первый Альфа грубо швырнул провинившуюся к подоконнику, волчица болезненно ударилась о выпирающую доску грудью и шумно вздохнула. Она не подала ни звука, чтобы не гневить мужчину ещё больше.
— Алекса, — блондинистая макушка показалась за окном, взгляд Гарди был растерянным и каким-то стыдливым, — ты только не злись и не переживай. Мы правда всё время следили за вашим домом…
— Что случилось? — тихо спросила девушка, чувствуя, как по спине пробегают мурашки.
— Они сделали это ночью, когда мы отлучились, чтобы сменить караул…
— Гарди, говори давай! — рявкнула лекарка, предвидя самое худшее.
— Он плох, очень плох, — голубые глаза опустились, боясь поймать взгляд проникновенно карих. — Карл с ним, они тут, он рвётся к тебе. Мы поймали их, но не знаем, что нам делать.
— Рейн? — на затылке зашевелились волосы.
— Да, — растерянно пробормотал Гарди. — Они измывались над мальчиком не больше часа, но и этого хватило. Он избит, изнасилован и совсем не может говорить. Мы пытались помочь ему, но омега просится к тебе.
Это был не ушат воды, целая ледяная лавина обрушилась на Александрину. Сердце в момент замерло и окаменело. Позади послышались приближающиеся шаги, но девушка в один миг выставила в сторону Эйрана руку, из которой показались длинные чёрные волчьи когти. Альфа остановился. Его Амаре ясно дала понять, что ему лучше не приближаться к ней сейчас, ни в эту минуту.
— Где он? — сиплый голос знахарки напугал Гарди, и тот отпрянул от окна.
Второй Альфа жестом позвал кого-то и отошёл ещё на два шага. Через несколько секунд в оконной раме показалась голова. Белоснежные волосы были в крови, лицо опухло, чёрно-синие ушибы перекрывали все идеальные черты лица мальчишки. Губы его дрожали, а из глаз текли горькие слёзы.
Рейн протянул руку и прижал её к стеклу. Потом отошёл, обнял себя за плечи и опустил голову. Александрина почувствовала, как в этот миг её душа раскололась и рассыпалась на части. И лишь одна мысль крутилась в её затуманенном разуме:
«Уничтожу».
Следующий шаг обращённой не мог предугадать никто. Со всей силы кулак полетел в окно, разнося в щепки не только хрупкое стекло, но и заставляя треснуть деревянную оконную раму. Осколки разворотили руку знахарки, но она уже не чувствовала боли. Засунув конечность по самое плечо в окно, волчица тихо позвала к себе Рейна.
Омега лишь вздрогнул, поднял опухшее лицо на свою защитницу и подошёл. На его щёку опустилась окровавленная ладонь, мягко лаская парня.
— Я убью их всех, — шептала Алекса. — Прости меня, прости меня…
Девушка отняла руку и потянула её обратно в дом. По пути зацепилась за острый край стекла, полоснув им вдоль всей руки, тем самым разрезая себе вены. Кровь потоком хлынула из них, бурыми пятнами заливая подоконник и пол под ним. Но она уже не чувствовала боли. Только этот мальчик был для неё сейчас важен.
Вторая рука всё ещё держала Эйрана на расстоянии, не давая ему даже приблизиться. Волк понимал, что сейчас Александрина опасна для всех, кто встанет у неё на пути.
Но времени для мести и выяснения подробностей не было. Весь город потонул в оглушающем вое рога.
Эттины напали на Феитар.
Ситуация стала почти безвыходной. Лекарша опустилась на пол, силы мгновенно покинули её. Она лишь стеклянными глазами следила за дальнейшими действиями Первого Альфы.
Тот мгновенно подскочил к окну и начал давать ценные указания.
— Гарди, пусть эти гады сидят в темнице, пока я не выйду отсюда. Не кормите их, рассадите в разные клетки. Собирай волков на площади; ты знаешь, что делать. Второй Альфа управляет всеми в моё отсутствие; Карл и Барди помогут тебе, они в курсе положения дел. Найди Далию, она тоже поможет. Спрячь Рейна в доме Фриты, пусть остаётся дома с ребёнком и поможет омеге. Ты всё понял?
— Да, Первый, — Гарди откликнулся незамедлительно, развернулся и убежал.
Александрина сидела на полу и думала. Тёмно-красная жидкость заливала пол, рисуя незамысловатые узоры на светлых досках. Снежинки залетали в разбитое окно, падали в горячую кровь и растворялись навсегда. Чувствуют ли эти посланники Природы скоротечность своей прекрасной жизни? Чувствуют ли деревья своё величие? Знают ли цветы о своей красоте? Боль — это природное, присущее всему на свете или человеческое? Ведь только она, эта мучительная и сладкая нега, делает нас такими человечными. Только боль заставляет нас: жить, чувствовать, бороться, ждать, любить. Без боли не было бы жизни. Так почему же сердце захлёбывается в этом нескончаемом омуте страданий?
«Это не моя жизнь. Я веду сразу четыре войны и не могу в них победить. Война против Эйрана с его яростью и отстранённостью. Война против оборотней города, которые через Рейна показали, что я не достойна быть одной из них. Война против эттинов, долгая и жестокая. И даже война против самой себя, самая сложная и изматывающая.
Не хочу больше биться. Я так устала жить в чужой шкуре, в чужом городе, в окружении чужих мне существ. Одна стою между молотом и наковальней, пытаясь сдержать удар со всех сторон. И сейчас война достигла своего апогея. Чужая война, которую приходится вести мне».
Эйран оглянулся. На полу остался лишь кровавый след. Александрина отправилась в свою комнату.
***
Девушка сидела на полу, спиной прижавшись к кровати. Окно было настежь распахнуто, на подоконнике и под ним уже лежал небольшой сугроб снега, который не таял в остывшем доме. Лишь от кровавой лужи на полу шёл пар, который колыхался от порывов ветерка.
Заживление работало, но не так, как было нужно. Алексе стоило только прижать ладонью разорванную вену, и та бы мгновенно стянулась, но лекарка этого не делала. Кровь в организме восстанавливалась, бесконечно вытекая из её тела. Считала ли обращённая, что заслужила эту муку? Или это являлось лишь развлечением в непроглядной скуке вокруг? А может желанием увидеть свет в сгущающейся тьме?
Уже три дня волчица сидела в одном положении, мышцы затекли настолько, что даже боль перестала ощущаться как нечто дискомфортное. Будто так и должно быть. Уже три дня Эйран находился под дверью затворницы, упрашивая впустить его, поесть или хотя бы прижать рану. Пол под ногами знахарки стал липким и влажным от множества литров пущенной крови. Девушка не ела и не пила, поэтому её организм ослабевал. Кровь возобновлялась чуть медленнее, чем вытекала. Конец был бы томительным и болезненным.
За три дня альфа так и не решился выбить дверь в её комнату. Она была хозяйкой этой территории. И волчья сущность всеми силами сопротивлялась вторжению к той, которая его чуть не убила. Мужчина не мог взять себя в руки, чтобы спасти свою Амаре, не мог оставить её дверь без присмотра, но, когда кровь уже начала пробиваться в нижнюю щель и заливать пол в коридоре, не выдержал.
— Я отменю эту традицию раз и навсегда, — закричал Рэгнволд в глухо запертую дверь. — Ты сегодня же выйдешь из этого дома и заберёшь омегу с собой. Я выпру вас из этого города. Ты поедешь к родителям и всё забудешь. Обещаю тебе. Ты не должна себя пытать из-за того, что я не обеспечил мальчишке защиту. Не должна убивать себя за тысячу совершённых мной ошибок. Алекса, прошу, сделай последнее усилие и открой эту поганую дверь, разделяющую нас. Сама же просила меня открыть мою, но я испугался. Но ты ведь храбрая, самая сильная из всех, кого мне довелось когда-либо встретить. Свет во всей этой чёрной дыре. Позволь мне тебе помочь.
За дверью послышался шорох. Альфа отпрянул от неё и затаил дыхание. Девушка пошевелилась впервые за несколько дней.
— Убей их, — такой тихий, будто загробный, голосок раздался за твёрдой дубовой преградой.
— Я убью, убью их сегодня же, — Эйран подполз снова. — Только открой дверь, и обещаю, что выполню любую твою просьбу.
Замок щёлкнул, она выплыла в коридор, держась за искалеченную руку, прошла мимо сидящего на полу мужчины. Он тут же побежал за ней. Вся её одежда пропиталась кровью, лицо посерело, стеклянные глаза впали. Александрина стояла прямо к входной двери, ожидая, когда Первый Альфа распахнёт её.
— Мне нужно на волю, — шепнула волчица.
***
Эйран выполнил своё обещание. Стоило ему только крикнуть что-то в окно, и дверь тут же распахнулась. Девушка вышла на улицу, прикрывая глаза, ослеплённая ярким сиянием снега.
Альфа попытался взять её под руку, но она вяло отмахнулась и зарычала. Мужчина перебросился парой фраз с неизвестным ликантропом, который, видимо, охранял дом Первого Альфы, и солдат убежал вперёд. Амаре шли к площади для казней в гробовом молчании.
На улицах города было оживлённо. Уже наступило предобеденное время, и лавки как раз переживали главный наплыв покупателей. Но при виде странной парочки, окровавленной замученной обращённой и усталого Первого Альфы, все замолкали и опускали глаза. Знали они о произошедшем или нет? Наверняка знали, потому что чем дальше пара шла, тем больше становилась колонна оборотней за ними. Все двигались медленно, бесшумно, не переговариваясь.
Казнь Александрине показалась мгновенной. Ей хотелось растянуть это действо, чтобы мерзкие душегубы мучились дольше, но Эйран и так тянул время, как мог. Девушка не смотрела в глаза ни одному из преступников, но наслаждалась моментами, когда их кровь разливалась под её босыми ногами.
— Слишком мало страданий, — она посмотрела в глаза Рэгнволду, отвернулась и зашагала обратно.
В толпе на неё налетел Карл и попытался сжать в объятиях, но Вентид лишь мельком взглянула на него, потом увидела Рейна, подошла к мальчику, провела тыльной стороной руки по щеке омеги. Кожа показалась ей такой тёплой, что в голове проскочила мимолётная мысль о собственной давней кончине. Словно видение обращённая плавала среди собравшихся, не в силах стать такой же живой, как они.
— Ты недостаточно отмщён, — стыдливо опустила знахарка голову.
— Вернись ко мне, — зашептал омега ей в ответ, — давай забудем всё, только вернись.
— Я отправлю тебя подальше отсюда, — она качнула головой и поплелась дальше.
Александрина пыталась найти хоть что-то в своей душе, хоть каплю чувств или эмоций. Но было глухо и пусто. Как будто её многострадальное сердце вновь вырвали и уже не вернули на место. Рейну как никогда требовалась её поддержка и забота, но теперь девушка боялась сделать только хуже своей привязанностью к мальчишке. Уверенность в том, что это из-за неё он пострадал, вывернула её наизнанку, заставляя наказывать себя, злиться на других, ругать Судьбу, ненавидеть всё вокруг. Не было даже отчаяния, которое подпитывает силы. Была лишь пустота. Большая дыра прямо посередине груди.
Карл устремился вслед за своей Вентид и преградил ей дорогу, из-за чего Алекса врезалась прямо ему в грудь лбом.
Такая маленькая девочка на фоне высоких и крупных существ. Она как ребёнок, сидящий за одним столом со взрослыми. Ещё не достаёт ногами до пола, не видит, что творится за столом, но уже принимает судьбоносные решения. Как гадкая игра, в которой её все пытаются обмануть, но крошка продолжает играть, продолжает бороться. Но им стоит толкнуть её, и она кубарем полетит вниз, на каменный пол, разбивая коленки.
— Вернись, — мужчина попытался встряхнуть подругу, — вернись к нам, принцесса. Ты нужна нам всем. Пожалуйста…
— Прочь с дороги, — тихий шёпот разрезал повисшую вокруг тишину, ликаны внимательно слушали её.
— Дай мне тебе помочь, я же чувствую тебя, чувствую то, что творится в твоей душе.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — зарычала обращённая волчица. — Уйди с дороги.
Зеленоглазый оборотень не стал больше удерживать её и отступил в сторону.
— Я буду с ним, больше не отойду от него, — проговорил он в спину лекарше. — Ты только возвращайся к нам.
